Текст книги "Пьяная жизнь"
Автор книги: Валерий Варзацкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
запрос – формальный ответ».
Обком видел проблемму, обвинял удельную вольницу в
«махновщине» и пытался пряником прививать своим кадрам
корпоративную психологию, говоря современным языком.
Процедура посвящения в должность сильно отличалась, по
сценарию и составу, в зависимости от ступеньки в каръерной
вертикали. Замещая, на время отпуска, первого секретаря я
случайно попал на посвящение в «первые». Конечно, дали
понять, что лишний, но, скрепя сердце, не прогнали, дав
возможность понаблюдать. Общее впечатление: скучновато, не
интересно. Пили много, но уже не по-комсомольски выбирали
слова.
Райкомовские «вторые» довольно редко становились
«первыми». Образование «первому» надо было иметь не
гуманитарное. Можете представить разницу в мере
распущенности членов клуба «первых», состоявшего из
агрономов, зоотехников, инженеров сельского хазяйства и клуба
«вторых», объединявших историков, юристов, филологов,
физкультурников. Отсутствие перспектив роста у «вторых»
компенсировалось бурей страстей при посвящениях.
После официальной части планового летнего совещания в
обкоме, вся «идеология», во главе с профильным секретарем,
грузилась на судно, которое брало курс в Днепро-Бугский лиман.
«Старики», то есть ранее посвященные, сооружали на палубе
длинный стол, тащили ящики с водкой, вином, закуской.
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
Начальство кучковалось у борта, изредка бросая взоры в сторону
подготовительных работ. Новеньких не привлекали, и мы с
завистью наблюдали за «стариками», позволяющими себе в
процессе труда опрокидывать стаканчики с водкой под
малосольные огурчики.
Наконец подготовка стола для Совета старейшин
заканчивается. Нас ведут в каюты, где мы раздеваемся до плавок
и купальников.
Возвратившись, вижу за столом все начальство, а также
несколько секретарей горкомов и райкомов. Как выяснилось
позже – «аксакалов» по стажу работы. Сидят с одной стороны
стола, спиной к носу судна. Выпивают, смеються, галдят. Играет
музыка.
Секретарь обкома постучал пальцем по микрофону.
Музыку выключили. Ведущий огласил несложные требования
ритуала:
Первое. Очередность районов – по алфавиту.
Второе. Подходя к столу, становись лицом к Совету
старейшин, но соблюдай дистанцию из уважения к старшим.
Третье. Кланяйся с почтением, глядя в палубу под ногами.
Четвертое. Громко, с воодушевлением приветствуй
старейшин красивими словами. Можно стихами.
Пятое. Отчетливо, но коротко рассказывай о себе.
Шестое. Внятно отвечай на вопросы. Если не знаешь
ответа – придумай експромт, расскажи анекдот, стихотворение,
спой песню, разыграй театральную сценку.
Седьмое. Покорно выполняй любое пожелания старейшин
и благо дари за доверие.
Ничего сверхъестественного, настораживающего. Правда,
меня несколько удивили двое «стариков», стоявших не рядом со
Валерий Варзацкий
столом, а у противоположного от «молодых» борта судна. У
одного в руках был тазик и полотенце через плечо, у другого –
зажигалка и корабельная швабра. Мозг слабо просигналил:
«Наверное, убирать будут после мероприятия…»
Как он ошибался, мой наблюдательный мозг! Истинная,
важнейшая роль двух проявилась уже при первом посвящаемом.
Точнее первой, поскольку то была девушка.
С распущенными волосами, стройная, в красивом
купальнике читала стихи, острила, смеялась и явно нравилась
старейшинам. Настроение поднялось и у нас, потому, что с таким
застрельщиком шансы на быстрое завершение формальной части
посвящения увеличивались. Однако, главное испытание было
впереди.
Увлеченный созерцанием девушки не заметил, как перед
председательствующим появился пивной бокал. Зафиксировал
финальную стадию наполнения, когда один старейшина наливал
в него водку, другой – вино, третий – пиво. В смертельную смесь
бросали кусочки хлеба, колбасы, сыра, овощи, то есть, кто, что
захотел то и бросил. Всю бурду, провозгласив пламенный
заключительный тост, посвящаемый должен был выпить!!!
