Текст книги "Лгунья"

Автор книги: Валери Уиндзор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Ну и что из этого – правда? Иногда мне кажется, что ничего. Это всего лишь сказка, которую я выдумала для себя, чтобы все объяснить. Поднималась ли я когда-нибудь по лестнице в грязную комнату над кафе "Акрополис" следом за человеком по имени Элефтерис? Да нет, конечно. Это невозможно. Мне бы и в голову не пришло совершать такие опасные поступки. Но сами видите, это явная ложь, потому что мне-то как раз пришло это в голову. И если бы этого на самом деле не произошло, где бы я откопала такие подробности, как банки маслин на ступенях? Нет, это сказка. Реальность кончается на том, что человек с чашкой кофе подошел, сел за мой столик и попытался меня "снять". Остальное я нарочно навыдумывала. Вот, говорила я себе, вот что могло бы случиться, если бы не мое непреклонное намерение оставаться Маргарет Дэвисон. Вот почему я позволила себе и дальше оставаться ею, вот почему так долго пряталась за её застенчивой скованностью. Есть и вторая причина, позволяющая мне думать, что это всего-навсего сказка. Хотя все это произошло в Стоке, некоторые детали кажутся мне подозрительно загадочными. Возьмите, к примеру, историю с потерянной туфлей – это уж явный плагиат. Нет, я все придумала. Ну, разумеется, придумала. Да, должно быть, придумала.

Целую вечность просидела я на каменных ступенях церкви. Мне о многом нужно было подумать, навести порядок в голове. Когда я наконец вспомнила об автобусе, было слишком поздно: он уже ушел. По словам женщины с автостанции, здесь ходит всего два автобуса в день, и последний отошел как назло вовремя, десять минут назад. Так что я побрела вниз, к реке, гадая, что же делать дальше. Дешевле всего, решила я, переночевать в отеле – не в Отель де Фалэс, где остановился Мэл, а в другом, на краю города, с глухими окнами, а утром сесть на первый же автобус до Фижеака. Я сидела на скамейке, глядя, как плещутся в воде туристы из лагеря на том берегу. Я очень устала. Глаза закрывались. Я растянулась на траве и погрузилась в странную дремоту, полную то ли снов, то ли галлюцинаций.

Что-то коснулось моей щеки. Я проснулась. Дядя Ксавьер сидел рядом со мной, держа травинку.

– Ну вот, – сказал он. – Наконец-то. Пора домой.

Я так смутилась, обнаружив себя лежащей на травке у реки, и мне было так приятно его видеть, так радостно от мысли, что можно пойти домой, что я на время позабыла о своем намерении бежать, и позволила ему помочь мне сесть.

– Как ты добралась до Сен Жульена? – сварливо спросил он. – Неужто так и шла всю дорогу?

Я кивнула.

– Зачем? Ты же могла взять одну из машин. Ты меня так больше не пугай, ладно? И на обед не явилась – да не позвонила – ты же могла умереть! Больше никогда так со мной не поступай.

Я слабо улыбнулась и послушно побрела за ним к площади, хотя краткий миг забвения давно прошел.

– Откуда вы знали, где меня искать? – спросила я.

Он пожал плечами.

– Думаешь, я совсем болван? Думаешь, я тебя не видел вчера вечером? Видел. Ты разговаривала с этим парнем. И я подумал: так вот он какой. Значит, это и есть тот, с водянистым голосом, который звонил и от которого ты убегаешь.

– Мне нужно было с ним встретиться, – сказала я.

Он кинул взгляд на мою хозяйственную сумку, но промолчал.

Предвечернее солнце слепило, когда мы ехали домой. Я закрыла глаза, непроизвольно расслабив все мышцы. Я почувствовала, что сдаюсь. Ни к чему пытаться убежать отсюда, сказала я себе. Ведь это здесь меня бросились искать, когда я не появилась вовремя. Еще хотя бы пару дней – не больше, я не жадная. Каких-то два дня, подумаешь.

