Текст книги "Реаниматор"

Автор книги: Валерий Горшков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

– Да, я приехал проститься с отцом Сергием, – глухо подтвердил я. – Буду ждать вас в пять часов.

– Я не опоздаю! – извинительным тоном заверила Алена. – До встречи, батюшка. Спасибо вам, что… согласились. Вы даже не представляете, как много для меня это значит!

– Выходит, он писал не зря… Храни вас Господь, – я повесил трубку и направился к поджидавшей меня «Волге». До похорон оставалось примерно два с половиной часа. И прежде чем поехать на Южное кладбище, я решил заглянуть в осиротевший после гибели отца Сергия, переживший варварское надругательство Троицкий храм. Скорее всего, он, требующий реставрации изуродованных краской стен, будет закрыт. Но только не для меня…

Глава 44

Как я и предполагал, к завершению церемонии прощания возле буквально заваленного живыми цветами песчаного холмика, окруженного огромной толпой скорбящих людей, начался откровенный фарс. При помощи охраны из накачанных бугаев, ледоколами пробивавших своим хозяевам дорогу к могиле, начали толкать свои длинные, насквозь фальшивые и «прочувствованные» речи милицейский генерал Войцеховский и депутат Законодательного собрания Питкевич. Привычно нацепив на гладкие, раскормленные лица соответствующие ситуации траурные маски, они приступили к своему привычному делу – публичному словоблудию. Слушать эти, словно надерганные из интервью наугад взятого демократа в телепередаче «Парламентский час», гневные обличительные тирады, судя по напряженным лицам, было тошно абсолютному большинству тех, кто стоял у могилы. Одна старушка, хладнокровно и молча вытесненная шкафообразными охранниками депутата с пятачка возле могилы отца Сергия, не выдержав, прошептала, негромко, но так, что услышали многие:

– Хотя бы здесь, на могиле святого человека, постыдились языками своими погаными молоть, ироды проклятые! Да на ваших продувных рожах клейма ставить некуда, а все туда же!.. Нигде от вас покоя нет…

Бабушку быстро взяли под локти двое неприметных молодых мужчин в штатском и деликатно, но настойчиво, без лишнего шума увели куда-то в «третьи ряды». А стоявший рядом со мной и Томанцевым молоденький веснушчатый лейтенант, приехавший на Южное кладбище вместе с майором, не совладав с возмущением, тяжело вздохнул и презрительно сплюнул под ноги. Вовремя спохватился, наткнувшись на тяжелый взгляд Томанцева, виновато потупил очи долу и бочком отошел в сторону, за спины священников Троицкого храма, отца Агапа и отца Николая.

Я с трудом дождался окончания длинных монологов власть имущих. Когда генерал и депутат закончили свои выступления и с чувством выполненного долга удалились вместе с громилами-охранниками, к могиле протоиерея снова нескончаемой чередой потянулись люди, чтобы проститься с жестоко убитым священником. Когда растянувшаяся на целых три часа траурная церемония завершилась и толпа скорбящих стала быстро редеть, песчаного холмика уже было не видно под целой горой из живых цветов.

…Я и Томанцев покинули Южное кладбище в числе последних и, уединившись на заднем сиденье его «девятки», смогли наконец поговорить о важном для нас обоих деле – розыске осквернивших храм убийц-сатанистов.

– Я очень хотел бы сказать вам, отец Павел, хоть что-нибудь действительно обнадеживающее, но, увы, – сухо произнес майор, глядя в сторону, – несмотря на проделанную моими коллегами и товарищами из ФСБ огромную работу, пока для оптимизма мало оснований. Хотя некоторые зацепки эти уроды все-таки оставили… Пистолет «ТТ», из которого были убиты отец Сергий и похороненные вчера милиционеры, оказался без криминального следа и отпечатков… Но есть показания свидетеля, который в момент совершения преступления выгуливал в сквере у храма свою собаку. Он издали видел выходивших из дверей храма двух длинноволосых типов, один из них нес камуфлированный рюкзак. Еще, говорит, с удивлением подумал, чего они, лохматые, могли там делать в час ночи. Да еще с рюкзаком. В милицию пришел сам, когда утром по радио услышал про тройное убийство и осквернение. Что же касается уничтоженной варварами старинной иконы… Экспертиза не может дать однозначного ответа, действительно ли облитый кислотой образ является Тихвинской Пресвятой Богородицей. Доска вроде бы очень старая, однако есть мнение, что не настолько, чтобы ей можно было дать три с лишним сотни лет. Улавливаете мысль?

