Текст книги "Покаяние (СИ)"

Автор книги: Валентина Ad

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Хочешь сказать, ты не знаешь?

– Нет.

– Еще скажи, что ты не пьяная.

– Скажу. – Твердо заявила Настя и в подтверждение собственных слов приблизилась к Фаине и легонько подула в ее сторону. – Я бы этого могла и не делать, но не люблю, когда меня незаслуженно в чем-то обвиняют и подозревают.

– Странно… – Прошептала Фаина, искренне полагая, что только подумала об этом.

– Ну спасибо. Один раз видела меня выпившей и это автоматом сделало меня алкашкой? – Вяло возмутилась Настя. – Слушай, не знаю что ты там себе насочиняла, но я сегодня практически целый день исполняла свое наказание. Знаешь, я впервые за все время добросовестно отработала свой залет. И, скажу я тебе, подруга, стоять несколько часов подряд коленями на щебне, не такая-то и легкая задача. Курить бросаю однозначно, а то еще одной такой репрессии от благочинной мой организм не вынесет.

– Ты что курила? – Вылетело из уст Фаины, и лишь потом она сообразила, что не то ее ошарашило. – Тебя наказала благочинная?!

«Опять не то»:

– Не хочешь ли ты сказать, что последние несколько часов молилась на заднем дворе?

– Сказать не хочу, но так оно и было.

– Тогда кто это был в церкви? – растерянно прошептала Фаина, а Настя противно хихикнула.

– Господи Боже ты мой, неужели кто-то трахался прямо в церкви?

Фаина поняла, что допустила огромную ошибку, но слово не воробей.

– Нет, что ты, просто…

– Что значит «нет», если ДА. Да, обидно что я до этого не додумалась, хотя знаешь, наверное для меня это был бы перебор. – Настя устало потерла лоб и без видимого интереса проговорила. – Я же говорила тебе что здесь все этим занимаются. Ну, если не все, то через две на третью, точно. А ты, естественно, считала лишь меня исчадьем Ада. Вот и выходит, что ничего у тебя не вышло… Что ж, сестра, приятно было с тобой пообщаться, но я безумно хочу спать.

Настя медленно поплыла в сторону комнат, а Фаина с приоткрытым ртом еще долго пыталась прийти в себя.

Ее глаза блуждали по иконам в поисках ответов. Она всматривалась в лики святых и не могла поверить, что кто-то не побоялся их гнева. А еще она пыталась понять кто был на столько смелым и обезбашенным, что решился заниматься ЭТИМ на чрезмерно опасной территории?

Стоящая у иконостаса и ищущая ответы на многие «почему?» Фаина, так и застала будущую свою сестра Елена, крадущуюся к себе в комнату словно маленький мышонок в потайную норку.

Все, что знала Фаина об этой девушке желающей посвятить свою жизнь служению Господа, это ее имя. Теперь же, информация расширилась – Елена идет к Богу по тому же пути что и Анастасия.

Виновато опустив глаза в пол, Елена невнятно поприветствовалась:

– Благослови, сестра.

– Бог благословит. – Внимательно вглядываясь в «помятый» силуэт рассеянно ответила Фаина.

Увиденного было достаточно. В шоковом состоянии Фаина побрела к себе.

8

Неужели Анастасия была права и некоторые девушки ищут в монатсыре не покоя и Господа, а немного других вещей? Неужели для этих девушек нет ничего святого в этом мире, а слово Бог равнозначно – стул, стол, шкаф? Но главное – неужели все вышестоящие матушки слепы? Ведь Фаине хватило полгода, чтобы разоблачить некоторые натуры.

Фаине долго не удавалось сомкнуть глаза, в голове роились не слишком приятные мысли. Она то и дело пыталась хоть как-то докопаться до истины, но напрасно. Она не понимала, что творится вокруг, но твердо решила уже завтра на исповеди узнать у батюшки Николая, что ей делать со своими невольными знаниями. Стоит ли идти с подобным к игумении? Она должна принять какие-то меры. А может это не ее дело и лучше оставаться в стороне? Эти и многие другие вопросы она обязательно задаст отцу Николаю, но в первую очередь извинится перед сестрой Анастасией.

– Благослови, сестра. – Фаина поприветствовала Настю, которой по чистой случайности выпало в этот день трудиться в саду вместе с ней.

– Да ладно тебе, – безразлично послышалось в ответ. – Можно без этого всего, а просто привет.

– Тогда привет.

– И как это ваше высочество снизошло до общения со мной? Смердом.

– Перестань.

– Что значит «перестань»? Ты ведь запретила к тебе приближаться, а сейчас сама напрашиваешься.

Настя неумело управлялась с граблями совершенно не глядя на Фаину.

– Я извиниться хочу.

– Интересно за что?

– Я была не права на твой счет… – начала Фаина, но тут же исправилась. – Нет, я не все слова хочу забрать обратно. Кое что все же остается правдой, как бы мне не хотелось заблуждаться, но… Прости за вчерашнее недоразумение.

– Ага, уж не хочешь ли ты сказать, что нашла настоящую грешницу? – Настя с любопытством заглядывала в глаза Фаины.

– Нет, просто поняла, что ошибалась. Нельзя без неопровержимых доказательств предъявлять любые обвинения. Тем более подобного характера. Да и – не суди, да не судим будешь.

Настя недоверчиво усмехнулась.

– Прости, но не убедила. Думаю, ты все же разобралась, точнее – получила неоспоримые доказательства чьей-то вины, и только поэтому заговорила сейчас со мной.

Фаина не любила врать: ни, когда ее с пристрастием допрашивали в интернате не видела ли она, кто в ночи спускался по простыням со второго этажа общежития; ни, когда ее одногрупница случайно подожгла сигаретой урну у входа в общежитие. Она всегда говорила правду, какой бы та ни была.

– Да. Ты права. Я действительно кое в чем разобралась. Но все же до сих пор многого не понимаю.

– Фая, ты парилась бы меньше, вот и вся философия. Ты пришла найти Бога, вот и иди по этому пути не сворачивая. Не разменивайся на окружающую среду. Тебе вряд ли понравится то, что ты разглядишь трезвым взглядом. Здешняя жизнь далека от святости, которую ты сама себе на воображала. Здесь, как и на свободе, у каждого свой подход к жизни. Уж это ты должна понять.

– Я это понимаю. Точнее, я согласна, что у всех людей разные взгляды на одни и те же вещи. Но ведь если ты отважилась уйти в монастырь, должна понимать, что это не поездка на курорт.

– Фая, дай я тебе кое-что объясню, а то ты скорее старческий маразм заработаешь, а до истины не додумаешься. – Настя задумчиво закатила на секунду глаза и продолжила. – Даже не знаю, как тебе это объяснить, попробую на собственном примере. Вот я, решила наказать матушку своим заточением и, должна заметить, в начале реально планировала поразмышлять о жизнь, воспользоваться этим временем для поисков собственного Я, но… на все про все у меня ушло не больше недели. Что делать дальше? Так рано отступать не в моих правилах. Остается сыграть по здешним правилам, но со своими сносками.

– Как это? – Впервые от Насти Фаина слышала что-то более-менее разумное, но суть еще не уловила, хотя решительно настроилась понять ее мысли.

– Как, как? Меня здесь устраивает воздух, жилье, еда, даже одежда, так почему бы и не пожить за чужой счет, совершенно не парясь о завтрашнем дне. На воле ведь все время приходится ломать голову над многими вещами. Что одеть, чтобы оставаться в тренде. Как лучше разукрасить фейс, чтобы выглядеть прилично. Куда пойти потусоваться. Как не потерять лидерские позиции в своем окружении. Как произвести впечатление на нужного парня. Куда пойти учиться, работать. За кого стоит выходить замуж. И вообще, как жить? Здесь же все просто – живи и не парься. Здесь всем наплевать кто ты, что из себя представляла в прошлой жизни, и как ты выглядишь. Здесь главное вовремя просыпаться и вовремя засыпать. Ну, еще постоянно делать вид, будто молишься. И все, жизнь удалась. Нууу, конечно, не обойтись без некоторых не слишком приятных моментов. Это я о не всегда легких послушаниях и иногда слишком жестких наказаниях. Но ничего, с этим тоже со временем начинаешь мириться. А когда я поняла что с сексом, выпивкой и сигаретами здесь все не так уж и печально, так вообще задумалась о более длительном пребывании в роли монашки. Это лично мои «сноски». Но каждому свое, как говорится. Вот и выходит: в нашей обители на десять таких как ты, одна такая как я. Но мы можем прекрасно уживаться, если кое-кто не будет совать нос куда не нужно. Тем, что изредка позволяю себе маленькие радости я ведь никому ничего плохого не делаю.