Два дня плавно превратились в три, три – в пять, пять – в семь. Ничего не случилось. Никаких вестей ни от Мэла, ни от полиции. Я снова почувствовала себя в безопасности. Начала забывать, что я делаю. Это уже не казалось мне чудовищным преступлением. Я машинально откликалась на имя Мари-Кристин. Становилось все труднее вспомнить, кто такая Маргарет Дэвисон. Кое-что о ней я начисто позабыла. Не могла вспомнить, какое у неё было тело. Теперь у меня было совершенно новое. Последние корки шрамов стали мягкими от ванн и облупились. Под ними были удивительно розовые и гладкие пятна, как у змеи, сменившей кожу. Мне нравилось новое тело. Маргарет Дэвисон никогда не любила свое. Предпочитала выключать свет, чтобы его не видеть. Избегала смотреть в зеркало. Это мое новое тело было ещё худым, но уже не таким пугающе изможденным. На кости наросло немного плоти. Мне нравилось, как торчат кости бедер. Нравилось, как ещё слабые груди несимметрично лепятся к ребрам. Нравились лихие рубцы шрамов. Мне было комфортно в этом теле. Честно говоря, я постоянно ощущала комфорт. Я хорошо спала. Ела. Плавала в бассейне под водопадом. Становилось все жарче. День за днем солнце выкатывалось спозаранку на небо, и к полудню раскалялось, как печь. Земля покрывалась трещинами. Цветущие фруктовые деревья не давали плодов. Цветы вяли и валились друг на друга.

В Ружеарке не осталось ни единого не изведанного мною уголка. Я досконально знала каждый мокрый камень, каждую бойницу, каждый портрет, каждую комнату в башнях с видом на реку, извивающуюся в сотнях футов внизу, в долине. Знала все постройки и флигеля. Знала кур. Знала оранжерею, где хранились брошенные части старого фермерского оборудования и сломанная карета. Еще там был гигантский стеклянный короб, выставочная витрина, похожая на кусок льда, в котором вморожен момент смерти. Чучело sanglier79 с открытым от ужаса ртом вырывалось из искусственного леса. На его шее висела худая, страшная фигура – чучело гончего пса. Обнаженные желтые клыки вцепились в кабана безжалостной, смертельной хваткой. Меня это беспокоило. Я думала: как странно, ведь когда-то давно этот свирепый, жестокий пес был жив. Кровь бежала по его венам. Он принюхивался, втягивая воздух. Откликался на свое имя. Он делал то, чему его обучили. У кабана же не было никакого имени. Он не отзывался ни на что кроме своих кабаньих инстинктов. Даже не знал, что он кабан. Он просто был. А теперь его нет, и нет давно, лет сто. Безымянный кабан и гончий пес, чье имя давно позабыто, оба мертвы, и кого это волнует? Их самих? Меня? Иногда, если мне было нечем заняться, я сидела в кособокой карете и тревожно размышляла обо всех этих глупостях с именами, и о том, что же они, собственно, означают.

Пару раз я ездила с Франсуазой в Фижеак. Я знала, что это опасно, поскольку какой-нибудь английский турист мог случайно меня опознать, но один день перетекал в другой, я все прочнее ощущала себя Мари-Кристин, и все больше забывала о возможной опасности. Все, кто был знаком с семьей, сразу принимали меня за Мари-Кристин. У них не было причин сомневаться.

Однажды утром на столе в холле появилось ещё два письма для меня. Одно было из лондонского банка. Они сообщали, что по моей просьбе от 24 числа сего месяца все мои сбережения, составляющие в сумме 9327 фунтов стерлингов и 95 центов, переведены в Банк Националь, который, в свою очередь, должен вскоре со мной связаться. Что ж, весьма полезная и интересная информация.

Второе письмо было от человека по имени Алек Фегрусон. Дорогая мисс Масбу, писал он. Это было очень краткое письмо на обычной писчей бумаге с обратным штемпелем Питерборо80. Он писал, что дал этот адрес человеку, назвавшемуся родственником Крис. Правильно ли он сделал? Теперь он немного беспокоился, не допустил ли он ошибки, но это был очень приятный молодой человек.

Понятное дело, этот приятный молодой человек – наверняка Мэл. Письмо я смяла и выбросила.

Деньги в банке немного вывели меня из равновесия. По случайному совпадению – а может, и не случайному, – Банк Националь в Фижеаке был тем самым банком, которым пользовалась вся семья. Им требовался образец подписи. Из документов Крис у меня остались только её водительские права и английская кредитная карточка. Подпись на них имела очень мало сходства с той, что я предоставила в банк, но никто, кажется, этого не заметил. В банке и так все знали, кто я такая. Они знали Франсуазу, знали, что я её кузина, она им сама сказала. Менеджер банка был личным другом дяди Ксавьера. Так что моя личность никогда не ставилась под сомнение. Если они и заметили, как мало одна подпись похожа на другие, то, скорее всего, приняли это за последствие несчастного случая. Менеджер заставил меня заполнить бланк заявления для новой кредитной карточки. Я немного волновалась, так как была не уверена, что правильно запомнила дату рождения Крис из её паспорта, но, наверное, я не ошиблась, поскольку на это тоже никто не обратил внимания.

Как-то вечером мы сидели на кухне, ужинали, и тут раздался телефонный звонок. Я ела артишок. Кожа у меня горела от свежего загара, мною овладели покой и сонливость. Дядя Ксавьер подошел к телефону.

– Это тебя, – сказал он.

– Меня?

Какую из них? Кого?

Он протянул мне трубку.

– Межгород, Англия.

Я очень медленно встала, я тянула время. Взяла трубку.

– Алло, – осторожно сказала я.

Молчание.

– Алло? – сказал женский голос на том конце провода.

Я откашлялась.

– Алло? – повторила я.

– Это Крис?

Не к чему было притворяться, что она ошиблась номером или что это не Крис. За столом смолкли все разговоры, даже дети прислушивались.

– Подождите, я подойду к другому аппарату, – сказала я.

– Нет, нет, слушай, – заторопилась женщина. – Это Сью. У меня только одна минута. Это ты?

– Да, – сказала я.

– Странный какой-то звук.

– Телефон плохой.

– Нет, я имею в виду, что голос твой странно звучит. Ты что, простудилась, или ещё чего?

– Да, – сказала я.

– Совсем ты на себя не похожа.

На это мне нечего было ответить. Я поймала на себе взгляд дяди Ксавьера. Он мне улыбнулся.

– Слушай, – сказала она, эта самая Сью, – этот адрес дал мне хозяин твоей бывшей квартиры... – Мистер Алек Фергусон из Питерборо, полагаю, который как-то уж слишком вольно обращается с моим адресом. – ... и я позвонила в международную справочную. Ты как там?

– Хорошо, – я старалась ограничиться односложными ответами.

– Если не считать простуды, – засмеялась она. – Развезло тебя, однако. Бедняга. У тебя голос из-за этого такой странный, ужас. В общем, слушай, я тут тебя сегодня вспоминала, потому что мы с Дениз говорили о тебе за обедом, а Дениз и говорит: "Позвони ей. Расскажи, что она пропустила". У нас тут разразился нешуточный скандал. Ты даже не представляешь! Видно, в администрации произошла утечка, кто-то дал сведения в прессу об условиях приобретения контрольного пакета акций Мосонов. Вернее, продал, сказал сегодня мистер Тейлор. Кто-то на этом здорово нагрел руки, сказал он. Он злой, как черт. Тут повсюду полиция и все такое. Ты все веселье пропустила.

– Боже правый, – пробормотала я.

– Ой, такое представление! Ну ладно, слушай, как там твой отпуск? Если это все ещё отпуск.

– Хорошо.

– И что это за замок, где ты живешь? Звучит отпадно. Это что, отель, или туристический лагерь, или что?

– Лагерь.

– Ты, небось, загорела, как негритос. Когда возвращаться-то думаешь? Когда деньги кончатся, что ли?

– Да.

– Везуха тебе. Вообще-то, Крис, если честно, я тебе потому и звоню. нас с Дениз турнули от Мидлмаса и Дана. Ну, а заодно и из Питерборо. Так вот, мы подумали, почему бы не сделать так же, как Крис, не поработать в должности временной секретарши. Может, ты дашь нам знать, когда вернешься, пообедаем где-нибудь. Поболтаем на эту тему. Мы думали, не попытать ли счастья в Лондоне. Только Дениз беспокоится о своей пенсии, о всяких там печатях и тому подобном. Ах, да... – она явно не собиралась заканчивать разговор. Я переменила позу. – Знаешь что еще. У меня ведь до сих пор эта потрясная вещица, которую ты мне одолжила для свадьбы сестры. Ничего, если она немного у меня побудет, или как?

– Да, – сказала я.

– А не возражаешь, если я иногда буду её надевать, а? Хотя бы вечером по субботам?

– Ладно, – сказала я.

– Я её почищу, – поспешно заверила она. Потом засмеялась. – Ну и странный же у тебя голос. Как будто придуриваешься. Винишком, небось, балуешься, поэтому. Ну ладно, Крис, приятно было тебя слышать.

– И мне тебя, – вежливо сказала я.

– Поболтаем еще, как объявишься. Не забудь позвонить, ага?

Она ещё несколько раз сказала "пока" и "смотри там". Я вернулась к столу и тяжело плюхнулась на стул.

– Подруга? – спросил дядя Ксавьер.

– Да, – сказала я. И нагло добавила: – Моя секретарша.

Я боялась, что они заметили, каким односложным и неприветливым с моей стороны был разговор, но они вели негромкую беседу о чем-то своем, по-французски. Что-то о поездке в больницу. Я была им очень благодарна за то, что они дали мне время передохнуть и поразмыслить.

Сколько же личин было у Крис, скажите на милость? Крис – независимый, живущий вольной жизнью брокер товарной фирмы? Крис – партнер Мэла, которого она надувает и исчезает с его деньгами, если верить его словам? Крис вместе со своими подругами Сью и Дениз – временная секретарша у каких-то Мидлмасса и Дана из Питерборо? Никак это у меня в голове не укладывалось. Нужно опять быстренько навести порядок в мыслях. Та Крис, характер которой я, по моим понятиям, так хорошо изучила, Крис, которой так хотела стать, постоянно менялась. А на деле-то, по крайней мере судя по последнему событию, она оказалась самой что ни на есть обыкновенной секретаршей. Как я.

Трудно было с этим смириться. Очень трудно. Я не хотела, чтобы она была похожа на меня. Хотела, чтобы она была сильной, волевой, все знала. Такой, какой я её себе представляла с самого начала.

За столом шел возбужденный разговор по-французски.

– Нет, пойдешь, – твердо говорила Tante Матильда. – Пойдешь, я тебя отвезу. Хочу сама побеседовать с врачом. Я тебе не доверяю.

На миг мне показалось, что это они обо мне: из-за слов "больница", "врач". Может, они имеют в виду доктора Вердокса. Но, похоже, речь шла о другой больнице. И о дяде Ксавьере.

– Это пустая трата времени, – сказал он.

– Зачем вам в больницу? – вдруг заволновалась я, отвлекшись, наконец, от собственных проблем.

Он пожал плечами.

– Да ни зачем. Обычная проверка.

Tante Матильда что-то сказала по-французски, я не поняла, что именно, что-то сердитое.

– Не делай из мухи слона, – сказал дядя Ксавьер. – Хватит уже опекать меня! Надоела ваша бесконечная бабская суета. Поглядите на меня! Я что, похож на больного?

Он отказался продолжать разговор об этом и сменил тему.

Позже, одолеваемая дурными предчувствиями, я спросила Франсуазу, в чем дело. Он что, болен? – спросила я, боясь услышать ответ.

Коронарный тромбоз, сказала она. Это случилось в феврале прошлого года. Он вдруг упал, держась за грудь. По моим глазам она поняла, что необходимо меня успокоить. Нет, на самом деле, мне не о чем волноваться, поспешно добавила она. Он очень быстро встал на ноги: он ведь такой крепкий. Нужно просто провериться, так положено.

Как обухом по голове. Я не могла этого вынести. Удрала наверх, чтобы ни с кем не разговаривать, пока не свыкнусь с этой мыслью. Легла в горячую ванну, пытаясь согреться: меня колотило от страха. Не думай об этом, велела я себе. Прекрати. Смотри, как он отлично себя чувствует: энергия так и бьет из него ключом. Эта энергия была такой щедрой, такой мощной, что излишки её, как солнечные лучи, излечивали мои раны, наделяли меня силой, прогревали ноющие кости. Разве возможно, чтобы он был болен? Здесь какая-то ошибка. Это непостижимо. Я этого не позволю.