Девушка взяла бокал двумя руками. Тот, который с
тазиком и полотенцем, мгновенно оказался рядом. Другой
щёлкнул зажигалкой сзади, под её попой, с целью визуальной
фиксации выхода газов. Глотала она отраву внутрь или просто
набирала в рот, а затем сплевывала в тазик – не знаю. Ясно было
только, что после первой попытки её вирвало натурально, так,
что часть блевотины полетела мимо тазика на палубу, а бокал она
едва успела поставить на стол, чудом не вылив содержимое на
старейшин.
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
…Толпа завопила, прихлопывая в ладоши: «До дна! До
дна!». Девушка, в минуту превратившаяся в персонаж
вытрезвителей, разогнулась из позы «Г», полотенцем вытерла нос
и слезы, брезгливо, неуклюже, ладонью левой руки под дно,
двумя пальцами правой – за ручку, медленно понесла бокал ко
рту. Вот так, по маршруту бокал – рот – тазик, прошли, кроме
жидкости, все продукты, находившиеся в емкости. Она их
доставала пальчиками и, имитируй не имитируй рвоту, все-таки
жевала. Следовательно, организм тащил алкоголь в себя и наша
героиня к последним глоткам явно опьянела, что опосредовано
фиксировала фиолетово-оранжевыми вспышками зажигалка под
попой.
Посвящаемых было около десяти человек, в том числе две
или три девушки. Наученые опытом первой, девушки хитрили, и
содержимое своих бокалов быстро выплевывали в тазик.
Впрочем, никто и не пытался всеръез заставлять их принимать
отвратительное пойло внутрь. Через пару часов, абсолютно
добровольно, за общим столом они поставили свои собственные
питейные рекорды.
Иное дело – парни. Тут во всю работали самолюбие,
бахвальство, дурость. Все, пусть с разной частотой обращения к
спасительному тазику, с закуской, участливо подаваемой
старейшинами, но все(!) выпили. Я, согласно алфавиту, оказался
вторым и первым из парней. С моим опытом, выпить до дна
чертов бокал, не составляло особого труда. Настроился,
представил, что это пиво и не спеша, чтобы не поперхнуться,
осушил. Колбасу, огурцы, помидоры победно – демонстративно
вытряхнул в тазик. Возгласы восхищения положили начало
сомнительной славе в комсомольско – партийных кругах,
Валерий Варзацкий
избавиться от которой было не реально уже никогда. Скажу
честно – я и не желал.
Посвящение закончилось общим столом, за которым все
были равны, и пьяная ватага стала неуправляемой. В самом
начале обкомовские старейшины произнесли несколько
официозных, не к месту и времени сказаных, тостов,
стушувались, растворились. Стол, как на сельских свадьбах,
разделился на автономные «клубы по интересам». В вечерней
прохладе лимана звучали жесткие анекдоты, квалифицированый
мат, блатные песни, обкомовские сплетни. Кто-то затягивал «Не
расстанусь с комсомолом…», кто-то «Если друг оказался
вдруг…». Поэт читал стихи, журналист, со стаканом в руке,
собирал материал для газеты.
Включили музыку. Слившись в «секстанце» пары в
плавках и купальниках мгновенно образовали островок горячего
плотского наслаждения. Как после извержения подводного
вулкана, он начал стремительно расти за счет новых пар,
откалывающихся от «ледовика» стола.
Мелодии звучали одна за другой без перерыва, поэтому
жаждущие «добавить» выскальзывали из тесного пространства
«собачьего вальса» и «опрокидывали» сколько душа желает,
наливая из недопитих бутылок, сверкавших на столе. С ними
сурово чокались несколько коллег, так и не рискнувших
подняться на танцы. Говорить, ходить страдальцы разучились, а
утро встретили физиономиями в тарелках.
Несколько раз во время танцев выключали свет, при том
продолжительность темноты была разной, чтобы застать
врасплох. Визг, брань, обнаженные груди, приспущенные
трусики, наглые руки в срамных местах навсегда 25-м кадром
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
вошли в мою память. После каждого момента темноты на палубе
становилось свободнее. Пары загадочным образом исчезали.
Куда? Зачем?...
Цель
посвящения
была
достигнута.
