Текст книги "Капкан для оборотня (СИ)"

Автор книги: Валерий Иванов-Смоленский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

– Ну, вот. Сейчас я выпишу еще постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы. Придет врач-эксперт, освидетельствует тебя, то есть зафиксирует все побои, а потом даст свое заключение о предполагаемом механизме их образования и степени тяжести.

– Меня не будут больше бить? – с надеждой спросил Крастонов.

– Нет. Я приму для этого все соответствующие меры. Но это не главное сейчас. Ты понял, как себя вести на следствии? Даже, если меня от него отстранят, и твое дело будет вести другой следователь?

– Понял. Только я уже сомневаюсь, что из этого что-то получится. Никогда не думал, что у нас могут вот так ни за что посадить.

– Все. Если еще сам не будешь верить, то… – следователь махнул рукой и нажал на кнопку, вызывая конвоира.

Крастонова увели. Зотов собрал свои бумаги в папку и тоже вышел из камеры. Он сперва долго шел по коридору следственного изолятора, затем поднялся по лестнице на этаж выше и подошел к двери с деревянной резной дощечкой, украшенной затейливой витиеватой надписью: «Начальник следственного изолятора № 1 УВД N-ского облисполкома Шичко В. Е.».

– Арестованные, небось, сделали, – пробормотал машинально следователь и толкнул дверь.

Небольшая, но уютная приемная была заполнена стрекотом пишущей машинки, на которой, почти не глядя, в две руки барабанила востроносая девица с челкой под Миррей Матье.

– Василий Елисеевич у себя? – спросил Зотов.

Девица утвердительно кивнула головой, не прекращая работы и даже не удостаивая вошедшего взглядом.

В кабинете, уставленном самодельной, искусно исполненной, резной мебелью, за инкрустированным разноцветным деревом столом восседал грузный краснолицый мужчина в темно-синей форменной рубашке без погон. Китель с многочисленными орденскими планками и полковничьими погонами висел на стуле, стоящем сбоку от стола.

«Где они умудряются столько наград получить, – привычно удивился про себя следователь и вновь машинально оценил обстановку, – а мебель-то пошловата, отдает какой-то особенной, тюремной, субкультурой».

Мужчина отложил в сторону газету «Правда» и молча посмотрел на вошедшего.

– Здравствуйте, василий Елисеевич, – произнес Зотов.

– Здорово, здорово, – Шичко сощурил глаза и слегка поморщил лоб, как бы припоминая, – Зотов, кажись, из прокурорских?

– Точно.

– Чем обязан?

– В СИЗО три дня назад был избит мой подследственный Крастонов. Я буду вести расследование и по этому факту, в рамках уже ведущегося уголовного дела. Судебно-медицинская экспертиза мной уже назначена. А пока прошу вас произвести служебное расследование, и принять меры к недопущению подобного впредь. Материалы расследования прошу представить мне в десятидневный срок.

– Не может быть. Никто мне об этом случае не докладывал, – явно деланно возмутился начальник следственного изолятора, – как это случилось?

– Судя по всему, его поместили в камеру для оперативной разработки. Законом, не предусмотренную, между прочим…

– Безобразие, если так произошло. За всем разве уследишь – хозяйство большое. Я разберусь. Если факт подтвердится, виновные будут наказаны.

– Надеюсь, – в голосе следователя послышалась горькая ирония, – до свидания, товарищ полковник.

– До свидания, товарищ прокурор, – хозяин кабинета ответил со снисходительностью сильного.

Едва докучливый посетитель вышел, полковник быстро набрал телефонный номер.

– Лидочка? Шичко приветствует первую красавицу управления и его окрестностей… Никакого преувеличения… Николай Леонидович у себя?.. Соедини с ним, пожалуйста…

– Здравия желаю, товарищ генерал… – подобострастно произнес через несколько минут Шичко.

При этом он даже встал.

