Текст книги "Первородные. Концерт для одной скрипки (СИ) "
Автор книги: Валери Рэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Ты был когда-нибудь влюблен? – не удержалась девушка.
Мужчина призадумался.
– Никогда, – видимо список женщин, которых он бы мог терпеть при любых обстоятельствах на протяжении тысячи лет, ограничивался его сестрой, которая так же была под вопросом. – Если не считать тебя, – быстро добавил он, приподняв брови. – И чем больше ты пытаешься убедить меня в обратном, тем сильнее я в этом убеждаюсь, – он пригубил остатки виски, и протянул ей руку. – Потанцуем?
Они удивляли друг друга на протяжении всего дня, поэтому и это предложение не было отклонено. Руки Клауса по-хозяйски легли на талию девушки, а она в свою очередь обвила его шею. Современная медленная мелодия ласкала звук. Данте прислонилась ухом к груди мужчины, слушая четкие спокойные удары сердца. Как ни странно, даже у него оно есть.
– Спасибо, – прошептала она, с легкостью скрывая слабость в голосе.
– За что? – его тихий голос звучал сейчас по-особому чарующе.
– За этот день, – ответила девушка, опустив всего лишь одно слово, которое могло бы изменить весь контекст этой фразы.
Казалось всего в двух шагах от столь драматичного момента, рядом с барной стойкой было произнесено два вердикта.
– Женаты.
– Френдзона.
Когда они покинули кафе, вечер казался слишком темным из-за затянувших небо туч. Вдалеке послышались раскаты грома, а продавцы поспешно собирали товар. Пару капель упало на плитку, которой была выложена аллея и тут же исчезли, земля еще не остыла от дневного тепла.
– Что для тебя рисование? – спросила Данте, умело балансируя на высоком и тонком бордюре обрамлявшем аллею.
Клаус шел за девушкой, заложив руки за спину, в любой момент готовый подхватить новоявленную акробатку.
– Рисование – метафора контроля. Я выбираю холст, цвета.… Будучи ребенком, я плохо понимал мир и свое место в нем, но рисование научило меня, что своих целей можно достигать обыкновенной силой воли, поэтому ты все еще здесь, – он взглянул на девушку, часть лица, которой было скрыто капюшоном плаща, но, несмотря на это, он знал, что она наблюдает за ним. – Что же касается тебя?
– Музыка – это магия. Когда я беру инструмент, я чувствую себя подобно королеве, весь мир перестает существовать, и я остаюсь наедине с музыкой, – она спрыгнула со своего «пьедестала», и подошла к нему вплотную, глядя непосредственно в глаза. – Одним движением смычка, я могу заставить людей вспомнить давно забытые эмоции: боль, ненависть, ярость, печаль, радость, эйфорию, надежду, любовь, – последнее слово она произнесла с улыбкой.
Теперь Клаус увидел ту часть девушки, которую так давно искал. Она далеко не была светлым ангелом, спустившимся с небес, играя на позолоченной скрипке. Она умеет управлять человеческими эмоциями, умеет предугадывать ходы, которые основаны на тех самых эмоциях, которые, кстати говоря, не чужды даже Древним вампирам. Элайджа обратил ее после пожара, но уже тогда, будучи человеком, она успела почерпнуть от братьев нужные знания. На мгновение он представил, каково быть ее врагом, и лукавая улыбка заиграла на лице гибрида.
– Если бы я мог направить твои таланты в нужное русло, – он коснулся ее щеки, и аккуратно большим пальцем смахнул каплю дождя.
Казалось, ее кожа горела, и по глупой самоуверенности Клаус списал это на страсть, столь интимного момента между ними. Он мягко коснулся ее губ своими, как бы пробуя на вкус. Он отстранился наблюдая за ее реакцией, она хотела было произнести что-то с улыбкой полной иронии, но слова застряли в ее горле. С паникой в глазах, она отошла от гибрида на расстояние вытянутой руки.
