Текст книги "Венецианское зеркало Скорины (СИ)"

Автор книги: Валерий Ледник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

   Когда я играл с Наполеоном, и он намеренно сделал три неправильных хода подряд, я в ярости сбросил шахматные фигуры с доски. Какой шахматист решился бы на это?

   Однако шли годы, Кемпелен умер, а новые хозяева автоматона уже не знали его тайны. Во время пожара в Филадельфийском музее моя шахматная доска сгорела и я оказался свободен, ожил в полном смысле этого слова. Я идеальный солдат, не нуждаюсь ни в еде, ни в сне, и силы Света взяли меня на службу, – закончил своё повествование Воронский.

   – Я никогда не верил в сверхъестественное. Для меня Асмодей, как кентавр, русалка и прочие подобные создания, лишь часть фольклора, – произнёс я.

   – Просто реальность включает гораздо больше всего, чем допускают обыватели. Карл Юнг считал, что фантазийные образы, возникающие в нашем воображении реальны настолько же, насколько и «зелёный цвет». Человек воспринимает как зелёный цвет проявление электромагнитной волны определённой частоты. За пределами человеческого зрения, а также приматов, котов и, видимо, некоторых видов рыб, зелёного цвета нет. Но, пока хоть кто-то его видит, зелёный цвет существует.

   Ты привёл в пример кентавра, придуманного в Вавилоне, но пророк Даниил описывает встречу с живым кентавром. Ведь нельзя же повстречать того, кого не нет? Афиняне полагали, что их предки победили кентавров и даже увековечили их в скульптурах на Парфеноне. Значит, в какой-то форме кентавр существовал, даже если только в воображении Даниила и афинян.

   Карл Юнг озвучил то, что было давно известно жрецам и алхимикам: фантазийные образы реальны как проявления психических процессов, в виде электромагнитного поля мозга, электрических и химических сигналов зеркальных нейронов и психической энергии.

   Сознание – это высшая форма отражения окружающего мира, но восприятие, и, как следствие, реальность у каждого свои. То есть люди это своеобразные зеркала, содержащие в себе искажённое отражение Вселенной в форме психической энергии. Миллиарды кривых зеркал и таких разных Вселенных.

   Теперь к делу. Я, как и Василий, не могу коснуться Библии Скорины, поэтому тебе необходимо найти гравюру с именем Бога и уничтожить эту страницу, – прервал своё рассуждение Воронский.

   – Хорошо, разберёмся с этим завтра, – согласился я, глотнув капучино из фаянсовой чашки. Турок заказал со мной кофе, но не пил его, а только помешивал, получая эстетическое удовольствие.

   Я взял салфетку и написал на ней стих:

   В снега первого дни

   Буду ждать тебя вновь,

   И все мысли одни -

   В моём сердце любовь!

   Ангел лунных ночей

   Знает, как я влюблён,

   Он из грусти моей,

   Смастерит саксофон.

   Для меня одного

   Он играть станет вдруг,

   Перья крыльев его

   Разнесут сотни вьюг.

   Вьюги те за тобой

   Все следы соберут

   И жемчужной волной,

   Их ко мне принесут.

   Пусть тебя нет важней,

   Только ты не придёшь,

   И улыбкой своей

   Ты меня не спасёшь...

   К нам в ресторан, где играла живая скрипка, зашла озадаченная Аня.

   – Пока ты её любишь и гравюра невредима, Аня будет появляться рядом. Ты не в состоянии это контролировать, и придётся ей всё рассказать. Я буду ночевать в соседнем с вами номере на случай, если Василий вернётся, теперь ты под моей защитой, – пояснил Андрей Воронский.

   Тогда ни я, ни Турок ещё не догадывались, что в момент нашего разговора в подлунный мир явился вызванный Василием предводитель демонов Асмодей...