– Вы считаете, все это… я имею в виду осквернение храма и уничтожение иконы, всего лишь прикрытие? – спросил я, в упор взглянув на прикуривавшего сигарету Томанцева.

– Не исключено. Хотя кое-кому из начальства очень хочется поскорее списать все случившееся именно на сатанистов… Но уж больно профессионально работали эти лохматые. С первого взгляда ясно, что акция была заранее, со всей тщательностью подготовлена. Я уверен, что они вынужденно убили оказавшегося в храме в столь поздний час отца Сергия. Но не в этом дело… Убийцы прекрасно знали, что Тихвинская икона защищена не только бронированным стеклом, а еще и сигнализацией. Более того, они знали, что она отключается ключом-чипом, и имели представление, где находится сканирующее устройство! Теоретически можно предположить, что отец Сергий и воры находились в сговоре. Но это полный бред. Самая популярная версия – протоиерей под угрозами применения оружия сам рассказал взявшим его на прицел лохматым выродкам о способе отключения сигнализации и снятии бронированной защиты. Он же, под прицелом пистолета, дал грабителям имевшийся у него ключ – один из двух чипов, сделанных при монтаже системы. Его нашли на столе, возле трупа. Но, во-первых, это маловероятно, а во-вторых… Положение трупа – настоятель сидел за столом – и характер полученных отцом Сергием смертельных ранений показывают, что убийца стрелял прямо с порога. Он и его подельник явно не ожидали увидеть священника в его комнате, где за книжными полками и находилось сканирующее устройство. Отсюда логичный вывод…

– Либо отец Сергий и воры действительно были в сговоре, либо убийцы имели с в о й, третий, ключ, о существовании которого никто не знал.

– Именно! Обычно при проектировании таких сложных, штучных охранных систем заранее обговаривается нужное заказчику количество ключей. А после выполнения заказа вся информация, пользуясь которой, при наличии специального оборудования, можно изготовить дубликат и отключить электронную защиту, в обязательном порядке уничтожается… Поэтому мужики из ФСБ тут же связались с работавшим в одном из питерских оборонных НИИ технарем, который проектировал и устанавливал сигнализацию. И выяснили, что, оказывается, незадолго до роковой ночи он, представьте себе… скончался. – Томанцев пристально посмотрел мне в глаза. – Выпал из окна квартиры, будучи в сильном подпитии. Официальная версия – несчастный случай. Жена и дочка технаря уехали к теще в деревню, вот мужик, дескать, воспользовавшись свободой, и наступил крепенько на пробку. Принял на грудь, сел на подоконник покурить и – ага… с пятого этажа на асфальт.

Затянувшись в последний раз, майор приспустил тонированное стекло на двери «девятки» и щелчком выбросил окурок на асфальт.

– Только это еще не вся история. Обломившись, коллеги решили поговорить со спецом, принимавшим участие в создании бронированной защиты иконы. Этот, как выяснилось, был аж из Москвы, из известного НИИ. Надеялись, а вдруг он, отвечавший за создание защитного контейнера из тонкого, прозрачного, как вода, и безумно дорогого пуленепробиваемого стекла класса «диамант», знает о существовании третьего ключа-чипа? Но не тут-то было! Не смогли сыщики расспросить спеца. Как думаете, отец Павел, почему?

