Текст книги "Обмани меня еще раз (СИ)"

Автор книги: Валентина Элиме

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Славик скинул мне координаты нахождения Евы, и я, сломя голову, помчался к ней. Мне не хотелось, чтобы она стояла на обочине трассы ночью, тем более, одна. Я гонял свою машину, весьма агрессивно лавируя в потоке. Задумавшись о ней, которую до сих пор не мог выкинуть из своего сердца, чуть не проехал ее. Сердце замерло. Выскочил из машины и приблизился к ее. И выдохнул с облегчением. Она сидела внутри и смотрела вперед. Я постучал в окошко, но она упорно меня игнорировала. Выждал некоторое время и повторил свои действия. Ева наконец-то посмотрела на меня, но быстро отвернулась и начала лупить по рулю. Она злилась. И злилась на меня. Не понимал, почему и за что. Я же приехал её спасать, помочь ей.

Думал над дилеммой, как вызволить Еву из машины, как она завела мотор. Мне не хотелось отпускать ее в таком состоянии, поэтому барабанил в окно. В ответ увиждел ее средний палец и ухмылку на лице, и машина сорвалась с места. Да, характер со временем не поменялся.

Возвратился к машине и неспеша выехал за ней. В поле ее зрения старалсяне попадать, пусть думает, что я не поехал за ней. Иначе могут быть последствия.

Я затормозил сразу за ней, но она быстро сбежала, увидев меня.

‒ Ева, стой! Нам надо поговорить! ‒ мой голос чуть ли не эхом раздавался в ночной тишине, но она сделала вид, что не слышит, и исчезла за дверью. ‒ Ева! Ева!

Вот упрямая! Я стоял перед незакрытой дверью и ждал, когда она снова выйдет. И через пару минут она появилась.

‒ Ева, что все это значит? К чему такие игры с поломкой машины? ‒ я был зол и чуть не наорал на нее.

‒ Что значит? Игры, говоришь? Это ты заигрался, вмешиваясь в мою жизнь и решая за меня с кем мне быть, а с кем нет. Ты ворвался в мою жизнь, начал шантажировать и угрожать себе во благо. В ответ я попросила тебя всего лишь об одной услуге, не попадаться мне на глаза! Ты даже этого не смог выполнить! И еще смеешь обвинять меня в чем-то?! А теперь просто убирайся из моей жизни. И это забери! ‒ я не успеваю осознать сказанные ей слова, как Ева кидает в мою сторону увесистый конверт, который я еле успеваю поймать.

‒ Я хранила его все эти годы, чтобы он напоминал мне о тебе, какой ты подлый человек. Каждый раз смотрела на него и понимала, для чего я стараюсь и карабкаюсь вверх. Но мне больше ни к чему эти воспоминания! Я и без него справляюсь, я и так буду знать до конца своих дней, что ты…

Она не договорила, ей было больно, я видел это по ее глазам. Они сверкали от влажности, еще чуть-чуть и слезы потекут. Губы дрожали.

‒ Что это? Я тебя не понимаю, ‒ вертел непонятный и незнакомый мне конверт в руках и сделал шаг в ее сторону.

Ева меня остановила. И взглянула на меня таким взглядом, что мне захотелось схватить ее и не выпускать их своих объятий. Пусть возмущается и брыкается, сколько хочет. Она продолжала изучать мое лицо, словно прощалась со мной навсегда. Это мы еще посмотрим! Ева закрыла глаза, затем резко развернулась и ушла в дом. Я заглянул в конверт, где увидел пачку долларов и какой-то листок, сложенный напополам. Только не говори мне, что она решила от меня откупиться!

Ладно, завтра поговорим, и я уехал в гостиницу.

Но и там я не мог успокоиться. Перечитывал несчастную записку в десятый раз подряд и не понимал ничего. Кто-то напечатал ей письмо с весьма впечатляющим содержанием и передал вместе с деньгами. Кто-то оценил меня на миллион рублей. Щедро! И я даже догадывался, кто это мог быть. Мне захотелось рвануть домой и поговорить с отцом. Явно его рук дел, больше никто не мог заплатить за меня столько денег. Но вовремя вспомнил про дочь и захлопнул дверь обратно.

Да и это письмо полнейший бред. Она же знала, как я к ней обращаюсь. Как она могла поверить в то, что это писал ей я?!

Антон

Так, надо успокоиться и все обдумать. Ева считала, что я прислал ей деньги и бросил. Разве можно за это так сильно ненавидеть и игнорировать меня? Да, ей было больно и тяжело, но я ведь тоже страдал от ее молчания. Значит, было что-то еще. Да, я притормозил ее дело по усыновлению близнецов, но после операции все ее документы будут в полнейшем порядке, и она сможет их забрать оттуда. Я даже посетил их детский дом под предлогом помощи, чтобы разузнать детали, но директрису было не пронять. Она хоть разрешила на детей посмотреть. Малыши были хорошенькие, я бы и сам не отказался от сына. Своего, родного…

Так я и уснул, с мыслями о Еве, с конвертом в одной руке и с запиской в другой.

Я проводил с дочерью почти все свое время, если не считать срочных дел. И сегодня тоже. Она начала задавать мне вопросы насчет Евы, когда в палату вошла она и еще одна девушка, наверное, тоже врач. Это спасло меня от ответов.

Я все время смотрел на Еву, ожидая, что она хотя бы раз взглянет в ответ. Но напрасно. Пришлось ее догонять, когда они закончили разговаривать с дочерью и вышли в коридор. И тут меня ждало разочарование. Ева просто напросто спихнула меня своей подруге. Я так и остался стоять в коридоре, как вкопанный в бетонный пол.

‒ Сочувствую, но помочь ничем не могу, ‒ ее подруга первая начала разговор. ‒ Но вы не отчаивайтесь, если хотите до нее достучаться, то не сдавайтесь, идите до конца. Когда-нибудь она вас простит, если вы, конечно, хотите ее вернуть.

Мне показалось, или она действительно что-то знает? Но девушка в белом халате отказалась делиться со мной их совместными тайнами.

‒ Она сама должна вам рассказать всю правду. Это тайна касается только вас двоих. И я не буду вмешиваться. Помочь в чем-то согласна и только, ‒ и, подарив мне дружелюбную улыбку, ушла в ту сторону, куда недавно сбежала от меня Ева.

Я вернулся в палату к дочери. Дату операции мне сообщили, но не стал делиться им с Лесми. Ни к чему ей волноваться и переживать. Мы поговорили с ней, почитали книжки, благо она забыла про Еву. Я же начал усиленно думать о том, как нам остаться наедине и поговорить. Мне не терпелось узнать, кто заплатил за меня. И как она согласилась на такое? Но почему не потратила тогда деньги? Для чего хранила? Чтобы мне отомстить? Не слишком ли длинный ход?

Снова вопросы без ответов. Их уже накопилось столько…

В день операции я даже не стал покидать палату дочери, пока ее не забрали медсестры. И потянулись долгие часы ожидания. Я нервно мерил коридоры больницы и молился. Но видимо что-то пошло не так, когда одна за другой их операционной забегали медсестры. Я не выдержал, с замирающим сердцем ворвался туда и встретился с глазами Евы.

‒ Что с моей дочерью? ‒ рявкнул я.

‒Выйди отсюда! ‒ услышал я ее не менее грозный голос. ‒ Все в порядке с Лесми, уже заканчивают.

Но я ей не поверил. Было в ее глазах что-то такое, что заставил меня сомневаться в этом. И я дал себя вытолкнуть в коридор, как оказалось, вручив жизнь своей дочери в руки Евы…

‒ Сегодня она спасла жизнь твоей дочери ценой своей, дав выкачать из себя намного больше крови, чем положено. Не забывай про это, ‒ услышал я голос Лены, подруги Евы.

Я стоял около дочери в реанимационной. Мне дали несколько минут зайти к ней и убедиться, что с ней все в порядке, что операция прошла удачно, несмотря ни на что. Эту новость я уже знал, медсестры на перебой друг с другом донесли мне. И я не понимал Еву и ее поступок. Она не хотела ее оперировать, хотела избежать этого, в итоге же, рисковала собой, чтобы спасти ее. Я давил на нее, угрожал, шантажировал, а она вон чем мне ответила.

‒ Я… ‒ в горле будто ком застрял. Я откашлялся. ‒ Не забуду. Спасибо и вам. Если нужна помощь – обращайтесь. Помогу всем, чем могу. Просто я не знаю, чем еще отблагодарить.

‒Не стоит, это все Ева, не я. Благодарите ее, ‒ и она собралась уходить, коснувшись моего плеча. ‒ Хотя… Верните Даниила обратно в этот город. Ева обещала мне, что познакомит нас. Думаю, вашими связами сделать это будет не проблема.

Я лишь кивнул ей, пряча улыбку глубоко внутри себя.

‒ И еще одно, ‒ она уже была у двери. ‒ Еву надо будет доставить домой. Она в четвертой палате.

Мне непонятны были лишь ее порывы помочь мне. А может Еве?

В палату к Еве я заходил едва дыша. Боялся, что она снова меня прогонит. Но…

Она лежала на кровати уже с закрытыми глазами, но ресницы все еще подрагивали. Сон упорно тянул ее в свое царство. И она сдавалась ей на милость, хоть и упорно пыталась противиться. Одна ее рука была закреплена за боковину кровати, чтобы обесопасить ее во сне. На сгибе руки пластырем был закреплен катетер от системы. Ее организм накачивали глюкозой и витаминами. Я подошёл к кровати и присел на стул.

Дыхание Евы выровнялось, она крепко уснула. Я вытянул руку и коснулся ее лица, убирая выбившийся локон. Не удержался, подался вперед и коснулся ее лба, подарив мимолетный поцелуй. Она улыбнулась. Видимо, ей снилось что-то приятное. Зачем-то взял ее руку в свои и ласково сжал. Ева ответила тем же, что заставило мое сердце сделать кульбит. Даже сквозь сон она тянулась ко мне. Так почему же борется со мной и сторонится меня? Спящая Ева снова улыбнулась во сне. Душу пронзила зависть, царапая ее своими острыми когтями. Ну почему она не может улыбнуться также и мне? Мне захотелось проникнуть ей в сон и стать причиной ее улыбки. В эту самую секунду хотел заключить ее в объятия и зацеловать, почувствовать вкус ее губ, который я уже успел позабыть. Наверное…

Глава 25

Антон

Ева проснулась. Я понял это по тому, как расслабилась ее рука, которая до этого крепко держала мою. Но я не спешил выдавать себя, пришлось и дыхание задержать, но рука все равно дрогнула. Ева испугалась и резко вскочила, забыв про руку. Она вскрикнула и скривилась от боли.

‒ Извини, если напугал. Я не хотел, ‒ кинулся ее успокаивать, нежно поглаживая ее руку. Мне нравилось ее касаться. ‒ Я зашел тебя поблагодарить. За все, что ты для меня сделала.

‒ Снизь свое самолюбие, Антон, мои старания были не для тебя, ‒ любезничать со мной она не собиралась.

Ева сразу же попыталась отклеить пластырь на руке, подергала повязку, но одной рукой не так-то легко было с этим справиться. И я не хотел, чтобы она вот так вот ушла, снова не поговорив со мной. Я отвел ее руки.

‒ Я еще не договорил, ‒ и взглянул ей в глаза, мысленно посылая сигналы, что лучше ей со мной не спорить.

‒ Будто кто-то собирается тебя слушать, ‒ она обиженно надула губы, посмотрела на свои руки и отвернулась, не найдя ничего лучшего.

‒ А куда ты денешься, ‒ я ухмыльнулся на ее действия, присел на стул.

‒ Ты извини меня за тот случай в кафе. Я повел себя глупо, угрожая тебе. Просто… ‒ мне было трудно подобрать слова, но, тем не менее, я говорил. И извинился за свои поступки и слова.

‒ Почему у Лесми четвертая, а у тебя первая группа крови? ‒ перебила меня Ева.

‒ Она мне не родная, ‒ не стал я скрывать от нее данного факта. Еще удивился, почему она задает этот вопрос только сейчас.

На мой ответ она посмотрела на меня, но мои глаза изучали пол. Я начал рассказывать ей свою историю, при этом нервно изучая ее пальцы, словно палочки перебирал. Она в ответ сжимала мою, выказывая поддержку, будто между нами это в порядке вещей.

История моей жизни получилась короткой. Договорил и пообещал Еве сделать для нее все за ее помощь мне и моей дочери. Но я не был готов к тому, о чем она попросит. При упоминании имени Даниила и о деньгах, я заскрежетал зубами и сжал руки в кулаки. В груди нарастали гнев и злость. Что это со мной? Почему я так остро реагирую? Почему мне хотелось накрыть ее губы своими, когда она говорила другие мужские имена и беспокоилась о них? Это неистовое желание сжигал меня изнутри. Я не успел дать ей ответ, как нас отвлекли. Может, это и к лучшему? Они удержали меня от колких и грубых слов.

‒ Антон Григорьевич, мы вас обыскались. Павел Николаевич попросил вас заглянуть к нему в кабинет, ‒ молодая девушка уставилась на меня, но я ее игнорировал, совсем не до нее сейчас.

‒ Ева Александровна, мы с вами не договорили. Дождитесь меня, я отвезу вас домой. По дороге успеем все обсудить, ‒ обернулся к Еве около двери, задержал глаза на ней и вышел.

Я знал, что хочет обсудить со мной Павел Николаевич. Но я боялся того, что Ева опять удерет из больницы. Договорившись с ним перенести наш разговор на завтра, я поспешил к выходу. Надеялся, что успею перехватить ее до того, как она сядет в машину и уедет.

Ева стояла на улице и ёжилась от порывов холодного ветра. Ее шатало, она еще не набралась сил. Я подскочил к ней в тот самый момент, когда она оступилась, и подхватил ее.

‒ Поехали, ‒ и потащил ее к своей машине, злясь на нее из-за ее упрямства.

Она не возражала, на это у нее не было сил. Усадил ее на переднее сиденье, сам же застегнул на ней ремень безопасности, стараясь быть к ней как можно ближе. Ноздри затрепетали от ее запаха, весенние ранние цветы с ноткой ванили. Ева занервничала. Значит, у нее еще есть какие-то чувства ко мне. Они не исчезли. Это радовало. Я вполне еще мог добиться ответных чувств, стоило только разобраться с прошлым.

Я наслаждался поездкой, от того, что она сидела со мной рядом в одной машине. Правда, молчала и все время смотрела в окно.

‒ Ева, я не писал тебе ту записку и денег никаких не передавал. Я вообще не знал об этом. Да откуда у меня тогда могла быть такая сумма? Но я выясню, кто это сделал, ‒ я до боли сжал руль.

‒ Все это уже неважно, ‒ голос Евы был подавленным и едва слышимым.

Это меня насторожило. Видимо, ей была неприятна тема данного разговора.

‒ Как это неважно? Ты за это меня ненавидишь? Из-за этого не хочешь поговорить нормально?

‒ Уже ничего не изменить. Ни прошлое, ни настоящее. Как ты этого не понимаешь? У тебя своя жизнь, своя семья, а у меня своя. Будет…

Последнее слово кинжалом вонзилось в мое сердце. Нога сама нажала на педаль газа, до нужного места мы доехали за считанные минуты. За всю дорогу я ни разу не взглянул на нее. Думал, что не удержусь, что остановлюсь прямо посередине дороги и выбью из нее всю дурь своими поцелуями.

Машина остановилась, но никто из нас двоих не спешил выходить. Сколько мы так просидели в тишине, я не знаю. Я сдался первым. Вышел, обогнул машину и открыл дверцу со стороны Евы, сам же отстегнул ремни и подал ей руку. Она вложила свою ладошку в мою и встала рядом со мной, но не собиралась задерживаться.

‒ Спасибо, что довез, ‒ с этими словами она зашагала вперед, но я не выпустил ее руку. Ева остановилась, но назад не обернулась.

‒ Что нам мешает быть вместе сейчас? ‒ задал ей вопрос в спину.

Антон

‒ Что нам мешает быть вместе сейчас? Ева, ответь мне, пожалуйста, ‒ мне хотелось, чтобы она обернулась, чтобы наши глаза смотрели друг на друга. ‒ Забудем прошлое и попробуем начать все заново. Девочка моя, взгляни на меня и скажи, что ты ничего не чувствуешь ко мне. Если у тебя не осталось ко мне никаких чувств, скажи, чтобы я уехал раз и навсегда. Скажи, чтобы никогда не смел тебя больше побеспокоить. И я уеду, заберу дочь, и ты меня после этого ни разу в своей жизни не увидишь. Обещаю…

Ева не обернулась, лишь опустила голову и всхлипнула. Я не знал, как быть, то ли прижать ее к себе, то ли отпустить ее руку и уехать. Сердце бешено колотилось в груди. Я боялся, что она попросит уехать, снова…

Я должен был ее отпустить, но не мог. Вместо этого притянул к себе, развернул и отыскал ее губы. Целовал ее лицо, глаза, волосы, затем снова накрывал ее губы. Она не сопротивлялась, отвечала на мои поцелуи и таяла в моих руках, цепляясь за меня. Мы накинулись друг на друга, словно путники на прохладную воду. Но все хорошее имеет одну закономерность: оно заканчивается неожиданно и в самый неподходящий момент. Так и Ева первая отстранилась от меня, прервав наш поцелуй. И отступила на пару шагов назад.

‒ Я не могу… Извини, но не могу… ‒ я не понимал, о чем она говорит и за что извиняется.

‒ Нет, Ева, это ты прости меня. Да, я виноват, что уехал, что не сумел найти времени попрощаться с тобой, не предупредил. Меня самого забрали неожиданно. Это, конечно, не оправдание. Телефон мне поменяли вместе с номером. Я не мог до тебя дозвониться, но я тебе письма писал, каждую неделю. И в ответ не получал ни одного. Месяцами я писал и писал, прося у тебя прощения. И ждал, когда заветное письмо дойдет и до меня. Но время шло, а ты все молчала. И я подумал, что ты больше не хочешь со мной общаться, и перестал слать письма.

‒ Я не получала от тебя ни одного письма, ‒ ее ответ меня обескуражил. ‒ Но ты мог приехать, хотя бы на пару часов заглянуть в свою старую квартиру и объясниться. Но потом туда въехали новые жильцы. Почему ты не приехал? Почему?!

Я в ответ молчал. Я и сам не знал почему. Наверное, я старался что-то доказать отцу, себе, что могу больше, что я тоже достоин чего-то большего. Ева взглянула на меня, развернулась, но далеко не ушла. Остановилась через пару шагов и вернулась обратно.

‒ Самое обидное, Чернов, это то, что ты через столько лет заявился ко мне с дочерью, в то время, как я… Пусть она тебе и не родная, но твой самый близкий человек. Ты знаешь, ради чего жить и стараться, ради чего ты по вечерам возвращаешься домой. Я же выхожу после работы одна, уставшая, и у меня пропадает желание жить! Мне хочется выть, хочется заорать на всю округу от безысходности. Ты же в это время приносишь своей дочери очередной подарок, который она у тебя просила. Целуешь ее, держишь в своих объятиях и благодаришь бога за нее. Я же каждый день оперирую чьего-то ребенка, дарую надежду родителям, возвращаю в их семью счастье, а сама захожу в пустой дом. Совершенно в пустой и холодный дом, где никогда, слышишь, никогда не будет звучать детский смех. И даже их плачь. Знаешь почему? Из-за тебя! ‒ и Ева ткнула мне в грудь. ‒ Все из-за тебя!

Я стоял и смотрел на нее, не понимая, о чем она говорит, в голове имелись лишь догадки. Но чем дальше говорила она, тем сильнее они мне не нравились.

‒ Я ночами рыдала в подушку, закрывая рот руками, чтобы меня не слышал отец. Он вытащил меня из ада, куда меня загнал ты. Я не ела и не пила сутками, валяясь в кровати и не осознавая того, что происходит вокруг. Мне хотелось, чтобы все оставили меня в покое. Хотелось медленно угасать. В голове была лишь одна мысль, что я хочу встретиться с матерью. Тогда ты не только вырвал и растоптал мое сердце, ты украл у меня возможность испытать счастье материнства. Я никогда не смогу подержать своего ребенка в руках. Не увижу ни его первую улыбку, ни первые шаги, не услышу его звонкого смеха, его улыбку. Ни того ребенка, ни следующего. Этого всего меня лишил ты, прислав несчастную записку и пачку денег. И теперь мучайся, зная, что у тебя уже мог бы расти взрослый ребенок. Сын или дочь. Но ты никогда не узнаешь этого. НИКОГДА!

И она ушла. Выговорилась, взглянула на меня с горькой ухмылкой и зашла в дом. Я сжал кулаки и наносил удары по машине до тех пор, пока стекло не разбилось вдребезги. Но и это меня не остановило. Я осел на холодную землю, рвал на голове волосы и заплакал…

* * *

За всем происходящим из окна следили двое.

‒ Не помирятся, ‒ вздохнул мужчина. ‒ Она его никогда не простит, как бы мы не старались.

‒ Простит, нужно еще немного времени, и она сама кинется в его объятия, ‒ ответила девушка рядом с ним. ‒ Главное, что он готов ее вернуть.

‒ Лучше бы он вообще не приезжал. Как было хорошо. Она уже подружилась с сыном Бурова. Да мы уже с Евгением Сергеевичем чуть ли не к свадьбе готовились. И тут на тебе! Нужен он тут больно! Свалился на голову, ‒ ворчал и ругался пожилой мужчина.

‒ Она бы никогда не выбрала другого. Вам ли не знать ее. За столько лет ни с кем не смогла. Ей нужен он. И больше никто. Она еще не до конца осознала это. Дайте ей время, ‒ девушка все еще наблюдала за парой на улице.

‒ Времени то у нас как раз и нет. Еще немного и она снова сломается.

Девушка тоже отошла от окна и присела рядом с мужчиной, уделяя всё своё внимание ужину, словно до этого никто из них не стоял возле окна.

‒ Она все выдержит. Она у нас сильная…

Глава 26

Ева

На работу я все равно поехала. Правда, не на следующий день, а через день. Павел Николаевич держал меня в курсе дел, звонил несколько раз, говорил не только о дочери Чернова, но и подробно интересовался моим самочувствием. Просил не торопиться, а отдохнуть дома спокойно, но мне самой хотелось увидеть результаты Лесми. Сегодня её должны были перевести в палату.

Во время завтрака Лена отказалась появляться вместе со мной в больнице. «Дело я свое сделала, остальное на твоих плечах», ‒ таким был ее ответ, я не стала настаивать. И я так и не спросила у нее, почему она не приехала потом за мной. Догадки, конечно, были, но не стала заострять на этом внимание. Хотелось верить, что сделала она это из-за великих побуждений помочь мне, а не из-за сговора с Черновым. Такого я ей не прощу. И было подозрительно то, что с отцом они все время что-то обсуждали и о чем-то договаривались.

Вспомнила нашу последнюю встречу с Антоном. Я, наконец-то, высказалась Антону. И в ту ночь чувствовала полное опустошение, словно в моей жизни больше не было ни радости, ни счастья, а только черно-белое кино. Зашла в дом, взглянула на отца и Лену, предупредила, что иду спать, что устала и поднялась наверх. Подруга уже должна была поделиться с отцом новостями. Я и на ужине к ним не присоединилась. На автомате переоделась, куда-то закинула вещи, стянула с кровати покрывало и просто упала в постель. Лена решила лечь в другой комнате. Вот за это ей огромная благодарность, за понимание, за молчаливую поддержку и за надоедливые вопросы, которых не было. В годы студенчества, что прожили вместе, мы научились угадывать друг в друге почти все. Я знала, когда Лена хочет побыть одна, она в ответ не беспокоила меня.

Я лежала и смотрела в темноту, как свет луны проникал ко мне в комнату и гулял по полу. Бесшумно и осторожно. Свет то приглушался, то снова сиял, словно в ней была какая-то магия. Глаза следили за ним, но с мыслями я была далека отсюда. Душа рьяно рвалась туда, где когда-то она чувствовала себя в тепле и безопасности, и, главное, знала, что ее там любили…

Мысли каждый раз упорно и настырно возвращались к нему. Сколько бы себя не заставляла не думать о нем и не вспоминать. Как он после такой новости? Что делает в данный момент? Какие у него мысли сейчас? Как он отреагировал на новость из прошлого и о прошлом? Что он испытывает? Горит в аду, также как я все это время? Или же ему все равно? Напивается, пытаясь заглушить свою боль? Только вот этот способ нисколько не работал в таких случаях. На другой день тебе еще гаже, и чем дальше, тем тебе только хуже.

Я лежала и снова и снова переживала те моменты, что год за годом преследовали меня в самых страшных снах. К самой себе у меня было всего один вопрос. Зачем я настойчиво возвращалась туда, откуда сама сбежала, пытаясь все забыть? И каждым разом своими собственными руками заставляла заживающую рану кровоточить. Ведь вместо нее давно остался один лишь шрам, блеклая полоска. И у нее всего одна миссия теперь на все времена, она вечно будет напоминать мне о тех печальных событиях. Но нет, я рвалась туда, словно преступник, которого клещами тянуло на место своего злодеяния. Отличало нас лишь одно. Он любовался своим поступком, наслаждался тем, как страдали другие, я же изводила саму себя, гуляя по пепелищу своего некогда счастья…

Я закрыла глаза, прогоняя свое прошлое. Всё, хватит! Было и прошло. И даже слез не наблюдалось, что удивительно. Выплакала все? Возможно. Я ведь избавилась от предмета, что невидимым узлом связывал меня с горькими воспоминаниями. Надо жить сегодняшним днем. Улыбнуться и идти вперед. Все еще можно наладить, и вырвать из рук жизни свое счастье зубами. И важнее всего, после сегодняшнего разговора с Черновым, моя душа освободилась от груза прошлого, а вот сердце… Оно предательски ныло, скулило, требуя его. И я не знала, как мне его успокоить…

Вдохнула и попыталась вытеснить все лишние мысли из головы. Секунда, другая, минута… Выдохнула. И стало немного не по себе от того, что в голове тишина. Внизу папа с Леной долго о чем-то разговаривали, горячо спорили, но я не могла разобрать их слова. Хорошо, что ему некогда переживать обо мне. Подруга его отвлечет, чем и занята в данный момент. Укрылась одеялом с головы и не заметила, как уснула…

Больница встретила меня своим обычным шумом и беготней. Я смотрела на все это и понимала, что я чувствую себя здесь, как дома. Вдохнула полной грудью запах медикаментов, хлорки, также прочувствовала надежду. Уверенно шагнула вперед.

Моя работа – это моя стихия, моя река с тихим течением, где я спокойно плыла на лодке, обходя все подводные камни. Как бы жутко это не звучало, но мне нравилось оперировать. Это ни с чем несравнимое чувство, когда у тебя в руках скальпель, перед глазами все твои знания, которые ты копила столько лет. Ты собрана и готова ко всему, на тебя все смотрят и все ждут твоих указаний. Твоя уверенность передается всем присутствующим, и операция проходит идеально. После ты испытываешь необъяснимые чувства, что у тебя все получилось…

Да, я любила свою работу, и никогда не жалела, что выбрала именно это профессию. И у меня получалось, хоть и в нашем роду не было врачей.

Ева

Остановилась на посту медсестер, вручила им старые истории болезни, которые надо было сдать в архив. Между делом и обычной болтовней аккуратно поинтересовалась насчет Лесми, есть у нее кто-нибудь из посетителей. Девушки охотно рассказывали про Чернова, не забывая при этом охать и ахать и мечтательно закатывать глаза. Оказывается, он вчера чуть ли не ночевал тут, дежурил возле дочери. Сегодня рано с утра заглянул к ней и уехал. И больше пока не появлялся. Лесми пока не перевели в палату. Еще он интересовался мной. Несколько раз спрашивал, не пришла ли я на работу и появлюсь ли я в больнице. После слов медсестры в груди разлилось приятное тепло. Улыбка против моей воли появилась на лице. Не стала больше задерживаться, еще начнут вопросами донимать. Мне этого совсем не хотелось.

В реанимационной привычно пиликали приборы. Рыжеволосая девчушка лежала на белых простынях. Все еще спала. Это нормально. Я аккуратно обошла ее и проверила показания приборов. Все в норме. Записала все данные в карту и еще раз взглянула на девочку.

Повезло Чернову с такой дочерью, хоть она и не родная ему…

Я смотрела на девочку и не могла налюбоваться. Рыжие волосы освободились от резинки и по своему желанию рассыпались на подушке. И никто не поправил их. Я аккуратно коснулась локона и провела сквозь пальцы. Мягкие и тягучие, словно мед, или смола. Погладила Лесми по голове. Ей как никогда нужна поддержка. Пусть она все еще спала, но все слышала. Иногда им нужен родной голос, зовущий их обратно, чтобы вернуться. Вернуться туда, где их ждут.

Лицо девочки не выражало никаких эмоций. Оно было спокойным, что могло не радовать меня. Я коснулась ее руки, мягко и нежно сжала в своих ладонях. Я не могла не восторгаться этой огненной девочкой. Такая маленькая душа, а столько сил и отваги в ней. Ей можно только позавидовать.

«Тебе уже пора просыпаться, Лесми. Будь сильной девочкой. Твой папа ждет тебя. Так быть, я тебе тоже расскажу о своих близнецах, как только ты немного наберешься сил, ‒ мысленно разговаривала я с девочкой. ‒ Они милые и такие смешные иногда».

Еще немного времени проведя около Лесми, я вернулась в кабинет. Меня подгоняло и то, что Чернов мог вернуться в любую секунду. Думаю, ни к чему нам пересекаться. Я хоть и считалась лечащим врачом его дочери Лесми, необходимости во встрече с ним не было. И его расспросы обо мне положение дел между нами ничем не меняли. Даже если я согласилась бы начать все заново, расстояние между нами сделает свое. Пройдет некоторое время и он, и я устанем мотаться туда-сюда. И я уверена, что он не согласится оставить столицу. Меня уговорить на такой поступок просто невозможно…

Я так и сидела за столом, перебирая истории болезней пациентов, унесенная в свои мысли. Не сразу заметила, как надрывался мой телефон, пытаясь достучаться до меня. Вздрогнула и ответила на звонок.

‒ Ева Александровна. Хорошие новости, ‒ Екатерина Алексеевна сразу перешла к делу. ‒ Ваше заявление и документы рассмотрены, ваша кандидатура одобрена. Почти. Комиссия требует личной встречи с вами. И останется дело за малым, подписать необходимые документы.

Каждое слово директрисы детского дома я пропустила через себя, и мне захотелось кричать от наполняющего меня счастья. Вскочить на ноги и начать танцевать. Да хоть румбу или ча-ча-ча. Неважно! Это уже никакой роли не играло. Сдерживалась лишь из-за того, что нахожусь на работе. Вид нервно дергающегося врача, думаю, не принесет мне уважения среди персонала. Хотя… Никого нет рядом в данный момент. Я сжала руку в кулак, вскинула ее вверх и несколько раз прокричала «Yes!» Затем присела обратно, одергивая рабочую форму.

Надо будет сообщить отцу. Помогли ли его старые связи, либо же Чернов перестал изображать из себя всемогущего, это уже неважно. Главное, что я могу дать близнецам больше, чем просто навещать их и одаривать подарками. Совсем скоро у них будет свой дом. Надо бы их навестить. Только сдерживала себя из-за Лесми. Она должна вот-вот проснуться, а ее отца до сих пор нет. Я хотела быть рядом, когда она придет в себя. И почему только это меня беспокоило? Она мне никто, только очередной пациент. Но желание быть с ней рядом от этого не пропало. Я же в первую очередь врач. И только после всего этого я та, кем хочу быть и стать…

Мой телефон снова дал о себе знать. Обрадованная последними новостями, я даже не смотрю на имя звонившего.

‒ Скучала? ‒ раздается знакомый голос. ‒ Я вот безумно хочу тебя увидеть. У меня столько новостей для тебя!

Я не сразу нашла, что ответить Даниилу. Он так внезапно появился, после того, как погрязь в своих делах. Или его заставили. Надо еще разобраться.

‒ Ты что не рада меня слышать? Обиделась? ‒ мужчина начал беспокоиться.

‒ Нет, нет! Все хорошо. Просто я так обрадовалась, что даже не знаю, что тебе ответить.

‒ Согласиться на встречу со мной. Думаю, что сегодня уже поздно, а вот завтра я украду тебя на целый день. И не забудь подружку захватить с собой. Дядя Саша проболтался, что она огонь! ‒ и в трубке услышала мелодичный смех.

‒ Разведка донесла значит. Что, наше совместное семейное счастье теперь отменяется? Я ведь даже платье белое себе присмотрела… ‒ в ответ на мои слова мужчина расхохотался пуще прежнего.

Поговорив с ним еще немного, мы попрощались, договорившись о встрече. Я вздохнула. Жизнь налаживается, а Чернов скоро уедет. Осталось всего-то пару дней подождать. Но мои надежды не оправдались…