Текст книги "Космический «Колпак»"

Автор книги: Валерий Анисимов

Соавторы: Игорь Волк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА VII

Макклоски лежал на спине, раскинув руки в стороны и глядя в небо. В пронзительной синеве неторопливо плыли облака, и, когда они закрывали солнце, по лицу Герберта пробегал холодок, словно кто-то осторожно проводил по нему нежной, прохладной ладонью. Он полностью отключился от всего обыденного и сейчас летел вместе с этими облаками высоко над землей. Ему казалось, что так можно пролежать до второго пришествия.

«Или хотя бы до ужина», – лениво поправил себя Герберт, возвращаясь с небес. Стоило ему только вспомнить об ужине, как ощущение полета пропало. Он попытался снова вообразить себя летящим на облаке, но ничего не получилось.

«Ну и пусть, – меланхолично подумал Макклоски. – Полежу еще немного и буду праздновать день своего рождения».

В этот момент до его слуха долетели слова:

 
Словно дракон,
Пляшет в пустынном небе
Дым
И вдали исчезает.
Не устаю глядеть…
 

Голос прервался, потом опять зазвучал:

 
…Словно где-то
Тонко плачет
Цикада.
Так грустно
У меня на душе.
 

«Интересно, – внутренне усмехнулся Герберт, – как выглядит эта любительница японской поэзии? Наверное, она невысокого роста, хрупкая, у нее голубые глаза, темные волосы. И на ней одежда белого или желтого цвета».

Подумав так, он улыбнулся и продекламировал:

 
Я так и вздрогнул!
Это он, тот памятный
Поцелуй.
Тихо щеки коснулся
Платана лист на лету.
 

Герберт замолк. В ответ не раздалось ни звука. Макклоски, заинтригованный, приподнялся на локте, раздвинул ветки кустарника и выглянул из своего убежища.

Неподалеку от него полулежала на траве, опершись на локоть, девушка. Она смотрела в его сторону. Когда их взгляды встретились, Герберт невольно вздрогнул: у нее оказались голубые глаза! И одета она была в желтое платье.

Так они молча и смотрели друг на друга, пока Герберт не взял инициативу в свои руки.

– Добрый день, – непринужденно поздоровался он.

– Здравствуйте.

– Я не знал, что в это время суток вы декламируете Такубоку, – вежливо произнес Макклоски. – Извините, если помешал вам.

– Не стоит извиняться; Скорее мне следует просить у вас прощения, ответила девушка. – Я не предполагала, что вы обитаете в этом лесу.

– Вообще-то я предпочитаю жить в реке, – серьезно пояснил Герберт. – Но сегодня выдался такой чудесный день, что грех было не понежиться на солнышке. Вот я и выбрался на поляну, да, видно, заснул и не услышал, как вы расположились по соседству. Впрочем, мне надо за это благодарить судьбу, иначе я не услышал бы чудесных стихов в прекрасном исполнении.

– Тогда и я благодарна ей, – поддержала девушка, – за возможность узнать, что есть еще человек, которому нравятся те же стихи.

– В таком случае, – предложил Макклоски, – может быть, нам стоит познакомиться?

– Кэтрин, – живо откликнулась девушка. И, на мгновение запнувшись, добавила: – Кэмпбелл.

– Герберт Макклоски, – в тон ей ответил молодой ученый. И тут же предложил: – Почему бы нам не отметить наше знакомство совместным ужином? Тем более в день моего рождения.

– Согласна, поскольку не хочу омрачать ваше праздничное настроение. Но с одним условием: вы признаетесь, сколько вам исполнилось лет.

– Это тайна! Однако вам я ее открою. Мне тридцать семь.

– Совсем еще мальчик, – мелодично рассмеялась Кэтрин. И, поднявшись с травы, спросила: – Далеко ли мы отправимся?

– Предлагаю посетить ресторанчик «Неаполь», – ответил Герберт.

И через минуту он уже выводил на широкую магистраль свою новенькую малолитражку.

В «Неаполе» Кэтрин огляделась и сказала одобрительно:

– Мне здесь нравится. Только почему ресторан назвали так претенциозно «Неаполь»? Произнесешь это слово и сразу представляешь что-то пышное, сверкающее золотом, серебром, и обязательно – с хрустальными люстрами. А здесь просто, мило и спокойно.

– Итальянцы любят нарядные слова, – заметил Герберт. – Потому и язык у них такой яркий. В нем нет ни одного слова, которое не звучало бы как звук флейты.

– Вы поэт? – спросила с удивлением Кэтрин.

– Похож?

– Немного. Стихи читаете. Выражаетесь как-то изысканно, утонченно.

– Нет, Кэтрин, – признался Макклоски, – я не поэт. Я медик.

– Врач?

– Нет. Я из тех, кто не лечит, а двигает вперед вообще всю медицинскую науку.

– А-а, – произнесла Кэмпбелл. – И далеко вы ее двинули, эту науку?

– Пока еще не очень. Но скоро… Вот только отдам должное искусству Джузеппе, а потом сразу – прямо при вас – продолжу начатое дело.

И так, перебрасываясь шутками, молодые люди приступили к ужину.

Кэтрин, как представлялось Герберту, была само очарование. Умна, весела, остроумна. Очень быстро у него возникло чувство, будто он с ней давным-давно знаком. Вскоре он выяснил, что девушка изучает филологию в местном университете, через год заканчивает его и намеревается поехать преподавательницей куда-нибудь в глухое местечко. Там, как она выразилась, должно быть не больше сотни домов, два десятка ребятишек, церковь, полицейский, обязательно толстый и сонный, врач и она – одна-единственная учительница. И чтобы все приглашали на домашние пироги с яблоками.

Макклоски стало хорошо и спокойно. И он решил вдруг рассказать Кэтрин то, о чем предпочитал вообще никому не рассказывать. Возникло это желание после того, как девушка спросила его:

– С чего началась ваша любовь к японской поэзии?

– Это очень длинная история, – произнес Герберт.

А Кэтрин воскликнула:

– Обожаю длинные истории!

– Тогда слушайте! – решился Герберт. И начал: – В одном городе на юге страны жил парень в скромной семье. Отец его был врачом, мать рано умерла. Рос он нормальным ребенком, правда, немного уступал сверстникам в физической силе. И когда наступила пора, полюбил соседскую девочку по имени Пэгги. По местным понятиям, отец ее был ужасным богачом: он владел двумя магазинами, раз в два года менял машину, раз в три – путешествовал. И Пэгги, естественно, росла немножко зазнайкой. Что, впрочем, не мешало ей нравиться парням. Она носила яркие платьица и любила производить впечатление: «Когда мы с папой поехали в Париж… Ах, нет, это все было в Цюрихе…» Все мальчишки бегали за ней, но она предпочла того, с которого и начался рассказ. И вскоре они уже вовсю целовались на вечеринках, а потом дали друг другу слово, что скоро поженятся. И, наверное, так все и вышло бы, поскольку Пэгги была неплохой девчонкой, а юноша очень любил ее. Я его, кстати, недавно видел, и он мне признался, что по-прежнему испытывает определенные чувства к Пэгги, помнит ее яркие платьица, туго затянутые в густой пучок волосы… Однако сейчас не о платьицах речь.

– Да, – поддержала Кэтрин, – рассказывайте о самом парне.

– Скоро их счастью пришел конец – в городок приехала семья отошедшего от дел крупного промышленника, решившего провести остаток своей жизни в спокойном и тихом месте. Промышленник был настолько богат, что мог купить весь городок, а потом забыть о своей покупке. Но ему требовался только покой… Вскоре он перезнакомился с самыми именитыми гражданами городка, пригласил, кого надо, к себе в дом, а затем, нанеся ответные визиты и отдав таким образом должное приличиям, свел до минимума контакты с окружающим миром и целыми днями возился в своем саду. Зато развернулся его сын. Это был очень здоровый и красивый малый, имевший в своем распоряжении автомобиль. Не стоит удивляться, что вскоре Поль – так его звали – стал лидером светской молодежи городка. Как лидер, он не мог не обратить внимания на хорошенькую Пэгги.

– И что Пэгги?! – не удержалась Кэтрин от любопытства.

– Она оставалась верна своему избраннику. И отвергала все знаки внимания, которыми награждал ее юный баловень судьбы. Наверное, таким образом она ему мстила за то, что перестала быть самой заметной фигурой на молодежных вечерах. Постепенно создалась удивительная ситуация – Пэгги и ее верный рыцарь обособились от всех остальных ребят.

Все это поначалу изрядно забавляло Поля. А потом начало раздражать, и он перенес свою неприязнь с отвергнувшей его Пэгги на ее парня. Что было дальше, легко себе представить. В наших колледжах до сих пор обязательным предметом является бокс. И однажды Поль сделал все, чтобы оказаться в одной паре с парнем Пэгги. И поединок превратился в избиение. А Пэгги – одна из десятка зрительниц – все видела. Хорошо, что преподаватель прервал поединок, иначе парню пришлось бы к концу боя уходить с ринга без мозгов. Пэгги нашла его и сказала, что терпеть не может грубых и сильных животных. А потом эти слова повторила в присутствии Поля. Но тот только засмеялся и сказал, что не виноват в том, что его хорошо кормят. Это был еще один удар по нашему герою. Удар по его бедности.

– И что же он?

– Он мечтал только о том дне, когда сможет, закончив обучение, уехать из городка и поступить в университет.

– И этот день настал?

– Да, но до него был еще один. Точнее, вечер. Выпускной. На нем Поль решил довести свой триумф до конца. Когда наш парень оказался рядом с Пэгги, подошел к ним и, придравшись к какому-то пустяку, нокаутировал его одним ударом.

– И что было дальше? – поинтересовалась Кэтрин. Она внимательно слушала Герберта, не отрывая от него взгляда.

– Парень поступил в университет, – продолжил Макклоски. – И стал учиться на врача. Начал брать уроки каратэ. Он занимался борьбой до изнеможения и в конце концов стал лучшим учеником известного тренера, постиг суть борьбы, ее дух. И… полюбил Такубоку. А однажды получил приглашение на традиционный вечер выпускников.

– И что? – нетерпеливо спросила Кэтрин.

– Поехал. Зал, в котором устраивалась вечеринка, показался ему крохотным. Вначале он решил, что его перестроили. Но потом понял, что просто сам очень повзрослел. Затем увидел в центре зала Поля. Тот, как всегда, был весел, шумен, напорист. Рядом с ним стояла Пэгги и смотрела на него глазами, полными любви и восхищения. Вот тогда наш герой ощутил, что детство с его обидами, поражениями, яростным максимализмом ушло не так уж далеко. Он взял бокал с вином и медленно пошел к Полю. Подойдя к нему, окликнул: «Хэлло, приятель!» и выплеснул тому в лицо содержимое бокала. Когда же Поль, побагровев от оскорбления, ринулся в атаку, его давний противник сделал шаг в сторону, а затем… Из зала Поля увезли в больницу. А парня хотели привлечь к судебной ответственности. И обязательно привлекли бы, если бы не его «старик», который пошел к отцу Поля и рассказал ему всю историю, от начала до конца. Тот принял самое мудрое решение – замял дело.

Герберт закончил свой рассказ и замолчал. Кэтрин молчала тоже. Потом не выдержала:

– Пэгги вышла замуж за Поля?

Герберт вздрогнул.

– Да. А как ты догадалась? – Это «ты» сделало их ближе друг другу и откровеннее.

Кэтрин, слегка усмехнувшись, ответила:

– Да так уж… – И спросила: – Ты рассказал о драке тренеру?

– Нет. Но он узнал о ней. И запретил мне заниматься каратэ. Сказал, что я ничего не понял и ему жаль то время, которое он на меня потратил. После этого мы не виделись. Но любовь к японской поэзии у меня осталась.

– Твой тренер мудрый человек, – заметила Кэтрин. – Я бы очень хотела когда-нибудь встретиться с ним.

– Ты уже не сможешь это сделать.

– Почему?

– Он умер.

Они помолчали. Наконец Кэтрин произнесла:

– Грустная история. Скажи, а почему ты отмечаешь дни своего рождения в одиночестве? Это как-то связано с твоим повествованием?

Герберт удивился.

– Ты прозорлива, как древний оракул. Читаешь мысли, предугадываешь события. Да, с тех пор я сторонюсь людей.

– Надеюсь, что не всех, – усомнилась Кэтрин. – А я действительно ясновидящая. Например, знаю, что ты будешь делать после того, как выйдем из ресторанчика.

– Что же?

– Ты покажешь мне свою коллекцию пластинок… Или марок, или трубок. Спортивных наград, медальонов, собачьих ошейников. Короче, что-либо из того, что у тебя есть дома. Я права?

Макклоски рассмеялся. Он не хотел расставаться с Кэтрин. И поэтому последние минуты сам лихорадочно искал предлог, под которым можно было бы продолжить встречу.

– Это будет коллекция пластинок, – твердо сказал он. – Могу похвастать она настолько хороша, что действительно заслуживает внимания такой девушки, как ты.

Расплатившись, Герберт подал Кэтрин руку. Они вышли из ресторана, направились к автомобилю. В машине Макклоски обнял ее и поцеловал. Она ответила на поцелуй и, легким движением откинув прядь волос со лба, сказала:

– Это исключительно в честь дня рождения. В другой ситуации пришлось бы везти меня домой и долго выпрашивать номер телефона.

– Ну, конечно, именно так все и было бы, – согласился Герберт.

Он нажал на педаль газа. И затормозил лишь раз, когда Кэтрин неожиданно сказала:

– Правильно сделала Пэгги, что вышла замуж за Поля.

– Что?! – поразился Герберт. – Как понимать твои слова?

– Очень просто. Мне не нужно теперь отбивать тебя у нее.

– Кэт, ты влюбилась в меня?

– Кто это тебе сказал такую глупость? – деланно возмутилась девушка. – Ох, уж эти несносные мужчины!

И нежно прильнула к плечу Герберта. Впервые за долгое время Макклоски почувствовал себя счастливым. Одновременно нахлынула безотчетная тревога. Он вспомнил вдруг о генерале. После их разговора по душам ученый начал ощущать корректный, но постоянный контроль за своими действиями. Было ясно – все дело в «вакцине». Эксперименты, кстати, шли у него неплохо. Он, собственно, уже знал, как добиться желаемых результатов. Оставалось только провести серию проверочных опытов, определить оптимальный размер дозировок. Но, повинуясь какому-то глухому предчувствию, не выкладывал генералу новые сведения. Решил попытаться выяснить, кому это потребовалось жить в необычных условиях.

– Радиации, – непроизвольно произнес он вслух.

– Что? – не поняла его Кэтрин.

– Да это я так, – смутился Герберт.

Кэтрин с удивлением посмотрела на него, но ничего не сказала. Лишь дома у Макклоски, удобно расположившись на небольшом диванчике, решила вернуться к короткому дорожному диалогу и серьезно спросила:

– Тебя что-то беспокоит? Это связано с работой?

Герберт медленно ответил:

– Да. У меня есть проблемы.

– Медицинские?

– Не совсем. Они носят иной характер.

– Как это?

– Я ведь служу не в клинике, а в военном ведомстве.

– Вот оно что, – задумалась Кэтрин.

Через несколько минут она мягко произнесла:

– Герберт, я поехала с тобой, не зная, где ты работаешь. Мне этого не надо было. Но то, что ты сейчас сказал, для меня важно. Я не могла бы любить человека, который сбросил бомбу на Хиросиму или создал нейтронную. Может быть, тебе покажутся странными мои слова, ты не поймешь меня (мы ведь знакомы с тобой всего лишь несколько часов), но у меня есть заветная мечта: жить под мирным небом с любимым человеком и никогда не дрожать за будущее своих детей. Это нелепо звучит?

– Да нет, – запротестовал Герберт. – Но пойми, ведь у каждого из нас свои обязанности перед обществом, свой долг.

– И мы должны его покорно выполнять, даже если это ложно понятый долг? перебила его девушка. – Герберт, но если каждый из нас забьется в нору и не будет высовываться оттуда, то мир очень плохо кончит!

– Кэтрин, не нам менять то, что создано.

– Почему?! Кем держится мир? Людьми! А мы разве не люди? Ты! Я! Миллионы граждан нашей страны! Что же – нам теперь сидеть и ждать, когда нашу судьбу определят другие?

– Кэт! – удивился Макклоски. – Я не мог предположить, что ты столь агрессивна.

Девушка внимательно посмотрела на Герберта и сказала:

– Это не агрессивность.

– Что же тогда? – спросил ученый.

– Нежелание быть подопытным кроликом или серо-белой мышкой.

При упоминании о мышах Макклоски замер и напрягся.

А Кэтрин, словно предлагая сменить тему разговора, подошла к нему и коснулась руки, вновь, как это было в автомобиле, прижалась к плечу. Потом, завершая диалог, неожиданно спросила:

– Ты знаешь, с чего начался фашизм?

И сама ответила:

– С равнодушия.

ГЛАВА VIII

Начальник разведслужбы в глубокой задумчивости сидел за столом в своем кабинете. Размышлять ему было над чем. Пока что-то ничего не ладилось с выполнением пожеланий советника по национальной безопасности. А это, как он хорошо понимал, не гарантировало в обозримом будущем не только его личной безопасности, но и надежности небольшого и уютного домика – маленькой крепости, которую он мечтал построить на берегу моря, в укромной бухте. Местечко давно уже было присмотрено. Оставалось только отхватить приличный куш за какую-либо ответственную операцию. Но…

Карточный домик, в котором многим отводилась роль «шестерок» или в крайнем случае «валетов», рассыпался на глазах. И хотя сам он считал себя «тузом», «короли» и «дамы» по ночам строили ему рожицы. А наяву – козни. Ну как, например, объяснить такую неудачу, как провал в городке Солстер двух его агентов? Туда вдруг покатил генерал. Покрутился по городу. Посидел в кафе. Выпил пару рюмок. И посетил почтамт. Они, конечно, ожидали, что он отправит в Гонолулу свой носовой платок местному президенту лиги сексуальных реформ. Или, наоборот, получит посылку подгнивших бананов, присланных инкогнито в их страну овдовевшей супругой забытого богатого племянника. Но генерал повел себя как-то странно. Подошел к абонентским ящикам, сунул руку в карман, достал оттуда ключ. Открыл ящик под номером «5-Х», пошарил там рукой, прикрывая отделение спиной. Положив что-то обратно в карман (только ли ключ?), захлопнул дверцу и направился к выходу.

И вот вместо того, чтобы разделить будущую славу пополам: одному остаться на телеграфе, а второму мчаться за генералом – оба осла решили, что их подопечный все равно никуда не денется, а пыль в абонентском ящике лучше всего протереть сейчас, причем с двух сторон. Получив через полчаса возможность провести эту уникальную операцию, они обнаружили в ящике только отпечатки пальцев высокопоставленного старшего офицера.

А генерал выжал из своего автомобиля все, что тот способен выдать, вплоть до бензина и масла. И только посты на перекрестках с завистью отмечали его рекордный заезд. Хорошо еще, если он не отметил про себя, что в Солстер ездил в сопровождении двух последних – нет, первых! – кретинов страны. В самом деле, подумал начальник разведслужбы, не заметил ли генерал «хвост», который висит на нем уже несколько дней? Если заметил, то… Впрочем, теперь это не самое интересное. Куда важнее выяснить, что он когда-то забыл в том ящике и почему только сейчас о потере вспомнил.

Размышления начальника прервал помощник, вошедший в кабинет.

– Джонс в приемной, – доложил он.

– Пусть заходит.

Помощника сменил маленький, вертлявый человечек с бегающими глазами. Он просеменил к столу, уселся на краешек стула и, приподняв густые брови, разыграл сцену без слов: «Я готов выслушать, выполнить, доложить и забыть…»

– Ну, Джонс, – произнес шеф.

Этого оказалось достаточно, чтобы вертлявого прорвало. Он затараторил:

– Мы взяли под охрану дом, в котором живет инспектор Джексон. Сегодня его посетил журналист Смит Бартон и приехавшая с ним Дженни Пикен, танцовщица из бара. Они встретились там, и наши люди сопровождали их по городу. В баре удалось записать разговор журналиста с танцовщицей. Речь шла о похищении Клары Вернон. Дженни просила Смита познакомить ее с Джексоном. Так они оказались у инспектора дома.

– А потом?

– Из дома они не выходили около часа. Затем с Пикен вышел только Джексон. Он усадил ее в автомобиль и дальше, – агент сделал паузу, – дальше, сэр, они помчались на предельной скорости. Том не смог держать их все время под контролем. Инспектор оторвался от грузовика. Том вернулся к дому.

У начальника разведслужбы конвульсивно дернулась рука, и на скулах заходили желваки. Он прошептал:

– Идиоты!

– Что вы сказали? – переспросил его вертлявый.

– Ничего! – буркнул начальник разведслужбы. – А потом, конечно, инспектор вернулся. Где-то ему надо ночевать.

– Да, сэр. Джексон появился. Но Пикен в машине с ним не было.

– И, вы, конечно же, поспешили спросить его, куда он ее отвез?

– Мы не смогли это сделать. Инспектор тут же развернулся и скрылся в переулке. Мы рванули за ним. Но за углом стояла лишь брошенная им машина.

– Значит, вы все сделали для того, – недобро засмеялся начальник разведслужбы, – чтобы Джексон принял ваше приглашение сыграть в прятки. И все-таки удовлетворите мое любопытство – где он сейчас?

– Не знаю, сэр. Но дома его нет.

– А кто у него дома?

– Бартон. Он как приехал к инспектору, так и не выходит оттуда.

– И вас к себе не приглашает?

Человек промолчал.

Начальник, нахмурившись, уставился на своего подобострастного подчиненного. «Карточные домики разваливаются потому, что строят их, как воздушные замки, на песке», – подумал хозяин огромного кабинета. После чего скомандовал:

– Быстро к дому Джексона. Взять Бартона.

– Слушаюсь, сэр, – подскочил агент.

– И запомните: если он окажет сопротивление, надо в доступной форме объяснить ему, что так себя вести по отношению к людям, находящимся на государственной службе, бестактно. Объясните – до последнего патрона.

Лицо человека озарила счастливая улыбка.

– Да, сэр, – выкрикнул он.

– И еще. Не давайте ему первым начинать диалог.

Когда дверь за агентом захлопнулась, начальник разведслужбы подумал: «Ну, с прессой все ясно. Если не удалось первые два раза, то уж на третий…» Вся эта история с самого начала интриговала его. Но некоторые детали мешали последовательно идти по основным направлениям. Именно из-за этого газетчика он никак не мог заняться непосредственно генералом.

Начальник разведслужбы с удовольствием потер ладони: подумать только, у него «под колпаком» генерал. И какой генерал! И с чьей санкции!

Сколько там на часах? Четыре. Сейчас должен явиться с докладом еще один… Вот уж профи Билл не из категории мухоловов. Грамотный парень.

Через минуту Билл докладывал:

– Сэр, некоторые аспекты порученного вами дела начинают проясняться.

– Так, – поддержал его шеф. – Слушаю.

– Сегодня утром, когда генерал был на приеме у советника, мы несколько нарушили законы этики.

– Я на вас не в обиде.

– Нам удалось, – продолжал Билл, – провести несколько приятных минут в кабинете генерала. Мы не стали рассматривать рисунки на портьерах. Нас больше интересовало содержимое сейфа. Среди новеньких оказался очень толковый парень, прекрасно владеющий отмычками. В сейфе генерала делать было практически нечего. Кроме некоторых служебных бумаг там находился лишь «дипломат», а в нем…

– Стоп! – вскрикнул начальник разведслужбы. – Ты сказал – «дипломат»?

– Да.

– Что вы с ним сделали?

– Отправили на место, предварительно освободив от содержимого.

С этими словами Билл положил перед шефом небольшой, сложенный вдвое лист плотной бумаги, с красочными вензелями по углам. При этом многозначительно посмотрел на своего начальника. А тот, схватив со стола листок, прочитал оттиснутое золотом слово – «Приглашение». Развернув его, он пробежал небольшой текст глазами и вслух повторил:

– Мисс Форд!

Удивленно посмотрев на Билла, спросил:

– Но ведь это приглашение на имя Люси Форд. Почему оно лежало в «дипломате», а тот в сейфе генерала?

– Это еще не все, – вместо ответа заметил Билл.

– Что ты имеешь в виду?

– Приглашение лежало в конверте. А на нем – штемпель города Солстера.

– А-а, – как пружина взвился начальник разведслужбы, – значит, когда генерал оторвался от двух наших болванов, он достал из абонентского ящика в Солстере это приглашение? На имя Форд!

Начальник разведки завопил в негодовании, смешанном с восхищением. Только что под купол цирка забрался его любимчик-генерал, чтобы выполнить тройное сальто. И никто еще не знал, чем кончится прыжок. Одному ему было известно, что при приземлении старшему офицеру цветы не потребуются. А если он и захочет получить их, то они будут, как и положено в таких случаях, бумажными!

И вдруг, будто споткнувшись, начальник разведслужбы замер и спросил:

– Но кто такая Люси Форд?

Однако в следующую минуту, словно забыв о своем вопросе, распорядился:

– Ты остаешься здесь. Сидишь на пульте. Наши люди пошли заканчивать дело «Пресса». Если они не позвонят, сам вызовешь их на связь. Но не жди более получаса. Я должен быть в курсе каждого шага всех участников операции. А сейчас мой путь к генералу. Буду звонить тебе.

И начальник разведслужбы стремительно покинул кабинет.

Генерал, встретив его с искренним радушием проголодавшегося дога, сразу же спросил:

– Есть новости?

Гость вместо ответа уселся поудобнее в кожаное кресло, полагая, что некоторые темы можно обсуждать только сидя. Затем доложил:

– Я начну издалека.

– Только не забирайтесь очень далеко, – посоветовал генерал.

– Отлично! Генерал, вы ведь совершили поездку в город Солстер?.. –  начальник сделал паузу, внимательно наблюдая за собеседником. Но тот даже не изменился в лице. Только кивнул, заметив: «Продолжайте. Я уже догадался, что это ваши люди сидели у меня на „хвосте“». – Так вот… Я после вашего вояжа изучил свой архив. И нашел в нем… приглашение на званый вечер! Но не на ваше имя!

– Так, – многозначительно произнес генерал.

Ничего больше не говоря, он встал, подошел к сейфу, взял оттуда «дипломат» и положил его на стол!

– Можете не открывать, – саркастически усмехнулся неожиданный гость. И, достав из кармана небольшой прямоугольник, закончил: – Вот оно – это приглашение.

– Что вы хотите от меня? – спокойно спросил генерал.

– Услышать несколько ответов на мои вопросы.

– Задавайте их.

– Не замедлю воспользоваться вашей любезностью. Но сначала позвоню.

И, не дожидаясь согласия генерала, притянул к себе телефонный аппарат, набрал номер, через мгновение спросил:

– Как дела, Билл? Молчат? Ты не звонил им? Хорошо, подожди немного и вызывай…

– Извините, – обратился он к генералу. – Работа такая.

– Я вас хорошо понимаю, – заметил тот.

– Так вот, о работе. Почему у вас в сейфе хранится «дипломат» и чей он? Ведь не ваш же… Каким образом у вас оказалось приглашение, адресованное некоей Люси Форд? И, наконец, кто она такая, Форд? Вы пока подумайте. А я еще раз позвоню.

Второй разговор с Биллом удовлетворил начальника разведслужбы. Он внимательно выслушал сообщение, повторив последнюю фразу: «Началась стрельба». И закончил: «Хорошо, поддерживай с ними связь».

Затем вернулся к прерванному диалогу:

– Я вас слушаю.

Генерал долго молчал и вдруг задал неожиданный вопрос:

– Вам дорога ваша жизнь?

– Ха-ха-ха, – нервно рассмеялся собеседник генерала. – Я так понимаю, вы перешли к угрозам. Отвечу, только еще раз позвоню. Вы уж простите за эти звонки.

Начальник разведслужбы набрал номер своего телефона. Какоето время ждал, когда Билл поднимет трубку. Потом набрал номер своего помощника. «Хэлло, это я! – сказал он. – Зайди ко мне в кабинет и разбуди спящего там тихого пьяницу». Вскоре помощник закричал в трубку: «Сэр, он не спит! Билл мертв!» «Что?!» – начальнику разведслужбы стало нечем дышать. А в ответ прозвучало: «Убийцы пробили пулей стекло в окне».

– Что-нибудь случилось? – спросил участливо генерал.

