Текст книги "Кризис современной цивилизации (СИ)"

Автор книги: Валерий Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

О высокой значимости отсутствия безработицы для обычного человека говорят и данные постсоветских социологических исследований. Так, во время социологического опроса в 2004 году 48,9% респондентов самым главным конституционным правом для себя лично назвали право на труд. При этом, увы, 55% респондентов сказало, что в случае возможного нарушения их прав со стороны работодателей они будут терпеть, т. к. ничего изменить не могут. А возможность самореализации в качестве главного фактора при выборе работы отметили лишь 23% [54, с. 328, 329, 234-235].

Из работ советских историков, посвященных социальному значению усиления угрозы безработицы на Западе, думается особенно можно отметить коллективный труд "На изломах социальной структуры", написанный в 1987 г. под руководством профессора А. А. Галкина. Важнейшей проблемой современного Запада здесь является проблема маргинализации, связанная с ростом безработицы и неустойчивости социального положения работающих. Маргинализация порождает серьезные сдвиги в мировосприятии. Как отмечает А. А. Галкин: "Пребывание вне производственного процесса превращается для люмпен-пролетария в устойчивое, привычное состояние. Это приводит к размыванию, а затем и к распаду трудовой мотивации и трудовой морали. Категория труда полностью изолируется в сознании от потребления и приобретает однозначно негативную окраску" [93, с.79]. Политическое поведение также трансформируется: "Обособление от общества, стихийный индивидуализм толкают люмпена к отстраненности от политического процесса, к абсентизму. В то же время глубокая враждебность обществу, стремление незамедлительно потребить его богатства, неприятие его норм и ценностей создают у люмпена потенциальную готовность к разрушительным действиям, направленным против общества или его отдельных институтов" [93, с. 81].

Среди не перешедших полностью в люмпен-пролетариат образованных безработных А. А. Галкин выделяет три группы: тех, кто недавно потерял работу и готов ее обрести даже на менее выгодных условиях; тех, кто пребывает без работы более длительное время и частично маргинализировался; и тех, кто, имея высокое образование и развитую систему социальных потребностей, прошел долгий путь маргинализации, к этой группе примыкают и те работники умственного труда, кто, не будучи безработным, не смог реализовать свои социальные ожидания [93, с. 83-84]. Последняя группа наиболее интересна с точки зрения изучения влияния маргинализации на социально-политическое сознание: "Для сознания этих людей характерна не просто адаптация к основным ценностям и установкам, утвердившимся в люмпен-пролетарской среде, а их модификация путем идеологизации еще на уровне обыденного сознания. В результате ослабление трудовой морали трансформируется у них в протест против принуждения к бездуховному труду со стороны "репрессивного общества", обращение к маргинальным формам потребления – в освобождение от норм и правил, сковывающих "свободу индивида", враждебность к общественным институтам – в мечту о новой общественной модели, отвергающей путь исторического развития, пройденный человечеством в последние столетия, потеря личной перспективы – в отрицание значения и возможностей человеческого прогресса" [93, с.84-85]. Такие люди, по мнению А. А. Галкина, становились в 1970-80-е гг. движущей силой движения "новых левых", к которому он относится достаточно отрицательно [93, с.69-73]. О склонности безработных интеллигентов и студентов к левому радикализму и экстремизму в данном коллективном труде пишут также и автор очерка о маргиналах Британии С. В. Михайлов [93, с. 129], и исследователь итальянской маргинализации С. И. Васильцов [93, с. 173] и др.

Автор очерка о ФРГ Е. П. Глазова особое внимание уделяет западногерманскому "альтернативному" движению 1970-80-х гг.: "Сотни тысяч людей порвали с господствующими нормами и институтами. В политическом отношении этот разрыв проявился в отрицании "системных партий" и государства. Практически он нашел выражение в уходе из общества на "островки свободы", в создании "альтернативных" проектов, позволяющих строить жизнь на иных принципах" [93, с. 228]. При этом основным пороком современного капитализма было признано отчуждение труда: "Главной сферой "альтернативное" движение считает производственную деятельность. Именно в труде изыскиваются возможности эмансипации личности. Творческое отношение к труду достигается в результате отказа от всякой иерархии в коллективе, от жесткого и постоянного закрепления индивида за определенным рабочим местом, от капиталистической технологии, путем установления равной зарплаты, индивидуального ритма работы и увеличения возможностей отключения и отдыха в течение рабочего дня" [93, с. 230]. Однако, как отмечает исследовательница, новая организация труда обернулась увеличением рабочего времени и сокращением контактов с обществом, непрофессиональной кустарщиной и существованием за счет родственников, друзей, пособий по безработице, т. к. сами "альтернативные" проекты оказались по большей части экономически неэффективными [93, с.230-231]. По мнению жившего в это время в ФРГ А. А. Зиновьева, дело здесь было не только в экономической неэффективности, но и в манипулировании со стороны тех, кто давал субсидии, западногерманской правящей элиты: "Целью тех, кто манипулировал движением, было не допустить образование единой идеологии, которая очевидным образом стала бы антикапиталистической, помешать политическому объединению, держать движение в таком состоянии, чтобы в любой момент его можно было бы ликвидировать, прикрыв источники финансирования и предоставив его участников самим себе" [43, с. 256].

При чтении очерков труда "На изломах социальной структуры", думается, весьма заметна общая враждебность их авторов к антикапиталистическим движениям полумаргинальной западной интеллигенции (в т. ч. безработной) и студенчества. Парадоксальным образом эта позиция оказывается близка к позиции ярого защитника западного либерализма Эрика Хоффера, осуждавшего в работе середины прошлого века в равной степени коммунизм и фашизм, считавшего, что главную силу любых радикальных движений составляют неудачники, не сумевшие реализовать себя в обществе и ищущие смысл жизни в принадлежности к какому-то социальному целому [133, с.23-25]. Массам же, идущим за подобными вождями, нужна не свобода, а единообразие, индивидуальная безличность, т. к. сама эта масса тоже в значительной степени состоит из неудачников [133, с.161]. На наш взгляд, в установлении всеобщей индивидуальной безличности скорее следовало бы обвинить современный капитализм. При всем том, что в описании полумаргинального интеллигента у того же А. А. Галкина довольно много правды, следует отметить, что под это описание подошли бы и К. Маркс, и В. И. Ленин, и даже Л. Н. Толстой с Ф. М. Достоевским в некоторые периоды своей жизни. А разве лучше бы было для человечества, если бы К. Маркс стал просто профессором, В. И. Ленин – мировым судьей, Ф. М. Достоевский – чиновником, а Л. Н. Толстой – помещиком или офицером? Неприятие мира капитала у всех этих великих деятелей истории возникло отнюдь не на пустом месте. Не хлебом единым жив человек. А "общепринятость" какой-либо точки зрения – не показатель ее истинности.

Современная капиталистическая мир-система все более вползает в кризис, чреватый, как минимум, серией локальных военных конфликтов на ее периферии и полупериферии, как максимум – новой мировой войной. Ракетный удар ВМС США по Сирии 07.04.2017, подписание Д. Трампом нового пакета антироссийских санкций 02.08.2017 – явные тому доказательства. Но и без них ситуация тревожная. Постоянные теракты и боевые действия на Ближнем Востоке и на востоке Украины, явная заинтересованность правящих элит США и Запада в целом в силовом свержении Асада в Сирии, Мадуро в Венесуэле, "теплая" идеологическая война (термин А. А. Зиновьева [42, с. 486-488]) Запада против российского правительства и России – все это показывает, что правящие круги Запада и неолиберальная финансовая элита в целом встали на путь разрушения "чрезмерно самостоятельных" полупериферийных режимов, которые весьма недавно рассматривались как надежная опора мировой финансовой олигархии.

Эти режимы слишком много кушают, слишком много тратят на свое перевооружение, слишком большую долю прибыли хотят оставлять у себя в стране! Их вожди вдруг вспомнили о патриотизме, иногда даже позволяют себе что-то промямлить о социальной справедливости (а ведь решать, что справедливо, а что нет – исключительная привилегия цивилизованного Запада), говорят о международном праве и невмешательстве во внутренние дела суверенных (!) государств! Долой их! И дело здесь, конечно, не в том, что мировой неолиберальный олигархат возлюбил демократию и озаботился положением народов полупериферийных стран. Все мы помним эту "заботу" по 1990-тым! Дело в банальной тенденции нормы прибыли к понижению, связанной с ростом доли основного капитала, открытой еще Карлом Марксом. А тут еще трудящиеся слишком много о себе возомнили в прошлом ХХ веке, да не только в странах ядра миросистемы, но даже в какой-нибудь Северной Африке или Латинской Америке! А ведь мировая олигархия так долго выстраивала современную модернизированную систему отчуждения труда, подминая под свои нужды образование и культуру, совершенствуя бюрократический контроль и разрушая профсоюзы, создавая мировую систему свободного перемещения капиталов и товаров, используя контролируемую миграцию и угрозу переноса производства на периферию для шантажа рабочего класса стран ядра, повсеместно насаждая неуверенность в завтрашнем дне через формирование зыбкого и "гибкого" рынка труда на основе краткосрочных контрактов!

Растущая нестабильность проявляется и в активной борьбе стран ядра за ресурсы, особенно нефтегазовые. Жертвами этой борьбы становятся целые страны: Ирак, Ливия, Сирия... К сожалению, список может быть продолжен. Политический разгром очередной нефтедобывающей страны позволяет какое-то время приобретать нефть по демпинговым ценам, что дестабилизирует этот рынок для других нефтедобывающих стран. Экологическая ситуация также становится все более угрожающей. При этом сами экологические движения становятся участниками конкурентной борьбы. Здесь можно вспомнить и атаки европейских "зеленых" на российские нефтяные платформы, и европейскую политику по сокращению потребления российского газа. Кстати, в той же Германии сокращение потребления газа привело к росту потребления бурого угля, что явно не улучшило экологическую ситуацию.

Проблема тенденции нормы прибыли к понижению неоднократно рассматривалась в марксистской философии и является одним из базовых ее положений. Так, В. В. Мархинин в своей статье "Проблема специфики социальных и гуманитарных наук в классическом марксизме" рассматривает открытие этой тенденции К. Марксом как классический случай применения метода восхождения от абстрактного к конкретному, который предполагает мысленный анализ объектов и синтез получаемых в анализе знаний. По мнению В. В. Мархинина, тенденция снижения нормы прибыли фиксируется К. Марксом именно как форма проявления всеобщего закона капиталистического накопления, состоящая в том, что стоимость средств производства накапливается быстрее, чем растет общая стоимость рабочей силы. Падение нормы прибыли обессмысливает капиталистическое производство. Это заставляет капиталистов искать пути противодействия данной тенденции: повышать степень эксплуатации трудящихся, искать более дешевую рабочую силу, новые рынки сбыта и источники сырья и т. д. [89, с. 55-58]. При этом главные роли здесь отводятся географической экспансии и технической модернизации [89, с. 169-184].

Конечно, борясь против понижения нормы прибыли, национальный и интернациональный капитализм всегда готов использовать любые рычаги и внутри собственной страны (или стран ядра миросистемы в целом). Как пишет, ссылаясь на "Капитал", Д. Бенсаид: "За экономическим явлением закона "тенденции к понижению" и его "внутренними противоречиями" в реальности стоит вся совокупность барьеров, на которые наталкивается накопление капитала. Этот странный закон, "внутренние противоречия" которого Маркс излагает в следующей главе, вызвал много споров. Кажется, что он становится обязательным только благодаря своим собственным отрицаниям: повышению нормы эксплуатации, то есть отношения между рабочим временем, безвозмездно отданным работодателям, и оплаченным рабочим временем, каковое повышение и нацелено на увеличение прибыли; империалистическому хищничеству, которое позволяет понизить "органическое строение капитала" (отношение той части капитала, которая выделяется для покупки помещений, машин и т. д., и той, что идет на выплату заработных плат) посредством эксплуатации дешевой рабочей силы и понижения стоимости сырья; ускорению оборота капитала за счет рекламы, кредита, управления запасами, позволяющего компенсировать понижение нормы прибыли увеличением ее массы; публичному вмешательству государства, использующего механизм государственных расходов, налоговых поблажек, а также затрат на вооружения" [10, с. 132-133].

Но всему есть предел. Как пишет В. В. Мархинин: "Однажды, когда капитал подойдет к пределу исчерпания своих возможностей возрастания – и с точки зрения эксплуатации трудящихся, и с точки зрения предельного расширения в пространстве, то есть до уровня мировой системы производства, – противоречие, связанное с тенденцией к падению нормы прибыли, должно будет получить революционное разрешение..." [89, с. 58]. На наш взгляд, современный капитализм очень близко подошел к данной черте. Но тут стали действовать два фактора. Во-первых, капиталисты ядра миросистемы, как оказалось, не прочь исключить из процесса дележа прибылей "лишние звенья" в лице олигархов и государственных структур стран полупериферии и периферии. Это, с одной стороны, порождает значительную политическую турбулентность, которая может привести к антикапиталистическим революциям за пределами ядра по образцу российского Октября, с другой – способствует резкому усилению периферийного национализма, от которого недалек путь к фашизму. Во-вторых, растущее отчуждение труда при резком усилении возможностей манипулирования сознанием порождает в массовом порядке отчужденную личность, не способную к сознательному участию в социальной борьбе.

Типичными примерами неадекватной реакции на серьезные современные проблемы, на наш взгляд, можно считать так называемые "цветные революции". Как отмечает С. Г. Кара-Мурза, различные революции могут быть не только прогрессивными, но и регрессивными, не только рациональными, но и иррациональными. Типичный пример последнего – Перестройка и развал СССР, которые поддержали те, "...в ком взыграло обузданное советским строем антицивилизационное коллективное бессознательное" [63, с. 35]. При этом в революциях подобного рода, как правило, огромную роль играет внешнее вмешательство со стороны стран ядра миросистемы: ""Оранжевые" революции – это революции, не просто приводящие к смене властно верхушки государства и его геополитической ориентации, а и принципиально меняющие основание легитимности всей государственности страны. Более того, меняется даже местонахождение источника легитимности, он перемещается с территории данного государства в метрополию, в ядро мировой системы капитализма" [63, с. 36].

По мнению С. Г. Кара-Мурзы, эти революции отражают новую культурную ситуацию, ситуацию бесконечного спектакля, возникшую в обществе постмодерна: "Возникли новые технологические средства, позволяющие охватить интенсивной пропагандой миллионы людей одновременно. Возникли и организации, способные ставить невероятные ранее по масштабам политические спектакли – и в виде массовых действ и зрелищ, и в виде кровавых провокаций. Появились странные виды искусства, сильно действующие на психику (например, перформанс, превращение куска обыденной реальности в спектакль)" [63, с. 59]. В результате появилась возможность заменить назревающие прогрессивные классовые революции регрессивными этническими, заставляющими вспомнить недоброй памяти 1933 год. Как пишет С. Г. Кара-Мурза: "Отвергая ясные и устойчивые структуры общества и общественных противоречий, постмодерн заменяет класс этносом, что и позволяет ставить насыщенные эмоциями политические спектакли, из которых исключается сама проблема истины" [63, с. 73]. Но и этого мало. Разрушение в рамках политических спектаклей культуры рационального диалога приводит к тому, что в ходе подобных "национальных" революций, как в свое время в гитлеровской Германии, подменяется сам культурный код народа, формируется некий псевдонарод: "Важным результатом этих революций-спектаклей становится не только изменение власти (а затем также и других важных в цивилизационном отношении институтов общества), но и порождение, пусть на короткий срок, нового народа. Возникает масса людей, в сознании которых как будто стерты исторически сложившиеся ценности культуры их общества, и в них закладывается, как дискета в компьютер, пластинка с иными ценностями, записанными где-то вне данной культуры" [63, с. 72].

Зачем подобные революции правящей мировой финансовой элите? Как пишут современные отечественные авторы Г. Филимонов, Н. Данюк и М. Юраков: "Один из основных мотивов глобальных игроков – обеспечение устойчивости американской финансовой системы. Первая и Вторая мировые войны сделали доллар мировой валютой, и для удержания этого положения мир сегодня подталкивают к новой войне" [120, с. 8]. Но глобальная ядерная война нежелательна. И здесь "цветные революции" стали просто находкой: ""Цветные революции" позволяют их инициатору избежать негативных издержек горячей фазы боевых действий и без фактического объявления войны, следуя лучшим традициям англосаксонской геополитики, оставаться над схваткой, при этом контролируя и направляя события в нужное русло" [120, с. 10]. В подобных революциях, как показывает опыт украинского Евромайдана, активное участие принимают не только финансовые и политические структуры стран ядра, но и местные олигархи, хранящие значительные средства на Западе и зависящие от международных финансовых элит [120, с. 48-49]. У олигархии наших дней обычно нет отечества.

Впрочем, среди философов на Западе можно встретить и защитников националистических протестов. Так, например, известный постмодернистский философ Мишель Фуко писал: "Революционные движения оказываются успешными и вызывают всю полноту исторических последствий лишь в той мере, в какой они сопряжены с националистическими движениями: этот закон превращает национализм в условие исторической динамики масс в ХХ веке; он верен для терроризма, как и для всякой другой формы действия" [127, с. 44]. Примерами таких удачных диссидентских движений М. Фуко считал антисоветские националистические движения в Польше и Чехословакии. Однако, когда сегодня в той же Польше, сильно пострадавшей от нацистской оккупации, видишь выходящую за всякие пределы антироссийскую, антисоветскую и антикоммунистическую истерию и стотысячные факельные марши националистов, поневоле задаешься вопросом: так ли далеко эти движения ушли от нацизма и фашизма?

Но самого М. Фуко фашизм не пугает: "Старые схемы борьбы, которые, начиная с ХIХ в., позволяли бороться с национализмом и его последствиями, бороться с империализмом, представляющим собой другой аспект и другую форму национализма; бороться с фашизмом – эти старые схемы не годятся" [127, с. 49]. Своим главным врагом М. Фуко считал государственное принуждение, даже если оно действует в интересах безопасности граждан [127, с. 50]. При этом французский философ совершенно справедливо отмечал, что буржуазная тюремная система не только не искореняет преступность, но подпитывает ее: "Тюрьма провоцирует, производит, изготовляет правонарушителей, профессиональных правонарушителей, а власть хочет, чтобы такие правонарушители существовали, поскольку они полезны: они не бунтуют" [127, с. 71]. Страх перед преступным миром, раздуваемый СМИ, сплачивает общество и заставляет принять систему полицейского надзора [127, с. 71]. Можно согласиться, что современные системы наказания и предотвращения правонарушений очень несовершенны, что таковыми их делают сознательно, однако полное отрицание государственного принуждения при одновременном превознесении национализма превращало самого М. Фуко в полунациста-полуанархиста.

Здесь мы подходим к одной очень важной проблеме марксизма – к проблеме государства. Как известно, Маркс считал государство в первую очередь орудием угнетения одних классов другими. Но он, как истинный продолжатель дела Гегеля (а плох тот ученик, кто не превзойдет своего учителя), естественно, не отрицал, что государство – это и защитник интересов самой бюрократии (с которой Гегель предлагал вести постоянную борьбу гражданскому обществу), и одновременно некий механизм для решения общезначимых проблем. Как пишет современный марксист Т. Иглтон: "Когда в школе учат детей, как завязывать шнурки ботинок, или телевизионные студии передают прогноз погоды, то в этом едва ли можно усмотреть какой-то специально "надстроечный" смысл. Такие действия не укрепляют производственные отношения. Государство может направлять свои специальные силы избивать мирных демонстрантов, но полиция также разыскивает пропавших детей" [48, с. 197]. По мнению самого Т. Иглтона: "То, что, как надеялся Маркс, должно исчезнуть в коммунистическом обществе, не является государством в смысле централизованной администрации. Нечто подобное будет необходимо в любом сложном современном хозяйстве. По сути, именно это имел в виду Маркс, когда в третьем томе "Капитала" писал об "общих делах, вытекающих из природы всякого общества". Государство как административное образование будет продолжать существовать. А вот с чем Маркс надеялся попрощаться, так это с государством как инструментом подавления" [48, с. 347].

И действительно, глупо отрицать необходимость государства в обществе высоконаучной плановой экономики. Весь вопрос в балансе между контролем и свободой и в том, в чьих интересах существует этот баланс. Даже при капитализме государственное насилие не всегда является абсолютным злом. Как пишет Т. Иглтон: "Полицейские, силой останавливающие расистских выродков, которые иначе забили бы до смерти ребенка-азиата, действуют не как агенты капитализма" [48, с. 249]. Капиталистическое государство является плохим не потому, что у него есть аппарат насилия, а потому, что этот аппарат и другие его органы используются для поддержания капиталистического отчуждения труда, ведущего к деградации личности и общества. Кстати, что касается результатов антикоммунистического "национально-освободительного" движения в Чехословакии, в августе 2017 г. в Чехии прошел крупнейший в Европе гей-парад, перед началом которого всем желающим показывали фильм о событиях Пражской весны 1968 года. Таковы плоды "свободы". Еще одним результатом можно считать то, что гражданин Чехии получил право вырастить для себя лично три куста конопли и (почти по Чехову!) курить не покупную, а свою марихуану.

Что же случилось с современным западным обществом, что даже нацизм (на Украине или в той же Польше) его не пугает? Современная система капитализма построена на все более растущем неравенстве и коррупции. Для международного финансового капитала различные катаклизмы, в т. ч. связанные с "цветными революциями" и бесчинствами националистов, оказываются как нельзя кстати. Как пишут М. Хардт и А. Негри: "Ослабление национального правового регулирования, преобладание неписаных правил над кодифицированными нормами и слабость форм управления открывают сезон для охотников за прибылью. Коррупция воцаряется везде, где имеет место переход от одного режима к другому, там, где прежние правила более не действуют, а новые еще не закрепились" [129, с. 221]. Частично управляемый хаос становится дополнением к массовому национализму и всеобщему стремлению к мещанскому благополучию.

А мир в результате становится все более нестабильным. Уже к началу ХХ века капиталистическая миросистема достигла пределов своего географического роста (Тибет и Эфиопия в данном случае не в счет в связи с крайней бедностью своего населения). Исчезла возможность резкого повышения нормы прибыли за счет колонизации новых рынков. Конечно, сохранилась возможность такого повышения за счет технических (точнее, техно-социальных) революций. Но дело это хлопотное, во всех отношениях затратное и часто непредсказуемое. Не проще ли привычный путь – война? Разрушить государственность более слабого соседа и усилить эксплуатацию его природных и людских ресурсов! В результате – две мировые войны и гибридная война против СССР и стран социализма, ныне тихо перерастающая в "теплую" (а иногда и горячую) войну против слишком самостоятельных стран полупериферии (Ливия, Сирия, Венесуэла, а далее... Россия?). Все более усиливается противоречие между диктуемой развитием средств производства необходимостью стабильности (попадание даже обычной неядерной ракеты в атомную станцию или большой химический завод может привести к огромной гуманитарной катастрофе, экономический крах в одной стране может вызвать цепную реакцию по всему миру) и политическим курсом олигархии на дестабилизацию. Цели могут быть разными: списать слишком большие государственные долги, нажиться на военных поставках, получать без лишних посредников и дешевле ценные природные ресурсы, напрямую использовать туземный рынок дешевого труда, под флагом национализма "закрутить гайки" в собственной стране или использовать этот флаг у соседа для дестабилизации и ослабления потенциального конкурента. Результат для обычного трудящегося, увы, всегда один – рост отчуждения и ухудшение социальной среды. Даже защитники капитализма и убежденные противники К. Маркса признают нарастание хаоса. Так, убежденный неокейнсианец и одновременно российский националист С. А. Егишянц пишет: "Весь мир охвачен эпидемией глобальной дезинтеграции, когда любые скрепы между людьми рушатся на глазах. Средний класс – эта гордость и опора общества социального партнерства – скукоживается с каждым годом, причем подавляющее большинство выбывающих из него опускается вниз по социальной лестнице" [35, с. 188].

При этом следует учитывать два новых фактора, связанных с развитием технологий. С одной стороны, как отмечает А. А. Вассерман, развитие компьютерных технологий уже в ближайшем будущем (т. е. к 2020-м гг.) позволит подойти к возможности ежедневной корректировки плана и создаст условия для формирования бездефицитной плановой экономики [23, с. 10]. С другой стороны, создание международной финансовой интернет-системы позволяет быстро переводить капиталы из одной страны в другую, что наносит серьезный удар по национальным профсоюзам, а массовая автоматизация производства вообще грозит оставить без стабильного заработка огромное большинство населения Земли, провоцируя нестабильность на рынке труда. Немалую роль здесь играет и резкое усиление влияния на массовое сознание СМИ, и политика "культурной контрреволюции" (термин Г. Маркузе), проводимая современным государством.

В современном мире существует огромное количество проблем, требующих громадных трудовых усилий. Это и надвигающаяся экологическая катастрофа, и истощение ресурсов, требующее более рационального и планомерного их использования, и ужасающая нищета значительной части китайского, индокитайского, индийского, африканского и др. населения, и низкая производительность труда в традиционном сельском хозяйстве большинства из этих регионов, сочетающаяся с серьезным аграрным перенаселением. Но решение большинства этих проблем не может принести транснациональным компаниям сверхприбылей. И проблемы не решаются.

Одновременно в идеологической сфере все чаще звучат голоса сторонников существования некоего "биологического" разделения людей на элиту и быдло. Типичным примером здесь мог бы быть Игорь Ефимов, пытающийся реанимировать известную теорию пассионарности Л. Н. Гумилева. По мнению данного автора: "Люди от природы не равны. Они неравны по уму, они неравны по энергии, они неравны по таланту, по художественной одаренности, по жажде свободы, они неравны по целеустремленности, по волевому потенциалу" [36, с. 5]. Из этого банального наблюдения (где, правда, И. Ефимов уже успел смешать в кучу природное и социальное) он делает весьма далекие политические выводы: "Успех – это всегда вознесение одного над многими. Это всегда – счастье одного и страдания многих – обойденных, отставших, обделенных. И это из их среды будут потом выпрыгивать безумцы, стреляющие в президента, рассылающие бомбы по почте, подсыпающие яд в лекарства, прячущие бритвенные лезвия в яблоки на полках магазинов" [36, с. 11]. Таким образом, страдания многих морально реабилитируются, а сами эти многие записываются в разряд потенциальных террористов и патологических человеконенавистников! На самом деле противоположный капитализму способ производства – коммунизм – как раз и предполагает, что право на творческую самореализацию для каждого является залогом успеха всех! Следует также отметить, что тот же Ф. Энгельс, например, отнюдь не был "обделенным" в буржуазном смысле этого слова. Да и значительное число террористов выходит именно из рядов среднего класса. А многие реальные и потенциальные революционеры были явно не обделены энергией и талантами в самых различных областях.

Понятно, что при подобных взглядах на природу человека И. Ефимов считает наилучшим строем современный неолиберальный капитализм, максимально при этом освобожденный от необходимости заботиться о социальной справедливости: "Неравенство между богатыми и бедными, которое порой столь режет глаз, является абсолютно необходимым условием эффективности национальной экономики, и за отказ от него народ заплатит неизбежным погружением в пучину всеобщей бедности, как это и происходит во всех странах, отказывающихся от рыночных методов управления хозяйством" [36, с. 165-166]. Однако мы хорошо помним, что большинство населения России заплатило всеобщей бедностью именно за отказ от идеи равенства и переход к рыночной экономике.

Не согласились бы с И. Ефимовым и некоторые известные буржуазные экономисты. Так, например, лауреат нобелевской премии по экономике американец Джозеф Стиглиц считает, что современный рост неравенства связан по большей части с деструктивным для реальной экономики рентоориентированным поведением элиты [112, с. 32]. Эффективность рынка часто оказывается невысокой, и рост безработицы – лучший тому показатель. Доходы большинства американских семей еще до рецессии 2012 г. были ниже, чем десять лет до этого [96, с. 37]. Рыночная несправедливость разжигает протестные движения по всему миру, приводит к массовой безработице среди молодежи, подрывает веру в политическую систему и социальный порядок [112, с. 40-46]. Как пишет Д. Стиглиц: "...мы имеем систему, которая работает на движение денег снизу вверх, но система настолько неэффективна, что прибыль верхушки намного меньше, чем потери, приходящиеся на низший и средний класс" [112, с. 47]. И это в самом ядре капиталистической миросистемы!