Текст книги "Феномен даркснита (СИ)"

Автор книги: Валерий Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

   Глава двенадцатая

  – Присаживайтесь, Закатин, – человек с волевым лицом, похожий на Клинта Иствуда двадцатилетней давности, и в отлично скроенной форме с погонами генерал-лейтенанта указал на стоящий у приставного столика стул. Его серые глаза смотрели на Егора со скучным превосходством льва, отогнавшего от поверженной газели стаю гиен.

  Егор остался стоять, заложив руки за спину и приняв позу из виденной когда-то еще в детстве картины "Допрос коммуниста". С момента своего захвата он не сказал еще ни слова. Вначале этому препятствовала широкая клейкая лента, которой, первым делом залепили ему рот свалившиеся, неизвестно откуда и непонятно зачем, лихие спецназовские бойцы. Сейчас в его душе, еще не оправившейся от перенесенного шока, царила вполне закономерная детская обида. За что? Что он такого натворил, что его выдернули из собственной квартиры, сунули, как обреченного на утопление новорожденного котенка в какой-то кокон и доставили в неизвестно чей кабинет...

  – Заместитель председателя ФСБ России Трунин, – словно отвечая на его последний обрывок мысли, представился хозяин кабинета и вновь сделал приглашающий жест рукой.

  – ФСБ? Вот так, клюква! – поразился Егор про себя. – Чем это я так насолил этой грозной конторе?

  Он вновь промолчал, но на стул присел и поднял на генерала недоумевающий взгляд.

  – Вы попали сюда вовсе неслучайно, – генерал правильно понял выражение лица задержанного. – Вы, именно тот, кто нам нужен. Тот, кто должен объяснить свою игру. И тот, кто обязан помочь Родине, поскольку речь идет о вопросе чрезвычайной государственной важности.

  – Я не знаю никаких секретов, – глухо произнес Егор, уже догадываясь, что речь пойдет о злосчастных записях малыша.

  – Послушайте, Закатин! Давайте без дураков. Где Вы раздобыли эти листки с формулами, выкладками и графиками? Нам известно, что не Вы их автор. Вопрос первый: кто автор и где он находится?

  – Я не знаю... Я уже объяснял...

  – Ну, да... Случайно нашли... Тогда зачем вы взламывали через Интернет закрытые сайты библиотек крупнейших зарубежных университетов? Что вы там искали.

  – Это какая-то ошибка. Я ничего не взламывал.

  Егор насупился и сцепил за спиной руки.

  – Ничего не скажу им о малыше, – решил он без долгих раздумий, – иначе они схватят и его. И попытаются использовать в своих непонятных целях. И тогда у него не будет уже никогда ни счастья, ни детства, ни свободы. Ирка мне этого ни за что не простит. Да, я себя и сам не прощу, что принес в жертву ребенка в угоду...

  – Хорошо, – прервал его мысли генерал, – я не буду вас долго уговаривать – хочу лишь сказать только одну вещь...

  Будучи профессионалом, он понял, что в данном случае эффект внезапного силового задержания не сработал. Шок уже прошел, и казавшийся простаком недоучившийся аспирант будет упорствовать в своем отрицании. Из каких-то там высших духовных побуждений. Генерал знал такую породу людей. Чем больше на них давишь, тем более они будут противодействовать давлению. Закон Ньютона.

  – Хорошо, – повторил он. – Вы человек, безусловно развитый и должны знать, что существуют специальные средства для разрешения такого рода ситуаций.

  – Я не боюсь пыток! – гордо сказал Егор.

  Генерал лишь рассмеялся раскатисто и, судя по всему, от всей души. Егор, напротив, упрямо сжал губы.

  – Да-а... Дремучие у вас представления о нашей службе, – отсмеявшись, заметил он. – Кандалы, застенки, мрачная пытошная, палач в окровавленном брезентовом переднике с клещами в руках и леденящие душу крики жертв.

  Егор промолчал, хотя чего греха таить, он думал о чем-то в этом роде и в душе боялся, что не выдержит боли.

  – Были времена, – произнес генерал и непонятно, чего больше было в его интонации – сожаления или осуждения. – Принималось в тридцать шестом году даже специальное постановление Политбюро, которое допускало и разрешало органам применение силовых методов воздействия. Но только в отношении врагов народа. И применяли. И добивались признаний... И невиновных, случалось расстреливали по ложным признаниям. Все было...

  Он привычным жестом потер переносицу и покосился на бронзовый бюст Дзержинского, стоявший в нише книжной полки.

  – А, сразу после революции и еще хуже обстояло дело. Не до пыток было – сразу к стенке и вся недолга. Что было, то было... Но сейчас иные времена. Просто нет необходимости. Вон шум подняли – америкосы пленных мусульман пытали. Пытки... Смех. Развлекались просто от скуки... Чтобы заставить человека говорить правду, есть иные, более современные методы.

  – Детектор лжи? – осведомился повеселевший Егор, сразу поверивший в отсутствие у зловещего представителя наследников Дзержинского намерений покалечить его жизненно-важные органы.

  – Нет, – усмехнулся генерал, – так называемые полиграфы это уже прошлый век. Их применяют сейчас в банках, крупных корпорациях и фирмах для проверки лояльности персонала. У нас есть средства покруче.

  Он вновь пытался психологически воздействовать на своего визави, стращая его неопределенностью перспективы применения чего-то более страшного, чем физические пытки.

  – Я не доставлю вам мазохистского удовольствия изобразить из себя Зою Космодемьянскую. Все будет проще. И гораздо хуже. Итак, вы намерены говорить?

  – Я ничего не знаю, – твердо повторил Егор, передернувшись от жуткого предчувствия.

  Генерал пожал плечами и нажал на одну из кнопок селектора.

  – В реанимационную его! – коротко бросил он вошедшим конвоирам.

   Глава тринадцатая

  – Что вы там сейчас применяете для развязывания языков? – генерал-лейтенант показал некоторое знание предмета. – Мескалин? Скополамин?

  – Нет, – с достоинством специалиста ответил человек, одетый в темно-серый лабораторный халат с черными оборочками на отворотах и карманах. – мескалин это порождение еще эсэсовских лабораторий в концлагерях, неэффективное и устаревшее средство. Скополамин применяют штатовцы, но он излишне мощен и до того сильно влияет на психику человека, что вызывает у него, так называемые, ложные воспоминания. При этом испытуемый может нагородить что угодно, вполне искренне считая, что сообщает правду.

  – Ладно. Сейчас не до лекций, – досадливо поморщился генерал, бесцеремонно уличенный в определенном отставании от темы, – короче, мне не важно, что вы будете использовать. Мне нужно, чтобы человек правдиво и без запинки ответил на мои вопросы.

  – Мы используем производные пенотала натрия, – невозмутимо продолжил, тем не менее, человек в халате, – это стопроцентно эффективное средство.

  – Инъекция?

  – Да.

  – Сколько времени вам потребуется, чтобы довести пациента до нужного состояния?

  – Минут десять, не больше.

  – Хорошо. Через десять минут я буду в вашей лаборатории. Вопросы буду задавать сам.

  – Единственное..., – человек в халате слегка замялся.

  – Что?

  – Требуется ваше письменное распоряжение в виде записи в нашем лабораторном журнале.

  – Будет. – Лаконично подтвердил генерал, но затем насторожился, – а, это еще зачем? Разве недостаточно требований вашей инструкции?

  – Дело в том, что испытуемый может, в результате воздействия инъекции, полностью потерять память. То есть не саму память, как таковую, а приобретенные ранее углубленные знания.

  – Поясните!

  – Ну, например..., – лабораторный эскулап задумался на какое-то время, – он будет знать, что такое часы, находящиеся у него на руке, будет в состоянии определять по ним текущее время. Но совершенно забудет их устройство, хотя не раз читал и видел эти зубчатые колесики и пружинки.

  Собеседник думал недолго. Он поднял на врача сузившиеся глаза и жестко сказал: – Это издержки, в данном случае. Они не имеют значения. Важен результат. Любой ценой.

  – Тогда я пошел, – совсем не по-военному подытожил человек в халате и двинулся по направлению к двери.

  – Погодите, – остановил его генерал, – все же попытайтесь не повредить его мозг. Парень, похоже, не виновен, что попал в данную ситуацию...

  – Конечно. Необходимая сыворотка, которую ему введут после допроса, уже готовится...

  Генерал возвратился в свой кабинет довольно быстро и, судя по выражению лица, вполне удовлетворенный результатами допроса.

  – Он лежа-ал к дверям ногами, – промурлыкал он в стиле романса, выказывая знакомство с лихой блатной лирикой тридцатых годов прошлого века, – элегантный, хм, как рояль...".

  – Лилечка! – и без всякого перехода продолжил в микрофон, – найди-ка мне Филимонова. Быстренько.

  – Слушаюсь, Александр Викторович, – службистским тоном, придавшим только шарма женскому голоску, ответил селектор.

  Филимонов, впрочем, как и положено, был наготове.

  – Вот тебе адрес и данные, – генерал самолично черкнул несколько строк и протянул кусочек плотного картона вошедшему. – Вы должны взять его без шума и пыли. И... Доставить лично ко мне.

  – Тут, по-моему ошибочка, – здоровяк, как всегда охватил текст одним взглядом, – Маклаков Дмитрий Дмитриевич, 2002 года рождения. Этому человеку получается всего пять лет...

  – Да. Это не ошибка. Он живет в том же доме, что и предыдущий задержанный, только в другом подъезде. Вы должны захватить мальчишку с соблюдением всех обычных мер предосторожности. И, чтоб не царапины.

  – У него такая сильная охрана?

  – Нет. Он один, – генерал усмехнулся, – точнее с мамой. Маму тоже доставить сюда и посадить пока в министерскую камеру.

   Здоровяк согласно склонил голову. Министерской называли двухкомнатную камеру, куда, в случае ареста, помещались члены правительства. Недавно там побывал заместитель министра финансов, уличенный во взяточничестве и попытке хищения миллиардных бюджетных сумм. Камера была полностью благоустроенной, с холодильником, телевизором и прочими бытовыми удобствами, за исключением средств связи.

  – Мне взять с собой всю спецгруппу? – командир спецназа смотрел спокойно, как человек, привычный к любым ситуациям, с промелькнувшей, однако в глазах, искоркой некоторого недоумения.

  – Достаточно группы захвата. Этот мальчишка, возможно, я повторяю – возможно, чтобы твои волкодавы не перестарались – обладает экстрасенсорными способностями. Твоя задача взять его любой ценой, как говорится, целым и абсолютно невредимым. Если он применит свои способности – пренебречь любыми жертвами, но схватить его. Возможно, он и не обладает ничем сверхъестественным или не захочет использовать свой дар. Но будьте готовы к любому варианту. Работать внатяг, по полной программе, без всякого расслабления и с обязательной подстраховкой.

  – Есть, товарищ генерал-лейтенант. Будет исполнено. Разрешите идти?

  – Действуйте.

   Глава четырнадцатая

  Егор раскачивался из стороны в сторону, сжимая ладонями свою и, в то же время, какую-то чужую распухшую, как ему казалось, голову. Мысли продирались через извилистые лабиринты, освещая короткими вспышками минувшие события и не складываясь во что-то единое и целое. Это продолжалось бесконечно, пока окружающий мир не стал проявляться, как на фотопленке, сначала черно-белым и неподвижным, а затем взорвался цветной реальностью.

  Правда, цветного в воссоздавшейся картине было маловато. Крохотная, забранная металлической решеткой электрическая лампочка, скорее создавала довольно густой полумрак, нежели давала свет. Массивная металлическая дверь с глазком и откидывающимся окошечком была грязно-серой. Стены имели унылый зеленовато-серый оттенок. Пол, похоже, был бетонным и радовал красно-коричневой гаммой. В углу виднелся белесый унитаз, а рядом, чуть в стороне и повыше такой же белесый умывальник. Цвет потолка был вообще неразличим. А почти прямо под ним угадывались контуры окошка, за которым, судя по его сплошной черноте, стояла ночь.

  Ах, да... Еще нары, на которых он сидел. Егор склонил голову, чтобы убедиться, что это, именно, нары. Струганные доски, отполированные до желто-коричневого блеска телами бесчисленных и безвестных прежних сидельцев, были тепловатыми на ощупь.

  – Успел согреть своим собственным теплом, – подумал Егор, – значит, сижу здесь уже порядочно.

  В изголовье нар лежало свернутое серое, по виду, байковое одеяло с сиротливой, когда-то вероятно белой, полосой. Подушки не было, как естественно, не было и простыней.

  Голову ломило и корежило, но мысли уже обретали некоторую четкость и пытались выдать своему обладателю какую-то, хоть мало-мальски внятную, череду прошедших событий.

  Так. Задержание в собственной квартире. Сразу устрашившее своей внезапностью, мгновенной скоротечностью и поначалу парализовавшее его волю. Черные фигуры в масках посыпались на него со всех сторон, даже откуда-то с потолка. Он и пикнуть не успел, как его буквально спеленали. Далее переноска в каком-то душном, типа спального, но жестком мешке, застегнутым снаружи на молнию. Непродолжительная, в лежачем положении, езда в автомобиле, в который не проникали звуки внешнего мира...

  Соображать он начал лишь, когда очутился перед массивным дубовым столом человека в генеральской форме с волевым лицом голливудского киногероя и жесткими серыми глазами. За окном, плотно задернутым тяжелыми зеленоватыми шторами, судя по их потемневшему квадрату, был уже поздний вечер. Короткий допрос, без всякой записи, по поводу авторства этих проклятых листков. И... Здесь память зияла рыхлым повалом.

  Егор застонал и вновь обхватил голову руками, пытаясь выдавить пересыпавшиеся, как песок, крошки ускользающего прошлого. Он стучал по голове кулаками, встряхивал ее, мотал и даже делал попытку открутить в сторону левой резьбы. Все напрасно... Он положил локти на колени и изобразил позу роденовского мыслителя, только держа подбородок на обоих кулаках. Дальше генерал вроде кого-то вызвал... Кого? Что было позже? Отчего так раскалывается голова, и мысли разбредаются, будто с тяжелого похмелья?

  У-у-у! – Егор с силой сжал руки в локтевых суставах и прижал их к груди. Левый сгиб локтя ответил затухающей, но саднящей болью. Он быстро закатал левый рукав. Вот оно – локтевой сгиб в районе вздувшейся вены темнел синеватым пятнышком с крохотной ранкой посередине. В его кровь вводили какое-то снадобье... Сыворотку правды? Наверняка. Точно, ведь генерал сказал, что я все равно все расскажу, никуда не денусь. Мол, современные средства позволяют выжать из любого человека даже то, что он давным-давно забыл...

  – Вот, дьявол! – Егор с силой стукнул себя кулаками по коленям, – выходит – я им все рассказал? И про малыша тоже? Они его схватят! Или уже схватили...

  Он вскочил на ноги и стал быстро ходить по камере, от передней стенке с оконцем и до двери. Три шага вперед, резкий по-военному разворот и три шага назад. Раз-два-три... Раз-два-три...

  – Вон, верткие, да шустрые какие... – Егору припомнилось его недавнее задержание. – Засадят Димона в какую-нибудь свою сверхсекретную лабораторию, да будут над ним эксперименты всякие ставить... А, Иришка... Она же этого не переживет... Да, еще и ее изолируют куда...А то и ликвидируют... Во имя высших целей и интересов государства... Эти на все способны...

  И Егору начали вспоминаться жуткие кадры американских фильмов, где всеведущие и всемогущие цэрэушники и фэбээрщики ради своих замыслов жертвовали своими же людьми, как пешками на шахматной доске. Ничего, мол, личного...

  – Вот влипли-то! – Егор вновь присел на нары, – и все телескоп этот чертов... С него началось. Вернусь, выброшу его прямо с балкона. Хм-м, вернусь... Только вернусь ли? Это вряд ли. Толку с меня для них все равно никакого, а вот свидетель я явно ненужный. Да, что я это все о себе, драгоценном и любимом!

  Егор прислонился спиной к холодной стене и подтянул под себя замерзшие от цементного холода босые ноги. Туфли, которые все равно не держались на ногах по причине отсутствия шнурков, валялись под нарами.

  – Шнурки забрали, – ухмыльнулся он про себя, – чтобы не повесился... Ага, и ремня нет. Наоборот надо было оставить, им же хлопот меньше было бы. А, что? Впору и повеситься в такой ситуации. Сплошная безнадега...

  Узник перевел взгляд вверх, на черневший квадратик оконца.

  – Темно еще. Значит, ночь. Ирку, наверное, тоже схватили. Может в соседней камере? Не постучать ли в стенку? Но никаких кодов, типа морзянки он не знает, а уж Ирка – тем более. Что же будет с Иришкой и Димкой?

  Лишь теперь Егор осознал насколько дороги и близки ему эти люди. И понял, что готов отдать за них свою собственную жизнь. В этих тягостных думах, переживаниях и терзаниях он так и не заснул, строя иногда фантастические варианты их освобождения. Слегка забылся лишь под утро, привалившись головой все к той же стене и, конечно, не представляя, насколько невероятным и фантастическим будет его собственное вызволение из мрачных кагэбэшных, а точнее, уже фээсбэшных казематов.

  От короткого забытья Егор очнулся под влиянием какого-то странного ощущения, которое многие называют шестым чувством. Нечто заставило его разлепить сомкнутые веки и насторожиться. Он не то, чтобы не поверил своим измученным глазам, но счел это видение обрывком своего мятущегося сновидения.

  Прямо из противоположной зеленовато-серой стены, на примерно метровой высоте беззвучно, головой вперед, выползал малыш, собственной персоной. В правой руке у него был зажат маленький фонарик, а левой он делал какие-то несуразные гребковые движения, будто бы плывя по воде.

  – Глюки..., – Егор молча закрыл глаза, но мозг уже сработал на опережение и бил тревогу.

  – Сколько тут этих камер, – с недетским покряхтыванием явственно произнес голос малыша, – еле нашел. Думал, уже, что нет тебя здесь...

  Егор едва не взвился под потолок. Он тер глаза руками, тряс головой, щипал себя за разные места, но видение все не проходило.

  На полу стоял самый натуральный Димка, в своих джинсиках, комбинезончике и накинутой на плечи ветровочкой. А за спиной у него горбился детский рюкзачок, в котором он таскал свои игрушки.

  – Димон! – хриплым и от неожиданности грубым голосом воззвал Егор, – ты чего это?

  – Чего, чего..., малыш шмыгнул носом, – тюрьма эта, здоровущая какая... Правда, народа почти нет. Но комнат всяких... Да еще три этажа вниз под землю... Думал до утра не успею... А ты, оказывается на втором этаже сидишь... Давай, собирайся – мне лететь надо. Без тебя координат не знаю.

  – Куда собираться? Ты мне чудишься, что ли?

  – Не чудюсь, – серьезно произнес малыш, – скоро утро. Где твои ботинки то подевались?

  Егор машинально сунулся под нары, доставая свои туфли.

  – Они без шнурков, – сказал он, лишь для того, чтобы что-то сказать.

  – Надевай и поплыли.

  Егор покорно сунул ступни в туфли.

  – И – что? – спросил он, уже отдаваясь этому диковинному сну.

  – Держись прямо за мной, – скомандовал малыш приглушенно, – а в тоннеле греби руками и двигайся, как будто под водой плывешь. Ничего сложного... На улицу эта стенка выходит?

  Егор молча кивнул головой.

  – Тогда, вперед! – и малыш, двинувшись прямиком на стену с окошком под потолком, посветил на нее своим фонариком и будто нырнул прямо в толстый бетон старинного каземата.

  На стене выступило какое-то светловатое округлое пятно, диаметром около метра, в котором малыш и скрылся, приняв положение горизонтально полу и болтая кроссовками, как ластами.

  – Глюки..., – повторил Егор и обреченно повторил телодвижения своего юного друга.

  Стена оказалась очень вязкой, погуще, чем вода Мертвого моря, на котором Егор не был, но где-то слыхал, что на его воде можно спокойно лежать и читать, например, газету. Толщина стены была метра под полтора, и виртуальный беглец подивился царским умельцам, воздвигавшим этот монументальный острог, перешедший позже во владение революционных, а затем советских, а потом и российских спецслужб.

  Когда голова и плечи высунулись за пределы стены, Егор инстинктивно попытался податься назад, чтобы не свалиться вниз. Но вязкость ничуть не изменилась с переменой субстанции, видимость осталась той же, а малыш спокойно двигался впереди с грацией пыхтящего во льдах тюленя.

  – Бр-р-р, – сквозь зубы протянул Егор и решительно последовал за ним.

  Плыть было тяжело. Воздух, или что это было, был тягучим, очень густым и переливчатым, напоминая по этим свойствам жидкую ртуть. Малыш, однако, как только они скрылись за стеной следующего дома, резко пошел на снижение, по-прежнему подсвечивая себе впереди фонариком.

  – Уф-ф! Совсем устал, – фыркнул малыш и мягко опустился на корточки, упершись в асфальт и руками и ногами. Егор привычно повторил его позу и приземлился рядом. Оглянувшись назад он увидел на фоне сумрачного утреннего неба едва различимый светлый столб, идущий от места их посадки кривоватой линий в сторону фээсбэшных застенков, из которых им удалось сбежать столь необычайным образом. Впрочем, он полагал, что всего лишь досматривает удивительный сон.

  Малыш, тем временем, встал на ноги и навел свой фонарик в створ сказочного тоннеля. Последовал легкий щелчок и ствол исчез.

  – Так, – устало произнес он, – денег на транспорт у нас, конечно, нет – придется добираться пешочком.

  – Ага! – словоохотливо подхватил Егор и фальшиво пропел, имитируя хрипотцу Владимира Высоцкого, – ...а, все равно автобусы не ходют, метро закрыто, в такси не содют...

  – Тише! – прошипел малыш, – назад попасть что ли хочется?

  И здесь, впервые, до Егора стало доходить, что дело реально обстоит именно таким образом, как ему и чудится. Он осторожно выглянул из-за стены. Громада тюрьмы высилась в утренней дымке натурально и устрашающе.

  – Назад не хочу, – передернул плечами Егор, – но ведь и домой нам нельзя. Там нас будут искать в первую очередь. Куда же деваться?

  – Надо добраться до твоей квартиры.

  – И что? У меня там ни валюты, ни денег, ни даже маленького продовольственного склада, – с горечью поведал Егор.

  – Мне нужно к Создателю. Только из твоей квартиры я смогу попасть к нему с помощью твоего телескопа.

  – А потом?

  – Потом я освобожу его... Но давай быстро уходить отсюда, пока нас не хватились тюремщики. А потом я тебе все расскажу. Побежали же...

  Туфли без шнурков на ногах держаться не хотели и, необходимую как раз обувь, пришлось бросить. Егор аккуратно опустил их в урну на безлюдной троллейбусной остановке и подумал, что шнурки, наверное, отбирали не только для того, чтобы отчаявшийся арестант не повесился, но и с целью затруднить ему побег.

  Босиком бежать оказалось не то чтобы легче, но, напротив, затруднительно и с непривычки больно. Асфальт казался нескончаемо разворачивающимся рулоном крупнозернистой наждачной бумаги. Малыш молча сопел рядом.

  Ссадины и боль были, куда как натуральны, и Егор окончательно уверовал в реальность происходящих с ним событий. Правда, мозг пока отказывался анализировать такой фантастический и неслыханный способ побега.

  На счастье им подвернулась громадная поливальная автомашина, которая, не спеша, обдавала мощными водяными струями утреннюю мостовую. Сзади у нее зачем-то была расположена открытая платформа, на которой запросто разместилось бы отделение автоматчиков и беглецы устроились на ней вполне комфортно. Машина двигалась медленно, но зато они отдыхали, и Егор, уже очухавшись от стресса, немедленно начал дознание по отдельным аспектам их перемещения в пространстве.

  – Что это было? – спросил он, – эта вязкая масса, этот светящийся столб...

  – Я не знаю всего механизма этих преобразований, – сообщил малыш со всей присущей ему в последнее время серьезностью, – могу лишь обозначить некоторые основные положения.

  – Валяй, – легко сказал Егор, – по-моему, я уже начинаю привыкать ко всяким головоломкам.

  – Чтобы было понятней, я начну с того, – начал малыш, – что земляне живут в трехмерном пространстве, тогда, как на самом деле, оно многомерно. И обитают в двухмерном времени, которое в природе трехмерно.

  У Егора вполне натурально отвисла челюсть, и он даже придержал ее рукой.

  – Ну, я имею некоторое представление о четырехмерном пространстве, – осторожно сказал он, выделив два последних слова. – Но трехмерное время???

  – Многомерное пространство, – настойчиво подтвердил юный собеседник сказанное ранее, – но об этом потом... Сначала о сущности времени, как такового...

  – Ну-ну..., – пробурчал Егор со всем накопившемся у него за последнее время скепсисом.

  – Еще кто-то из древних сказал, – обстоятельно начал малыш, поправив лямки сползающего рюкзачка, – что нельзя дважды войти в одну и ту же реку...

  – Слыхали, как же, – Егору отчего-то стал обиден поучающий тон его бывшего воспитанника.

  – Сам того не зная, – малыш покосился в сторону собеседника и примирительно улыбнулся на его реплику, – этот мудрец открыл для человечества сущность времени. Однако он полагал, что время имеет только одно направление – оно идет вперед. Современная наука признает двухмерное время – оно есть в прошлом и в будущем. На самом же деле, время трехмерно.

  – Вот как? – Егор не смог скрыть своего удивления, – и какая же это третья составляющая?

  – Это время, которое для простоты можно охарактеризовать словом "сейчас".

  Егор лишь беспомощно покрутил головой, всем своим видом требуя необходимого пояснения.

  – Это стоячее время, его трудно охарактеризовать словами...,– малыш в затруднении смешно сморщил носик и зажмурил правый глаз, – оно абсолютно застывшее и находится в состоянии вечного покоя. Но слой этот существует и в него можно проникнуть, что мы сегодня и сделали с помощью вот этого прибора.

  И он показал свой фонарик.

  – Я думал это обычный электрический фонарь, – хмыкнул Егор.

  – Маскировка! – малыш подмигнул собеседнику уже левым глазом. – Инструкция по изготовлению этого изделия содержалась в зашифрованном виде на одном из наших листочков.

  – Машина времени? – поразился Егор.

  – Нет. Хотя можно сотворить и машину времени. Я еще не успел дойти до расшифровки остальной информации, но уже понял, что там содержится и эта тема. Более того, земляне должны создать машину времени по формулам и чертежам Создателя для борьбы с Темным веществом. И это должна быть целая планетарная сеть, которая...

  – Стоп! – быстро сказал Егор, – ты хочешь, чтобы моя голова лопнула? Давай вернемся к твоему фонарику.

  – С помощью этого прибора, – малыш согласно кивнул головой, не развивая новую тему, – можно попасть в состояние времени "сейчас". В этом состоянии нет материи, как таковой. Все рассеяно на уплотненные в миллионы раз атомы с неустойчивыми связями. Молекул нет, материальные объекты из них не созданы – есть лишь этакий атомный кисель, зависший неподвижно в пространстве и во времени.

  – Это в нем мы и передвигались? – догадался Егор, – потому-то он такой тягучий и вязкий...

  – Да. Но не спрашивай меня, как это происходит, я и сам не знаю. Просто я нажимаю на кнопку, из этого фонарика выходит конусообразный пучок энергии, которая расщепляет материю, то есть любые материальные объекты, на атомы. Из них образуется пространственно-временной тоннель, по которому можно передвигаться.

  – Здорово! – только и сказал ошарашенный Егор. – Э-э-э..., нам тут сходить, на нашу улицу нужно направо, а машина идет прямо. Мы проехали уже полторы улицы. Сам спрыгнешь или поддержать снизу?

  – Сам, – солидно произнес малыш и легко спрыгнул вниз.

  Егор последовал за ним. Они вновь припустили бегом по направлению к своему дому, который был уже недалеко. И через несколько минут беглецы уже стояли перед дверью, ведущей в квартиру Егора.

  – Ключи..., – горестно протянул Егор, – у меня же нет ключей от квартиры. Наверное, их забрали при обыске после задержания...

  Малыш лишь весело хмыкнул и направил на дверь свой фонарик. В образовавшийся туманный провал они уже привычно скользнули рыбками друг за другом и оказались в темноте егоровой квартиры.

  – Не зажигай свет! – прошептал малыш.

  – Сам знаю! – огрызнулся Егор, – тут уже слушай меня – я буду действовать.

  – Хорошо. Егор наощупь нашел свои шлепанцы, памятуя про разбитые спецназовцами окна, и засунул в них уже и так израненные ноги. Они, на всякий случай прислушались.

  В квартире было тихо и пусто. Лишь хруст битого оконного стекла, валявшегося на полу, да свежий ветерок, насквозь продувавший помещения сквозь светлеющие глазницы окон, свидетельствовали о недавнем погроме, которому подверглось жилье Егора.

  Беглецы тихонько пробрались на балкон. Телескоп сиротливо стоял в углу на штативе, но Егор стал шарить в стоящей у стенки тумбочке. Внутри что-то шуршало и перекатывалось. Рука вытащила сначала высокий стеклянный стакан со следами томатного сока на стенке. Затем свет увидел кусок батона, судя по стуку, превратившегося в камень.

  – Не то..., – этой короткой фразой Егор завершил поиски, напоследок вытянув на свет божий заплесневелую "Энциклопедию астронома-любителя".

  Он засунул в тумбочку даже свою голову, что, однако не повлияло на достижение искомого результата.

  – Нету, – в голосе Егора звучали горечь и досада, – видно эти налетчики изъяли ее с собой.

  – А, что ты ищешь? – поинтересовался, наконец, малыш.

  – Рабочую тетрадь, в которой я записывал все свои результаты наблюдений за небесными телами и их координаты. Утро. Звезды уже не видны, как же я наведу на Алголь свой телескоп?

  – Понятно, – вздохнул малыш, – да, без координат телескоп в нужную точку небесной сферы не наведешь. Выходит, побег был напрасным... Что будем делать?

  – Сдаваться, – горько пошутил Егор.

  – Может, куда-нибудь скроемся?

  – Куда? Без денег, без документов, без всякого запаса продуктов, наконец. Нас мгновенно отыщут и схватят. Мы не сможем постоянно убегать с помощью твоего фонарика... Догадаются о его назначении, в конце концов – там же не дураки служат. Или случайно отберут вместе со всеми остальными вещами.

  – Ты прав, – малыш понурил голову, – а, может, попробуем договориться с ними? Объясним все...

  – И они поверят в эту..., – Егор запнулся, – ...небывальщину? Про Темное вещество, про его агрессию против всей Вселенной, про выращивание людей?

  – Ты же поверил?

  – Я осознал это постепенно. А, изложи все это разом..., – Егор покрутил пальцем у виска, – нас попросту сочтут за... Сам понимаешь кого.

  – Но нам ничего другого не остается.

  – Не остается, – эхом согласился Егор. – Значит, будем сидеть и ждать, пока за нами приедут. Не возвращаться же назад тем же путем. Они уже наверняка обнаружили наше отсутствие.

  – Подождем. А, что с мамой, ее тоже задержали?

  – Не знаю, – спохватился Егор, – сейчас позвоним.

  Он отыскал свой мобильник, который лежал на кухонном столе и набрал номер. Прижал трубку к уху.