Текст книги "Кровь нынче в моде"

Автор книги: Валери Стиверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Я заказываю проходящему мимо официанту еще одну «Кровавую Мэри».

– Огоньку не найдется? – обращается ко мне брюнетка.

– Извините, – отвечаю я. – Вероятно, я единственная здесь не курю.

– Я – Беверли Грант. Из отдела исследований. А ты – Кейт Макэллистон, новая съедобная игрушка.

Тетя Вик говорила мне, что женщине никогда не следует реагировать на анонимную корреспонденцию, электронные заигрывания или оскорбления пьяных. Я невозмутимо наблюдаю за шумной четверкой, сидящей за столом напротив нас.

– Могу поспорить, что ты ждешь, не дождешься, как бы стать одной из них. – Беверли делает большой глоток мартини.

Я пожимаю плечами и улыбаюсь. Мне хочется, чтобы место слева от меня занял, наконец, Гари Элдерс, так написано на карточке. Когда появится этот Гари, я смогу переключиться на него. Эх, Гари, Гари, ты, должно быть, сегодня на вечеринке получше, чем наша, иначе обязательно бы прибыл хотя бы к подаче первого блюда. Мы с Беверли напряженно молчим. Потом она поворачивается ко мне:

– Я видела, как ты взглянула на меня злобным взглядом модной сучки, когда шла сюда. Но знаешь, что бы ты там ни думала, мне наплевать на твои стандарты.

Мои стандарты? Я что – Диана Вриланд? [20]20
  Диана Вриланд – легендарный главный редактор американского «Вог».


[Закрыть]Лучше не связываться с подвыпившей и к тому же воинственно настроенной особой, но меня понесло:

– Взглянув на твое платье, я просто подумала, что такие обычно шьют в мастерских, где царит потогонная система. Я всегда спрашиваю себя, знают ли люди об этом, когда покупают подобные вещи. Прости, если я тебя обидела, – ничего личного.

– Ты думаешь о людях, – запинаясь произносит она.

– Да, думаю.

– Я тоже. – Она придвигается ко мне поближе. Ее лицо с мутным взглядом почти касается моего. – Ты хорошая. Ты мне нравишься. – Она обнимает одной рукой меня за шею и провозглашает, обращаясь ко всем сидящим за столом: – Она мне нравится! – Но им это все равно.

– Официант! – Беверли вцепляется в проходящего мимо служащего и заказывает еще один мартини.

– Ты уверена, что хочешь его? – спрашиваю я.

– Никогда нельзя быть ни в чем уверенной. Я открою тебе один секрет. Я испугана насмерть. Только мистер Мартини может мне помочь. – Речь ее становится отрывистой, и она с трудом пытается сфокусировать свой взгляд на мне. – Ты заметила, – продолжает она, – что с нашими коллегами что-то не так? Что-то не так в этом шикарном обществе, частью которого ты становишься. Они не едят. Они пьют только темно-красную жидкость. Они тощие, бледные лунатики, шикарные дамочки, великолепно смотрящиеся в черном. Кто они такие?

– Модели. – Я смеюсь.

Ей почему-то не смешно. До меня вдруг доходит:

– О, ты, наверное, о той чепухе, которую пишет «Наблюдатель»?

– Это не че-пу-ха! Эт-то прав-вда!

– Не может быть, – говорю я, хотя почти верю ей.

Она наклоняется ко мне и понижает голос до шепота:

– Ты кажешься довольно милой, хотя и одна из них. Поэтому я расскажу тебе кое-что, только тебе – больше никому…

Мне не по себе, да и голос Беверли стал более трезвым.

– Лиллиан Холл – вампир. Она приехала из Европы и привезла большую часть персонала с собой. Они все мертвецы. Каждому из них более ста лет. Они убивают людей, чтобы оставаться вечно молодыми. А когда хотят привлечь в свой клуб новичка, то сначала убивают его, высасывая свежую кровь, а потом каким-то образом – вуаля! – тоже превращают в вампира.

Она делает глоток мартини.

– Вот скажи, ты видела, чтобы они ели или пили что-нибудь, кроме кроваво-красного, или пользовались туалетом? Уверяю тебя, ни один из них никогда не пользовался сортиром по назначению.

Я не знаю, что сказать. Она имеет доступ к служебному туалету?

– Я провела собственное расследование целой вереницы странных смертельных случаев, произошедших с людьми из модной тусовки. Сначала они становятся бледными. Их волосы тускнеют, ногти искривляются и слоятся. Иногда у них обнаруживается необъяснимая тяга к несъедобным вещам, например, глине и бумаге…

– Это называется геофагия, своего рода извращение, – рассеянно замечаю я. – Признак сильной анемии. А ломкие ногти становятся вогнутыми, превращаясь в маленькие «ложки», при койлонихии.

Беверли словно и не слышит моих комментариев:

– Все это объясняется только одним: эти несчастные – жертвы вампиров.

У меня кружится голова. Инстинктивно сделанный глоток «Кровавой Мэри» только усиливает мою дезориентацию. Вампиры не существуют. Бедняжка Беверли Грант выжила из ума. Поразительно, что даже в наше время находятся такие невежи – все подозрения моей сильно подвыпившей соседки по столу легко объясняются с медицинской точки зрения.

– С ума сойти, – громко говорю я.

– Ты мне не веришь? – вскидывает она голову.

– Ну, не очень, – признаюсь я.

– Ладно, смотри. – Беверли приподнимает свои длинные темные волосы и показывает мне шею и зону ключицы. – Кровососы, которых ты до поры до времени считаешь своими новыми друзьями, кусают тебя именно сюда… А еще вот сюда. – Она похлопывает по своим запястьям, по животу и в области паха, где проходят крупные кровеносные сосуды. Я пью столько мартини, потому что жутко боюсь, что кто-то из персонала догадывается, что я знаю о них. У меня отличное здоровье. И пока что на мне нет никаких отметин. Но если я загнусь, как та маленькая собачка – да, я все про это знаю, – ты будешь знать, что на самом деле произошло.

Беверли чудом удерживается на своем стуле, раскачиваясь во все стороны, а мы еще даже не приступали к десерту.

– С тобой ничего не случится, – Я кладу руку ей на плечо пытаясь успокоить. – За исключением похмелья.

– Если бы только это. Мне страшно. Я подозреваю, что они просматривают мою электронную почту. А иногда вечером мне кажется, что кто-то преследует меня.

– Это тебе только кажется. Я провожу тебя до такси. Беверли лучше отправиться домой, пока она еще в состоянии передвигать ноги.

Двадцать воздушных поцелуев плюс один недовольный водитель такси – и я возвращаюсь на вечеринку.

В дверях сталкиваюсь с Джеймсом, и тут же все мысли о вампирах напрочь вылетают у меня из головы. На сегодня его работа закончена – большая камера спрятана в громоздкую черную сумку на ремне, перекинутом через плечо.

– Я думал, ты совсем ушла, – говорит он.

– Нет. – Неужели он искал меня? – Ты уходишь?

– Я мог бы выпить еще бокальчик. – Его щеки раскраснелись, а на пухлых красных губах темнеет полоска от красного вина. Интересно, сколько бокальчиков он уже пропустил? Я иду за ним к бару, который, пока продолжается обед, пустует.

Он заказывает вино. Я – еще одну «Кровавую Мэри», обещая себе не пить ее, поскольку мне уже хватит.

Мы болтаем о вечеринке, о работе, о разной чепухе. Обед заканчивается. Из соседнего зала доносятся звуки песни, которую исполнял какой-то музыкальный ансамбль.

Джеймс ухмыляется:

– Знаешь, по поводу твоих фотографий, которые я сделал… Ну ты еще говорила, что нефотогенична…

– Ну и…

– Они классные!

Его темно-золотистые глаза совсем близко. Мы сидим на барных табуретах лицом друг к другу. И мои колени – между его коленей, мои ступни стоят на подножке его табурета и наоборот.

– Спасибо.

– Извини, если я неадекватно вел себя.

– Я этого не заметила, – не моргнув глазом лгу я.

– Да заметила, заметила. Ты так молода и еще многого не знаешь. Ты намного моложе, чем я.

– Неужели? Сколько тебе лет, двадцать семь? Мне в марте будет двадцать три. – Я прикинула его возраст, учитывая год окончания колледжа.

Эту информацию я почерпнула из «Гугл».

– Я мог бы привести контраргументы, – печально говорит он.

Мы так близко наклонились друг к другу, что наши носы почти соприкасаются. Я вижу отдельные золотые крапинки в его глазах.

– О, черт, – говорит он и обнимает меня за шею.

Наши губы сливаются в поцелуе. Он обалденно целуется. Я абсолютно счастлива. А затем он берется снизу за мой табурет и подтягивает его поближе вместе со мной и опять целует меня. Я на верху блаженства.

Он берет меня за подбородок и смотрит в мои глаза. Я вцепляюсь в воротник его рубашки.

– Ты что? Здесь полно наших сослуживцев!

– Да. – Он снова целует меня. – Это плохо. Знаю, что плохо.

Хотя мне и не хочется, я отодвигаюсь.

– Неудобно.

– Хочешь, уйдем отсюда? Ты можешь вернуться в Бруклин вместе со мной. Обещаю быть джентльменом.

Я уже собиралась ответить «да», клянусь, когда фантом благоразумной Кейт материализуется в моем расплавленном страстью мозгу: я не хожу домой к мужчинам никогда не хожу. Особенно к тем, кто мне действительно нравится. Если парень тебя по-настоящему любит он позовет к себе и в другой раз – и ты получишь второй шанс. А если это не так и это твой единственный шанс ты тем более не должна соглашаться спать с ним.

– Нет, не надо, – шепчу я.

Джеймс по-прежнему держит мое лицо в своих руках и долго и пристально смотрит на меня, когда я говорю ему это. Он несколько раз открывает рот, собираясь возразить, но, в конце концов, разочарованно отпускает меня, выпрямляется и тяжело вздыхает:

– Ты права. Я сошел с ума.

И именно этот совершенно неподходящий момент выбирает Аннабел, чтобы прервать нас:

– У нас ЧП. – Она выглядит искренне огорченной.

Джеймс встает, отодвигает свой табурет и хватает свою сумку с фотокамерой.

– Мне надо идти. Я как раз собирался уходить. – Его слегка «штормит» – оказывается, он выпил гораздо больше, чем я думала.

Мы с Аннабел смотрим, как он, пошатываясь, уходит. Потом она наклоняется ко мне и шипит:

– Лиллиан хочет его!

– Зачем? Он уже сделал свою работу. – Аннабел кидает на меня испепеляющий взгляд.

Я спохватываюсь:

– В каком смысле хочет? Неужели у нее нет никого получше помощника фотографа? – Мысленно я извиняюсь перед Джеймсом за такую уничижительную характеристику.

– Это сложный вопрос. Вообще-то она любит молоденьких. До Джеймса она увлекалась одним молодым человеком из отдела объявлений.

– А сейчас? Она уже не любит его?

– Он ушел… – уклончиво отвечает Аннабел. – Это не имеет значения. Тебе надо держаться подальше от Джеймса. Я все видела, не знаю, видел ли кто-то еще, но если так, то ты труп. Лиллиан убьет тебя. В самом деле убьет, если ты заставишь ее ревновать.

Глава 10 ПОЧТИ ЗНАМЕНИТА

Как ни странно, к тому времени, когда на подземке я добираюсь до своей станции, мне уже гораздо лучше. Я бреду по Бродвею, и когда начинает пищать сотовый телефон, мое сердце екает от безумно неправдоподобной надежды, что это сообщение от Джеймса. Вспоминаю, что у него нет номера моего телефона. Более рациональная часть моего сознания предполагает, что это Сильвия, которая запросто могла бы оказаться в это время на западном побережье, однако номер, высветившийся на моем дисплее, начинается с 917 – это код оператора Нью-Йорка. Я читаю сообщение:

«Поздравляю, малышка Мак, ты становишься знаменитой. – Н.».

Я долго таращусь в телефон, потом набираю ответ:

«Кто это? – К.М»

Ответа нет. Я ускоряю шаг по направлению к дому и звоню Сильвии, фамилия которой начинается отнюдь не с буквы «Н».

– Эта сумасшедшая из отдела исследований? – спрашивает она после того, как я ввожу ее в курс дела и рассказываю о своей собеседнице на праздничном обеде. – Она отвечает за свои слова?

– По крайней мере, это заставляет задуматься…

– Да, мир моды – отличное прикрытие для вампиров! – веселится Сильвия. Она очень умная, однако обожает Энн Райс, [21]21
  Энн Райс – американская писательница, актриса, сценарист продюсер; автор бестселлера «Интервью с вампиром».


[Закрыть]Аниту Блейк, [22]22
  Анита Блейк – героиня романов Лорел Гамильтон.


[Закрыть]Баффи. [23]23
  Баффи – героиня телесериала «Баффи – истребительница вампиров».


[Закрыть]Романы о вампирах были ее страстью в школе. – Ты же сама сказала, что они спят целый день. К тому же у них холодные руки и клыки.

– Иногда они ходят на модные фотосессии, или в СПА-салоны, или на распродажи образцов одежды высокой моды.

– Итак, они приспособились к современному миру, – заключает Сильвия. – Тебе просто необходим оберег или амулет и… Ох!

– Что «ох»?

– О, не обращай внимания.

– Нет, что ты хотела сказать?

– Как насчет Джеймса? Не может ли и он быть одним из них? Он же работает в «Тэсти». Руки и губы у него холодные?

– Нет, точно не холодные.

– Это хорошо, но неубедительно. Он мог быть просто сытым.

– Сильвия! – взвизгиваю я.

Я заканчиваю разговор с Сильвией и вхожу в лифт дома тети Вик. Квартира, как обычно, тиха и пустынна, меня встречают лишь кивающие головками орхидеи и бесценные произведения искусства. Я несусь на кухню – к холодильнику: из-за «намартинившейся» Беверли Грант и ее пугающих откровений я почти ничего не ела во время обеда.

На кухню вплывает моя тетя. Она в шелковом халате цвета фуксии с контрастной ярко-голубой отделкой и таким же поясом.

– Чем это пахнет? – морщится она.

Я стряхиваю со сковороды жареный сыр на две тарелки. Нет ничего вкуснее полуночного сыра, хотя в данном случае это уже не совсем так, поскольку часы показывают два часа ночи.

– Итак, расскажи мне, дорогая, как прошел вечер.

Болтая с Вик о ее и моей тусовке, я понимаю, что именно об этом и мечтала, когда надеялась пожить у нее. Я как раз собиралась ей об этом сказать и предложить делать это почаще, когда она оглушает меня новостью, как громом среди ясного неба:

– Завтра вечером я улетаю в Италию и не знаю, когда вернусь.

Я убита. Если бы ее не привлек запах готовящейся еды, неужели она бы просто так и уехала? Не оставив записки? Ничего?

– Я уверена, ты прекрасно обойдешься и без меня. Прислуга будет приходить – убираться, поливать орхидеи. – Виктория взмахивает рукой, как будто я переживаю исключительно из-за пыли.

– Зачем ты едешь? – пытаюсь скрыть я свое разочарование.

– Один коллекционер, с которым я работаю уже целую вечность, решил продать своего Шиле. [24]24
  Эгон Шиле (1890–1918) – австрийский живописец и график, яркий представитель модерна.


[Закрыть]Я должна помочь ему и сделать все, чтобы он не передумал. Это ужасно хлопотно, но картина будет сенсацией на аукционах осенью.

– О! Поздравляю.

– Спасибо. Это решающий рывок, если можно так выразиться. Поэтому вперед, и только вперед во что бы то ни стало.

Я ничего не стала бы делать во что бы то ни стало, за исключением того, чтобы проводить больше свободного времени с моей тетей.

– Желаю приятной поездки. – Я послала ей воздушный поцелуй и пожелала спокойной ночи.

Утром я одеваюсь особенно тщательно. Синие бархатные туфли на платформе. Простенькое суперкороткое черное облегающее платье с рукавами «фонарик» моего собственного дизайна – настоящая «панк-принцесса». Белая бархатная ленточка вокруг запястья. Смотрится очень даже неплохо.

Однако, придя в офис, я начинаю чувствовать себя параноиком. Мне это кажется или вокруг меня действительно гнетущая тишина? Феликс смотрит на меня с большим интересом, чем обычно. Пара девиц, которые, кажется, из отдела кремов для лица, замолкают на полуслове и во всю таращатся на меня, когда я прохожу мимо. Дойдя до своего рабочего места, я с облегчением вздыхаю и смотрю на Нину и Рэйчел. От этих двоих я, по крайней мере, знаю, чего ожидать – они ненавидят меня и потому не разговаривают со мной.

Однако, и это не предвещает ничего хорошего, они неожиданно заговаривают со мной первыми.

– Привет, Кейт! Хорошо повеселилась на вчерашней вечеринке? – Мне не нравится, что Нина хихикает после этих слов. – Интересно провела время? – с ехидством спрашивает она.

– А что?

– Просто стараюсь представить себя на твоем месте. Ты ведь у нас теперь «знаменитость».

Это что – новая форма издевок?

– О чем ты говоришь? – не понимаю я.

– Почему бы тебе не прочитать то, что пишет «Наблюдатель», а потом обсудим, – предлагает Рэйчел.

На модном небосклоне всходит новая звезда

Похоже, что у кого-то зубки становятся длиннее. Наряду со многими своими очаровательными привычками, например, спать в гробу, пить кровь и обладать «фирменным стилем», главред «Тэсти» Лиллиан Холл любит еще и флиртовать со своими более молодыми (речь идет о столетиях, друзья!) коллегами-мужчинами. Вчера вечером в ресторане «Карнивор» последний предмет страсти Холл был замечен «глубоко втянутым в беседу» с симпатичной стажеркой, пока Королева дьявольского модного сообщества скучала в обеденном зале. Кому-то не поздоровится, если Холл об этом узнает. О, упс! – она уже узнала.

Тема: «Тэсти», Вампиры, «Олдем инкорпорейтед», Лиллиан Холл, Проклятые.

«Замечен глубоко втянутым в беседу» – неплохо. Гораздо хуже было бы «застигнут в жадном поцелуе», хотя и ближе к истине. Кто, черт возьми, пишет всю эту дрянь? Я подозревала Рико, но его не было на вечеринке. Если только, ужасаюсь я, Джеймс не рассказал ему об этом, вернувшись домой. Но зачем ему делать это? Джеймс временами раздражающе изворотлив, как большинство симпатичных парней, но он не стал бы причинять мне неприятности, тем более что сам говорил мне, что старается не давать повода для пересудов. Неужели притворялся?

Я «кликаю», чтобы закрыть окно браузера, тупо уставившись на экран монитора, мое тело сковано страхом – хочешь не хочешь, а придется повернуться и оказаться лицом к лицу с вопросительными взглядами моих «подруг». Поскольку у нас временное затишье в работе – Алекса определяется с победительницами конкурса «Тэсти-герл» на основании списка полуфиналисток, поданного ей Аннабел, – у меня масса времени, чтобы поволноваться, ожидая увольнения.

Около одиннадцати тридцати приходит сообщение от Аннабел: « Не паникуй. Никто, кроме меня, не знает, что это была ты».

Я отвечаю: « Люди ведут себя странно. Рэйчел и Нина, они обе подозревают меня. Демонстративно».

Аннабел успокаивает: « Да они сплетничают про всех, а твое имя значится в списке сотрудников, приглашенных на вечер. Не обращай внимания».

Я спешу выразить ей свою благодарность: « Спасибо. Спасибо. Спасибо».

Она: « Особо не расслабляйся. Будешь корчиться на горячей сковороде, если Лиллиан тебя заподозрит».

Я стараюсь держаться бодрячком. Но если «Наблюдатель» зрит в корень (и тому имеются доказательства!), то у меня серьезные проблемы – кто-то еще видел меня с Джеймсом в углу, «глубоко втянутой в беседу». А на прошлой неделе, на вечеринке в «Сакс», это была сама Лиллиан. Даже если остальные не станут меня подозревать, она все равно догадается.

День тянется бесконечно долго.

На этот раз Алекса не достает нас своими поручениями. Меня подмывает пройти мимо отдела фото и взглянуть на Джеймса, но я все не решаюсь. Остается каждые тридцать секунд проверять электронную почту в надежде, что он пришлет мне приветик или признание в любви после вчерашнего.

И когда я начинаю уже подумывать о еде, раздается громкий стук в нашу дверь. Я не могу заставить себя повернуться и слышу, как Рэйчел голосом, вибрирующим от благоговейного страха, произносит:

– Привет, Лиллиан! Привет, Алекса!

Я, как при замедленной съемке, разворачиваюсь на своем кресле, чувствуя мгновенно, как вспотели мои ладони. В черной узкой юбке (такие юбки в обтяжку в этом сезоне называют «второй кожей»), черном блейзере и кожаных лакированных туфлях Лиллиан выглядит восхитительно, как готический архитектурный шедевр. Мы встречаемся взглядами. Ее матовые красные губы вдруг искривляются. Это похоже на улыбку. Но это не может быть улыбкой! Лиллиан не может продолжать относиться ко мне дружелюбно, узнав, что я, проработавшая под ее началом так мало, – ее соперница. Особенно после того, как «Наблюдатель» позволил себе непростительный грех – посмеяться над ее возрастом.

Алекса выглядит недовольной – до меня доходит, что бульварная пресса ни разу не упомянула о ней. Неудивительно, что она вне себя от негодования.

– Кейт, – обращается ко мне Лиллиан. – У нас для тебя особый сюрприз.

О Боже!

– Теперь, когда Риз больше нет с нами, ее колонка осиротела. Она вела «Девичий разговор». Мы бы хотели, чтобы ее содержание отвечало запросам молодежи и рубрика стала регулярной.

К чему это они клонят, и что случилось с Риз?

– Лучше, если этим займется человек, не имеющий соответствующего опыта, – добавляет Алекса.

Лиллиан продолжает:

– Лорен сказала мне, что ты хотела бы писать и у тебя даже есть кое-какие идеи.

Они возникли у меня только на прошлой неделе, а кажется, что это было так давно.

– Да, – запинаясь, говорю я.

Нина и Рэйчел обратились в слух.

– Я за «здоровую» моду. В нравственном отношении здоровую. Если бы я вела эту рубрику, то обратила бы внимание читателей на одежду, при производстве которой не использовался рабский труд. Экологически безопасные ткани – и для людей, которые шьют, в том числе. Аксессуары с низким содержанием углерода. Тему можно развивать сколько угодно…

В комнате повисает напряженная тишина.

– Для меня это звучит как РЕТА, – холодно говорит Алекса.

При слове «РЕТА» слышится нервное ерзанье. Нина исподтишка бросает взгляд на Лиллиан в ожидании вспышки гнева. Все в «Тэсти» отлично знают, что наша начальница – личный враг РЕТА.

– Можно ли считать эту одежду «крутой»? – спрашивает Лиллиан.

Здесь словечко «круто» считается высшей формой похвалы. Противоположность «крутости» – «отстой».

– Конечно. – Вспотев, я сбивчиво продолжаю свои объяснения: – Надо же думать и о демографии. Один магазин в Лос-Анджелесе как раз проводит неделю «эко-моды». А торговая марка «Стюарт энд Браун» использует исключительно натуральный хлопок и жертвует часть своей прибыли на охрану окружающей среды. – Я провела собственное исследование.

По выражению лица Лиллиан ничего невозможно понять.

– Хм! – выражает свое отношение к сказанному Алекса. Я воспринимаю это как нечто худшее, чем просто отстой. – Мода должна быть забавной.

– Это может быть забавно – носить экологически чистую одежду, – вставляю я.

– Чистая одежда… – задумчиво произносит Лиллиан. – Мне нравится. Подготовь что-нибудь к среде.

Лиллиан чудесным образом раньше всех узнает новости. Единственно возможное объяснение ее продолжающегося благоволения ко мне – это то, что она не читала сегодня «Наблюдателя».

Интересно почему?

Лиллиан и Алекса испаряются, оставляя нас одних.

Рэйчел с грохотом обрушивается на свой стол и начинает причитать:

– Я должна была получить эту работу! Я – писательница! Я веду живой журнал в Интернете изо дня в день. – Она ударяется головой о свой письменный стол. – Я умоляла их – Лиллиан, Лорен, Алексу, Кристен, Алессандру, Риз, всех их! – бум! – дать мне возможность написать хотя бы одну-единственную крошечную статейку. Я так мечтала получить эту гребаную работу!

– Ты просила их об этом? – визжит Нина. – А я ничего об этом не знала!

– Конечно, просила. Ты идиотка! – кричит Рэйчел.

Обычно счастливое лицо Нины мрачнеет.

– Возможно, я и не гений, но по крайней мере, не бегаю по редакции, умоляя опубликовать свою писанину.

– Лучше закрыть дверь, – вполголоса говорю я, вскакивая со своего места.

Рэйчел продолжает истерику.

– Что за смысл работать в редакции, если тебя не публикуют, пока ты молода и полна энтузиазма?

– Девочки, – говорю я, нервно переминаясь с ноги на ногу, – давайте объединим усилия. Возможно, если мы поддержим друг друга, каждая из нас добьется того, чего хочет.

Нина и Рэйчел непонимающе уставились на меня. Они не видят дальше своего носа, и это удручает.

– Я могла бы помочь вам обеим – например, поспособствовать тому, чтобы вы были в списке приглашенных на вечеринки. Или замолвить кому надо словечко касательно публикации ваших материалов. Однако, видя ваше отношение ко мне, я спрашиваю себя: а стоит ли утруждаться?

– Зачем тебе делать это? – спрашивает Нина. – Какая тебе от этого выгода?

– Просто я добрая.

Рэйчел поднимает голову со столешницы. Лицо у нее красное, а волосы прилипли к губам.

– Добрая? – переспрашивает она. – Я хочу стать редактором журнала! Быть посредственностью и ничего не делать – это не для меня! – Она сжимает кулаки и выпрямляется.

– Попробуй сделать дыхание «уджай», – советует Нина. – Йога при таких состояниях помогает.

– Слушайте, – говорю я медленно и настойчиво, – давайте хотя бы попробуем. Прямо сейчас. Я иду в кафетерий. Пойдете со мной?

Кафетерий в «Олдем» сбивает с толку так же, как первый этаж крупного универмага, – это многолюдное, запутанное помещение, предлагающее слишком большой ассортимент, где рискуешь задохнуться от чужого парфюма – только все более потрясающее. Я чересчур возбуждена, чтобы выбрать нормальную еду, и останавливаюсь на странной комбинации салата из свеклы с козьим сыром и тарелкой соте из брокколи.

– Посмотрите на ту девушку, – говорю я своим коллегам, после того как мы находим свободный столик у волнообразной стеклянной стены.

Я незаметно указываю на двойника Николь Кидман в высоченном поясе-корсете.

– Круто или отстой?

– Отстой, – говорит Рэйчел, достает блокнот и с бешеной скоростью начинает строчить в нем.

Они с Ниной видели все это и раньше и сегодня не настроены рассуждать об одежде – только о Лиллиан.

– Так что ты думаешь? – спрашивает меня Нина. – Неужели Лиллиан проглотит это?

– Она явно не читала «Наблюдателя», – говорит Рэйчел – И не видела этой гадкой статейки. Прежде Лиллиан никогда не пропускала подобного. И она скорее уволила бы всех молодых специалистов, но не оставила бы это безнаказанным.

– Кстати, об увольнениях. Что случилось с Риз? – спрашиваю я их.

– Мы собирались узнать это у тебя! Ты же была на вечеринке.

– Это произошло во время торжественного обеда, – говорит Рэйчел. – Ты не могла не слышать, как там кричали.

– Одна из женщин за моим столом по-настоящему напилась. Мне пришлось выводить ее и запихивать в такси.

– Ну, ты знаешь, что Риз недавно стала последовательницей готов? – нервничает Нина. – Это все из-за этих нелепых слухов о вампирах. Она в это поверила.

Тут я вспоминаю замечание Лорен об особе, воспользовавшейся банком крови и плазмы.

– Она не одна такая, – бормочу я, однако все еще не могу поверить, что ее уволили именно из-за этого.

– Она пыталась укусить кого-то на вечеринке! – шепотом сообщает Рэйчел.

– А потом, – добавляет Нина, – сошла с ума – начала плакать и умолять, чтобы ей помогли преобразиться, мол, она хочет «стать такой же». Ее отвезли в лечебницу для душевнобольных.

– Ужасно, – замечаю я.

– Не притворяйся, что расстроена, – говорит Рэйчел. – Ты осталась в выигрыше. Ведь ты получила ее рубрику.

Я не хочу получать что-либо ценой чьего-то нервного срыва. Однако Нина и Рэйчел никогда не поверят в это.

– Хуже всего, что Лиллиан проигнорировала случившееся, – говорит Рэйчел. – Она в это время беседовала с мужчиной-моделью. Что случилось с «правящим железным кулаком в бархатной перчатке»?

– Перчатки на месте, – замечает Нина.

Рэйчел продолжает:

– С ней что-то не так. Она уже почти ничего не редактирует. И заставляет Лорен и других людей делать свою работу. Кстати, Лорен одевается в тряпки из «банановой республики» и выглядит по большому счету неважно.

– Она только что родила близнецов и трудится полный рабочий день, – говорю я.

– Что ни говори, она не эталон моды.

Мне неловко, что они критикуют Лиллиан, которая была так добра ко мне, однако у меня появляется возможность затронуть тему, которую мне до смерти хочется обсудить.

– Вчера вечером я упомянула об убийце законодателей мод, и Лиллиан это тоже проигнорировала, – говорю я.

Глаза Нины расширяются. Рука Рэйчел непроизвольно тянется к блокноту, но она подавляет этот порыв.

– Ты была на той вечеринке? – шепчет Нина.

Я киваю. Наконец-то кто-то воспринимает эту ситуацию серьезно.

– Ты видела тела? Как они выглядели? Что на них было надето? – спрашивает Рэйчел.

Конечно, я помню это во всех подробностях, однако мне кажется, что я не вправе сплетничать об этом.

– Мы ушли до того, как появилась полиция. Я была с Кристен, Ноа и Матильдой. Никто из них никак не отреагировал на произошедшее, как будто их это вообще не волновало. Вам не кажется это странным?

– Я не удивлена, – говорит Рэйчел. – А вот Нина вскрикнула, когда услышала о двойном убийстве в студии Сен-Пьера…

– Моя мама выписывает газеты, – объясняет Нина.

– …а Аннабел пришла ужасно раздраженная и приказала ей держать себя в руках, – заканчивает Рэйчел. – Мы в любых обстоятельствах должны оставаться очаровательными и сдержанными.

– Не кажется ли вам это бесчеловечным? – спрашиваю я. – Нет ли у вас ощущения, что люди здесь куда более странные, чем это можно было бы объяснить особенностями модной индустрии? Например, вы обратили внимание, что они спят в своих офисах всю первую половину дня?

– Да, – отвечает Рэйчел. – Я видела Кристен Дрейн лежащей на полу. И обеих француженок – тоже спящими. Вместе…

– И что ты думаешь по этому поводу? – осторожно спрашиваю я, не затрагивая до поры до времени тему слухов о вампирах, – неизвестно, как она отреагирует на это.

– Я думаю, что они слишком много времени проводят на различных вечеринках, поэтому и засыпают прямо на рабочем месте. Они испытывают колоссальное напряжение оттого, что постоянно находятся в центре внимания. И еще, вероятно, наркотики, – ставит точку Рэйчел.

– Ты не думаешь, что они на самом деле… своего рода темная сила? – направляя ее мысли в нужное русло, говорю я.

– Да брось ты, – отмахивается Нина. – Они ничем не отличаются от тебя или меня, если ты об этом. – Ее пристальный взгляд провожает проходящую мимо фигуру. – О-о-о-о! – восхищается она. – Рюши!

Джеймс не позвонил мне и после обеда. Он не задержался у моей комнаты, чтобы поболтать или просто, проходя мимо, подать тайный знак, понятный только мне одной. Я не решаюсь пойти к нему сама и поговорить, поэтому отправляю ему сообщение по электронной почте: « Привет! Как дела?» Это не очень убедительно, но ничего лучшего я придумать не в состоянии.

А потом я жду ответа. Жду, жду и жду.

В шесть часов вечера наконец я прохожу мимо его стола, но компьютер уже выключен – он ушел…