Утром Франсуаза отвезла дядю Ксавьера и Tante Матильду в больницу. Дядя Ксавьер надел рубашку с коротким рукавом и галстук. И все пытался ослабить тугой воротник. Tante Матильда со стянутыми в пучок волосами вышла в темно-синем платье в мелкий белый горошек. Впервые я видела её не в черном. Она полагала – и небезосновательно – что если не убедиться, что дядя Ксавьер вошел в кабинет врача, то он потратит утро в кафе, дегустируя вино последнего урожая.

Побелевшее полуденное солнце бесновалось, отбирая влагу у всего, что не способно её удержать. Я взяла в сад несколько книг, которые мне нашел дядя Ксавьер, английских книг, и легла под зонтик, пытаясь читать. Все это были американские триллеры. Двое мужиков, которых звали Чак и Тодд разговаривали на непонятном сленге и гонялись друг за другом на машинах. Через определенные промежутки времени они палили из автоматического оружия, а потом уныло занимались сексом в комнате отеля то ли с куклой, то ли с курицей – с неким объектом, очень слабо напоминавшим человеческое существо. Понимала я примерно одно слово из трех. Я листала произведение под названием "Резня на шоссе", или что-то вроде этого, когда Селеста крикнула из окна кухни:

– Мари-Кристин, тут к тебе пришли.

Я забыла, что я не Мари-Кристин. Отбросила книги и сложила шезлонг. И только открыв дверь кухни, вспомнила, какую опасную игру я затеяла.

Это был Мэл. Он стоял, облокотясь на буфет, надменно и развязно.

– Привет, – сказал он, когда я вошла. – А я как раз представлялся твоей кузине. Она тут за мной ухаживает.

Оно и видно. Уже налила ему выпить. Она сидела за столом и курила с жеманной элегантностью. Периодически она неторопливо проводила рукой по волосам с тем расчетом, чтобы они упали на прежнее место, оставив в воздухе легкий аромат духов. Она смотрела на него, сузив глаза, словно речи его были настолько обворожительны, что легко могли соблазнить её одним только остроумием.

– А я как раз объяснял Селесте, что мы с тобой вместе работаем, сказал Мэл.

Я слабо улыбнулась. И предложила ему посмотреть замок.

– Ладно, – сказал он. – Почему бы и нет. Отлично.

Селеста встала:

– Не знала, что тебе интересно, не то бы давно предложила.

– Вообще-то, Селеста, – сказала я, – нам с Мэлом нужно кое-что обсудить.

– Дела, – улыбнулся ей Мэл. Он был очень умен. Умудрялся очаровывать Селесту и в то же время демонстрировать мне бесцеремонную самонадеянность. – Сама понимаешь.

Селеста выпустила клуб дыма, показывая свое разочарование.

– Тогда возвращайся выпить, когда вы закончите, – предложила она.

– Вот это да, – вздохнул Мэл, когда мы вышли во двор. – Она прямо точная копия Крис, правда?

– Что ты здесь делаешь? – грубо спросила я. Он не имел права соваться в эту реальность. Он принадлежал другой.

– А ты что здесь делаешь? – задал он встречный вопрос. Он был возмутительно хорошо одет. Сунул руки в карманы. Он наслаждался ситуацией. – Ты же сказала, что собираешься уехать.

– Я передумала.

– Ну, понятное дело.

– Это ненадолго, – сказала я. – Я просто отложила отъезд на несколько дней. Скоро уеду.

– Какая жалость. На будущей неделе в субботу в городе намечается грандиозный праздник. Фейерверки, как сказано в афишах. Танцы на площади. Оркестр. Все что душе угодно.

– Да, знаю, – сказала я. Я и вправду знала. Дядя Ксавьер был членом праздничного комитета.

– Жаль, если пропустишь, – заметил он, как будто мы просто шли и болтали о пустяках.

– Чего ты хочешь? – резко спросила я.

– Ну, например, осмотреть достопримечательности, раз уж я здесь, сказал он.

Я повела его в главный зал для банкетов. Он слонялся, разглядывая китайский фарфор и лакированные шкатулки.

– Очень мило, – бормотал он. – Очень и очень мило.

Я не попалась на эту удочку.

– Мне вчера позвонили, – сказала я. – Некая Сью, которая сказала, что работала с Крис.

– Сью? – протянул Мэл. – А там что такое? – Он зашел в библиотеку. Ух ты! – присвистнул он, разглядывая расписанный потолок. – Здорово.

– Крис ведь была секретаршей, верно? – гнула я свою линию. – Она вовсе не на тебя работала.

