355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валерий Кубасов » Прикосновение космоса » Текст книги (страница 8)
Прикосновение космоса
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 10:01

Текст книги "Прикосновение космоса"


Автор книги: Валерий Кубасов


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Во время полетов на Центре лежит огромная ответственность: ЦУП дежурит день и ночь, когда орбитальный комплекс проходит через зону радиовидимости и когда связи с космическими объектами нет. В Центре не бывает нерабочего времени: круглые сутки группы Центра находятся на боевом посту, готовые в любую минуту помочь космическому кораблю и его экипажу, поддержать его советом, а иногда и просто добрым словом...

В переговорах с Землей мы часто обходимся без позывных: специалисты Центра управления, операторы связи, руководители – наши старые знакомые, и мы легко узнаем их по голосу. Многие космонавты – и летавшие, и те, которым полеты еще предстоят,– участвуют в управлении, ведь это тоже тренировка. И "земляне" не только узнают нас по голосам, но и безошибочно определяют, какое у кого настроение, насколько мы устали... Под конец дня обычно слышим:

– "Днепры" и "Орионы"! На сегодня хватит, пора отдыхать.

– А может быть, продолжим? – вопрошали мы с надеждой.

– Мы-то готовы, да медицина возражает! – отвечал за всех заменитель руководителя полета Виктор Благов. – Завтра у нас еще много работы,добавлял он.

С Виктором Благовым мы знакомы еще с 1959 года, с того времени, когда я работал в коллективе проектантов, где занимались пилотируемыми космическими кораблями – "Востоками", потом "Союзами"... Виктор пришел туда вскоре после меня. Помню, как вместе ходили на комсомольские собрания, обсуждали подчас фантастические идеи будущих полетов, искали решения проблем, ставших сейчас уже хрестоматийными; сегодня они отражены в непреложных правилах управления, в документации. Каждого из нас, тогдашних сотрудников отдела, судьба на долгие годы связала с исследованием и освоением космического пространства, и это стало нашей профессией, смыслом всей нашей жизни.

Когда для управления полетами понадобились специалисты, хорошо знакомые с системами кораблей, многие наши коллеги подключились к новому делу. Среди них и Виктор Благов. И вот теперь мы часто слышим его голос во время сеансов связи...

С руководителем полета Алексеем Станиславовичем Елисеевым меня тоже связывают многие годы совместной работы, еще с той поры, когда мы были кандидатами в космонавты. Теперь на Алексее лежит ответственнейшая миссия: ведь Центр управления полетом – это мозг всего космического комплекса, отсюда осуществляется руководство находящимися на орбите космонавтами, автоматическими системами космических кораблей и станций. В его ведении многочисленные пункты слежения, разбросанные но территории нашей страны и акватории Мирового океана, огромный арсенал средств связи, хранения и переработки информации, вычислительной техники... Чтобы руководить полетом, нужно обладать железной выдержкой, огромным запасом знаний, держать в своей памяти пожелания и стремления, возможности всех многочисленных служб, по-деловому твердо и в то же время дипломатично поправлять иногда и нас, космонавтов, когда наши предложения отходят от разработанного плана полета.

Вот что писал об этой работе сам Елисеев в статье для книги "Союз" и "Аполлон":

"Можно утверждать, что за последние годы родилась новая профессия специалист по управлению полетами космических кораблей. Границы этой новой специальности пока еще недостаточно очерчены. Но для нее обязательны твердые знания физических основ движения космического корабля, автоматики и телемеханики, всего многообразия бортовых систем, возможностей наземных средств слежения за полетом и конечно же большая преданность своему делу, отнимающему много сил и времени.

...Управленцы, по сути дела, подводят итог многолетних усилий больших коллективов. Поэтому на них лежит огромная ответственность. Они, как и космонавты, не имеют права ошибаться. Любую недоделку на Земле можно исправить, заменить оказавшийся под подозрением блок или прибор. А корабль на орбите не остановишь..."

При всем недостатке времени на связь с нами Центр всегда стремится немного отвлечь нас от напряженных космических будней, оказать психологическую поддержку...

Алексей рассказывает нам о семьях:

– Звонил, дома все нормально. Катя окончила седьмой класс, отметки у нее хорошие. И у Митьки отметки тоже нормальные, но ведет он себя, как и положено ему в его неполные девять лет.

Рассказывает, что дети собираются ехать в наш подмосковный пионерский лагерь. Дети почему-то любят туда ездить, их даже не пошлешь на юг: не променяют они этот лагерь на солнечный берег Крыма. Может быть, потому, что не так далеко от дома, в любой момент может навестить мама. Но скорее всего, им здесь действительно нравится: старые знакомые, друзья.

Говорит, что дома все нормально, но мы-то знаем: жены, конечно, волнуются. Людмила вот уже третий раз через все это проходит. Хотя и говорит, что привыкла, наверняка беспокоится, знает, что посадка – один из самых ответственных моментов. А что ж говорить об Анико! Она переживает намного сильнее, чем Людмила: для нее это все впервые! Она и перед стартом заметно волновалась. А сейчас, наверно, места себе не находит, переживает. Наведываются соседи, стараются успокоить, подбодрить. Вместе ждут сообщения ТАСС. Все это конечно же снимает напряженность.

Нелегко быть женой космонавта. Скажу, что ей бывает порой труднее, чем находящемуся в полете мужу. Я не раз ловил себя на этой мысли, что, провожая в полет товарищей, волнуешься гораздо больше, чем они...

Особенно бурно кипит работа в Центре управления во время ответственных операций, таких, как выведение, сближение, причаливание, стыковка с орбитальной станцией и конечно же спуск и возвращение, начиная от момента расстыковки со станцией, включения тормозного двигателя и кончая работой двигателей мягкой посадки у самой земли.

Когда нет динамических операций и просто идут эксперименты, в Центре управления менее людно. Но во время сеансов связи все специалисты, заняв свои места, следят за работой систем. В актовом зале воцаряется тишина, слышны только голоса космонавтов и оператора.

Сеанс может длиться от пяти до сорока минут на витке. Бывает, что вызовы на связь даже мешают нашей работе: каждый радиообмен отрывает от научных экспериментов. Но что поделаешь? С ЦУПом нужно вести себя корректно, понимая, какая на нем лежит огромная ответственность: если необходимо, именно он принимает решение подключить какие-либо резервные системы или даже прекратить полет.

Нынешний Центр, каким его видят в репортажах телезрители,– сложное хозяйство! А я помню его совсем другим. Еще лет двенадцать назад он находился совсем в другом месте и оснащен был иначе: ни такого обилия вычислительной техники, ни множества светящихся экранов, где специалисты сразу видят десятки интересующих их параметров; многие операции управления космическими аппаратами происходили без автоматики и вычислительной техники, и длинные серии команд приходилось выдавать нажатием клавиш пульта. Вроде бы и не очень давно это было, но какие изменения! Вот где наглядно видны достижения нашей науки и техники, прогресс нашей страны в освоении космоса. Без такого Центра вряд ли можно было бы надежно управлять современными орбитальными комплексами.

В главном зале Центра – большое табло, где на фоне карты земной поверхности движется светящаяся точка, изображающая наш орбитальный научный комплекс. Примерно такое же табло есть и в Хьюстонском центре управления, в Соединенных Штатах Америки. Мне доводилось бывать в американском центре во время подготовки к полету "Союз" – "Аполлон" и запомнилось, что во многом эти центры чем-то похожи. Впрочем, это и не удивительно: одна и та же задача управления разнообразным хозяйством космических комплексов и наземных средств слежения привела и к сходному, единственно верному решению.

Есть и отличия. Например, по количеству обрабатываемой телеметрической информации. Дело в том, что у наших кораблей количество контролируемых параметров несколько больше, чем, скажем, у американского "Аполлона". Такова уж специфика сложившейся методики управления: у нас применяются больше автоматических программ, непременно надо следить за их работой и поэтому приходится "опрашивать" больше датчиков. Зато корабль "Союз", например, практически любую из операций полета может выполнить без участия космонавта, автоматически, чего в "Аполлон" не закладывалось.

Это никак не умаляет качества "Аполлона" – корабль прекрасный. Просто различия в проектировании космических систем не могли не сказаться и на устройстве центров управления. Видимо, правильно будет сказать: в Соединенных Штатах в проектировании космической техники более, чем у нас, сильны технические приемы и методы, сложившиеся в авиации, и поэтому с самого начала главным способом управления там стало пилотирование управление при непосредственном участии человека.

Национальные традиции отражаются конечно же и в подготовке космонавтов. Наши космонавты несколько ближе по профессии к операторам сложных автоматических систем и должны особо тщательно отрабатывать навыки операторской, контролирующей деятельности. Но это совсем не значит, что нашему космонавту не надо уметь пилотировать, просто овладеть этим искусством на наших кораблях намного проще, чем научиться понимать и контролировать сложнейшую автоматику.

Совсем другое дело – посадка на Луну в модуле "Аполлона". Показательна в этом отношении методика тренировок, по которой, например, готовились пилоты лунных посадочных модулей. В Хьюстоне нам показывали хорошо оснащенный тренажер лунной кабины, который позволял воспроизвести все действия пилота при посадке, и турболет – аппарат для отработки тех же самых навыков. Зачем же понадобился этот летающий стенд, если все операции можно отработать на Земле, без всякого риска? Как нам рассказали американские астронавты, турболет развивает особое чувство ответственности за каждое действие. Он не прощает мелочей, в то время как обычный тренажер порой расхолаживает: ведь всегда есть возможность "остановиться" и снова проиграть то или иное действие, исправляя ошибку. Турболет требует безошибочных действий. Иначе... Случаи катапультирования в Хьюстоне бывали.

Заглядывая в будущее, когда в полете будут находиться одновременно несколько комплексов, более сложных, чем наш теперешний, представляется, что управление таким количеством космических аппаратов станет уже не под силу даже такому насыщенному вычислительными средствами Центру управления. Где же выход? Увеличивать число центров управления? Наверное, нет. Есть другой: будущие космические комплексы должны быть более автономными, то есть иметь возможность дольше обходиться без связи с Центром, а для этого уметь не только собственными силами контролировать и диагностировать системы, но и устранять неполадки. Необходимо будет также без радиоизмерений с Земли определять свое местоположение – иметь собственную навигацию. Может быть, это потребует включить в состав экипажа космического корабля специалиста-навигатора, вслед за летчиками-космонавтами и космонавтами-бортинженерами появятся штурманы-космонавты. И хотя само название этой профессии навеяно авиацией, космический штурман, конечно, должен будет решать задачи на несколько порядков более сложные, чем его авиационный коллега.

Когда мы обычно произносим слово "будущее", то оно кажется каким-то далеким, порой даже недосягаемым временем. Но в космонавтике все идет в ином временном режиме: каких-нибудь несколько лет, самое большее – десятилетие, и то, о чем мы мечтали, становится явью.

...Сегодня после утреннего сеанса связи у нас заключительные операции по технологическим экспериментам, а также укладка материалов в спускаемом аппарате, подготовка "Союза-35" к возвращению на Землю, проверки...

Вынимаем последние образцы из электронагревательных печей "Сплав" и "Кристалл", приводим печи в исходное состояние, а все образцы складываем в специальный контейнер – готовим к возвращению. То же самое делаем с "Интерфероном" и "Дозой". Все, что мы должны взять на Землю, кладем в контейнеры в строго определенном порядке.

Дело в том, что при возвращении на Землю очень важна центровка спускаемого аппарата. И поэтому возвращаемый груз нельзя размещать в нем как попало, все нужно разложить согласно переданной с Земли радиограмме: в определенные места – определенные контейнеры. Только тогда корабль будет иметь необходимую центровку.

Правильная центровка очень важна на атмосферном участке возвращения. Спускаемый аппарат "Союза" мало чем напоминает самолет, но и он при движении под некоторым углом атаки к воздушному потоку создает подъемную силу, то есть и у него есть аэродинамическое качество, правда небольшое. Благодаря особым очертаниям корпуса и тому, что центр давления сил воздушного сопротивления не совпадает с центром масс аппарата, у него есть естественная тенденция несколько повернуть нос, выйти на определенные углы атаки. Разворачивая аппарат относительно продольной оси, можно изменять подъемную силу, величину которой определяет автоматика. В зависимости от того, какова величина подъемной силы в данный момент, траектория либо круче устремляется к Земле, либо становится более пологой. Собственно говоря, именно автоматика системы посадки, управляя перегрузкой, приводит корабль в заданное место. Вот поэтому-то нам и приходится выдерживать в точности все указания по укладке возвращаемого оборудования. Мы к этой операции относимся очень серьезно.

Кстати сказать, бывает иногда не очень-то легко уложить все на свои места. Некоторые вещи, например, приходится укладывать под кресла космонавтов – командира и бортинженера или инженера-исследователя. Чтобы добраться туда, нужно затратить немало усилий. Особенно трудно уложить там все в необходимом порядке. На эту операцию отводится довольно много времени, и тем не менее всегда оказывается, что для каждой вещи найти ее место не так-то уж и просто, несмотря на то что и на Земле мы к этому готовимся, проводим тренировки. Одним словом, работа эта трудоемкая, требует определенного умения, надо, не нарушая центровки спускаемого аппарата, уместить в нем все, что следует возвратить на Землю: в основном это научные материалы, а также бортовая документация, письма наших товарищей, которым еще долго работать на орбите.

Пока "Днепры" занимались на велоэргометре и бегущей дорожке, мы взяли пробы воздуха из отсеков орбитальной станции. Эти пробы также возвратим на Землю, чтобы специалисты могли их проанализировать. В орбитальном отсеке нашего корабля мы должны уложить отработавшее свое оборудование, которое здесь больше не нужно. После того как наш спускаемый аппарат отделится, орбитальный отсек войдет в атмосферу Земли и сгорит в ее плотных слоях. Так всегда поступают с отходами и отработавшим оборудованием, чтобы не засорять космическое пространство.

Баллистики называют спуск активным участком, в отличие от динамически спокойного полета по орбите. Надо сказать, это и для экипажа участок сложный. Поэтому сейчас придется самым тщательным образом проверить все системы, обеспечивающие спуск. На короткое время – на пять секунд – нужно будет включить маршевый двигатель: проверить его работу. Земля в свою очередь проследит за проверкой по телеметрии. Потом проверим двигатели ориентации, малые и средние, их используют на участке сближения со станцией, на участке причаливания, они же "отвечают" за стабилизацию корабля во время работы маршевого двигателя. Он-то и должен будет затормозить корабль при возвращении на Землю. Необходимо проверить, как действуют ручки управления системы ориентации. Одновременно еще раз уточняется автоматическая программа спуска. Проходят проверку гироскопы транспортного корабля. Все это мы называем тестом системы ориентации и управления движением космического корабля – тестом СОУД.

Подошел следующий сеанс связи. Нажимаю кнопку запуска маршевого двигателя. Слышу хлопок сзади. Снимаю палец с кнопки. В корабле тишина: не включился двигатель. А знакомый по прежним включениям хлопок был, его ни с чем не спутаешь. Раньше я всегда по нему определял начало работы двигателя. Сейчас же, как только отпустил палец, смотрю – никакой перегрузки нет, ничего не плывет внутри корабля, не слышно знакомого шелеста. На всякий случай выдаю команду выключения двигателя. Сообщаю "Днепрам" и на Землю, спрашиваю:

– "Заря"! Вы слышали наш доклад?

– Да-да, слышали. Слышали ваши переговоры.

– Принято,– отвечаю.

– Остальную часть теста СОУД доведете до конца. Повторите команду выключения двигателя на всякий случай.

– Что будем делать, Земля? – спрашиваю.

– Ждите следующего сеанса связи. Мы вам ответим, когда проанализируем всю телеметрию,– нарочито спокойно отвечает Земля,– а пока по плану у вас обед.

Что ж, обед так обед! Надо еще раз все продумать. Ведь этот же двигатель буквально несколько дней назад включался, работал тогда в интересах всего комплекса: с его помощью мы проводили маневр на орбите. Что же могло произойти за эти дни?

Плыву из нашего корабля на станцию. Здесь Валера, Леня и Берци около центрального пульта пытаются разобраться в том, что произошло. Да, интересная ситуация! Никогда еще не было такого, чтобы двигатель не запускался. Случалось, он потом отказывал, а вот чтобы вообще не проявлял признаков жизни – это впервые. А без "движка", призванного затормозить корабль так, чтобы траектория движения уперлась в атмосферу, возвращение невозможно. Надо обдумать все предусмотренные выходы из такого рода ситуации.

Во-первых, есть способ торможения самой станцией. Исправный корабль должен отделиться, а неисправный – остаться в связке. На станции включится маршевый двигатель и затормозит весь комплекс – корабль и станцию. После этого корабль отойдет от станции, разделится на отсеки и войдет в плотные слои атмосферы. Но в этом случае станция, как и орбитальный и приборный отсеки корабля, тоже сгорит в атмосфере. Способ достаточно надежный, но, увы, связанный с потерей станции.

Можно также ждать корабль-спасатель. На Земле и такой есть. Через некоторое время его могут заправить, установить на носитель и запустить. Корабль-спасатель состыкуется с нашей станцией, и мы на нем возвратимся на Землю. Но это случится не сразу. На эти операции уйдет какое-то время, примерно месяц. И этот месяц мы будем находиться на станции: работать, жить. Надо бы Берци об этом сказать, я думаю, он обрадуется. Еще бы: ему можно будет еще месяц поработать в космосе!

– Берци, послушай! Если ждать корабль-спасатель, то нам придется тут еще с месяц пожить... Ну, вчетвером, я думаю, скучно не будет. Пищи у нас достаточно, запасов систем обеспечения достаточно, воды тоже достаточно. Согласен еще на месяц?

– Согласен!

– Ну вот и порядок! Ладно, пусть Земля подумает все-таки... А мы пока пообедаем. Верно?

Все ребята соглашаются: действительно, надо пообедать, а потом будет видно. Может быть, ничего страшного и нет.

На первое у нас – борщ. Едим вроде бы и с аппетитом, но голову все время сверлит мысль: что же случилось? Разарретирование гироскопов было, блокировки сняты, наддув топливных баков был. Ручную ориентацию перед этим включили.

Все условия, необходимые для запуска двигателя, соблюдали. В чем же дело? Непонятно! Точно по такой же методике мы и на тренажере работали – все было нормально. Да и сам двигатель несколько дней назад работал... А теперь вон что выкинул... Чудеса какие-то!

После всяких неожиданных ситуаций всегда хорошо бы не спеша все обдумать, понять ситуацию и убедиться однозначно в ее последствиях. Но сейчас нам и это не поможет. Надо ждать сеанса связи. Только Земля сможет внести ясность. Ну а что до укладки возвращаемого оборудования – ладно уж, уложим поздно ночью. А пока что посмотрим в иллюминатор на Землю. Скоро, кстати, и сеанс...

Опять на связи Алексей Елисеев:

– "Орионы"! По двигателю: тут наша ошибка. По нашему недосмотру двигатель не запустился. По той технологии, которую мы вам передали, у вас на момент запуска одновременно присутствовало несколько признаков, причем при одновременном наличии признаков ручной ориентации и питания блока стабилизации команда на включение не проходит. Надо, чтобы был либо один признак, либо другой.

Ну конечно, черт возьми, как же мы сами-то до этого не додумались! Ведь если бы меня спросили на экзамене, сразу бы сказал, что нужен либо тот признак, либо другой!

– Поэтому,– продолжает Елисеев,– мы с вами в отведенное время проведем на "Союзе-35" тест двигателя вот по такой штатной схеме.

И далее объясняет схему. Мы уже понимаем, что двигатель запустится и по той схеме, по которой мы работали. И надо всего-то одно изменить: держать кнопку нажатой подольше, более секунды. Когда мы тренировались на тренажерах, то там в силу некоторых условностей эта команда проходила мгновенно, реле срабатывали сразу и двигатель "запускался". А здесь реальный корабль – реальные элементы, приборы. Каждый срабатывает с едва заметным опозданием, пусть и маленьким по времени, но этих задержек накапливается много. Вот поэтому кнопку включения двигателя нужно держать нажатой не менее секунды.

– Сколько времени,– спрашивает меня Алексей Елисеев,– ты держал кнопку в прошлый раз? Меньше секунды?

– Вообще-то, наверное, меньше.

– Поэтому в следующий раз во время этого теста кнопку надо держать нажатой, пока действительно не убедишься, что двигатель заработал. Те операции, которые не вызывают сомнений, выполнять не будем.

Вот и стала проясняться ситуация. В общем-то интересный случай! Он нас немножко заставил поволноваться. Но, наверное, еще больше понервничали в Центре управления полетом. Видимо, когда там, на Земле, услышали, что двигатель не запустился, у многих екнуло сердечко!

Такой вот сюрпризец космических полетов... Ну а сейчас предстоит тест на "Союзе-36" – корабле, вынесшем нас на орбиту. Центр управления решил проводить его так же, как проводили мы, только с учетом полученных замечаний. Вот сейчас ребята включали двигатель. Он отработал пять секунд, затем его выключили.

Ну а нам ждать еще виток: только тогда Центр управления разрешит нам повторить тест. Будем проводить в основном те операции, которые связаны с включением двигателя и работой гироскопов.

Говорят, время в космосе летит быстро. Я и сам так говорил. Но случаются здесь и томительные минуты, даже часы. Вот и сейчас до связи целых полтора часа, а как хотелось бы сразу нажать кнопку, включить двигатель, убедиться, что он работает нормально! Но надо ждать.

Ладно, пока займемся укладкой возвращаемого оборудования: уж лучше теперь, чем поздним вечером.

Я под центральным креслом укладываю оборудование, а оно стремится выплыть обратно. Приходится сначала всовывать предметы в полиэтиленовый пакет, а потом уж наполнять сам контейнер. Фотопленки кладем отдельно подальше от места, где у нас гамма-высотомер: он может испортить фотоматериал, складываем его в специальный мягкий контейнер. Его место у левого иллюминатора.

...Вот и время сеанса. Гироскопы подготовлены. Нажимаю кнопку, держу... Секунда! Заработал двигатель... Чувствуется, как станция и корабль слегка задрожали. Теперь-то уж точно – двигатель заработал! Пять секунд отмечаю по секундомеру. Выключаю двигатель. С радостью докладываю на Землю:

– "Заря", я – "Орион"! Двигатель проработал пять секунд. Замечаний к работе нет!

Можно понять нашу радость: ведь это не простой движок и даже не автомобильный мотор, а самый настоящий ракетный двигатель, в запуске которого участвуют множество приборов и механизмов. Закапризничал он по недоразумению, но ведь еще совсем недавно проблема многократного запуска жидкостного ракетного двигателя в вакууме считалась одной из сложнейших...

Так благополучно закончилась проверка транспортного корабля, а вместе с этим подходит к концу и программа наших совместных с "Днепрами" работ на борту космического комплекса "Салют-6" – "Союз-35" – "Союз-36".

– Когда сегодня отбой у экипажей? – заискивающе спрашиваем нашего врача Анатолия Дмитриевича Егорова. – Может, хоть на часок сдвинете в такой день?

Почему-то он сразу соглашается накинуть нам часок. Но только нам.

– А "Днепры" пусть следуют установленному графику!

Но мы-то знаем, что и им можно разгуляться. Ведь раньше нас хозяева станции все равно не лягут. Придется все-таки продлевать рабочий день сразу обоим экипажам...

Глава ХI

ЗЕМЛЕ НАВСТРЕЧУ

Были сборы недолги... – Салют, "Салют"! – Снова в скафандрах. – Сквозь огненную плазму. – Есть мягкая посадка. – Мы на Земле!

На "Союзе-35" включены уже бортовые часы. Они отсчитывают последние минуты перед расстыковкой. Вообще-то часы эти непростые, показывают не только московское время, но и полетное. Они же и секундомер, и будильник. Всего у часов четыре циферблата и множество стрелок, которые прекратили свой бег 10 апреля, когда Валерий и Леонид перешли из своего корабля в "Салют-6", остановив часы, законсервировав "Союз-35". Теперь мы, новые хозяева корабля, оживляем машину, приводим все системы в рабочее состояние.

Прежде всего нужно расконсервировать систему терморегулирования: подключить датчики, привести в действие автоматику, насосы. Газоанализатор прибор, показывающий состав атмосферы внутри корабля,– мы включили еще вчера. Сегодня очередь системы кондиционирования, ее задача – по мере необходимости вырабатывать кислород и поглощать излишний углекислый газ. Кроме того, нужно включить программно-временные устройства, управляющие работой различных систем. В общем, после того как расконсервация закончена, корабль практически готов к автономному полету. Остается только закрыть переходные люки и отделиться от станции.

Плывем назад в станцию. Надо попрощаться с нашими друзьями и заодно провести последнюю киносъемку.

Семь суток в космосе пролетели удивительно быстро, как один, наполненный яркими впечатлениями день. Я волнуюсь уже от одной только мысли, что сегодня надо будет расставаться с нашим звездным домом, с его гостеприимными хозяевами, оказавшими нам большую и неоценимую помощь в успешном выполнении программы полета, которая для нашего экипажа крайне насыщена.

– "Орионы", вы все проверили в "Союзе-35"? – обращается к нам Алексей Елисеев. – Обратите внимание, чтобы высотомеры были в своих кораблях. А то был случай...

– Знаем, знаем! – перебиваем его.

– Раз знаете, проверьте еще раз укладку!

– "Орионы"! Пока у вас все идет платно,– говорит Елисеев,– место посадки выбрали хорошее, ровное. Все службы вас ждут. Кстати, жены ваши на связь с вами не выйдут, но они постоянно в курсе дел и просят передать вам привет.

Посидели "на дорожку" по русскому обычаю около нашего космического стола рядом с центральным пультом станции. Поднялись, и все вчетвером поплыли к люку, соединяющему рабочий и переходной отсеки.

– "Орионы", готовы к закрытию переходных люков? – спрашивает Земля.

– Готовы к закрытию переходных люков,– рапортую. – Находимся в переходном отсеке.

– Ты бы спросил, не взяли ли они чего-нибудь лишнего,– смеясь, рекомендует Рюмин оператору связи.

– Внимание! Время включать "Каскад". "Орионы"! Будьте внимательны: не забудьте надеть медицинские пояса.

– Не забудем! Наденем, когда будем надевать скафандры...

– Команду на закрытие переходных люков выдают "Орионы"! – сообщает Земля.

– Что ж, ребята! – вздыхаю я. – Заканчивается время нашего пребывания на вашей орбитальной станции. Поработали хорошо! Около семи суток мы были у вас. Здесь действительно хороший дом и настоящая лаборатория. Жалко отсюда улетать, но программа кончается. Желаем вам успешного завершения вашей программы и благополучного возвращения на Землю!

– И мы вам тоже! – отвечают "Днепры".

– Спасибо, ребята! – благодарит Берталан. – Ну, давай!

– Привет от вас мы привезем на Землю! – обещаю я "Днепрам".

– Спасибо за все! – прощается Берталан. Он по очереди обнимается с Леней Поповым, с Валерой Рюминым.

Потом наступает очередь прощаться мне.

– Давай, старина! – говорю я Рюмину.

– Счастливо, ребята! – отвечает он.

Обнимаемся с Леней Поповым, дружески прощаемся:

– Совсем молодой и уже долгожитель... – говорю ему. Мы останавливаемся у края люка и машем руками, затем переходим в свой корабль.

– Давай-ка протрем люки,– говорит Рюмин Попову. – Да и ты, Валера, протри! Ну, все нормально? Тогда всем привет, счастливо!

Идут ролики, закрывается люк... Закрылась крышка. Люк задраен.

До расстыковки еще около трех часов, но для Лени Попова и Валеры Рюмина закончился короткий праздник посещения. По этому поводу еще Романенко и Гречко – первые хозяева "Салюта-6" – метко сказали: "Экспедиция посещения радостное событие, но, как и всякий праздник, немного утомительное..."

Быстро бегут минуты на табло Центра управления полетом, а еще быстрее здесь, у нас, на космических часах. Снова сеанс связи.

– "Заря"! Мы провели контроль герметичности переходной полости между люком станции и люком транспортного корабля.

– Мы так поняли, что у вас герметичны переходные люки?

– Да, герметичны.

– Примите данные на расстыковку. Время расстыковки 14 часов 47 минут 00 секунд.

– Записал. Дайте сверку времени!

– Хорошо. На 14 часов сделаем сверку времени,– соглашается оператор.

– "Орионы"! – вступает в разговор Алексей Елисеев. – На следующий сеанс вы прилетаете уже в скафандрах с медицинскими поясами и проверенной герметичностью люка-лаза, готовые к расстыковке. Правильно?

– Все правильно!..

Время у нас есть. Спокойно надеваем скафандры, благо, что здесь, в невесомости, это нетрудная операция: негнущийся на Земле скафандр здесь сам распрямляется. Странно, но, облачившись в защитную одежду, как-то особенно остро чувствуешь враждебность окружающего корабль пространства, глубокий вакуум за бортом, сверхнизкие температуры. А ведь в обычной полетной экипировке, в обжитых отсеках корабля этого не ощущаешь...

К следующему сеансу связи мы сидим в спускаемом аппарате корабля "Союз", одетые в скафандры.

– Земля! Мы провели контроль герметичности люка СА-БО. Все нормально, мы – в скафандрах.

– Принято. Коррекцию часов сделаем после.

– Вы нам разрешение на расстыковку даете?

– Минутку! Да, в заданное время проводите расстыковку со станцией. В 14 часов 47 минут 00 секунд,

– Сняли блокировку на расстыковку,– рапортует Бер-талан.

– У вас есть картинка на телеэкране? – спрашивает Земля.

– Телекамера включена,– сообщаю я,– есть картинка!

– Сняли блокировку на расстыковку со стороны "Салюта",– сообщает Рюмин. – Горит транспарант "Расстыковка разрешена".

– Приняли,– говорит Земля,– тридцать секунд до расстыковки осталось! Начинаю отсчет:

– Десять... Четыре, три, две, одна, ноль!.. Команда на расстыковку выдана!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю