Текст книги "Кровь нынче в моде"

Автор книги: Валери Стиверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава 11 КОРОЛЕВА ПОДХАЛИМАЖА

– Не могу поверить, что она все еще хочет ехать вместе со мной за город, – говорю я Сильвии по телефону в субботу утром. – Такие люди обычно распадаются на молекулы, если покидают родной Манхэттен.

Хотя, конечно, ее можно понять. Аннабел – королева подхалимажа, а наша разведывательная миссия, чрезвычайно важна для Алексы, – очень важное задание. Аннабел не упустила бы такую возможность выслужиться даже ради последней модели туфель от Шанель.

– И она действительно собирается ночевать в вашем доме? – Сильвия шокирована.

– Да! – со стоном отвечаю я. – Она сама так решила – мол, это слишком далеко, чтобы за один день смотаться туда и обратно.

И мне еще приходится ждать, когда она выспится и позвонит. А так я сейчас уже была бы в автобусе, покидающем Манхэттен и уносящем меня подальше от всех этих кровавых сплетен. Пока тетя в Италии, ее чересчур огромные апартаменты кажутся еще более пустынными, чем раньше.

– Знаешь, в «Дракуле» у этого самого графа всегда возникали трудности, когда он пересекал океан.

– Меньше всего я сейчас боюсь, что из меня высосут кровь.

– Вот бы мне тоже оказаться там, – вздыхает Сильвия.

– Да, было бы просто здорово, – соглашаюсь я. – Честно.

Монтиселло вообще-то не поражает обилием зелени, но две недели, прожитые в Нью-Йорке, изменили мое мнение о родном городке. Разделительные полосы, заросшие травой, придают ему настоящий сельский вид. Я опускаю стекло в автомобиле отца, чтобы глубоко вдохнуть свежего, чистого воздуха.

– Бедная Кейт, – смеется мой отец.

Он встретил нас с Аннабел на остановке междугороднего автобуса «Грей-хаунд».

– Папа, ты глух к красоте природы, которая тебя окружает. Взгляни на эту траву! На эти деревья! На эти луговые цветы на обочине дороги!

– Ты говоришь так, будто сто лет прожила в Нью-Йорке, – веселится он.

– Папа! – говорю я. – Будь вежливым. Аннабел живет там с самого рождения.

Аннабел, обернувшись в черную хлопчатобумажную индийскую шаль, в огромных солнцезащитных очках непринужденно восседает на заднем сиденье нашей малолитражки цвета лайма.

– Не имею ничего против шуток над ньюйоркцами, – говорит она, подыгрывая Дэну.

С радостью я замечаю, что она полностью оправилась. Отъезд из Нью-Йорка на автобусе привел ее в состояние шока – эмоционального рода, не медицинского. Это результат недостаточной перфузии в тканях. Она молча ерзала в течение всей поездки, но теперь расслабилась и смотрит на все раскрыв рот, будто никогда раньше не бывала за городом.

– Родилась и выросла в Большом яблоке, [25]25
  Большое яблоко – шутливое название Нью-Йорка.


[Закрыть]да? – шутливо спрашивает ее мой папа.

– На Парк-авеню, – отвечает она и вскрикивает: – Ой, это волк?

– Мог бы быть и волк. Хотя скорее всего чья-то собака, – тактично объясняет Дэн.

Кажется, уик-энд будет тот еще.

Дэн Макэллистон узнал об Аннабел в течение одной нашей автомобильной поездки больше, чем я за две недели.

– Ты любишь свою работу? – спрашивает он ее.

– Ненавижу.

– Ты? Ненавидишь?! – Я поворачиваюсь на своем сиденье. – А я-то думала, что обожаешь.

– А тебе нравится работать с Алексой? – огрызается она. Потом говорит, обращаясь к Дэну: – Наша начальница – настоящий инкуб, несостоявшаяся ночная ведьма. Это ужасно. Она представляет опасность для моей карьеры.

– Так вот из-за чего ты здесь, – понимающе кивает Дэн. – Из-за карьеры?

– Да. Я в «Тэсти» уже почти год.

– Понятно. – Он весь сочувствие, хотя, по сути, самая неамбициозная личность в мире и тихо-мирно проработал бы, вероятно, лет десять, прежде чем подумал о продвижении по службе. – И что ты собираешься делать? Поменять работу?

