Текст книги "Обмани меня еще раз (СИ)"

Автор книги: Валентина Элиме

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

‒ У вас все хорошо? Что-то не так с Евой Александровной? ‒ женское любопытство всегда побеждало остальные чувства.

‒ Это вы мне объясните, что у вас тут творится! Почему ваш врач шарахается от меня и убегает, вместо того, чтобы помочь? ‒ я начинал злиться, жалея о своем потраченном впустую времени. ‒ Ева Александровна всегда так сбегает от своих посетителей?

‒ Мы подумали, что у ней случилось что-то плохое, она впервые так убегала, будто за ней черты увязались. Всегда была собранной, никогда не терялась. До вашего приезда… ‒ последние слова она выговорила с укором, будто это я что-то сделал с их врачом и, тем самым, разрушил привычный уклад больницы, повторяющийся годами. ‒ Вы никаких плохих вестей ей не сообщали?

Я отрицательно кивнул головой, и она прикрыла дверь. Слова медсестры заставили меня задуматься. Значит, когда-то в прошлом мы с ней пересекались, раз мой приезд смог расшатать ее хрупкое душевное состояние. Только когда и где? Ее лицо я так и не смог вспомнить, и решил дождаться ее возвращения, чтобы получить ответы на свои вопросы.

Мое одиночество длилось недолго.

‒ Извините, вы напомнили мне одного человека, которого я не могу вспоминать без боли, ‒ в кабинет она вернулась так же неожиданно, как и убежала.

‒ Сочувствую, ‒ мой голос звучал сочувственно, я по себе знал, какого это терять близкого тебе человека.

‒ Ничего, я уже почти привыкла. Просто не ожидала явного сходства с вами. Для меня это было слишком неожиданно. Столько времени прошло. И простите меня еще раз, но… Думаю, что я ничем не могу вам помочь, ‒ с этими словами она развернулась и собралась покинуть кабинет.

‒ Но Павел Николаевич заверил меня в обратном, да и в столице говорят, что лучше вас в этом вопросе никого нет. Значит, все вранье?! ‒ я почти прорычал ей это, едва сдерживая себя.

Меня колотило от злости. Еще никто никогда не смел мне отказывать в чем-либо. В столице, наоборот, многие готовы были костьми лечь, лишь бы угодить мне. Она же посмела повернуться ко мне спиной, когда давала клятву помогать всем, кто нуждался в медицинской помощи.

Мой голос с нотками металла заставил ее остановиться у самой двери, но никак не изменил ее решения. Она даже не повернулась ко мне лицом.

‒ Павел Николаевич поспешил с выводами. Я не могу оказать вам помощь, я не вправе это делать. Прощайте, ‒ и она ушла, как ни в чем не бывало.

Я ничего не успел ей ответить, не успел задать свои вопросы и услышать на них ответы. Так и остался стоять на одном месте, не посмев и шагу ступить, чтобы догнать ее. Что это было? Чем я смог так напугать ее, что заставил убегать от меня? Постояв минуту, вышел из кабинета. Пусть главврач отвечает за своих подопечных.

Павел Николаевич был также шокирован ее поведением, как и медсестры. Он попытался дозвониться ей при мне, но в ответ были лишь длинные гудки. Дело не двигалось с мертвой точки.

‒ Извините, но я и сам не понимаю, что с ней произошло. Ева Александровна ранее никогда не позволял себе подобного. Она всю себя готова отдать этой работе, никогда и никому не отказывала в помощи, хоть у нее и имеются некоторые маленькие требования по общению с родителями пациентов. Чтобы так бросать работу и убегать, впервые в моей памяти. Не иначе что-то веское случилось. Я свяжусь с ее отцом и попытаюсь все выяснить.

Пожилой мужчина не знал, как вести себя.

‒ Антон Григорьевич, у вас есть возможность задержаться в нашем городе до завтра? Мы решим этот вопрос, и вы получите свою консультацию. Я вам обещаю, что лично сам все проконтролирую, ‒ Павел Николаевич пытался держать лицо, но с каждой минутой удавалось ему это все труднее.

Но ни на другой день, ни через два, ни через неделю он не смог объяснить внезапный побег Евы Александровны. На мои вопросы он отвечал уклончиво, даже новая огромная сумма, два раза превышающая прежнюю, которую я готов был пожертвовать больнице, не помогла изменить сложившуюся ситуацию. Ева Александровна на другой день после нашей встречи неожиданно взяла отпуск за свой счет на неопределенный период, и никто не знал, где она может быть. Ни уговоры, ни деньги, ни угрозы на главврача не действовали, наоборот, перед самым моим отъездом он намекнул, что давление с моей стороны может привести к неожиданному финалу, которая не выгодна мне самому: Ева Александровна вовсе может уволиться. И где мне ее искать потом? Тайны, что начинали собираться вокруг нее, мне не нравились все больше и больше. Я вернулся в столицу и поручил это дело начальнику своей службы безопасности.

‒ Мне нужная любая информация о ней, ‒ указал я на экран ноутбука, где была фотография Евы Александровны с сайта больницы, когда Олег Дмитриевич появился в моем кабинете. ‒ Любая, даже о том, чем она завтракает и обедает, с кем и где. И как можно скорее.

Олег знал свое дело. Мужчина кивнул головой и ушел добывать для меня необходимую информацию. Но и после его ухода я всё никак не мог отделаться от мыслей о ней.

Почему мое появление вызвало ужас в ее глазах, которые мне кажутся знакомыми? И почему она так отреагировала на мое появление в ее жизни? Что помешало ей назвать истинную причину того, почему она не вправе помочь мне? Почему в конце она не смотрела мне в глаза? Чего-то боялась? Мы явно знакомы друг с другом, и наше общение явно прошло не гладко, иной причины для ее странного поведения я не находил. И почему я не могу спокойно реагировать на ее отказ? Чем таким она могла разбередить мою душу? Ответы на все эти вопросы мне оставалось только дожидаться. И я обязательно докопаюсь до правды, чего бы мне это не стоило.

Глава 8

Ева

Машина мчалась по почти пустынной дневной трассе, унося меня из города, где появился он и внес в мою жизнь суматоху. И ненависть, что душила меня, сжимая мое сердце в своих когтистых лапах. Слез не было, только боль, которая накатывала на меня волнами, будто море в ожесточенной борьбе с ураганом. Не понимая, куда я еду, остановилась на заправке, после доехала до ближайшего кафе, которая попалась мне на глаза и выключила мотор, но из салона не вышла. Телефон в кармане без конца звенел, как надоедливая муха, но мне не хотелось разговаривать. Написала сообщения Павлу Николаевичу и отцу, позвонить и все объяснить не хватало сил, сделаю все завтра. Так и просидела с телефоном в руке, пока не начали сгущаться сумерки, и я не продрогла до костей в неработающей машине. И не заметила этого.

С дрожащими руками открыла дверь и прошла внутрь кафе. Заказала кофе с коньяком, чтобы быстрее согреться, и присела за столик в углу, чтобы на меня поменьше обращали внимания, но я привлекала любопытные взгляды своей рабочей одеждой. Села к другим посетителям спиной и отхлебнула горячий напиток. Терпкий вкус кофе вперемешку с коньяком ущипнул за язык, и по телу прошла мягкая волна тепла. Вместе с ней вокруг меня начали виться непрошеные мысли, появившиеся в моей жизни вместе с Антоном. Будь он проклят! Вот стоило же ему войти в мою жизнь именно тогда, когда я только-только перестала думать о нем. Еще и дочь привел, разбередив раны на сердце и на душе, которые за столько лет только-только начали затягиваться.

‒ У вас все хорошо? ‒ я подняла голову и увидела перед собой девушку, что делала для меня кофе за стойкой. ‒ Вы столько времени просидели одна, уставившись в одну точку. И кофе ваш остыл, да и одежда у вас не для посещения подобных заведений. Я вас не прогоняю, может, вам помощь какая нужна?

‒ Нет, нет, спасибо, все хорошо. Меня должны забрать, ‒ зачем-то соврала я. ‒ Еще немного посижу и все.

Девушка не стала больше допытываться и вернулась за кассу. На глаза попала чашка с кофе, к которой я почти не притронулась. Руки потянулись к остывшему напитку. Я выпила содержимое почти на одном дыхании. Алкоголь притуплял горький вкус кофе, но во рту он все равно ощущался. Прохладная вода была бы кстати. И стоит оставить это место. Мне надо было собрать себя по кусочкам и вернуться домой. Папа, наверное, переживает.

‒ Еле тебя нашел, ‒ знакомый голос шумно выдохнул около уха, губы коснулись моей щеки и тело Даниила плюхнулось на стул напротив.

‒ Ты?! Как ты меня нашел? ‒ его появление сильно удивило меня.

‒ Так ты же сама мне написала, откуда тебя надо забрать, ‒ он покопался в кармане и вытянул перед собой телефон. ‒ Знаешь сколько забегаловок по этой дороге? Я уже и счет потерял, останавливаясь перед каждой. Как тебя угораздило здесь оказаться?

Даниил обвел взглядом придорожное кафе и поморщился, видимо, не привык к таким заведениям.

‒ И почему ты в таком виде? На работе что-то случилось? ‒ его лицо выражало беспокойство.

‒ Я решила взять отпуск, ‒ эта мысль пришла ко мне внезапно.

Чернов вряд ли смириться с моим отказом, и не оставит меня в покое, пока я не осмотрю его дочь и не сообщу свое мнение о ее состоянии здоровья. У меня же нет никакого желания снова встретиться с ним. Отпуск даст мне привести мысли в порядок и войти в привычную колею, по которой текла моя жизнь до его прихода. И я, наконец-то, закончу дело, которое требовало своего завершения еще давно.

‒ Отвезешь меня обратно в город? ‒ с мольбой в голосе обратилась я к Даниилу. ‒ И мою машину…

Мужчина напротив меня был в недоумении моим поведением и внешним видом, но не приставал с глупыми вопросами. После моей просьбы он позвонил кому-то по телефону, долго ругался, затем потребовал ключи от моей машины. Даниил подошел к девушке за кассой, положил перед ней свою визитку и мои ключи, что-то объяснил, сверху оставил денежную купюру. Она в ответ кивнула и мило улыбнулась.

‒ Поехали, ‒ он подал мне руку и вывел на улицу.

Я двигалась рядом с ним на автомате, словно робот, но его забота радовала. Даниил неторопливо подвел меня к своей иномарке, открыл переднюю дверцу и спокойно подождал, пока я удобно устроюсь и накину ремень, только после этого захлопнул ее и сам уселся за руль. Он не торопился в город, затерявшись среди остальных машин, плавно ехал по трассе в сторону города, терпеливо ожидая момента, пока я сама заговорю.

‒ В бардачке есть фляжка, если тебе надо собраться с мыслями, ‒ он мимолетно взглянул на меня. ‒ И набраться храбрости. До города путь недлинный.

Даниил хороший парень, но я не могла рассказать ему историю с Антоном. И не хотела. Зачем ворошить прошлое, которое всеми силами пытаешься вычеркнуть из памяти? Мою историю, связанную с ним, знал только папа. Павел Николаевич, наверное, уже звонил ему. Представила, что он сейчас может испытать. Стоило его успокоить. Набрала отцу еще одно сообщение и открыла бардачок. Отыскала необычной формы фляжку, отделанную качественной кожей, но не открыла, лишь вертела его в своих руках. Чем мне может помочь глоток алкоголя? Абсолютно ничем, кроме короткой передышки от тяжелых воспоминаний.

‒ Ева? Не молчи, пожалуйста. Ты меня пугаешь, ‒ я посмотрела на Даниила.

На секунду наши глаза встретились, прежде чем он снова стал следить за дорогой. Сегодня он был сосредоточен, напряжен, будто ожидал нападения врага. Из-за меня он сорвался с города и кинулся меня искать, без лишних вопросов. И не приставал с вопросами. Это дорогого стоило. Многие не могли встретить своих возлюбленных ни с работы, ни с дальней поездки, не говоря уже о неожиданных просьбах ехать куда-то далеко и бесцельно. Кто я ему? По сути, никто, недавно только познакомились. Почему тогда я написала ему? Ведь даже не помню, как набирала ему сообщение, иначе он не смог бы меня отыскать. Значит, на подсознательном уровне я доверяла ему. Даниил почувствовал мой изучающий взгляд на себе и снова повернул голову в мою сторону.

‒ Отвези меня домой, пожалуйста, ‒ мне не хотелось говорить. ‒ Я все объясню, но как-нибудь потом. Не могу сейчас рассказать, слишком тяжело. Не могу…

Я так и вертела в руках его фляжку, когда мы заехали в город и двинулись в сторону нашего дома. Даниил открыл мне дверцу, помог выйти из машины и за ручку довел до калитки, словно я собиралась сбежать.

‒ Как будешь готова к разговору, напиши. Я приеду сразу, как смогу, ‒ и он обнял меня, будто прощался навсегда. ‒ Я постараюсь тебя понять, что бы там у тебя ни случилось, и осуждать не буду, что бы там ни натворила, в прошлом или же в настоящем.

Он отстранился от меня и поцеловал, быстро и внезапно, коснулся своими теплыми губами моих сухих губ и ушел. Я так и стояла около двери, смотрела, как он садился в машину и уезжал, и до конца не понимала, как мне повезло встретить такого мужчину. Но только сердце молчало, не встрепенулось и после его поцелуя. Не было между нами искры, как бы я этого не хотела.

Папа ждал меня на крыльце, видимо, слышал звук подъехавшей машины и вышел меня встречать.

‒ Пап, давай не сегодня. Завтра все расскажу и объясню, а сейчас я хочу отдохнуть. Устала, ‒ я подошла к нему, обняла и затем поднялась к себе в спальню. Сил не осталось, пережитые эмоции отняли у меня все.

В тот вечер папа меня не беспокоил…

‒ В отпуск она решила уйти, ‒ это были самые безобидные слова, услышанные мной в кабинете Павла Николаевича на другой день, как только я пришла в больницу.

Таким главврача я видела впервые…

Ева

Капрал рвал и метал.

Он разорался не на шутку, обвиняя меня во всех грехах, которые случились в больнице в последние месяцы, хотя никакого отношения я к ним не имела. Но главврач нашел крайнюю – меня. Его можно было понять, я бросила работу в разгар рабочего времени, не отвечала на звонки, сорвала встречу с потенциальным меценатом. Плюс к этому, добавлялось мое нежелание видеться с родителями маленьких пациентов. И Павла Николаевича было не остановить. Я молчала, сидела, не смея поднимать голову, изредка кивая ему, соглашаясь с его обвинениями. Он скоро выдохнется, устанет ругать, тогда уже можно смело решать вопрос.

Павел Николаевич опустился в кресло и выдохнул, пальцы постукивали по столешнице. Он смотрел в окно, но в голове искал решение.

‒ Вот что мне с тобой делать? Ты сорвала мне такое прекрасное соглашение. Мы, наконец-то, смогли бы купить новые аппараты УЗИ, сделать ремонт, выписать премию… А ты, негодница, все испортила.

Он выслушал от меня короткие объяснения, как только я заглянула в его кабинет, и уже больше часа мы не могли прийти к обоюдному решению, что устраивало бы нас обоих. Павел Николаевич все время срывался на крик, не находя нормального объяснения для Чернова по поводу моего внезапного ухода в отпуск, как и не хотел понимать того, почему я категорически отказывалась встретиться с ним снова. Мои жалкие попытки оправдания, что я не встречаюсь с родителями пациентов, он даже не принял во внимание.

‒ Ты знаешь, кто он такой? ‒ Павел Николаевич не терял надежду уговорить меня, используя устрашение положением и статусом Чернова.

‒ Знаю, поэтому отказываюсь с ним встретиться еще раз, ‒ только эти знания у каждого были свои.

Я знала прежнего Чернова, худощавого подростка, в доску своего парня для всех дворовых пацанов, который носил одну спортивную форму круглый год, и отменно целовался, заставляя забыть обо всём. Эти воспоминания вызвали румянец на моих щеках. Павел Николаевич знал его таким, каким он стал на данный момент, богатого и успешного, с деньгами и обширными связями.

‒ Он и тебя, и меня в порошок сотрет. Ты это понимаешь? Он и глазом не успеет моргнуть, как мы потеряем свои рабочие места, будет хорошо, если потом где-нибудь сможем устроиться. Поэтому я должен знать реальную причину твоего отказа, − мужчина смерил меня уставшим взглядом.

‒ Вы же знаете наше негласное правило, не лечить и не оперировать своих родных и близких. Считайте, что он мой дальний родственник. Когда-то мы знали друг друга очень хорошо. И это правда. Мы ходили в одну школу и жили в соседних домах. Это только одна причина из всех имеющихся. Остальные я не могу вам рассказать, простите, ‒ я решила слегка приоткрыть завесу тайны, также воспользоваться суеверием главврача. Павел Николаевич верил им, как и многие другие врачи. ‒ Если не дадите отпуск, то увольняйте. Мне уже все равно.

Я готова была рискнуть работой. С моим послужным списком я могла устроиться в любую больницу, конечно, было бы жаль все бросить и уехать из этого города, который успела полюбить Один раз сделала уже такой шаг, повторять его снова не было никакого желания, если не вынудят обстоятельства. И был еще один фактор, не менее важный лично для меня, который связывал мое сердце с этим городом невидимыми нитями, и разорвать их я не решилась бы ни за какие блага в мире.

‒ А кто вместо тебя работать будет? Где еще я найду такого хирурга, как ты? Я до сих пор не могу поверить тому, что ты переехала к нам из самой столицы и решила остаться в нашей больнице. Думал, неспроста это, от прекрасного будущего в Москве не отказываются, есть какой-то подвох. Так и оказалось. Я до сих пор не могу понять твой переезд к нам, хотя столько лет уже прошло.

‒ Павел Николаевич, большего вы от меня не добьетесь, как ни старайтесь. За все время работы здесь, вы для меня стали вторым отцом, но я все равно не могу вам рассказать всей правды. Чернов – человек из моего прошлого, с которым я не хочу иметь ничего общего в настоящем, тем более, в будущем, даже консультировать. Могу обещать вам только одно, если у вас начнутся большие проблемы из-за моего отказа ему, то я готова осмотреть девочку, но только при вашем присутствии и, если обещаете, что никакого контакта с ним не будет. Мое заключение передавать ему будете сами, устно или письменно, решите сами.

‒ Я одного не понять не могу, как он тебя не узнал?

‒ Внешность у меня в молодости, мягко говоря, была непрезентабельной. В то время я была трудным подростком, считала себя готом, носила все черное, красилась тоже соответствующе. Да и фамилия у меня теперь другая, как и отчество, папа удочерил меня после гибели матери. Я теперь такая, какая здесь, перед вами, а той девчонки давно уже нет…

В кабинете наступила тишина, Павел Николаевич перестал даже пальцами по столу постукивать. Такая новость обо мне обескуражила его. Он во все глаза рассматривал меня, стараясь представить в другом образе. Раньше я была невысокого роста, слегка полноватая, с длинными черными волосами, глаза сильно подводила черным карандашом, губы красила помадой темного оттенка, одежда в основном тоже черная. Та девочка мечтала создать свою группу, выступать на сцене и объездить весь мир.

В настоящее время перед главврачом сидела симпатичная девушка, с перекрашенными в пепельный цвет волосами со стрижкой удлиненное каре, на ней минимум макияжа и классическая одежда, но ее не видят пациенты, на работе мы всегда в рабочей форме. В далеком прошлом никто и представить не смел, даже в своих самых смелых фантазиях, что из той «замарашки» выйдет прекрасный детский хирург…

‒ Хорошо, только с одним условием. Не расслабляйся в отпуске, будь готова приезжать на сложные случаи по звонку в любое время, ‒ и Павел Николаевич протянул мне заветную бумажку со своей подписью. ‒ С Черновым я решу вопрос, надеюсь, что когда-нибудь узнаю реальную причину твоего отказа в помощи ему, и она будет веской, обоснованной и весьма убедительной. Для меня.

‒ Спасибо, Павел Николаевич, ‒ я была благодарна ему за то, что он пошел мне навстречу.

‒ Беги, давай, не хватало еще, чтобы вы столкнулись в коридоре больницы. Он должен вот-вот появиться здесь. Вот тогда я не смогу найти объективных объяснений твоему поведению.

Я пулей вылетела из кабинета главврача и направилась не к главному выходу, как обычно, а к черному, куда ходили курить наши санитары. Свою машину я припарковала именно там, чтобы избежать любых случайных встреч. Знала, что Антон не смириться с таким положением дел, и обязательно что-то предпримет. Он еще тогда был упертым, никогда не делал ни одного шага назад без нужной на то причины. Он не отступал перед трудностями, что периодически выскакивали на его пути, двигался только вперед и только вверх, для достижения поставленной перед собой цели.

Знала бы я тогда, к чему приведет мой отказ ему, не стала бы убегать и прятаться от него. Ведь он всегда добивается своего. Такие люди, каким он стал теперь, не разбрасывались своими словами…

Глава 9

Две недели спустя…

Ева

Я сидела в кафе за столиком около окна и ждала Даниила. Мне надо было с ним поговорить и попросить у него о помощи. Иначе, у меня ничего не получится. Мне надо искать выход из сложившейся ситуации, и он был пока только один. Я должна найти себе фиктивного мужа. Срочно! Как ко всему этому отнесется Даниил? Я не знала его как человека, имела о нем лишь поверхностное представление. Но кроме него помощи просить было не у кого.

Екатерина Алексеевна позвонила мне два дня назад в конце рабочего дня, и ее слова меня не обрадовали. На мое заявление пришел предварительный ответ – отказ, как она меня и предупреждала в самом начале. Еще и тонко намекнула, что кроме меня на имя близнецов поступил еще один запрос. Больше ничего она передать мне не могла, второе дело рассматривалось строго втайне, но Екатерина Алексеевна была максимально честна со мной и грешила на иностранцев. Если это так, то их заявление будет в приоритете. Не любит наше государство незамужних женщин, будто мы не сможем ничего сделать без крепкого мужского плеча. А как же «коня на скаку остановят, в горящую избу войдут»?

Мое долгожданное дело забуксовало, как машина, заехавшая в болото. Толкай, не толкай – без помощи не справиться. Нужен трактор, или того лучше, бульдозер. Этим мощным транспортом мог стать Даниил, ведь его согласие было бы для меня божьим подарком. Я позвонила ему на другой день после звонка директрисы детского дома. На встречу со мной он согласился сразу, назначил его на вечер сегодняшнего дня, обрадовавшись тому, что я первая ему позвонила. Он подумал, наверное, что я его на свидание пригласила. Ох, как он ошибался. Даниил имел все шансы добиться моего расположения, но я сама не хотела этого. И надо придумать, как ему все это объяснить. Вот я и сидела здесь, ожидая его, заявившись на встречу на час раньше. Сидела и крутила пустую чашку от кофе.

Взглянула на часы, до прихода Даниила еще уйму времени, и обреченно вздохнула. Несколько дней побегав по документам, в остальные я сидела дома и скучала. Мне нечем было заняться. Художественных книг дома не было, от телевизора я устала, и отпуск для меня начал потихоньку превращался в пытку. Я скучала по работе, но и возвращаться в больницу на данном этапе не могла. Надо дойти до конца.

Повторно сверила стрелки на своих часах с теми, что висели на стене в кафе, решила заказать себе еще кофе и какое-нибудь пирожное. За целый день толком ничего и не ела. Нервничала и переживала. Но я не успела подозвать к себе официанта, когда за спиной услышала знакомый забытый голос, от которого холод пробежался по моему позвоночнику, парализовав его.

‒ Ну, здравствуй, Ева, ‒ и Чернов предстал перед моими глазами. ‒ Пригласишь присесть или убежишь снова? Учти, на этот раз сбежать не получится.

Он кивнул на парней в костюмах, которые были готовы ко всему, стоило ему только пальцем щелкнуть. Я молчала, забыв даже о том, что надо дышать. Антон снял пальто и его охранник, появившийся ниоткуда, забрал его верхнюю одежду. Он был в костюме, без галстука, верхние пуговицы рубашки расстегнуты, открывая дорожку темных волос. Чернов устроился на стуле и поднял руку. Официант за секунду появился рядом с нашим столиком.

‒ Кофе черный, без сахара, ‒ его вкусы, однако, не поменялись, он и сейчас не любил сладкое. ‒ Девушке повторить то же самое.

Официант ретировался, и Антон уставился на меня. Его глаза жадно изучали меня, осматривая от кончиков волос и до пояса, опуститься еще ниже мешал стол. Правильно, перед ним была другая Ева, не та, что с обожанием слушала его, скучая по нему каждую минуту, когда оставалась одна.

‒ Дыру просверлишь, ‒ устав от его взгляда, первая нарушила тишину, возникшую между нами.

‒ Я тебя не узнал в больнице. Ты изменилась. ‒ Антон откинулся на спину стула, но смотрел в упор, продолжая рассматривать меня. ‒ И подумать не мог, что ты можешь скрываться в образе врача. Помниться, ты мечтала совсем о другом.

‒ Скрывался ты, я же просто делала свою работу, ‒ мне все меньше нравилась эта встреча. ‒ Как ты меня нашел? Разве ты не должен был уехать в Москву?

‒ Почему именно этот город? Почему ты уехала из столицы? ‒ он будто и не слышал моих вопросов. ‒ Я наводил справки, тебе пророчили неплохое будущее. Стала бы известным хирургом. А тут…

‒ Я уже им являюсь, если ты не заметил, ‒ перебила его, мне не хотелось выслушивать то, от чего я тогда отказалась и без сожаления. ‒ Но от него одни лишь проблемы. Только слава догнала меня и здесь. Не ты ли приехал из самой столицы, требуя моей помощи? Ты же не ради своей прихоти наводил справки и разыскивал меня после отказа. И ты неслучайно пришел в это кафе именно сегодня, пугая меня своими охранниками. Мой ответ ты услышал еще тогда, за это время он не изменился. Повторюсь еще раз, для более упертых. Нет, я не буду ни осматривать твою дочь, ни, тем более, заниматься ее лечением. Могу заверить ещё и письменно, если словесно не понимаешь. Будешь читать на досуге.

‒ Почему, Ева? Должна же быть какая-то причина. Чем я тебе не угодил, или чем она тебе не понравилась? Ты же ее даже не видела, ‒ его спокойные вопросы меня удивили, я думала, что он начнет требовать, или угрожать.

Он спокойно мог надавить на меня, нагнать страху, грозя увольнением, или еще чем хуже, но он сидел напротив и хотел разузнать реальные причины моего отказа. Я заметила мелкие морщины на его лице, видимо, деньги не принесли ожидаемого облегчения и счастья. Его лицо выражало грусть, будто какой-то груз висел над его головой, готовый сорваться в любую минуту. Глаза впали и были печальными, от прежних не осталось и следа. Известный бизнесмен, с особым статусом и положением в обществе, с обширными связями сидел напротив меня в дешевом кафе и уговаривал ему помочь. Я могла бы злорадствовать, вот оно, наступило долгожданное время для мести, но почему-то эти мысли вызывали во мне протест. Один его вид вызывал во мне старые чувства, от его близости по моему телу бегали мурашки. Хотелось, как раньше, положить его голову к себе на колени и гладить по волосам. Столько лет прошло, а чувства не ржавели. Надо уходить отсюда, предупредить Даниила и перенести нашу встречу. Я мотнула головой, прогоняя непрошеные мысли из своей головы.

‒ Я свои решения не меняю. Прекрати преследовать меня и искать со мной встречи, это ничего не изменит, Антон. Я не буду лечить твою дочь, ‒ на последних словах мой голос дрогнул.

‒ Прогресс, Ева, ты обратилась ко мне по имени, если и дальше так пойдет, то у меня появляется крохотный шанс, чтобы добиться от тебя положительного ответа, ‒ и он улыбнулся.

Я откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди, залюбовавшись тем, как смягчилось его лицо. Мои мысли готовы были увести меня в прошлое, но я не собиралась тешить себя прошлым.

Мы так и смотрели друг другу в глаза, каждый пытался увидеть в них то, что помогло бы решить конфликт между нами. Только требуемый ответ у каждого был свой, и я стояла на своем до конца. Антон продолжал гулять глазами по моему лицу, от его взгляда мне становилось жарко. И я решила прекратить все это. Схватила свою сумку и встала со стула, намереваясь уходить.

‒ Не торопись, взгляни на это, ‒ Чернов выудил из кармана костюма фотографию и аккуратно положил его на стол.

Ева

У меня не было желания поддаваться его провокациям, я не думала, что он опуститься до шантажа. Мне надо было развернуться и уходить оттуда быстрым шагом, не оборачиваясь назад, но отчего-то сердце выказывало против этого. Я повернула голову и опустила свой взгляд на стол. С фотографии на меня смотрели две пары глаз, с недавних пор ставшие для меня родными.

‒ Ну, ты и сволочь! ‒ голос прозвучал слишком громко для маленького зала кафе, на нас начали оборачиваться остальные посетители.

‒ Я не в игры играть приехал, и слегка подустал, бегая за тобой и разыскивая по всему городу, ‒ Чернов немного подался вперед и теперь его глаза стали беспощадными, голос резал по живому. Он указал на стул.

‒ Что ты от меня хочешь? ‒ я присела.

Моя ненависть к нему возросла в разы. Дура, чуть было не купилась на его улыбку и чуть не расплылась от его близости, но его очередной удар по самому больному, вернул меня в жестокую реальность, сбросив с высоты на землю. Такие люди не меняются.

‒ Немного. Ты осмотришь мою дочь, поставишь свой диагноз или подтвердишь старый, прооперируешь, если это потребуется, и займешься ее лечением до полного выздоровления, ‒ другого ответа я и не ожидала.

‒ Если откажусь? ‒ я знала, что он мне скажет, но его слова были намного хуже того, что я могла предположить.

‒ Ты их никогда больше не увидишь, ‒ своим указательным пальцем он коснулся детских лиц на фотографии. ‒Я заберу их из этого города и помещу в самый никчемный детский дом на другом конце страны, где над ними будут издеваться и унижать. Они каждый день будут молиться лишь об одном, чтобы кто-то забрал их оттуда. И никто их не спасет. Поверь, я проконтролирую это. И во всем этом виновата будешь ты.

На его слова я ахнула и закрыла рот рукой, слезы брызнули из глаз. Прав был Павел Николаевич, когда говорил о Чернове, что он страшный человек. Главврач был прав и ошибался одновременно. Антон ‒ он не человек, дьявол, который вылез из ада и ходит по земле под лицом человека. Он играет на чувствах людей, добиваясь своего. Ему не привыкать ломать чужие жизни и судьбы, для него это привычное дело. Моя ненависть возросла, после его слов она забурлила, готовая стереть его с лица земли. Я не обладала той властью, которая была у него, но он все равно ответит за все. Только последний человек может угрожать жизнью детей.

‒ Хорошо, я согласна, но после всего ты исчезнешь из моей жизни навсегда, как и несколько лет назад. И на этот раз можешь себя не утруждать составлением длинного письма. Начиталась вдоволь. И я угощаю, благо деньгами ты обеспечил меня еще тогда, ‒ пока выговаривала ему это, вытащила из кошелька несколько зеленых купюр и кинула их на стол.

Мой голос дрожал, я готова была разрыдаться прямо перед ним, но с него хватит и того, что мне пришлось смахивать слезинки после его шантажа. Я встала и направилась к выходу, но мой путь к нему перегородил один из его охранников.

‒ Если ты сейчас же не уберешь с моей дороги своего ручного пса, я обещаю, проведу операцию твоей дочери идеально, даже швы сама наложу, но при этом никто не помешает мне сделать лишний надрез или что-то перепутать вместо медсестры. Тогда твоей дочери придется мучиться всю жизнь. И ты не сможешь ни что-то доказать, чтобы обвинить меня, ни чем-то помочь ей, чтобы облегчить ее страдания, ‒ чтобы не кричать через весь зал Чернову, я резко протянула руку и вытащила из уха каменной статуи микрофон, и проговорила все свои слова сквозь зубы. Переполняющая меня злость заставила меня высказывая ему все то, что никогда бы не посмела сделать в жизни.