Неприятности

 

   «Сказать по правде, никто здесь ни за что в свете не женится на девственнице; девка, говорят они, коли не жила со многими мужчинами, ничего не стоит»

   («Книга чудес Света», Марко Поло, XIII век)

   В далёкой Франции в деревушке Ренн-ле-Шато в церкви тамплиеров ожила статуя Асмодея. Над деревушкой загорелись крупные и яркие звёзды, словно сверкающие глаза, выступающие над вуалью облаков, лишь стрекотание цикад нарушало провинциальную тишину. Церковь была пуста, когда внезапно статуя Асмодея начала громко чихать.

   – Чёртовы церковники, убрались бы, что ли! Столько пыли, что мочи нет, нужно бы написать на них жалобу папе римскому, – возмущённо сказал Асмодей. Отряхнув свою шерсть и протерев рога, он подошёл к серебряному подносу для подношений.

   – Вот вам, нищеброды, на моющий пылесос, – произнёс демон и бросил на поднос горсть золотых флоринов. Затем он прошептал заклинание и у него в руках появились карта и коричневый кожаный портфель. Асмодей внимательно изучил карту и возмутился:

   – В Полоцк? В Республику Беларусь? Да они издеваются, это же почти 3000 километров, как этот придурок колдун думает, я туда попаду за пару дней. Столько пролетает без посадок только кулик Ржанка, да и то, потому что летит над океаном и если приземлится – утонет. Нет уж, придётся лететь самолётом, но нужно во что-то переодеться, – проборматал демон, осматривая своё прохудившееся за века облачение. Асмодей снял одежду и протянул её портфелю.

   – Полакомись, Магнус, приятного аппетита, – заявил демон, портфель завилял ремнём, как хвостом, его застёжка раскрылась и внутри портфеля оказалось четыре ряда острых зубов. Магнус схватил вещи Асмодея и стал их жадно жевать, брызжа слюной, а потом проглотил ткань.

   Покопавшись в подсобке, Асмодей достал устаревший, но добротный шерстяной зелёный костюм в коричневую полоску, дырявые осенние туфли и женскую розовую широкополую шляпу с большим бантом, очевидно забытую какой-то туристкой. От прикосновения демона костюм и туфли увеличились до его размера, а затем нечисть присмотрелась к шляпе.

   – Вот это стиль, чем-то напоминает кардинальские шляпы «галеро», но интереснее, все обзавидуются, – восхищённо озвучил свои мысли Асмодей и принял облик человека с оранжевыми глазами.

   Асмодей задумался и вспомнил разграбление Рима испано-немецкой армией в 1527 году, свидетелем которого являлся он сам. Солдаты врывались в один дом за другим, насиловали женщин, независимо от возраста. Пока папа римский и кардиналы спрятались в замке Святого Ангела, солдаты захватили знатных горожан и под пытками заставляли их заплатить выкуп. Священников и монахов мучили с особой жестокостью, а монахинь продавали в борделях и на улицах. Архивы и библиотеки были сожжены, из реликвий вытаскивались камни, в поисках сокровищ раскапывались даже могилы. В наибольшем восторге от происходившего были солдаты-протестанты, которые облачались в красные кардинальские одежды и подобные этой шляпы. А капитан, предводитель протестантов, восседал на осле в папском облачении. Стенания женщин и образы собак, поедающих человеческие трупы, стали отступать, князя тьмы даже передёрнуло.

   – Иногда люди ничем не отличаются от худших из демонов, – сказал Асмодей, поглаживая портфель и, надев найденные вещи, покинул храм.

   Проходя через контроль в Минском аэропорту, он обескуражил своей розовой шляпой и покрытым слюной порфелем работницу контроля – блондинку Алесю, но, заглянув в паспорт, она пробормотала вслух:

   – Ах да, Асманьяк, вы же француз, – и пропустила Асмодея. Демон сел в такси и поехал на автовокзал, где в торговом центре «Galileo» зашёл в роллет с посудой. Асмодей был кофеманом и питал страсть к красивым фарфоровым чашкам.

   – Где произведён этот набор? – спросил демон полную рыжую продавщицу, похожую на няню Фрекен Бок из советского мультика о Карлсоне. Набор из четырёх кружек и блюдец напомнил ему саксонский фарфор, из которого пил чай священник в церкви Ренн-ле-Шато.

   – Конечно в Китае, фарфор изобрели в Китае, – с пренебрежением и высокомерием произнесла продавщица.

   – Если вы такой великий специалист, то назовёте, при какой династии и в каких годах стали производить фарфор в Поднебесной? И, конечно, вы расскажите при каком императоре в Китае было начато строительство знаменитой фарфоровой пагоды высотой 78 метров? Как, вы ничего мне не сообщите про династию Тан и проекты императора Юнлэ? – с издёвкой спросил Асмодей.

   – Чего вы хотите? – огрызнулась смущённая и покрасневшая продавщица.

   – Всего лишь, чтобы покупателей не считали априори полными идиотами. У вас будет возможность глубоко изучить китайскую культуру, – парировал демон. Асмодей произнёс заклинания и продавщица превратилась в китаянку своего возраста. Демон развернулся и двинулся прочь, оставляя китайские вопли и ругательства за спиной.

   Из торгового центра Асмодей зашёл в джаз-кафе «Джонни», где заказал себе пасту карбонара. Дожидаясь заказа, демон пускал слюну целых сорок минут.

   – Что это за сопли с беконом? – возмущённо заорал Асмодей на официанта.

   -Это ваш заказ – паста карбонара, – растерявшись ответил молодой официант. Демон толкнул тарелку с блюдом к портфелю, тот её обнюхал и недовольно фыркнул.

   – Неужели вы хотите сказать, что вот это месиво вы не переварили? И использовали для его приготовления бекон гуанчиале, сыр пармезан и пекорино романа? А спагетти здесь нужных сортов?

   – Я не знаю, может повар что-то перепутал, – остерёгся гнева посетителя официант.

   – Да уж, явно перепутал и, думаю, скоро в аду мы с ним встретимся. Знаете, есть легенда, что Иван Грозный приказал выколоть глаза зодчему собора Василия Блаженного, чтобы тот такую красоту не смог повторить. Так вот вашего повара, нужно лишить зрения, чтобы больше он не издевался над пастой! Что ещё вы можете мне предложить? – поинтересовался демон.

   – У нас есть суши, – испуганно произнёс официант.

   – Так, давайте посмотрим, японское блюдо, из китайских ингридиентов, которое будет готовить повар-криворучка в Беларуси. Ваш повар когда-нибудь был в Японии? – спросил Асмодей

   – Боюсь, что нет, не был! – с усмешкой заметил официант.

   -Тогда суши я заказывать не стану, несите кутью, клёцки с душами и поливку! – озвучил демон.

   – Простите, эти блюда, конечно, белорусские традиционные, но похоронные, и мы их готовим лишь на похоронах и поминках, – ответил официант.

   – Да что же это такое, а если я турист и хочу попробовать эти традиционные блюда, мне что ждать, пока кто-то умрёт? – возмутился Асмодей, официант пожал плечами и демон, вздохнув, добавил: – Несите мачанку с блинами.

   Из кухни послышался панический возглас:

   – Только что звонил директор. Наше кафе выкупила сицилийская мафия! И завтра они приезжают с проверкой!

   Асмодей прислушался, за соседним столиком, перекрикивая песню группы Агаты Кристи «Там где подвиг, там и смерть», шёл жаркий спор по поводу того, насколько хорошо жилось в Советском Союзе. Видимо, два студента историка спорили чуть не с пеной у рта, то осуждая, то восхваляя СССР, сравнивая его с Российской империей.

   – Извините, что вмешиваюсь в ваш разговор, а слышали ли вы что-нибудь про суд над папой римским Формозой? – неожиданно задал вопрос князь тьмы спорщикам.

   – Что-то знакомое, но, если честно, не вспомню, – ответил студент в очках, а его товарищ и вовсе покачал головой.