«Началось», – прозвучало в ее голове, и в подтверждение ее слов все мышцы будто стянуло судорогой, заставляя упасть на колени. Там где недавно была невинная царапина, пульсировала адская боль, рядом с которой пытки раскаленным железом были детской шалостью. Последнее что она запомнила, был Клаус, лишь глаза которого отражали заметное беспокойство.
========== Часть 4 ==========
Говорят, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Несмотря на то, что многие слухи в наше время несусветная ересь, это все же, правда. Впрочем, это зависит от ваших приоритетов. Сознание первым бьет тревогу и в голове проносится, то за что стоит жить, из-за чего стоит бороться за жизнь.
Умереть от укуса оборотня для вампира одно из худших наказаний. Сначала несчастный лелеет глупую надежду, что все еще можно исправить, это ведь всего лишь царапина, затем начинается паника, обреченность, но вплоть до самого конца любой вампир, как, впрочем, и человек, осознающий всю ценность жизни, цепляется за маленький кусочек надежды. Яд изнуряет больного не только физически, но и морально. Замечали ли вы, что видит вампир в своих предсмертных ведениях? То, что он потерял когда-то давно, воспоминания, которые были похоронены в глубоких ящиках, вновь всплывают наружу, заставляя забиться в самый дальний угол, даже тех, кто когда-то наводил ужас на целые города.
– Уходи, пожалуйста, – слабый голос вполне соответствовал свернувшемуся клубочком на гостиничной кровати изможденному телу девушки.
Клаус, задумчиво глядя на нее, никак не реагировал на адресованные ему слова. Мысли, предательские мысли крутились в голове, не давая возможности, сосредоточится на девушке. Все это было лишь фарсом, дешевой уловкой, чтобы получить его кровь и вылечится. Она дала ему надежду, а он повелся на этот легкий флирт как мальчишка. Мужчина резко встал, и принялся мерить шагами комнату, под сопровождением усталого взгляда, который пытался сосредоточиться на мечущейся фигуре.
– Мне нужна, правда, – Клаус остановился, в его глазах появилось нечто похожее на слезы, и, пытаясь сохранять спокойствие, он произнес почти по слогам. – Зачем ты вернулась сюда?
Взгляд девушки тут же метнулся к креслу, где парой минут назад сидел Древний. Ей было стыдно признаться ни сколько перед собой, сколько перед ним в своей слабости.
– Ответь мне! – его крик заставил ее вжаться в кровать еще сильнее, хотя казалось больше некуда.
– В пригороде Литл-Рока позавчера на меня напал оборотень. Мне удалось отделаться маленькой царапиной, но как оказалось, она была маленькая только первые несколько часов. Я вспомнила, что вы с Элайджей рассказывали, что укус оборотня смертелен, поэтому, – она сделала небольшую паузу, чтобы прочистить горло, – я решила найти тех с кем я бы хотела увидеться перед смертью. И, как оказалось, единственными кто у меня остался, были вы.
Все это время Данте смотрела не на Клауса, а куда-то вниз, боясь поднять глаза на гибрида, и далеко не страх был тому виной. Одной из вещей которой учишься за тысячу лет это недоверие, поэтому встав на колени перед кроватью девушки, непосредственно глядя в ее глаза, он задал тот же вопрос, и получил сокращенную версию предыдущего ответа. Ему с трудом удалось сдержать улыбку, чтоб не испортить столь трагичный момент. Он сел на кровать рядом с ней, даже сейчас, когда девушка была на грани смерти, его эгоцентричную душу, или то, что от нее осталось, грел тот факт, что она последний день своей жизни провела с ним. По собственной воле. Клаус притянул девушку, закутанную в одеяло к себе, и нежно прошелся ладонью по ее волосам. В ответ она прижалась к его груди, будто это был ее последний шанс спастись. Впрочем, так оно и было.
– Данте, – шепотом он обратился к ней, и по ее телу пробежала дрожь. – Если бы я смог вылечить тебя, но взамен я бы попросил тебя целиком и полностью принадлежать мне, ответить на мою любовь. Ты бы согласилась?
Он чувствовал, что она была в сознании, но после затянувшейся паузы ответа не последовало. Порой молчание может сказать гораздо больше, чем долгая вычурная речь.
– Спасибо, – прошептал он, нежно целуя ее в затылок.
Аккуратно дабы не задеть девушку, он закатал рукав и надкусил запястье, давая тем самым девушке шанс спастись.
Остаток ночи они провели вдвоем, и Клаус не заметил, как уснул, положив голову на колени Данте и слушая ее мелодичный голос. Она гладила его по волосам, внимательно изучая черты лица спящего. В этот момент он был по-настоящему беззащитен, позволив себе непозволительную в его положении роскошь – доверится. Эта женщина могла вырвать его сердце в считанные секунды и избавить мир от наибольшей его проблемы, но она просто исчезла, разрешив себе маленькую слабость: один нежный поцелуй.
– Что ты с ней сделал? – не успел младший брат сделать и пары шагов в собственном доме, как оказался, прижат к стене.
– Ничего, – он оттолкнул от себя Элайджу на безопасное расстояние, но заметив беспокойство в его глазах, добавил с лукавой улыбкой, – что бы могло доставить девушке не желаемый дискомфорт.
Ревность. Именно это мучительное сомнение на мгновение мелькнуло в глазах старшего брата, который подавил в себе нахлынувшее чувство ярости. Но здравый смысл и холодный нрав взяли верх над желанием к соперничеству.
– Она ушла, Элайджа, – крикнул ему вслед Клаус. – Не мне тебе рассказывать, что она не умеет прощаться.
Древний вампир почувствовал злость в голосе брата, не нужно быть гением, чтобы понять, что тот неравнодушен к Данте, но она ушла от него, тем самым вызывая неконтролируемую ярость. Она в очередной раз сбежала от них обоих, оставляя неизгладимый след позади.
Эпилог
Вы когда-нибудь задумывались о том, что такое любовь? Миллионы философов за всю историю существования человечества пытались дать единое верное определение этому понятию. Нет, я не собираюсь брать на себя ответственность и давать универсальное определение этому чувству. Она индивидуальна для каждого. Каждый может прочувствовать и объяснить что такое любовь лишь со своей, субъективной, точки зрения.
Меняет ли любовь людей? Нет, давно усвоенная простая истина – люди, как и существа, которые когда-то были людьми, не меняются. Они получают уроки, которые были преподнесены им в качестве какого-либо человека или события. И, как и все уроки, каждый растолковывает их по-разному: кто-то принимает все за чистую монету, и былые метафоры приобретают прямой смысл, кто-то пропускает все мимо ушей, вновь и вновь наступая на те же грабли, а кто-то делает выводы.
Момент, когда вывод сделан, может наступить не сразу, а лишь спустя многие годы, например, сидя за дубовым столом у камина, перечитывая как бы, случайно найденный дневник, на поиски которого были потрачены долгие часы и, вновь переживать те давно забытые чувства, благодаря которым с легкостью можно дать ответ на мучительный вопрос; вырисовывая знакомые черты лица, которые пытаешься забыть, закрашивая и сжигая все неудавшиеся наброски и законченные шедевры, понимаешь, насколько сильно одержим той, к ногам которой можешь и готов бросить весь, ненужный ей, мир и тайно получаешь невероятное удовлетворение, испытывая те эмоции, которые некогда думал, похоронены вместе с человеческой натурой; стоя на сцене при свете софитов перед пустым залом и выражая все свои ощущения через мелодию, в которую вложено гораздо больше боли и души, чем в возможные бессмысленные слезы, вызванные теплыми воспоминаниями.
Музыка окутывает зал как невидимый туман, позволяя своей хозяйке невиданную роскошь – дать волю чувствам, которые скрыты за синими, казалось бы, стеклянными глазами. Но всему свойственно заканчиваться, и инструмент послушно возвращается в футляр. И в то время как хозяйка поворачивается спиной к залу, он оживает, в помещении раздаются аплодисменты, принадлежащие всего лишь одному молчаливому зрителю.
Щелкают замки футляра, и скрипачка со счастливой улыбкой поворачивается к своему слушателю.
– Ты нашел меня, – раздается шепот, слышный лишь им двоим.