Текст книги "Каникулы вне закона"

Автор книги: Валериан Скворцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

– Я знаю, кто вам доставал материал на шторы, – сказал я.

– Кто же? Интересно…

– Константин, конечно.

– Ты всезнайка, да?

Мы вошли в кабинет.

– Какой-то странноватый запах, – сказал я. – Тебе не кажется?

– Сюда, к спальне направо… Конечно, кажется. Тут змея жила несколько месяцев.

– Как это, змея?

– Вот представь. Настоящий удав. Ужас! Ел поросят и кур. Сдавит, размягчит кости и заглатывает… За мной ползал как ручной. Жил в этой коробке.

Резной тиковый сундук стоял на обшарканном ковре.

– Куда же он делся?

– Околел…

Блюзик-птичка, кажется, примерялся, ерзая в моих волосах, нагадить мне на темя. Ляззат рассмеялась.

– Это он женится… Вот и ванна. Иди, я приготовлю поесть пока…

Мраморный мини-бассейн нуждался, мне показалось, в том, чтобы его сполоснули.

– Давай закусим позже, – сказал я. – У тебя есть номер мобильного Олега Притулина?

– В сумочке, в прихожей.

– Как ты думаешь, он спит уже?

– Ну да… Сидит в ресторане гостиницы «Турист» с Ибраевым и Жибековым.

– Ночью?

– Каждую субботу. Традиция. Совещаются. Неформальное общение. Еще одна железнодорожница бывает. Майор безопасности…

Теперь она пользовалась «Эриксоном» 320-й модели. Вызвала память, и все.

Прежде чем ответил Притулин, я успел спросить:

– Руфима Абдуловна?

– Господи, все-то ты всегда знаешь… Алло! Олег? Даю тебе Фиму.

– Кого, кого? – услышал я в трубке, которую она мне передала.

– Тихо, Легион, – сказал я по-французски. – Ты можешь говорить или вокруг орава с локаторами?

– Ладно, – ответил он по-русски. – Перезвони, это не к спеху. Или я сам. Как получится. Привет, душа-девица!

Я отправился изучать квартиру.

– Ау-у-у!

– Сейчас! – крикнула Ляззат. – Я в туалете…

Вернувшись в прихожую, я вытащил из кармана пальто початую в чимкентской «Кеме» бутылку «Казахстана». Прихлопнул отставшую створку антресоли над шкафом, после чего открылась другая, в которой с краю лежал армейский ружейный чехол из камуфляжа, явно не пустой.

Я встал на пуфик. Винтовка, из которой стреляли, если её не почистить, да ещё сунуть в прорезиненный чехол, долго пахнет пороховыми газами. Бельгийская штурмовая FNFAL, когда я открыл застежку-молнию на чехле, ими и пахла. Я сел на пуфик и осмотрел затвор.

– Где ты её взял? – спросила Ляззат.

– На антресоли… Откуда она?

– Думаешь, я знаю… Ах, ну да. Ее Константин брал, он в тир ходит, у него и разрешение есть, мне кажется. А вообще-то ружье – это подарок. Я тебе говорила про первого заместителя министра обороны. Который умер недавно. От него. Там и патроны есть…

Я опять встал на пуфик и пошарил на антресоли. Действительно, были. Початая фирменная коробка натовских 7,62.

– Когда её Константин брал? – спросил я.

– Ну, что ты пристал с этим, – сказала Ляззат капризно. – Я накрыла кое-что, в салоне… Давай свой коньяк сюда.

– Все-таки припомни, пожалуйста.

– Да почти в то время, как тебя в Астану Ибраев привез. Константин с ним летал тогда, кажется, ему переговорить с мужем нужно было… То ли кредит просил ресторан покупать, то ли ещё что-то… Не помню.

Я положил коробку с патронами на место, слез с пуфика и, вытащив из винтовки рожок, выщелкнул из него один за другим патроны. С забытым в патроннике оставалось из двадцати положенных семнадцать. Минус три. Столько раз стреляли в меня с крыши «Титаника». И не попали потому, что целились при плохом освещении. Прицел ночного видения стандартной FNFAL не полагался. Правда, штатный был диоптрический, передвижной. Но дальше шестисот-восьмисот метров он цель четко не брал.

«Эриксон» истерично пискнул. Ляззат вздрогнула.

– Это я, – сказал Олег. – Пришлось в сортир идти и звонить. Жибеков и Ибраев здесь. Выпиваем, блин… Ты где?

– На своей базе, в Алматы. Теперь слушай. Берешь двадцать третий том бэ-эс-эм, который ты у сестры одолжил, вытряхиваешь из него два листика, аккуратно складываешь в конверт, не больше, чем пополам, не повреди… И вылетаешь немедленно в Алматы. Понял? Здесь из аэропорта связываешься со мной по мобильнику Ляззат. Выполняй!

– Слушай, ты в своем уме? Кто меня отпустит? Что я им скажу?

– Ничего не говори. На выходе из ресторана к лестнице, по которой спускаются в бар, справа будет электрический распределительный ящик с рубильниками. Он не закрыт. Выруби свет в ресторане… Там есть надписи, что от чего. Дальше спустись на один пролет, нащупаешь лестницы ногами, не упадешь… Сними витраж, он на задвижках, и вниз… Один этаж. Ты на машине?

– Да…

Я перешел на французский:

– Легион! На помощь… И спасай шкуру, Олег. Твои друзья глубоковато нырнули в дерьмо без водолазных костюмов. Понял?

Я разъединился.

– Господи, – сказала Ляззат. – Да с тобой просто страшно становится. Сколько же ты знаешь!

– Я не знаю, где спальня, – сказал я. – И заблужусь без тебя в поисках ванной комнаты.

Бельгийская винтовка осталась прислоненной к пуфику.

3

…Я чувствовал, как темя зудит под каской и стекает на брови пот, а глаза слепит бесцветное небо тропиков, потому что на парадных построениях запрещены противосолнечные очки. Все кажется пепельным и обесцвеченным на вытоптанном солдатней пустыре между киношкой «Ланг Санг», цементным памятником Павшим и дощатыми трибунами для короля и дипломатического корпуса.

Мне снится, как на гимнастерке Рума, отца Матье, между лопатками, расползается темное пятно. Он стоит впереди, а весь взвод вытянулся по стойке «смирно», потому что ротный лаосских гвардейцев не решается в присутствии короля скомандовать «вольно». У гвардейцев кто-то падает в обморок. Беднягу уволакивают, и строй смыкается. Через полчаса Рум распоряжается сделать столько-то шагов влево, и это значит, что потери лаосцев возросли, мы заполняем бреши своими телами… Туземный оркестр начинает вразнобой, но радостно – марш кладет конец мучениям. Эхо тамтамов, отрикошетив от памятника, уходит за рисовые поля, в сторону низких облачков, уплывающих за Меконг. Мы как раз маршируем в том направлении. На Запад. По иронии судьбы местное поверье утверждает: в сторону, куда навечно уходят мертвые.

…Гвардейцы идут первыми, им принадлежит и честь вести перед знаменем тотемного козла. Если у Кики, как звали травоядное, отсутствовало настроение маршировать, его за рога волокли по сухому краснозему ассистенты знаменосца, который глотал поднимаемую копытами пыль. Иностранное наемное войско выпускали второй колонной и, разумеется, без козла. С нами Кики выезжал на операции. По сигналу тревоги он мчался к машинам радостным галопом, предвкушая вольную пастьбу в колючих кустарниках, пока будет тянуться прочесывание – наша тогдашняя работа. Расставив фиолетовые копыта, Кики, не шелохнувшись, торчал на крыше кабины, какие бы зигзаги не выписывал сидевший за рулем грузовика Ласло Шерише, глухой венгр, чей недуг выявился после расформирования полубригады. Ласло «читал» по губам военный язык и оказался не в состоянии понимать обычный…

Далее наступало отвратительное.

Парад устраивался по случаю дня национальной независимости. Подарочные от его величества полагалось проматывать. На шестисоткубовой «хонде» Шерише въезжает по лестнице на веранду борделя «Белая роза» возле аэропорта Ваттай. Привстав с заднего сиденья на подставках-стременах и пружиня коленями, я впиваюсь пальцами в шелковую рубашку Ласло. Веранда рушится под мотоциклом, и во сне я помню, что её будут ремонтировать завтра вечером, когда мы явимся снова.

Неясным оставалось, какие подвиги совершались в первую ночь. Но во вторую – я это помнил во сне: именно во вторую – я притисну помощницу барменши, почти девочку, повалю на бильярдный стол и изнасилую, заткнув корчившийся от испуга рот комком желтых купюр с изображением дедушки её короля.

Запахивая саронг на тощих детских бедрах, она сжимала деньги зубами, опасаясь, что я передумаю и заберу бумажки назад.

Мой серийный сон из прошлой яви…

– Что с тобой? – сказала Ляззат.

– Одна и та же ерунда снится перед боем всякий раз, – сказал я. Пойду-ка умоюсь, пожалуй…

Она потянулась через меня к лампе на тумбочке.

– Каким ещё боем?

– Не зажигай света, пожалуйста, – попросил я.

– Тогда не вставай, ноги сломаешь в темноте. Я намочу полотенце и принесу… Мне нравится заботиться о тебе.

Потому что не можешь забыть об Усмане, подумал я.

Когда она, заложив одну руку за мой загривок и приподнимая мягко голову, отирала другой мне лицо и грудь, я рассказал, кто и как убил её приемного отца. И кто и почему попытается убить завтра меня. Ее, возможно, тоже.

Разбудил нас «Эриксон», в котором голос Олега сказал мне:

– Ну, блин, переполох получился… Этаж-то не первый все-таки. Со второго прыгал на асфальт.

– Ты где?

– В аэропорту, как ты велел… Беру такси. Куда ехать?

– Ляззат, – спросил я, – как называется это место?

Он услышал и ответил за нее:

– Я знаю эту квартиру… Вы что, ещё спите? Первый час пошел!

Мы неторопливо допивали кофе, на чашки с которым норовил усесться Блюзик-птичка, трепеща крыльями и хватаясь лапками за скользкую фарфоровую кромку, когда по домофону позвонил охранник.

– Пропустите, – сказала ему Ляззат. – Да, можете зарегистрировать в журнале по его документу… Спасибо. Не хотите подняться на минутку и взять чашку с кофе? Ну, хорошо, хорошо.

Открывали мы вместе. Притулин покосился на штурмовую винтову у пуфика, поднял и опустил брови, но ничего не сказал. На кухне, куда мы прошли, Блюзик-птичка гадил со ствола «ТТ», лежавшего среди тарелок, на мою салфетку.

– А это-то зачем? – спросил он про попугая.

– Усыновили сироту, – сказал я. – Коньяку хочешь?

Я просмотрел привезенные Олегом подлинники документов. Они были в порядке. Вольдемар-Севатьянов потратился на меня не зря.

Ляззат поставила Притулину чашку и рюмку. Семья принимает друга. В воскресенье. Зашел просто так, мимоходом. Решил заглянуть к счастливой паре, поболтать о том, о сем.

До чего же я дошел, если и иллюзии тешили!

Мы выпили по рюмке, и я принялся лишать иллюзий своих завербованных.

Усмана убил патлатый Константин, я видел его убегающим от машины бывшего майора. Убил потому, что Усман, видимо, близко подобрался к нему и начал понимать, кто же такой владелец бара «ХL» на самом-то деле. Какими сведениями на этот счет располагал покойный и какими методами он их собирал, узнать нам не суждено. Могло быть и так, что расправу над ним ускорило мое появление. Уволенный из органов майор готовился передать информацию московскому приезжему… Я не уверен, что ликвидацию Усмана санкционировал Иван Иванович Олигархов, муж Ляззат. Даже напротив. Все говорит о том, что Константин, постепенно забирая в свои руки составление графиков передвижения партий «порошка» по наркоканалам через казахстанскую территорию, уже не останавливался ни перед чем. Возможно, даже контролировал Ибраева и Жибекова…

Я не брался утверждать, что именно Константин устроил взрыв «Стейк-хауза». Кореянка-связник погибла случайно. Целью подрывника были двое выпивавших деляг. Детонатор сработал на их столе, когда дотаял лед вокруг бутылки с водкой и высвободил пружину или что там было. Такое не приспособишь к определенному времени, да и кто мог рассчитать точно, когда я заговорю с танцовщицей? Изначально я должен был через неё получить выход на людей, имевших отношение к документам, два из которых достал Олег. Возможно, что и к тем двум генералам, которых я встретил на прогулке в ибраевском сизо, а ещё раньше видел в Москве у казахстанского посольства…

Я сходил в спальню и принес свой пиджак. Вытащил из внутреннего кармана пластиковый прозрачный пакет с газетой, на первой полосе которой был снимок бармена Константина с князем Сун Кха. Ляззат и Олег вытянули шеи.

– Ляззат, – сказал я, – меня интересуют только документы, которые я переснимал в квартире Жибекова. Пленку, я уверен, выкрал у меня из гостиницы в Астане человек Константина…

– Я знаю кто, – сказал Олег. – Обыск производила Руфима… Гамлетик Унакянц подстраховывал. Обычный, проверочный обыск. Как говорится, из любопытства… Руфка нашла кассету с пленкой, а Гамлетик клюнул на антикварную камеру. На оперативке они докладывали Жибекову только про камеру. Он их отлаял… И велел подальше куда-нибудь убрать аппарат. Он вроде бы его тебе подарил.

– Константин знал про обыск?

– Он и спровоцировал его. Руфка его человек… В Астане был Константин, я точно помню. Теперь понятно, притащился на твоем хвосте, Фима.

– Я не Фима, – сказал я. – Зови меня Бэзил…

– Ты не договорил что-то, – напомнила Ляззат.

– Тебе дорог Олигарх?

– Он мой муж, которого мне нашел Усман. Кроме добра, я ничего от него не видела.

Ну, конечно, подумал я, включая золотой с бриллиантами пояс верности.

Господи, о чем я думаю?

– Если убрать Константина, – сказал Олег, – будет так, будто здесь у нас и ничего не случилось. Ну, конечно, если представить себе такое теоретически… Бэзил увозит в Москву или куда там свои документы… Вот и все новости в этом случае!

– Мне нужно ещё вернуть пленку, – сказал я. – Вот тогда действительно и будут все какие нужно новости…

И, поднявшись из-за стола, я добавил:

– Если со мной случится что-то неприятное, газету с фоткой возьмет Ляззат… Ее муж решит, что с ней делать… Мне пора собирать остальную армию. Сбор в вестибюле гостиницы «Алматы» ровно в шестнадцать. До скорого…

– Бэзил, – сказал Олег. – Я думаю, что Ибраев и Жибеков уже на пути сюда. Я ведь исчез… Что со мной будет?

– Если убрать Константина, – ответил я. – Ничего. Ты же сам сказал.

«ТТ» и «Эриксон» я забрал. В спальне выкинул в корзинку, стоявшую под туалетным трюмо Ляззат, трофейные часы и бумажники. Пересчитал деньги в своем, слоновой кожи. В прихожей, одевшись, приладил посноровистей заплечный ремень сумки. Присел на пуфик, встал и перекрестился как перед броском из окопа.

Возвращаться я не намеревался, уходил из роскошной квартиры насовсем и посчитал хорошей приметой, что Ляззат не вышла в прихожую. Возможность моей косвенной причастности к гибели Усмана легла между нами. Суррогат приемного отца из меня не получался.

Охранник за цементной конторкой не поднял головы, когда хлопнули створки лифта и я прошел мимо. Он как-то легко пропускал меня. Меня ждали?

Перед выходной дверью я расстегнул пальто, пиджак и передвинул «ТТ» из-за спины под ремень вперед.

Улицу заливало весенним светом. Джип «Тойота-Лэндкрузер-Прадо» с затемненными стеклами резко взял с места с подсолнечной стороны. Я оказался почти ослепленным. Массивный бампер ударил меня в живот.