– А вот и нет, – сказал он. – На меня. Скажем так: она использовала свой талант – свой секретарский талант – в наших общих интересах. – Он снял с полки книгу. – Боже правый, – воскликнул он. – А ты недурное местечко выбрала, чтобы приземлиться. Я и понятия не имел, что Крис имела отношение ко всей этой роскоши. Она никогда не рассказывала об этом.

– Может, не хотела, чтобы ты знал, – холодно сказала я.

Он рассмеялся.

– Да тут на полках – целое состояние, – сказал он. – Я тебе вот что скажу. Я могу связаться с экспертом по антиквариату, выясню, что стоит пустить в оборот, а ты время от времени будешь приносить мне по парочке книг. Никто не заметит.

Я промолчала. Он положил книгу на место.

– Ну что ж, ладно, давай перейдем к делу, – сказал он. – Так кто ты есть на самом деле?

– А ты кто на самом деле?

Он засмеялся.

– Марина Джеймс, значит? – Он прислонился к полке и уставился прямо на меня. Взгляд был неприятным. Я отвернулась. – Забавно, – сказал он. – Я уверен, что где-то тебя видел. Чем-то мне знакомо твое лицо.

Я похолодела.

Он улыбнулся – доброй такой улыбкой.

– Ну ладно, – сказал он, – не будем об этом, правда? Это все детали. Пока, по крайней мере. Так что ты мне ещё хотела показать?

Я повела его в следующую комнату – приемную с обшарпанными застекленными витринами, где хранилась коллекция огнестрельного и антикварного оружия.

– М-м, весьма интересно, – сказал он. – Такое мы любим. Вот за эти штучки, например, – он указал на два пистолета с серебренными пластинами на рукоятках, – можно срубить пару косых. Не меньше. – Он присел на корточки, разглядывая револьвер девятнадцатого века. – Ну так скажи мне, Марина, сказал он, – полиция уже объявлялась? Насчет денег-то?

– Нет, – ответила я.

– Жалость какая, – он поднялся. – Заметь, говоря "нет", ты ведь вполне могла мне солгать, верно? Мне надо постоянно держать в уме, что ты очень искусная лгунья. Ну, разумеется, тут хочешь – не хочешь, а приходится проявлять максимум умения, как же иначе справиться с таким делом, верно? Я тобой просто восхищаюсь. Нет, честно. Восхищаюсь. Проблема в том, что от такого квалифицированного и талантливого враля не знаешь, чего ждать. Ты ведь можешь сказать мне что угодно, откуда мне знать, что из этого правда? Одно я знаю наверняка – что полиция могла ещё вчера вернуть тебе деньги.

– Не было их вчера.

– Ну, значит, позавчера. "Вот, пожалуйста, мисс Масбу". Могу поспорить, именно так они и сказали. Не очень-то они умные, полицейские-то. Не видят, что у них под носом творится. "Вот, мисс Масбу, пожалуйста. Вот вам ваши денежки. Вам бы лучше их сразу в банк положить, да-да".

Он пошел из приемной в комнату без мебели с огромным камином, где Франсуаза всегда останавливала группы полюбоваться сводчатыми потолками. Я поспешила следом.

– Н-дааа, – протянул он, заглядывая в дымоход камина. – Я бы так и поступил. Положил бы их прямиком в банк. На только что открытый счет. Думаю, как раз для этой цели ты его и открыла, так ведь?

Смутная, едва уловимая угроза витала в воздухе, как дымок от сигареты.

– Откуда ты знаешь, что я открыла счет? – спросила я, поднимаясь за ним по каменной лестнице.

– Знаешь, очень интересное местечко, – сказал он. – Нужно как-нибудь заехать сюда на экскурсию. Ты должна была рассказать мне все целиком, как положено, а то я чувствую себя обделенным.

– Откуда ты знаешь? – повторила я.

– Откуда я что знаю?

Он начинал действовать мне на нервы.

– Слушай, – сказала я. – Повторяю: полиции здесь не было. Они не возвращали мне деньги. И не вернут, потому что я сказала им, что это не мой чемодан. Они считают, что деньги принадлежали женщине по имени Кэтрин Хьюис. Это имя из второго паспорта Крис.

– Ага, но это ты так говоришь, – сказал он, останавливаясь на узкой застекленной площадке витой лестницы. – А я почему-то в это не верю. Не верю, что ты им сказала, будто деньги не твои. Зачем было это делать такой квалифицированной мошеннице, как ты? Ты только погляди, – он смотрел вниз, во двор замка. Отсюда была видна защитная стена с хохолками башенок, будка привратника, кусок крыла эпохи Ренессанса, лес, утесы, фермерские угодья, спускающиеся в долину. – Ты только взгляни на все это, – сказал он. – Это же гениально, черт возьми. Гениальное, если не лучшее в мире, мошенничество. – Он захохотал, будто радуясь за меня. – Да по сравнению с этим все мои авантюры – любительские забавы, мать их растак. – Он отошел от перил. – Ладно, – сказал он. – Хватит с меня на сегодня, насмотрелся. Передай привет этой несчастной, скучающей, изголодавшейся по сексу женщине, которая считает тебя своей кузиной.

Он пошел вниз по лестнице. Я за ним. Во дворе он дружелюбно сказал мне:

– Знаешь, Марина, мне и впрямь понравилось. Думаю, что обязательно наведаюсь сюда ещё разок.

– Меня здесь уже не будет, – сказала я.

– Ну-ну, что-то похожее я уже слышал. Но на самом деле ты никуда не собираешься, правда? По крайней мере, пока не дождешься того, что ждешь.

– Если ты имеешь в виду деньги, – сказала я, – то я здесь вовсе не ради них. И если они тебе так нужны, пойди в полицию и скажи, что они твои.

– Ой, да, знаешь, так и сделаю. "Простите, сержант, у вас тут не завалялись двадцать косых, которые у меня стибрила моя бывшая любовница, но, к сожалению, я не могу доказать, что они принадлежат мне, потому как для этого мне пришлось бы по уши влезть в дерьмо". – Мэл пожал плечами. Не слишком хорошая мысль. Так что... я это оставляю на тебя, вот что. В конце концов, они тебе их вернут. А я буду за тобой следить в оба, Марина Джеймс. – Он засмеялся. – Нет, пардон, не Марина. Совсем не то. Скорее, тебе подошло бы нечто более убедительное. Ну, скажем ... – он сделал вид, что ищет подходящее имя... – Скажем, Маргарет. – Он улыбнулся открытой, подкупающей улыбкой. – Так смотри, не забудь, – двадцать косых. И никаких фокусов.

Я смотрела ему вслед. Ноги дрожали. Когда он скрылся за воротами, я побежала к дому. Селеста слонялась в холле.

– О боже, – сказала она. – Потрясающий мужчина. Кто он? Расскажи. Ты должна пригласить его на обед.

– Он – потрясающее дерьмо, – сказала я, взбегая по лестнице.

– Я думала, это твой приятель. Будешь обедать? – крикнула она мне вслед

– Нет, – рявкнула я в ответ.

Я хлопнула дверью спальни и кинулась на кровать. Ну и мерзкий тип! Он все мне портил. Мне надоело копаться в прошлом Крис и пытаться разобраться. Оба они вруны, что Крис, что Мэл. Вруны и негодяи, оба! И он понял, кто я. Наверняка. Не случайно же он обронил имя Маргарет. Я мечтала убить его, только так от него можно избавиться. Да, я просто мастер по убийственным фантазиям. Частенько я к ним прибегала. И потратила незабываемых полчаса, уничтожая Мэла. Видели бы вы, как ловко я с ним расправилась – молотком по башке, а тело столкнула в реку. Ну вот, теперь мне намного лучше.

На улице дул обжигающий ветер. Он тряс тощие деревья и швырял в окна маленькие смерчи из пыли и сухой листвы. День становился все жарче. Мне хотелось прохлады. Хотелось смыть с себя все. Хотелось оказаться в холодном, чистом месте, где можно было бы принять холодное, чистое решение. Я соскочила с кровати и выскользнула из дому. Селеста в холле разговаривала с женщиной из города, которая пришла за дневной выручкой.

– Пойду поплаваю, – сказала я.

Я широко шагала, волосы трепал ветер. Птицы на ветках вдоль каменной тропы были молчаливы и неподвижны, словно их придавило зноем. Цикады молчали. Пара куцых, полумертвых от жажды бабочек утомленно цеплялись за цветки чертополоха.