– Тогда мне придется опять начинать все с нуля, – отвечает она.

Дэн, немного подумав, говорит:

– А может, вынудить босса уволиться?

Он, конечно же, шутит, но у Аннабел отсутствует чувство юмора.

– Кейт, – восклицает она, – мне нравится твой папа!

Дэн в ударе и настаивает, чтобы мы сделали остановку и съели мороженого. Честно говоря, я сомневалась, что Аннабел согласится, но, как оказалось, зря. В нашем местном киоске «Белая лошадь» оказался ее любимый апельсиновый шербет.

Мы сидим за тенистым столиком в березовой рощице у реки и облизываем наши ложки, при этом Аннабел не снимает свою шаль и очки, словно звезда, отправившаяся за покупками в продовольственный магазин. Она явно добивается именно такого эффекта.

– Разреши мне спросить еще кое-что, – говорит Дэн, наклоняясь к ней через стол. – Тебе нравится мода? Ты действительно не можешь без этого?

И снова ее ответ меня удивляет.

– Не уверена, мне больше нравится журналистика.

Мечтаю стать главным редактором. Но… – Она пожимает плечами. – Мне никогда не нравится, как я одета. Это своего рода и мука, и экстаз одновременно.

– Ты оценивала свои возможности? Думала о работе в других журналах? В данный момент очень важно, чтобы ты нашла правильный путь. Настало время, чтобы ты поняла – кто ты и чего хочешь, прежде чем споткнешься на карьерной лестнице.

Аннабел хмурится.

– Благодарю вас, мистер Макэллистон, но уже слишком поздно, – говорит она. – Это уже произошло.

– Золотко, сколько тебе – двадцать четыре? Пока еще перед тобой все дороги открыты. Я знаю, что ты считаешь себя уже старой, но поверь человеку, которому пятьдесят, – это не так.

– Я не могу покинуть индустрию моды. – В ее голосе появляются металлические нотки. – Это невозможно.

Он дипломатично уступает:

– Ладно, что я в этом понимаю? Я всего лишь производитель холщовых рубашек – так я зарабатываю на кусок хлеба.

– Да ну! Это круто! – Она снова оживляется.

Они оба меня здорово раздражают.

* * *

Не успели мы еще выгрузить сумки у дома моего отца, Аннабел уже рвется разыскать и осмотреть место для проведения съемок «Тэсти-герл», пока светло. Мы одолжили автомобиль у Дэна. Он выглядел немного грустным. Я села за руль. Сверившись с картой, мы выехали из поселка по дороге 97, а затем повернули направо по 52-й, в глубь округа Салливан. Эта местность была мне не очень хорошо знакома.

– Наша цель? – спрашивает Аннабел.

– Левый поворот у ржавого моста в пяти милях от Джефферсонвилля. Через три мили асфальт должен закончиться. Дальше – прямо. Добравшись до устья реки, пересечем высохшее русло и затем на развилке повернем направо. – Я вручаю ей мой блокнот. – Эти указания я получила от Алексы. Надеюсь, мы не заблудимся.

– Мы найдем это место, – твердо говорит она. – Обязательно найдем.

В конце концов, мы выезжаем к ржавому мосту (по крайней мере, хоть какой-то ржавый мост!). Я сворачиваю с дороги, и мы катим в рощу. Продираемся сквозь густую листву. Я думаю о Лиллиан и о том, что она, вероятно, не догадывается, что именно я спровоцировала гнусную новость в «Наблюдателе», и доверила мне рубрику Риз. Я понимаю, что ни в чем не виновата и все же не могу избавиться от чувства вины.

– Твой папа очень милый, – говорит Аннабел, откинув голову на подголовник.

Дорожное покрытие заканчивается неожиданно, и нас резко подбрасывает. Подлесок, в который можно попасть только по узенькой дорожке, окружает нас со всех сторон. Ветки царапают бока автомобиля, но мы не останавливаемся.

– Как ты думаешь, мы правильно едем? – начинаю я сомневаться.

– Они говорили, это у черта на куличках, – отвечает Аннабел довольным голосом.

Я включаю фары, и мы продолжаем ползти вперед.

– А у меня нет родителей, – вдруг говорит она, заставляя меня пожалеть о недобрых мыслях по поводу ее и Дэна.

– Что с ними случилось?

– О, они живы. Только я стараюсь не показываться им на глаза – живу в помещении для прислуги и не разговариваю с ними уже целую вечность.

– Это ужасно. Но почему?

– Развратный отчим. Истеричная мать – бывшая модель, которая никак не может смириться с потерей своей красоты. Ты же знаешь, как это бывает.

Нет, этого я пока не знаю и вообще не знаю, что мне ответить ей на это.

– Это ужасно, – повторяю я.

Но Аннабел, кажется, не собирается развивать эту тему.

– Может, закрыть окно? – предлагаю я, когда несколько зеленых листьев срываются и падают, кружась, ей на колени.

Она улыбается:

– Ты такая заботливая. Неудивительно, что на работе тебя все любят.

– Да никто меня там не любит! Лиллиан рано или поздно узнает про ту заметку в «Наблюдателе» обо мне и Джеймсе и захочет убить меня. Алексе уже не терпится это сделать, а Рэйчел и Нина терпят меня только потому, что им это выгодно.

Аннабел пожимает плечами:

– Новости в Интернете меняются очень быстро. Если Лиллиан этого до сих пор не видела, может быть, тебе удастся избежать неприятностей. А пока она тебя любит. С Алексой, я согласна, непросто, она иногда несносна. А Рэйчел и Нина вообще не в счет. У них нет необходимых качеств.

– Как это? Они богаты, и у них большие связи. Рэйчел умная, Нина красивая и стильная.

– В конце концов, ты это поймешь. Поверь мне, ладно?

– Возможно, им просто не хватает опыта… – Я на время умолкаю. – Черт возьми!

Мы добрались до места.

Двести лет назад это, вероятно, был симпатичный деревянный фермерский домик, распространенный в Новой Англии. Теперь это развалина с выбитыми окнами и разрушенным фундаментом. То, что когда-то было полями, заросло бурьяном и чертополохом, напоминая теперь кружево эпохи королевы Анны. Я выключаю двигатель. Жаркий воздух и гудение насекомых врываются в салон.

– Неужели это именно то, что имела в виду Алекса? – спрашиваю я.

– Бесподобно! – Аннабел выскакивает из машины и бежит к дому, прокладывая тропинку сквозь высокую траву.

Я медленно иду следом, со знанием дела щелкая цифровой фотокамерой. Жара и высокая жесткая трава – настоящий кошмар. Мои голые ноги немедленно начинают гореть, зудеть и чесаться. Это когда-то красивое место сейчас кажется жутким и определенно вызывает страх, если не сказать больше. Но я должна рассматривать его как фон для съемок девушек в роскошных нарядах. Это придаст особый шик гламурным снимкам. А Джада Дилан-Холл славится своей любовью к флористике. Интересно, что бы сказал по этому поводу Шейн…

Ближе к дому земля становится бугристой. Я спотыкаюсь на неровностях, думая о курганах и могильных холмиках.

– Аннабел? – Мой голос звучит испуганно.

Она зашла за дом. Я бросаюсь за ней через заросли травы, царапая свою и без того исколотую кожу.

Она стоит на краю чернеющей в земле дыры, заглядывая вниз.

– Аннабел! – громко кричу я.

Она поднимает на меня глаза и лучезарно улыбается.

– Это похоже на подвал, – говорит она. – Разве это не великолепно? Сфотографируй меня.

– Может, тебе лучше отойти немного от края? – нервно спрашиваю я. – Мне не хочется лезть туда за тобой.

– Кейт! – вскрикивает она. – У тебя кровь!

– Что? – Я смотрю на свои разодранные в кровь ноги.

– О, черт! Знаешь, в жару царапины кровоточат гораздо сильнее.

Аннабел смотрит на меня каким-то странным, остановившимся взглядом. На ее лице выражение нерешительности, будто она колеблется. Потом она, словно очнувшись, говорит:

– Дай мне камеру. Надо спешить, подходящее для съемок светлое время будет упущено.

* * *

Сжатые сроки, в которые я должна была подготовить свою первую колонку «Чистой одежды», были прекрасным оправданием, позволяющим мне покинуть компанию после обеда. Дэн его готовил, мы с ним с удовольствием поели, а Аннабел лишь повозила пищу по тарелке, но так и не съела ни кусочка. И хотя она была чрезвычайно мила и даже поведала мне по секрету бросающую в дрожь историю жизни девочки из богатой семьи, какая-то недосказанность заставляла меня сильно нервничать.