   – Так вот, Формоза – это был папа римский, тело которго выкопали после смерти его враги в 897 году и притащили в зал суда. Труп Формозы судили и вынесли ему обвинительный приговор. Когда при мне начинают слишком активно критиковать или превозносить какое-то государство прошлого, будь то Британская империя, Советский Союз или даже Третий Рейх, мне это всё напоминает суд над трупом Формозы, поскольку эти государства мертвы и никогда больше не оживут. Нет ничего плохого в том, чтобы интересоваться прошлым, но не стоит тратить на это слишком много времени. Какой период в СССР вы считаете лучшим? – спросил демон.

   – Ну не Сталинский же, конечно Брежневский, – озвучил один из студентов и второй подтвердил.

   – Глупо, конечно, в каждой эпохе кому-то хорошо и кому-то плохо, хотите строить Байкало-Амурскую магистраль? – поинтересовался Асмодей.

   – Нет, работать мы не любим, а вот пенсионерами там побыть замечательно. Фруктов, пожалуй, было маловато, зато какими вкусными росли свои яблоки, – сказал мечтательно студент в очках.

   – Хорошо, поживите десять лет при Брежневе пенсионерами в колхозе «Путь Ленина». Колхозная пенсия 12 рублей и шесть яблонь вам на двоих в хозяйство. Наедитесь яблочек, – произнёс демон, щелкнул пальцами и спорщики исчезли, оставив на стульях одежду. Вещи студентов Асмодей спрятал в портфель, который их съел с аппетитом.

   Расправившись с мачанкой, Асмодей выложил на меню серебряные динарии, дирхемы, солиды и гроши Великого княжества Литовского.

   -Эти деньги не годятся! – возмутился официант, глядя на динарий князя Витовта с двумя леопардами, отчеканенный в Смоленске.

   – Что ж, я был здесь так давно, а время для меня условность. Тогда вот тебе виленские дукаты и талеры, шиллинги Ливонского ордена, шотландские торнеры, копейки Российской империи, советские копейки, мои товарищи ими когда-то расплачивались тут, выбирай! – заявил Асмодей и бросил на стол две горсти монет, отчего образовалась целая горка.

   – Простите, но нужны белорусские рубли, – парировал официант. Асмодей задумался, что-то прошептал и поместил наверх белорусские купюры с зайцами, волками и лосями 1992 года, а также купюры с Большим театром оперы и балета и Брестской крепостью 2000 года.

   – Нет, это всё не то, требуются рубли 2016 года, – уже почти в истерике произнёс офицант.

   – Да чёрт бы вас побрал, мать вашу через колено. Сколько можно менять валюту? Со шкурами и то было проще, – прохрипел с надрывом Асмодей и положил новые белорусские бумажные деньги, добавив:

   – Ваши купюры со зверями были самыми интересными...

   Первое, что Аня спросила меня при встрече:

   – Почему от тебя так сильно пахнет дымом?

   Мы танцевали под танго Астора Пьяццолла в ресторане гостиницы, я рассказал ей всё, кроме истории про Турка, поскольку и сам до конца не понимал, что он такое. Аня мне поверила и я простил её, в тот вечер не было в мире пары счастливее нас.

   Мы поднялись в мой номер, она скинула пальто и стала меня бешено и страстно целовать. Затем девушка достала из сумки головной убор, похожий на корону из красной и жёлтой материи, зубцы которой украшали десять золотистых колокольчиков. Красная ткань под короной укрывала всю голову, оставляя открытым только лицо.

   – Это венецианский головной убор для карнавала, к нему ещё прилагалась маска, я купила это в сувенирной лавке, – сказала Аня и надела его на себя. Она толкнула меня на диван и, спустив мои джинсы, продемонстрировала мистический танец пухлых губ и языка. Видя, что я от удовольствия выхожу за пределы реального мира и закрываю глаза, Аня смеялась. Её язык то извивался, как пламя, то изгибался волной или отступал, и тогда, будто морской прибой приближались и обволакивали её нежные губы и пальцы. При этом Аня была изящной и грациозной, смотря кошачьим взглядом мне в глаза. Колокольчики на её «шапке» издавали тонкий пронзительный звон в такт движениям головы, усиливавший мои ощущения и проходивший сквозь меня. Я встал на колени рядом с Аней и снял с девушки головной убор. Освободив её длинные великолепные волосы, я переключился на пышнюю грудь девушки, касаясь языком каждого миллиметра её шёлковой кожи и заключая в плен своих губ Анины карие соски. Девушка обхватила мою талию ногами и начала скакать на мне в невероятном темпе, как безумная, мгновениями напоминая мне скульптуру «Сражающаяся амазонка» Августа Кисса. Я же взял её одной рукой чуть выше бёдер, а второй стал сжимать её упругую колыхающуюся грудь, жар и наслаждение расходились по нашим телам, улыбка девушки была столь прекрасной, что сводила меня с ума. Вскоре Анины стоны превратились в громкие крики, наполнившие комнату, и в момент наивысшего блажества девушка меня эмоционально поцеловала и укусила за губу, а после откинулась назад, тяжело дыша на синем кобринском ковре.

   Ночью мне приснился сон, будто я попал на бескрайнее кладбище с серыми каменными надгробиями с золотыми табличками без подписей. Стройными рядами без оград надгробия устремлялись к горизонту. Я стоял между кладбищем и бесконечной стеной, в которой отражались люди и степь, но без надгробий. Со стороны зазеркалья ко мне подошёл князь Михаил Валицкий с колодой карт и поприветствовал меня.

   – Что это за стена? – спросил я.

   – Это зеркало коллективной памяти человечества, – ответил мне Валицкий.

   – А почему напротив него кладбище?– поинтересовался я.

   – Потому что в зеркале отражаются только бессмертные, а место обывателей в забвении, – пояснил шулер.

   -Даже у посредственностей есть надгробия, – рассуждал я.

   -Все оставляют какой-то след, – пожал плечами Валицкий.

   Я всмотрелся в зеркало и различил там толпы людей всех эпох, но в реальности кладбища их не было, они жили в форме отражений. Вдалеке за историческими личностями сверкало гигантское здание из стекла и металла размером с большой город. В его очертаниях я узнал главный павильон Парижской Всемирной выставки 1867 года.

   Я вспомнил, дворец состоял из 7 круговых галерей, которые пересекались 16 радиальными аллеями, разбивающими выставочное пространство на секторы, отведённые под экспонаты различных стран. В здании, подобном морской раковине, у посетителей была возможность, двигаясь в радиальном направлении, знакомиться с продукцией определённой страны, а проходя по окружности, изучать однотипные экспонаты, произведённые в разных государствах. Внутри павильона располагались копии античных храмов, турецкой бани, церкви романского стиля и готических строений. На Парижской Всемирной выставке были представлены предметы искусства и быта, достижения науки и техники, способы обучения и воспитания и множество других экспонатов. Видимо, похожий принцип, но в гораздо более масштабном исполнении со странами, эпохами, литературой, изобретениями и прочим, был использован и в этом здании-городе. У всего должно было быть своё место, такое, чтобы его легко можно было найти.

   Очевидно, внутри город зазеркалья, как украшение Леди из Эльче, делился на секторы, выделенные векам, государствам, народам и явлениям по законам и взаимосвязям, которые нам, живым, ещё только предстояло открыть. Конечно, конструкция была многоуровневой и секторы не всегда совпадали. Скажем, элементы культуры могли выходить за границы этносов и столетий. В центре строения, наверное, были владения Судьбы, Эволюции или Бога, Вселенской Силы, стоящей над Природой, Временем и Пространством, но действующей через них, создающей и регулирующей эту структуру. На ум приходил «град Божий» Аврелия Августина. Я увидел скульптора Тутмоса, гуляющего в садах около стеклянного города с царицей Нефертити, и Данте Алигьери, читающего стихи Беатриче Портинари в тени деревьев. Эти два автора подарили своим возлюбленным бессмертие, «билет» в коллективную память человечества, и я подумал, что прекраснее их поступка и быть ничего не может. Город, хоть и был вечным, но, вероятно, изменялся вместе с образами в коллективной памяти.

