Текст книги "Пьяная жизнь"
Автор книги: Валерий Варзацкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
безысходности, кончины. Продолжает нелёгкую службу на цепи
старый, пёсик Боцман, излучающий унаследованные от тёти
доброту, преданность. Он похож на одинокого японского солдата
в джунглях Филиппин, 50 лет ждущего смены караула. Тиран-
хамелеон кот Серик, доводивший покойную до валидола,
переметнулся к соседке. Ходит жирный и лоснящийся, что,
впрочем, не мешает ему без опозданий появляться к обеду,
который ежедневно приносит Майя. Холодильник, умывальник,
ковры, пледы, покрывала, подушки, посуда, множество других
бытовых
мелочей
«переехали»
ко
мне.
Есть
вещи,
принадлежавшие маме, после её смерти попавшие к тёте, а теперь
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
возвратившиеся домой, подобно старым кораблям, в последний
раз зашедшим в порт приписки перед буксировкой на мели
Индии, где их разрежут на металл…
В этом кругообороте вещей вижу магический смысл.
Понимаю, осязаю всей плотью, что я последний их хозяин,
повелитель, пользователь. После меня они будут никому не
интересны а, следовательно, не нужны. Скорее всего, путь их
скорбный
завершится
в
пунктах
приёма
макулатуры,
металлолома, в мусорных ямах, топках и кострах.
…Вещи. Память. Старость. Три измерения уходящей
жизни. А что же в будущем? Надежда и вера!
Надеюсь, верю, что рукописи таки не горят, и сведения о
редкой души женщине найдут своё место в душах родственных,
вольются маленьким притоком в светлую речку человеческой
доброты, на Живой воде которой растут настоящие Люди.
Валерий Варзацкий
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
Пьяницы знают тот благостный момент, когда после
опохмелки становится хорошо. Тема исследована в прозе и
поэзии глубоко, всесторонне знатоками и практиками высшей
квалификации
мирового
уровня.
Стараниями
интернационального коллектива простых тружеников пера и
гениев эпистолярного ремесла момент «полегчало» за последние
сто пятьдесят лет приобрел пугающую словесную завершённость.
Что, уже нечего добавить?! Не поверю! Вершина «кайфа» -
похмелье, безгранично по числу комбинаций выражения
просветления, а неисчерпаемость темы проявляется прежде всего
в разговорах.
«Разговоры», «беседы», «споры», «диспуты», «монологи»,
«рассказы», «спитчи». Этими и другими словами и их
многочисленными синонимами из матерного лексикона можно с
известной условностью классифицировать общение не в меру
пьющей братии. Не буду заниматься филологическими изысками,
чтобы не потерять нить разговора (нашей, «борцов со Змием»,
профессиональной болезни). Скажу лишь, что общение в первые
часы возлияния и во время похмелья – две «ба-а-ль-шие»
разницы. Впрочем, «коллеги по цеху» меня поймут. Тем, кто «не
в теме», объяснять бесполезно.
То, о чём я пишу, было рассказано мной не в
хронологическом порядке, в виде отдельных историй во многих
точках
бывшего
Союза,
в
разные
годы
множеству
собутыльников, но всегда ТОЛЬКО утром после дня «икс», когда
закончились муки продавливания «первой», когда намного мягче
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
прошла «вторая» а после «третьей» мир обрёл чёткость и
захочетелось всех любить, думать и говорить.
Дошкольный возраст
Суперважный вопрос, традиционно выносимый на
утреннее обсуждение – первое знакомство с алкоголем. Тема не
могла быть поднята вчера, когда все, ещё полные сил и
порочного энтузиазма, тупо состязались в количестве выпитого и
орали хором разную хренотень. Она, тема, плод вчерашнего
буйства
страстей,
но
как
в
диалектике
–
прямая
противоположность борьбы. Как в экономике – нижняя точка
падения производства. Как в физике – полюс со знаком «минус».
Сегодня – раскаяние, угрызения совести, тоска об
утраченном. Говорят по – очереди, нормальным тоном и, самое
поразительное, слушают!
Не помню, когда первый раз попробовал спиртное. Из
глубин памяти периодически всплывают картинки раннего
детства. Почему-то в них постоянно присутствуют подвал, бочка
с вином, белый резиновый шланг из которого мы это вино то
сосали на месте, то наливали в поллитровые баночки и несли в
конец огорода, где был замаскирован от взрослых шалаш.
Пикантная подробность: в том «доме терпимости», играя в пап и
мам с соседскими подружками, мы демонстрировали друг – другу
половые органы…
Так вот, половые щёлочки девочек запомнились – видимо
как нечто новое, ещё не изученное. А вино – нет! Значит явление
было рутинное, обычное. И «стукнуло» мне тогда максимум
четыре(!), потому, что в пять(помню отлично) в детском саду, со
знанием дела я свысока рассказывал «тёмным» сверстникам как
появляются дети. «Лекцию» подслушала воспитательница и
Валерий Варзацкий
передала содержание маме, заставив её хорошенько поломать
голову над вопросом. «Что же с ним делать?!». Слава Богу,
мамочке хватило мудрости поведать мне о жалобе лет через
пятнадцать…
В мельчайших деталях вижу сюжеты частых застолий в
нашем хлебосольном доме. Отец пил чисто символически, был
молчун, тихоня, для компании представлял ценность разве что
как танцор – по воспоминаниям старших во время танца очень
любил сверх меры прижимать женщин. Но, наверное, нравилось,
раз запомнилось…
Как бы там нибыло, по мере приближения очередной
праздничной, юбилейной даты или просто так, чтобы весело
провести вечер, все повелителько кричали: «Идем к
Пузыревской!» (в замужестве мать сохранила девичью
фамилию).
Нравы были простые, к тому же приличных собственных
домов большинство не имело. Наш новый дом, да ещё в центре,
считался «хоромами», но, на мой взгляд, главную роль в его
притягательности играли два других обстоятельства.
Первое по значению – радушие хазяйки. Мать любила
принимать гостей. Была натурой открытой, щедрой, улыбчивой.
Всё, что было на плите, в духовке, в изобильном подвале
перемещалось на стол. Тревожила её только одна мысль – как бы
чего не оказалось мало.
Второе – тут всегда можно было не просто чем – нибудь
«загрызть», а вкусно, «от пуза» поесть и вдоволь выпить.
Прекрасно и разнообразно готовила бабушка. Все продукты были
домашнего происхождения.
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
Приходили с детьми, которых усаживали рядом с собой.
Говорили:
– Ну, водки им еше рано, а наливочки или винца по чуть -
чуть можна…
Детки, пригубив вишневочки или красненького, по-
быстрому перекусив, незаметно покидали родителей и
устраивали игры за домом, за летней кухней, за хлевом. Там, в
стране «За», в тайниках хранились мои богатства – спички,
окурки, папиросы, финский нож, кастет, два самопала, два
портсигара, таблетки сухого спирта, две обнажённые до пояса
«Дамы» из немецкой карточной колоды, деньги в монетах.
Вы обратили внимание на наличие в списке всех атрибутов
курильщика? Разумеется, я курил! Не думал об этом писать, но
нахлынули воспоминания и не могу удержаться. Тем более, что
история моего вступления в романтические ряды потребителей
«Казбека» и «Беломора» мягко говоря, не совсем обычная.
Было мне всего лет пять, когда мы с мамой поехали в
Харьков к дяде Васе, но картинка в памяти сохранилась чёткая и
яркая, правда, вижу её как будто бы со стороны, тоесть и себя
тоже. Я с рождения был « жаворонком». Проснувшись, находил
себе занятия, никому не мешал. Вот и в гостях тихонько сполз с
кровати, оделся и вышел на улицу. Дядя жил в ещё
недостроенном частном доме и в этот момент стоял у крыльца в
комнатных тапочках, пижамных брюках, майке. На плечи была
наброшена шинель. «Конченый» курильщик, он всецело
отдавался сладкому яду первой утренней затяжки. Важно знать,
что дядя Вася принадлежал к редкому типу мужчин – всё, что
они делают, делается заразительно, со вкусом, вдохновением,
страстью, комментариями.
Валерий Варзацкий
– Э-эх! Сейчас поработаем! – слышался боевой клич
танкиста и земля летела из-под лопаты как из земснаряда,
рубанок не успевал выбрасывать свистящую струю стружки а
мастерок с раствором напоминал ракетку для пинг– понга, в
руках олимпийского чемпиона – китайца.
Когда он приезжал в Доманёвку и ел борщ, сваренный его
мамой, а моей бабушкой Женей, мы прятались кто куда от
позора. Зрелище было редкой драматургической силы.
Во дворе под деревом – круглый раздвижной стол. На
столе – ведровая кастрюля борща с торчащим половником.
Рядом, прикрытая фанерой для раскатывания теста, большая
миска вареников с творогом и литровая банка с домашней
сметаной.
За столом – дядя Вася в майке, сквозь зубы, хитро
прищурившись, мурлычет: «Люд-ди гибнут за м-металл…». Рука
с наколотой красавицей неторопливо отстукивает такт ложкой по
столу. В глазах азарт борьбы с обедом и жажда победы!
Последняя формальность выполняется хозяйкой – моя мама
насыпает в его тарелку борщ и шутливо убегает.
– Ай-яй-яй-яй!, – удивлённо – восхищённо, как будто
первый раз видит борщ, гремит Василий, не глядя, левой рукой
шаря в поисках куска хлеба побольше. Наконец самый большой
ломоть золотисто-серебристого, ещё тёплого, маминого,
знаменитого на всю Доманёвку – в левой!
– Правое плечо – вперёд!– командует подполковник. Ложка
вонзается в борщ. Хлеб и ложка мелькают поочерёдно с
быстротой лап снегоуборочной машины. Сёрбанье, хрюканье,
блаженное мычание разносятся по улице. Соседи испугано
выглядывают из окон, прохожие останавливаются, а самые
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
любопытные пытаются рассмотреть сквозь листья георгин что за
странности творятся в доме уважаемой Лидии Яковлевны.
Сама она, наблюдающая за процессом из летней кухни,
делает две – три «вилазки» к столу, чтобы наполнить тарелку
брата очередной добавкой. Терпение хазяйки иссякает:
–Ты можеш нэ сёрбать и нэ стогнать?! Од людэй стыдно!
–Не могу… Я тогда не чувствую вкуса…
Каждое утро, ещё до восхода солнца, была побудка
половины райцентра паровозной силы воплями во время
омовения до пояса колодезной водой.
Далеко за полночь, в радиусе полкилометра, мещане не
спали, «наслаждаясь» шедеврами народной и фронтовой песни в
исполнении
«Лидыного
брата»
и
нестройного
хора
собутыльников.
Ну и, конечно, курил дядя неописуемо соблазнительно.
Особенно впечатлял ритуал неопытных, «зеленых».
Заметив интерес в моих глазах, дядя, выпустив через
ноздри дым, спросил:
– Хочешь попробовать?
– Хочу.
– Правильно! Ты уже мужик, а каждый мужик должен
курить, – сказал «воспитатель», отгрыз кончик папиросы и
окурок протянул мне:
–Вот так,– «Су-у!», – набирай дым в рот. – «Фу-у!», -
выпускай. Только не вдыхай, а то будешь кашлять. Мама
услышит и нас поубивает.
Я выполнил все, как было продемонстрировано учителем.
Мне не стало плохо, наоборот, понравилось. Почти английский,
по своей торжественности, ритуал стал нашей мужской тайной на
весь период моего пребывания в Харькове.
Валерий Варзацкий
…С того времени начал покуривать за летней кухней. Как
научился затягиваться – не помню, но, видимо, настолько «вошел
в роль», что потерял бдительность и дяде, по «ходатайству»
мамы, пришлось в один из своих «залетов» в Доманёвку, скрепя
сердце, искоренять плоды трудов своих неправедних при помощи
ремня.
Пострадала
задница,
но
курение
осталось,
замаскировалось, законспирировалось. Только летом 1961 года,
заболев сильнейшим воспалением лёгких, впервые почувствовав
дыхание смерти, «завязал». …Чтобы «развязать» в 1968-м,
достигнуть пика в 1977–1991–м (3-4 пачки в день), бросать
«тысячу раз», как Марк Твен, и последнюю сигарету выкурить 31
декабря 1999 года.
Ремень, горящая задница – хорошие зарубки на древе
прошлого, мгновенно возвращающие к теме разговора.
Первый и последний раз за пьянку меня мать лупила в
первом классе. Было это так.
Школа
Жил по соседству мальчик Сережа. Папу – моряка
политические штормы средины 50 – х выбросили «на укрепление
сельского хозяйства», председателем райисполкома в Доманёвку.
Мама закончила консерваторию и дома постоянно играла
на пианино. Сережа был «своим» пацаном, но уж больно каким–
то скромным, городским, воспитаным. На дне рождения
«ущербность» именинника проявилась в полной мере.
Мы, то есть я, Борька, Витька, Алька, Вовка приближаясь к
дому Серёги уже предвкушали что сейчас выпьем винца,
вишневочки, наедимся жаркого, холодца, голубцов, колбаски,
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
пельменчиков. Закусим тортиком, запьём компотом из
чернослива и груш. Ну, как всегда и везде. Как обычно.
Не тут-то было! На застланом белой скатертью столе
стояли вазы с конфетами и печеньем, вазочки с вареньем и
дивной красоты, фиолетовые с золотом, чашки на блюдечках.
Бока чашек и дно блюдец украшали сценки из старой сельской
иностранной жизни.
Но где же рюмки или хотя бы стаканы?! А «закусь»?! Нет!
Мы почувствовали, что тут не нальют. Решение возникло
мгновенно. Я кивнул Борьке в сторону двери. Не сговариваясь,
быстро вышли на улицу и побежали ко мне. Пока домработница
продолжала носить из кухни еще что– то съедобное, мама, с кем–
то переговариваясь, еще играла на пианино, трехлитровая банка с
вином уже была под моим стулом. Вышло почти по –
Высоцкому: «…Мама была с друзьями, каштан уже опал!»
Подвел «слабак» – именинник. Когда красивая мама после
официальных слов удалилась, сказав, что мы уже взрослые, и она
не будет нам мешать, мною в чашки было налито вино. Все,
включая девочек, пригубили. Сережа, позорник, на радостях
выпил все! Там и было то полчашки всего, но ему хватило.
Вдруг, закатив глаза, дружок сполз со стула и улегся на пол…
Таких прецедентов в нашей компании еще небыло. Кто–то
шепнул: «Тикаемо!», – и мальчики исчезли. Перепуганные
девочки сразу рас сказали маме Сереги кто был «закоперщиком»,
как у нас тогда называли инициаторов плохих дел. Мама
позвонила папе. Тот, вызвав в кабинет мою маму, работавшую
счетоводом, сказал, что ее сын – пьяница споил его сына, еще не
нюхавшего спиртного. Он таки был прав! Мы совсем забыли, что
Серега с нами в «пьяные игры» не играл.
Валерий Варзацкий
Тем временем, прибежав домой, я, в предчувствии
неотвратимости наказания, уселся делать уроки. То, что кара за
содеянное наступит так быстро, не ожидал. Прошло всего минут
сорок. Вдруг громко взвигнула калитка, послышался стук
бегущих ног, двери, входная и в комнату, распахнулись почти
одновременно. Я даже не успел повернуть головы, как
разъяренная мать с криком: «Убью, гада!» – начала хлестать меня
«авоськой». Вскочив из-за стола, я интуитивно выполнил золотое
правило вратаря – бросившись навстречу нападающему, сократил
угол атаки. Мать не рассчитала расстояния и почему-то выронила
«авоську», улетевшую под кровать. Она попыталась её найти,
освободив дверной проём. Выход на свободу был передо мной!
Беги же на улицу, там она точно лупить не будет. А я, одурев,
побежал в «большую» комнату, через коридор напротив, и,
забежав за круглый обеденный стол, размазывая сопли и слезы
заверещал:
– Цэ нэ я! Чого ты бъеся?!
– А! Ты щэ й брэшэш! Тэпэр точно прыбъю!, -
послышалось из-за двери и мать появилась… с чугунным
утюгом.
…Я упорно, наверное, стесняясь, не бежал на улицу.
Сделав несколько кругов вокруг стола, юркнул в закрытое
пространство спальни.
…Нет, конечно, если бы она ударила утюгом с размаху по
голове, то убила бы. Но она, по матерински, остыв и устав,
толкнула меня в попу. Этого оказалось достаточно, чтобы я упал
а она бросила утюг и рухнув на диван долго рыдала, шепотом
повторяя :
– Отдам в интэрнат…, тоди ты взнаеш…
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
Толчок был вроде и не сильный, но ведь УТЮГОМ! Синяк
остался надолго, а дерзость малолетних «синяков» (пьяниц, по –
одесски) до сих пор вызывает у меня грешное восхищение, как
будто это было с кем-то другим.
Удивительно мышление взрослых в сельских семьях Юга
Украины средины ХХ века. Казалось, ну убери эту чертову бочку
из подвала или хотя бы не наполняй, уже исчезает ближайший
провоцирующий фактор. Никто и пальцем не пошевелил! Пишу
свою «писанину» искренне, без осуждения кого – либо. Да и в
чём их вина? Ещё неизвестно, хорошо или плохо, как факт, наше
раннее знакомство, пристрастие, не падайте в обморок пуритане,
ЛЮБОВЬ(!) к эпикурейским игрищам. Отвечая за свои слова,
вроде бы в трезвом уме и еще в сознании, утверждаю – всё самое
– самое хорошее и суперплохое за 63 года жизни было связано с
пьянкой. Более того, понятие «Жизнь», в моём представлении,
тождественно понятию «Пьянка».
Круто? Цынично? Не знаю, не знаю… А что, лучше в 17
лет впервые «причаститься» «биомицином» и через полгода
спиться без надежды возврата в НОРМАЛЬНУЮ жизнь?! Таких
случаев в моем окружении было множество.
Или
взять
Тамару
Алексеевну,
мою
первую
«математичку». Жила у нас на квартире.
Вспоминаю: играет недавно купленый приёмник «Сакта».
Теплый, тихий осенний вечер. Из огородов потягивает дымком.
Уже выкопали картошку, убрали тыкву, жгут перед вспашкой
сухую ботву. Мама, Майя, Тамара Алексеевна секут капусту для
засолки. Я на подноске головок. Мне легко, радостно, спортивно
хватать одну, а то и две, если помельче и вылетать из подвала,
словно резиновый мячик из-под воды! Скорость возвращения
поражает женщин. Мать нестрого поругивает:
Валерий Варзацкий
– Куды ты лэтыш?! Ше вбъеся в тому подвали!
Вот большая работа закончена. Вечеря на столе.
«Спецзадание» получено – доставить три литра из известной
бочки. Мои действия?
Бьюсь об заклад, вы не угадали! Не прикладываюсь я,
пятиклассник, к белому шлангу из бочки а мастерски, по-мужски
(они, бабы, делать этого ведь не умеют, почему и послали)
втягиваю ртом вино в шланг, сплёвываю малость, попавшую в
рот (автоматика, рефлекторность…) и тут же вставляю шланг в
горлышко банки. Не пью вино из шланга! Зачем?! Точно знаю
что мне, как «гонцу», а по-сути благодетелю, нальют сами.
Спокойно и буднично. Без шума и без драки.
И наливали. Чуть – чуть. А коллективчик какой
незабываемый сосредоточился бок-о–бок: бабушка, мама, сестра
–
она
же
классный
руководитель,
бескомпромиссная
«математичка», за строгость прозванная «Еденицей»! Я – один
мужчина. Не сюсюкали. Не подыгривали. Всем интересно.
Душевно.
Так вот автор, после 60–летия, из каких–то сомнительных
соображений экспериментирует на бумаге, а «Еденица» еще в
молодости, вернувшись домой, спилась. Не знаю, жива ли.
Попробовала вино в Доманёвке, куда попала по распределению,
понравилось и – понеслось!
Нет и не может быть каких – либо параллелей и
закономерностей, если говорить о влиянии алкоголя на разных
людей, поскольку нет двух одинаковых, в смысле здоровья и
предрасположенности, организмов. Но, на основании данных,
полученных мною в результате более чем полувековой «разведки
боем» в расположение Зеленого Змия, могу выдвинуть
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
осторожную версию: те, кто раньше начал, посильнее тех, кто
позже.
В хронологическом порядке мое пьянство до 17 лет, с
известной долей условности, можно разделить на 5 этапов:
Первый. До 13 лет. В подавляющем большинстве случаев
во время «мероприятий» родителей.
Второй. 13 – 14 лет. В компании сверстников, на
сэкономленные родительские деньги.
Третий. 15 – 16 лет. Целенаправленное накопление денег
узким кругом друзей – собутыльников с целью пропоя. По
поводу и без повода.
Четвёртый. 16 лет. Празднование 16 – летий.
Пятый. 17 лет. Проводы в армию 18 – летних друзей.
Не буду строго придерживаться придуманной мгновенно
хронологии: ясное дело, жизнь нельзя вложить ни в какие схемы.
Она как раз интересна событиями, не укладывающимися в
голове. Таких в калейдоскопе моих пьянок, до 17 лет
включительно, хватило бы многим мужикам на «питейную»
биографию всей жизни.
Уже с 6 – го класса мы активно и сознательно отмечали с
вином все праздники. Особенно любимыми были 1 и 9 мая. Из –
за дешевизны популярным было сухое вино «Пэрлына стэпу».
Редкая гадость! Наглотавшись его « из горла» без всякой закуски,
мы даже не успевали вставить два пальца в рот и, бывало,
поливали светлые рубашки соседей смесью этой «бурды», соплей
и желчи. Впрочем, то было не самое неприятное. Хуже, когда
приходилось вытаскивать из рвов, окружающих лес, «уставших»
и тащить их, в блевотине, домой, на виду у публики. Вот что
значит отсутствие алкогольной закалки!
Валерий Варзацкий
В 7 – м классе центром притяжения «юниоров»
алкогольной команды стал Коротков. Он в «сельповской»
лавочке продавал вино. По цене – сухое красное, по крепости –
сладкое дессертное. Употреблять нам никто не запрещал. Можно
было спокойно опрокинуть и три и четыре стакана. Тогда же в
магазинах, в бутылках, меньше поллитровой, но больше
«шкалика» появился и очень быстро исчез «Рубин». Классное
вино! С большим наслаждением я никогда не пил ни один
спиртной напиток. Оно для меня, как первая любовь,
неповторимо.
Интересно, что лет через 10, в «Елисеевском» на Горького
в Москве «Рубин» вновь повстречался мне. Бутылки, правда,
были 750-граммовые. Купив шедевр, забежал на детскую
пощадку во дворе многоэтажки, с трудом продавил внутрь
пробку, припал к горлышку. Но…эзотерический контакт с
юностью не состоялся. Вкус был не тот
Пятнадцатилетними, мы продолжали внедряться в
немногочисленные (к сожалению…) «блокпосты» Змия в
Доманёвке.
Окучив «Чайную», спокойно пили разливное, несравнимое
с нынешними синтетическими помоями, пиво Первомайского
пивзавода. Кстати, пиво считалось одним из лучших в Союзе. В
газетах писали, что какой-то их передовой бригадир был Героем
социалистического труда, но не это главное. Вкус пива
определяет вода, и брали ее из прозрачной как воздух, милой
речушки Синюхи, впадающей в Южный Буг в самом центре
города.
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
Железный «Ветерок» возле автовокзала Доманёвки стал
нашей «штаб-квартирой», где мы баловались в праздных
разговорах «креплячком» – «Агдамом» и «Славянским».
Не часто, но все же иногда, по пути на танцплощадку,
«ныряли» в буфет ресторана «Поле». За столики пока не
садились, но пару стаканов вина для «танцевальной» смелости
опрокидывали.
И все же наибольшим успехом у местных «Ромео»
пользовалась «забегайловка» под народным названием «Дамские
слезы», где соблазнительно блистала сладостно – магнетической
плотью и порочностью на челе продавщица Катя, прибывшая из
далекой деревни. Тут я оставлял мамины копейки «на кино и
пончики с сахаром» ежедневно с пунктуальностью часовых у
Мавзолея. Хороша была, гадюка! Ее неправильная, скудоумная
речь, разбавленная легким матом, грубыми намеками и
стрелянием туповатыми, задорными глазками вводили меня в
сексуальный мандраж даже на расстоянии. Наверное, если бы я
только прикоснулся к ней, то кончил бы безо всякого полового
акта. Поэтому пригубив сто граммов ликера, я побыстрее бежал
от этого «несчастья» в «Чайную», добавить что-нибуть покрепче.
А завтра все повторялось снова…
Процесс выпивки в 8-м классе, идя в ногу со временем, мы
начали планировать. В своем архиве нашел любопытный
документ. На прямоугольнике плотной бумаги, в столбик по
вертикали, инициалы: Б., Вал, В., П., которые расшифровываются
как Боря, Валера, Вася, Паша.
Напротив имен, по горизонтали – цифры. Например:
Вал. 1 + 1 + 1 + 1 + 0,49 + 051 = 5
Ниже, под. четырьмя строчками цифр, дающими в итоге 20
– наши подписи.
Валерий Варзацкий
Передо мной не что иное, как ведомость сбора средств, для
покупки «бухла» толи под какую-то дату, толи просто для
«допинга», во время игры в карты. Сумма немалая – 20 рублей!
Можно было купить 8 бутылок водки или 18 бутылок
«крепляка».
Историческая ценность документа, его символичность и
убийственная ирония судьбы одного из подписантов, проявилась
для меня в тот момент, когда я увидел обратную сторону
картонки. Это оказалось, отпечатанное в типографии,
приглашение матери моего друга на… родительское собрание!?
Разумеется, она туда не попала, так как сынок использовал
приглашение для более важного дела, которое стало для него
через полвека, после выхода на пенсию, смыслом и
единственным содержанием оставшейся жизни.
Шестой месяц 1966 года едва не подтвердил по
отношению ко мне зловещий смысл трёх шестерок в
календарных датах.
Буйствующий зеленью и теплыми ливнями май
заканчивался, когда нам с Борькой, моим лучшим другом и
соседом, «замаячила» интересная, увлекательная работа, которую
предложил нам директор школы Роберт Леонтиевич Лукащук, по
прозвищу «Роберт». Заключалась она в том, чтобы в качестве
грузчиков, ежедневно, на школьном грузовике ездить за 120 км.
под Николаев, на Матвеевский завод силикатного кирпича.
Подъем в 4, выезд в 4.30. О трудностях и опасности (сидели в
кузове, рядом с «плывущим» на подъемах и спусках кирпичем)
узнали потом. Но даже если бы знали наперед – всё равно не
отказались бы. Романтика! Более високий статус по сравнению с
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
одноклассниками, тащившими носилки на строительстве
спортзала и общежития.
В первый рейс с нами поехал директор. Фронтовик,
потерявший ногу под Сталинградом ехал, нацепив орденские
планки, чтобы «грудью пробить» нам постоянный въезд на
территорию мимо огромной очереди, с вечера выстраивавшейся у
ворот. Неподражаемый оратор, полемист, психолог он через 20
минут вынес специальный пропуск и 2 месяца мы без задержек
становились под погрузку.
Присев от предельного для него груза, «газон» неспеша
пополз в Доманёвку. Быстрое возвращение не предвиделось,
хотелось есть, а обед явно переносился на ужин, потому, что
кирпич предстояло еще выгрузить. Вдруг машина съехала с
трассы Николаев – Вознесенск и мы оказались в уютном месте
под деревьями:
– Ну, орлы – соколы, приземляйтесь, – повелительным
тоном пригласил «Роберт».
Водитель дядя Саша, брат директорской жены, расстелил
на высокую траву шерстяное одеяло, ещё хранившее тепло
большого казана, доверху запрессованого картошкой с мясом.
Появились хлеб, редиска, зеленый лук, соленые огурцы, капуста
и, наконец, движением мага инкарнировав из пространства на
одеяло две бутылки «Московской», расторопный шофер
эффектно поставил финальную точку в сервировке.
Нам троим дядя Саша наливал по-разному. «Шефу» -
полный «гранчак». «Пацанам» – на донышко.
«Роберт» сказал простенький, как для него, тост:
–Хочу выпить, во-первых, за ваше здоровье. Во-вторых,
чтобы была хорошая погода, пока вы будете ездить. Чтобы наша
«старушка» выдержала, чтобы «дорога жизни», а для школы она,
Валерий Варзацкий
как в блокаду для Ленинграда, действовала до окончания
стройки.
Выпили. Жаркое со свининой было «ексклюзив»! Теплота
и доброта наполнили тело до пульсирующих висков. Все вокруг –
птички, насекомые, травы, тучи, деревья, дядя Саша, Борька,
«Роберт» стали родными. Хотелось смеяться, потянуло на стихи.
Дядя Саша был исполнителем нервным и капризным. Не
всегда директорская воля реализовывалась точно и в срок. Но вот
по части организации пьянки конкурентов у него не было.
Думаю, на рейсы он получал какие-то деньги и строгий
наказ кормить нас. Наверное, все же «кормить» а не «поить».
Однако бывший моряк решил проблемму в рамках неписаного
закона: «Все пропьем, но флот не опозорим». В каждой поездке
меню нашей «полевой кухни» разнообразила бутылочка водки.
Вина он не пил, а свою дозу прятал за спинкой сиденья и
выпивал после рейса в гараже. Так мы с Борькой системно
«подсели» на «водяру».
Злополучный день «666», о котором я говорил выше,
начался для нас как обычно – в 4.20 вошли в калитку школы. Обе
половины дверей в главный корпус были распахнуты настежь. С
порога было видно, что дверь в спортзал, где вчера гремел
выпускной вечер, тоже открыта. Обменявшись недоуменными
взглядами, воровато оглянувшись, двинулись туда.
Огромной буквой «П» перед нами ломился, под выпивкой
и горами снеди, стол. Первое что мы сделали – «дернули» по
полстаканчика кем-то недопитой водки и «загрызли» нарезаным
балыком с «правой ноги» буквы «П».
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
В эйфории клептомании метнулись к «левой ноге» и
«опрокинули» оставшееся в фужерах шампанское, ничего что без
газа. Важен сам факт!
С центрального стола, там, где обычно сидят директор,
заведующий РОНО, секретарь райкома партии стянули
полбутылки коньяка и экспортную, всю в медалях, чудом
сохранившуюся, почти полную бутылку «Пшеничной».
Испугавшись, с бутылками за пазухами остановились,
понимая, что каждую секунду могут «накрыть». Но жадность
шептала: «Давай ещё!». Это во мне, наверное, заговорили гены
двоюродного брата, вора «в законе» Кольки Варзацкого,
«мотавшего» первый срок «по малолетке» ещё до войны. Я
бросился в угол зала к накрытому брезентом буфету, который
организовывала «Чайная» на выпускных вечерах. Первое, что
оказалось на моем пути – ящики с водкой.
– Берем! – выдохнул я. И дальше все как в тумане.
Схватив ящик, с предельной скоростью, на которую были
способны, полетели через по-прежнему безлюдный школьный
двор вниз, в подвал строящегося спортзала. Молниеносно, в
четыре руки, вырыли углубление в куче строительного мусора и
схоронили водку. Из последних сил побежали вверх и стали у
калитки.
Минут через 30 появился один из выпускников,
улизнувший от встречающих рассвет с целью «добавить
градусов», по его выражению. На правах хозяина пригласил нас в
зал:
– Пейте, ешьте что видите!
Хмурый, помятый дядя Саша «нарисовался» к 6 часам. Он,
оказывается, тоже, как и сторож, хорошо «причастились» на
выпускном.
Валерий Варзацкий
Всю дорогу из головы не вылазил проклятый ящик.
Страшно хотелось вернуться во вчерашний безмятежный день,
изгнать парализующее волю дыхание предстоящей расплаты. А
то,
что
дело
может
закончиться
колонией
для
несовершеннолетних, знали из профилактических бесед
работников милиции. Договорились молчать.
Еще не подъехали к школе, а с кузова уже заметили
стоящих у ворот участкового Хоменка и буфетчицу из «Чайной»
тётю Валю. Ласково улыбаясь, Леня (так его называли за глаза)
поманил нас пальчиком к себе.
Кирпич разгружали другие, пока Леня, на месте
преступления, в спортзале, в присутствии буфетчицы давил нас
логикой доказательств. Вначале по одному, потом вместе, потом
вызвал сторожа, затем директора.
Притащили нетрезвого випускника, который, к нашому
изумлению, сказал, что утром нас не встречал и в спортзале
небыл?! От усталости и переживаний мне все стало
безразличным. Мы дружно «шли в отказ». К 24-м часам Леня
понял что «по горячим следам» не получится, выписал повестку в
РОВД на вечер уже наступившего дня и отпустил.
Целую неделю после кирпича мы отправлялись в милицию
как на работу. Менялись следователи, устроили очную ставку с
випускником и он таки вспомнил, что приглашал нас за стол. Да
мы с этого и начинали свои показания. Но о том, что в зале были
ящики с водкой, впервые услышали от тети Вали. В итоге только
она и пострадала, внеся свои деньги в кассу…
Вам не терпится узнать, что же было с ящиком? О, его
судьба переплелась с фрагментами настоящего взрослого
детектива!
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
Мы четко осознавали, что за нами будут наблюдать –
дураку понятно, за пределы школы ящик не «ушел». Проверить,
на месте ли он, было опасно – там всегда работали. «Нырнуть» в
пустой подвал до или после работы – «спалиться с потрохами»