– Да, но ведь ты бы могла себе позволять большие радости за стенами женского монастыря! – Возмущению Фаины не было предела. – Зачем гадить там, где живешь? Ты ведь сама сказала, что здесь большинство монахинь ищут Господа, так почему они должны замаливать твои грехи? Живи себе спокойно в миру, как все.

– Фая, ну ведь я же сказала – там о многом нужно париться.

– Там о многом, а здесь о главном! Тебе не страшно, что за свои грехи, после божьего суда ты угодишь в Ад? Ведь в миру то, чем ты занимаешься здесь, норма, и это, я уверена, не так опасно, как здесь.

– Слушай, сестра Фаина, – Настя, с нескрываемой иронией в голосе схватила грабли, – и грешники и святые умирают. Ты можешь всю жизнь положить к ногам своего Бога, но все равно умрешь. А кто-то будет воровать и убивать, и тоже умрет. Кто-то будет наслаждаться всеми прелестями жизни и это никак не спасет его от участи другого, того, кто всю жизнь себя в чем-то ущемлял день ото дня волоча жалкое существование. Все умирают! Так в чем же смысл плясать под дудку Бога, если он для глубоко верующих в него людей не организовывает никаких скидок? Люди годами молются ему и восхваляют, а что взамен? Я тебе отвечу – деревянный ящик из четырех досок, земля и опарыши. Так что если кто-то решил потрахаться прямо в церкви, пусть Богу станет завидно.

– Господи, Настя, Бог с тобой! Что ты такое говоришь! – Начало Настиных рассуждений Фаине более или менее были понятны, но последние слова! – Никто не обещает тебе вечной земной жизни, и в ящике из четырех досок съедаемое червями будет гнить твое тело, а душа либо воспарит к небесам, либо попадет еще ниже твоего места на кладбище. Монахини и все церковные служители молятся не о наших бренных оболочках, а о спасении душ наших, которые бессмертны! «Ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься» (Мф. 12:37)

Положив подбородок на грабли, Анастасия выдохнула:

– Слушай, я согласна и оправдаться и осудиться, вот только это может никогда и не произойти. Где доказательства того, что Бог вообще существует? Кто мне покажет Рай и Ад? Кто познакомит хоть с одним праведником, который получил ангельские крылья или с грешником, который жарится на раскаленных сковородках? Мне нужны доказательства. Я верю в то, что могу увидеть, услышать, ощутить. Так что мой аргумент о конце жизни на дне деревянного ящика на глубине нескольких метров, намного реальнее твоего.

– Но это глупо. – Фаина понимала, что доказать Насте она ничего не сможет, но и не попробовать не могла. «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими». (Матф. VII, 6) – Ты рассуждаешь примитивно. По-твоему если ты не можешь пощупать Марс, Венеру или Юпитер, значит их не существует? Или если ты никогда не видела живого мамонта значит их существование сказки?

– Фая, я никогда не утверждала, что обладаю мощным интеллектом, но и не стоит все сказанное мною выворачивать так, будто я полная дура! Ученые, космонавты, археологические раскопки, и прочья ерунда, это одно, но даже они не имеют доказательств существования Ада и Рая. Или я не права?

Спорить было бесполезно – вера либо есть у человека, либо нет. Третьего не дано. Да и предъявить Анастасие Фаина ничего не могла.

– Ладно. – Фаине ничего не оставалось, как сдаться. – Давай каждая из нас останется при своем мнении. Я ведь просто хотела извиниться перед исповедью, а договорились…

– Отцу Николаю исповедоваться собираешься? – Как-то странно поинтересовалась Анастасия.

– Да, а кому же еще, он ведь у нас единственный. – Фаину удивил подобный вопрос, на который других ответов и быть не могло.

– Ммм, ну тогда удачи. – Загадочно протянула Настя.

– Что-то мне твой тон не очень-то нравится. Ничего не хочешь мне сказать?

– Нет. Разве только… не болтай лишнего.

Фаина непонимающе сморщила лоб и не без иронии улыбнулась:

– Думаешь, исповедь именно тот вариант беседы, где стоит задумываться о словах?

– Думаю, о словах нужно задуваться в любой беседе. Сама сказала об «осудишься» и «оправдаешься».

– Спасибо за совет, но, извини конечно, странно подобное слышать от той, кто за собственной речью следит хуже, чем за местным огородом.

– Я что, я простая как эти грабли, мне шифровать нечего и незачем. Обо мне и моих взглядах на жизнь осведомлены все вокруг, да и за пределами. А вот таким как ты… – Фаина любопытно вздернула брови к верху. – Святошам, приходится тяжелее.

– В миру, возможно. Но мне предстоит исповедь, а это таинство. А всякое таинство священно и не может предаваться огласке.

– Хм, смотри сама. Мое дело предупредить. Все люди не безгрешны даже те, которые облачены в рясы священников. Я бы даже сказала – особенно те.

– Ну и ерунду ты городишь, Настя.

– Я же говорю – поступай как знаешь.

– Но ведь ты тоже исповедовалась? – Неуверенно поинтересовалась Фаина, прекрасно понимая, такая особа как Анастасия, запросто могла избежать этого регулярного монашеского действа.

– Да, естественно. – Почти обиженно проговорила Настя и весело улыбнувшись добавила. – Я каждый день исповедаюсь и всякий раз разным людям. Даже не представляешь, какому количеству людей нравится слушать мои покаяния. Мне кажется, всякий кто слышит треп о моем настоящем прошлом и будущем, ощущает себя в этот момент почти святым. Вот и приходится изо дня в день каяться в таком, что некоторым на голову не налезет.

Фаина тоже не стала сдерживать улыбку.

– Да уж, охотно верю. Но я не об этом. К батюшке Николаю ты вообще ходила?

– Ага, – смято проговорила Анастасия. – Он тоже в курсе всех моих прегрешений. По-другому ведь здесь нельзя.

Дальше их разговор перешел в менее интересное русло, а вскоре вообще сошел на «нет». В какие мысли погрузилась почти виртуозно справлявшаяся с граблями Анастасия, Фаине не было известно, а вот саму ее не отпускали события последних дней. Почти на профессиональном уровне остригая кусты роз, Фаина не прекращала анализировать, рассуждать, обдумывать увиденное и услышанное.

9

– Батюшка Николай, простите и отпустите грехи мои. – После разрешительной молитвы Фаина приступила к исповеди.

Накануне она почти не спала, все пыталась начертить в голове некий план под названием – «С чего начать покаяние». Варианты были разнообразные от раннего детства, до вчерашнего дня. О раннем детстве Фаина каялась не единожды, причем ничего не скрывая. Да и как могла грешить маленькая девочка? Она легко вспоминала о счастливых днях проведенных с мамой и о мелких пригрешениях в виде безобидной лжи или ночном воровстве из холодильника. Без тени боли, вспоминала отцовские пьянки и оплеухи. Ей даже было просто рассказывать постороннему человеку о не простой интернатовской юности, а вот о том, что привело ее сюда, Фаина всегда недоговаривала.

– Нет таких грехов, дитя мое, которые я бы не мог тебе простить. Покайся.

Голос отца Николая совершенно не соответствовал его внешнему виду. В самую первую встречу с батюшкой, Фаина отметила для себя, что этот человек не имеет возраста. Внешне он был настоящим старцем, дедом, так точно. Скорее всего подобное действие на нее производила густая белая борода, глубокие морщины в уголках глаз и тонкие сухие губы. Но его голос звучал слишком моложаво. У нее однозначно было бы два возрастных предположения – сорок-сорок пять и шестьдесят пять-семьдесят.

Батюшка Николай был из «белых» священников, он не приносил монашеских обетов, а имел семью. В женских монастырях чаще всего служат именно семейные отцы и было тому два объяснения. Первое – облегчить женщинам желающим стать монахинями степень соблазна, женатый священник все же несет в себе меньшее искушение, ежели таковое возникает у слабых духом послушниц. Второе – такому батюшке всегда легче найти ответы и подсказки для всех трудниц, послушниц, монахинь. Ему проще рассуждать о таких мирских заботах как семья, любовь, брак, ибо он сам не лишен подобных радостей.

«Лучше уже и не полагать начала отречения от мира, нежели после холодно исполнять его и подвергать себя большей опасности. Лучше не давать обета, нежели дав обет, не исполнить его. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин (435)». Забота батюшки разглядеть тех паломниц, которым не нужен монашеский постриг. Тонко и практически незаметно направить заблудшую душу по нужному пути. Нет, он не отговаривает ту или иную женщину от желания посвятить жизнь свою служению Господа, он просто рекомендует повременить с принятием подобного решения.

Многие паломницы и по сей день являются в монастырь раз, два в год, чтобы очиститься от мирских забот и покаяться. Они с удовольствием беседуют с батюшкой Николаем, считая его своим духовным отцом, и идут к нему не только за прощением, а и за советом. Но речь о постриге уже не ведут. Их вера не мешает жить в миру и посвящать себя не только служению Господа, а и заводить семьи.

Фаине же потребовалось полгода, чтобы созреть до искреннего покаяния и она была готова признаться батюшке да и себе самой во всех собственных прегрешениях. Может он в самом деле сможет помочь.

Присев на деревянную скамейку за той самой ширмой из-за которой еще вчера раздавались мерзкие звуки, Фаина открыто взглянула в глаза отца Николая и начала свой рассказ.

– Отец Николай, я каялась перед вами во многих своих согрешениях, но в основном они были мелкими и незначительными. – Слова слетали с губ Фаины с легким оттенком вины и стыда, но отступать она не намерена. – Вы, возможно, слышали о причинах моего нахождения в этих стенах. О том, что побудило меня пойти в монахини. Но даже если это так, вам не известна суть. Сегодня же, перед вашим лицом и лицом Господа, я каюсь в той ненависти, которая никак не хочет меня отпустить. Изо дня в день я грешу враньем самой себе, что простила, хотя это и не так. В глубине души я знаю, я все еще испытываю ненависть и боль. Мне безумно хочется избавиться от этого чувства, но… , я всего лишь слабый человек, которому ненавидеть легче, чем прощать.

Взяв за руки Фаину, отец Николай успокаивающе проговорил:

– Дитя мое, можешь поведать мне все, что творится у тебя в душе. Пусть слова твои льются словно живородный источник и в их произношении и осознании ты найдешь то, что ищешь. Ты решилась принести свое покаяние Господу, а я готов его засвидетельствовать и примирить тебя с самой собой и Богом в твоем сердце. Говори, дитя. Говори.

«Говори», легко далось отцу Николаю, вот только сделать это Фаине, было все равно, что сдвинуть с места каменную глыбу раз в сто большую ее самой. Прежде чем заговорить, ей нужно было вспомнить то, что на протяжении шести месяцев она старательно пыталась закопать.

– На мне лежит тяжкий грех, батюшка… – Едва начав, Фаина запнулась, чтобы сглотнуть. – Я убила человека.

Отец Николай давно посвятил себя служению церкви и Богу. Он многих в своей жизни исповедал и о многих людских согрешениях был осведомлен, но три слова произнесенных юными девичьими губами смогли удивить и поразить его, хотя он ничем не выказал этого.

– Дочь моя, я повторюсь – нет таких грехов, которые не простил бы тебе Отец наш небесный. Убийство, это большой грех, но искреннее покаяние искупит его и превратит вину в невиновность. Как огонь может испепелить запачканный дурными словами белоснежный лист, так вера твоя и покаяние очистят душу твою. Словно ничего и не было. – Слова батюшки звучали спокойно и уверенно, Фаине на секунду даже показалось, будто она ничего плохого и не сделала. Но это была лишь секунда.

– Возможно, я даже убила двоих… – Опустив глаза, уткнувшись носом в ледяные, но мокрые ладошки, Фаина продолжила. – Полгода назад, в январе, в святой праздник Крещения Господнего, со мной случилась беда. Но, как известно, она в одиночку не ходит…

10

Я никогда не была глубоко верующим человеком, но такие великие праздники как Рождество, Крещение и Пасха, не были для меня чем-то странным. В Рождество я с радостью накрывала на стол ужин из двенадцати блюд, во главе которого была кутья. На Пасху обязательно ходила в церковь и святила крашенки с пасхой. А на Крещение, само собой, я отправилась освящать воду.

В городке, в котором я жила раньше, есть три храма, но на Крещение я никогда не брала воду в церкви. Подобная привычка осталась у меня с детства, когда в этот зачастую морозный день, мама брала меня с собой к источнику.

В нескольких километрах от города, спрятавшись от человеческих глаз, из под земли бил ключ. Он никогда не замерзал и вода в нем всегда была чистейшей и самой вкусной. Там мы из года в год наполняли свои бутыли водой, которую не забывал освятить один из служащих батюшек. Не могу не заметить, что родник хоть и был спрятан в гуще многолетних деревьев, но о нем знали, казалось, все, кому не лень. А в праздник Крещения у его истоков собиралось народа не меньше, а может и больше, чем у дверей всех наших храмов.

Когда я была маленькой, мы с мамой добирались до родника своим ходом, слава Богу, жили на окраине и преодолеть расстояние километров в пять, было не так сложно. С тех пор ничего не изменилось и я, как много-много лет назад, шла за святой водой пешком. На дворе было морозно и снежно, но меня это только радовало. Я люблю зиму. Любила.

Путь мой хоть и был не слишком коротким, зато был полон счастливых эмоций. Глаз радовали пейзажи. Душа ощущала в воздухе святость. Голову заполняли веселые мечты. На эту весну, сразу после окончания великого поста, у меня была запланирована свадьба… Но… что-то я отвлеклась…

Наполнив доверху два трехлитровых бутыля, я, как и все остальные, отправлялась в обратный путь. По всем известной лесной дороге шли целые толпы, а мне так хотелось уединения. Свежесть воздуха и девственная красота, заставляли мою душу воспарить к небесам, я была полностью счастлива. Именно желание полностью отдаться своим грезам о будущей счастливой жизни и толкнуло меня на мало известную тропку в нескольких десятков шагов от главной.

– Вот это фортонуло! Удачная охота получилась, на такую «дичь» я и не рассчитывал. – Только и услышала я, прежде чем рухнуть на снег.

Неожиданность и шок лишили меня языка. Парень же, которому принадлежал противный скрипучий голос, схватившись за капюшон моего пуховика, уволакивал меня все глубже в чащу.

Оцепенение мое прошло тогда, когда мозг начал судорожно обрабатывать все случившееся. Не проронив ни слова, я попыталась вскочить на ноги.

– Лежать, зайка. – Спокойно прозвучало, и сильная рука резко одернула меня за капюшон. Не успев толком встать, я вновь оказалась на снегу.

Сообразив, что парень достаточно силен, я решила призвать на помощь любого, кто услышит меня, но меня и тут опередили.

– Кричать даже не вздумай. Если откроешь рот, я прикончу тебя прямо здесь. Промолчишь, подарю жизнь. – Последняя фраза звучала по-особому великодушно. Парень возомнил себя Богом, не меньше.

– Если ты собираешься подарить мне жизнь, к чему все это? – Я старательно произносила каждое слово без тени страха и ужаса, пронизавшую всю меня насквозь. – Отпусти меня, и я обещаю, никому об этом не расскажу.

Я не могла видеть, но услышала ухмылку.

– Хм, тоже мне, бартер. Можешь об этом рассказывать всем, только вот немного позже. Если захочешь.

Его насмешливый голос мне не забыть никогда. А чувство безысходности и обреченности, останутся для меня самыми страшными на всю жизнь. Я давно растеряла свои бутыли с водой. Я совершенно не ощущала холода. Перед моими глазами молниеносно промелькнуло такое желанное счастливое будущее и исчезло. Фантазии затерялись в реальности.

– Я сделаю все, что ты пожелаешь, только отпусти. – Взмолилась я, ведь другого выхода все равно не было. Свой шанс громко прокричать и привлечь к себе внимание толп народа идущих от источника, я упустила. Теперь, мы были на слишком большом расстоянии от известной всем дороги.

– Я и без тебя знаю, что сделаешь. Тогда и отпущу. Смотри, как легко мы с тобой сумели договориться. – Парень противно захихикал, а затем схватил меня обеими руками за ворот и без особых усилий сбросил в не глубокую яму с настилом из ломавшихся подо мной веток. – Что ж, приведем договор в исполнение.

Яма в которой я лежала была не совсем ямой, а скорее неким подобием чье-то берлоги. Тело мое лежало на хворосте, а над головой вместо крыши тоже было сооружение из сухих ветвей. Вторая же часть моего туловища находилась за пределами этого укрытия. Я не могла видеть лица моего обидчика, но четко слышала все звуки, доносившиеся с его стороны. Это, наверное, как у слепых или немых, отсутствие одного из чувств обостряет другое.

Я прекрасно слышала, как парень расстегнул ремень, затем ширинку. Потом, он принялся за меня.

– Вот умница… Какая хорошая девочка… Молодец… – Не торопясь раздевая меня, словно помешанный бубнил парень. Я же, в то время как нужно было собраться со всеми силами и бороться за свою жизнь и честь, окаменела словно загипнотизированный удавом кроль.

– Пожалуйста, не трогай меня. – Горячие слезы, наконец, обожгли лицо и у меня прорезался голос, вот только толку от этого было мало. – Прошу, оставь меня, ради всего святого.

– Ну нет подруга, так дела не делаются. Сначала ты обещала сделать все, чего моей душе будет угодно, а сейчас? За свои слова нужно отвечать.

– Пожалуйста… – Уже всхлипывая продолжила я молить о пощаде, которой не суждено было сбыться.

– Заткнись! – Рявкнул парень. – Не хотелось бы тебе занимать глотку не тем, чем планирую.

– Не трогай меня, прошу. У меня еще ни разу не было ЭТОГО. Пожалуйста, отпусти. – Не знаю, зачем я это произнесла, чего я ожидала после подобного заявления, но это мое признание просто осчастливило взвалившегося на меня парня.

– Ну ни фига себе! Опять фортонуло! Мало того что телочка четкая, так еще и целка! Знаешь, а я тоже, пожалуй, сознаюсь – ты у меня тоже будешь первой.

«Целка» и «ты тоже будешь первой» раздались в моем мозгу пульсирующей болью. «Ты будешь моим первым и последним, я это знаю» – пронеслось следом. Эти слова я совсем недавно нашептывала на ухо своему жениху.

– Короче, хватит трещать. Пора делом заняться. А если мне понравится, обещаю каждый следующий раз трахать тебя с нежностью, как положено.

– Пожалуйста, не делай этого! – Я прокричала, молчать и шепотом пытаться достучаться до пустоты внутри парня, больше не было сил. – Прошу, оставь меня! Еще не поздно все прекратить. Не делай этого. Не бери на душу грех!

Но парень больше не слушал. Его ладошка зло обожгла мою щеку.

– Заткнись, сказал!

Дальше все происходило как в ужасном сне. Я плакала, умоляла не делать больше со мной этого, ударяла кулаками по нависшему надо мной торсу, но все без толку. Обезумевший от избытка тестостерона и алкоголя мужчина не оставил меня не закончив свое грязное дело. Он раз за разом вонзал в меня свой орган доставляя тем самым боль, которой мне в жизни еще не доводилось испытывать. В какой-то момент я почувствовала, как по внутренней стороне моих бедер потекла горячая жидкость. Все на какое-то время прекратилось. Мужчина просто свалился на меня, словно мешок дерьма.

Спустя какое-то время он надругался надо мной снова, вот только в этот раз он лишил девственности другую мою дырку, предназначенную для похода в туалет, а не для любовных утех. Когда он попытался сделать со мной ЭТО еще раз, я решила что с меня довольно. Почему я раньше не сопротивлялась, не знаю. Возможно, надеялась на то, что все будет не так ужасно и парень сдержит свое обещание, отпустит по завершению. Но после второго раза и восторженными вскриками насильника я поняла, это не прекратится никогда, разве только с остановкой моего сердца.

В какой-то момент я начала ощущать холод. Чувства постепенно возвращались ко мне. Мысли со скоростью света формировали в голове план побега.

– Какая же ты хорошая девочка… Какая тугонькая… , сладенькая… Черт, я никак не могу насытиться. – Шептал на ухо парень, а я решила не затягивать.

Без лишних слов мои зубы сомкнулись на его шее. Я могла только надеяться на то, что смогу наугад повредить сонную артерию, иначе все это было бы бесполезной тратой времени.

– Ааа! Сука! Мразь! Ааа…

Корчась от боли, парень схватился обеими руками за шею, пытаясь остановить хлынувшую кровь. Я же не спешила праздновать, а столкнула его с себя и бросилась бежать. Но бежать по-настоящему смогла не раньше, чем привела в порядок свою одежду.

В какой-то момент я оказалась на той самой тропе, по которой все еще продолжали свое шествие толпы. Кто-то только намеревался наполнить свою посуду святой водой. Кто-то обрывая руки шел обратно. Люди непринужденно о чем-то болтали, смеялись, радовались, а некоторые даже пели. И я не стала беспокоить их случившимся. Ужас и боль, продолжали сковывать меня, но в большей степени я просто понимала, эти люди все равно уже ничем мне не помогут. Все наихудшее, что могло со мной произойти, уже случилось. Остальное не имело значения, так как  лица парня я все равно толком не видела и появись он передо мной здесь и сейчас, я бы не догадалась что это тот самый монстр, разорвавший мое сердце, искалечивший мою жизнь и душу.

Добредя до дома, первым делом я отправилась в душ, что вполне предсказуемо. Только под струйками теплой воды я обнаружила, что по моим ногам все еще продолжали стекать кровь и сперма. Внизу живота все жгло. А когда без боли смогу сходить в туалет по большому, оставалось только догадываться. Упав в ванной на колени, я больше не стала сдерживать свой крик, который до сих пор время от времени раздается в моей голове. Когда-то я слышала нечто подобное в передаче о животных, там, кажется, от невыносимой боли выл раненый морской котик, или тюлень. Я выключила тот канал, так как тяжело переношу боль в любом ее проявлении. Но себя выключить было нереально. Я терпела издевательства, казалось, целую вечность, и эта вечность осталась в прошлом, которое было необходимо омыть слезами.

Первую неделю после случившегося я не выходила из дому. О встрече с женихом и речи быть не могло. Ему я сказала, что подхватила вирусный грипп и пока не вылечу, ему рядом со мной находиться не стоит. То же объяснение послужило причиной моего непоявления на работе. Дома же, я внимательно следила за местными новостями в ожидании сенсации о найденном в лесополосе молодом мужчине с перекушенной сонной артерией. Но ни через неделю, ни через две, ничего подобного не услышала. Может, его обнаружили, как только сошел снег. Может, его сожрали волки. А может, ему все-таки удалось выжить… Мне же хоть и удалось сберечь свое тело, душевно я была погребена под теми самыми сухими ветками, лежа на которых позволила подонку над собой поиздеваться.