Потом я услышала всплеск. Кто-то насвистывал. Я подумала, может, дядя Ксавьер вернулся из больницы и пришел окунуться в каменный бассейн, и завернув за угол, на какой-то момент я действительно подумала, что человек, которого я вижу, человек, стоявший на валуне спиной ко мне, совершенно голый, это дядя Ксавьер. Его короткие, мускулистые ноги густо поросли волосами, и стоя в моем бассейне, он больше всего напоминал сатира получеловека, полузверя. Но это был отнюдь не дядя Ксавьер. Это был кто-то другой. Он набирал воду в ладони и лил на голову. Она шлепалась ему на плечи. Он был очень загорелым. Он запрокидывал голову и тряс ею, как седеющий лев, пришедший к водопою в знойный полдень.

Я стояла над нависшим утесом и наблюдала за нарушителем, вторгшимся в мои владения. Он оглянулся. Я застала его врасплох. Мы стояли и пялились друг на друга. Он не прикрылся. Просто стоял. Я ударилась в панику. Повернулась и помчалась прочь, глаза мне застилал гнев. Да как он осмелился! Кто он? Дядя Ксавьер, дядя Ксавьер, где вы? На нашу территорию вторгся посторонний, посторонний в моем каменном бассейне! Сделайте что-нибудь! Избавьтесь от него. Прогоните. Но пока я добежала до конца тропы, спотыкаясь о камни, я вспомнила, что дяди Ксавьера сейчас нет. И мне нестерпимо захотелось снова увидеть этого человека, убедиться, что он мне не привиделся.

– Что за спешка? – спросила Селеста, когда я влетела во двор замка. Ты куда? – Но даже если бы у меня был ответ, я не смогла бы ответить: сбилось дыхание.

Я бегом пересекла лужайку. За стеной кухни была протоптана узкая тропинка, ведущая вверх, к самой вершине утеса, где росла ежевика, ракитник и можжевельник. Я карабкалась, скользя по камням. Пока добралась доверху, выдохлась, кололо в боку, вернулась привычная боль в ногах, но я лезла и лезла, боясь, что если не поспешу, человек уйдет. Ветки хлестали меня по лицу и рукам. Царапины на ногах кровоточили, но я упорно лезла дальше. В самом конце, где утес нависает над ручьем, где крошится известняк, я бросилась на живот и свесилась, глядя вниз.

Он был ещё там. Не знаю, какое я чувство испытала, облегчение или ещё больший гнев. Он стоял на большом валуне, глядя на свое отражение в воде. Потом потянулся, хрюкнув от удовольствия. Темные волосы на груди сужались к животу, образуя влажную букву "V", потом снова расширялись, переходя в более бледный, бронзовый кустик волос на лобке. Он согнул колени и сел в воду, там, где поглубже. Над ним вспыхнула радуга брызг, и вдруг до меня дошло, что за чувство во мне пробудилось. Нет, не гнев. Вожделение. Я легла на спину в заросли порыжевшей травы, закрыла глаза, и позволила фантазиям завладеть моим воображением. В этих фантазиях присутствовали нежные пальцы и влажные губы. И такое мы вытворяли с этим человеком, который пришел к моему водопаду, что в конце концов солнце взорвалось у меня в голове и пронзило насквозь тело, которое корчилось и вздрагивало в одиночестве на вершине утеса. Но это слишком личное. Это только между ним и мною. Я не желаю писать об этом.

Однажды давным-давно – я, пожалуй, начну ещё разок – однажды давным-давно жили-были две сестры. Их, конечно, должно было быть три, но было только две. А почему – не скажу, не знаю. И были они удивительно похожи, эти сестры. Обе служили секретаршами и обе убегали. Одна сестра постоянно удивляла, а вторая удивлялась. Жили они в густом, дремучем лесу, как это обычно бывает с сестрами. Если кто-то пытался приблизиться к ним, найти тропу среди зарослей, они пускали в ход свои убийственные мечты.

Но дело в том, что во всех известных мне сказках кто-нибудь находил-таки эту тропу, так или иначе. И какое бы обличие он ни принимал в начале, в конце он непременно оборачивался принцем. Не знаю, есть ли способ от него укрыться. Все сказки обязательно кончаются именно этим. Так должно случиться.