– …Да, исполнено, я уже докладывал, – продолжил он, – я про другое хочу доложить. Следак прокурорский, Зотов, тут был. Расследованием угрожал… Так точно, товарищ генерал… Результат пока нулевой… Никак нет. Более того, я прослушал камеру для допросов, где Зотов учил преступника, как уйти от ответственности… Да, прямым текстом… Конечно, записал на магнитофон – Ваша школа, хе-хе… Виноват, товарищ генерал, я не это имел в виду… Так точно. Если эту кассету дать прослушать, кому положено, не все, конечно, а только инструктаж – выгонят из прокуратуры за сутки, с волчьим билетом… Слушаюсь, товарищ генерал, завтра утром кассета с этой частью записи будет у вас… Спасибо, товарищ генерал… Понял… До свидания.

– Фу! – полковник вытер выступивший на лбу пот, – попробуй, угоди этому начальству. Захочешь подольститься – а оно вон как…

* * *

Долинина вошла в кабинет Зотова, как всегда, быстрым размашистым шагом:

– Ну, как дела, Володенька, – чем так удручен?

– Да, час от часу не легче. Понимаете, Таисия Николаевна, моего подследственного избили в СИЗО. В «пресс-хату», похоже, помещали. Пытались показания силой выбить. И эта свв-олл-очь… – Зотов от возмущения заикнулся, а затем поперхнулся и закашлялся.

– Ну-ну?

– Многое про него рассказывали, про Шичко про этого… Так вот, он отнекивался: не может быть, мол, такого, он ничего не знает… Да ведь без его ведома и крыса в изоляторе не пискнет!

– Э, Володя! Чему тут удивляться… Милиция и не то, бывает, творит – еще насмотритесь за свою службу.

– Но это же не просто нарушение закона! Это произвол! Это должностное преступление!

– Был случай, несколько лет назад, когда один подследственный и вообще бесследно пропал. Завмаг. Обвинялся в хищениях в особо крупных размерах и во взяточничестве. И ничего не установили, ничего не доказали, хотя перспективная версия была… То ли побег устроили за большие деньги, то ли опасного свидетеля убрали – ниточка тянулась… – Долинина ткнула пальцем вверх, – списали на побег, в конце концов, и вся недолга.

– И никого за это не привлекли?

– Нет, конечно. Погоди, дай еще постращаю. Перед войной, весной тысяча девятьсот сорок первого, в тюрьму эту, она тогда энкаведешная была, зашел областной прокурор. Проверить на месте жалобу, якобы кого-то без всякой санкции, незаконно, посадили. Да так оттуда и не вышел… Жена самому Сталину писала, сотрудники по инстанции обращались. Бесполезно. Пропал человек, вот и все.

– Ну, тогда «ежовщина» была, сплошное беззаконие, а сейчас ведь…

– Ладно, Володя, не будем развивать тему, а то далеко зайти сможем… Я чего зашла – деньги собираю. День рождения – юбилей – послезавтра у Белова, ну, у зама. Ружье ему охотничье какое-то немецкое в комиссионке присмотрели. Будете сдавать?

– Буду, конечно. Сколько?

– С рядовых – по червонцу… А парнишку не бросайте. Я потом загляну еще, посоветуемся.

Зотов ошалело покрутил головой, осмысливая полученную информацию. Из специально охраняемого и защищенного места люди бесследно пропадают… Что, вообще творится в конце двадцатого века в цивилизованном государстве… Он еще тогда даже предположить не мог, чем закончится это дело, и как круто повернется из-за этого его собственная судьба.

* * *

Зотов медленно толкнул дверь от себя. В приемной секретарша Вика прихорашивалась перед маленьким зеркальцем и подкрашивала губы, слегка их поджимая.

Зотов покрутил головой в нерешительности и зашел внутрь, держа в руке листок бумаги.

– У себя? – Указал он на входную дверь в кабинет прокурора области.

Вика молча кивнула, не прекращая своего занятия.

Зотов открыл дверь и решительно зашел внутрь.

– Можно, Константин Сергеевич?

– Заходи, – произнес прокурор, – что там у тебя?

– Вот. Подпишите, пожалуйста, – Зотов аккуратно положил отпечатанный листок бумаги прямо на середину стола.

– Что это?

