Текст книги "Пьяная жизнь"

Автор книги: Валерий Варзацкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Доманевку. Что я и предпринял не медля. Даже не написал

заявления на увольнение, не забрал трудовую.

Купив бутылку «крепляка» и печенья в дорогу, радуясь

принятому решению, «отключив» прошлое уехал в будущее.

Пустой дом встретил нежилым холодом. Мама умерла.

Квартирантов незадолго до этого с трудом вытолкал.

Выработанный годами «рефлекс на Доманевку» требовал

«захмелить» толпу и упиться до бесчувствия самому. Раньше

заезды, в силу множества причин (скорее всего, просто не

«созрел») не превращались в запой, личные характерные

признаки которого я описал выше. Теперь же после первого дня

дома (второго «пьяного») я, совершенно свободный от работы,

помчался утром испить пивца в бар напротив почты. Когда была

работа я быстро пил пиво и спешил, брызнув в рот освежителем,

в её дисциплинирующее лоно. И даже когда шлялся безработным

по злачным местам Одессы что-то мешало скатиться в запой. А

тут вдруг сладостно, упоительно – непринужденно покатился…

Первый раз. Зимой 2000 года.49 лет от роду.

Обычные пьянки и запой – небо и земля. Все без

исключения запои могли иметь фатальный конец. Не только и не

сколько от количества влитого, а от сопутствующих

обстоятельств, о которых знаю по рассказам очевидцев. Сам не

помню – был в режиме «автопилота».

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Кроме возможной «крышки» запой, «выход», очередная

адаптация, клятвы, оправдания, извинения, стыд, непоколебимая

уверенность что «больше никогда» наносят непоправимый удар

по нервной системе. Да-да, непоправимый, потому, что я не знаю,

как можно вылечить нервы. Может быть вы знаете?

Кстати, чтоб не забыть, выйдя из своего первого запоя, я

поехал за трудовой книжкой, думая, что меня уже уволили с

«волчьм билетом». Оказалось – нет. Начали уговаривать

остаться. Я не согласился, забрал трудовую с формулировкой «по

согласию сторон» и был таков. А через года два ректора и еще

нескольких посадили… Вот так первый запой сыграл несколько

косвенную, но позитивную роль в моей жизни.

Кое о чем из «запойного» хочу рассказать». Самую

малость, чтоб не бередить душу.

5 апреля 2001 года мне исполнилось 50 лет, а уже 7-го,

полупьяный, я вывалился на Киевском вокзале Москвы, куда

прибыл с важным производственным заданием от новой

«фирмы».

Не дали тут же ударить по «Жигулевскому», подхватили,

увезли, напоили родственники жены. На следующее утро

официально уехал «по работе».

Оказался у кровного брата Толика Липовецкого, которого,

если помните, спас от потери крови, дотащив до «Скорой», после

того как мы неудачно воровали водку на проводах в армию в

Доманёвке.

Толик пил со мной до вечера. Потом предложил поехать с

ним на ночное дежурство, а утром продолжить. Я отказался,

сказав, что съезжу на пару дней в Смоленск к университетскому

товарищу, «афганцу» Юрке Требину.

Валерий Варзацкий

Юрка принял, как положено. Трое или четверо суток

отложились в памяти несколькими проблесками реальности. Во

время последнего Юрка сказал, что меня уже ждет у подъезда

такси, которое он вызвал, как договаривались. Я этого не помнил,

но виду не подал. Обнялись. Простились.

Пьянь конченая мы оба! Разве можно мне было уезжать на

поезде, который прибывает на Белорусский вокзал в час ночи?!

Хорошо проводница сжалилась, продала мне бутылку и строго –

настрого наказала не отделяться от толпы, выходящей из поезда,

проскакивать, не останавливаясь, через вокзал, не приближаться

к таксистам, уходить темными местами подальше от вокзала и

ловить частника.

Получилось, как научила. Парень довез до цырка

Никулина на Цветном бульваре. Толя жил во дворах через

бульвар напротив. Его сторона, кусок квартала, куда я должен

был идти, почему-то не освещались. А был-то я у него днем, к

тому же первый раз, к тому же он меня встретил рядом с

памятником Никулину. Куда идти?

Пока еще спокойно расстегнул портфель, пошарил рукой

внутри в поисках записной и… обмер, вспомнив, что адрес и

телефон его были записаны на листке в папке с деловыми

бумагами, которую оставил, чтоб не потерять, у родственников

жены…

И силы сразу начали покидать. Захотелось лечь прямо на

скамейку. Невероятным усилием воли (неужели еще остается в

таком состоянии) заставил себя перейти бульвар и войти в

темноту, абсолютно не представляя зачем. Скорее всего, прятался

во тьме.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Уткнулся в здание и, ощупывая его левой рукой, начал

двигаться вправо. Дойдя до угла, двинулся вдоль торца,

получается во двор. Впереди, в глубине двора, увидел широкую,

освещенную с улицы и изнутри, стеклянную дверь. В холле за

столом сидел человек в форме охранника. Я постучал.

– Что надо? – недовольно «рявкнуло» переговорное

устройство.

– Извините, я приехал из Одессы (последнее слово -

магическое, выручавшее не раз) к своему другу, но потерял его

адрес и телефон. Он живет где-то тут рядом…

– Я что вам бесплатное справочное бюро?

– Вам ненадо звонить в «справочное», – в хмельной голове

неожиданно вспыхнула фантастическая идея, – наберите Одессу,

пусть жена посмотрит в тетради рядом с телефоном, на первой

странице адрес и телефон. Это секундное дело. Я вам заплачу!

– Давайте номер в Одессе.

Через несколько минут все проблемы были решены. Он

еще и разбудил Аллу, жену Толика. Та вышла за мной из

соседнего дома.

Утром испытал шок на фоне запоя (смесь страха и

нежелания жить), когда Толик пришел к выводу, что обойти дом

на Цветном справа я не мог, так как там роют котлован за

высоким забором.

– Клянусь, я шел, держась левой рукой за здание, вправо!

– Ну, идем, убедишься сам.

Деревянный забор к углу здания, где я на ощупь повернул

налево, ВПЛОТНУЮ не премыкал. Со стороны Цветного

оставалась щель шириной около метра. Войдя в щель, я попал на

узкую полоску земли между торцом слева и котлованом справа.

Валерий Варзацкий

На этом уступе я и разминулся со смертью. Шансов уцелеть

практически небыло.

– Оп-па! – только и выдавил друг. – Пошли в «стекляшку».

Там Виктор Павлович уже заждался.

Виктор Павлович оказался приятным в общении коренным

москвичем наших лет. Пили на воздухе, выпивку вынося из

«стекляшки». Тут Толя куда-то заторопился, велев мне не

стесняться и идти к нему, если он через пару часов не

возвратится. Дочка – инвалид постоянно дома.

Вдвоем посидели с часок. После недельной пъянки без

«закуси» меня начал «пробивать» аппетит. Так иногда во время

запоя бывает. Есть, все равно не могу, разве что пару кусочков

чего-то, но кажется, что съел бы много.

– Виктор Павлович, а нельзя ли где-то пельмешек

перехватить?

– Если деньги есть, можем купить, зайти ко мне, сварить.

Купили, зашли, сварили. Огромная кухня в огромной

квартире (его отец был начальником союзного уровня по

химической промышленности) располагала к любимому занятию

– задушевной беседе о жизни.

Только я, закусив пельмешком, хотел начать как хряснула

входная дверь (хозяин, сжавшись, побледнел), раздались

быстрые, тяжелые шаги и на пороге кухни возник бритый, с

пудовой золотой цепью на шее, в кожаной куртке, спортивных

штанах.

– Это кто?! – рыкнул басом из-под сломаного носа.

– Это мой товарищ, профессор. Мы уже уходим.

– Пять секунд до двери! Раз! Два!

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Виктор Павлович махнул рукой в сторону выхода и

помчался впереди меня. Я рефлекторно – за ним, успев схватить

портфель. «Пять!» мы уже не слышали.

Во дворе стоял «Джып» бритоголового. Из салона неслись

блатные записи, мат, истерический смех проститутки.

– Сынок мой, будь он неладен,– плюнул Витя. – Скажи

честно, у тебя деньги на пропой есть?

– Есть!

– Поехали ко мне на дачу в Фирсановку. Там благодать.

Два этажа, два телевизора, банька, у соседа самогон на клюкве.

Наверное, есть питейно – лингвистическая связь между

словами «клюква» и «наклюкались». Сосед был за «третьего» и

за «гонца». Говорили, плакали у телевизора, дружно падали по

кроватям, ползали к туалету, не умывались, не брились, не

убирали, не открывая окон безпрерывно курили, пили, пили,

пили…

Однажды утром я услышал из телевизора день недели и

число. Начались угрызения совести, переходящие в отчаяние,

пьяные слезы, удушающее чувство вины перед дочкой. Вместо

того, чтобы ей что-то привезти из Москвы, все пропил. Что

сказать, как смотреть в глаза родственникам жены, хорошим

людям, по-человечески принявшим меня?! Они уж точно заявили

в милицию, позвонили в Одессу. Ведь прошло ДВЕ (!) недели как

я от них вышел…

Не буду рассказывать как «разрулил» ситуацию. От этих

воспоминаний становится плохо, болит голова, подымается

давление.

У Виктора Павловича взял номер телефона, обещал

позвонить, когда буду в Москве. Приезжал на день в 2003 году.

Звонил. Трубку не брали.

Валерий Варзацкий

При первых запоях жена в квартиру пускала, правда

«чистила» карманы, когда я «отключался», бросив старое пальто

на пол в кухне. Потом из карманов, вместе с остатками денег,

начали изыматься ключи. Утром своими ключами открывала,

грозилась что не впустит, если вечером явлюсь пьяным, но всеже

открывала.

В один из дней я был на «автопилоте» (помните, я

рассказывал, что по мне внешне не видно состояние «без

памяти»). Она открыла железный тамбур на две квартиры,

открыла входную дверь, поняла, что допустила ошибку и со

словами «Иди, где был!» толкнула меня в грудь.

Потом рассказывала, что я как стоял ровно, так и упал, не

подгибая колен на спину, головой в стальной уголок тамбурной

двери. Кровь брызнула как сок из гнилого помидора. Потом с

дочкой отмывала стены, пол.

Хирург определил сотрясение мозга, сказал, что если бы

голова была чуть-чуть повернута то…

Наученая опытом, жена в следующий раз тамбур не

открыла, и я ночевал, не помню где.

А потом не стал испытывать судьбу и, напившись, домой

перестал приходить, благо, имел корешей с жилплощадью, но без

жен.

Почти все они уже на том свете. О каждом можно

рассказывать сутками. «Все они красавцы, все они мерзавцы», с

любовью сказал бы о моих покойниках Высоцкий.

Но об одном – талантливом, неординарном все же

расскажу. Слишком уж зацепила душу его сломаная жизнь.

Выше я упоминал о «Пилигриме» и журналистской

братии, которую курировал. Среди них был старый холостяк,

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

радушно принимавший коллег, соседей, знакомых, незнакомых,

но с «бухлом». В случае чего можно было «тормознуться» на

ночь. Если повезет – будешь спать на скрипучем диване. Не

повезет, кто-то опередил – с кулаком под голову на полу.

За хорошую рекламу кто-то из благодарных заказчиков

подарил

хозяину

квартиры

пневматический

пистолет,

стреляющий металлическими шариками. «Данайским даром»

оказался тот пистолет. Напившись, мой дружбан начал стрелять

по котам, десятками вившихся вокруг «мамы» – сердобольной

старушки – соседки, подкармливавшей их.

Стрелял по котам, а попал в окно соседке. Не убил, не

ранил а «менты» явились мгновенно. Поволокли в участок. Тот,

начал угрожать, «качать права». Надели на голову целлофановый

мешок, «успокоили» дубинкой. На беду оказалось, что он писал

какие-то критические материалы об этом отделении. И пошло и

поехало…

Я в то время устроился на работу в другом городе и ничего

не знал. Звонил несколько раз – телефон не отвечал. Когда

приехал, сказали что сидит в тюрьме. Через два с половиной года

вышел.

Пришел к нему через два дня после освобождения.

Поразил не внешний вид, чего ожидал, а поведение. Сидел и

молчал, изредка поглядывая на меня затравленно – жалкими

глазами. Не забыть мне их.

Недели через две я вновь приехал, уже с бутылкой. Застал

нескольких новых, с каким-то незнакомым поведением

личностей. Он, правда, уже разговорился, но все равно это был

другой человек. Что-то серъезно изменилось в психике.

А потом как-то ночью зашел к нему пьяный, надеясь

переночевать. Он сидел в компании двоих собутыльников.

Валерий Варзацкий

Увидев, что диван свободен, я только успел показать пальцем в

сторону дивана и «вырубился».

Проснулся от каких-то странных звуков. Открыл глаза и

увидел в телевизоре половой акт гомосексуалистов. В комнате

было темно, но света от телевизора хватило, чтобы увидеть

происходящее на его диване. Там занимались тем же, что и в

телевизоре.

Передать чувства, охватившие меня, невозможно. Понял,

что его в тюрьме «опустили». Хмель начисто вылетел из головы.

Я не поднялся, а выпрыгнул из дивана, плечем вышиб

хлипкий английский замок входной двери и в полном смысле, не

чувствуя ног, пролетел на первый этаж, пронесся через двор,

остановился, услышав сердце за квартал от проклятой «хаты».

Часы показывали 2.18.

Через несколько месяцев его изуверски зарезали. Как

сказал знакомый «мент» – не поделили сексуальные партнеры.

Конечно, трагических финалов на почве пьянки – море. Но

когда пьяная смерть происходит рядом в такой извращенно –

жестокой форме, ужас способен лишить разума.

Пропитое, потерянное…

Не хочется считать пропитых денег. Становится не по

себе, тем более что количество «нужных» «возлияний» вряд ли

превысит один процент за всю жизнь после окончания школы. И

все же, коль скоро мой печальный опус имеет нравоучительно –

познавательный характер, дам «наводку» примером для

умозаключений желающих.

Находясь на пенсии, в стесненном финансовом положении,

умудряюсь запивать 4-5 раз в год. Запой оборачивается потерей в

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

среднем около 1000 гривен. Дальше, кто хочет, может подсчитать

сам, с учетом всевозможных корректировок (возраст, зарплата,

работа), сколько я пропил за свою жизнь. Уверяю, у вас

получится гораздо меньше, чем было на самом деле. Ясно одно –

речь идет о сотнях тысяч в гривневом эквиваленте.

Очень ощутимы материальные потери. Я уже рассказывал

– о добровольно – принудительном «освобождении» от вещей в

вытрезвителе. Волнительную легкость карманов и запястий после

онного заведения пришлось ощутить 4 раза… На «пьяных»

дорогах остались больше десятка портфелей, «дипломатов»,

сумок со всем содержимым, штук 15 зонтиков.

«Достали» своими исчезновениями перстни.

Кроме пропавших в вытрезвителях, один отдал частнику,

подвозившему за город, вместо денег. Щедро, конечно, но,

возможно, спас свою жизнь. Будучи сильно пьяным, только за

городом услышал характерное покашливание «зэка» на заднем

сиденье. Деньги были и много, но в портфеле, среди бумаг. Забыл

положить необходимую сумму в карман. Шарить рукой в

портфеле было опасно. Времени на раздумия – секунды.

Сообразил, что отдать перстень – дешевле выйдет.

Другой украл, как я понял позже, друг собутыльника, пока

тот жарил картошку в кухне, а я бегал за бутылкой. Перстень

находился в кармашке портфеля вместе с визитницей, ключами.

Я всегда прятал его туда перед пъянкой, чтобы не привлекать

внимание. Изящный был, классно сработаный. Долго потом

искал подобный, но тщетно.

Да, так портфель я оставил в комнате, где сидел,

уставившись в телевизор, незнакомец, а мой собутыльник ушел в

кухню одновременно со мной. Тому в комнате хватило 5 минут

Валерий Варзацкий

моего отсутствия – киоск со спиртным был в буквальном смысле

в трех метрах от двери квартиры.

Еще обратил внимание, что он почему-то нервничал,

прятал глаза, когда сел с нами за стол. Но подумать, что он уже

успел «пошарить» в портфеле я не мог.

Потом я поделился подозрениями с собутыльником. Он

сказал, что вполне возможно, так как и у него что-то пропало

после посещений дружка.

И все же, самые обидные, горькие, возмутительные кражи

происходили в моем доме в Доманёвке.

Перстни, как обыкновенный «совковый лох» я прятал в

место известное любому вору – любителю – выдвижной ящик

письменного стола.

Сидит компания из 4-х человек у меня в кухне: я,

знакомый с женой и племянницей. Он шепчет мне на ухо: «Где

туалет?» На улице темно и я отвечаю: «Пойдем, я тебя провожу».

Подымается. Я беру помойное ведро. Вдвоем выходим из

дома.

Сколько на это надо времени? Ну, пусть 10 минут, потому

что он еще перекурил, а я «чесал язык» рядом. Может, это было

специально – курить? Не знаю. Но меня вдруг прожгла мысль о

перстне. Оставив его на пороге докуривать, пошел сразу в

комнату, выдвинул ящик стола, не зажигая свет, проверил

укромное место. Перстня не было!

Я влетел в кухню, начал орать, материться, требовать,

чтобы вернули. Они божились, плакали…

Потом всех прогнал, зарекался про себя никого в дом не

водить, чуть «крыша не поехала» от отчаяния и человеческой

подлости.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

В Одессе, в фирменном магазине ювелирной фабрики,

купил точно такой же перстень.

А через 4 месяца сестра Майя прийдя ко мне обнаружила

уставленный пустыми бутылками стол в кухне, незнакомого

мужика, рассматривающего у открытого книжного шкафа книги

в комнате, где стоит известный письменный стол и меня, одетым

спящего в спальне.

На вопрос, что он тут делает, ответил, что я разрешил ему

выбрать из шкафа книги для чтения.

Книги остались на месте, а перстень – двойник исчез.

Не помню, кто это был, давал ли я разрешение на книги, но

в одной из книг хранились деньги, по той же «совковой»

привычке полуинтеллигентных «лохов». Думаю, их то он и

искал, но помешала Майя.

Еще об одной душераздирающей потере хочется

рассказать.

Приехал я в Доманёвку зимней ночью. Иду мимо магазина

«Визит». Из-за угла из темноты:

– Валерчик! Выручай, брат!

– Кто там? Я ни х… не вижу!

– Это я, ты, что не узнаешь? – Из темноты, пошатываясь,

возникла сгорбленная фигура бывшего одноклассника.

– Дай на шкалик. Я в запое.

– А жрать хочешь?

– Да кинул бы в рот что – нибуть.

– Подожди тут.

Я развернулся, вошел в магазин, взял две бутылки водки,

сигарет, еды и мы пошли ко мне. Он много рассказывал о своих

приключениях, о работе в разных концах бывшего Союза и за

границей.

Валерий Варзацкий

Я растопил печку, водка и тепло расширяли душу,

наполняли сердце любовью и доверием ко всем, хотя, конечно,

знал, что с этим человеком откровенничать не следует.

Тем не менее, случилось то, что случилось – я, рассказывая

о своих перепетиях, показал в подтверждение слов револьвер.

Помню, после этого положил его под подушку в спальне.

Проснувшись ночью, головой почувствовал, что револьвера нет.

Вскочил, зная о своем «автопилоте» перерыл весь дом, летнюю

кухню, сараи, подвал.

Пошел к нему. Конечно, полный отказ.

Мне бы, дураку, не к нему, а прямиком в милицию, ведь

оружие было зарегистрировано на меня, но я его пожалел. Он

меня ограбил, а я его пожалел. Вот так всю жизнь…

Сколько потом денег, сил, нервов пришлось потратить,

чтобы замять дело в органах, не спрашивайте.

Пишу сейчас и вновь переживаю, волнуюсь, не понимаю

как же так можно?! Верно сказано: добро наказуемо. Всегда знал

об этом, всегда делал добро и ожидаемо получал в ответ

«гранату».

Сейчас еще одну печальную историю на тему пьянки,

добра и зла расскажу.

Был у меня в Доманёвке дружок по выпивке Юрка, по

кличке Бунтик. Внук тети Тани, многодетной вдовы, школьной

уборщицы.

Сама тетя Таня, ее дети были органической частью нашей

семьи. Дети были намного старше меня, поэтому, едва начав себя

осознавать, я увидел Альвину, Валю, Шуру, Галю стоявших с

чашками в руках возле моей мамы, доившей корову. Кстати,

кроме них парное молоко прибегали пить дети бедствующего

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

каменщика, жившего по-соседству. Сейчас у них обеспеченая

старость. Их дети и внуки очень богатые, не только по меркам

Доманёвки, люди. О парном молоке мамы недавно напомнил мне

старший из братьев, сыновей того каменщика. Сказал, что до

смерти не забудет нашу корову

Приветливый, теплый домик тети Тани я тоже не забуду

никогда. Как только я переступал его порог, меня обволакивал,

приятно щекотал нос запах свежих стружек, древесной смолы

струившийся в коридор из открытых дверей мастерской

школьного плотника дяди Васи Годы. С тетей Таней они делили

принадлежавший школе домик на двоих. У неё – смежные

кухонька и комната. У него – столярка.

Самое раннее воспоминание о комнате тети Тани такое: я

сижу под столом и снизу – рассматриваю плакат над ее кроватью.

На плакате изображение стремительно рвущихся ввысь

реактивных самолетов. При этом, как я теперь понимаю, то были

самолеты будущего – остроносые с треугольными крыльями,

струями огня из турбин.

Юрка был лет на десять младше меня. Отец, жестокий

«кацап», беспощадно лупил мать, которая прибегала прятаться к

нам. Наверное, ежедневно попадало и Юрке. Надо сказать –

поделом. Характером пошел в отца. Рос бандитом.

Первый раз сел «по малолетке». Второй раз не помню за

что, но из заключения приехал с женой и прямо с автовокзала не

к себе домой, а к нам – показать жену. Симпатичная, скромная

девушка, дурочка, поверившая «зэку». Вскоре с «фонарями» под

глазами убежала к маме.

Третий раз сел за смерть брата любовницы погибшего,

когда они втроем превернулись в «КАМАЗЕ», на котором Бунтик

работал водителем.

Валерий Варзацкий

Отсидев, больше на работу не устраивался. Пил, занимался

какими-то темными делами, связался с наркоманами.

Чем он занимается, есть ли у него деньги меня никогда не

интерисовало. Жил я тогда в Одессе, домой приезжал

«оторваться». Нужен был бездельник – собутыльник. Я

«затаривался» выпивкой и закуской, спускался в переулок,

параллельный моей улице Ленина, где он «бичевал» в

дореволюционном еврейском доме на пять семей. Обстановка,

быт жильцов очень напоминали мне сюжеты быта персонажей

фильма Германа «Мой друг Иван Лапшин».

Начинался «праздник». Еще живая тогда его мать – тетя

Валя, помня все доброе о моей семье, нам не мешала. Пили

неделями за мой счет, благо самогон передавали через забор, а

деньги я давал за пять бутылок наперед, чтобы не тратить время

на хождение туда-сюда вокруг дома.

Не знаю, может у него были какие-то остатки совести, но

пару раз за все годы он бормотал что-то типа: «Будут у меня

«бабки» я тебе тоже «выставлю».

И вот, в один прекрасный летний день, ко мне подъезжает

хороший знакомый из райадминистрации в сопровождении

незнакомца. Оказалось, тот будет очередным главой района. Все

согласовано, осталось только «прилить» удачу. Нужен третий и

место.

Какие вопросы?! Водка – при них, под каштаном – стол,

закуска – в моем холодильнике. Двадцать минут – и пошел

первый тост.

Вдруг, скрипнула калитка. Смотрю – Бунтик ползет. Я к

нему наперерез:

– Ты шо нэ бачыш? У мэнэ люды!

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

– А я шо помишаю? Я нэ «пустый» – з бутылкою, як

обищав.

– Сьогодня нэ можна. Цэ нэ мои сэкрэты. Воны з

Николаева.

– Ты бач якый ты сэкрэтный. Шо брэзгуеш мною? Ну,

дывысь, шоб нэ пожалив.

Криво, злобно усмехнулся, повернулся, придерживая

бутылку за поясом, поплелся назад.

Вскоре я уехал в Одессу, где меня настигло сообщение,

что дом вновь ограбили.

Помчался обратно и был поражен масштабами налета.

Кроме множества мелочей вытащили телевизор с тяжеленным

стабилизатором, стереопроигрыватель «Аккорд» с колонками и

пластинками, магнитофон с дорогими мне записями через

микрофон, мраморную настольную лампу, кресла, стулья, ковры,

торшер.

Работала группа, очевидно, был транспорт. «Менты»,

разумеется, ничего не нашли.

Беру бутылку, иду к Бунтику. Жалуюсь на сволочей, судя

по всему, своих. На половине третьей бутылки он, как обычно, не

глядя в глаза, цедит с ухмылкой сквозь зубы:

– Я знаю хто тэбэ «выставыв».

– Хто?

– Олька Ряба. А «навив» я, за то, шо ты мэнэ за стил нэ

пустыв.

Я отреагировал мгновенно недопитой бутылкой по голове.

Странно, но он даже не потерял сознание, только упал с

табуретки.

Валерий Варзацкий

Больше дел с ним не имел. Приползал (от пьянки и

курения отказали ноги) несколько раз просить деньги или

выпить, но ничего не получал.

Потом умерла (или убил, шептали соседи) мать. Потом

наркоманы выбросили на улицу из квартиры. Лежал в лохмотьях,

согреваемый верными псами, на пороге бывшего кинотеатра. Там

же в морозную ночь «сыграл в ящик».

Не долго пережила его моя бывшая ученица и довольно

близкая подруга молодости Олька Рябая. Атаманша и

сожительница наркоманов скончалась от СПИДА.

Всего мой дом грабили 4 раза. Нет ни малейших сомнений

что делали это собутыльники.

Отдельной, особенно болезненной при воспоминаниях,

графой потерь стоят книги. Прямо или косвенно в «огне» пьянки

«сгорели»

сотни

ценнейших

томов,

которые

собирал

десятилетиями.

Возглавляет

скорбный

перечень

84-томный

«Энциклопедический словарь Брокгауз – Ефронъ» ХIХ века

издания, который я купил, будучи студентом в приснопамятном

«Доме книги» на Дерибасовской. За словарем, по ценности,

следует роскошный 8-томник Лависса и Рамбо «История ХIХ

века», изданый в самом начале ХХ века. Прижизненные издания

Ленина, Сочинения Сталина в 13-ти томах, Полное собрание

сочинений Ленина в 55-ти томах, раритетные «Эстэтика» Гегеля

в 2-х томах, «История философии» Фейербаха в 3-х томах,

Сочинения

Рикардо,

все

четыре

советских

издания

«Дипломатического словаря», «История дипломатии» в 5-ти

томах, «Большая Советская Энциклопедия», «Украинская

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Советская Энциклопедия», множество отраслевых словарей

«ушли» на водку.

Собрания сочинений Пушкина и Гоголя, Достоевского и

Толстого, Шишкова и Шолохова, О’Генри и Хэмингуэя,

Лондона,

Стендаля,

Горького,

десятки

художественных

произведений исторической тематики пригодились «на закусь».

А «на диссерт» всегда уходили любимые альбомы по

изобразительному искусству, которые привозил со всех городов,

куда меня заносила жизнь, да дорогие сердцу томики стихов…

Пьянка ненасытно «пожирает» время. Мы, запойные

алкоголики, не знаем утро или вечер, какие число и день недели.

Изумление, что уже февраль, после зимних, или июнь, после

весенних праздников – дело вполне обычное. Таким образом,

запой не только вред здоровью, но и ускоритель времени, фактор

приближения смерти. Впрочем, кто из нас об этом думает?

Чудеса происходят с памятью. То, что просто

«отключаешься», ничего не помнишь на следующий день – не

удивляет. Но то, что можно забыть имя девушки, которую любил,

правда являлся к ней только пьяным, мягко говоря, удручает.

Пьянка

сводила

меня

со

многими

известными,

талантливыми и даже гениальными людьми. Америку не открою

– чем талантливее человек, тем плотнее его «сотрудничество» со

Змием. Именно сотрудничество, я не оговорился, ибо опьянение,

для каждого в своих комфортных дозах, или психологический

подъем после выхода из запоя – явления, мощно стимулирующие

творчество, работоспособность, желание жить. Это касается

исключительно этапа сотрудничества. Все, что за его рамками –

тихий ужас!

Депутаты, крупные чиновники и предприниматели,

напившись,

превращаются

в

отвратительные

создания,

Валерий Варзацкий

способные на гениальные по своей уникальности пьяные

выходки, зачастую преступные или на тонкой грани между

жизнью и смертью. Не хочу рассказывать, что они вытворяют

упившись. Тянет на рвоту. Отмечу лишь, что опыт пьянок в таких

кругах весьма полезен для тех, кто изучает вырождающийся вид

– современного человека.

Гораздо более интересно «на дне», среди «бомжей» -

отставников, бывших «ментов», моряков, учителей, артистов,

стариков, изгнанных из дома детьми, обманутых аферистами,

проигравшихся в азартные игры, пропивших все.

Интересна еще одна, незаметная, мало исследованная

категория сильно пьющих – «тихие алкоголики». Они хоть и

антиподы нам, запойным, но общение с ними всегда доставляло

мне удовольствие, равно как и поражала их способность при

голых стенах умудряться каждый день «глотать» шкалик. И это

невзирая на жесткий контроль строгих жен или старых матерей,

больше всего на свете боящихся умереть раньше сыновей,

немедленно отправляющихся за ними.

Одесские «бомжи» в районе «Южного рынка» меня знали

и называли «профессором». Каждое утро, проходя мимо них,

«больных» после обычной бурной ночи, я молча, стараясь не

прикасаться, подавал ближайшему мелкую купюру. Постепенно

приучил. И когда небыло ничего в кармане, виновато разводил

руками, думая, что обиделись. Но каково было потрясение, когда

увидев мою помятую, после вчерашней пьянки, физиономию, от

горячих труб теплосети, шатаясь, рванулась ко мне «бомжиха» с

червонцем, зажатым в грязном кулаке:

– На, профессор! Разгладь «фейс»!

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Конечно, «по трезвянке» я бы с ними не общался. Да и

сильно пьяным в их стаю не попадал. Приходил «на отходняке»

после запоя, с бутылкой, чтобы послушать невероятные истории

рассказываемые «бомжами» – интеллигентами.

Запомнилась одна, вроде бы не выдуманная, так как

дополняли, поправляли, спорили все «хором».

Нашли они в мусорном контейнере валенки. Один

попытался обуть. Но что-то внутри мешало ногам. Оказалось –

доллары. По 3 тысячи в каждом. Что с ними делать? Явно кто-то

собирал для чего-то. Может на операцию? Или на похороны?

Выбросил кто-то другой, не знавший, что они там. Вроде бы

проще пропить толпой, но пока пропьешь такую сумму то либо

сдохнешь, либо загремишь на нары. От «баксов» добра не жди.

Решили найти квартиру, с которой выбросили обувку.

Невероятно, но через дворников, старушек, сидящих у подъездов,

нашли!

Оказалось, хозяин – моряк, любитель подледной рыбалки,

в рейсе, а жена, противница той рыбалки, решила выбросить

валенки, дабы отвадить мужа от опасного хобби. Моряк должен

прийти из рейса через месяц…

Хотите – верьте, хотите – нет МЕСЯЦ (!) «бомжи» ждали,

не пропив ни одного доллара! Наградой за терпение были

комисионные в гривнах, которые, по их просьбе, моряк

выплачивал частями тоже в течение месяца. Лучшего «отдыха»

никто из них в своей жизни не знал.

Или взять недоучившегося историка и «зэка» Валеру по

кличке Вареник, «заправлявшего» на «Южном». Как он

преображался, светился теплом, забывал воровскую «феню»,

повествуя о студенческих годах! Сколько раз мы встречались

между прилавками, недалеко от «точки», где наливали

Валерий Варзацкий

проверенные люди домашний «коньяк», столько же добавлял

нового к ранее сказаному. Я понимал, что не врет, что вспоминая

об университете, фактически изливает душу такому же пьянице,

да еще и однокашнику.

Не знаю, живы ли Вареник, Коля, Дипломат, Степа – мои

«корефаны» на «Южном», но знаю точно, что «безбашенное»

наше прошлое не вернуть.

Как не вернуть к жизни всех без исключения знакомых

«бомжей» – замерзших, зарезаных, сгоревших.

Как не забыть Богдана Кицыка, Юрку Геращенка, Ваню

Бойченка, Серегу Изовита – нормальных, добрых, отзывчивых

людей, моих друзей проигравших в неравной схватке со Змием.

Размышляя о бедах, связаных с выпивкой, пытаясь быть

правдивым и максиально объективным, прежде всего по

отношению к себе, прихожу к неоднозначно характеризующему

мои человеческие качества выводу.

Оказывается, сегодня, в 63 года, самыми большими

потерями от пьянки я считаю не смерти перечисленных и не

перечисленных (неправильно поймут живые родственники…)

друзей, не угробленное свое здоровье, не колоссальные

материальные «издержки производства» а две докторантуры