Дэн, с выражением легкого упрека на лице по поводу моего скверного настроения, отправился к своему другу Филу скоротать вечерок за покером. Я пыталась работать, в то время как Аннабел, плюхнувшись на диван в нашей берлоге, читала журнал конкурентов, поглядывая на зеркальную поверхность корпуса телевизора. Наконец она махнула рукой на спокойный домашний вечер и начала слать эсэмэски нашим сослуживцам.

– Они в «Смерть и K°». – Я знаю, что это модный ночной клуб Манхэттена. – Они интересуются, чем мы тут занимаемся. Что мне им ответить?

– Напиши – работаем.

– Не-а, – отвечает она. – Это скучно. Я напишу, что мы собираемся просмотреть твои туалеты.

– Ладно, – рассеянно отвечаю я.

Только что пришло электронное письмо от Сильвии, содержащее целый перечень отличительных черт вампиров. Она занялась безумным исследованием, с тех пор как я рассказала ей то, что узнала от Беверли.

Занятный список:

1. Ведут ночной образ жизни, не выносят солнечный свет, спят в ящиках или гробах или вообще не спят.

2. Всегда холодные (буквально), пьют свежую кровь.

3. Бессмертны.

4. Боятся чеснока и святой воды.

5. Погибают от серебряной пули, осинового кола в сердце, обезглавливания и сжигания.

6. Едят только в случае крайней необходимости.

7. Обладают сверхчеловеческой силой, экстрасенсорными способностями, могут принимать облик летучих мышей или собак.

8. Вполне материальны, шикарно выглядят, хорошо одеваются.

За исключением пункта о превращении в летучую мышь или собаку, все остальное сильно напоминает моих коллег по работе. А чеснок, по свидетельству Рико, – табу в кафетерии «Олдем». Десять минут спустя Аннабел предлагает:

– Эй, а давай и в самом деле посмотрим на твой гардеробчик!

И я оставляю попытки хоть какой-то работы сегодня вечером. В любом случае мне не удается сосредоточиться.

Когда мы уже собираемся ложиться спать – после извлечения и примеривания каждой вещицы моей отлично сохранившейся коллекции «Эва фор Эва», я слышу писк мобильника в своей сумке.

– Кто это? – спрашивает Аннабел.

Номер на дисплее кажется мне знакомым, но я не могу вспомнить его, пока не открываю текст сообщения. Оно гласит:

« Кто-то желает достичь оргазма… и скоро снова нанесет удар – Кто следующий? Надеюсь, что не ты, киска Кэт. – Н.»

Я захлопываю крышку телефона. Мои руки дрожат.

Что за черт? Это тот же самый человек, что раньше называл меня малышкой Мак и утверждал, что я становлюсь знаменитой. До сегодняшнего вечера я была уверена что Н. – это «Наблюдатель». Н…ох, нет!

– Это была моя лучшая подруга Сильвия из Лос-Анджелеса.

– Что ей нужно?

Возможно, это мне только показалось, но в голосе Аннабел слышится подозрительность.

– Она на классной вечеринке.

Аннабел извлекла из глубин своей большой дорожной сумки «Гуччи» длинную белую хлопчатобумажную ночную сорочку. В Викторианскую эпоху она выглядела бы вполне уместно. В ней Аннабел похожа на привидение.

– Позапрошлый век? Раритет? – шучу я, пытаясь сменить тему.

– Всего лишь подражание. – Она отвечает мне жутким оскалом, показывая свои клыки.

Я ныряю в свою двуспальную кровать и быстро натягиваю одеяло до подбородка.

Она ложится с другой стороны кровати и выключает свет.

Неудивительно, что я не могу сразу заснуть. «Малышка Мак». «Киска Кэт». Эти дурацкие послания от «Наблюдателя». А ведь он/она/оно знает мое настоящее имя. Не могу представить Рико, подсылающего Джеймса ко всем сотрудникам в «Олдем» или отправляющего мне анонимные угрожающие сообщения, если только я не недооценила его. Но все равно это должен быть кто-то, кто знает меня и с кем мы связаны по работе.

Исключение составляет лишь Аннабел, поскольку она лежит рядом. Ужасно тревожит содержание сообщения. Кто собирается достичь оргазма? На моей новой работе так много психов, что это мог бы быть любой из них. Лиллиан. Алекса. Беверли Грант.