– Ничего особенного. Билла, лучшего агента, застрелили сейчас в моем кабинете. Через окно.

– А-а-а, и только-то, – небрежно произнес генерал. – Тогда продолжим нашу интересную беседу. Я спрашивал вас, дорога ли вам жизнь.

– О чем речь?! – вспылил начальник разведслужбы. – Вы попались! У меня на руках улики против вас, генерал. И такие, что ничего иного, кроме электрического стула, вы уже не сможете выбрать для себя в качестве сиденья.

– Согласен, – миролюбиво заметил генерал. – И потому готов ответить на ваши вопросы. Итак, вопрос номер три.

– Номер один!

– Нет, номер три! Люси Форд, да будет вам известно, – любовница Стэнли Мерела, нефтяного «короля»!

– Что?! – раздалось в ответ.

Взрыв бомбы в кармане праздничного фрака меньше удивил бы начальника разведслужбы, чем упомянутое генералом имя всемогущего промышленника. Если бы он стоял сейчас, а не сидел, то, безусловно, не удержался бы на ногах и закачался. Но он сидел. И поэтому закачался под ним пол, поплыли одновременно потолок и четыре стены, причем все – в разные стороны. Но недаром начальник разведслужбы славился выучкой, а главное – способностью мужественно переносить неудачи. Он и на этот раз быстро обрел самообладание.

Генерал же между тем продолжал:

– У меня слишком мало времени, чтобы объяснять вам детали. Поэтому я ограничусь только одним-двумя советами.

– Какими?

– Пододвиньтесь ко мне поближе, – пригласил он через стол собеседника. Тот, движимый профессиональной любознательностью, привстал со своего насиженного места и буквально навис над столом хозяина кабинета.

Именно этого и не хватало генералу в столь сокровенный момент их беседы.

– Это был первый совет. А второй… – он протянул руку к мраморному, с чугунным основанием, чернильному прибору. Словно проверяя его тяжесть, приподнял над столом, причем значительно выше, чем находилась голова любознательного начальника разведслужбы, и резко опустил на его затылок, уже с последним движением договорив: – Никогда не задавайте лишних вопросов!

Гость ткнулся носом в поверхность стола. Голова его дернулась, легла набок, а один глаз удивленно посмотрел на генерала. Казалось, еще немного и откроется рот, чтобы переспросить: «Что вы сказали?» Но рот безмолвно сжался в тонкую ниточку. Поняв, что разговаривать больше не с кем, генерал решил совершить прогулку.

Он схватил приглашение, которое начальник разведслужбы вертел в руках с начала разговора, сунул его в карман и, прихватив «дипломат», вышел из кабинета. Заботясь о спокойном отдыхе своего старого приятеля, дважды повернул ключ в массивной, бронированной двери. Подумал, что с улицы вряд ли кто побеспокоит начальника разведслужбы. Отметил для себя и правильность своего утреннего решения, когда отпустил помощника на отдых. А затем, заперев и двери приемной, спокойно отправился, судя по внешнему виду и поведению, вкусить прелестей домашнего очага.

О том, что произойдет дальше, генерал старался не думать. У Мерела уже состоялся разговор с советником Хьюзом, многое прояснивший. И потому мысли его были поглощены только лишь размышлениями о приглашении и «дипломате». Оба эти предмета оказались косвенными уликами причастности генерала к событиям, о которых не хотелось ни с кем вести беседы. Конечно, идея «отследить» Люси оказалась неплохой. Он нашел ее. В баре. Отправил туда полковника. И тот привез ему… ключик. Зачем только он помчался в Солстер вытаскивать совершенно не нужное ему приглашение на имя Форд? Надеялся, что, может быть, какие-то документы, разработки Садлера окажутся в абонентском ящике. Глупая, как выяснилось, была надежда. И глупая, с детских лет оставшаяся у него привычка тащить все к себе в «нору». Она подвела его. Никогда не следует забывать, что даже служебный сейф не гарантирует в этом мире личной неприкосновенности. Зачем он положил в него «дипломат» Садлера, да еще вместе с приглашением? Вот уж, действительно, привычка, – вторая натура. Ну ладно, подождем, решил генерал, до того момента, когда неугомонный начальник разведслужбы отлежится.