– Постановление об освобождении Крастонова из-под стражи.

– Что???

– Да, Константин Сергеевич. Я практически закончил расследование по делу в части причастности Крастонова к совершению данного преступления. Он абсолютно невиновен и…

– Докладывайте, как положено, – голос областного прокурора был сух и неприятен.

– Есть, – отчеканил Зотов.

Первое. Изнасилование было групповым. Следы спермы были обнаружены во влагалище и в заднем проходе потерпевшей. По группе крови он как насильник исключается. Второе. Под ногтями потерпевшей найдены остатки эпителия – тоже не Крастонова. Третье. Найденные на теле убитой два лобковых волоска также принадлежат кому-то неизвестному. Четвертое. Она была задушена, а следы пальцев и кисти руки по размерам Крастонову никак не подходят. Они огромны, а у него руки, как у музыканта. Вот – все заключения различных экспертиз. Они категоричны. Вот – биологическая экспертиза, тоже никаких сомнений. Вот, смотрите, заключение криминологической экспертизы микрочастиц, волокон и изделий – на одежде потерпевшей найдены наложения чужих микрочастиц, арестованному Крастонову, не принадлежащих. Пятое. Вот протоколы осмотров места происшествия и очных ставок. Они полностью подтверждают показания Крастонова и объективно опровергают показания пятерки подозреваемых мной в совершении группового изнасилования и последующем убийстве Болышевой.

– Значит… – прокурор потянул узел форменного галстука, ослабляя его. Совершенно очевидно, что видимое спокойствие давалось ему с большим трудом.

– Значит… – глухо повторил он, вглядываясь в лицо Зотова безнадежными уже глазами.

– Да. Значит, Крастонов должен быть освобожден.

– Это само собой, раз невиновен… – прокурор ждал продолжения фразы.

– А следствие необходимо продолжить, – жестко констатировал следователь, – и предать виновных суду.

– Давайте постановление, я подпишу.

– Вот оно, я его сразу положил вам на стол.

Рука прокурора не дрожала, выводя знакомую затейливую подпись, но лицо его стало подобно по цвету той же бумаге – белое, с сероватым отливом. Он достал из стоящего за спиной сейфа гербовую печать и аккуратно приложил ее внизу постановления.

– Я могу идти?

– Идите, – безжизненный голос принадлежал, казалось, уже иному человеку.

Зотов медленно брел по коридору.

Он толком еще не соображал, как может повернуться дальнейшее продолжение разворачивающихся событий. Потухший взгляд прокурора все стоял у него в глазах, а в ушах продолжали звучать слова, произнесенные неестественным, неживым голосом. Он уже начинал понимать, что победе радоваться еще рано. Что же будет дальше? Ведь он поднял руку на сильных мира сего. Не зря же прокурор области, которого он считал честным человеком, по сути дела опустил руки и явно не желал продолжения расследования…

– Ну, что? – раздался за спиной голос Долининой.

Зотов вздрогнул и посмотрел непонимающим взглядом на Долинину, которая тормошила его за плечо.

– Что – «что?», – пробормотал он. – А-а-а… Да, Константин Сергеевич подписал постановление об освобождении Крастонова из-под стражи…

– Я была в нем уверена. Все-таки у него сильный характер… А что с делом?

– Не знаю. Он ничего пока конкретно не сказал. Вообще, вид у него был просто убитый.

– Еще бы. Все только начинается. Так что – держись Зотов, – она впервые назвала его по фамилии, как бы подчеркивая тем самым уважение к нему и к занятой им позиции.

– Держись, – повторила Долинина и пошла к себе по коридору своей знакомой размашистой поступью.

* * *

Крастонова завели в кабинет следователя Зотова в сопровождении уже двух конвоиров. Вид у него был подавленный. Он явно ожидал какого-то худшего продолжения. Парень сумрачно наблюдал, как один из конвоиров подал Зотову напечатанную крупным шрифтом бумагу, и тот, не глядя, ее подписал. Затем конвоиры молча вышли за дверь.