Сплотились,
повязались, развязали языки. Хвалили обком за хорошую
традицию, клялись работать с удвоенной энергией. При
расставании обнимались и целовались.
Райком партии
В райком партии, вопреки известной истине, что в одну
реку нельзя зайти дважды, я таки «заходил» два раза. Первый раз,
как уже упоминал раньше, 4 месяца работал в отделе пропаганды
и с сотрудниками почти не пил.
Второй раз родной райком, в лице нового «первого»,
бывшего председателя райисполкома, с которым я плодотворно
сотрудничал,
работая
в
«комсомоле
«пригрел
на
коммунистической груди» «слугу Змия» после драматического
финала аспирантуры. Об этом когда-нибуть напишу, если будет
на то Божья воля.
Теперь я работал в орготделе. Мой кабинет был в
укромном месте, в своеобразном тупике, далеко за углом от
маршрутов начальства. Дорога к нему проходила мимо черного
хода, всегда открытого. В этом крыле небыло больше кабинетов
райкома партии. Только сектор учета райкома комсомола да еще
пустая комната между нами.
Кабинет имел два огромных окна, выходящих на север и
восток. Восточное давало прекрасный обзор внутреннего двора и,
самое главное, гаражей секретарей. Я был всегда в курсе кто из
них на месте, а кто выехал.
Валерий Варзацкий
Шаги направляющегося ко мне от шагов в сектор учета я
научился определять быстро. Времени вполне хватало, чтобы
убрать со стола всякий компромат. Им не объязательно были
бутылка или закуска. Серъезно ударить по репутации могли
газета, журнал, книги, предметы, не имеющие отношения к
работе.
Поскольку в жизни не бывает ничего случайного, думаю,
никого не удивит именно мое, а не кого-то другого, определение
в сей закуток, весьма подходящий для порочных деяний. Ко мне
ходили просто покурить или выпить утром, на тяжелую голову,
бутылку «Жигулевского», зная, что мой импровизированый бар,
в нижней части тумбы необъятного сталинского стола, регулярно
пополнялся дефицитным, в деревне тех времен, напитком. У
меня, в обеденный перерыв, по-быстрому перекидывались в
«дурака». Сюда для трехминутного секса забегали мои
любовницы, а иногда я давал ключи для интимных свиданий
другим.
Важная деталь: кабинет служил рабочим местом для двух
инструкторов. Однако работа планировалась так, что вдвоем в
оффисе мы встречались редко. Точно – по понедельникам, на
аппаратном совещании, а также во время приема в партию, когда
заседало бюро райкома. Кажется, два раза в месяц. Но кабинет
никогда не должен был пустовать, так как была устная установка:
один – в кабинете, другой – в парторганизации.
Пьянки, инициатором и мотиватором которых почти
неизменно выступал я, начались с «магарыча» за вступление в
должность, вечером, после первого рабочего дня. Пришли
инструктора орготдела и, к моему удивлению, заведующие
организационным и общим отделами. «Упал на хвост» даже
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
инструктор – отпускник, «случайно» постучавшийся в дверь.
Водки не хватило. Тогда, впервые, я использовал черный ход для
рейда за спиртным. Выпили больше чем по бутылке на брата, при
символической закуске, но закалка и профессионализм сделали
свое дело: говорили вполголоса, расходились по-одному, не
шатаясь. Утром, как полагалось, задолго до официального начала
рабочего дня, все выбритые, выглаженные как ни в чем не
бывало, деловито шелестели бумагами.
Думал ли я, предвидел ли, что мой кабинет превратится в
«забегайловку»? Нет!
Оказалось, не всегда я могу управлять своей судьбой под
крышей партийного дома. Понимание сей печальной истины
пришло поразительно быстро – не более чем через пять минут
после окончания второго рабочего дня. Дверь открылась (свои
входили без стука), зашли двое моих коллег:
– Давай стакан, – сказал один, бережно извлекая из тесного
бокового кармана пиджака бутылку. – Налей, у тебя рука легкая,
вчера почувствовал.
–«Закуси» на три литра, – подмигнул другой, разворачивая
газетный сверток, в котором оказалось граммов сто сала, два
соленых огурца, кусочек хлеба. Хватило, еще и осталось для
следующих гостей. «Народную тропу» к «легкой руке»
протоптали люди бывалые, знающие, что в нашем «деле» от
разливающего порой зависит жизнь человека. Тропа к моей руке
«не заросла» до сегодняшнего дня…
Забегали среди рабочего дня, на мгновение, «раздавить
мерзавчика». Потянулись из других отделов, из соседнего
райкома комсомола. Зачастили старые собутыльники из
райисполкома. Секретари партийных организаций моей зоны
считали неправильным быть в райцентре и не сделать приятное
Валерий Варзацкий
своему главному начальнику, по простоте душевной не думая о
последствиях для его здоровья и каръеры. Интересно, что
перечисленная публика находилась в кабинете абсолютно
легитимно, так сказать, по работе. Вопросов: «Что вы тут
делаете?» возникнуть не могло.
Некуда правды деть, были и другие, «неофициальные»
категории желающих испить с «легкой руки». Кто только ни
пользовался этой рукой?! Сторожа, кочегары, водители,
уборщицы, «кореша по жизни», члены делегаций по обмену
опытом, механизаторы, доярки, свинарки (до или после приема в
партию), ветераны (до или после торжественных собраний),
именинники, новобрачные, награжденные, повышенные по
службе, отпускники, уходящие на пенсию, празднующие,
скорбящие…
При развитой системе доносительства, нашептывания,
анонимок, да и просто тривиальной «брехне, плывущей по селу»
моя «явка» была изначально обречена на громкий провал. А вот,
представьте себе, не провалилась! Чудеса, да и только…
Да, врывался пару раз разъяренный «первый» и материл
меня по-крестьянски, грозился изгнать с позором но, заглянув в
мои трезвые очи, остывал, советовал не пускать в кабинет
«всякую шелупень», намекая на райкомовских.
Да, наведывался, видно по его поручению, председатель
комитета народного контроля. От природы любивший
поговорить, даже пофилософствовать, знавший, что я закончил
аспирантуру, он находил во мне внимательного, участливого
слушателя. Излив душу, уходил умиротворенный. Я был просто-
таки непотопляемым авианосцем в океане пьянки! Мое «хобби»,
коварно культивируемое под носом у официальных и тайных
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
блюстителей коммунистической морали не только не помешало
моей каръере а, наоборот, стало основным достоинством при
назначении на новую должность. Об этом чуть ниже.
Особняком в райкомовском не святом «житии» стоят
выезды на свою зону. Район был разделен между инструкторами
орготдела. Мне досталась зона с центром в большом, красивом
селе Мостовое, в 25 километрах от Доманевки, по дороге на
Одессу. Село упоминается Лениным в работе «Развитие
капитализма в России». До сих пор сохранилась усадьба
дворянского
рода
Эрдели,
церковь,
больница,
аптека
построенные ними. Радует глаза проезжающих через село
старинный парк, созданный помещиками.
Секретари парторганизаций колхозов и совхозов, как я уже
отмечал, были люди простые, хлебосольные. Потому обеды часто
переходили в «вечери» а беседы заканчивались с утренней зарей,
когда уже надо было ехать на дойку. Филипп Богуславец, Виктор
Физильченко, Валера Колпаков… Никогда не забыть мне тех
настоящих мужиков, старших по возрасту, но ставших друзьями,
учителями сельского хазяйства.
Было много необычной, по напряжению и новизне
впечатлений, «полевой» работы. Ночные вахты во время
уборочной, многодневные, непрерывные конкурсы по вспашке,
выборы в Верховный Совет СССР, стоившие мне нескольких лет
жизни.
Работали много, да и пили немало. В Мостовом со мной
произошли две, связанные с пьянкой истории, одна из которых
могла закончиться трагически, а объяснить другую не могу.
Первая случилась в конце уборочной страды. Завтра в
колхозе ожидались официальные «обжынкы» с речами,
наградами, концертом, обильным праздничным столом прямо на
Валерий Варзацкий
току. Но то будет завтра, а сегодня, в теплую, совершенно
черную ночь, когда комбайны «добивали» последнее поле,
родилась идея «затянуть волок», по другому говоря, заняться
браконьерством, с целью сварить уху.
Над небольшим прудом дремало маленькое село, жители
которого очень болезненно относились к посягательствам на их
рыбу. Всю операцию необходимо было проделать, не проронив
ни слова, так как даже шепот был слышен на другом конце пруда.
По расчетам «спецов», сетки должно было хватить на всю
ширину пруда. С каждой стороны тянули по три человека.
Вначале, пока шли по колени в воде, двигались достаточно
быстро. Когда вода достигла пояса, появилась тревога,
ощущение, что те, с другой стороны, стягивают нас на глубину, к
центру пруда. Так в конечном итоге и оказалось, но по-
настоящему я испугался, когда вдруг не ощутил ногами дна и с
головой ушел под воду, все еще держась за палку,
прикрепленную к краю сетки. Вынырнул, оттолкнув от себя
палку, прохрипел: « Хлопци!».
Из черноты никто не отозвался. Инстинктивно развернулся
вокруг оси и… потерял ориентацию. Запаниковал. Где село?! Где
противоположный берег?! В зловещей тишине ни одного лучика
света, ни лая собаки. Куда плыть?! Хорошо, что был трезвый,
иначе – каюк. Вспомнил, что пруд, уверяли «спецы», в самом
глубоком месте не более 3-х метров. Смена мыслей успокоила.
Решил проверить, достану ли ногами дна. Набрал воздуха,
опустился под воду. Достал. Оттолкнулся. Вынырнул. Проплыл
немного и опять опустился. Вроде достал быстрее. Третья
попытка – еще быстрее. Значит, плыву к берегу. Живем! Очень
скоро я уже шел, проваливаясь в прибрежном иле.
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
Выбрался на сухое, продумал дальнейшие действия. Решил
двигаться вдоль берега, правой ногой ступая в воду. Расчет мой
понятен: даже если прийдется обойти вокруг пруда, объязательно
наткнусь на своих.
Вначале услышал оправдывающийся, негромкий голос:
– Мы ж договарювалысь, если нэ зможэм тягнуть, кыдаем
и тыхо выходым на бэрэг. Мы покынулы и пишлы до бэрэга.
Можэ вин нэ поняв? Но если б топывся, то крычав бы…
– Шо, сукы, ужэ зибралысь пыть за упокой утопленика?! -
ехидно прошипел я из темноты. – Нэ дождэтэсь!
–О, та цеж наче вин! Дмытровыч, цэ ты? А ну включить
фары! Дэж ты був?! Мы думалы шо ты втопывся! – радостно
завопили невидимые собутыльники.
Включили фары «пирожка», на котором приехали,
набившись в будку. Под стрэссом, наплевав на маскировку,
разожгли костер, сварили уху из нескольких рыбешек, случаймо
попавших в сеть-«путанку», выпили много водки. Я, видимо от
пережитого, совершенно не опьянел.
Вторая история произошла в последний день перед
пленумом райкома партии.
Старые «орговики» знают, как важны для докладчика –
секретаря райкома, свеженькие, вчерашние, «жареные» факты из
жизни парторганизаций. Доклад ведь верстался нами,
инструкторами, заворгом долго, порой месяцами. Бывало, что
герои первого варианта уходили в мир иной, не дождавшись
похвалы или хулы. Поэтому необходимо было показать, что
райком все видит и знает, оперативно реагирует и направляет. Да,
позарез нужен был самый свежий материал.
«Рабы» (так «уважительно» величал инструкторов один из
секретарей райкома) мгновенно став помесью опричника и
Валерий Варзацкий
Шерлока Холмса выдвинулись «на передовую» – в свои зоны. Я
поехал в Мостовое на «газике» райкома комсомола. За водителя
был сам первый комсомольский секретарь.
На свою беду, очень быстро управился с заданием. До
вечера была уйма времени. Решили заехать к знакомым
секретаря. Хлопцы крепкие, настойчивые угощали с украинской
неторопливостью
и
неопровергаемой
убедительностью.
Последнее воспоминание той пьянки – где-то в поле, под. полной
Луной, возле «газика» пью «из горла». Бутылку запрокинул, но
самогонка в рот не потекла. Подсветили спичкой – в бутылке
мышь.
Пришел в себя на лестничном пролете. Больно давило
между ребрами. Сел. Руки, брюки, рубашка – в крови. Левый глаз
заплыл, приоткрыл с помощью пальцев. Первое, что ударило в
голову: «Я в Одессе?!». Затем, присмотревшись, понял, что это не
многоэтажка, так как бетонные ступеньки, ведущие вверх,
упирались в такую же бетонную площадку, на которую выходила
оббитая кожей дверь. Выше двери был потолок: «Значит всего
два этажа. На весь второй только одна квартира. Черт возьми! Я
был тут когда-то! Вон, внизу, знакомый вход, справа от
лестницы…». Причиняя боль, змеиным клубком зашевелились
под. черепом мысли.
Пытаясь встать на ноги, неглядя уперся ладонью в то, что
давило под ребра. Круглое, упругое заскрипело и мозг в доли
секунды воспроизвел цепочку сюжетов из прошлого: «Пружина –
Старый диван без спинки – Аптека – Валентин – Боярышник».
На том продавленном диване, много лет назад, я с другом
Вовкой Диденком по кличке «Грузин», сидели в ожиданки
хозяина квартиры на втором этаже, аптекаря Валентина. Он был
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
не местный, приехал по направлению с молодой женой и ему
дали ведомственное жилье в помещении аптеки. Мы моложе его,
но разве это препятствие для любителей спиртовой настойки из
боярышника? Тем более, что компанейская натура аптекаря
требовала постоянных слушателей. Дальше – дело техники.
В рабочее время заходили к нему. Валентин открывал
дверь, ведущую на второй этаж, где была его квартира,
заговорщицким кивком указывал на диван. Мы – вверх. Он, для
конспирации, по рабочим местам подчиненных, с заходом на
склад и быстрым возвращением к нам уже с боярышником,
сияющий в предвкушении телесного и духовного наслаждения.
Сейчас я долго перевожу на слова то, что мелькнуло
калейдоскопом живих картинок памяти в никем и никогда не
измеримый,
индивидуальный
для
каждого
человека,
непредставимо малый отрезок времени.
Нет, пьянка не только несколько раз круто разворачивала
мою жизнь в худшую сторону. Все-таки, пусть изредка, но везло.
То, что я быстро сориентировался где нахожусь, было одним из
таких «изредка».
…Дверь в квартиру открылась. На бетонную площадку
вышла беременная женщина в ночной сорочке, с помойным
ведром в руке. Зевнула, заслонилась ладонью от лучей солнца,
бьющих ей прямо в глаза, сквозь огромное окно под потолком,
высоко за моей спиной. Естественно, невольно опустила глаза
ниже и увидела нечто ужасное на диване.
Хорошо, что у неё было здоровое сердце (мое везение!).
Ведро,
правда,
выронила,
содержимое,
органического
происхождения, полилось вниз, а она с криком: «Ой! Иды сюды!
Там шось сыдыть!», – не закрыв дверь убежала в квартиру.
Послышались мужской голос, её слова: «Позвоны в милицию!»,
Валерий Варзацкий
лязганье, стук и после короткой паузы из двери высунулось дуло
ружья.
– Вы нэ бийтесь, я нэ вор! – запричитал я, испугавшись
двухстволки. – Просто я тут колысь був ны одын раз, колы
аптекарем був Валентин. А тэпэр, мабуть по пьянки, попав на цэй
диван. Я ничого нэ помню. Я роблю инструктором в райкоми
партии…
По-видимому, услышав слово «райком», хозяин, молодой,
среднего роста мужчина, в одних трусах и ружьем в руках, вышел
на площадку:
– Какой райком? Какой Валентин? Как ты сюда попал? -
негромко, но внятно и требовательно спросил он.
Я начал лепетать, что тут когда-то жил Валентин-аптекарь,
что мы с ним на диване пили настойку боярышника…
– Я не понял как ты сюда попал? Ты что взломал дверь? -
перебил он, спускаясь по лестнице ко мне. Но, поравнявшись с
диваном, даже не взглянув на меня, сбежал вниз, к входной
двери, немного наклонился, всматриваясь в место, где должен
быть вставлен ключ, прислонил ружье в угол, левой рукой взялся
за челюсть, правой подбоченился и застыл, всей позой выражая
недоумение:
– Ану иди сюда, – не оборачиваясь, миролюбиво позвал
меня.
Я оторвал задницу, почувствовав боль в пояснице и
тазобедренных суставах, как будто кто-то «отходил» меня
ногами, осторожно спустился вниз.
– Не пойму как ты зашел. Смотри.
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
Из врезного замка двери торчал ключ. Расположеный ниже
мощный засов в закрытом положении был зафиксирован
большим навесным замком:
–Загадка. Она, беременная, боится, и я все закрыл еще
засветло. Не мог же я тебя не заметить на диване?, – неуверенно,
пытаясь объяснить невероятное, спросил он.
– Нет, честно, мы в Мостовом в темноте даже мышь в
бутылке с самогоном не заметили. Уже луна была на небе
огромная…
– Так ты что, с луны свалился в мою квартиру?! Ты же
видишь – заперто наглухо! – начал повышать тон, явно не зная,
что со мной делать.
Я и сам, несмотря на притупленные с похмелья чувства,
заволновался. Действительно, как я сюда попал? Хотелось
побыстрее найти первого секретаря и выяснить в котором часу
мы приехали и где он меня высадил.
–Ты что, правда в райкоме работаешь? А как твоя
фамилия? Что-то не слышал. Ну и как же ты с побитой рожей
явишься на работу? Нет, я ничего не понимаю… Ну ладно,
пойдем наверх, – отрешенно, думая о загадке, пробормотал
аптекарь.
– Подожди тут, – сказал, когда мы на площадке
поравнялись с диваном. – Сейчас вернусь.
Пораженный закрытыми изнутри замками, я первый, но не
последний раз в жизни, испытал страх, смешаный с физическим и
духовным трепетом перед необъяснимым. Не буду развивыть эту
тему. Отмечу лишь, что секретарь оставил меня, по его словам, у
калитки моего дома где-то после часа ночи. Как я попал на диван
в другом конце поселка никто и никогда объяснить не сможет.
Валерий Варзацкий
…Аптекарь принес таз, мыло, кружку, ведро с водой,
чистую тряпку вместо полотенца, старые брюки и рубашку. Слил
на руки, открыл дверь, бросил как бы между прочим на
прощанье:
– Придумай что-нибуть для начальства. Я тебя не «сдам»,
смотри, чтоб другие не «заложили».
Я придумал фантастическую историю, в которую
поверили. Если бы рассказал правду – не поверили бы ни за что!
С аптекарем встречался несколько раз на улице.
Здоровался. Но на приветствия он почему-то не отвечал. Видимо
не мог признать во мне того, с побитой рожей, «упавшего с
луны».
Директор совхоза
В годы моего любимого развитого социализма, яркие,
незабываемые, трещавшие по швам от напрессованых событий
дни, требовали сельского руководителя особого склада. Умение
пить подолгу, не пьянея, без запоев высоко котировалось у
претендентов на кресло предселателя колхоза или директора
совхоза. Я, хоть и был молодым и романтичным, никогда не
сомневался в том, что мои «пьяные рекорды» известны
начальству. Словом, пьянка помогла мне в каръере.
Когда, вскоре после аптеки, позвонил заворг и
встревоженно сказал, что «первый» срочно вызывает меня «на
ковер», подумал: «Хана! Что-то узнал, о чем я не помню…».
Всегда хмурый, взрывной, быстрый на расправу, но
умный, отходчивый, «хороший мужик» по мнению всей
общественности района, на мое приветствие буркнул:
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
– Садись, – внимательно посмотрев на меня, повел
длинную речь. – Вот у меня твое дело. Вижу, что ты уже
заканчиваешь нархоз. Пора работать по-серъезному. Мы
подумали и решили рекомендовать областному Управлению
мясной промышленности твою кандидатуру на должность
директора совхоза «Доманёвский». Хозяйство и людей ты знаешь
хорошо, это твоя зона. Знаешь проблемы, «узкие места». Их там
пруд – пруди. Главные, конечно, воровство и пьянство во главе с
директором. Ты парень честный, порядочный, себе «на карман»
брать не будешь, я уверен. Что касается водки, то тут не все так
просто.