Они не могли выследить Олега Притулина. Падая, я подумал про ночного торговца велосипедами. И ещё про мотыльков, которые уж точно теперь слетятся, да и червяки приползут…

Эпилог

Май 2000 года в верховье Волги, возле Кимр, выдался необыкновенно жарким. Кожа под гипсом, в который замуровали мои ноги до бедер, зудела неимоверно. В начале июня врач смилостивился, разрешил срезать гипсовые ботфорты от верха до колен. Ефим Шлайн купил мне финскую надувную лодку «Бриг» с деревянным транцем, на который я приспособил подвесной «Джонсон». Когда сняли нерестной карантин, я ходил, угнездившись в поролоновом креслице со своими культями, по Волге выслеживать рыбу.

Дважды приезжала Ляззат и всякий раз, как это случалось, рыжая «виолончелистка» демонстративно забирала Колюню и уезжала в Тверь. Отделку первого этажа нового дома заканчивали дубненские шабашники, уже можно было жить, и Валя, так звали шлайновскую агентшу, вела наше с Клюней хозяйство, получив отпуск… Внешне с Ляззат у нас все сохранилось, но я уже знал, что в третий раз она не приедет. Труп Усмана между нами не исчезал. Да и Иван Иванович Олигархов чаще появлялся из заключения дома. По крайней мере, так сказала Ляззат.

Все устраивалось. Все получили то, что хотели. Шлайн – информацию и таинственную власть над кучей народа в Казахстане, а также какую-то награду. Ибраев – тоже самое и полковника. Жибеков – генеральскую звезду на погоны. Ляззат – упорядочную семейную жизнь. Блюзик-птитчка – отличную просторную квартиру. А я – только ещё один серийный сон из прошлой яви, после которого просыпаюсь измученный и разбитый… Волчком, со скрежетом вращающийся вокруг оси на взлетно-посадочной полосе чимкентского аэродрома «Ил-103», летное поле, вставшее дыбом, небо, снова летное поле, небо и беспамятство.

…Сбил меня джипом ибраевский Риголетто, горбун, состоявший при подполковнике телохранителем и на побегушках. От неумения. «Тойта-лендкрузер-прадо» имеет автоматическую коробку передач, он первый раз в жизни пользовался такой. Горбун, заметив, что я появился из подъезда, намеревался с шиком подъехать, посадить меня в машину и отвезти на явочную квартиру к Ибраеву, прилетевшему из Астаны после бегства Притулина. Сообщил место моего логова, как я и подумал, казах, торговавший по ночам велосипедами.

Оправился от наезда я через пару минут, буквально. Пришлось бы долго рассказывать о том, как протекала моя беседа с Ибраевым, который формально ничем не имел права помочь. Совесть у него, однако, болела. Я привез из Бирмы информацию, которую ему никто не достал бы. Газета с фотографией положила конец его колебаниям. В конце концов, он сменил номера на джипе и отдал его мне во временное пользование вместе с Риголетто и его штурмовым «калашниковым». Горбун возил меня вплоть до развязки.

На рынке напротив Никольской церкви, разыскав приблатненого Виктора-Кишмиша, я набрал с его помощью полтора десятка «бычков» из шпаны и расставил их кучками вокруг бара «XL» на углу и задворках улицы Желтоксан. К восемнадцати ноль-ноль я отправил вместо себя в гостиницу «Алматы» Риголетто, который, кроме Олега и Ляззат, привез ещё армянина, торгующего в вестибюле кофе, и казаха-велосипедиста с угла. Мне кажется, поддал жару с подачи Ибраева и Жибеков. Во всяком случае, шпана всколыхнулась, когда неподалеку замаячили три пары явно переодетых ментов, которые делали вид, что грызут семечки да курят. Я сказал Кишмишу, что это – понт, и его орава, которая тащилась от езды на самой крутой тачке в мире, теперь стоявшей на их фоне, прониклась ещё большим энтузиазмом.

Патлатый или Второй, конечно, вызвал подмогу. Четверых не очень спокойных и не очень молодых людей в одинаковых пальто. Два казаха и два «белых уха». Олег сказал, что это – военные, оперативники или контрразведка. Я и сам видел. Так что все шло по плану. Не рассчитал я одного. Ломкости Патлатого. Когда я вошел в бар, поставив в дверях Риголетто с «мини-калашниковым» на шее под распахнутым пижонским пальто, и наставил «ТТ», Патлатый он же Второй сразу, я ещё не просил, выложил пленку на стойку.

В сущности, он, мне кажется, и не знал, что мною отснято. Знал бы, сразу вызвал бы БМП с десантниками из военной комендатуры…

Он ушел через лаз в бутафорском холодильнике, стоявшем в жилой части заведения. Когда, обыскавшись, я догадался открыть его дверцу, вместо задней стенки увидел выход во двор. Может, я махнул бы рукой на его побег, если бы он не унес и кассету. Притулин, да и Риголетто, известный ему, конечно, вполне откровенно демонстрировали, кто за мной стоит. Мог утащить именно потому, что приметил мою успокоенность, когда я увидел кассету. И как я её сразу не сунул в карман! А, может, и к лучшему…

Пока шла возня, я мучительно прикидывал, как самому оторваться от этой толпы на свободу. Наверное, где-то в подсознании моем что-то и сработало так, как сработало.

Олега я отправил в аэропорт на такси. Отслеживать зал вылета. Прихватив Ляззат, я велел Риголетто мчаться к ней на квартиру, где позаимствовал прислоненную к пуфику штурмовую бельгийскую винтовку FNFAL. Немногим длиннее одного метра, она исчезла под моим пальто.

Олег сбросил на «Эриксон» информацию, что Патлатый-Второй купил билет на «Ту-134», вылетающий через полчаса в Караганду, и уже идет на посадку, когда мы подъезжали к аэропорту. Я приказал Ляззат, отдав ей «Эриксон», бежать на летное поле, используя полицейскую ксиву, выйти к посадке на карагандинский рейс и ждать моей команды. Олега призвал к себе с его мобильником.

Туалет на третьем этаже гостиницы «Аэропорт» по прежнему шумел водопадами в сливных бочках. Я отодвинул раму. И спросил в мобильник:

– Ляззат, которым по счету поднимается по трапу убийца Усмана? Я вижу людей, но не вижу четко лица. У меня нет бинокля…

– Сейчас он последний… Да, он последний!

Я выставил ствол, подогнал диоптрийный прицел. Теперь я видел в него Патлатого-Второго. Думал ли он, когда тратил на меня на Ишимской набережной три патрона, что пуля от четвертого в той же обойме будет его?

Не пожалел я и пятый, когда Патлатый лег, переломившись, на перилах трапа, и с убыстрением начал сползать по ним. Я высчитал упреждение и всадил контрольную пулю под левую лопатку на его зеленом плаще.

Набежавшие в туалет на выстрелы дежурная и охрана застали с FNFAL в руках Олега Притулина.

Пилот-таксист Николай Николаевич на несчастье оказался на своем месте, в подвальном кафе. Пока он ходил оформлять свой вылет на Чимкент, я вылез из окна туалета первого этажа гостиницы на летное поле и побежал к Ляззат. Милиция приехала, скорую ждали, но и так было видно, что Патлатый-Второй-Константин мертв. Умница Ляззат уже обыскала его. Кассета легла мне в ладонь.

Я был свободен. Задержанная свидетельница Ляззат, я чувствовал, не отрываясь смотрела мне в спину, пока я уходил в сектор, где стоял «Ил-103». Из глаз пилота на подлете к Чимкенту, когда нас тряхануло в облаках, вывалились халтурно поставленные контактные линзы… Слепая посадка.

Из госпиталя меня выкрали и перевезли через границу в Ташкент наркоман Идрис Жалмухамедов и кореец Тимофей Ким. Но это уже другая история.

Теперь, когда ноги под гипсом меньше зудят, новый серийный сон из прошлой яви я вижу реже, не чаще других таких же.

…Волчком, со скрежетом вращающийся на взлетно-посадочной полосе чимкентского аэродрома «Ил-103», летное поле, вставшее дыбом, небо, снова летное поле, опять небо, трава и кусты на крыльях развалюх-бипланов и беспамятство… В который раз. Очнувшись, я не расстраиваюсь и не злюсь. Потому что люди, с которыми такое случается, опасны только для самих себя. У них и каникулы – вне закона.