Даже Аннабел.

Пожалуйста, только не Аннабел!

Проходят мучительные полчаса, но я по-прежнему бодрствую. Хуже того, у меня такое чувство, что Аннабел тоже не спит. Она шевельнулась пару раз, но я не слышу ее дыхания. Тем не менее чувствую, как ее немигающие серые глаза пристально смотрят на меня. Мое тело от ужаса покрывается мурашками.

Эти сообщения от «Наблюдателя», распространителя слухов о вампирах, и от Сильвии, поклонницы вампирической поп-культуры, плохо влияют на меня. Если не перестану думать об этом, это окончательно выбьет меня из колеи. Лучше бы я не выключала свет. Вспоминаю, как вечером мучимая «голодом» Аннабел бросила меня одну. Чего она так жаждала? А разве она не выглядела странно, когда уставилась на кровоточащие царапины на моих ногах сегодня? Пожалуйста, пусть она потерпит голод, пока я сплю рядом с ней!

Я убеждаю себя, что просто беспокоюсь из-за Беверли. Для параноика она вела себя вполне адекватно. Я не хотела думать о ней в Нью-Йорке, чувствуя больший страх, чем сейчас. Нужно будет связаться с ней в понедельник и узнать, как она провела уик-энд, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

Следующие десять минут тянутся как десять часов. Через час, боясь даже взглянуть в сторону Аннабел – а вдруг она действительно лежит и смотрит на меня, – я тихонько выскальзываю из-под одеяла и на цыпочках выхожу из комнаты.

Теперь-то мне уже никто не помешает работать.

Я с головой ушла в свою «Чистую одежду», пытаясь понять, что означает утверждение «Бэмбо», будто его кашемир «происходит из самовосстанавливающихся лесов», когда какое-то дуновение щекочет сзади мою шею. С оглушительным воплем я подпрыгиваю на стуле.

– Не устала? – спрашивает Дэн.

– Папа! Я так рада, что ты, наконец, дома! – теперь уже шепотом восклицаю я.

– Спасибо, детка. Этой ночью мне чертовски везло. – Он показывает пакет карамелек, которые в его компании используют вместо денег.

– Я уж подумал, Хэллоуин в этом году наступил раньше времени.

– Итак, сейчас два часа ночи. – Дэн опускается в кресло. – Что мучает мою дочь и почему она сидит за компьютером?

– Я получила задание – написать статью, – говорю я – Об альтернативной экологичной моде.

– Фантастика!

– Ш-ш-ш! – Я закатываю глаза, напоминая ему о спящей Аннабел. – Это круто, я догадываюсь.

– Держу пари, что не многим стажерам оказывается такое доверие, – говорит он, сияя улыбкой. – Я горжусь тобой.

– Одна статья, к сожалению, не изменит мир.

– Кто сказал, что твоя работа заключается в том, чтобы изменить весь мир? Если бы каждый, кто носит хлопок, переключился на коноплю, шапка полярных льдов перестала бы таять. Отдельные личности действительно могут кое-что изменить.

– Цель таких «зеленых» статей в журналах – не в том чтобы изменить поведение людей, – объясняю я, – а в том, чтобы дать им почувствовать, что они уже сделали это. Двадцать минут, затраченные на чтение материала об окружающей среде, – и человек может, не чувствуя себя виноватым, сесть в свой внедорожник и отправиться на прогулку.

– Значит, тебе не нравится то, чем ты занимаешься? У тебя тяжелые времена? Ты сидишь здесь в два часа ночи и корпишь над статьей. Однако мне кажется, тебе это нравится.

– Верно, – соглашаюсь я, испытывая чувство удовлетворения.

Мой отец вздыхает:

– Тебе нужно прислушаться к своим чувствам. Иногда я беспокоюсь, не является ли твое медицинское рвение реакцией на то, что случилось с твоей матерью. Я не хотел бы видеть, что ты идешь на это, только чтобы избежать той же опасности.

Открываю рот, чтобы возразить, но он опережает меня:

– Если медицинская школа – это то, чего ты на самом деле хочешь, поддержу тебя на сто процентов. Однако я всегда чувствовал, что тебе больше подойдет творческая специальность. С тех самых пор – и, пожалуйста, не сердись на меня за эти слова, – с тех самых пор, когда заметил, как сильно ты похожа на свою мать. Думаю, она была бы счастлива видеть, что ты идешь по ее стопам.

