Текст книги "Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1"

Автор книги: Валерий Гитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц)

«В великих делах всем нравиться невозможно».

Эта фраза весьма охотно цитируется теми, кто всерьез считает свои дела великими.

«Начальника, замеченного в пьянстве, наказывать смертью».

Сказано сильно, но на практике едва ли осуществимо, так как в этом случае не останется в живых ни одного начальника, а как же без них жить?

«Мне дороже всего жить под народовластием».

Звучит вполне естественно в устах человека, осуществляющего на практике это самое народовластие и фактически находящегося на под, а над ним. То же самое скажет любой депутат любого законодательного собрания (если только сможет выговорить слово «народовластие»).

А вот «советуй не то, что всего приятнее, а то, что всего лучше» – это уж кто как понимает, что «приятнее», а что «лучше»…

Древние греки однозначно почитали за лучшее плотские радости, ненасытное влечение к ним, которое ценилось гораздо выше объектов этого влечения, что в немалой степени способствовало укреплению института брака. Действительно, зачем же бросать жену и уходить к другой, когда дело вовсе не в ней самой, а в желании, удовлетворить которое окружающая жизнь предоставляла такое множество возможностей.

Греческая вазопись

Главенствующее место среди этих возможности занимала, естественно, проституция.

К тому времени уже сложилась и иерархическая система, которая предусматривала разделение проституции на различные ее специализации.

Самым низшим, примитивным звеном этой системы были бордельные и уличные проститутки. Они либо стояли, как в витрине магазина, у дверей публичного дома, либо бродили по улицам в поисках клиентов, которым отдавались прямо на улице, в каком-нибудь укромном уголке. Были и такие, которые промышляли, исключительно на больших дорогах – «дорожные» (прообраз мимолетных подружек современных шоферов-«дальнобойщиков»), на мостах – «мостовые» и даже на кладбищах – «кладбищенские».

Следующую категорию представляли проститутки, которых можно было бы назвать богемными.

В отличие от бордельных и уличных проституток, которые были по сути сексуальными автоматами, эти создавали определенную эстетическую атмосферу, в которой секс был не самоцелью, а естественным следствием восприятия искусства.

Они развлекали своих клиентов игрой на различных музыкальных инструментах, пением, танцами, театральными представлениями, они были традиционным элементом всех празднеств и просто сборищ мужчин в кабачках и банях. К этой же категории можно отнести и многочисленных цветочниц, которые в комплекте с розами зачастую предлагали покупателям и себя.

К ним примыкают натурщицы, позировавшие для скульпторов и живописцев.

Высшую категорию греческих проституток, аристократию этого сословия, представляли гетеры, обладавшие изысканными манерами, широко образованные и считавшиеся вполне престижными подругами мужчин из средних и высших классов афинского общества. Но это отдельная тема…

КСТАТИ:

«Выдающиеся люди всегда любили только тип женщины-проститутки; они всегда останавливают свой выбор на бесплодной женщине, и если они производят потомство, то нежизнеспособное, скоро вымирающее, что, может быть, таит в себе глубокий этический смысл. Ибо земное отцовство так же малоценно, как и материнство».

Отто Вейнингер. «Пол и характер»

Несмотря на бурное развитие светской, религиозная проституция пока еще не собиралась сдавать свои исконные позиции.

Процветающий культ Афродиты проявлялся в крайне разнузданных оргиях с участием тысяч приверженцев этой формы сексуального общения.

Каждую осень праздновались Елисейские мистерии, длившиеся девять дней. В основу этих мистерий была положена тема умирающего и возрождающегося зерна, тема непрерывности самой жизни, которая раскрывалась довольно оригинальными выразительными средствами, такими как ритуальные купания в море, факельные шествия и массовые соития, непременными элементами которых были кровосмесительные сексуальные акты.

В храмах греческой богини Кибелы неотъемлемой частью культа были гомосексуальные сношения с мужчинами-проститутками.

Согласно древнему обычаю, они подвергались обязательной кастрации. Этот обычай уходил своими корнями в миф о Зевсе, у которого во время сна семя стекло на землю, и из него произошел демон с двойными половыми органами – мужскими и женскими. Это был гермафродит Агдистид. Боги заковали этого демона в цепи и отрезали у него мужские половые органы.

Так Агдистид превратился в женщину, названную Великой Матерью Кибелой.

Великая Мать Кибела сделал Аттиса своим жрецом.

Отсюда и пошел обычай обязательного оскопления всех жрецов храма Кибелы и всех мужчин-проституток, участвующих в культовых оргиях.

Мужчины-проститутки были неизменными участниками обрядов в храме Афродиты в Афинах.

Зародившаяся в храмах мужская гомосексуальная проституция проникает и в светскую жизнь эллинов.

Главная, пожалуй, причина расцвета проституции в Греции коренится в характерных особенностях брачных отношений, жестко зафиксированных действующим законодательством.

Смыслом и целью греческого брака было прежде всего деторождение. Женщине изначально отводилась роль породистой производительницы потомства и экономки, что отнюдь не способствовало восприятию ее как партнерши в сексуальных играх.

Это положение усугублялось еще и тем, что браки в Элладе заключались, – какие бы законы не издавал прекраснодушный Солон, – как правило, по расчету, так что эротическая привязанность к законной супруге была поистине экзотикой.

И все же это было в известной мере позитивным явлением, так как такой брак исключал союз девушки из благополучной семьи с подонком общества, что нередко наблюдается там, где социальная мораль провозглашает приоритет брака по любви и потому какая-нибудь экзальтированная девица имеет вполне реальную возможность выйти замуж за полюбившегося бродягу и нарожать от него новых бродяг.

Но брак по расчету совершенно однозначно является провокатором внебрачных связей. Круг интересов замужней женщины замыкался стенами дома, ей запрещалось даже посещать театральные представления, не говоря уже о иных акциях светского характера.

Мужчина искал радостей общения вне домашних стен, ну и, разумеется, спрос порождал предложение…

А тут еще и крайне жестокие наказания за связь с замужней женщиной (она ведь только для собственного мужа – пустое место, только для него), наказания такие, что игра явно не стоила свеч (как правило): смертная казнь или – при смягчающих обстоятельствах (!) – ослепление. А за сношения с незамужними свободными женщинами грозил либо весьма серьезный штраф, либо изгнание.

Проституция, таким образом, была единственной сферой реализации эротических потребностей мужчин. Она служила оборотной стороной брака и одновременно щитом для благонравия женщин средних и высших классов общества.

Как брачные отношения, так и отношения с проститутками обоих полов не предполагали любви в современном понимании этого слова. Эти отношения были в подавляющем большинстве случаев обезличены, лишены индивидуальной привязанности.

Во главу угла ставилась бушующая чувственность, естественная, гармоничная, вытекающая из самой природы человека и еще не знающая, к счастью, христианского антагонизма между телом и душой.

Греческая вазопись

В красоте и наслаждениях плоти греки черпали наслаждение души и щедро платили за эти наслаждения тем, кто был способен предоставить их наиболее изысканным и изощренным образом.

А мужская проституция получила в Греции настолько широкое распространение, что законодатель вынужден был регламентировать это распространение специальными актами:

«Если отец, или брат, или дядя, или опекун, или вообще глава семьи отдаст кого-нибудь внаймы для разврата, то Солон не позволяет подать жалобу за разврат на мальчика, а лишь на того, кто его отдал внаймы, и того, кто его нанял. На них возлагается равный штраф. А когда мальчик, отданный внаем, вырастает, он не обязан ни кормить своего отца, ни давать ему помещение…»

Другой закон Солона лишал мужчину-проститутку права занимать государственные должности.

А вот в таком греческом государстве, как Спарта, подобных проблем не было и в помине, зато хватало своих, сугубо спартанских… Прежде всего – взаимоотношения с рабами. Если афинские рабы были пленными чужеземцами, стремящимися возвратиться на родину, то спартанские илоты были ни кем иным, как коренным населением области Лаконики, захваченной дорийцами, которые образовали свое государство, обратив в рабов недавних хозяев своей земли. Поэтому илотам попросту некуда было бежать от рабовладельцев, и все их конфликты замыкались внутри весьма скромной своими размерами Спарты.

Среди свободных граждан также не было единодушия в решениях насущных проблем их неспокойного бытия. Тирания царей то и дело сменялась тиранией народовластия, еще более удручающей, и тогда маховик раскручивался в обратную сторону, возводя на трон очередного кровавого деспота, и так без конца…

Но вот на арене спартанской Истории появляется великий законодатель, который резко изменил как принципы бытия, так и сложившиеся стереотипы его восприятия.

Звали его Ликург.

Время действия – рубеж IX и VIII веков до н.э.

Чтобы уравновесить притязания царей и их подданных на бесконтрольную тиранию, он создает сенат, что сразу же придало обществу необходимую стабильность.

Следующий шаг Ликурга был весьма решительным и достаточно оригинальным, однако бесперспективным: он убедил спартанцев признать все земли общими, а затем распределил их поровну между всеми гражданами.

Совершенно бесполезная затея, потому что матушка Природа наделила все свои творения отнюдь не равными способностями и возможностями, что ярко отражается на их собственности. Распределенная поровну земля через несколько лет неизбежно вновь будет переделена в соответствии с объективными данными владельцев участков.

Подобный эксперимент имел место в 1922 году (нашей эры, разумеется) в России, когда после государственного переворота и гражданской войны всем крестьянам предоставили землю в соответствии с числом «едоков» в каждой семье. Ну и что? Через пять-семь лет образовался класс зажиточных крестьян, называемых кулаками, и класс бедняков, которые лишились своей земли по разным причинам, но, как правило, вследствие лени, пьянства и неумения продуктивно трудиться.

Кулаков правящая партия частично уничтожила физически, частично выслала в необжитые края, но от этого оставшееся отребье отнюдь не стало рачительными и умелыми хозяевами собственной земли. А естественный отбор… его ведь не запретишь партийным декретом.

КСТАТИ:

«Если человек старательно занимается сельским хозяйством и бережет добро, то Небо не в состоянии ввергнуть его в нищету».

Сюнь-цзы

Но без вышеупомянутого «если» избежать нищеты не поможет ни Ликург, ни Сталин, ни фракция аграриев в парламенте.

Далее Ликург развернул борьбу с богатством и роскошью. Он заменил золотые монеты железными, что, соответственно, резко понизило их достоинство. Для приобретения, скажем, козы требовалась теперь целая подвода железных монет.

Художников он заставил создавать лишь предметы утилитарного назначения.

Но и этого ему показалось мало. Ликург заставил всех граждан питаться только за общественными столами, причем запрещалось избегать этих трапез или брать еду домой. Не позволялось также заранее наедаться дома и садиться сытым за общественный стол. Запрещалось и отказываться от еды под каким бы то ни было предлогом. Это расценивалось не иначе как оскорбление уважаемого общества.

Можно представить себе ликование его подонков…

Спартанцам запрещалось освещать себе путь в темноте.

Запрещалось также воевать с одними и теми же врагами, чтобы те не смогли постичь секретов боевой тактики спартанцев.

Женщины Спарты занимали совсем иное положение в обществе, чем афинянки. Они ни в коей мере не были затворницами или предметами домашнего обихода. Спартанки принимали самое деятельное участие в общественной жизни, пользуясь уважением и заботой со стороны мужчин, что вызывало завистливое недоумение чужеземок. Однажды спартанка по имени Горго, жена царя Леонида (того самого, который остановит персов в Фермопильском ущелье), так ответила на замечание относительно того, что только лишь спартанки повелевают мужчинами: «Это происходит потому, что только мы рожаем мужчин».

Девушкам вменялись в обязанность ежедневные физические упражнения. Они, как и юноши, должны были, независимо от времени года, участвовать в состязаниях и шествиях совершено нагими, и это ни в коей мере не провоцировало сексуальные эксцессы, что также заметно отличало Спарту от Афин.

Ликург клеймил позором безбрачие. Холостяки подвергались всяческим унижениям и считались людьми второго сорта. Им, например, вменялось в обязанность зимой ходить голыми вокруг агоры (места общественных собраний) и выкрикивать в свой же адрес разные обидные слова.

Новорожденного приносили в общественное учреждение, где его внимательно осматривали старейшины. Если они оставались довольны осмотром, то назначали ему содержание, если же нет – младенца бросали в пропасть, дабы он не был в тягость ни себе, ни государству. История не знает ни одного хилого или болезненного спартанца.

Младенцев не пеленали. Едва отлучив от груди, кормили простой и грубой пищей, приучали не бояться ни темноты, ни одиночества, заставляли самим преодолевать свои страхи.

Ликург запрещал заниматься воспитанием детей рабам или торговцам.

В возрасте семи лет ребенок отбирался у родителей и поступал в распоряжение государства, которое занималось его дальнейшим воспитанием. Основные принципы этого воспитания заключались в выработке установок на подчинение власти и победу в борьбе.

Дети ходили с обритыми наголо головами, босые и полуголые. Спали они вместе, не пользуясь одеялами, на вязанках тростника. К двенадцати годам мальчику выдавали плащ. Они должны были месяцами не мыться, посещая бани лишь по праздничным дням или в порядке поощрения. Проступки, естественно, влекли за собой немедленное и неотвратимое наказание.

Дети и юноши должны были беспрекословно подчиняться старшим. Говорить они могли только по разрешению, причем кратко и точно. Многословие наказывалось, как и размытость формулировок (мудрейшее и величайшее достояние!). Оттуда, из местности Лаконика, и произошло понятие «лаконичная речь».

КСТАТИ:

Спартанка, провожая сына на войну, вручала ему щит со словами: «С ним или на нем», то есть с победой или с почестями павшему герою.

Спартанцам запрещалось заниматься каким бы то ни было оплачиваемым делом. Каждый служил государству, прежде всего, совершенствованием своего воинского искусства, а обработка земли и всякого рода промыслы были уделом рабов (илотов).

Военная подготовка имела в жизни спартанцев первостепенное значение. Она была чрезвычайно тщательной и изнурительной, так что лишь на войне появлялась возможность отдохнуть от ее тягот. А в мирное время воинов заставляли каждую неделю маршировать голыми, чтобы заблаговременно выявить складки жира на их животах или ягодицах, а специальная комиссия проверяла, не слишком ли мягки солдатские матрасы.

В бой спартанцы шли плотно сомкнутым строем и в несколько шеренг, так называемой фалангой. Перед сражением царь приносил в жертву козу, приказывал воинам украсить себя цветами и грянуть торжественную песнь под звуки флейт. Они шли на врага уверенно и радостно, без страха и без ярости, как принято выполнять любимую работу, с чувством, с толком, с расстановкой…

Когда враг бежал, спартанцы почти никогда не преследовали его, удовлетворяясь очевидностью победы. Такое поведение было продиктовано не столько милосердием, сколько трезвым расчетом: знакомый с этим спартанским обычаем неприятель предпочтет бежать, чем оказывать бесполезное сопротивление победителям.

Совсем иным было отношение к илотам. Их считали внутренними врагами, причем врагами непримиримыми, с которыми нельзя было договориться о каких-либо правилах взаимной игры, а посему – в целях общественного благоденствия – подлежащими ликвидации, несмотря на очевидную пользу от их труда на полях и в мастерских. Современники отмечали организованные властями убийства илотов молодыми спартанцами как в целях социальной чистки, так и в целях приобретения боевого опыта.

Вот такими были характерные черты правления Ликурга и его законы, которые действовали еще пятьсот лет после его смерти.

И еще один штрих. При всем при этом Ликург никогда не считал себя истиной в последней инстанции и не боялся окружать себя мудрецами. Одним из них был Фалес Критский, политик, философ и поэт, авторитетный советник Ликурга во всех его начинаниях и весьма вероятный соавтор его законов.

А греческий полис Милет прославился сразу двумя великими достижениями: лучшими во всем Древнем мире шерстяными тканями и своим гражданином, одним из семи великих мудрецов (причем, первым из них), которого звали Фалес из Милета (625—547 гг. до н.э.)

Он первым всерьез занялся астрономией, и настолько успешно, что предсказал солнечное затмение 28 мая 585 года до н.э.

Он измерил высоту египетских пирамид по отбрасываемой ими тени.

Он изрек гениальную фразу, которая почему-то не была оценена должным образом последующими поколениями: «Поручись – и пострадаешь». Как-то его спросили:

– Чем отличается жизнь от смерти?

– Ничем, — ответил мудрец.

– Почему же ты тогда не умираешь?

– Потому, что нет никакой разницы.

А еще он как-то заметил: «Все полно богов».

Там же, в Милете, жил ученик и родственник Фалеса по имени Анаксимандр (ок. 610—547 гг. до н.э.), который первый в Элладе начертил географическую карту мира, изготовил глобус и астрономические инструменты, а также солнечные часы.

Да, это, конечно, не блистательное завоевание соседней пустынной земли с десятком полуразвалившихся халуп и армией, которой лучше было бы продолжать пасти своих коз…

Еще один знаменитый полис, Коринф, славился своей фантастической роскошью, прекрасными мастерами-оружейниками, буйно процветающей проституцией и одним из своих правителей, который являлся одновременно и одним из семи великих мудрецов Эллады.

Звали его Периандр (666—586 гг. до н.э.)

Правил он в Коринфе почти 40 лет.

Значительная историческая личность с весьма неоднозначными, а зачастую и взаимоисключающими характеристиками.

Был женат на Мелиссе, дочери тирана Прокла из Эпидавра, которая родила ему дочь и двух сыновей. Обращение его с женой, мягко сказать, оставляло желать лучшего. Как-то, в припадке гнева, он убил ее, беременную, ударом в живот то ли ногой, то ли скамейкой, что само по себе не так важно. Причиной этой вспышки ярости была злостная клевета на Мелиссу завистливых наложниц Периандра. Придя в себя, он осознал свою ошибку, но жены уже не вернешь, а то, что он сжег живьем клеветниц, сути дела не изменило, как не изменило и вздорный характер тирана.

Своего сына, скорбевшего о смерти матери, он выгнал из дома, объявив через глашатаев всем жителям Коринфа, что всякий, кто заговорит с юношей, обязан будет уплатить довольно крупный штраф. Через некоторое время тиран столкнулся на улице с сыном – немытым, голодным, оборванным. Устыдившись собственной жестокости, Периандр предложил ему вернуться домой. Юноша ответил категорическим отказом, заметив, что отец теперь должен уплатить штраф за то, что заговорил с ним.

По свидетельству Аристотеля, Периандр был азартным охотником за чужими землями, присоединяя их под любым благовидным и вообще под любым предлогом.

Присоединенные земли рано или поздно отпадали, отваливались от Коринфа, как это имело место во все времена и во всех концах света, но, видимо, Периандра больше увлекал процесс, чем результат.

Гораздо больше внимания он уделял внутренним проблемам своего правления.

Он будто бы направил верного человека в Милет, к своему другу, тирану Фрасибулу, с вопросом: «Как наилучшим образом утвердить свою власть?» Милетский правитель вывел посла в пшеничное поле и, ни слова не говоря, начал сшибать посохом наиболее высокие колосья. Далее он, опять-таки молча, дал понять, что аудиенция окончена.

Посол, вернувшись в Коринф, изложил Периандру все подробности этой экскурсии, и тот сразу же догадался, что имел в виду его милетский друг. Речь шла о том, что самых выдающихся граждан следует уничтожать во избежание смуты в государстве.

КСТАТИ:

«Имеющий сильные войска уничтожается».

Лао-цзы

Периандр в точности выполнил все, что посоветовал ему Фрасибул: в течение очень короткого времени множество представителей самых знатных семейств Коринфа было либо казнено, либо выслано из страны.

Богачей он лишил возможности кичиться своим богатством, установив строгий контроль за доходами всех граждан, что весьма понравилось малоимущим.

Однажды, когда у него не хватило средств на пышное жертвоприношение, он приказал сорвать дорогие одежды и украшения со всех женщин, пришедших на праздник.

При том, что Коринф буквально кишел проститутками, что в храме Афродиты постоянно проживало более тысячи жриц религиозной похоти и целые кварталы состояли из одних лишь борделей, Периандр тем не мене распорядился отлавливать сводниц и топить их в реке. В принципе это справедливо, потому что самые отвратительные персонажи сферы проституции – не шлюхи, не их клиенты, какими бы они ни были, а сводни и сутенеры. Недаром же в современном Китае карается смертью не торговля собственным телом, а именно сводничество.

Периандр запретил сельским жителям бесцельное блуждание по городу и какие бы то ни было собрания, а также приобретение рабов.

При нем буквально расцвели различные ремесла и промыслы. Весь Древний мир восхищался так называемым коринфским стилем в архитектуре и прикладных искусствах.

При Периандре в Коринфе появился водопровод.

Он отменил налог на имущество крестьян и налог на прибыль с урожая, что, однако, не мешало крестьянам относиться к нему с крайней враждебностью.

Он построил великолепные гавани на Коринфском и на Сапроническом заливах, но и это не прибавило ему народной любви. Впрочем, народная любовь – это понятие еще более неоднозначное, чем любовь женская, но кое-какие черты совершенно идентичны, в частности – мазохизм. Народ зачастую напоминает бабу, которая со счастливой улыбкой говорит о своем муже-пьянице: «Бьет – значит любит». И она тоже любит его за такую вот любовь…

Выходит, что Периандр недостаточно сильно любил свой народ. Или казнил не тех, кого следовало. Существует одна из версий его кончины, которая заключается в том, что Периандр по известным причинам не желал, чтобы кто-либо знал место его захоронения, а потому придумал вот что. Двое молодых воинов получили приказ выйти на большую дорогу глубокой ночью, убить первого встречного и похоронить его. Четверым воинам Периандр приказал следовать за ними, и после того как они похоронят убитого, убить их самих и похоронить. А десяток других воинов должен был ликвидировать эту четверку. Сам же Периандр вышел навстречу первой паре…

КСТАТИ:

«Кто хочет править спокойно, пусть охраняет себя не копьями, а всеобщей любовью».

Периандр

Но как добиться этой вот всеобщей любви без применения копий?

А можно ли вообще чего бы то ни было добиться без них?

– Можно, – отвечают с усталой улыбкой люди, которых историки небрежно рассовали где-то позади живописных толп тиранов, царей, военачальников, политиков, вождей и прочей дьявольщины, которая вспыхивала во мраке веков подобно болотным огонькам.

Именно они, эти люди, и оправдали существование целых поколений просто едоков, просто самцов и самок, просто палачей для себе подобных и просто коллекционеров кружочков из желтого металла, именно они…

Хилон из Эфор (первая половина VI века до н.э.)

Один из семи мудрецов, который на вопрос, чем отличаются воспитанные люди от невоспитанных, ответил: «Подаваемыми надеждами».

Анахарсис (ок. 638—559 гг. до н.э.)

– Удивительно, — говорил он, – как это в Элладе состязаются люди искусные, а судят их невежды.

И все же он изобрел для них гончарное колесо и якорь.

Питтак из Митилены (651—569 гг. до н.э.)

Один из семи мудрецов, который однажды заметил не без горечи: «Трудно человеку быть хорошим». Эта простая фраза заставила потомков много размышлять и спорить о том, какое именно слово в ней считать ударным. И до сих пор не пришли к общему мнению…

Эзоп (ок. 640—560 гг. до н.э.)

Великий мудрец, автор 400 басен, ставших сюжетным и моральным фундаментом творчества всех лафонтенов, крыловых и пр., блестящий пересмешник, благородный и ранимый человек, раб по положению, но никак не по духу…

Гениальный урод, как отмечали летописцы его эпохи. Он был, говорят, рабом философа Ксанфа, который паразитировал за счет мудрости и находчивости Эзопа. Как-то Ксанф спьяну поспорил, что выпьет море и вследствие этого едва не лишился всей своей собственности, когда пришло время исполнения условий этого пари. Он умолял Эзопа придумать что-нибудь оригинальное, такое, что могло бы спасти от разорения и позора, за что клятвенно обещал свободу своему рабу. Эзоп, разумеется, нашел гениально простой выход из, казалось бы, тупикового положения. Наученный им Ксанф заявил, что готов выпить море, но только лишь само море, а посему требуется перекрыть все впадающие в него реки и тогда – со всем удовольствием…

Народ славил мудрость Ксанфа, который тут же позабыл о своих обещаниях Эзопу, так жаждавшему свободы и только ее…

В другой истории Эзоп благодаря своей сообразительности находит клад, но вероломный хозяин, забрав у него золото, не дает взамен обещанной свободы.

В третьей истории жена Ксанфа соблазняет Эзопа, и оба они подшучивают над незадачливым рогоносцем, явно предвосхищая озорные сюжеты Джованни Боккаччо.

Эзопу принадлежит знаменитая фраза: «Огонь, женщина и море – три бедствия».

Да разве только она?

«Удачи не стоят радости, а неудачи – печали: все преходяще, и ничто не зависит от человека».

«Видимость обманчива: за хорошими словами часто кроются дурные дела, за величавым видом – ничтожная душа».

«Исправить злого человека невозможно, он может изменить только вид, но не нрав».

Это изречение следовало бы вывесить на всех тюремных воротах, а главное – в роскошных вестибюлях управлений, где сотни чиновников, проедая наши деньги, отгораживаются от реалий бытия липовыми отчетами о процессе исправления – пресловутых «злых людей».

С течением времени эзопов никак не прибавилось, а вот ксанфов – хоть отбавляй…

КСТАТИ:

«Голодная лисица увидела виноградную лозу со спелыми гроздьями, попыталась дотянуться до них, но не смогла, а уходя ни с чем, проговорила: „Они ведь еще зеленые“.

Эзоп

По преданию, именно эту историю рассказал Эзоп жителям Дельф перед тем, как они решили казнить его в отместку за горькую правду, сказанную Эзопом в их адрес.

У него была возможность спастись, объявив себя рабом, но в ответ на такое предложение он гордо покачал головой и спросил:

– Где здесь пропасть для свободных людей?

И полетел…

Его современник, философ Биант из Приены, сделал весьма безрадостный, но чрезвычайно ценный вывод из своих жизненных наблюдений;

«Большинство – зло». Кровь стынет в жилах при мысли о том, скольких бед избежало бы человечество, если бы не пыталось опровергнуть эту простую истину!

А когда родной город Бианта был осажден войсками царя Кира, жители начали убегать, захватывая самое ценное из своего имущества.

Один лишь Биант шел налегке. На вопрос удивленных сограждан, почему он ничего не прихватил с собой, мудрец (тоже один из семи великих) ответил фразой, пережившей тысячелетия: «Все свое ношу с собой».

Существует ли более точная и емкая формула душевного покоя, а следовательно, счастья?

А философ Эпименид Критский (тоже VI век до н.э.) оставил в наследство потомкам знаменитый логический парадокс, названный «парадоксом лгущего критянина». Суть его состоит в следующем:

Если кто лжет и сам утверждает, что лжет, то лжет ли он в этом случае или говорит правду?

Говорят, что древнегреческий логик Диодор Кронос уже на склоне лет дал обет не принимать пищу до тех пор, пока не найдет решение парадокса Эпименида. Он так и умер, не найдя искомого. И такая суперзвезда, как Пифагор (576—496 гг. до н.э.) Он был первым, кто назвал свои рассуждения о смысле жизни философией.

Существует легенда, согласно которой Пифагор, находясь в греческом городе Флиунте, встретился там с правителем этой провинции Леоном, который спросил его: «Знатоком какой науки ты являешься?». Пифагор ответил: «Никакой. Я только философ». «Философ? — удивился правитель, впервые услышавший это слово. – А что такое философия?» Пифагор ответил: «Человеческую жизнь можно сравнить с рынком или с Олимпийскими играми. На рынке есть продавцы и покупатели, которые ищут для себя выгоду. Участники игр соревнуются за известность и славу. Но есть еще и зрители, которые наблюдают за всем происходящим. Так и в обыденной жизни. Большая часть людей заботится о богатстве и славе, и только очень немногие не принимают участия в гонке, созерцая и исследуя природу вещей, стремясь к познанию истины. Эти люди и называются философами – любителями мудрости…»

А сколько этот мудрейший человек послал из своего VI века до н.э. в нашу безумную современность подлинных жемчужин мысли, которые, конечно же, выглядят не иначе как бисер перед хрюкающим стадом…

«Не будь членом ученого общества: самые мудрые, когда они. составляют общество, делаются простолюдинами».

Ученый совет. Академия наук. Творческий союз…

«Не возвещай истину в местах общенародных: народ употребит оную во зло».

Причем с радостью.

«Мудрый! Обязан будучи жить среди простого народа, будь подобен маслу, плавающему поверх воды, но не смешивающемуся с нею».

И дело тут вовсе не в презрении, а в том, что соленое море отнюдь не станет слаще оттого, что в нем растворят бочку меда.

«Если можешь быть орлом, не стремись стать первым среди галок».

Да, каждому свое…

«Знание и мудрость – ни одно и то же».

Сколько безмозглых дураков зачастую решают наши судьбы лишь на том основании, что у них имеются университетские дипломы!

«Природа едина, и ничего нет ей равного: мать и дочь себя самой, она есть Божество богов. Рассматривай только ее, Природу, а прочее оставь простолюдинам».

«Гражданин без собственности не имеет отечества».

За пренебрежение этой не нуждающейся в доказательствах истиной человечество заплатило многими ужасами XX столетия.

А вот этот бесценный шедевр следовало бы вытатуировать на правом запястье каждого, кто берет на себя смелость участвовать в сочинениях законов, по которым должны жить миллионы ни в чем не провинившихся перед ним людей:

«Законодатель! Не пиши законов торговле: она не терпит оных, подобно океану, носящему корабли ее».