Текст книги "Крестовый марьяж"

Автор книги: Валерий Жмак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Не совсем...

– Девочка, это означает, что самолет удачно сел на воду и сажал его ни кто иной, как Влад, потому что помощником у него летал совсем зеленый лейтенант. Тот и на аэродром-то, говорят, ещё с трудом умел приземляться. Теперь ясно?

– Макс, не тяни душу! Говори поскорее о своих выводах.

– А дальше, вероятно, они благополучно покинули тонущую "Тушку", правда тут есть одна загвоздка... Вместо шести маленьких лодок, вокруг большой шлюпки было привязано четыре. Но из этого тоже можно сделать заключение, что вся передняя кабина, включая Владислава, эвакуировалась своевременно.

Сделав глоток остывшего кофе, Лихачев прикурил очередную сигарету.

– И, наконец, ещё один интереснейший момент... – продолжил он, – два трупа были надежно кем-то привязаны фалами к небольшим одноместным лодкам. В большой же спасательной шлюпке оставалось тоже привязанное тело штурмана-навигатора. Кто, по-твоему, мог закрепить тела после их смерти?

– Но они могли сделать это сами, ещё при жизни... – проговорила девушка дрожащими губами.

– Не-е-ет, милая, – назидательно протянул Максим, – в такой холод единственным спасением остается постоянное движение. Зачем же сковывать себя, обрекая замерзающее тело на верную и скорую смерть!?

Услышав это, Александра поежилась, но в её глазах отныне зародился слабый лучик надежды. И все же оставался главный вопрос:

– Что же ты можешь сказать о Владиславе?..

– Версий много... Пожалуй самая расхожая – его могло подобрать любое проходящее судно. Скорее всего, иностранное, наши давно бы сообщили...

Завершив изложение своих догадок, Макс заказал ещё кофе. Девушка долго сидела молча, разглядывая маленькую чашечку, пока по лицу впервые, после страшного известия, не покатились крупные слезы...

3

Берестов проснулся раньше Лихачева и лежал, глядя в маленькое окно. Пасмурное июльское утро, моросящим мелким дождем, навевало тоску. И без того грустные мысли, выползающие из глубин сознания, окрашивались в беспросветный черный цвет и душили тревогой.

"Когда же завершится мой затянувшийся, разведывательный полет, неторопливо размышлял майор, – сказали бы мне тогда перед взлетом, чем все обернется. Тысячу причин отыскал – но отказался бы от задания! Полети любой другой экипаж – все сложилось бы иначе... Ведь в небо поднялся бы совсем не тот – неисправный самолет, и все оставалось бы на прежних местах. Как много в этой жизни зависит от его преосвященства случая...

Насмешка судьбы? За что? И грехов-то тяжких за плечами нет – не нажил еще. Ну, я хоть живой – больная нога не в счет. А ребята!? Чем они-то Бога прогневили?

И злоключения мои со вступления на русскую землю вовсе не окончились, как мне думалось в долгом плену".

И он снова вспомнил завершающий день своего побега...

– Нет, ребята... – сделав несколько шагов по песчаному берегу, проворчал Берестов, – так я долго не пройду. Дайте-ка мне какой-нибудь посох...

– Что у вас с ногой? – поинтересовался якут.

– Колено распухло и почти не сгибается.

– Покажите...

Пилот осторожно приподнял правую штанину полосатой робы.

– Да-а... – протянул второй пограничник, – как бы нам вас тащить не пришлось...

– Ну, это лишнее. С палочкой я за прошедшие трое суток отмахал километров сорок-пятьдесят.

– Так откуда вы путь-то держите? Из Благовещенска, что ли? Он как раз в пятидесяти километрах отсюда...

– Нет, дружище. Не из Благовещенска...

– Нам немного нужно пройти – до проселочной дороги, – проинформировал младший сержант, – это примерно с километр. Мы вызвали машину и пока доковыляем, нас уже будут ждать.