– Видимо, несчастный случай…

– Точно! Причем произошел он примерно в то же время, что и с электронщиком. Этот мужик, как оказалось, тоже погиб, будучи в сильном алкогольном опьянении. Попал под машину, далеко за городом, на Ленинградском шоссе. Ночью. Спрашивается, что он там делал? Однако никаких оснований предполагать, что имело место умышленное убийство, подмосковные коллеги не нашли… Что же получается? Оба специалиста, принимавшие участие в создании защитных устройств для Тихвинской иконы – между прочим, оцененной крупнейшими европейскими страховыми компаниями в два с половиной миллиона долларов! – скончались в одно и то же время от несчастных случаев… Совпадение?! Теоретически – возможно, но реально – шанс один к миллиарду… Вот и скажите мне, отец Павел, под силу такое обычным сатанистам?! Какими бы связями, возможностями и деньгами ни обладали их «духовные наставники», одного из которых, по прозвищу Каллистрат, мы с вами не так давно общими усилиями до конца дней отправили в «дурку»… Причем, заметьте, все предварительные телодвижения и жертвы – отнюдь не для того, чтобы похитить драгоценную старинную икону, заменить ее подделкой и крепко погреть руки на продаже раритета теневому коллекционеру, а лишь для того, чтобы, сняв защиту, демонстративно уничтожить икону кислотой! Возможно такое?

– Намекаете на причастность спецслужб к организаторам подмены? К тем, кто написал сценарий столь тщательно инсценированного сатанинского шабаша?

– Не намекаю, – покачал головой Томанцев, – я просто убежден в этом. Но есть опасение, что ни мне, ни кому-либо другому, имеющему отношение к расследованию дела, не удастся найти хоть какие-нибудь реальные доказательства этого. Слишком грамотно все сработано. Подозрений, версий – да ради бога! Улик – ни одной!.. Вот и выходит, что технари скончались сами по себе, без криминала, а убитый лохматыми отморозками-сектантами священник просто испугался и, желая сохранить жизнь, самолично отдал вандалам чип от сигнализации. А у тех – вот так совпадение! – кроме убитой собаки, лягушек и баллончика с нитрокраской, совершенно случайно оказалась в рюкзаке бутыль с концентрированной кислотой!.. Так что если хотите знать мое личное мнение, батюшка, то над подготовкой похищения иконы долго и кропотливо трудилась целая команда. Предусмотрели буквально все! Придумать и организовать такую акцию, используя связи в верхних чинах ФСБ, под силу только очень влиятельному подонку. Главарю крупной бандитской группировки или, скажем, вору в законе. Причем далеко не каждому «апельсину», а лишь опытному, хитрому, дерзкому. Вроде покойного Булыжника…

– Значит, вы уверены, что ни убийц, ни тем более организатора похищения иконы милиция и даже спецслужбы не найдут? – с горечью произнес я, чувствуя, как под ребрами вновь образуется вакуум, а перед глазами начинают плавать темные пятна.

– Простите, отец Павел… Но я думаю, вряд ли. Скорее всего, в конце концов найдут формальных козлов отпущения, шестерок, которые окажут вооруженное сопротивление при аресте и будут застрелены группой захвата… Поймите одну простую истину. Жилы рвем и носом роем землю только мы, рядовые служаки, а наши отцы-командиры в большинстве своем заинтересованы не в поимке реальных преступников, а в «рубке палок» и сохранении под своей задницей теплого кресла! Иными словами, следствие по громким делам всегда идет по пути наименьшего сопротивления. Главное – не найти и покарать реальных мокрушников, а отчитаться перед вышестоящим начальством в раскрытии особо тяжкого преступления и наглядно показать толпе, что милиция и ФСБ не зря едят свой хлеб! Впрочем, даже эта показуха удается далеко не всегда. Так и живем, батюшка… Бывает, конечно, и слепое везение, на нашем жаргоне – «пруха», но на моей памяти громких дел, раскрытых исключительно благодаря стечению обстоятельств, – считаные единицы… Единственное, отец Павел, что я могу как майор ГУВД гарантировать вам на сто процентов, так это то, что наши парни действительно сделают все возможное, чтобы найти этих тварей. А если сподобит Бог отыскать – чтобы они, скоты, еще на этом свете пожалели о том, что родились!..

Я до боли в скулах стиснул зубы и на пару секунд закрыл глаза. Только что Томанцев буквально слово в слово повторил фразу, сказанную мной на бензозаправке в Вологде Андрею Каретникову. А еще я сказал парню, что готов поменять свою жизнь на неотвратимость человеческого, земного возмездия…

Имеет ли право священник на такие жестокие пожелания? Положа руку на сердце могу признаться, что в ту секунду я не хотел и не мог об этом думать. Так же как во время схватки с похитившей Лизочку Нагайцеву бесовской кодлой Каллистрата, я уже не сдерживал свои эмоции и, мысленно продолжая взывать к правосудию небесному, всем своим существом жаждал мести земной! Я смотрел на себя словно со стороны и с холодным безразличием осознавал: за годы пребывания на Каменном и вынужденного ежедневного общения с самыми гнусными представителями рода человеческого во мне, как духовном пастыре, хотел я того или нет, что-то неотвратимо изменилось. Я во многом утратил ту всепрощающую беспристрастность к пожизненно заключенным, которая изначально должна быть присуща взвалившему на себя столь тяжкий крест, живущему лишь служением Господу священнику.

Сидя рядом с майором Томанцевым, крепким, волевым и – главное – не стесненным в своем праведном гневе никакими условностями, кроме Уголовного кодекса, мужиком, я вдруг со всей очевидностью понял: в то и дело вспыхивавшей в моей душе на протяжении последних четырех лет незримой борьбе между оставшимся в далеком прошлом боевым офицером Авериным и сменившим его, казалось – навсегда, духовным пастырем отцом Павлом все-таки произошел перелом… Гибель пожилого протоиерея от рук подонков, осквернивших храм только из желания скрыть следы похищения иконы, стала той последней каплей, которая переполнила чашу. Я, Аверин, хотел мстить. Я готов был сделать все, чтобы приблизить час расплаты. Я желал придумавшему всю эту дьявольскую комбинацию кукловоду и непосредственным убийцам отца Сергия не «законного» осуждения и тюрьмы, пусть даже на острове Каменном, а только смерти…

Око за око, зуб за зуб. Эти слова придумал не я. Они есть в Ветхом Завете.

Возможно, это было только самооправданием. Но, вспомнив этот библейский текст, совершенно неожиданно ощутил небывалый прилив сил.

– Вы сразу же вернетесь назад или пока останетесь в Питере? – пробился откуда-то извне спокойный голос Томанцева, прервав мои размышления и в один момент вернув меня к действительности. Я, как и прежде, сидел в «девятке» майора, на площадке перед входом на Южное кладбище.

– Я пока останусь… может, всего на день-два.

– У вас есть где остановиться?

– Не беспокойтесь.

– Отец Павел, я не просто так, из любопытства, спрашиваю. Дело в том, что протоиерей завещал вам свой новый дом, заново отстроенный при помощи добрых людей на месте сгоревшего, в Стрельне. Но, насколько мне известно, в доме пока еще не закончена внутренняя отделка и совершенно нет мебели. Старая сгорела при устроенном сатанистами пожаре, когда вы оба чуть не погибли… А у меня как раз есть одна свободная квартирка. Не хоромы, но вполне приличная. В центре, у концертного комплекса «Юбилейный». Мой младший брат Димка, он сейчас в ОМОНе служит, недавно женился и переехал к жене, в Сестрорецк. Курортная зона, море и все такое… После загазованного города – вообще сказка. Вот квартира пока и стоит пустая, но в ней есть все необходимое – мебель, холодильник, посуда, горячая вода. Так что… Ключи у меня в кармане. Если вы не против, можем прямо сейчас туда и заскочить. А прапорщик ваш, – Томанцев кивнул на припаркованную неподалеку серую «Волгу», возле которой стояли и о чем-то переговаривались Андрей Каретников и приехавший с Томанцевым веснушчатый лейтенант, – если в состоянии рулить, может возвращаться назад на Каменный, как и собирался. А нет – пусть едет за нами. На квартире спокойно отоспится, а уж завтра с утра отправляется в дорогу. Что скажете, батюшка?!

– Не скажу «нет», – кивнув и в знак благодарности за заботу тронув майора за плечо, ответил я. – Спасибо, Володя…

Каретников не поехал с нами в центр, напомнив, что подполковник Саенко сегодня до конца дня или, по крайней мере, к следующему утру ждет его возвращения на остров. Я, Томанцев и лейтенант по фамилии Греков попрощались с Андреем, пожелали ему доехать без проблем, сели в «девятку» и поехали на 2-ю Советскую улицу, где и находилась квартира, которая должна была стать моим временным пристанищем.

Глава 45

Алену я узнал сразу, хотя прежде мы никогда не встречались. Прогуливаясь возле памятника императрице Екатерине Великой, которая свысока глядела на своих медных фаворитов, окруживших постамент, я заметил остановившийся на Невском проспекте, против Катиного садика, большой черный «мерседес», из которого торопливо выпорхнула и, забросив за плечо сумочку, направилась в мою сторону высокая стройная девушка с короткой, почти мальчишеской стрижкой светлых волос, в ярко-красной приталенной куртке из похожего на клеенку лакированного материала, черных чулках на стройных ножках и длинных, выше колен, остроносых сапогах-ботфортах с металлическими пряжками. От моего внимания не ускользнуло, как буквально все находившиеся в этот момент в радиусе десятка метров мужчины в возрасте от пятнадцати до пятидесяти синхронно вывернули шеи и обратили свои взоры на вызывающе одетую молодую красотку, с таким же, как у императрицы на постаменте, высокомерным видом появившуюся из шикарной сверкающей машины и подиумной походкой решительно направившуюся к застывшему у памятника бородатому священнику в длинном черном пальто, из-под которого виднелась ряса.

Приблизившись ко мне, Алена, взволнованная, но не забывающая, что ее, как и всегда, раздевают взглядом посторонние люди, сбавила шаг, смущенно заглянула мне в глаза и, тут же отведя их в сторону, торопливо, вполголоса сказала:

– Здравствуйте, отец Павел. Может быть, мы отойдем куда-нибудь?.. Вон туда, на свободную скамейку?

– Конечно, – кивнул я, следуя за девушкой. – Вы так обаятельны, что привлекаете к себе внимание всех окружающих мужчин.

– Спасибо, – вздохнула не услышавшая от меня ничего нового Алена и присела на скамейку. – Я не опоздала? – спросила она, мельком посмотрев на крохотные золотые часы-браслет и не решаясь сразу же попросить письмо Алексея. – Кажется, нет. Без одной минуты пять…

– Вы не одна? – Я внимательно окинул взглядом припаркованный на проспекте, возле сквера, «мерседес».

– Да… Там охранник, но вы не волнуйтесь, он не в курсе. И вообще – нормальный, не болтливый парень, – торопливо заверила меня Алена и выжидательно замолчала, теребя тонкую лямку подобранной в цвет куртки красной сумочки.

Я сунул руку во внутренний карман пальто и без лишних слов протянул девушке долгожданное письмо Лехи. Фактически – послание с того света.

– Может, мне лучше прогуляться, пока вы будете читать? – на всякий случай предложил я, но Алена торопливо замотала головой.

– Ой, что вы, батюшка!.. Это совсем не обязательно! – ее щеки залились румянцем. Развернув сложенный вчетверо, густо исписанный тетрадный лист в клеточку, дочь Тихого принялась жадно, быстро водить наливающимися влагой глазами по строчкам, наспех нацарапанным Реаниматором в одиночной камере.