Он поднялся, чуть-чуть приоткрыл окно, закурил:
– Тебе надо завоевывать авторитет у людей, быть, так
сказать, ближе к народу. К сожалению, или к счастью, черт его
знает, ничто так не сближает, как общее застолье. Я знаю, за
столом ты можешь найти нужные слова, сказать приятное
человеку. Тут тебе и карты в руки – организовывай,
воодушевляй, но не перегибай. Ты же умеешь «держать удар», -
вопросительно – утвердительно, с подтекстом акцентировал он,
едва заметно улыбнувшись.
– Да, есть у меня личная просьба, – тембр голоса
изменился, в глазах появилось выражение усталости, – район-то
наш ведущий по производству свинины не только в области, но и
по всему Югу Украины. Достали меня все эти делегации,
проверяющие, контролирующие. Кто не приедет: «Дай пару
килограммов мяса. Дай! Дай! Дай!». А у тебя в совхозе, для
ваших собственных нужд, мы «забили» в министерстве все с
запасом, хватит для всех просителей. Если надо, шашлычки
заделай, про район не забудь доброе слово сказать, когда тосты
свои длинные говорить будешь. Намек понял?
Валерий Варзацкий
– Понял, – выдохнул я с облегчением. – Но у меня скоро
защита дипломной, а времени писать её не хватает…
– Ерунда! Тебе же по закону положен отпуск. Получишь
диплом об очередном высшем – и за работу. Слушай, какой ты у
нас грамотный! А правда что аспирантура тоже приравнивается к
высшему? Да-а, сколько ни учись, а дураком помрешь. Ладно, не
обижайся, шучу. Если серъезно, чтобы мы больше не
возвращались к этому разговору, будешь директором – пей,
гуляй, но не воруй. Посадят. Защищать, покрывать не буду.
Через полчаса заявление об отпуске легло на стол
«первого». Выбросив из головы райкомовские дела, отбыл на
отдых в Одессу – маму.
Все, кто первое высшее получал на стационаре, меня
поймут. Сессии были приятными дополнительными отпусками.
Какие лекции? Какие подготовки к екзаменам? Не раз, бывало,
идешь и не знаешь какой предмет сегодня сдаешь, а выходишь, к
изумлению неопытных, с хорошей оценкой.
Дипломную защитил, «госы» сдал, сумасшедший успех
сопутствовал в интимных делах. Из райкома пришла телеграмма:
«Получения диплома прибыть собеседование Киев Министерство
мясной промышленности». Все козыри на руках, тузы в рукавах!
Не готовился к беде, зарвавшийся…
Выпускной отмечали в ресторане «Глэчик» на пляже
«Дельфин». Замужние однокурсницы, не пригласившие супругов,
«отрывались», как будто-бы последний день живут. Одна же, с
которой я был в чисто дружеских отношениях, пригласила на
вечер мужа. Пока он лихо плясал с другими, она предложила мне
выйти с ней в кусты. Дура – потому, что пригласила. Дурак –
потому, что согласился. Конечно, если бы я не выпил больше
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
бутылки коньяку до начала вечера, с преподавателями, которых
мне поручили доставить в ресторан, не «повелся» бы точно.
Вменяемым я был, но гордыня, погоня за очередной сексуальной
победой возобладали.
Как нам казалось, незаметно, по-одному, вышли в темноту.
Маленькая, худенькая обхватила руками шею, нагибая меня для
поцелуя. Увы, не успел. Кто-то сзади рванул за правое плечо,
поворачивая к себе и к свету, пробивающемуся сквозь листя
кустарника из гремящего ресторана. Последовало два
молниеносных удара в оба глаза, колючие ветки впились в спину,
раздался визг соблазнительницы.
Ослепший от «фонарей», пополз в сторону. Добрался до
общежития, в котором квартировал у однокурсника по истфаку,
преподавателя университета. Перепугал не узнавшего меня
вахтера. Упал, не снимая грязных лохмотьев на кровать и
«вырубился».
Проснулся минут через сорок с ощущениями горя, вины,
отчаяния разрывавшими душу. Друг храпел, а в моей побитой
голове, в такт храпу, стучало: «Что делать? Что делать? Что
делать? Что делать?»...
Утром стало ясно, что в Киев с «фонарями» ехать