Якут – старший наряда, все же опасливо поглядывал на задержанного и всю дорогу находился чуть поодаль от него, не выпуская из рук автомат. Овчарка спокойно семенила рядом с ним, постоянно принюхиваясь и кося взглядом на странного, незнакомого человека. На пыльной дороге, возле небольшой кедровой пади, их действительно поджидал открытый УАЗик с солдатом-водителем и двумя, вооруженными автоматами, офицерами-пограничниками.

– Кто такой? – строго спросил капитан в полевой форме.

– Командир звена майор Берестов, войсковая часть сорок два семьсот пятнадцать.

– Документы есть?

– Нет... – покачал головой летчик.

– Садитесь. По дороге объясните.

Передав офицерам автомат и подсумки задержанного, якут с рядовым солдатом и служебным псом направились продолжать обход вверенного участка границы. Автомобиль, развернувшись на узенькой грунтовой дорожке, помчался в сторону заставы.

– Как вы здесь оказались и почему с оружием? – начал расспрашивать странно одетого человека капитан.

– Ночью я переплыл реку с китайского берега. Автомат и патроны раздобыл при побеге из тюрьмы...

– Из какой тюрьмы? – изумился второй офицер.

– Понятия не имею. Она расположена на территории крупной военной базы, километрах в четырехстах к юго-западу отсюда.

– Мистика... Сколько служу в этих краях, ничего подобного не слышал, с сомнением буркнул старший пограничник, – разберемся...

Капитан оказался начальником погранзаставы. Доставив Влада на территорию маленького гарнизончика, он немедленно распорядился поместить того в помещение для задержанных, прислав при этом врача и как следует накормив.

Во второй половине дня возле заставы приземлился вертолет, и в небольшую камеру пожаловали два старших офицера. Полковник-пограничник и подполковник, как догадался Берестов, из Особого Отдела управления. Прибывшие высокие гости пригласили его в уютный кабинет и провели в беседах с ним около трех часов. Записав для начала исчерпывающие данные о самом Владиславе, они тут же распорядились послать запрос в Особый Отдел Тихоокеанского Флота. К концу встречи с юга Дальнего Востока пришел ответ...

– Да-а, парень... – прочитав телефонограмму, и удивленно вскинув вверх брови, пробормотал полковник, – пока все сходится... Если и дальше выясниться что твоя история правдива от начала и до конца – я лично обниму и поздравлю тебя со счастливым окончанием столь трагичной и удивительной эпопеи...

– Ну что ж, собирайтесь, майор, отвезем вас в областной центр, там и условия более сносные, и медицинская помощь... – также ознакомившись с текстом, объявил контрразведчик и добавил: – но до полного выяснения будете под присмотром охраны – не обессудьте, таковы правила...

Максим, завозившись, проснулся. Влад невольно обрадовался – общение с другом позволит отогнать тяжелые мысли.

– Завтрак не проспали? Привет... – вскочил с постели капитан.

– Здорово, – отвечал майор, – с добрым утром, увы, сказать не могу дождь за окном. А завтракать ещё рановато.

– То-то мне под дождичек так славненько спалось...

– Осталась тебе последняя ночка, – похлопал по плечу приятеля Владислав, выходя с ним в коридор и направляясь к умывальнику.

– К сожалению, с тем же поздравить не могу...

– А мне тут уже нравится. В моей холостяцкой квартире немногим лучше.

К казенному завтраку они, на сей раз, почти не притронулись. С удовольствием поглощая продукты, привезенные девушками, друзья вновь вспоминали их. Неожиданно, как и вчерашним утром, в комнату для свиданий заглянул дежурный.

– Салют, мужики! – поздоровался с ними пожилой майор, сменивший старлея.

– Привет, начальник... – отвечал Берестов, – компанию составите?

– Нет, спасибо – мне жена с собой котомочку соорудила... – отказался новый страж и, глядя на обильное застолье постояльцев, удивился: – вы прямо не хуже воров в законе устроились!

– Бог послал... – парировал Лихачев и предложил: – ну хоть кофейку?

– Нет-нет, дел навалом... Есть опасение, что комендант нынче нагрянет – надобно подготовиться. И вас хотел предупредить – из камеры лишний раз лучше не высовывайтесь. Контр-адмирал – просто зверь! Любимое выражение: "Десять суток ареста!"

– Знакомо... – буркнул летчик.

– Да где тут у вас бродить-то? Не волнуйтесь, как мыши сидеть будем! успокоил Максим.

Озадаченный предполагаемым визитом шефа, дежурный удалился руководить спешной приборкой и приготовлением к встрече. Арестованные офицеры, покончив с завтраком, вернулись в свою "келью". Капитан принялся аккуратно застилать кровать, ворча при этом:

– Только обрадовался скорому освобождению, на тебе – "лучший друг" едет. Взбредет в башку старому фельдфебелю – ещё суток пять накинет. Потом опять навестит... Так и останешься здесь до смерти...

– Не переживай... Не зверь же он, на самом деле.

В середине дня Владислав дочитал последнюю страницу книги и, закрыв её, аккуратно положил на стол. Капитану до кульминации сюжета оставалось далековато, но занятие утомило и, послонявшись от стола до двери камеры, он уселся рядом с майором.

– Я немного знал Романа – твоего радиста, – нерешительно начал Лихачев, – остальных, пожалуй, только в лицо. Смотрел на фотографии во время похорон – конечно же, сразу вспоминал ребят...

Пилот молчал, прислонившись к холодной стене и закрыв глаза.

– Говорят, в ту ночь – когда вас искали, на море бушевал шторм... Я почему-то всегда боялся этой стихии. Не представляю, как вы над океаном летаете, а уж оказаться там, на жалких лодчонках... Вам очень было страшно?

– Страшно становилось от осознания, что ни черта не можешь сделать...

– Что же происходило после того, как самолет затонул? – с интересом спросил Максим, но, внезапно осекшись, поправился: – Влад, я все понимаю, если это очень тяжело вспоминать, обойдусь, лучше помолчим...

– Я уже столько раз про это рассказывал и писал для всевозможных комиссий, что, пожалуй, эмоции немного притупились...

Майор, закончив рассказ, сидел все так же, прикрыв глаза. Капитан, глядя в пол, медленно мерил шагами камеру. "К утру, после смерти пятерых друзей, этот человек остался в океане один... – с ужасом думал инженер, каково это, ожидать и готовиться к такому концу, зная, что тебе всего-то двадцать восемь..."

Из коридора донеслись шум, чья-то ругань, обрывки властных команд... Взяв со стола пачку, Владислав вытряхнул сигарету.

– Как бы комендант не пожаловал... – предупредил друга Максим и потихоньку выглянул за дверь.

Но пилот, будто не расслышав, или попросту не обратив внимания щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Лихачев вернулся внутрь камеры и, тихо подойдя к нему, зашептал:

– Влад, кажется он приехал... Добавит ведь тебе за курение.

Договорить приятель не успел. В коридоре раздались шаги и дверь "кельи" широко распахнулась. На пороге стоял контр-адмирал, по милости которого, друзья "мотали" срок. Из-за его плеча беспокойно выглядывал дежурный майор...

Арестанты встали. В руке летчика вызывающе дымила сигарета, которую он, впрочем, даже не пытался спрятать.

Комендант с угрюмым лицом, молча вошел в "люксовые апартаменты". За ним с жалким видом плелся пожилой вояка с повязкой на рукаве. Сообразив, что из-за наглых авиаторов грандиозного скандала не избежать, он решил хоть как-то повлиять, или смягчить предгрозовую ситуацию:

– Майор, я же предупреждал вас, что курить запрещается...

Пилот молчал. Контр-адмирал, не замечая постояльцев и не обращая внимания на верещание пожилого дежурного, осмотрел камеру.

– Вас нормально кормят? – неожиданно абсолютно спокойным голосом спросил он, увидев на столе целлофановый пакет с провизией.

– Вполне... – чуть пожав плечами, и так же спокойно ответил Берестов.

– Жалобы, пожелания есть?

– Нет.

Комендант ещё раз окинул помещение придирчивым взглядом. Затем, достав из кармана белоснежный носовой платок, наклонился и провел им по каменной плите пола. Помахав испачканной тряпицей перед носом своего подчиненного, контр-адмирал негромко произнес:

– Немедленно произвести приборку. И передайте по смене, чтобы офицерскую каюту драили ежедневно, как в лазарете, ясно?

– Так точно... – вытянувшись, отозвался старый служака.

Покидая прокуренное помещение и, уже переступив порог, "зверь" остановился, и, обернувшись к Владиславу, произнес:

– Мне доложили – у вас были серьезные проблемы с ногой. Если нужна медицинская помощь – могу сегодня же прислать хорошего врача...

– Я почти здоров. Благодарю вас...

Дверь за местной "администрацией" бесшумно закрылась.

– Вот те раз! – изумленно пробормотал Макс, когда в коридоре стихли шаги грозного визитера, – а какого душегуба из него рисовали.

Летчик расстегнул верхнюю пуговицу кителя и затушил дотлевшую до фильтра сигарету. Лихачев, облегченно вздохнув, уселся на кровать и предположил:

– Видать, он не только про твое колено выяснил, раз так по-человечески обошелся...

Через пару минут в камеру, постучав, осторожно вошел все ещё насмерть испуганный дежурный. Следом проворно проскочили два матроса с ведрами и тряпками. Тут же разбежавшись по разным углам клетушки, они принялись отмывать полы.

– Пошли мужики в коридорчике покурим, пока морячки приберутся, попросил страж.

Арестанты вышли из каюты.

– Шеф покинул наш отель?

– Уехал, слава Богу...

Пожилой офицер дрожащими пальцами держал сигарету и никак не мог перевести дух. Затем, чуть успокоившись, признался:

– Ну, ребятки, скажу я вам, в рубашках мы рождены. Особенно ты майор... Сколько лет служу в комендатуре, не видывал от него подобного либерализма. Совсем постарел, видать, мужик...

– Напрасно я пренебрег осторожностью, – отвечал Берестов, – вас чуть не подставил... Извините.

– Ладно уж, чего там... Сегодня Господь миловал, но впредь вам надо быть поосторожней.

Закончив уборку, матросы прошмыгнули мимо офицеров и друзья, докурив, вернулись в родной чуланчик. Все сияло первозданной чистотой, и даже воздух в камере стал, как будто свежей.

– Давно бы так, – буркнул капитан, – спасибо товарищу коменданту...

– Так за что же он тебе трое суток влепил? – поинтересовался летчик, поудобнее устраиваясь на кровати.

– Есть у меня одна дурацкая привычка... – протянул Лихачев, улыбаясь. – С курсантских времен фуражку чаще в руках таскаю, чем на голове. Наверное, боюсь – лысину раньше времени протрет...

– Действительно странный мужик... – пробормотал Владислав, прикрывая глаза.

* * *

Неверно было бы сказать, что о катастрофе экипажа Берестова через несколько месяцев забыли. Погибших и пропавших без вести часто вспоминали друзья, командиры, да и те люди, которые хоть иногда, мимолетно сталкивались с ними по службе или по каким-то иным делам. Но обитатели летного городка по-прежнему жили своими повседневными заботами. Время неумолимо летело. Ни одна весть о трех пропавших авиаторах более не сотрясла гарнизон. Командир, радист и стрелок словно канули в небытие и раны в сердцах продолжающих службу товарищей, постепенно затягивались.

Лихачевы весь отпуск не отходили от Александры. Иногда Настя заставала её в своей комнате плачущей, или подолгу сидящей без движения за столом, бессмысленно смотрящей куда-то в пространство. Они всячески старались отвлечь девушку. Водили её в театры, не раз устраивали совместные выходы по магазинам, сидели все вместе в ресторанчиках... Но вскоре настала пора прощаться.

– Приезжай к нам, моя хорошая, – говорила, обняв её, Анастасия, – я возьму отпуск за свой счет, Макс отпросится со службы. Раздобудем палатку, уйдем в сопки на несколько дней...

– Нет, Настенька... – шептала в ответ младшая сестра, – там все будет напоминать о нем.

– Ну, до лета ещё столько времени. Возможно, и Влад отыщется...

– Я надеюсь...

– И мы тоже все верим. Ты держись, Сашенька, в жизни ведь всякое происходит...

Вернувшись в Приморье, Максим с Настей снова окунулись в гущу гарнизонной жизни. Капитан днями пропадал в лаборатории эксплуатационной части, возвращаясь под вечер уставшим, но довольным. Отношения с женой постепенно восстанавливались, возвращая былую теплоту и нежность. Анастасия тоже чувствовала перемену. Муж после катастрофы Владислава перестал замыкаться в себе, проводил все свободное время возле нее, поддерживал и сопереживал. Она не стала выстраивать преград и сопротивляться сближению, что, возможно, позволила бы себе несколько месяцев назад. Оказалось, что и Макс вовсе не лишен способности выслушать, понять, посочувствовать и подсказать. Отныне он оставался единственной родственной душой в далеком военном гарнизоне. Только на него девушка могла опереться в недавнем горе, исподволь догадываясь, что муж давно все понимал, но не давал воли ревности, не делал поспешных, размашистых шагов к отторжению...

Образ Берестова все же продолжал жить в её сердце. Некогда невостребованная, не выпущенная на свободу любовь к этому ушедшему, видимо, в вечность человеку, не позволяла Анастасии в одночасье стереть из памяти яркие воспоминания, забыть тоску. Трагедия младшей сестры добавляла и без того мучительных переживаний.

Саша присылала письма регулярно, каждую неделю. С наивным упорством она спрашивала в конце очередного послания – нет ли новостей в ходе поисков. Анастасия аккуратно отвечала ей, старательно описывая их с Лихачевым жизнь, работу, какие-то текущие проблемы... Задавала при этом сестре множество вопросов об учебе, её жизни, тщательно обходя при этом тему минувшей катастрофы. Но через неделю Александра вновь присылала письмо, в конце которого спрашивала о том же и умоляла ответить...

Несколько дней назад, прочитав очередную просьбу Саши, Настя на предстартовом медицинском осмотре, измеряя давление командиру полка пожилому полковнику, не удержалась и тихо спросила:

– Виталий Николаевич, вы не могли бы ответить на один вопрос...

– Конечно, Настенька. Спрашивай.

– Прошу вас, скажите честно – есть хоть малейшая надежда увидеть живым Берестова?

Опытный летчик, помолчал, не сводя с неё доброго взгляда и, неторопливо расправляя рукав комбинезона, ответил:

– С точки зрения всевозможных, заумных теории – увы. Но, видишь ли, девочка... У меня дома, в рабочем столе, лежит толстенная папка с вырезками газетных и журнальных статей с такими невероятными случаями, что я ей Богу не возьму на себя ответственность делать какие-то однозначные заявления.

– Вы считаете...

– И предполагать что-либо бессмысленно! – не дал договорить он врачу. – Легко ошибешься в версиях, но веры терять нельзя! Хочешь увидеть его жди!

– Его очень любит моя сестра. И он её тоже...

– Тем более. Значит, ждите обе. Владислав, как человек и мне всегда оставался симпатичен. Вот и я его жду...

– Макс, Сашенька до сих пор верит... – отрешенно сказала Настя, протягивая очередной листочек с ровным почерком, – я не знаю, что ей написать...

Лихачев прочитал короткое письмо, затем встал, выключил телевизор и задумчиво произнес:

– Прошло почти пять месяцев... Тут уж и все мои доводы, озвученные ей в Саратове, бессильны. Никакой надежды... Ты сама-то веришь?

– Пожалуй, только в чудо...

– Пригласи её к нам понастойчивее. Пожив здесь без Влада, она скорее привыкнет к тому, что его больше нет...

– Возможно, ты прав. Хотя, мне кажется – это через чур жестокий метод лечения.

– У тебя есть другие предложения?

Жена покачала головой:

– Какие могут быть предложения!? Ума не приложу...

– У неё же скоро заканчиваются экзамены, – напомнил Максим, – вот и зови на каникулы. Действительно что-нибудь придумаем с культурным отдыхом. На неделю меня, скорее всего, не отпустят, но денька три-четыре выкроить можно, плюс выходные...

– Да, ты прав! – встала с кресла Анастасия, – сегодня же напишу Саше и предложу приехать.

Но спустя десять дней от младшей сестры вновь пришел мягкий отказ на приглашение погостить. Она благодарила за участие, но в конце короткого послания, были приписаны несколько строк:

"Я все понимаю, Настенька. Тебе ведь нечем ответить на мои просьбы поделиться новостями о поисках. Видимо, никаких новостей попросту нет... Но все же я верю, что Влад вернется, и не хочу думать о плохом. Забыть его все равно не удастся, сколько бы времени не прошло... А снова побывать в тех местах, где познакомилась с ним, где впервые услышала слова признания, сказала о любви сама, где он обнимал меня – прости, но это выше моих сил. Я не смогу прожить там и дня..."

Дочитав письмо, Анастасия не выдержала и разрыдалась у Максима на плече...

Наступившее вскоре лето, снова погрузило Дальний Восток в благоуханную зелень и раскаляло к полудню города, навевая желание их обитателей провести выходные на тенистых берегах прохладных речушек или возле моря. В одно из воскресений чета Лихачевых, собрав корзину с провизией, отправилась по тропинке за пределы гарнизона в сторону извилистой, горной реки. Идя вдоль стремительного потока в поисках удобного для отдыха места, они, сами того не предполагая, набрели на ту полянку, где чуть меньше года назад провели день Александра и Владислав.

– Боже, какая красота... – удивленно пробормотала Настя.

– Вот и останемся тут. Давай-ка мне покрывало...

Соорудив импровизированный "стол", они вошли в обжигающую холодом воду и плавали до тех пор, пока обоих не потянуло согреться на жарком солнцепеке. Позже, сидя напротив друг друга и смакуя домашнее, молодое вино, супруги опять вспоминали Сашу – её прошлый приезд, общение в зимнем отпуске, письма...

– Какое было бы счастье, окажись мы сейчас здесь все вчетвером... мечтательно произнесла девушка.

– У неё непременно все наладится, – уверенно ответил Макс, – просто нужно какое-то время. Она ещё приедет к нам погостить, вот увидишь...

– Я тоже надеюсь... Эх, если бы не тот злополучный вылет! Как ты думаешь, они ведь, наверное уже поженились бы этим летом?

– Не терзай себя Настенька... К чему теперь эти предположения? Александре необходимо выходить из кризиса и продолжать жить дальше.

– Знать бы, как помочь ей преодолеть этот затяжной шок. Я и сама-то не могу забыть Влада.

Не ответив, капитан долго смотрел на раскидистые заросли папоротника, украшавшие противоположный берег. Затем, проведя ладонью по роскошным волосам жены, негромко спросил:

– Ты любила его?

– Да, Максим... – выдержав в свою очередь паузу, ответила Анастасия.

Допив небольшими глоточками вино из походного, металлического стаканчика, она продолжила признание:

– Любил и он меня... Но тебе не стоит думать о чем-то скверном – все это жило глубоко внутри нас... Остальное происходило на расстоянии, а уж когда в его жизни появилась Сашенька, мы оба навсегда излечились от бесполезных чувств.

– Я догадывался об этом... – задумчиво произнес Макс, – но ничего плохого о тебе ни разу не допустил в сердце.

Настя обняла мужа и, устроив голову на его плече, прошептала:

– Ты стал совсем другим в последнее время. Дай Бог, чтобы наше счастье снова вернулось...

Ближе к вечеру, окунувшись ещё разок в прохладную реку и обсохнув, супруги не спеша собрались и тронулись в обратный путь. Войдя на широкую асфальтированную дорожку военного городка, девушка взяла мужа под руку и заметила шедших навстречу широкими, размашистыми шагами пятерых однокашников Владислава. Еще за десяток шагов, они дружно и приветливо поздоровались. Лешка из полка ракетоносцев, чуть замедлив движение, поинтересовался:

– Вы с речки, граждане? Как водичка?

– В самый раз! – проинформировал Максим, – только поздновато уж сегодня, согреться на солнышке после купания не получится.

– Ничего, когда есть повод – время и холод не имеют значения, улыбаясь, пропел майор и собрался идти дальше.

– А что у вас за праздник-то сегодня, Леш? – обернувшись, поинтересовалась Анастасия скорее ради приличия – чтобы не пройти мимо, не сказав ни слова.

– Как, что за праздник? – изумился летчик. – Вы что не в курсе!?

– Нет... – почти одновременно пожали плечами Лихачевы.

Пятеро майоров остановились и, переглядываясь, улыбались. Лешка, смакуя момент истины, с ответом медлил...

– Что случилось-то? – нетерпеливо настаивала девушка, оглянувшись, но, продолжая медленно идти в сторону дома.

– Ну, даете... – сжалился довольный майор. – Весь гарнизон на ушах, а они не знают! Владька ж Берестов отыскался!

Макс с Настей как по команде остановились и, растерянно хлопая глазами, замерли, не в состоянии сказать ни слова...

– Вот и у меня была такая же реакция! – хохотнул приятель, – с ума можно сойти от подобных новостей, да?!

– Живым отыскался?.. – все ещё не веря, пролепетала девушка.

– Разумеется! Каким же еще... Говорят, вчера из Благовещенска привезли самолетом и сразу уложили в госпиталь. Вот решили с друзьями отметить сногсшибательное событие! – радостно объявил балагур и, махнув на прощание рукой, присоединился к веселой компании...

– Господи... Господи, какое счастье... – шептала Настя, быстро поднимаясь по лестнице, – иди скорее отпрашивайся, Максим! Поедем завтра звонить Сашеньке! Или нет! Едем сегодня же на попутках – чтобы она не провела ещё одни сутки в страданиях!

– Успокойся, милая. Мы сделаем иначе, – открыв дверь квартиры, более уравновешенно сказал Лихачев.

– Как? Ну, говори же скорее! Боже, я ничего не могу сообразить...

– Наше почтовое отделение ещё работает. Быстренько переодевайся, и побежали давать срочную телеграмму!

– Теперь я точно знаю, за что тебя люблю! – с изумлением глядя на сообразительного мужа, воскликнула счастливая Анастасия.

После перелета Благовещенск-Владивосток, Берестова продержали в госпитале две недели. Интенсивное и настоящее лечение опытных врачей Центрального Госпиталя быстро дало ощутимые результаты. Воспалительные процессы колена пошли на убыль, опухоль спала и офицер хоть и с тросточкой, но мог вполне сносно двигаться в течение дня. К вечеру боль в суставе появлялась вновь, утром же, после непродолжительной разминки – отпускала.

Все это время майора с завидным постоянством опекали представители КГБ, военной контрразведки и бригада следователей из военной прокуратуры. Большая часть чинов прибыла из столицы на следующий день, после размещения бывшего пленного летчика в одноместной, уютной палате госпиталя. Каждый день, сменяя друг друга, специалисты различных ведомств наведывались, в сверкавшие белизной апартаменты, и часами беседовали, задавая, как правило, одни и те же вопросы и аккуратно записывая обстоятельные ответы.

Охрану из коридора, что размещалась напротив входа в палату, и не допускавшую малейшего общения пилота с кем-либо, сняли только в день выписки. Следственная группа завершала работу во Владивостоке.

Задержав Владислава в краевом центре и на субботу, генерал, возглавлявший комиссию от контрразведки, прощался с ним в одном из кабинетов штаба Тихоокеанского Флота, разговаривая "по душам":

– Ты уж майор не обижайся... – низким голосом говорил седой человек в штатском костюме, – мы тоже люди и понимаем, как нелепо с тобой обошлась жизнь. Хотя, некоторые считают – повезло. Но надо во всем досконально разобраться. Потерпи...

Берестов молчал. Ему было что ответить, но порой наступали часы, когда жажда справедливости и ясности будущего уступала место апатии и безразличию ко всему...

– В Москве нам придется ещё немного повозиться. Должен придти ответ в МИД от твоих душегубов. Сопоставим, доложим, и, глядишь – закончатся мучения. Коротко скажу следующее: если в ближайшее время придет вызов в столицу – радуйся. Дела пошли на поправку. Для снятия с должности, увольнения из армии, или чего ещё похуже – приглашать туда не станут. Но, быть может, захотят встретиться и для продолжения серьезного разговора...

Генерал набил табаком изящную трубку и долго раскуривал её. Затем закончил разговор фразой:

– Ну а коли не вызовут или не сочтут возможным поверить... При всем человеческом уважении к тому, что ты пережил – помочь не смогу... Тут как на мизере: сыграл в ноль – пуля закрыта, насовали взяток – гора выше всех...

В родном гарнизоне его сразу узнавали, заключали в объятия и подолгу трясли руку. Поздравляя, каждый пытался расспросить, разузнать подробности столь неординарного спасения удачливого пилота. Но молчаливый Берестов, едва улыбнувшись, отвечал на приветствия, извинялся и продолжал свой путь, опираясь на трость и не оборачиваясь...

Первое, что сделал Владислав, вернувшись в военный городок после полугодового отсутствия – обошел семьи членов своего экипажа. Тяжкий долг, рассказать женам о последних минутах жизни их супругов, лежал на плечах непосильным бременем. Но, по-другому было нельзя... Прихрамывая, медленно он поднимался по ступеням пятиэтажек и, подойдя к очередной знакомой двери, каждый раз долго стоял, не решаясь нажать на кнопку звонка...

Оставшиеся, после катастрофы, жить в военном городке женщины, выглядели постаревшими. Некоторых Берестов, едва узнавал...

Встречали по-разному... Кто-то с плачем обнимал, искренне радуясь, что хоть один из них остался жив. Кто-то молча, с каменным лицом, будто осуждая за это, неохотно посторонясь – дозволял войти...

Он вспоминал лица, и глаза вдов... Долгое время они пребывали в неведении о причинах катастрофы, довольствуясь лишь скупыми версиями и давними заключениями наскоро поработавшей комиссии. Почти все задавали вопросы и с горькими слезами внимали рассказу о случившемся на самом деле. Некоторые, боясь подробностей, не спрашивали ни о чем, и командир ушедшего в небытие экипажа не смел тревожить их подживающие раны...

Он обошел всех.

Чуть позже, во время похорон двух авиаторов, навсегда оставшихся в корме самолета, и переставших с возвращением своего командира сиротливо числится пропавшими без вести, к нему подвели, приехавшую с Урала, мать радиста. Старая женщина уже не плакала. Мудрые глаза смотрели на него проницательно и по-доброму. Низким голосом она успокоила:

– Я верю, сынок... Ты сделал все, чтобы спасти наших ребят. Не убивайся, и не терзай себя. Тебе надо ещё долго жить...

Берестов, сняв фуражку, наклонился и припал губами к её теплой, морщинистой руке. Она погладила голову молодого человека и продолжала:

– Рассказали мне о твоих напастях... Нелегко тебе. И у меня боле никого на свете не осталось... Коли совсем станет худо – приезжай сынок. Ты последним моего Романа видел... Всегда буду рада...

4

– Эй, счастливчик, – окликнул проснувшегося друга майор, – вставай! День освобождения проспишь.

– Привет, – потягиваясь, пробормотал капитан и, взглянув на часы, вскочил с постели, – вот это я придавил, однако...

Заболтавшись вчера до поздней ночи, приятели легли поздно. Утром Владислав по привычке открыл глаза в семь, а Максим беспробудно спал до полудня.

– Скоро уж девчонки могут заявиться, – радостно воскликнул он, выбегая в коридор с полотенцем.

– Не торопись, – посоветовал вдогонку пилот, – оформление документов ещё пару часов займет...

Позавтракав прямо в камере, они отправились знакомиться с новым дежурным, сменившим пожилого вояку. На сей раз, за столом вальяжно восседал молодой капитан третьего ранга, приблизительно того же возраста, что и Берестов. Читая свежую газету, он даже не повернул головы, когда офицеры вышли из коридорчика. Только услышав приветствие, работник комендатуры ненадолго прервался и, кивнув, небрежно бросил: