Текст книги "Северный ветер (СИ)"

Автор книги: Валентина Нурисламова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

========== ЧАСТЬ 1. ПРОПУЩЕННЫЕ ВЫЗОВЫ ==========

– Мариночка, я договорилась с Ларионовой, она готова дать тебе интервью в ближайшее воскресенье в обед. Встреча будет в ресторане, она его выберет сама, столик ты закажешь, я оплачу. – Голос Светланы в трубке, как и всегда, был бодрым и звонким – аж ухо закладывало.

– Я не могу в воскресенье. Тем более, в обед, – сухо ответила Марина.

– Что-о?! – благожелательные нотки из тона редактора выветрились в одночасье. – Почему это не можешь?

– Во-первых, потому что воскресенье – мой законный выходной, а во-вторых, у меня на это время уже назначена очень важная встреча.

– Послушай, Марина, – холодно окатило ее из телефона, – не знаю, что тебе там позволяли в твоей «Комсомольской правде», но здесь – не криминальная хроника, и все твои прошлые заслуги не имеют никакого значения. Даже больше скажу: применительно к журналам для женщин ты – новичок почти такой же, как обычная выпускница журфака! – Марина вспыхнула: выпускницей журфака ее уже очень давно никто не решался оскорблять! А редактор все продолжала выговаривать: – После твоего косяка с Иваницкой ты вообще должна сидеть и помалкивать в тряпочку. Законный выходной – придумала тоже! Как, интересно, ты себе имя-то сделала, если работала только по графику и производственному календарю? А, скандальная журналистка криминальной хроники?

Марина медленно выдохнула. Главное – не сорваться. А Светлана умела поддеть!

Нет, Марина никогда не стеснялась своей связи с Александром: ни во времена, когда они были любовниками, ни теперь. Как, впрочем, никогда и не выставляла ее напоказ (хотя все и без того о ней знали). Будучи главным редактором «Комсомолки», он очень помог ей продвинуться, подкидывая способный выстрелить материал или назначая встречи с нужными лицами, выделяя колонки и развороты в готовящихся к выпуску номерах. Но копала она всегда сама, и копала так, как никто другой не мог.

Вот и докопалась. До состояния полнейшего отвращения.

Ее скандальные журналистские расследования неоднократно меняли ход следствия, а в милиции и прокуратуре на нее смотрели со смесью ненависти и уважения. А коллеги и вовсе при упоминаниях о ней захлебывались, кто желчью, а кто восхищением. В общем, равнодушных не было.

Но после того, как прямо перед ее лицом от выстрела из милицейской снайперки разорвалась, будто спелый арбуз, голова Львовского, этого чудика, бегавшего нагишом с дедовским ружьем в руках и проповедями о любви на устах, Марина поняла, что с нее хватит. А та нашумевшая история с маньяком поставила окончательную жирную точку в ее такой крутой, вызвавшей всеобщую зависть карьере криминального репортера.

Александр пытался всеми путями заставить ее остаться в «Комсомолке», а после увольнения – как только ни уговаривал вернуться. Она не согласилась. И тогда бывший редактор – и бывший любовник по совместительству – сделал прощальный красивый жест: пристроил Марину, в ту пору выныривавшую из депрессии только с тем, чтобы с головой погрузиться в запой, сюда, в «Шарм» – женский журнал с элитным, отборным гламуром, размазанным в каждом номере на семьдесят с лишним глянцевых страниц.

– Хорошо, Светлан, извини. Я погорячилась. Я возьму интервью у Ларионовой тогда, когда ей это будет удобно.

– Другое дело, Мариночка, – произнесла редактор, сбавляя обороты. – До конца дня я сообщу тебе все дополнительные условия и выдам материалы для интервью. До связи!

Марина положила трубку рабочего телефона, старенького, с каким-то вечно отходящим контактом, из-за которого вместо голоса собеседника то и дело начинало раздаваться бульканье. Техника приходилось вызывать в неделю по два раза, но менять аппарат Светлана стабильно отказывалась по типа уважительным причинам: то в месячном бюджете филиала такая покупка не заложена, то и так выходит перерасход по канцтоварам на офис, то еще чего-нибудь.

Нет, редактор не вставляла Марине палки в колеса при любом удобном случае, она старалась быть объективной, но отзвуки того, что принято называть женским соперничеством, периодически звенели в воздухе.

Одна даже ее «Мариночка» чего стоила! Все эти уменьшительно-ласкательные! Так называют секретарш или совсем неопытных сотрудниц. «Выпускниц журфака», как выразилась она сегодня. Редактор, впрочем, тоже любила, когда ее при личном общении зовут просто Света – наверняка с поклоном всем этим западным стандартам, предписывавшим нормы неформального взаимодействия с подчиненными. Но Марина называла ее всегда исключительно Светланой. Как и предыдущего редактора именовала только Александром – не иначе – отдавая должное тому, что связь их в большей мере профессиональная, нежели личная.

К интервью с Олесей Ларионовой, известным модельером и светской львицей по совместительству, Марина готовилась весь вечер субботы. Будто отличница накануне ответственного экзамена. Впрочем, почему «будто»? Отличницей она была всегда: и в школе, и в универе, на своем журфаке, да и после – в редакции «Комсомолки» – она хоть и старалась строить из себя оторву и стерву, в работе оставалась такой же ботаничкой.

Марина недавно провалила одно очень важное интервью. Ну как провалила…

Анна Иваницкая была молодой актрисой, этакой восходящей звездой провинциального пошиба, которая сумела громко заявить о себе благодаря недюжинным талантам – сам Станиславский истек бы слюной, не вылезая из гроба! – ну, это по крайней мере, скользило между строк во всех изданиях, имевших честь публиковать статейки о сей «знаковой фигуре десятилетия». Марина же по старой привычке нарыла информации через интернет, знакомых и знакомых знакомых – благо связи остались еще со времен ее криминально-репортерской карьеры – просто так, на автомате, даже не задумываясь толком, к чему это может привести.

И выяснилось, что сия прелестная кинодива состояла в глубоких интимных отношениях с одним зауральским авторитетом, который помог ей вырваться из глубинки, проспонсировав поездки в столицу, кастинги и прочее и прочее. В итоге Иваницкой удалось засветиться в нескольких эпизодах бесконечного сериальчика, транслируемого и по сей день на одном из центральных каналов. И в этот момент судьба сделала ей два сюрприза, о приятности или неприятности которых судить человеку со стороны очень трудно: во-первых, ее авторитетный любовник из зауралья погиб при странных (что при его деятельности не так уж и странно) обстоятельствах, во-вторых, один известный режиссер заприметил ее то ли на пробах, то ли съемках и с радостью даровал страдающей от потери покровителя юной особе свое утешение и… опять же покровительство.

Нет, Марина не ставила своей целью очернить или полить грязью эту актрису. Господи, да она сама пользовалась Александром много лет так же, как и эта Иваницкая своими любовниками! Уж кому бы строить из себя ханжу и моралистку, но не ей! Нет, Марина просто поддалась азарту ищейки, тому азарту, который подстегивал ее все те годы, что она проработала криминальным репортером, тому азарту, который заставлял ее рыть носом землю и докапываться до правды. Она просто хотела – и, смешно, дажа сама не понимала этого! – вывести эту актрису на чистую воду. Просто так, ради самой себя. Ради того, чтобы еще хоть раз ощутить этот лихорадочный ток крови в жилах, понять, какая она молодец и как была права!

Но Иваницкая заерепенилась, восприняла все наводящие вопросы Марины как личное оскорбление ее чести и достоинства – ха! – и, выплеснув грейпфрутовый сок из своего стакана прямо на блузку журналистке, с гордым видом покинула студию, где проводилось интервью.

Светлане еще долго пришлось улаживать этот «неприятный инцидент». Она имела почти полное моральное право обозлиться на Марину окончательно и путем нескольких нехитрых махинаций выжить ее из «Шарма». Но нет. Редактор старалась быть объективной…

И теперь, с Ларионовой, Марина очень хотела ее не подвести.

Выбранный жрицей моды ресторан не был одним из лучших в Питере* и не был одним из самых дорогих, как можно было бы ожидать. Но он относился к классу очень приличных, с замечательной кухней, вымуштрованным персоналом и приятной, уютной обстановкой.

Марина сразу прониклась симпатией к этой сероглазой худенькой блондинке, умеющей себя держать. Несколько провокационных вопросов, удержаться от которых журналистка просто не смогла, но на которые были даны достойные, продуманные, умно сводящие со скользких рельс ответы, сумевшие породить уважение – и Марина общалась со своей «героиней» уже почти совсем расслабленно, широко улыбаясь и получая истинное удовольствие от процесса.

Есть люди настоящие, а есть подделки – везде и во всем. Что в криминале, что в светской жизни. Есть те, кто рвется вверх, идя по головам, оставляя за собой шлейфы грандиозных грязных скандалов, а есть те, кому, как кажется со стороны, все дается легко – родителями, любовниками, да кем угодно! Этакие ангелочки – не волки, как думают многие о них. Вранье! Все, кто дошел до вершин – становятся волками. Вопрос только в том, умеют ли они сохранять достоинство и представление хоть о каких-то понятиях чести. Олеся Ларионова – умела, и Марина уже за одно это была ей невероятно благодарна.

– Расскажите, пожалуйста, о своем первом муже, – попросила Марина, мельком глянув на очередной пункт в списке вопросов, подготовленном Светланой. – Как вы познакомились, как развивались ваши отношения?

Марина знала достоверно, что первый супруг Ларионовой был той еще мразью, хоть и очень влиятельной и богатой. Все его бабы терпели побои и унижения, но Олеся, помимо прочего, еще и смогла извлечь свою выгоду, с его помощью впервые заявив о себе в мире моды. Но ни словом, ни намеком она не дала понять об этом. Она рисовала идиллические картины первых свиданий с букетами из сотен чайных роз, внезапными поездками в Испанию на частных самолетах, с любовью и пониманием, которые они проявляли по отношению друг к другу. «Наши интересы разошлись слишком далеко в разные стороны, и в какой-то момент мы поняли, что нам просто не о чем разговаривать – мы даже больше не любим друг друга», – пояснила Ларионова причины своего развода спокойным, ровным голосом и с теплотой в глазах.

Марина понимающе улыбнулась ей. Она знала, каково это: жить с человеком, не любя, но и не позволяя себе его ненавидеть.

Краем глаза она заметила, как телефон, уложенный перед началом интервью на столике вниз экраном, замигал подсветкой (звук и вибрацию она, конечно, выключила заблаговременно). «У меня на это время уже назначена очень важная встреча», – соврала она Светлане. Не встреча, нет, – звонок. Каждое воскресенье, примерно в обед, вот уже который месяц кряду…

Марина помяла в руках листы с распечатанным текстом вопросов. Ощутила, как намокают ладони. Глотнула минералки из бокала, услужливо поднесенного официантом, как только она уселась за стол. Постаралась дышать глубже, чтобы успокоить бешено замолотившее сердце.

В течение, наверное, часа телефон оживал еще несколько раз. Марина собиралась с силами и продолжала задавать свои бесконечные вопросы. Диктофон старательно записывал голоса – ее и Ларионовой.

Потом телефон успокоился.

Интервью продолжалось еще долго – гораздо дольше запланированного. Симпатия оказалась взаимной: не только Ларионова понравилась Марине, но и Марина – Ларионовой. Вопросы, подготовленные Светланой, кончились, а женщины все болтали и болтали: о мужчинах, о карьере, о судьбе, о любви – такой, какая она бывает в реальной жизни, а не в любовных романах или сопливых мелодрамах по центральным каналам.

…Пять пропущенных вызовов в течение двух часов. Марина кусала губы, пролистывая список в мобильном вновь и вновь, пока ехала домой в такси.

Что он подумает? Что он в принципе мог подумать?

Раз в неделю – всего раз! – они созванивались ради получаса разговора с шумящей и порой прерывавшейся связью. Один раз в неделю в течение… – скольких?.. пяти? – месяцев.

Марина не знала, что это может означать. Просто запрещала себе задумываться.

Но при этом каждого воскресенья, каждого звонка она ждала с замиранием сердца, со срывавшимся, частым дыханием, с надеждой и…

И она не знала, с чем еще. Но звонка она очень ждала – это точно!

А сегодня – впервые за все это время – у нее на мобильном было лишь пять пропущенных вызовов.

Пять.

_________

* – здесь и далее события происходят в Питере, как по книге, а не в Москве, как в фильме.

========== ЧАСТЬ 2. ПРОИЗОШЕДШЕЕ РАНЬШЕ ==========

Комментарий к ЧАСТЬ 2. ПРОИЗОШЕДШЕЕ РАНЬШЕ

Бонус для не смотревших фильм и не читавших книгу. Как-то внезапно вторая глава вышла кратеньким пересказом событий фильма (местами вперемешку с книжными деталями). Диалоги здесь все из фильма с моими относительно вольными интерпретациями. Я не сумела найти другой способ для прояснения дальнейших мотиваций персонажей. Может, оно к лучшему. Не знакомым с каноном будет понятней, откуда у чего уши растут.

– Только любовь! Жить можно только с ней, понимаете? Только с любовью! Запомните мои слова: только с любовью! – успел произнести Львовский, прежде, чем его застрелили.

– У тебя с ним что-то есть, да? – выкрикнул Александр, когда Марина ступила за ограду дома, где жил Львовский.

– Удачный момент для вопроса, – прокомментировала она себе под нос.

– Ты всегда молчишь или разговариваешь сама с собой, как больная! – все несло Александра. – Что с тобой?! Ты что, уже не любишь меня, да?

– Ну вот наконец-то и понял, – шепотом сказала она.

Не ему – он бы не услышал.

И не себе – Марина всегда знала, что не любила его.

Статью про Львовского она писала семь лет назад. Это была одна из первых статей в ее журналистской карьере.*

Добротная статья, на полный разворот. Нашумевшая.

Этого доцента, преподавателя кафедры философии, обвиняли в убийстве родителей. В том, что он, якобы, выбросил и мать, и отца с балкона в приступе… да хрен его знает, в каком там приступе! Ментам нужно было закрыть это дело, и они его закрывали.

А Львовский при аресте нес какую-то несусветную чушь про ангелов, про любовь, про черт знает что вообще! Сущий псих, ей-богу!

Только в СИЗО он пришел в себя и вспомнил, что отец, которому еще с молодости диагностировали шизофрению, выбросил мать из окна, а он сам, принимавший душ в то время, выскочил из ванной на крики. Отец попытался спровадить в «рай» и его, но Львовский-младший, как мог, сопротивлялся, и отец улетел вслед за матерью.

А потом его накрыло.

Наследственность, что сказать…

Но когда он все вспомнил, было уже поздно. Обвинение сфабриковано, всем на все плевать. Главное: закрыть дело – плановые показатели горят.

И тут появилась Марина. Молодая, но амбициозная журналистка. Отличница – одним словом. Она выслушала Львовского-младшего – и поверила. Написала статью, приложила к ней выписки из психиатрического диагноза Львовского-старшего, полученные невероятными трудами и такой изворотливостью и лестью, на которые, как думала до этого Марина, она была не способна.

А потом закрутилась машина: прессы, бюрократии, прокуратуры, милиции. Львовского оправдали.

И вот спустя семь лет та болезнь, которая мучила его отца, обострилась и у него. Он держал свою жену на мушке, связанную, беспомощную.

И условием, которое он поставил ментам, пытавшимся вести с ним переговоры, была Марина.

Почему – никто не знал.

Но ей думается: он хотел высказать что-то важное для него, что-то наболевшее.

Ту истину, которая, как ему казалось, недоступна другим. Ту истину, которую никто понять бы не смог, кроме Марины, поверившей ему однажды, когда никто больше не верил.

«Только любовь! Жить можно только с любовью!»

Львовского убили во время «переговоров», на которые менты отправили Марину. Это было логично и правильно.

Но почему-то в тот момент она особенно остро поняла, что все – конец.

Конец ее карьере криминального репортера. Конец всем статьям, что она писала об убийцах, маньяках, оборотнях в погонах.

Конец всему.

Она больше не хочет.

Хватит!

Хватит лицемерия. Хватит копания в грязном, окровавленном белье. Хватит безжалостных… нет, не людей – животных, удовлетворявших свои низменные потребности, причиняя боль другим.

Хватит Александра… которого она никогда не любила.

Когда Марина объявила ему, что уходит, он не поверил. А когда поверил, то не смог понять.

Для него прибыль, успех, тиражи – всегда были во главе угла. И он не знал, как можно отказаться от этого.

Зато знал, как Марину цепляет азарт.

– В конце концов я тебе помог уйти. Прости, но должок! И его еще никто не отменял, – заявил он в один прекрасный день, завалившись к ней домой.

– Какой же ты, Саша, все-таки мудила! – бросила тогда Марина в ответ, впервые назвав его не Александром.

Бывший редактор поставил условие: интервью с серийным маньяком и педофилом, который не так давно был задержан и отправлен в психиатрическую лечебницу до окончания следственных мероприятий – и увольнение будет проведено со всеми полагающимися выплатами.

Марина могла бы отказаться, но… Как бы ни очерняли в СМИ традицию выплаты «серой» зарплаты – это было выгодное дело. За свой полурабский труд можно было получить большие деньги, нежели те, что проходили официально. Те, с которых снимались все налоговые вычеты, не пойми на что направлявшиеся. «Честно заработал – честно получи», – таков девиз многих в нашей стране. Его всегда придерживалась и Марина. Есть зарплата официальная, а есть та, которую начисляют по заслугам. Один минус – при увольнении возникают вопросы. Если официальную часть тебе обязаны выплатить в течение трех рабочих дней, то вот с «серой» все совершенно не так очевидно.

Именно за нее, за эту «серую» зарплату и вцепилась Марина, когда согласилась на последнюю статью для «Комсомольской правды».

Но маньяк накануне интервью сбежал при странных обстоятельствах, прояснить которые Марине так и не позволили – ни тогда, ни впоследствии.

Прямо в той психушке ей удалось произвести впечатление на следователя, занимавшегося делом маньяка, – Павла Смыка – и прыгнуть к нему «на хвоста» во время оперативных действий по задержанию подозреваемого.

Павел… Сильный, упертый. Такой же азартный, как и Марина…

Когда выяснилось, что маньяк ушел на территорию заброшенных садоводств, запланированных под снос, он на своем джипе кинулся в погоню. Как глупый мальчишка – один, прихватив лишь Марину с собой. Для компании? Для того, чтобы было, кому оценить его подвиги? Кто теперь сможет узнать?..

И, как глупый мальчишка, Павел погиб от заточки местной шпаны.

А Марине пришлось почти сутки выживать одной. В этих заброшенных бескрайних садоводствах, где не ловит мобильный телефон, где не действует уголовный кодекс, а местные жители живут по своим собственным законам. А маньяк, про которого она слышала все те ужасы, оказался далеко не самым страшным из населявших дачный поселок созданий.

За эти сутки она сама, собственными руками, убила двоих человек. Хотя, человек ли? – кто знает. Еще одного ранила так, что оправиться он – как выяснилось позже – не сможет.** И еще одного они убили вместе с маньяком. Кто больше виноват в этой смерти – уже не понять.

А маньяк, о котором столько было разговоров, на голову которого вылилось столько проклятий, оказался обычным учителем. Добрым, отзывчивым. Отчаявшимся.

Ночью он спас обессилевшую от бесконечной гонки на выживание Марину от стаи диких собак. Помог прийти в себя. Даже каблук на сапоге починил. И на гитаре сыграл. И стихи почитал. На все руки мастер!

У Марины уже тогда что-то щелкнуло: не мог такой человек быть маньяком. Да, она не психиатр, но за годы работы в криминальной хронике она всякого понавидалась. И даже при том, что бывший учитель порой путался и заговаривался – под действием лекарств, что еще не полностью вышли из организма, – на жестокого убийцу он не тянул.

Потому-то, наверное, Марина и не оставила его, когда он, после того, как насадил на вилы одного из угрожавших им бандитов, был в таком ужасе, что не мог и с места сдвинуться. От второго бандита, который, на счастье, из своего пистолета стрелять умел плохо, они уносили ноги вместе.

А потом их нашел Терминатор – охранник этих садоводств, которого боялась вся местная шпана. Бояться и впрямь было чего. Накануне ночью Марина наблюдала за ним, прячась под крыльцом заброшенного магазина, и все не могла понять, происходит все на самом деле или это какой-то кошмарный сон. Очередной, к слову.

Она видела человека без лица в каком-то плаще и капюшоне с дробовиком в руках и верхом на лошади. И с огромной черной собакой, сопровождавшей его. Порождение ада – не иначе!

Как выяснилось днем, собака была не черной, а серой – кавказской овчаркой. Но в остальном глаза не подвели Марину. Даже насчет лица Терминатора, которое было полностью прикрыто засаленной тряпичной маской – лишь прорези для глаз, рта и два небольших отверстия, чтобы облегчить дыхание.

– Все хорошо, барышня. Больше бояться не надо. Я вам ничего плохого не сделаю, – сказал он ей по дороге к своему укрытию (назвать домом выпотрошенный металлический остов старого троллейбуса, кое-как приспособленный для проживания, у Марины язык не поворачивался).

Марину Терминатор усадил на коня, а бывшего учителя привязал на веревке к седлу, даже несмотря на то, что маньяк выглядел в разы более жалким и вымотанным, чем журналистка.

– А я думала, когда хотят сделать хорошее, не прячут лицо, – едко подметила Марина.

– Да. Но я не прячу лицо. У меня его просто нет, – ответил Терминатор, кажется, совсем не обидевшись.

Тогда, что это может значить, она не поняла.

Уже в его жилище-троллейбусе она увидела на стене несколько старых фото. На всех был красивый парень в форме десантника – статный голубоглазый блондин. Вот он стоит во второй шеренге на каком-то параде. Вот мужчина в погонах полковника вешает медаль ему на грудь. Вот парень весело смеется, сидя рядом с боевыми товарищами, – у каждого по автомату в руках – на общем фото на фоне гор.

Терминатор знал и о маньяке, прятавшемся в дачном поселке, и о пропавшей там же журналистке. Он искал обоих, чтобы передать их в руки милиции. Но, когда к его жилищу подъехал ментовской УАЗик, Марина взмолилась, чтобы он не выдавал бывшего учителя – еще сама в тот момент до конца не понимая, почему. И Терминатор прислушался к ней.

Мент, очевидно, по долгу службы отвечавший за территорию садоводств, уехал в итоге ни с чем. А маньяк рассказал свою историю.

На его глазах ученик убил ученицу, а отец этого парня – крупный питерский олигарх, баллотировавшийся в Думу – решил замять дело. Обвинения повесили на учителя, вменив до кучи и пущей послушности помимо смерти девочки еще и несколько серийный убийств (ментовских висяков, естественно). Отправили в психушку, откуда по счастливому (или не очень) стечению обстоятельств ему удалось сбежать.

– Я приеду в Питер*** и сразу начну копать, – пообещала Марина, выслушав эту историю.

Еще сутки назад она не хотела больше браться за криминальные репортажи. А от мысли о последней статье, на которую ее вынудил Александр, ей становилось тошно. Но теперь рассказать настоящую историю “маньяка” она была просто обязана!

– Это ничего не изменит, – заверил он.

– Посмотрим! – с вызовом откликнулась Марина.

– Барышню я выведу. А ты останешься здесь, – объявил Терминатор бывшему учителю. И тон его не оставлял возможности для препирательств.

В этом была логика: Марине не раз удавалось заставить следствие взглянуть на дело под другим углом. Правда, на сей раз проблема состояла в том, что, кроме ее интуиции и слов бывшего учителя, доказательств не было. Но эту проблему она была намерена решить.

По дороге Терминатор рассказал Марине свою историю. Почему-то расспрашивать его она не смогла себя заставить, хотя за годы работы в журналистике уже давно перестала стесняться неудобных вопросов. Но он по одному ему известной причине сам решил удовлетворить ее закономерное любопытство.

Он служил на Северном Кавказе. Во время одной боевой операции их вертолет расстреляли. Задело силовую установку. Пилот успел посадить машину, но та все равно взорвалась. Выжил только один – тот, кто шел теперь рядом с Мариной. Но лицо сильно обгорело (она подозревала – не только лицо), как он выразился «до кости». Глаза удалось спасти – помогли очки, которые он успел снять с мертвого бортинженера.

– А ты как узнал, что он не виноват? – спросила Марина у Терминатора.

Они остановились в леске, который отделял садоводства от шоссе, на котором выставлены были милицейские кордоны.

– Не знаю. Почувствовал. Я там научился. Там все вывернуто. Многие приврать любят. А смотришь на человека – и видишь, чего он в жизни делал, а чего нет.

Он говорил отрывисто. Частью из-за того, что, вероятно, привык именно так, частью из-за того, что то и дело делал затяжки. Он вообще много курил. Марина отметила, что, выбросив окурок, он частенько сразу тянулся за новой сигаретой. Сигареты у него были самые дешевые и воняли ужасно. Марина тоже курила – не регулярно, в основном когда нервничала или выпивала, но пачку дорогих ментоловых носила в сумочке постоянно.

– А что ты теперь делать собираешься? – спросила она, имея в виду бывшего учителя, оставшегося в его жилище под присмотром кавказской овчарки.

Но Терминатор почему-то понял этот вопрос по-своему.

– До конца лета**** – здесь. С осени обещали мне место на маяке. На Кольском. Птичий заповедник. Море, красота. Альбатросы. И никого больше.

Марина посмотрела на его коня, резвившегося на небольшом отдалении. Сильное, грациозное животное. Лучи послеполуденного солнца живописно играли на его лощеной шкуре. За ним явно хорошо ухаживали.

– Красивый у тебя конь, – произнесла Марина.

– Иди уже, – сказал ей Терминатор после некоторого молчания. – Удачи тебе.

– Да, – кивнув, согласилась Марина.

Она пошла в сторону шоссе.

В тот момент она и предположить не могла, что они еще встретятся, да к тому же так скоро – всего через несколько часов.

Бывший учитель в то, что Марина действительно сможет ему помочь, не поверил. Он сбежал, убив собаку Терминатора. Угнал машину у ментов, которые вытаскивали джип Павла из канавы.

На что он надеялся, сложно сказать. Наверное, просто от отчаяния башню сорвало.

На трассе на хвост ему сел один молодой гаишник. Он продолжал преследование до тех пор, пока учитель не въехал в промзону, а машина его намертво не застряла среди хлама на одном из складов. Машина гаишника застряла рядом. И бывший учитель, обнаруживший на сиденье ментовской калаш, взял парня на прицел.

Он требовал привести к нему прессу, привести Ленского – того самого олигарха, сын которого убил его ученицу. Но приехавшие к месту менты даже не рассматривали вариант выполнения этих требований. Они обсуждали, как «снять» маньяка, чтобы удалось при этом сохранить гаишнику жизнь.

Все, как в тот раз со Львовским.

Марина пыталась доказать их полковнику, что так нельзя, что вина учителя еще не доказана. Ее не стали слушать. Просто вывели из склада.

Она увидела Терминатора. Его привез тот самый «главный по садоводствам» мент на своем УАЗике.

Глотая слезы и сопли, она плакалась ему, что учителя убьют, а она ничего не может сделать. Терминатор молча погладил ее по плечу.

В этот момент приехал Александр. На нем буквально лица не было – за Марину он явно очень переживал. Подбежал к ней с пледом в руках, укрыл.

Марина вцепилась в него, как в свою последнюю надежду. Умоляла сделать что-нибудь: привлечь знакомства, связи – что угодно, лишь бы спасти того, кого все считали опасным преступником.

Она не заметила, как Терминатор исчез. А через несколько минут бывшего учителя с заломленными за спину руками вывели из склада несколько ментов.

Терминатор, оказывается, перед этим прошел внутрь. Его либо не заметили, либо не придали значения. Пока блюстители закона бурно обсуждали операцию по устранению террориста (да, маньяк теперь приобрел именно такой статус, взяв в заложники человека), он просто подошел к стоявшим бок о бок машинам, заглянул в окно, посмотрел в глаза бывшему учителю и протянул руку.

И тот отдал ему автомат.

– Больше я сделать ничего не могу, – сказал Терминатор подбежавшей к нему Марине. – Ты – можешь.

Она едва успела пообещать ему, что не отступится, как грянуло несколько выстрелов. Они не видели, что произошло, но какая-то девица в милицейской форме с дымящимся пистолетом в руках вопила что-то о том, что маньяк вырвался, пока на него надевали наручники, и пытался укусить за шею ее коллегу, что он бы мог выхватить автомат и тогда всех бы тут положил. Девица принялась громко рыдать, и полковник увел ее прочь, обняв за плечи.

А Марина даже заплакать не могла.

Александр вез ее домой. Он пытался поговорить с ней о случившемся – доступно объяснить, что вся доказательная база по делу маньяка собрана, и не надо вносить в него путаницу.

Марина не хотела его слушать. Просто была не в состоянии.

Она заставила его остановить машину и выпустить ее.

В душе была абсолютная опустошенность.

Светилась неоном вывеска магазина, торгующего бытовой техникой. Он был закрыт – поздняя ночь на дворе – но все-таки жил. Жил своей мало кому заметной жизнью.

Марина подошла к витрине, вглядываясь в свое отражение. Попыталась, приглаживая пряди руками, привести в порядок свои волосы – взлохмаченные, грязные, мало напоминавшие то красивое каре длиной до середины шеи, которое она так старательно укладывала… когда? чуть больше суток или целую вечность назад?

Как ни странно, вспомнился Львовский. Голый, но в модных роговых очках, такой, каким он предстал ей в последние минуты своей жизни. «Эротическая фантазия, мать его!» – Марина тихо посмеялась при этой мысли.

«Только любовь! Жить можно только с ней, понимаете? Только с любовью!» – всплыли вдруг в памяти его слова.

____________

* – об этом подробно говорилось именно в книге. В фильме лишь упоминалось, что Марина когда-то писала статью о Львовском.

** – также события, описанные в книге. По фильму Марина просто ранила одного из нападавших.

*** – уже упоминала под предыдущей главой, но повторюсь: действие здесь происходит в Питере и под Питером, как по книге, а не в Москве, как по фильму.

**** – в фильме и книге фраза была: «До весны – здесь. С лета обещали мне место на маяке». Но, если в книге это было обоснованно: события происходили в начале сентября, то в фильме вьющийся в кадре тополиный пух свидетельствует о том, что на дворе начало июня. Поэтому я позволила себе сместить сроки.

========== ЧАСТЬ 3. ПРИЗНАКИ НАЛАДИВШЕЙСЯ ЖИЗНИ ==========

Марина налила себе виски в стакан и закурила. Нервный выдался день. А вот плохой или хороший – не понять.