   – Надгробий в тысячи раз больше, чем отражений, в этом есть какая-то диспропорция и дисгармония, – возмутился я.

   – Вот именно. В ваше время шарлатаны утверждают, что нужно стремиться к гармонии с миром. Какая глупость! Ты не задумывался, Влад, почему от руин веет умиротворением? Потому что высшая степень гармонии с миром и природой – это смерть. Рай в Писании – это сад, а не лес или степь, то есть что-то, адаптированное человеком под себя. Для пленённого еврейского народа на рай походили сады Вавилона, и их образ попал в Библию. Существование человека, даже загробное, всегда нарушает гармонию Мироздания.

   – А как оказаться в этом зеркале и стать бессмертным отражением?

   – Для этого необходимо выбиться из ритмов Времени. Вечность сама стоит вне Времени и принимает в свои ряды лишь тех, кто не играет по законам эпохи и действительности.

   Иногда не играет из-за каких-то обстоятельств. Так, слепой Гомер был вынужден зарабатывать на жизнь рассказами о подвигах древних героев и прославил себя произведениями «Одиссея» и «Илиада». Если бы он был хорошим кузнецом, не имеющим потребности в легендах, то исчез бы во тьме веков. Город Афины, в котором не хватало земли для земледелия, начал выращивать на скалистой местности оливки, активно торговать оливковым маслом и керамикой, для этого было нужно развивать флот. А матрос афинского флота не нуждался в большом количестве дорогих доспехов для войны, но был очень значим для города. Афинские реформы привели к расцвету демократии, философии и бессмертию культуры города.

   Анри де Тулуз-Лотрек получил в детстве серьёзные травмы ног, отчего представителю знатного семейства была закрыта дорога на военную службу. Сам Анри признавался, что без увечья он стал бы спортсменом или хирургом. Но Тулуз-Лотрек занялся искусством и вошёл в число самых гениальных художников в истории. Подобных примеров десятки тысяч.

   Почему белорусские деятели, такие как Евфросиния Полоцкая, Франциск Скорина и Симеон Полоцкий обрели бессмертие в коллективной памяти? Потому, что действовали оригинально, нестандартно для своего времени, вышли за рамки обыденности.

   Мы мало знаем о жёнах князей XII века, лишь легенды доносят до нас эхо событий их жизни, дополняя единичные упоминания в летописях. Если бы Евфросиния Полоцкая вышла замуж за князя, по законам своей эпохи, мы бы скорее всего никогда о ней не услышали. Однако она предпочла духовный путь, шокировав своего отца, и была канонизирована.

   Симеон Полоцкий мог оставаться простым монахом и дидаскалом, но он встретил стихами правителя враждебной страны – московского царя Алексея Михайловича и составил для него гороскоп. Симеон отправился в столицу врага своей родины – Речи Посполитой – Москву, где помогал царю проводить реформы двора. В Речи Посполитой того периода хватало талантливых, образованных людей, о которых ничего не напишут. Симеона Полоцкого многие из его окружения посчитали предателем, но он поступил неординарно и получил бессмертие.

   И, конечно, Франциск Скорина. В списках выпускников Ягеллонского и Падуанского университетов рядом со Скориной стоит имя Томаш. В краковском списке он упоминается как Томаш из Подляшья, а в падуанском – как Томаш из Литвы. Возможно, некий Томаш прошёл тот же образовательный путь, что и Франциск Скорина, в одно со Скориной время, в тех же странах и университетах. Но Томаш затерялся в документах, работая хорошим врачом, его отражения нет в зеркале бессмертных. А Скорина экспериментировал с книгопечатанием даже после первой коммерческой неудачи и добился успеха.

   То есть, эти люди сказали своему времени и социальной среде: «Мы не будем играть по вашим правилам, нам тесно в ваших рамках». Они поступали нестандартно, не избито для своего окружения, на грани безумия, и стали первыми в своём роде. Только в оригинальности и бунтарстве – путь к бессмертию, необходимо выйти за границы системы и обывательских представлений. Создать что-то, пусть гармоничное, но нарушающее равновесие существующего Мироздания.

