Текст книги "Записки кладоискателя"
Автор книги: Валерий Иванов-Смоленский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)
– Вот так – так, – ахаю я после прочтения, – ну и дела!
– Что впечатляет? – Старик прямо лучится довольством.
– Не только то, что ты думаешь.
Я кладу листочки в сторону иду к гамаку и прношу оттуда книгу.
– Смотри! – как раз до твоего звонка и приезда я читал эту книгу.
Старик недоуменно вертит ее в руках, листает. Поднимает на меня непонимающие глаза?
– И, что? – спрашивает он.
– То, что в этой книге есть как раз про Мезерицкий укрепрайон. Я искал здесь следы своего деда.
– Какого деда.
– Потом расскажу, – отмахиваюсь я, – сейчас это не важно. Важно это удивительное совпадение. Мы оба, независимо друг от друга, но в одно и то же время получили сведения о Межерицком укрепрайоне….
– Что ты говоришь! – восклицает Старик. – Да ведь это знамение! Экспедиция будет удачной. А ты еще отказывался ехать….
– Я не отказывался… Но суть не в том. Давай я займусь дополнительным сбором материалов по данной теме, а – ты, когда порешаешь свои оргтехвопросы, назначай сбор и будем обсуждать детали. Надо добыть подробные карты той местности и прочее и прочее и прочее.
– Договорились, – удовлетворенно говорит Старик, – у тебя водички, холодненькой не найдется?….
На следующий день встречаемся и обговариваем детали.
Оказывается километров в восьмидесяти севернее района нашей конечной цели, в польском городе Сквежине, проживает родственник партнера Старика по бизнесу. Он обещает полную техническую поддержку, в том числе поисковой техникой.
Прекрасно. Теперь не придется ломать голову, как объяснять нашим и польским пограничникам и таможенникам наличие электронного поискового оборудования.
– Возьмем только моего «японца», умеющего обнаруживать пустоты – говорит Старик, – металлодетекторы там бесполезны. Весь бетон пронизан железной арматурой и будет сплошной фоновый шум. Они понадобятся нам, в основном, на предмет обнаружения мин.
– Полностью согласен, – говорю я, – судя по описаниям людей, там побывавших, этого опасного добра там хватает.
Поедем на джипе Старика. Официальная цель – туризм.
– Слушай, – спохватываюсь я, – а, с чего это этот родственник твоего партнера будет нам помогать? Ты обозначил ему цель? И, может, пообещал уже пол-Янтарной комнаты?…
Оба смеемся.
– Нет, – отсмеявшись, говорит Старик, – здесь будет баш на баш. Этот родственник является внуком польского офицера, погибшего недалеко от Минска, под Раковом, в начале июля 1920 года, в ходе наступления Западного фронта Красной Армии против войск Пилсудского.
– И?
– И мы окажем ему всяческое содействие в поисках останков его деда. Он желает вывезти их на родину и захоронить в фамильном склепе, которому уже почти двести лет. Старинный шляхетский род….
– Понятно, – соглашаюсь я, – тогда возражений не имею.
Не обходим стороной и трудности межъязыкового общения. Некоторые польские слова и фразы я знаю, но….
– А, как с языком? – спрашиваю я Старика, – пан муве по польску?
И тут он меня потрясает, выдавая сразу несколько тирад на языке, знакомом мне по обилию звонких и жужжащих звуков.
Я лишь развожу руками. Впрочем, у нас многие знают польский язык, особенно в западных областях, где проживают преимущественно католики. И не зря у нас государственным праздником является и 25 декабря – День Рождества Христова по календарю католической конфессии.
Дополнительно добытые по теме материалы не впечатляли. В основном это пересказы первых двух текстов, добавляющие некоторые подробности, иногда не очень правдоподобные.
Старик вслух читает одну из таких статей.
«…Были найдены замаскированные входы в подземные сооружения, которые выводили к просторному тоннелю диаметром за три метра. По его дну пролегали рельсы, а по стенам, как в метро, висели жгуты кабелей. Тоннель уходил на запад. Когда его принялись исследовать, то обнаружилось множество боковых тоннелей и замурованных входов в какие-то подземные сооружения, назначение которых так и осталось неизвестным.
Один из пологих спусков в это таинственное метро был специально рассчитан для въезда в него на армейских джипах. А расстояние между рельсами учитывало колею автомобиля. И военнослужащие не отказали себе в удовольствии прокатиться по тоннелю в сторону Германии километров двадцать. Хотя на большее не решились. Начало же тоннеля, по прикидкам, находится аккурат под озером Кшива.
Приплывавшие на плавающий остров любители рыбной ловли в ясные дни видели на дне озера сквозь многометровую толщу воды огромный задраенный люк.
Местные жители утверждают, что строительство этого грандиозного подземного сооружения немцы начали еще в двадцатых годах, а закончили к началу Второй мировой войны, благо в то время эта территория принадлежала Германии, а не Польше, как теперь. Многие уверены, что принимал объект лично Гитлер, прикативший сюда на поезде таинственного метро.
Советский гарнизон покинул Кеньшицкий военный городок лишь в 1992 году. За несколько десятилетий пребывания в нем так и не были сделаны серьезные попытки разгадать тайну озера Кшива?
Леонид БУДАРИН»
Откладывает листок в сторону и хмыкает.
– Так уже и для джипов трасса предусмотрена, – с неудовольствием замечает он, – которых у немцев тогда не было. Следующими будут подлодки и бронекатера, для которых в тоннели специально закачивалась вода… А там и минивертолеты не за горами… И летающие тарелки….
Протягиваю Старику справку по дивизии «Мертвая голова». Он внимательно читает.
«МЕРТВАЯ ГОЛОВА», дивизия СС. Сформирована 1.11.1939 теодором Эйке в Дахау из 3 полков частей «Мертвая голова» с включением офицеров из частей усиления СС и хаймвера СС Данциг….
…С марта 1940 действовала на Западе. Солдаты дивизии прославились не только своей выдающейся стойкостью и презрением к смерти, но и крайне жестоким отношением к пленным.
В апр. 1941 переформирована в мотопехотную дивизию СС «Мертвая голова»(SS-Infanterie-Division «Totenkopf»), в ее составе к этому моменту числилось 18754 чел.
С июня 1941 действовала на советско-германском фронте в составе группы армий «Север».
В сент. 1941 участвовала в отражении наступления совеиских войск в районе Ильменя.
В февр. – апр. 1942 дивизия вела тяжелейшие бои в Демянском котле: именно она приняла на себя основной удар… В ряде боев дивизия выдерживала удары нескольких советских корпусов. Однако и потери были огромны – более половины своего состава.
В ноб. 1942 переведена на Запад – на отдых и пополнение.
9.11.1942 переформирована в моторизованную дивизию СС «Мертвая голова» (SS-Panzer-Grenadier-Division «Totenkopf»).
В марте 1943 – вновь отправлена на Восток, где вошла в состав II танкового корпуса СС. Участвовала в боях под Харьковом.
В июле 1943 участвовала в Курской битве.
21.10.1943 переформирована в 3 танковую дивизию СС «Мертвая голова» (3 SS-Panzer– Division «Totenkopf»).
После поражения на Курской дуге направлена в Польшу, особенно отличилась в оборонительных боях в районе Варшавы….
…В марте 1945 сражалась в районе озера Балатон, а после разгрома отступила в Австрию.
9.05.1945 сдалась американским войскам в районе Вены.
За время боев 47 военнослужащих дивизии были награждены рыцарским крестом Железного креста.
У солдат и офицеров дивизии на правой петлице, вместо стандартных рун СС было изображение черепа со скрещенными костями. Кроме того, они носили манжетные ленты либо с изображением того же черепа со скрещенными костями, либо с надписью «Totenkopf».
Командиры: обергруппенфюрер СС, генерал войск СС Теодор Эйке (1.11.1939– 7.7.1941; бригадефюрер СС, генерал-майор войск СС Маттиас Клейнхейстеркамп (7.7-18.7.1941); группенфюрер СС, генерал-лейтенант войск СС Георг Кепплер (18.7-19.9.1941); обергруппенфюрер СС, генерал войск СС Теодор Эйке (19.9.1941-26.2.1943); группенфюрер СС генерал-лейтенант войск СС Герман Присс (26.2.-27.41943); бригадефюрер СС, генерал-майор войск Макс Симон (15.5-22.10.1943); группенфюрер СС генерал-лейтенант войск СС Герман Присс (22.10.1943-20.6.1944) бригадефюрер СС, генерал-майор войск СС Гельмут Беккер (21.6.1944-8.5.1945).
– Все сходится, – удовлетворенно произносит Старик, – вот он – Г.Беккер, командир 3 танковой дивизии СС «Мертвая голова». Однако сколько сменилось командиров… И в Польшу направлена….
– Да, – говорю я, – Гельмут Беккер, будучи оберфюрером СС, был одним из немногих эсэсовцев, награжденных высшей наградой рейха – Рыцарским крестом с дубовыми листьями.
– Оберфюрером СС? – удивленно переспрашивает Старик, – первый раз слышу это звание.
– Это звание шло за штандартенфюрером (полковником) СС, но перед бригадефюрером (генерал-майором) СС, – разъясняю я.
– А почему все они имеют по два звания, тот же Беккер: и бригадефюрер СС и генерал-майор войск СС?
– Есть организация СС (от слова Schutzstaffel – охранные отряды) с иеерархией в 24 звания: от обершютце (низшее) до рейхсфюрера СС Гиммлера, возглавлявшего ее. И есть войска СС, где присваивались армейские звания. Знаю, что самым низшим было штурмман СС (рядовой), которое вроде приравнивалось к званию ефрейтор в войсках вермахта….
– Сколько всяких тонкостей напридумывали эти немцы, – говорит Старик. – Ладно – главное, пока мы на правильном пути, пошли дальше….
– Мы стоим на верном пути! – вдруг патетически провозглашаю я.
Старик удивленно смотрит на меня.
– Мы стоим на верном пути! – с той же интонацией повторяю я.
Удивление Старика нарастает.
– Мы стоим на верном пути!
После третьего моего восклицания Стрик уже немного в замешетельстве. Он, с участливым выражением – мол, не перегрелся ли, ты, часом, открывает рот, но я его опережаю и громко кричу.
– Мы стоим! – здесь я притормаживаю и назидательнейшим тоном произношу, – А, надо – идти!
Старик балдеет, ему нравятся такие примочки.
Долго и от души смеемся. Стараемся такие отдушины делать почаще – ремесло кладоискателя, местами, дело нервенное.
– Удивительнее всего, – отмечаю я, – что в очень обстоятельной книге «Инженерные войска в боях за Советскую родину» об этих укреплениях ничего не упоминается. А ведь инженерным силам и саперам там самое место, где посмотреть, да покопаться….
– Может, засекречено было сразу после войны, – предполагает Старик.
– Вполне возможно, – соглашаюсь я.
Обсуждаем проект дальше. Называем его «Дождевым червем». Уточняем еще ко-какие тонкости….
Все. Детали и мелочи обговорены. Маршрут намечен. Минск-Брест-Варшава-Познань-Сквежина.
Не буду утомлять читателя подробностями нашей поездки. тем более, что ничего особо интересного в пути не произошло. Скажу лишь, что дорога, по которой мы ехали, не хуже наших по покрытию и гораздо лучше по сервису.
Ехать в джипе по такой дороге – одно удовольствие. И я, сменивший до своей первой, не самой лучшей, иномарки, несколько моделей «Жигулей», начиная от «копейки», прекрасно это ощущаю.
Говорю о своих впечатлениях Старику.
Он ошарашивает меня своим ответом.
– Один из директоров компании «Дженерал моторс», – с хитрой ухмылкой вещает он, – сказал так: «Завод, который делает автомобили за 5 тысяч долларов, и они, при этом, еще могут и ездить – это очень хороший завод».
Смеемся. Погода стоит чудесная. Солнце с легкой облачностью….
«Skwierzyna» – гласит указатель перед въездом в город типично немецкого облика.
– Сквежина, – буднично говорит Старик, – сейчас надо найти нашего заботливого внука….
Заботливый внук оказывается очень улыбчивым толстым и бородатым поляком, одетым в джинсы и пеструю рубашку, типа распашонки. На вид ему под пятьдесят.
Старик раскидывает руки и двигается к поляку с намерением дружеских объятий.
– О, ще…, – начинает он и спотыкается на этом слове, видя реакцию толстяка.
– О, только не это, – бородач умоляюще выставляет вперед руки, ладонями вперед, он вполне сносно говорит по-русски, – только не это….
Старик останавливается в недоумении, с дурацки разведенными руками и приклеенной улыбкой. Я тоже не понимаю, в чем дело. Поляк боится мужских объятий? Считает, что за этим последует обязательный и долгоиграющий брежневский поцелуй?
Толстяк сразу же развеивает наши сомнения. Он сам обнимает Старика и довольно увесисто хлопает его по спине.
– Понимаете, шановные панове, – возмущенно произносит он, – весьма обидно постоянно слушать предположения о возможной гибели своей родины.
Мы со Стариком недоуменно переглядываемся.
Бородатый толстяк спешит ко мне и дружески похлопывает по моим плечам, слегка обнимая руками.
– Судите сами, – объясняет поляк для тех, кто не понял или сидел в последнем ряду, – отчего-то каждый из граждан бывших советских республик начинает общение с нами, поляками, именно этой фразой: О, ще польска еще не сгинела? Но почему это моя Польша должна погибнуть? Мне это непонятно и удивительно….
Я украдкой смотрю на Старика и, по его несколько смятенному виду, угадываю, что он собирался поприветствовать встречающего, аккурат этим бравым предложением.
– Даже туркмен приезжал весной, заключать договор о поставке газового оборудования, – продолжает обидчиво поляк и тот: О, шшчэ, пульска ашчэ нэ сгынэла, – передразнил он неведомого посланца великого туркменбаши. – А, с чего бы Польша должна гибнуть? Наоборот….
Я смущенно кривлю губы в улыбке. Как раз это словосочетание было и моей нехитрой домашней заготовкой – порадовать поляка познаниями в польском языке. А, тут – вон оно что….
Вспоминаю сразу же и откуда оно всплыло и запомнилось. Во времена моей молодости по телевизору шли очень популярные польские сериалы: «Четыре танкиста и собака» и «На каждом километре». В первом отчаянные польские солдаты громили немцев. А, во втором – отважный польский разведчик (поручик или капитан Клосс) дурил и водил за нос тех же немцев. А наши солдаты всегда приветствовали своих польских союзников, именно этой фразой. Тогда Польша, действительно, была полностью оккупирована и находилась на краю гибели. Вот она и приклеилась, эта фразочка. Естественно, жизнерадостному толстяку вопрос: «жива ли Польша?» и обиден и непонятен. Тем более, что наши бывшие совки, оказывается, всегда с него и начинают общение….
Несмотря на свой весьма легкомысленный вид, бородач страшно деловит. У него уже все готово к нашему приезду. Некоторое время они со Стариком оживленно щебечут на польском языке, с обилием шипящих и свистящих звуков, а потом ударяют по рукам.
– Вшистко едно пшепадать, бешт тэго дъябла! – азартно говорит Старик.
Поляк просто расплывается в улыбке.
Не ручаюсь за точность воспроизведения фразы, но смысл ее, в переводе на русский такой: «А, все равно пропадать, черт возьми!»
Мы быстро загружаем в джип оборудование, сверяясь со своим списком, чтобы не упустить чего-нибудь нужного. Едем мы, судя по всему, в изрядную глухомань и не хотелось бы возвращаться за какой-то необходимой мелочью. К тому же, возвращение у нас считается очень плохой приметой.
Перекладывая в джип два акваланга улыбчивый толстяк, что-то говорит, качая головой. Я улавливаю только слово «дайвинг».
Да, дайвингом нам, конечно, приходилось заниматься. Причем, иногда в самых суровых условиях….
При погрузке новеньких металлодетекторов фирмы «Minelab», вновь происходит оживленный обмен мнениями.
– Minen…, – слышу я пояснения Старика.
Толстяк вновь расцветает улыбкой, но уже несколько недоверчивой.
По-моему, он прекрасно понимает, чем мы собираемся заниматься. Не в деталях, конечно. Надо только надеяться, что он не выдаст нас местной дефензиве, или, как она у них сейчас называется. Тем более, что его услужливость говорит о расчете на наше ответное взаимопонимание к его вопросу.
Радуют многофункциональные аккумуляторные фонари. Их можно подзаряжать от генератора джипа.
Ну, похоже, все. Раскланиваемся с гостеприимным поляком и стартуем к месту непосредственной цели. Через полтора часа мы уже недалеко от нее.
Пересекаем довольно большую реку Obra (не путать с Одрой) и сразу въезжаем в аккуратный городок, дорожный знак на въезде гласит: «MIEDZYSZECZ».
– Вот и Мендзыжеч, – говорит Старик.
Останавливаемся и фотографирумся возле знака.
– Почему Мендзыжеч, – спрашиваю я, – ведь латинской буквы N в названии нет?
– Таковы особенности фонетики польского языка, – важно отвечает Старик.
– Что-нибудь будем покупать?
– Если только карту, какую подробную с указанием фортификационных сооружений Мезерицкого укрепрайона.
– Думаешь таковые имеются?
– Отчего же нет, – убежденно произносит Старик, – у нас вон воссоздали Линию Сталина. От туристов теперь отбою нет. Так, что там уже такого особенного – ты ведь бывал?
– Да, – говорю, – но все равно людям интересно – доты, траншеи….
– Ну вот. А здесь, судя по описаниям – целые подземные города, многоэтажные доты, своя железная дорога. Сам Гитлер по ней из Берлина прибывал. Наверняка такой комплекс отгрохали… Или, хотя бы начали….
Но на вопросы Старика владельцы маленьких магазинчиков и киосков, торгующих газетами, журналами и прочей полиграфической продукцией, лишь недоуменно поводили плечами.
Старик немедленно приходит в возбуждение.
– Просто удивительно, – говорит он, – такое впечатление, что мы не туда попали. Сейчас посмотрим.
Достает карту. Рассматриваем вдвоем. Карта очень подробная, полукилометровка, правда, на польском языке. Старик скачал ее из Интернета и распечатал.
– Вот «Miedzyszecz», – тыкает он пальцем в карту, – другого тут нет… Вот целых три Кеньшицы – одна называется «Keszyca Kolonia»… Скорее всего, она нам и нужна. Заметь слово Колония – значит, жили чужие, стоял советский гарнизон.
– Согласен, – киваю я головой.
– Правда, тут целая куча маленьких озер, соединенных воедино…, – всматривается в карту Старик, – штук пятнадцать, наверное… И на некоторых написано «Stav»… То есть, это, видимо, система искусственных водоемов… Вероятно, созданных с оборонительными целями и входящими в общую систему укрепрайона.
– Пожалуй, так, – соглашаюсь я, – и вокруг этих ставов или прудов обозначены сплошные леса, в которых и находятся доты и прочие инженерные сооружения… Но, заметь – никаких островов на них не значится.
– Возможно островок крошечный. Все. Вперед, – решительно говорит Старик.
Он выходит из машины и что-то спрашивает у молодого мужчины, торгующего под крытым навесом фруктами и овощами.
Мужчина показывает рукой вначале вперед по улице, а потом – направо.
Старик садится в джип.
– Все ясно, – оповещает он, – прямо по этой улице и метров через триста свернуть направо. Дальше все время прямо и упремся в деревню Кеньшица Колония.
Минут через сорок мы подъезжаем к искомой деревне. Перед въездом знак на польском языке «Keszyca Kolonia». Дальше стоит высокий, метра на три, крест с распятием. Въезжаем в деревню.
Старик заходит в первый же дом, окруженный аккуратным, крашеным в синий цвет, забором и палисадником с разнообразными цветами. Слышится собачий лай, а затем голоса на польском языке.
Старик возвращается в сильнейшем недоумении.
– Ты, знаешь? – произносит он, – здесь рыболовецкое хозяйство. В прудах разводят рыбу… Никаких укреплений здесь нет… Местные говорят – может дальше в лесах за ставками и есть. Но дорог туда нет. На джипе напрямую не проедем.
– Н-да, – тяну я неопределенно, – начало поисков что-то не вдохновляет. Как это местные не слыхали о таких мощных укреплениях… Не может такого быть. Или просто не хотят говорить….
– Чего тут скрывать-то, – Старик явно обескуражен, – что будем делать? Есть предложения?
– Все ссылаются на Кеньшицы. Давай сначала посетим две других Кеньшицы, – предлагаю я, – что там нам скажут… А потом будем держать совет.
– Разумно, – соглашается Старик.
Мы снова рассматриваем карту. Прямых дорог нет. Придется возвращаться в Мендзыжеч.
Возвращаемся в исходную точку. Едем по главной улице городка до самого выезда.
Старик вновь расспрашивает о дороге. Бородатый дедок в соломенном канотье объясняет с помощью жестов.
– Будешь штурманом, – возвращаясь говорит Старик, – смотри внимательно. Километра через четыре будет деревня Нетоперек, а в ней надо свернуть направо – будет дорога на обе Кеньшицы. Вряд ли там будет указатель.
Километров через шесть показалась деревня. «Nietoperek» гласил дорожный знак.
Где-то посередине деревни мы сворачиваем на первый же правый поворот и движемся по дороге. Все дороги, пока асфальтированные, хотя местами и потрепанные.
Километров через восемь мы подъезжаем к искомой деревне. Непременный большущий деревянный крест с распятием и дорожный знак «Keszyca».
Я столь подробно описываю наш путь, потому что, возможно, кому-то захочется побывать в этих местах. И ввиду того, что большая часть прочитанного нами об этом укрепрайоне, нашей экспедицией не подтвердилась.
Впрочем, вполне возможно, что мы попали не в то место и побывали не там, где побывали авторы интернетовских и других публикаций о загадочных подземельях Мезерицкого укрепрайона. Авторы очень подробно описывают увиденные ими чудеса, но забывают указать к ним дорогу.
Одно можно сказать с уверенностью – озера с названием Кшива и, с якобы плавучим островом, в тех местах нет. О таком озере не знают жители всех посещенных нами деревень и самого Мендзыжеча. Нет его и на подробнейшей карте этого района….
– Кеньшица, – с удовлетворением произносит Старик, – прибыли по расписанию….
Джип останавливается при виде первого же обитателя деревни. Им оказывается пожилая женщина. Старик выходит из машины и вступает с ней в переговоры. Говорят они минут пятнадцать, а затем двигаются вперед по улице. Заходят в один из домов.
Через некоторое время женщина выходит. Через пару минут выходит и Старик. Его сопровождает высокий худой подросток, лет пятнадцати, в джинсах и черной рубашке.
Садятся в джип.
– Это наш проводник, – говорит мне Старик по-русски, – он обошелся нам в тридцать евро. Не слабые здесь ставки услуг гидов….
– Казик, – произносит парнишка ломающимся баском и протягивает мне руку.
Я бормочу что-то неразборчивое и жму его руку. Неясно, как я должен представляться, надо спросить у Старика.
– Давай, Казимеж, – по-польски говорит Старик, – показывай – куда ехать.
Подросток тыкает рукой вперед. Мы проезжаем деревню и едем дальше. Дорога по-прежнему асфальтированная. Километров через шесть виднеются какие-то полуразрушенные строения. За ними стеной темнеет лес.
Подъезжаем. Дорожных указателей нет, хотя по карте здесь значится населенный пункт, вторая Кеньшица. Похоже здесь действительно был воинский городок. Угадываются остатки КПП (контрольно-пропускной пункт), высятся руины трех длинных трехэтажных казарм, одноэтажной столовой, котельной, водокачки, проглядывается бетон строевого плаца… Но никакого забора нет, хотя местами торчат бетонные столбы.
Джип медленно переваливается через кучи мусора и куски кирпичей. Останавливаемся посередине плаца.
– Куда дальше? – спрашивает Старик проводника.
Тот машет рукой на темнеющий лес, выходит из машины и прощально машет нам рукой.
– Погоди, – говорит Старик, – покажи где входить и прочее… Я заплачу.
Он достает пятидесятиевровую купюру и машет ей. Подросток останавливается и нерешительно возвращается. Затем они довольно долго быстро говорят по-польски.
Подросток с явным сожалением бросает взгляд на банкноту, но поворачивается и бредет назад.
– Что он тебе сказал? – спрашиваю Старика, – о чем так долго говорили.
– Отказался наотрез, – произносит Старик, – говорит очень нехорошее здесь место. Местные сюда не ходят. В лесу мин полно, стрельбу слышали иногда, по ночам призраки бродят в немецких шинелях и касках. Пропащее место. И власти сюда не заглядывают.
Садимся, совещаемся. Решили пообедать и налегке, с двумя миноискателями (металлодетекторами), «японцем» и лопатой, идти в лес – искать доты и подземелья.
После легкого походного обеда идем с указанным снаряжением к лесу. Машину ставим на сигнализацию. Проходим среди каких-то бугров, поросших кустарниками и молодыми деревьями. Впереди возвышенность.
Забираемся на продолговатый приземистый холм и с его вершины видим озеро. Оно длинное и узкое, шириной не более сорока метров. Берега лесистые. А настоящий густой лес, оказывается, начинается только за ним.
Старик достает маленький, но очень мощный (увеличение в восемьдесят крат) бинокль и внимательно осматривает окрестности. Затем пердает бинокль мне.
Озеро имеет форму сапога, как и Аппенинский полуостров, на котором расположена Италия, но, более длинного и с более загнутым и узким носом. Это мы видели и на карте. Налево оно тянется довольно далеко, на несколько километров. И виднеется, впадающая в озеро речонка или ручей. Направо же похоже есть перемычка, по которой можно подойти к лесу. А, возможно, это и мост.
Переглядываемся со Стариком. У него такое же мнение. Идем в том направлении. Выходим на полузаросшую тропу и движемся по ней. Метров через триста подходим к перемычке. Сразу за ней тропа почти исчезает и дальше стеной стоит лес. Сама же перемычка имеет какой-то странноватый вид. Похоже, что она искуственного происхождения.
Так случается – посмотришь на холм, вроде холм, как холм – обычное природное образование. Но интуиция, основанная, вероятно, на практике, подсказывает, что холм этот не простой. Либо он скрывает старинные руины. Либо это древний курган. Или могильник. И в девяти из десяти случаях, так оно и оказывается….
Старик расчехляет металлодетектор и начинает прозванивать с начала перемычки. Примерно на середине детектор басовито гудит.
Старик многозначительно смотрит на меня. Я киваю головой в знак согласия – внизу, под землей, находится очень большая масса металла. Идем дальше.
Вот и лес. Какой-то необычный лес, скажу я вам. И скажу дальше – почему.
В него тянется несколько полузаросших троп, но все они перекрыты двумя плотными изгородями с колючей проволокой. На проволоке висят несколько белых табличек на двух языках.
«Ahtung – minen!» – я понимаю, а остальные с польского переводит Старик: «Осторожно – мины!», «Вход строго запрещен», «Опасная зона».
Вглядываемся – проволока довольно свежая, почти без ржавого налета. Значит поставили, максимум, несколько лет назад.
Мы не ищем обходных путей, понимая, что это бесполезно. Старик быстро возвращается к машине, уносит один металлодетектор и приносит специальные саперные кусачки с длиннющими ручками. Проход в обоих рядах колючки делаем далеко в стороне, чтобы не бросался сразу в глаза. Кусачки режут проволоку запросто, как травянистые былинки.
Я обрезаю несколько веток деревьев и делаю вешки. Старик прозванивает почву детектором, а я втыкаю в землю вешки, через каждые два метра, с двух сторон – это наша безопасная тропа. Лес пока редкий. Кое-где звенит и гудит с различной тональностью, но мы, конечно, не копаем.
Мы опять поднимаемся на пологий холм. И здесь лес становится, буквально, непроходимым. Старик удивленно смотрит на меня и пожимает плечами.
– Ну и дебри! – восклицает он.
Я пораженно молчу. Настоящая тайга. Сплошной бурелом.
Такой лес я видел лишь один раз в жизни. В районе Вуктыла (примерно центр, тогда еще Коми АССР) наша студенческая стройбригада наткнулась на такой лес. Мы не прошли там и двадцати метров, даже с бензопилами….
Поражает обилие громадных камней. Причем, камни без всяких следов мха, многие с тусклым блеском, будто только что вынутые из русла реки. Деревья лежат беспорядочными грудами, в основном громадные ели. Стоящие ели – то очень приземистые, то высокие, с голыми стволами и какими-то карикатурными верхушками.
Кое-где торчат тощие березки. Стволы у них перекручены самым причудливым образом. Такие стволы я видел у карликовых березок (кажется их называют карельскими) опять же в Коми, только значительно севернее, за полярным кругом. Местность та была гиблой с причудливым названием Долина Хальмер-Ю. Местные называли ее еще Долиной Смерти. В ней не было абсолютно никакой жизни, кроме некоторой чахлой растительности, в виде ягеля, который не ели даже всегда голодные олени. Ученые считали, что это геопатогенная зона….
– Ты ничего не чувствуешь? – отрывает меня от воспоминаний, ставший хрипловатым, голос Старика.
– Чувствую, – говорю я.
Действительно, появляется какое-то необъяснимое ощущение нарастания страха. Хочется бежать от этого места. Нарастает паническое настроение. Вероятно, то же, происходит и со Стариком.
Я закрываю глаза и громко, вслух, считаю. То же проделывает и Старик. Мы стараемся попадать в тон друг другу. Это старый проверенный прием восстановления психики, которую зацепило сильнейшим стрессом….
Где-то, на сороковом счете, паника начинает отступать. Прекращаем счет и открываем глаза. Вокруг ничего не изменилось. Все тот же безмолвный лес. Не слышно даже привычного пения птиц.
Присаживаемся на поваленный ствол.
– Что? – спрашивает Старик.
Я пожимаю плечами. Ощущения уже нормальные.
– Скорее всего – геопатогенка, – говорю я, – смотри какие березы….
– Да, я уже обратил внимание, – произносит Старик, – только уж очень сильная геопатогенка….
Различные аномальные зоны попадаются и у нас в Беларуси. Как правило, они бывают возле необычных природных образований. Сильно петляющее русло реки, например. Какие-то покореженные холмы. Причудливые порожистые овраги. Странные, почти неживые леса с чахлой растительностью. Признаком этого является множество необычно искривленых стволов берез и сосен.
Иногда наличие геопатогенной аномальной зоны выдают, так называемые «ведьмины круги». Когда какие-то, не очень известные грибы, обычно беловатого или сероватого цвета растут в лесу или на поляне правильными концетрическими кругами. И тогда грибник или охотник, наткнувшийся на них и начинающий их рассматривать, обычно теряет ориентировку и начинает беспричинно блудить даже в самом знакомом лесу. Я с этим явлением сталкивался. Главное здесь – не глазеть на эти круги, а быстренько убираться прочь подобру-поздорову….
– Какие будут предложения, – спрашивает Старик.
– …было переться за девятьсот километров! – отвечаю я его любимой фразой.
– Будем пробиваться, – соглашается Старик.
Решаем пробираться верхом – по стволам деревьев. Навьючиваем на себя наш нехитрый скарб и начинаем, со взаимной подстраховкой, лезть по лежащим над землей стволам к вершине продолговатой пологой возвышенности.
Дело это, в общем-то нехитрое, цепляешься за многочисленные торчащие вверх сухие и полусухие сучья, поддерживаешь, где необходимо товарища и осторожно ступаешь ногами по верху лежащих стволов.
Иногда они лежат сплошным настилом. Но это-то и плохо. Надо глядеть в оба, чтобы не было гнилых и прогнивших стволов. Рухнешь вниз на землю, а аккурат там и окажется мина. Подбадриваем друг друга тем, что вывески о минах – «страшилки» для любознательных туристов, вроде нас. Уж перед дотами наши их наверняка обезвредили – иначе, как наступать. По минам далеко не понаступаешь.