…Заключенные на Каменном убийцы, не проявляющие буйный нрав, не бросающиеся с кулаками на контролеров и не отказывающиеся от обязательной работы – пошива рукавиц, содержались, как правило, в двухместных камерах и имели, по крайней мере, возможность постоянно общаться между собой. Таких в тюрьме особого назначения было большинство. В одиночках «гноили» лишь агрессивных, а также тех, кто сам желал изоляции (их было крайне мало) или наотрез отказывался, даже после жесткой «обработки», выполнять какую-либо работу в тюрьме. К числу последних, как ни странно, несмотря на все мои уговоры, относился и Алексей Гольцов…

За год своего пребывания в узилище Реаниматор не отработал ни одного дня и, похоже, не собирался делать этого и впредь, хотя такое несгибаемое упрямство бывшего бандита на первых порах стоило ему двух выбитых зубов и сломанного прапорщиками ребра, с тех пор изредка напоминавшего о себе по ночам тупой болью. Быстро убедившись, что имеют дело с конченым «отрицалой», и не желая напрасно тратить силы и к тому же прослыть в моих глазах полными садистами, контролеры оставили сто шестидесятого в покое. Из камеры размером два с половиной на три метра Алексей выбирался только на тридцать минут в день, когда его выводили на обязательную прогулку в затянутый сверху металлической сеткой тюремный двор, а также на помывку, положенную зэкам Каменного раз в десять дней…

Только вряд ли Леха писал любимой девушке об этих нюансах своего пребывания в стенах древнего монастыря…

Я видел, как у Алены, третий раз жадно перечитывавшей письмо, текли из глаз слезы, и искренне сочувствовал ей. То, что пришлось испытать, пережить ее «мужу» за прошедшие после безнадежного приговора месяцы, по моему твердому убеждению, стоило заслуженных Реаниматором за убийство нелюдей десяти лет в обычной зоне. Только какой судья в России рискнет произвести этот абстрактный, не предусмотренный ни одним законом «взаимозачет»?

Наконец Алена нашла в себе силы оторваться от письма. Чересчур медленно, бережно проглаживая кончиками пальцев сгибы бумаги, она сложила листок вчетверо и спрятала в сумочку. Достала из шуршащей целлофановой упаковки бумажную салфетку-платок и промокнула мокрое от слез, пылающее, покрывшееся пятнами лицо. Смяв платок в ладони, небрежно-изящным жестом бросила его в стоявший рядом со скамейкой мусорник. Несколько раз шмыгнув носом, провела пальцами по щекам, пригладила коротко остриженные волосы цвета спелой ржи. Шумно вдохнула, глядя себе под ноги, на острые носы сапог, чуть слышно выдохнула, повернулась ко мне и вдруг нежно улыбнулась. Ее глаза были полны надежды и, я бы даже сказал, решительности.

– Как вы считаете, отец Павел, Леша действительно заслужил высшую меру за то, что сделал? – с затаенной надеждой спросила девушка, пытаясь прочитать на моем лице ответ. – Я спрашиваю вас не как священника, а просто как человека! Как одного из немногих, которому известно в с е… Или ваш духовный сан не позволяет вам… как там сказано в Библии… судить ближнего своего? Не судите, и не судимы будете, так?!

– Я считал и считаю, что, учитывая все известные вам обстоятельства и социальную опасность его жертв, вынесенный Алексею приговор был слишком суровым, – не кривя душой, честно сказал я и сразу же увидел, как просияло, буквально залучилось теплотой красивое лицо Алены. – Если бы можно было повернуть время вспять…

– Если бы он не убил этого предавшего нас подонка, Лобастого, и не угодил в лапы милиции, то сейчас был бы на свободе… – бесцветно, словно в пустоту, произнесла дочь авторитета. – Хотя в таком случае я не уговорила бы Томанцева провести меня в «Кресты» и… не родился бы Петя, – молодая мама, гордая за своего малыша, испытующе посмотрела на меня, ожидая увидеть внезапное изумление. Но не увидела.

Я был готов к новости, которую услышал, потому что за прошедшие с нашего с Аленой телефонного разговора полдня уже не раз мысленно задавал себе вопрос: кто отец маленького Петруши, у которого из носа текли сопли и чье красное горлышко так беспокоило принявшую меня за врача маму? В разговорах со мной Гольцов ни разу не упоминал, что у Тихого были другие дети, кроме Алены. И уж конечно, учитывая преклонный возраст давно разменявшего восьмой десяток авторитета, таковые вряд ли могли появиться за последний год. Значит, мальчик был его внуком… Но кто тогда отец? Может быть, Алена вышла замуж?

Я собирался задать ей этот вопрос, но девушка опередила меня и рассказала все сама.

– Сколько ему? – с улыбкой спросил я.

– Пять месяцев, – ответила Алена. – Уже после суда я тайно побывала у Леши в камере, заплатив майору Томанцеву десять тысяч долларов. Когда отец узнал, что я беременна и от кого, он буквально обезумел. – С лица девушки исчезла счастливая материнская улыбка. – Если бы не врачи, которые категорически запретили делать аборт, предупреждая о возможных последствиях, Петруши сейчас не было бы на свете… Однако отец всегда мечтал о внуках и поэтому вынужден был смириться. Но только в том, что касалось аборта… Если бы вы знали, батюшка, каких оскорблений и унижений я натерпелась за последующие полгода! Я даже – страшно сказать! – подумывала о том, чтобы подсыпать отцу в кофе какой-нибудь яд, – так он меня достал своими ежедневными язвительными репликами! До сих пор удивляюсь, как хватило сил сдержаться… – покачала головой Алена. – Правда, после рождения внука отец сильно изменился. Вначале я думала, притворяется, но потом убедилась, что нет. Сейчас буквально боготворит Петрушу, часами напролет с ним возится. Более заботливую няньку даже трудно себе представить…

– Лучше поздно, чем никогда, – банальнейшей фразой вполголоса ответил я, помимо желания вспомнив мою так и не ставшую матерью жену Вику. Ее, беременную, сначала изнасиловал, а затем убил сексуальный маньяк Яблонский.

На некоторое время мы оба погрузились в свои мысли. Первой заговорила Алена, и я сразу обратил внимание, как разительно переменился ее тон. Чем были вызваны новые интонации в ее голосе, я понял очень скоро. А поняв, испытал настоящий шок.

– Отец Павел… вы поможете мне вернуть сыну его отца?

– В каком смысле? – удивился я. Алена, скорее всего, просто не очень четко сформулировала свой вопрос. Наверное, она хотела, чтобы я сообщил Алексею о том, что у него, у них, есть малыш, зачатый тогда, в камере «Крестов».

– В самом прямом! – Лицо юной мамы на мгновение окаменело, губы плотно сжались. Глаза смотрели с холодной, безоглядной решимостью. – Я хочу, чтобы вы помогли Алексею бежать с Каменного!..

С таким выражением лица люди совершают самые главные поступки в своей жизни. С такими глазами бросаются под колеса летящего по дороге грузовика, чтобы спасти побежавшего за мячиком ребенка. С такими глазами делают шаг вперед, стоя на краю крыши и сводя счеты с жизнью.

«Господи, о чем она говорит?..»

– Я знаю, как это сделать! Мы с отцом придумали план побега! Я припугнула его тем, что в противном случае заберу Петрушу и уеду навсегда, и он в конце концов вынужден был сдаться и начать всерьез обсуждать возможность вытащить Лешу с вашего проклятого острова…

Я начинал понимать, в какую авантюру пытается втянуть меня дочь уголовного патриарха.

– Нам осталось только передать Леше всю необходимую для побега информацию! Длинную и сложную легенду, которую он должен выучить до последней запятой и которая поможет ему покинуть пределы тюрьмы. Мы освободим его без единой жертвы, обещаю вам!.. Поймите, отец Павел, вы уже столько для Леши… для всех нас, включая малыша, сделали, что я не хочу, не имею морального права использовать вас втемную! Вы же сами только что сказали, что на смертную казнь Алексея осудили несправедливо!

– Да, сказал. И готов повторить это еще сто раз. Однако вне зависимости от нашего с вами личного мнения, то действие, о совершении которого вы меня просите, на языке закона называется «организация побега». Это уголовное преступление, за которое полагается срок, – сказал я, прекрасно понимая, что не смогу переубедить девушку, охваченную желанием во что бы то ни стало осуществить в высшей степени авантюрный план. За всю более чем семидесятилетнюю историю тюрьмы на острове Каменном с него еще никому и никогда не удалось бежать. А в последние пять лет меры по охране смертников стали поистине беспрецедентными.

– Я понимаю, что это преступление, – спокойно согласилась Алена. – А… осквернение храма и убийство протоиерея – не преступление?!

– Что?.. Я вас не понимаю…

– Отец Павел, я не просто прошу вас о помощи.

Я, если хотите, предлагаю вам сделку! Да, да, именно сделку! Если вы передадите Леше письмо с подробным планом побега, в обмен я назову вам имя организатора ограбления Троицкого храма. Вы узнаете настоящее имя того гнусного ублюдка, который придумал инсценировку сатанинского ритуала с целью завладеть Тихвинской иконой! Посланные этой мразью отморозки осквернили храм и убили сначала двух милиционеров, а затем и священника, с которым сегодня утром вы прощались на Южном кладбище!

– Вы… знаете, кто это сделал? – Я непроизвольно схватил локоть девушки и, сам того не желая, в бурном эмоциональном порыве, слишком сильно сжал его.

Алена тихо вскрикнула от боли, глядя на меня широко открытыми глазами, и попыталась машинально высвободить руку. Это удалось ей только со второй попытки, когда я, опомнившись, разжал железный захват и, быстро проведя ладонью по лицу, нашел в себе силы заговорить:

– Извините, ради бога… Алена! Но… мне трудно поверить… Как в а м удалось узнать… его имя?! Если только… организатором похищения иконы не был ваш отец, – чуть слышно прошептал я, поразившись внезапно пришедшей мне на ум догадке.

Если все, что сказала девушка, чистая правда, то узнать истину она могла только в одном случае – за убийством протоиерея стоял ее отец, криминальный авторитет по кличке Тихий!

– Нет, это не его идея, – отрицательно качнула головой Алена. – Но он, безусловно, был полностью в курсе предстоящей акции. И даже, правда на вторых ролях, принял непосредственное участие в ее подготовке. У отца ведь есть связи в ФСБ, я знаю… Когда Леша окажется на свободе, я – клянусь памятью матери и сыном! – сообщу вам имя главного преступника. Дальше поступайте с ним так, как посчитаете нужным. Сдайте его ментам или эфэсбэшникам, они будут очень рады!.. Только единственная просьба: никогда не упоминать нас с Алексеем. Что же касается отца, – дрогнувшим голосом добавила Алена, вильнув недобро блеснувшим взглядом в сторону, – то рано или поздно он должен ответить за все зло, которое совершил на этом свете. Мне нисколько не жаль его! Он – чудовище!.. Но, прежде чем отца возьмут за горло, его головорезы должны помочь мне освободить Лешу!

– Господи… Милая моя, вы хоть понимаете, что фактически уже подписали своему отцу смертный приговор?! А если я, не дожидаясь побега и не передавая Алексею ваше письмо, немедленно свяжусь со следственной группой и слово в слово передам наш с вами разговор?!

– Вы этого не сделаете, батюшка. – Девушка поглядела мне в глаза и нашла в себе силы беззлобно усмехнуться. – Во-первых, уже потому только, что вы – священник. Во-вторых, потому, что сами желаете во что бы то ни стало найти убийц отца Сергия. В-третьих, вы хорошо относитесь к Алексею и в глубине души сами хотите, чтобы он оказался на свободе. И наконец, в-четвертых, даже зная о некоторой причастности отца к похищению иконы, без моей помощи ни один сыщик не сможет ничего доказать. Отец не так прост, иначе он не был бы тем Тихим, которого знает и с которым вынужден считаться весь криминальный Питер… И уж тем более при таком раскладе милиция и спецслужбы никогда не узнают, кто в действительности стоит за всем этим дьявольским спектаклем и кто в ту ночь был в храме под личиной сектантов. Только я могу дать следствию самую главную улику! Потому что, отец Павел, я знаю не только имя организатора, но и место, где в настоящее время находится похищенный образ Тихвинской Пресвятой Богородицы!