– Хорошо, но ведь ты же видел, куда привело ее творчество, – по-детски парирую я.

– Это не имеет значения и не должно тебя останавливать. Ты не можешь позволить идее фикс, извини за мной французский, определять твое будущее. – Он еще больше понижает голос. – Именно это делает твоя подруга, которая спит наверху. И она выглядит очень несчастной.

Дэн садится рядом со мной и пишет мне список своих знакомых в отрасли, производящей экологически чистую одежду, потом идет спать. Я продолжаю работать над статьей до тех пор, пока не начинает светать. Осталось лишь сделать парочку телефонных звонков в течение рабочего дня в понедельник, и материал будет закончен. Поскольку мне совсем не хочется ложиться в одну кровать с Аннабел, я сворачиваюсь калачиком на диване под вязаным пледом и сразу засыпаю, правда, успев спросить себя, что подумала бы Эва, если бы могла меня видеть сейчас. Она действительно была бы счастлива? Это было бы здорово…

Глава 12 ЖЕРТВА МОДЫ

Понедельник пролетает незаметно. Во время совещания Алекса объявляет, что она выбрала финалисток конкурса. Теперь никакой спешки: Джада начнет съемки только через неделю. Шейн утверждает место фотосессии. Лорен делает критическое замечание: поскольку это заброшенная ферма, возможно, следует заменить заголовок «Новая ферма» другим. Лиллиан предлагает название: «Малышки в роще: победительницы нашего конкурса "Тэсти-герл"». Все «за».

После собрания Рэйчел, Нина, Аннабел и я собираемся в кабинете Алексы. Нам дается задание – обзвонить всех финалисток и подробно проинструктировать их о том, где и когда состоятся съемки.

– Но, Алекса, что, если они работают и не смогут взять отпуск? Или у них уже есть планы? – спрашиваю я, ведь девушкам маловато всего шесть дней на то, чтобы собраться и прилететь в Нью-Йорк.

Я знала дату съемок, но не была уверена, что все пройдет гладко.

– Они пойдут на все, чтобы попасть на страницы нашего журнала, – отмахивается Алекса.

Аннабел поднимает руку:

– Собирается ли корпорация «Олдем» оплачивать им билеты на самолет?

– И где будут эти девушки жить? – добавляю я. Ну не на ферме же им спать.

Алекса пристально смотрит на нас, ее лицо окаменело от возмущения.

– Разве вы не продумали все это заранее?

– Я спрашивала тебя в прошлом месяце. Ты сказала, чтобы я не беспокоилась об этом, – робко отвечает Аннабел.

– А ты не думала, что необходимо контролировать процесс? Вы что, ненормальные? Или хотите подставить меня? – Она хватает папку с ежедневными распечатками светской хроники из Интернета и бросает ее в нас.

Рэйчел и Нина сидят тихо как мышки.

– Прости, – оправдывается Аннабел. – Мы все уладим.

– На вас никакой надежды, – психует Алекса. – Все бумаги по организации этого мероприятия должны лежать у меня на столе до конца рабочего дня. Авиабилеты. Гостиничная бронь. Что еще нам нужно?

– Может быть, чартерный автобус для перевозки девушек из города к месту съемок? – предлагаю я.

– Закажите служебную машину для нас с Джадой. И автобус – для девушек.

– А как насчет нас? – спрашивает Аннабел. – Мы тоже должны быть там, вдруг понадобится наша помощь.

Лучше бы она не задавала этого вопроса. Алекса уничтожающе смотрит на нее.

– Думаю, с меня уже достаточно вашей помощи, – рявкает она.

– Утвержден ли бюджет, которого мы должны придерживаться?

– Не донимайте меня мелкими деталями. Сами разбирайтесь!

Мы отступаем в рабочий закуток Аннабел, отгороженный не доходящими до потолка стенами. Я убираю со стула для гостей две сумки «Коач», фен и коробку шоколадок из «Болд гай» и сажусь, чувствуя, как от напряжения ломит затылок. Джада должна снимать в понедельник, второго июля, и во вторник, третьего. Мы условливаемся, что девушки прилетят в Нью-Йорк в воскресенье, переночуют в городе, а рано утром в понедельник на заказном автобусе отправятся к месту съемки. А пристанище на следующую ночь – я об этом договорюсь – им предоставят в мотеле Джефферсонвилля.

– Всем придется провести ночь с понедельника на вторник в мотеле. Ничего другого там нет, – поставила я Аннабел перед фактом.

Она уже связалась с бюро путешествий «Олдем» по поводу авиабилетов.

– Ты не можешь найти более приличный пансион для Алексы и Джады?

– Пытаюсь, но пока не получается.

– Постарайся, – говорит Аннабел. – Ведь мы имеем дело с Алексой.

В хлопотах по организации конкурса и телефонных переговорах, касающихся «Чистой одежды», проходит весь понедельник, и только во вторник у меня появляется возможность проведать Беверли Грант. По дороге к ее офису (отделы исследований, рекламы и производства расположены на противоположной стороне этажа, ближе к владениям Шейна Линкольна) останавливаюсь у кабинета Лорен, чтобы поблагодарить ее за протекцию, в результате которой Лиллиан и Алекса позволили мне пробу пера.

Ответственный редактор не поднимает глаз, когда я вхожу.

– Чем могу помочь? – напряженно произносит Лорен.

Ее глаза покраснели и воспалены. Обычно она самая милая из всех на тридцать седьмом этаже. Я бы добавила ее к своему списку людей, которых, должно быть, имел в виду «Н.», когда говорил (или говорила?), что «кое-кто потешается».

– Ты выглядишь неважно, – замечаю я.

– Просто я только что испытала шок, но со мной все в порядке.

Какое-то мгновение я жду. Если она не захочет ничего добавить, мне надо будет уйти.

Лорен опускает гранки, которые читала.

– Я смотрю и не вижу. – На ее глаза снова наворачиваются слезы. – Одна из наших сотрудниц умерла в эти выходные.

Внутри у меня все упало.

– Кто? – шепчу я.

Необъяснимое беспокойство, которое я испытывала в течение всего уик-энда, усилилось вдвойне.

– Беверли Грант. Ты вряд ли была знакома с ней.

Я опускаюсь в кресло для гостей, слезы наполняют мои глаза.

– Я разговаривала с ней на вечеринке в ресторане «Карнивор». Как это случилось?

– Ее нашли в примерочной магазина «Нолита» в воскресенье утром. Ее сестра только что звонила и сказала, что зайдет сегодня забрать ее вещи.

«Нолита» – это модный шопинг-центр по соседству, в центре Манхэттена. Он не кажется мне типичным для Беверли.

– Как она умерла? Ее убили? – спрашиваю я, и мне кажется, что мой голос звучит, словно в каком-то дрянном телешоу.

– Не знаю. А почему ты так подумала?

– Знаешь, этот «модный убийца»… Лорен устало вздыхает:

– Ты еще совсем новичок в этом бизнесе и не знаешь его многих по-настоящему темных сторон. Наркотики. Вероятно, Беверли умерла от передозировки.

– Наркотики в примерочной в воскресенье утром?

– Ты удивишься, но у «Нолиты» дурная слава. Некоторые магазины придерживаются политики «один человек в примерочной» именно по этой причине.

Беверли знала. Она знала, что скоро умрет.

Один из моих преподавателей любил повторять, что величайшая ошибка медицины – не уделять должного внимания тому, что говорит сам пациент. Профессор утверждал, что пациент зачастую знает, что именно с ним не так, и его интуицию нельзя игнорировать.

Очевидно, если следовать такой логике… Беверли Грант была убита вампиром.

Я выражаю свои соболезнования и, спотыкаясь, бреду назад к своему столу, даже не поблагодарив Лорен за помощь. А что, если мои сослуживцы и в самом деле вампиры? Их движения нечеловечески быстры и бесшумны – Алекса, например, всегда появляется словно ниоткуда. Они дьявольски сильны – Аннабел пригвоздила к стене Бэмби и держала ее за горло. Это объяснило бы и клыки, и холодные руки, и вечно задернутые шторы, и отказ от еды, и даже, с содроганием вспоминаю я, этот свекольный сок. Что, если этот напиток на самом деле кровь? И чья же это кровь? И почему именно секретарь Шейна разносит ее?

Я отчетливо понимаю, что вокруг творятся неправедные дела…

Сгорбившись, опускаюсь на стул, обхватив голову руками.

– Ты в порядке? – спрашивает Рэйчел.

Может быть, у нее действительно особый нюх на новости?

– Скорее, ПМС, – говорю я.

Успокойся, приказываю я себе. Эти люди выходят днем на улицу, а вампиры – никогда. Однако Лиллиан пользуется зонтиком от солнца… А когда Аннабел ездила ко мне домой, она все время куталась в шаль. Возможно они могут переносить солнечный свет, если это жизненно необходимо? А работа в центре города с его высокими зданиями, тенистыми улицами и многочисленными защитными тентами вообще для них идеальна. Мои сослуживцы приспосабливаются к современной жизни и другими способами. Они непринужденно развлекаются все ночи напролет. Любят спать днем. А как насчет этой «Кровавой Мэри» с «настоящей кровью» в «Карнивор»? Я ведь выпила несколько бокалов! Я, правда, сомневаюсь, что они могут превращаться в волков или летучих мышей и способны контролировать чужие мысли. Потом меня вдруг осеняет: «Возможно, мода – это и есть контроль над мыслями».

Входит Нина, и Рэйчел спрашивает ее:

– Нет ли у тебя таблеточки для Кейт? У нее ПМС.

– Спасибо, не надо, – отказываюсь я, – Это вредно для печени.

– Проблемы с моей печенью куда серьезнее, – растягивая слова, произносит Нина.

Я глубоко дышу. Не все в этом офисе вампиры. Во всяком случае, хотя бы Нина и Рэйчел. Они рано приходят. Как правило. И Лорен, вероятно, тоже не из таких. Вампиры же не могут рожать, верно? И Беверли не была. И люди, далекие от мира моды, тоже, например Джеймс…

Джеймс… На вечеринке он сказал, что есть вещи, которые я не смогу понять. И он явно намекал на то, что он намного старше. Что, если он действительно намного старше?

Меня больше не волнует, что кто-то увидит меня разговаривающей с ним. Плевать на слухи! Я решительно направляюсь по коридору к отделу фото.

Джеймс сидит за столом в наушниках и не слышит, как я появляюсь. Касаюсь его плеча. Он поднимает глаза, не улыбается, снимает наушники.

– Привет, – тихо говорю я. – Мне нужно с тобой поговорить. У меня есть вопросы по поводу того, что ты сказал в среду вечером.

Он явно нервничает. Без сомнения, ему не хочется, чтобы нас кто-то слышал.

– За углом на Пятьдесят девятой улице есть гастроном, – говорит он. – На северо-западном углу. Там можно присесть. Встретимся через пятнадцать минут. Просто купи что-нибудь и подожди меня.

А-а, «Плаза гурмэ»… Его я хорошо знаю. Туда ходят люди, которым есть что скрывать.

Я сижу в глубине зала, погруженного в зеленоватый свет. В фигурных зеркалах отражается мое круглое лицо. Джеймс приходит пять минут спустя. Он не садится.

– Ты слышал про Беверли Грант?

– Ужасно, что делают с собой люди, – говорит он.

Если бы он был вампиром, то именно так и должен был сказать.

– Ты думаешь, она сама это сделала?

– Так я слышал.

– Но знаешь ли, за последнее время произошло много загадочных событий. То, что случилось с Беверли, не так просто, как кажется на первый взгляд.

Он выглядит раздраженным.

– Я пришел сюда, потому что ты сказала, что хочешь оговорить со мной о вечере среды. Если же предмет нашей встречи Беверли, я лучше вернусь на работу.

Только бы он не ушел!

– Ты… сказал, что есть вещи, которых я не знаю. – Мой голос звучит предательски неуверенно. – А что, если знаю?

– Что? О чем ты говоришь?

– Ты сказал, что намного старше. Теперь понятно. Мне все понятно!

Я чувствую себя идиоткой.

Джеймс смотрит на меня странным взглядом.

– Послушай, Кейт, – холодно говорит он, – давай забудем о том вечере. Я много выпил и… – Он умолкает и затем заканчивает: – Извини, если я сбил тебя с толку.

Неужели он так ни в чем и не признается? В моем воображении этот разговор рисовался мне именно так. Однако он продолжает стоять с каменным лицом, молча. Наверняка Джеймс умеет «выключать» свое обаяние, когда захочет. Я делаю последнюю попытку: