Текст книги "Рождество наступает все раньше"

Автор книги: Валери Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Никаких сообщений

Барри и без Джастин знал, что он дурак. Каждый раз, когда по дороге в спортзал ему попадалась вывеска «Цветы Филлера», он вспоминал, как, сидя на свадьбе рядом с человеком по имени Фидлер, он спросил:

– Эй, а вы не в родстве с этой стервой из городского совета?

– Это моя жена, – сухо ответил сосед. Хорошенькую женщину в автобусе он спросил:

– И когда ожидаете?

– Чего?

– Ребенка. – Он указал на ее живот и увидел бурю возмущения на ее лице. Ему хотелось выброситься из автобуса на полном ходу. То одно, то другое постоянно вызывало в памяти какие-нибудь постыдные эпизоды. Почему люди с ним все еще разговаривают?

Но он таков, и тут ничего не поделаешь. Бери как есть или проваливай.

Он не звонил Джастин. Джастин не звонила ему. Может быть, она подсчитывала то время, которое провела с ним, прикидывая, сколько вместо этого она могла бы записать себе в табель?

Шумным утром в четверг в конце марта Барри купил лишний стаканчик кофе и пошел проведать Херна.

– Мистер Фрутс-энд-натс! – радостно встретил его Херн и поблагодарил за кофе.

– Братец, а сколько ты зарабатываешь в год на посту начальника отдела?

– Лучше тебе не знать, – сказал Херн и отпил чуть-чуть кофе.

– Мне накинули десять тысяч, – Херн вздохнул, но выражение лица у него не изменилось. – Это приближает мое положение к твоему?

– Немного. Но не слишком. Не тот уровень.

– Ах он ублюдок. – Барри почувствовал себя обманутым. – Думает, кинет мне косточку и я буду крутиться с мячом на носу, как морской котик?

– Это большая кость, – заметил Херн. У него зазвонил телефон. – Он зовет тебя наверх, к начальству. – Херн взял трубку, и улыбка растаяла, уступив место угрюмому изнеможению. – Послушай, я тебе потом перезвоню, – резко сказал он и повесил трубку.

– Как Джини?

Херн испустил долгий и тяжелый вздох. Он снова съехался с женой после долгого и томительного периода, когда он жил в кирпичной коробке через дорогу от «КФС» в Оссининге и почти не спал.

Барри не хотел выслушивать историю еще одного неудачного брака.

– Что мне делать?

– Скажи Джону, что хочешь получать столько же, сколько любой другой руководитель группы.

Все еще не сняв пальто, Барри заглянул к Райнекеру. Лицо старика цветом и фактурой напоминало спелый грейпфрут, яркий и розовый, – он только что вернулся с конвенции производителей круп в Палм-Спрингс.

– Я руковожу группой. Это небольшая группа, но все-таки это группа. Я хочу, чтобы мне платили, как платят всем руководителям групп.

Райнекер сделал каменное лицо и посмотрел на Барри сквозь очки.

– Я беру на себя ответственность и хочу получать соответствующее вознаграждение. Десять тысяч это очень хорошо. Но это даже близко не выводит меня на общий уровень.

– Поговорим об этом позже, – резко сказал Райнекер.

– Я серьезно, ваше высочество. – Барри гордо вышел.

«Hello Goodbye» – песня совершенно в духе Пола: конфликт без грубости. Округлая, эпизодическая и в целом ничего не меняет. И не в первый раз Барри подумал, как бы он стал работать с группой «Натуральных лакомств», если бы это была его собственная компания. В «Мейплвуд Акрс» слишком часто приходится держать ухо востро.

В первый понедельник апреля в глубинах гипермаркета «Парамус Молл» Барри попивал перекипяченный кофе вместе с Айрис, наблюдая сквозь зеркальное окно, как водители автобусов, коммивояжеры и машинистки за 50 долларов и сандвич делились интимными подробностями своих ежедневных походов по магазинам. После серии вопросов, которые позволили выяснить, что большая часть из них смотрит телевизор по семь или больше часов в день и не читает газет, им наконец предоставили образцы конфет на бумажных тарелочках.

Шесть из десяти сказали, что им это нравится. Шесть из десяти сказали, что они бы это купили. Шесть из десяти сказали, что «Фруктовые друзья» и «Юркие ящерки» – дурацкие названия.

– Демократия – это так угнетает, – признался Барри, потягиваясь.

Айрис ухмыльнулась. У нее была родинка на шее. Он всегда старался сесть так, чтобы не видеть этой родинки. Он считал, что она разведена, потому что никакой мужчина никогда в разговорах не упоминался, но она жила в Нью-Джерси в собственном доме.

Ведущий группы спросил, как бы они отнеслись к конфетам в форме животных.

– Да ты мне всякую хрень на уши вешаешь, – буркнул мастер по ремонту холодильников, глядя прямо на Барри сквозь непрозрачное с той стороны стекло. – Конфетки-змейки?

– Смотри. Его вчера жена побила, – сказал Барри, постукивая по стеклу. – Видишь, какой у него обозленный вид.

– Не надо! – ахнула координаторша. – Они не знают, что ты здесь.

– Ага, черта с два, – Барри повернулся к ней. – Этот парень мне чуть ли не подмигнул. Спорим, он этим раз в неделю занимается.

– Ну, я не знаю, что вам сказать, – ответила координаторша высоким, задыхающимся голосом. Она нервничала. – Зачем же вы это устраиваете, если не верите в результат?

– Он верит, если результат ему подходит, – подмигнула Айрис, и он благосклонно ей кивнул. Смышленая штучка эта Айрис, только характер тяжелый. С другой стороны, по сравнению с мисс Джастин Шифф королева Елизавета II показалась бы легкомысленной и сговорчивой душкой.

– Никто не хочет змеек, ящерок, крокодильчиков или обезьянок, – читала Айрис с листа. – Они предпочитают конфеты в форме подушечек, пастилок, капелек или цветочков.

– Похоже на больницу, – заметил он, и она снова улыбнулась.

Странно, но у Айрис был довольный вид, и Барри хотел бы знать почему. Если он раскусит Айрис, то сможет, наверное, понять и Джастин. Может, дело в неудачном браке, а просто его нынешнее отсутствие позволяет ей чувствовать себя свободнее. Нет, этого не хватило бы надолго. И Джастин не выглядит довольной. Джастин, по-своему, степенно, снедала точно такая же жажда деятельности, как и Барри. Ему нравилось, что она колючая. С другой стороны, он уже успел порезаться о ее колючки. В буквальном смысле.

Он пришел домой в половине десятого. Никаких сообщений. Он ей звонить не будет. В печке ждало тушеное мясо в горшочке, приготовленное Пиппой. Конфеты надо назвать «Умничками» и продавать усталым, разочарованным взрослым как средство от одиночества и недостатка самоуважения.

Где-то в шкафу лежала футболка, которую выпустило одно из студенческих братств, когда он учился на первых курсах в Дартмуте. На ней была нарисована идеальная женщина: метр ростом, беззубая и с приплюснутой сверху головой, чтобы можно было поставить на нее кружку с пивом, пока она делает тебе минет.

Иди в свою комнату

Винса вызвали в кабинет отца. Зачем – непонятно. Привычные лица и несколько новых приветствовали его с расположением, завистью и благоговением. Винс разглядывал Коро над столом, пока отец с гневным рыком вываливал на кого-то информацию по телефону. Вошел перепуганный юнец с конвертом от Федеральной почтовой службы. Эндрю смачно вскрыл конверт, просмотрел бумаги, в двух местах подписал и швырнул и посланника, который тут же испарился.

В воздухе висело напряжение.

Винс изрек:

– Я знаю, в чем дело.

Эндрю бесстрастно взглянул на него.

– И в чем?

– Ты беспокоишься, – Винс старался говорить весело, шутливо.

– Я никогда не беспокоюсь. – Отец сунул в зубы трубку.

– Ты хочешь узнать мои планы.

– Мне плевать на твои планы.

– А. – Винс разгладил галстук.

– Твоя фирма развалится в течение ближайших четырех месяцев, – сказал Эндрю, посасывая незажженную трубку. – Знаешь об этом?

– Ну, наверняка я не знал. Откуда ты знаешь?

Отец зажег спичку, скорчил пренебрежительную гримасу и отмахнулся от вопроса. Он нетерпеливо, с резкими свистящими звуками, пыхтел.

– Знаешь, то, чем ты занимаешься, – твое дело, – наконец проговорил он, держа трубку за чашечку. – Я просто подумал, что тебе стоит знать.

– То есть мне лучше смываться, пока есть возможность, ты это хочешь сказать?

– Тебе тридцать лет. Делай что хочешь. Если ты ничего не хочешь делать, это тоже вариант. Многие люди так и поступают.

Винс хотел бы, чтобы отец сказал, что он имеет в виду. Иди в свою комнату. Или что-то вроде того. Отец сказал:

– Мне позвонила Рене Малентайн. Сказала, что твоя знакомая.

– А.

– Мне дать ей работу?

– Нет. Ни в ком случае.

– Ну, тогда все, – сказал отец и встал. Винс позвонил матери из таксофона на первом этаже. Она была в парикмахерской. Он позвонил Пиппе. Ее не было дома. Он купил пачку «Мерите» со стойки в вестибюле и закурил, сидя на холодном краю фонтана перед «Анспэчер билдинг».

ГЛАВА 10

Прости

Переполох начался первого апреля, сразу по всем фронтам. Очевидно, управление «Фитцсиммонс» проигнорировало истца – группу опытных сутяг, что постоянно вертятся вокруг химических компаний, которые испытывают затруднения. Акционеры «Фитцсиммонс» срочно подали еще один коллективный иск. Все ушли отдыхать на выходные, в это время банкиры старались собрать побольше наличных, а второй истец воспользовался удобным случаем.

Джастин ушла домой усталая до смерти. Квартира выглядела пустой и чужой. Собака была у матери. Барри так и не звонил. Книга про Черчилля лежала на ночном столике. Она пролистала ее, глядя на картинки. Ей надо больше читать, он прав.

Когда она проснулась, было шесть тридцать. Она послушала новости, приняла душ, побрила ноги, высветлила волоски на верхней губе и выщипала брови. Потом согрела суп и включила «Звуки музыки».

Джули Эндрюс в роли Марии бежала по тропинке между зелеными изгородями, размахивая чехлом от гитары и напевая «I Have Confidence in Ме». Джастин появилась в «Пэкер Брибис», как Мария появилась в семье фон Трапп, – прибежала со всех ног, размахивая гитарой. И скоро она уйдет, как Элеонор Паркер, баронесса: постаревшая, усталая от жизни, изнуренная. Был ли для нее «Пэкер Брибис» монастырем? Был ли Барри Кантор бароном фон Траппом? И сколько раз она уже смотрела этот фильм?

Она набрала ряд петель. Список был тактической ошибкой, теперь она ясно это видела. Прошло две недели. Ей не хватало его болтовни. Семь сорок пять. Она доберется туда за двадцать минут.

Его консьерж впустил ее, не спрашивая. Дожидаясь под дверью, Джастин вдруг начала нервничать. Ей и в голову не пришло, что он может быть не один. Она его почти не знает.

Барри открыл дверь. Он был в своем кинозвездном халате, со стаканом молока, вид у него был радостный, но он совершенно не удивился, увидев ее. Она почувствовала огромное облегчение.

– Все, что я говорила, я говорила серьезно, и более того, – предупредила она.

– Молока хочешь? – предложил он, пропуская ее.

– Да. – Она вошла на кухню и бросила пальто на диван.

– Со сливками или обезжиренное? – спросил он, повернувшись к ней спиной.

– А, не важно, – сказала она и обхватила его сзади.

Он обернулся и долго целовал ее. Джастин прижалась к нему. Он – красивый мужчина. Даже лучше: он красив для нее, но большинство других женщин скорее всего не сочли бы его красавцем. Ей вдруг показалось очень важным встречаться с ним регулярно. Это что-то биологическое, или он действительно ей подходит?

До ее прихода он читал комиксы в постели. Ей, скорее всего, не придется потом волноваться, что он флиртует с другими. Он такой неловкий, такой внушительный, такой забавный. Ее охватило простое и понятное физическое влечение. Если бы ей удавалось заставлять его молчать, она смогла бы приходить в это состояние быстрее и чаще.

После чрезвычайно жаркого и страстного секса Барри повернулся к ней и сказал:

– Кажется, пока что я тебе все еще опять нравлюсь, тебе бы стоило познакомиться с моим отцом.

– Ладно, устраивай.

– А мне доведется встретиться с твоим?

Одна мысль об этом ее утомила.

– Наверное, придется.

Зазвонил телефон. Барри ответил. Он странно на нее посмотрел и передал ей трубку. Это был Дриггс.

– Срочно приходи сюда.

Она сохраняла спокойствие.

– Откуда у тебя этот номер?

– У меня свои люди на самом дне. – Наверное, он имел в виду Боба. – Но у тебя всегда должен быть включен сотовый. У меня есть дело, я хочу, чтобы ты…

– У меня на данный момент есть еще несколько требующих моего постоянного внимания дел, – перебила она, пока он не взвалил это на нее без спроса.

– Могу себе представить, учитывая, где я тебя нашел.

В этом квартале она вошла в пятерку младших сотрудников, проработавших наибольшее количество часов. Она не обязана брать это на себя.

– Мне очень жаль, – ответила она, подражая Илане настолько, насколько хватало ее способностей. – Но если тебе нужно посадить кого-то за это прямо сейчас, то придется найти кого-нибудь другого.

Дриггс повесил трубку, не попрощавшись. Барри посмотрел на Джастин.

– Если ты говоришь «нет», то у тебя начинаются неприятности?

– Нет, если я действительно занята и могу это показать.

– А если ты будешь отказываться достаточно часто, они перестанут тебе звонить?

– Нет. Им просто нужно, чтобы кто-то занялся этим делом, так что, если один раз отказываешься, они тут же звонят снова со следующим делом, потому что думают: «Как она может второй раз подряд сказать мне нет?»

– Значит, он завтра опять тебе позвонит?

– Скорее всего, – зевнула она.

Когда она проснулась в семь, Барри лежал спиной к ней. Она повернулась, прижалась животом к его спине и стала дышать с ним в такт.

Ее охватило ощущение, будто после долгих невзгод она достигла наконец положения, в котором нет совершенно ничего сложного: как будто она сидит в кресле-качалке, слегка покачиваясь, укутавшись в теплый плед прохладным сентябрьским вечером. Уйти можно в любой момент. Она уснула, прижавшись к нему.

Жена, любовница

В ванной Барри все изменилось: буйное нашествие средств по уходу за телом, стаканчиков из оргстекла и ватных тампонов для лица. Конечно, у Джастин все было минимум в трех экземплярах, поэтому то, что она прибыла к нему в субботу вечером с чемоданом, скорее всего особого значения не имело. Она заняла бывшую комнату Карен и принялась распаковывать вещи, создавая вихрь полиэтиленовых пакетов. Он изучал данные Нильсона по сухофруктам и старался не попадаться ей под ноги.

– Давай примем ванну, – сказала она, снимая рубашку. Она теперь все время ходила по квартире голая. Целлюлит был не сильно заметен, и кроме того, точкой отсчета для него была Синтия с ее огромными, роскошными буграми на бедрах – ничего подобного он больше в жизни не встречал.

Джастин не могла нарадоваться его ванне.

– Я бы только из-за одного этого сюда переехала, – болтала она, по горло в мыльной пене. – Не то чтобы ты меня приглашал, конечно.

Он подтолкнул ее чуть вперед и опустился за ней в горячую воду. Вода выплеснулась через край.

– Ба-ба, – сказала она, когда они устроились.

– Ююба. – Он сидел неподвижно; он очень устал, ногам было горячо, а груди холодно. – А собака?

– Собака у мамы до вторника.

– Это означает ночевки сегодня и завтра?

– Почему бы и нет?

– Ты ведь знаешь, что Стелла мне очень нравится, – пробормотал он в ее затылок. – Она могла бы пожить здесь. Никаких проблем. Пиппа может ее выгуливать.

– Пиппа, – мрачно повторила она, и Барри рассмеялся. Еще один спор, которого они пока избегают.

– Скажи честно, – попросил он. Плечи мерзли на прохладном воздухе. – Это же ты из-за ванны, да?

– Нет, милый, из-за тебя, – горячо ответила она.

Но он шутил. Ему было холодно. Она обернулась и поцеловала его в губы. Сможет ли он когда-нибудь целовать ее, не боясь, что она уже уходит? И все-таки они будут видеться каждый вечер до вторника – чего еще ему надо?

В среду утром, придя в свой кабинет, он обнаружил группу людей, разглядывающих почти двухметровое дерево, с ветвей которого, как плоды, свисали пакетики с лакомствами. Штука была такая необычная, что он чуть не бросился обнимать всех подряд.

– Да это просто… конь в пальто! – восхищался он.

– Да, оно привлекает взгляд, – сказала Эмили, осторожно обходя дерево по кругу. Она только что вернулась из недельного отпуска по случаю экзаменов на курсах акушерок.

– Да оно бросается тебе на шею с криком: «Привет, красавчик, отвези меня к себе!» – воскликнула Донна.

Барри снял с дерева упаковку орехов. Упаковки были продолговатые, цилиндрической формы, вместо обычных плоских квадратных пакетов. Цвета были яркие и простые: розовый, зеленый и апельсиновый – с черными рисованными побегами плюща по бокам и прозрачным окошечком, чтобы было видно, что лежит внутри. Дизайн настроением и цветами очень напоминал его самые любимые купальные плавки. Он носил их, когда выиграл титул «Самый пестрый» в лагере «Рапонда», и потом, когда он занимался любовью с Мелиссой Равитски в лодочном сарае.

Барри оторвал Райнекера от стола, чтобы показать ему.

– Потрясающе, – сказал Райнекер, с улыбкой огибая дерево и взвешивая на руке пачку кураги. Барри никогда не видел, чтобы Райнекеру нравилось хоть что-то. – Красота. Собери фокус-группу на старую упаковку и на переделанную.

– Зачем тратить деньги, если мы уверены, что упаковка нам нравится?

– Я знаю, но все равно. Еще нам нужны данные по размерам и ценам.

Райнекер все еще восхищал его. Возможно, потому, что, в отличие от Пласта, который верил в институт семьи и брака, белый сахар и Господа Бога, а все новое воспринимал только относительно этих трех китов, у Райнекера своей идеологии не было. Он действовал не по книжкам, он ориентировался на цифры.

– Как насчет коллекционных банок? – предложил Барри навскидку. – С теми же вертикальными пропорциями.

Райнекер просиял.

– Хорошая идея.

Не оборачивайся, но знай: ты привел своего босса в восторг. У себя в кабинете Барри улыбался дереву. Жизнь налаживалась.

Когда вечером Барри пришел домой, на него прыгнула Стелла и всего обслюнявила, успев испачкать при этом шерстью костюм. Джастин горячо поцеловала его. Пиппа уже приготовила ужин. Еда была превосходна, разговор легким, а потом Джастин работала, Пиппа мыла посуду, он читал о кураге, а собака мирно сопела у его ног.

Его развлекла мысль о двух женщинах: жене и любовнице. Он не мог точно сказать, какой Пиппа стала бы женой. Но он был почти уверен, что из Джастин получилась бы великолепная любовница, хотя не смог бы точно объяснить почему. Это было как-то связано с ее республиканскими взглядами. Для нее некоторые вещи остаются запретными – она, наверное, получила бы большое удовольствие от того, что нарушает правила.

И все-таки, что она такого будет делать в качестве любовницы, чего не делает сейчас в качестве его девушки или, позже, в качестве жены? Анальный секс? Он не был уверен, что вообще хочет этого. А что касается обычного секса, то, когда она хочет – она хочет, а уж когда не хочет, предпочла бы, чтобы он оказался где-нибудь в Мексике.

Это его угнетало. Скоро ему будет тридцать пять, жизнь достигнет высшей точки, потом он будет воспитывать детей – шумное, беспокойное и неблагодарное занятие, а потом превратится в мужчину средних лет, начнет забывать очки, у него станут истончаться кости, начнутся проблемы с простатой, от него будет плохо пахнуть.

Но всегда есть Пиппа. Он пошел на кухню налить себе еще кружку кофе. Она мыла кастрюли и сковородки в резиновых перчатках. Волосы у нее были грязные, лицо раскрасневшееся, и от нее пахло жидкостью для мытья посуды. Он вернулся к кураге, еще более подавленный. Даже мысль о том, чтобы завести с кем-нибудь интрижку, не приносит удовольствия – боже! Он стареет. Перед ним все меньше открытых дверей.

Он посмотрел на вечно сосредоточенную Джастин.

– Может, нам стоит жить за океаном.

– М-м.

– Может, съездим куда-нибудь?

Она с интересом подняла глаза от бумаг.

– Хорошо, куда?

– Марокко!

– И не думай.

– Китай?

– Барри.

– Знаешь, подвигнуть тебя на что-то – все равно что тащить кошку из-под шкафа.

Она не отреагировала.

Они легли спать, не прикасаясь друг к другу, но утром он с ужасом обнаружил, что напевает «Edelweiss», огибая повороты на Генри-Хадсон-парквей.

В четверг Барри слетал в Миннеаполис, чтобы произнести напутствие «Цезарю с беконом» на конференции по продажам. Это было важно: продукт, вызвавший наибольшую похвалу на конференции, потом обычно просто сметают с полок Поразительно. А казалось бы, запудрить мозги профессиональным вралям невозможно. Но нет: эти специалисты по продажам сами замечательно покупались. Античная пародия, произнесенная Барри, вызвала несколько смешков, но шквала аплодисментов не последовало, жаль. Вот, например, «Клубнично-перцовые хип-хоперы» в прошлом году имели бешеный успех.

Слэймейкер похлопал его по спине в вестибюле центра, как врач-священник из «Нью эйдж».

– Не плачь и не бойся, Барри, – успокаивал он, подмигивая человеку, с которым хотел поговорить потом. – «Фруктовые друзья» сорвут им башни.

Это его не приободрило.

Когда Барри в последний раз видел своего отца, Айра Кантор распинался по поводу «Нью-Йорк вьюз» – ток-шоу с прямым телефоном в студии, где его внесли в черный список за использование оскорбительных выражений. Вот откуда Барри вышел, и он хотел, чтобы Джастин это знала. Отец пожал Джастин руку, отдал Барри белый пластиковый пакет, направился прямиком к телевизору и включил Си-эн-эн на полную мощность. Новости сотрясли квартиру. Мило.

– Папа! – крикнул Барри. – Можешь и дома посмотреть. Познакомься с Джастин.

– Загляни-ка, – отозвался отец, махнув рукой в сторону пакета. – Я принес тебе легкое пиво, особенное. Из Голландии, очень редкое, трудно найти.

Барри взял пакет, звякнули бутылки.

– Спасибо, папа.

– Не за что, я угощаю. – Айра уже сильно походил на зрелый одуванчик – серый шар на бледном, тонком, гибком стебле. Катерина вплыла, как «Лузитания»,[8]8
  Английский пассажирский лайнер-гигант, построенный в 1907 г.


[Закрыть] в облегающем костюме из джерси, который подчеркивал ее огромные груди и массивный живот, нависавший двумя складками. Ее желтые волосы были свернуты в затейливый пучок, и на ней был яркий албанский макияж. Что Джастин подумает о ее золотых зубах?

– Так я слышала, вы живете на лодке, – начала Джастин. – С парусом?

– Ты что, шутишь? – Айра уставился на нее. – Что, я на крохобора похож? Похож, скажешь? Нет. У меня тридцатифутовое судно, с каютой и всем остальным.

Лицо Катерины приняло усталое выражение. «Ну что ты будешь с ним делать!» – будто говорила она. Тайная страсть. Тайная страсть его отца. Представить трудно.

Джастин спросила:

– Это много?

Айра обдумал вопрос.

– Есть и больше. Но большинство меньше. У нас есть кабельное телевидение. Это круче всего. – Он рассказал длинную, бессмысленную историю о норовистой лодке, которая уплыла по ветру без рулевого. – По радио предупреждали. Она мчалась прямо на нас. На волосок мимо проскочила. Вот настолько. С парусом, ни хрена себе!

Катерина сказала с сильным акцентом:

– Странно, ужасно.

Если Джастин и сочла их ненормальными, виду она не подала. Она расспрашивала про рыбу и про тех, кто живет на лодках. Она очень старалась.

– Хочешь посмотреть, что я сделал с квартирой, папа?

Айра пропустил это мимо ушей. Но Катерина согласилась на экскурсию, ее губы застыли в уважительно-восхищенном выражении, она поглаживала шторы и взвешивала в руках безделушки. Очень может быть, что она подсчитывала, сколько это все стоит.

– Мило, Барри, очень мило. – У нее было спокойное, немного кошачье выражение. – Я бы даже не отказалась здесь жить.

– И не думай об этом, schnecken. Она оглушительно расхохоталась.

– Я бы даже убирала для тебя, – сказала она игриво. А у нее неплохое чувство юмора. А как же иначе, если она живет с Айрой, даже несмотря на кабельное телевидение. Почему он такой сноб, когда дело касается ее. Это же Америка. Да, когда-то она была уборщицей.

– Сколько это стоило?

Он вздохнул, разочарованный.

– Больше, чем я ожидал.

– Но у тебя все хорошо, ты не в беде?

– Нет, никаких проблем, – заверил он и почувствовал прилив нежности. Эта женщина вышла за его отца, и теперь она решила, что ей придется расплачиваться за долги своего пасынка.

Она указала на шкаф с одеждой Джастин.

– Ты женишься на девушке?

– Я надеюсь, Катерина.

– Да. Нехорошо одному.

– Паршиво, – согласился он. Она опять развеселилась.

– Паршиво, Барри!

Тайная страсть его отца заигрывает с ним. Они быстро и весело сыграли в пинг-понг. Катерина была удивительно подвижна для такой задастой плюшки. В гостиной Айра переключил телевизор на «Си-Спэн».

Пиппа разливала суп по тарелкам.

– Я смотрю «Си-Спэн», – доложила она Айре.

– Звонишь когда-нибудь? – Она покачала головой. – Позвони обязательно. Это наша станция. Я звонил, – сообщил Айра с нервным удовлетворением.

Барри усадил всех за стол. Айра продолжал:

– Я сказал этому парню: меня тошнит от того, что наша армия вычищает ПОМОИ из каждой ВЫГРЕБНОЙ ЯМЫ в странах третьего мира. Пусть они все поперережут друг друга – пусть! Кто победит, тот и победитель. – Он налил себе пива. – Пусть разберутся, как прокормить своих дикарей. Почему мы должны это делать?

– Я полностью с вами согласна, – поддакнула Джастин, хитро улыбаясь.

Барри принялся за суп.

– Погоди, он только начал.

– А в этой стране? Когда люди запираются в доме и заявляют, что подорвут себя? Я говорю: ДАВАЙ, ЗАЖИГАЙ – почему мы должны тебя останавливать.

Джастин рассмеялась. Она, скорее всего, не будет держать на Барри зла из-за Айры в целом, она прибережет его для серьезного спора.

– Пусть УБИВАЮТ СЕБЯ! – крикнул Айра, сжимая ложку в кулаке. – Пусть поубивают своих ДЕТЕЙ. Пусть! Дети – та же ЗАРАЗА! Лучше перебить их прямо сейчас. – Он кивнул. – Это сбережет государству в будущем кучу денег.

– Погоди, он еще дойдет до федеральных субсидий для владельцев водного транспорта, – заметил Барри, потягивая пиво. Пиво оказалось горьким.

Айра снова включил телевизор. Прогремели выстрелы.

– Я просто должен это увидеть, – настойчиво сказал он и сел за стол, обгладывая кость. Голос с британским акцентом читал новости из Сараево.

– С исторической точки зрения, в будущем изнасилования в Боснии будут рассматриваться как положительный фактор, – заявил Айра.

У Пиппы был такой вид, будто она чуть не подавилась.

– Нужно их скрестить, – продолжал он, – тогда этнические различия сгладятся. Понимаешь, если они все будут родственниками, то не захотят убивать друг друга. Кто захочет убить родственника?

– Вот именно, кто? – сказал Барри.

– Знаешь, – сказала Джастин, когда они вечером чистили зубы, – почти у каждого припрятан где-нибудь вот такой сумасшедший дядюшка. Сумасшедший дядюшка Айра. Только у тебя это отец.

Барри лег в постель. Как ему это воспринимать? Он не гордился Айрой, но он же придержал язык по поводу Кэрол.

Она намазала веки кремом.

– Когда он разорился?

– Послушай, это мой отец. Это не самая моя любимая тема для беседы.

– Нет, нет, нет, – быстро сказала она. – Просто интересно.

Она запрыгнула в кровать.

– Я никогда не рассказывала тебе историю с прятками? – Она засунула ледяные ступни между его ступнями, чтобы согреться. – Мне было восемь. Отец спрятался, и мы искали. Мы с мамой. Мы искали и искали. Все искали и искали. Прошло три часа, а мы все искали. Через пять часов он позвонил. Из Филадельфии. Сейчас это смешно, но тогда…

Они лежали рядом и смотрели в потолок.

– Однажды отец не узнал меня на улице, прошел мимо, чуть не задев плечом.

– Это еще что, – хихикнула Джастин. – Мама сосет палец.

– С ума сойти! Хотя вполне вписывается в общую картину.

– Погоди, ты еще не видел моего отца, – пригрозила она.

– Ну, так устрой! – Он уютно прижался к ней, и они болтали обо всякой чепухе. Впервые в жизни он был с женщиной и у него не было заготовлено плана побега. Он совершенно искренне не представлял, что это может кончиться.