– Ну что, в суд меня повезут? – уныло произнес Крастонов. – А вы ведь…

– Ну что, Крастонов, не надоело еще сидеть? – вопросом на вопрос ответил следователь, отчего-то улыбаясь и не предлагая даже сесть.

– Вы мне казались таким искренним, таким объективным, а начинаете еще и издеваться…

– Да не издеваюсь я, Крастонов. Это просто шутка, может быть, не совсем удачная. Но напоследок можно и пошутить. К тому же, каждая шутка, как известно, содержит долю правды.

– Напоследок? Доля правды? – арестованный смотрел одновременно и с надеждой, и с недоверием.

– Да, Крастонов. Вы свободны. Отныне по делу вы будете проходить только в качестве потерпевшего и, отчасти, свидетеля. Точнее, более будете свидетелем по делу об убийстве и изнасиловании Вашей знакомой Болышевой, и лишь отчасти потерпевшим в отношении самого себя. Вас ведь тоже пытались убить…

– Вы это серьезно?

– Более чем. Вот копия постановления об освобождении вас из-под ареста. Первый экземпляр уже ушел в СИЗО, и я сейчас расписался у конвоя, что получил вас в целости и сохранности. Вещи какие-нибудь из камеры вам нужно забирать?

– Какие вещи? – растерянно произнес Крастонов. Губы его задрожали, а глаза наполнились слезами.

Он буквально выхватил лист бумаги из рук следователя и стал читать напечатанное, не соображая, что держит постановление перевернутым. Отшатнувшись от протянувшейся на помощь руки следователя, он спохватился и развернул листок.

– … Освободить– … дважды произнес он вслух, шевеля непослушными губами. – Я свободен? Я могу сейчас идти домой?

– Да. Я вызову вас повесткой для проведения повторных очных ставок с подозреваемыми. Я все-таки изобличу этих подонков, чьими бы детьми… Э-э-э, отдайте копию постановления. Это следственный документ, который должен содержаться в деле, куда вы его прячете?

– Да, извините меня… Я немного… Я вам очень… Извините… вы настоящий… Спасибо вам огромное… – все эти обрывки фраз Крастонов произносил, уже пятясь спиной к двери, – до свидания.

И лишь открыв дверь, он остановился и строго посмотрел на Зотова.

– Вы ведь докажете их вину?

– Докажу. Обязательно докажу.

* * *

На тротуарах еще лежал снег, но все признаки указывали уже на скорый приход весны. По городской улице в легком пальто и без шапки, не спеша, шел Крастонов.

С той поры прошло уже полгода. По настоянию родителей Крастонов взял академический отпуск и почти сразу же уехал пожить к родственникам во Владимир. Оставаться в городе, бурлящем от слухов и пересудов, было попросту опасно. В суд для рассмотрения уголовного дела по обвинению убийц и насильников его должны были вызвать повесткой. Но вызова все не было, а родители на этот счет молчали. И Крастонов решил вернуться домой.

Мартовский снег еще держал город в своих цепких объятиях. Крастонов решил пройтись от вокзала по легкому морозцу, приятно щекочущему щеки, пешком.

Стояло раннее погожее утро, и прохожих на улицах было мало. Крастонов решил срезать путь, пройдя дворами на следующую нужную ему улицу, и зашел в арку проходного двора. Навстречу ему с лаем бросилась крохотная черная собачонка.

– Фу, Геля, фу, – девушка в белой курточке и розовой пушистой шапочке грозно надула заалевшие от морозца щеки, но у нее это получилось не очень-то убедительно.

– Ух, какая ты красавица, – сказал Крастонов, обращаясь к собачке, но мимолетно посмотрев в этот момент на девушку, лицом напомнившую ему погибшую Лену.

Геля тотчас начала вилять хвостом и тереться о его ногу.

– Извините, она вовсе не злая, – произнесла девушка, – пошли, Гелька.

– Да, я вижу, – Крастонов посмотрел им вслед.

Лицо его исказила гримаса – волной нахлынули воспоминания. Парень приостановился и тяжело опустился на скамейку, даже не попытавшись смести с нее жесткий заледенелый снег.

Людей становилось все больше – кто-то уже спешил на работу, кто-то бежал трусцой «от инфаркта», тогда это было повальным увлечением.

Мимо по проезжей части катил тележку мужчина в поношенной серой каракулевой шапке и в стареньком, но чистом и аккуратном пальто. На тележке лежали перевязанные бечевкой кипы использованного картона, а сбоку в матерчатом мешочке позвякивали бутылки.

«Этот с утра уже на похмелку зарабатывает, – неприязненно подумал Крастонов, – развелось же их в последнее время».

Вдруг что-то в облике раннего прохожего показалось ему очень похожим. И это угловатое лицо, и длинный хрящеватый нос, и слегка прищуренные глаза. Он присмотрелся к мужчине повнимательнее.

– Зотов? – Крастонов рванулся со скамейки вслед за мужчиной, – Зотов! – уже более уверенно закричал он.

Мужчина остановился и обернулся.

Да, это был он – Зотов, следователь областной прокуратуры, который вел дело Крастонова. Лишь изрядно похудевшее лицо дополнила редкая курчавившаяся бородка.

– Зо-отов, – протянул растерянно Крастонов, – следователь…

– Да, Зотов, – спокойно ответил мужчина. – Но – бывший следователь… А ты ничуть не изменился, Крастонов, в отличие от меня… Что, удивлен?

– Я приехал… Погодите, что с вами случилось?

– Бомжую, как видишь, – Зотов закурил дешевую сигарету без фильтра.

– Вы же не курили…

– Многое уже в прошлом. Очень многое.

– Но, что произошло? вы бросили свою работу?

– Нет, это работа бросила меня, – горько усмехнулся бывший следователь.

– Вас уволили?

– Да. Хочешь знать подробности?

– Расскажите, если можно.

– Этот подлец, начальник следственного изолятора, оказывается, записал наш с тобой разговор на магнитофон. Ну, где я объяснял тебе, как вести себя во время следствия. Пленка с записью легла на стол Ступенева, которого к тому времени избрали уже первым секретарем обкома. Ну, а дальше – служебное расследование, отстранение от должности, а затем и увольнение с формулировкой «за совершение порочащего поступка, несовместимого с высоким званием работника советской прокуратуры».

– И где вы сейчас?

– Нигде. Пенсия мне не положена. На работу не берут даже разнорабочим. Из общежития выселили… Вот, собираю макулатуру и стеклотару – тем и живу.

– Я… Я могу вам чем-то помочь?

– А чем ты мне поможешь, Крастонов? Рубль дашь? Так я не возьму, я еще не опустился до этого. И вообще не опустился на дно, не думай. Жить можно. Ты же жил в тюрьме и ничего.

– Но ведь…

– Не волнуйся – это не на всю жизнь. Мы сейчас сколотили бригаду с такими же горемыками, как и я, – Зотов горько усмехнулся, – копим деньги на билеты. Двинем на Крайний Север, там нужны люди с любыми биографиями. И заработки там хорошие. Так что перспектива у меня есть, и неплохая. Тебе спасибо за проявленное участие и всего хорошего, как говорится.

– Подождите! А что с уголовным делом?

– Ах, да. Уголовное дело по факту смерти Елены Болышевой прекращено за недоказанностью. Все его фигуранты живы, здоровы и продолжают прежний образ жизни. Ступенев-старший, как я уже говорил, стал первым лицом в области. Плеткевича, тоже старшего, назначили первым заместителем председателя облисполкома. Ремезов, прокурор области, получил обширный инфаркт, сейчас находится на пенсии по инвалидности. Его так и зарубили на новый срок. Вот, собственно, и все. Да, еще начальника УВД Калугина по-быстрому отправили на пенсию.

– А его-то за что?

– Обэхаэсэсники, его подчиненные, накрыли подпольный заводик по производству поддельной водки, нашли несколько точек ее реализации и стали подбираться к организаторам этого прибыльного дельца. Однако ниточки потянулись высоко, очень высоко… Вот на бюро обкома и рассмотрели вопрос о недостатках в работе органов внутренних дел области… И были сделаны соответствующие оргвыводы. Начальника ОБХСС тоже уволили. Как так, недосмотрел – столько лет подпольный цех этот функционировал, а из Дагестана цистернами спирт гнали… А дело, естественно, прикрыли. Впрочем, кого-то из торгашей, кажется, судили.

– Но это же… Это все!..

– Это коррупция, – тихо и жестко произнес Зотов, – это – зарождение организованной преступности. А бороться с этим пока некому, да и не дадут. Ну, все. Бывай, а то ждут меня.

– До свидания. Спасибо вам за все. И удачи.

Зотов покатил тележку дальше…

На следующий же день Крастонов уехал в Минск и сдал документы для поступления в Минскую высшую школу милиции, бросив учебу в институте народного хозяйства. С этого момента начался тот Крастонов, который возненавидел преступность во всех ее проявлениях, в особенности – коррупцию, и еще, пустившую только первые ростки, организованную преступность. Он вступил с ней в беспощадную борьбу и стал считать это делом всей своей жизни.

^{ГЛАВА ВОСЬМАЯ}
ВСЕГДА, ВЕЗДЕ, ДЛЯ ВСЕХ – ДА БУДЕТ ПРАВЫЙ СУД

Обладая немалой силой, необычными для такого крупного тела гибкостью, реакцией и сноровкой, основанной на специальных навыках, Легин имел очень располагающую внешность, почти гагаринскую улыбку, широковатое русское лицо и слегка курносый нос. Симпатичный простак – думали многие, встречаясь с ним впервые. И – ошибались. Простаком он, конечно, не был. Скорее, он был человеком, умеющим составить о себе ложное мнение и долго держать в этом неведении других. Довершала его портрет приличная, на уровне мастера, игра в шахматы и отличное знание английского языка, которым он овладел с детства и старался не забывать. Любимыми его героями были Че Гевара и Фидель Кастро, умевшие, как он считал, видеть осознанную, ясную цель, достигать ее и не отдавать завоеванных позиций.

Ко всему прочему, Легин был бесстрашен. То есть страх, как у всякого нормального человека, у него наличествовал, но Легин умел в нужные моменты его подавлять. Отчего опасность не делала скованными его мысли и движения, как это бывает в критические минуты со многими, даже бывалыми, оперативниками. И оттого, вероятно, за многие годы он не получил серьезных травм и ранений, участвуя лично в самых рискованных и серьезных операциях со стрельбой и рукопашным боем без правил.

Примечательно, что свое превосходство в некоторых профессиональных и человеческих аспектах он никогда не показывал, и свои преимущества и умение не применял в «мирных целях», используя их исключительно в служебных интересах при проведении различных оперативно-розыскных мероприятий. А таковых хватало.

Может быть, и даже наверняка, Легина можно было в чем-то упрекнуть. И как профессионала, и как человека. Но только не в терпимости к порокам. А главным человеческим пороком он считал предрасположенность homo sapiens к совершению преступлений. Все остальные виды земной фауны также могли красть у себе подобных, убивать их, совершать другие акты насилия. Но ни одно животное, ни одно насекомое, ни один из представителей водной среды не делал этого сознательно. Они делали это по необходимости, либо подчиняясь многовековым инстинктам. И лишь человек был способен на все, вплоть до лишения жизни другого, себе подобного, чисто из низменных побуждений.

Девизом Легина было не сдерживание зла, не его изоляция, которая оставляла злу шансы вырваться на свободу и вновь творить свои черные дела, а, по возможности, его полная ликвидация. Он готов был душить эту нечисть собственными руками. Не потому, что его кто-то серьезно обидел в детстве. Его, с такой комплекцией, и непросто было обидеть, даже в детстве. И не потому, что кого-то из его близких или просто хороших знакомых убили из-за какой-то мелочи, скажем, желания завладеть кошельком с грошовой пенсией.

В Легине от природы было заложено чувство острой нетерпимости ко всякому злу – большому и малому. И к его проявлениям – независимо от того, пострадал ли от этого лично знакомый ему человек, либо совершенный незнакомец. Поэтому в жизни у него получилось, как в той притче: у царя было три сына – двое умных, а третий – футболист… Отец его служил послом советского еще Посольства в Великобритании, имея ранг Чрезвычайного и полномочного посла, а по должности являясь равным заместителю министра иностранных дел. Мать трудилась там же, совмещая работу заведующей канцелярией и протокольной части. В семье было трое детей, все они также жили и учились в Лондоне.

Но если старшие брат и сестра продолжили свое образование в престижных высших учебных заведениях старой Англии, хотя и не пойдя по стопам родителей, то Андрей – возвратился в Советский Союз и поступил в обычную школу милиции. Ну, не совсем обычную, а высшую, но крайне огорченные родители никакой разницы в этом не видели.

Попав, по ее окончании, по распределению в Прикамск – приличный областной центр – простым опером в управление уголовного розыска, Легин быстро пошагал по ступенькам карьерной лестницы. Папа, тайно помогавший попасть ему в область, почти граничившую со столичной (чтобы ни в какую-нибудь там Тмутаракань) был здесь ни при чем. Образованный и умный Легин, обладая оперативной хваткой, быстро впитывающий в себя необходимые знания, через несколько лет стал начальником отдела уголовного розыска, сменив на этой должности Крастонова, который также стремительно продвигался ввысь по служебной лестнице.

Имея схожие характеры, наклонности и понимание важности своей профессии, Крастонов и Легин подружились. Хотя полноценной эту дружбу назвать было нельзя. Крастонов был для Легина образцом для подражания и, можно сказать, кумиром. Крастонов, пытавшийся вначале стереть эту грань превосходства, не преуспел в этом направлении и принял правила игры, предложенные Легиным. Несмотря на установившиеся дружеские и товарищеские отношения с Крастоновым, Легин продолжал называть его на «вы», а каждое его слово было для младшего товарища законом. Крастонов попытался бороться с «вы» хотя бы вне службы, но и здесь потерпел неудачу.

Оба они были настоящими «ментами», что называется, по призванию, полагали милицейскую службу необходимой и уважаемой и не жалели своего времени для выполнения служебного долга. Отчего оба так и не сумели обзавестись семьями, хотя у Крастонова такая попытка была. Они оба не терпели фальши, скабрезности и неуважения к милицейским погонам. При них никто не осмелился бы рассказать один их многочисленных анекдотов, типа: «…отчего милиционеры ходят по трое? Оттого, что один умеет немного читать, другой – немного писать, а третьему просто приятно побыть в обществе интеллигентных людей».

«Если при прополке сорняк не вырвать вместе с корнем, то он непременно оживет и будет вести себя еще более агрессивно».

Это, в общем-то, немудреное высказывание Крастонова на одном из служебных совещаний Легин написал на отдельном листочке и хранил в ящике своего стола. Он приобрел странную привычку: приходя на работу, первым делом открывать ящик и читать листочек, хотя и знал этот незатейливый текст наизусть. У неверующего Легина это было чем-то вроде молитвы. Окружающие подметили это, но пошутить над здоровяком, которому природа подарила громадные мышцы без всяких анаболиков, никто не осмеливался.

Профессиональные же его качества, характеризующие Легина, как думающего розыскника, проявились особенно при раскрытии и задержании банды залетных налетчиков, ограбивших филиал крупного коммерческого банка и оставивших на месте преступления два трупа. Внешне ограбление выглядело случайным…

* * *

…К стоянке напротив внушительного здания банка с солидной вывеской «Камабанк» подъехала темно-синяя иномарка. Из нее быстро вышли четверо молодых людей – все в черных спортивных костюмах.

Рабочий день в банке через полтора часа заканчивался, но четверка уверенно зашла внутрь, хотя на входе и висела табличка с надписью: «Извините, мы не работаем по техническим причинам».

Попытка охранника воспрепятствовать их проникновению пресеклась двумя выстрелами из пистолета с глушителем: одним – в область сердца, другим – в голову, в качестве контрольного. После чего труп был засунут за диван, находящийся в холле, и входную дверь заперли ключом, снятым с пояса охранника.

Бандиты надели на лица шутовские маски, изображающие поросячьи рыла, и вошли в операционный зал. Здесь двое из них согнали в угол всех служащих филиала банка, приказали им лечь на пол лицом вниз и стали держать их под прицелом пистолетов.

– Каждый встает по очереди, – глухим искаженным голосом произнес один из налетчиков, – и сдает мне свой мобильный телефон. У кого мобилы не окажется – кончу на месте.

Мобильники, к счастью, оказались у всех. Мужчины достали их из пиджаков и с поясов, а девушки, которых было абсолютное большинство, в сопровождении грабителя подходили к своим служебным местам и вытаскивали мобильники из сумочек или ящиков рабочих столов. Телефоны налетчик складывал в пластиковый черный мешок.

Двое других налетчиков зашли в кабинет начальника валютного отдела, отвечавшего за главное хранилище. Очень полный молодой мужчина сидел за столом и пил кофе из пластикового стаканчика.

– Где ключи от сейфов? – осипшим голосом спросил первый из вошедших.

– К-ка-ких сейфов?.. – растерялся толстяк. Происходящее показалось ему нереальным.

– Сейфов, где хранится иностранная валюта и российские рубли, – говоривший подошел и резко ткнул начальнику дулом пистолета в губы, – шевелись, боров, а то…

На губах толстяка выступила кровь, стаканчик с кофе выпал из руки и залил какие-то бумаги на столе. Он вдруг осознал, что все это всерьез.

– Я сейчас, сейчас… – трясущимися руками толстяк с трудом извлек связку ключей из кармана пиджака, висящего на стуле.

Он открыл свой сейф и поочередно достал три пары массивных ключей.

– Вперед, в подвал, – скомандовал грабитель, – да шевелись же! На хрена тебе пиджак!

Толстяк уронил на пол пиджак, который попытался в растерянности надеть, и поспешил к выходу.

Спустившись в хранилище и открыв ключами все три сейфа, налетчики начали складывать пачки денег в специальные мешки для их хранения и транспортировки, находившиеся на стеллаже, прямо в хранилище. Они забрали всю валюту и почти все российские деньги, побрезговав лишь банкнотами ниже пятисотрублевого достоинства.

Начальник валютного отдела, заметив, что грабители заняты упаковкой денег, попытался сбежать, бросившись к выходу из банка. Но в операционном зале он наткнулся на двух оставшихся там бандитов. Один из них выстрелом ранил его в живот, а другой подошел к лежащему и хладнокровно добил выстрелом в лицо.

Раздался дружный женский визг.

– Заткнитесь, – рявкнул налетчик и выстрелил в потолок.

Моментально наступила тишина.

– Всем встать! Где тут у вас туалет?

Всех загнали в небольшую туалетную комнату и заперли дверь.

– Не вздумайте рыпаться, – грозно предупредил один из бандитов, – на двери – граната с растяжкой. Рванет, и всем каюк…

После этого банда покинула здание банка, оставив маски в холле, и уехала на оставленной на стоянке автомашине.

Табличку, извещающую, что банк временно не работает, грабители, так и оставили висящей на двери.

* * *

Мужчина в спецовке, с чемоданчиком сантехника, насвистывая незатейливую мелодию, открыл дверь в банк.

Идя по коридору, он вдруг через стеклянные стены заметил, что операционный зал абсолютно пуст. В недоумении мужчина поднял брови. Он толкнул дверь в зал и зашел внутрь. Завидев лежащий труп толстяка, мужчина вначале испугался и шагнул было за дверь, но прислушался. Никаких звуков, электричества нет, поэтому и оргтехника молчала.

Сантехник быстро направился к столику охранника в холле, где находился телефон, и набрал 02.

– Милиция?.. – торопливо произнес он в трубку, – здесь… В общем такое дело – здесь лежит убитый… Как где, в банке, здесь… «Камабанк»… Нет, больше никого нет… Я?.. Я чиню здесь трубу… Обыкновенную, водопроводную… Фамилия моя Петренко… Да, я ничего и не трогаю… Да, буду ждать.