   Причём пути могут быть разными, как через добро и просвещение, так и через зло. Пирамиду Хеопса египтяне строили всей страной 20 лет. Трудно найти что-то более диссонансное с пустыней, чем груда обработанных каменных блоков, возвышающаяся на 138 метров. Великая пирамида возведена на ненависти и лишениях египетского народа, но открыла фараону Хуфу путь к бессмертию, и он с нами, – произнёс плут, перемешивая колоду карт.

   – В белорусском варианте есть проклятие: «Чтобы ты всю жизнь таскал камни на Кревский замок». Но как работает сам механизм бессмертия? Ведь сёстры Евфросинии, Евдокия и Евпраксия, приняли постриг, как и она, и управляли монастырями. Евпраксия даже сопровождала Евфросинию в её путешествии в Иерусалим и вернулась со знаменитым драгоценным Крестом, в который в Иерусалиме были инкрустированы частицы знаковых для христианства мучеников, Животворящего Креста Христова и камня от Гроба Богородицы. Однако канонизированы сёстры Ефросиньи не были и известны только специалистам.

   Во Львове, в Музее искусства старинной украинской книги, хранится анонимное «Евангелие» изданное в 30-ых годах XVI века. Кто-то напечатал кириллическую книгу, по времени близкую к деятельности Скорины, но в памяти народа этого издателя нет.

   – От Евфросиньи остался основанный ею женский монастырь, наследие Скорины – более пяти сотен книг; сохранились потрясающие стихи и устав Симеона Полоцкого. Выйти за рамки обыденности и своего времени, быть смелым новатором мало, конечным мерилом на суде бессмертия, кроме оригинальности, являются удача и результат. Но в твоём случае, Влад, вести себя так, как ожидают окружающие, это прямая дорога в покойники, – ответил мне Валицкий и засмеялся. Его жуткий смех разнёсся по всему зазеркалью и его поддержали другие отражения, приблизившиеся ко мне. Часть отражений, особенно женских, смотрела на меня с жалостью, как на несчастного представителя рабов времени и действительности, не видящих, что путь в зазеркалье совсем рядом. И у меня сложилось впечатление, что, хотя надгробия в зеркале не отражаются, но бессмертные видят их из зазеркалья сквозь века, скучают и горюют по своим родным и близким. И, в отличие от меня, могут прочитать имена на табличках...

   Ранним утром я побрил своё непримечательное лицо с квадратным подбородком, причесал русые кучерявые волосы и оставил под зеркалом спящей Ане записку. Вместе с Воронским на его машине Renault Duster мы отправились в университет. Полистав и сфотографировав Библию, я пришёл к выводу, что в ней помещены четыре книги Макковеев из Ветхого завета, повествующие о восстании еврейского народа, находившегося под властью персидской империи Селевкидов. На одной из гравюр, где были изображены погонщики на боевых слонах, давящих людей и люшадей, я нашёл нужную надпись. И мне показалось, что гравюра на секунду ожила. Воронский держался на расстоянии, и под его присмотром я аккуратно вырезал ножом страницу с гравюрой. В это мгновение в библиотеку заглянула Карина и увидев, что я делаю, отчаянно завизжала:

   – Что здесь происходит, это же национальное достояние!

   Слоны на браслете девушки перекрутились между собой. Воронский поднялся с места и молниеносно приблизился вплотную к растерявшейся Карине. Турок достал из внутреннего кармана пальто бронзовую маску кабана с таинственными знаками и надел её на лицо девушке. С браслета Карины слетел один серебряный слон. Красавица ухватилась за руку Воронского и рухнула без чувств.

   – Не переживай, Влад, это кельтская маска забвения, и Карина просто забудет всё, что происходило за последнюю неделю, то же самое я тебе советую потом проделать с Аней, – невозмутимо произнёс Турок. Карина выглядела заснувшей и была потрясающе милой. Я согнулся и подобрал оторвавшегося слона.

   Выходя из университета, Воронский приложил маску к лицу пожилой вахтёрши, и, усыпив её, мы сели в его автомобиль. Доехав до парковки возле гостиницы, я открыл дверь и выскочил из машины с каким-то недобрым предчувствием, а Турок бросил мне в след:

   – Скоро всё закончится, осталось только унитожить страницу и Василия!

   В этот миг ко мне подбежали какие-то амбалы и, скрутив, запихали в багажник джипа. Последнее, что я увидел перед погружением во тьму, как в машину к Воронскому закинули гранату и прогремел чудовищной силы взрыв.

   Когда-то я прочитал дневник американского солдата, воевавшего во Вьетнаме. Он описывал, как боялся стрелять во врага в начале войны, как многие испражнялись под себя перед атакой от ужаса, не в состоянии себя контролировать, как интеллигенты превращались в садистов и насильников, издевавающихся над безоружными мирными жителями. Я оказался под впечатлением от откровенности героя войны. Всю жизнь я старался быть честным, порядочным и стремился быть на стороне правды и справедливости, пусть это и не всегда получалось. Мой отец говорил мне:

   – Влад, не женись на девушках сиротах или из неполных семей, они не могут создать семью, так как в их подсознании нет эталона, какой семья должна быть!

   Мой отец был мудрым человеком, никто из моих знакомых у кого не было родителей, не имел приличной семьи. И не важно насколько девушка была симпатичной, обеспеченной, ходила ли она в спортзал или увлекалась психологией. Некоторые были в отношениях, но без сожительства и брака. Подозреваю, что есть исключения, но в любом случае, в семье им гораздо тяжелее.

   У Ани не было ни отца, ни матери и потому, даже построив семью, она была не способна её сохранить незапятнанной. Кроме того, она со мной рассталась и до сих пор не знала, что ей нужно. На пороге смерти я осознал, что с ней надо рвать, ничего путного у меня с ней не будет. Были в моей жизни высокие идеалы, успехи и безумная любовь, нередко я был счастлив. Однако мне уже стукнуло тридцать, и Василий был прав, перспективы мои были мрачные, и наступил момент, когда, трясясь от страха, я должен был определиться, как я хочу умереть. Замучают меня бандиты как безропотную жертву или я попытаюсь погибнуть достойно? Мои представления о том, что значит быть человеком, перевесили ужас.

   Меня отвезли на стройку в незаконченную девятиэтажку на окраине Полоцка. Когда один из бандитов вытащил меня из багажника, я достал перцовый балончик и брызнул ему в лицо. Затем я нанёс удар ногой, зажав голову его товарища распахнутой дверью джипа и выпустил по пойманному в ловушку бедолаге вторую струю перца. Оба бандита скорчились и стали кататься по земле. Я забрал у ближайшего из них пистолет и заявил:

   -То ли убежать, то ли пристрелить вас, как собак!

   Я увлёкся, и в этот миг меня оглушил их главарь, подкравшийся сзади. Меня побили и затянули в квартиру на пятый этаж, где на стуле сидела Аня, а напротив неё на удобном кожаном диване расположился чернокнижник Василий. На шее Василия висел уже знакомый мне фотоаппарат. Голые серые пол и стены бетонной коробки дополняли давящую атмосферу.

   – Какие гости, обыщите его! – приказал чернокнижник, и главарь, пройдясь по мне руками, вынул из моего кармана страницу Библии Скорины.

   – Прочитай надписи на странице, Кирилл, – обратился Василий к лидеру бандитов.

   – Я не могу, не знаю этого языка, – огрызнулся амбал.

   – Если я попробую здесь что-то разобрать, то ослепну. Поэтому тебе, Влад, придётся назвать имя Бога, – сказал Василий, погладил рукой волосы испуганной Ани и добавил:

   – У меня нет времени, Асмодей уже в Беларуси. Я не люблю пытки, но могу заставить твою девушку делать всё, что захочу!

   Сложив очки, Василий посмотрел Ане в глаза и приказал «Раздевайся!».