Текст книги "Покаяние (СИ)"

Автор книги: Валентина Ad

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Фаина быстро отпрянула от не особо воспринявшей полученную информацию Насти и зашагала в сторону своего коридора.

– Не траханная сука! – зло прозвучало в спину.

Фаина замерла на месте. Ее сердце вот-вот могло проломить ребра, пытаясь выбраться из груди. В горле стоял ком. В этот раз она не потратила ни единого слова а, шагнув назад, влепила мощную пощечину той, которая завтра вряд вспомнит их нынешний разговор.

– Отче, прости, обещаю, это был последний грех на который меня спровоцировала сестра моя Анастасия, – прозвучало уже за закрытой дверью собственной комнаты.

С этими словами Фаина просто упала на койку и, не желая больше ни о чем думать, вспоминать и размышлять, ей удалось заставить себя уснуть.

5

Всю ночь Фаине снились кошмары. Всю ночь над ней измывался мужчина. Ее безбожно насиловали, а она ничего не могла поделать. Она реально ощущала на себе всю мощь наглых мужских рук. Она слышала тяжелое дыхание и чувствовала запах мужского пота. Она чувствовала, как в ее плоть раз за разом вторгается мужчина, принося ей жуткую нечеловеческую боль. Она царапалась и пыталась столкнуть с себя навалившееся грязное животное в мужском обличье. Только отчаянный крик, вырвавшийся из глубин души наружу, помог ей прекратить все это. Она проснулась.

«Жаль, что в жизни нельзя вот так проснуться и будто не было ничего».

Больше Фаина не заснула. Встав и приведя себя в порядок, исправно отгоняя дурные мысли, она сразу же принялась за утреннюю молитву. Она обязана заполнить Господом всю себя. С его помощью она должна вытеснить из себя всю нажитую в миру боль. Она должна уничтожить страх и ненависть. Она разучится размышлять, вспоминать и анализировать. Она будет жить здесь, сейчас и только с Богом в сердце, как того требует устав. Так, как десятилетиями живут другие монахини. Так, как ей почти удавалось на протяжении целых шести месяцев.

***

Всю следующую неделю Фаине легко удавалось следовать намеченному плану. К собственному удивлению, Анастасия прислушалась к ее советам и перестала преследовать в желании завязать дружбу, скорее даже – стала игнорировать. Благочинная не придиралась и целую неделю Фаина жила по уставу, как все, без особых пожеланий матушки Варвары.

С каждым новым днем Фаина все меньше возвращалась в своих воспоминаниях к альтанке. Чтобы избежать ненужных образов в голове, она отказала себе в «общении» с матушкой Иулианией, так как единственная тропа, ведущая к обрыву, проходила рядом с неприятным ей местом.

Все встало на круги своя, вот только та ночь все же не прошла бесследно. Кем была совершившая грехопадение женщина, Фаина знала, но покоя не давало другое – откуда взялся мужчина, и почему Настя так уверенно заявляла, что ЭТИМ здесь занимаются многие?

Фаина вдруг прозрела. Оказывается все те месяцы которые она провела в монастыре, она не замечала многих вещей. Например, она могла поклясться, что за полгода ни разу не видела на территории монастыря мужчин, кроме батюшки Николая. Для нее все встречающиеся на пути люди были безликими и однополыми. Но мужчин не имеющих отношения к священнослужению с которыми возможно было грешить в вечерних сумерках, на их территории оказывается, было более чем достаточно: водитель, сантехник, электрик, тракторист. Чего только стоит бригада строителей, работающих в старом крыле монастыря.

 Раньше Фаина не замечала в глазах некоторых монахинь чертиков, которые то и дело появлялись в присутствии того или иного представителя мужского пола. А то, как некоторые облаченные в черные одежды сестры из кожи вон лезли в попытках привлечь к себе внимание, вообще не вкладывалось в ее голове. Само собой, все это происходило очень осторожно и для человека в самом деле ищущего Господа, а не приключений, незаметно. Но если присмотреться…

В то время как трудницы практически от заката до рассвета гнули спины в огородах палисадниках и садах, ухаживая и собирая не такой уж и большой, в конечном итоге, урожай, монастырская элита разъезжала на мерседесах и лексусах. В то время как у молодых сестер единственным развлечением было чтение церковных книг, некоторые матушки неплохо чувствовали себя с планшетом или мобильным в руках. В то время как Фаине запрещалось наслаждаться живописным морским пейзажем и проводить всего несколько минут в день в обществе игуменьи Иулиании, некоторые монахини, дружно погрузившись в джипы, очень даже легко могли себе позволить исчезнуть вместе с закатом в неизвестном направлении. С рассветом же, они возвращались, но участия в утренней молитве или каких-либо послушаниях не принимали на протяжении всего дня.

Фаина, наконец, во всем разобралась – монастырь святой Иулиании был маленьким государством, в котором законы писали избранные, а следовать им приходилось всем остальным. Он жил своей собственной жизнью, которой не касалось всеобщее государственное право. Здесь по-своему наказывали и по-своему вознаграждали. Как оказалось, в этих стенах некоторые и дальше продолжали наслаждаться всеми прелестями жизни в полной мере, но были и такие, как Фаина, которые в самом деле искали лишь помощи и спасения в молитве и служении Господу.

Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. (Матф. VII, 15)

Совершенно неожиданно свой новый дом Фаина увидела в совершенно ином свете, вот только не могла понять – хорошо это или плохо. Она знала одно – свой выбор в отношении к жизни она сделала и он единственно правильный.

– Что с тобой, Фаина, ты уж неделю сама не своя, случилось чего? – глаза полные заботы были обращены к прилежно выполнявшей свои послушания Фаине.

– Что вы, матушка, все в порядке. Что может случиться в монастыре, о чем вы бы не были осведомлены? – Матушка Алевтина была вторым человеком, после святой Иулиании, кому могла довериться Фаина, но все же камню было проще изливать душу. Да и зачем той, которая по велению сердца и души служит Господу, раскрывать глаза на то, что стало недавним откровением для самой Фаины.

– Как знаешь, но я прекрасно вижу, что тебя что-то гложет. Ты на исповеди давно была? – Трапезница на время отложила тарелки и полотенце, чтобы взять покореженные ежедневной работой руки Фаины в свои.

– Не помню, – Фаина напрягла память, но безуспешно. – Может пару недель назад.

– Мой тебе совет, не держи в душе то, что просто просится наружу. Если накипело – выплесни все. Таинство покаяния великая сила. Всегда словно гора с плеч, когда искренне покаешься в греховных деяниях своих и помыслах. На исповеди нужно быть откровенной и тогда и тебе откроется откровение. Ибо пошлет Господь прощение, а с ним и облегчение. Сходи дочка к отцу Николаю на недельке, он поможет.

– Спасибо, за совет, матушка.

– Нужно говорить спаси Господи, коли хочешь кого-то поблагодарить, так у нас заведено. Ведь слово «спасибо» это есть «спаси Бог». А пожалуйста по-нашему – «благодарю во славу Божию». То-есть – благо дарю во славу Божию. Пора-бы тебе уже это запомнить, а то ведь наша матушка Варвара не дремлет. – Матушка Алевтина иронично улыбнулась.

– Да знаю я, только путаюсь иногда. Здесь ведь все для меня ново. И разговаривать нужно учиться по-новому и жить…

– Слушай, дитя дорогое, а не пойти ли нам к обрыву? Там скамейки есть, море шумит, дух святой матушки нашей Иулиании витает. Развеемся немного, да и поболтаем заодно. Я хочу кое-что тебе поведать. Возможно, моя история поможет тебе кое в чем разобраться; в собственных ощущениях и истинных желаниях. – Фаина удивленно вскинула брови, это было самое необычное, но и самое приятное и радостное предложение которое довелось ей услышать за несколько последних месяцев. – А что, сестер мы накормили. Убрались, ну, почти. Так что самое время выполнять послушания.

– Да, но, боюсь, матушка Варвара не воспримет такого рода «деятельность» как просиживание на скамейке, за послушание.

– Может быть, но кто ей об этом скажет?

 Матушка Алевтина улыбалась той самой улыбкой, которая, казалось, своим теплом может согреть весь мир. Ее глубокие морщины на моложавом лице придавали образу небывалой мудрости, а бархатный голос окутывал все вокруг домашним теплом, которого Фаина практически не знала. Она просто не могла отказать себе в удовольствии погреться в лучах доброты и заботы и плевать, даже если за это ей придется расплачиваться десятками физических взысканий назначенных бдительной благочинной.

6

Успешно справившись со своими послушаниями на кухне, Фаина и матушка Алевтина отправились к обрыву с чарующим видом, блаженными ароматами и витающей в воздухе святостью.

Впервые за прошедшие семь дней ноги Фаины ступили на спрятанную среди густых кустов роз выложенную желтоватой брусчаткой тропинку.

За всю дорогу они с матушкой не обменялись и парой фраз, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Матушка Алевтина, была погружена в свои мысли, а Фаина невольно улавливала доносившиеся со всех сторон звуки. Она не боялась вновь увидеть любовную сцену, она опасалась, чтобы подобного не увидела матушка. Но кроме разнообразия птичьих трелей, со стороны альтанки не было слышно ни единого звука.

– Может, спрячемся в альтанке? – неожиданно остановившись, предложила матушка, а Фаина вздрогнула от этих слов, будто увидела приведение.

– Нет, не думаю что это хорошая идея, – и тут же аргументировала свой отказ. – У памятника игуменьи Иулиании нам будет намного комфортнее хотя бы потому, что он на расстояние в несколько десятков шагов находится дальше от зорких глаз благочинной. Да и вид с обрыва такой, что любуясь им можно провести целую вечность и не заметить этого.

– Это ты права. Что ж, тогда потревожим нашу святую. Думаю, она не станет возражать.

Вот уже который день подряд морская гладь баловала всех своих обитателей небывалым спокойствиям. С последнего дня встречи Фаины с морем, оно, казалось, замерло. Все так же над ним кружили молчаливые чайки и все так же далеко-далеко, виднелись стайки дельфинов.

– Да, это поистине божественное умиротворение, – на вздохе проговорила матушка Алевтина.

– Не могу не согласиться с вами.

Несколько минут после своего прихода, обе женщины молчали. Но молчание не могло длится вечно, его нарушила матушка Алевтина.

– Что ж, дочка, хочу поделиться с тобой одной давней, но все еще живой историей. Если тебе будет не интересно, останови меня, и я сразу же замолчу.

Фаина взглянула на сидевшую рядом матушку от слов которой по ее коже забегали сотни, может тысячи маленьких противных мурашек. Эти неконтролируемые проявления по всей коже однозначно были предвестниками не простого и очень личного рассказа. «Мурашки» никогда не обманывали.

– Хорошо, матушка, вот только вряд ли мне доведется воспользоваться своим правом вето. – Уверенно прошептала Фаина.

– «Ты говоришь, хочется тебе нарядиться в ангельскую одежду, то есть в мантию. Тогда надо и жить ангельски»  Преподобный Иосиф Оптинский. Именно с этих слов началась меняться моя жизнь. – С неимоверной тоской в голосе прошептала состарившаяся не по годам монахиня. – Когда Господь привел меня на эти земли, я нисколько не была похожа на ангела. В душе и в сердце моем свирепствовал дьявол. Он изъедал меня изнутри, и пока я это не поняла, не смогла принять Господа как единого спасителя от всех мирских бед. – Немного выцветшие полные грусти глаза матушки блуждали по морской глади, а взгляд Фаины был намертво прикован к рассказчице. – День, когда для меня земля остановилась, я не забуду никогда. Это было прекрасное январское утро. За окном ярко светило зимнее солнце и хоть не грело, но заметно прибавляло тепла в душу. Накануне ночь была снежной. Девственный белоснежный пух припорошил весь белый свет. У меня были выходные. Я с радостью принялась за приготовление разных вкусностей для своих любимых. Муж убежал на работу с восходом солнца. А наша Наташка, привычно, без особого энтузиазма отправилась в школу. Через пару часов после ее ухода в доме зазвонил телефон. Я была так погружена в приготовление любимой Наташкиной яблочной шарлотки, что от неожиданно громкого трезвона испуганно схватилась за горячий противень и обожгла руку.

Матушка Алевтина вытянула перед лицом Фаины ладонь правой руки:

– Вот, видишь, на безымянном пальце и мизинце отпечатки пальцев изувечены. Можно сказать они отсутствуют. Верь или не верь, но они до сих пор жгут… Когда я буквально сорвала с рычага трубку, «Алло» я злобно проорала. Я была зла до безумия и готова через телефонные провода вцепиться в горло тому, кто одним звонком сумел испортить мне сразу две вещи – пирог и ладонь. Но когда я услышала звонившего, и до меня дошел смысл всего сказанного им, поняла – в этой жизни для меня больше ничто не имеет абсолютно никакого значения. Мой мир не перевернулся, он рухнул со словами – «…простите, вынужден сообщить вам трагическую новость – сегодня, недалеко от школы, ваша дочь погибла под колесами…». Дальше я не слушала. Точнее – не слышала.

После этих слов Фаине захотелось крепко-крепко обнять матушку Алевтину и хоть на минутку согреть теплом своих рук. Раньше она и представить себе не могла что у нее с матушкой может быть что-то общее, а оказывается прекрасный зимний день, сломавший всю жизнь, присутствовал не только в ее календаре.

 – Я чуть не обезумела от горя. Водитель волги и по сей день утверждает что Наташка перебегала дорогу в неположенном месте, а еще гололед, не почищенные от снега дороги и прочее, прочее, прочее… В те дни я искренне желала ему пережить тоже, что довелось мне. Я проклинала его от чистого сердца. По закону он получил четыре года колонии. По амнистии вышел уже через два. По божьему закону сам попал под колеса грузовика, правда не умер. Господь всемилостив и он даровал ему жизнь, хоть и в инвалидной коляске. – Матушка Алевтина перевела дух и продолжила. – По состоянию собственного здоровья у меня мог быть лишь один ребенок и им была Наташа. После ее ухода не осталось ничего, даже надежды на что-то. Вслед за ней из моей жизни исчез и муж. Мы не смогли пройти через это вместе, каждый закрылся в собственной раковине боли и непонимания. Что мне оставалось делать? Выхода было два – суицид или Бог. Это взаимоисключающие друг друга вещи. Нельзя быть верующим человеком и при этом осознанно совершить один из самых страшных смертных грехов. Но мне в тот момент было не до Бога. Я отказалась от него после миллиона «ЗА ЧТО?». Но когда три попытки наложить на себя руки не увенчались успехом, мне ничего не оставалось делать как жить ненавидя весь человеческий род. После неудачного третьего раза вместо психиатрической больницы матушка доставила меня сюда.

Матушка Алевтина замолчала, но Фаина продолжала соблюдать тишину. Одной нужно было собраться с мыслями. Другой – попытаться разобраться в собственных ощущениях.

– Могу сказать честно, пока Я сама не пожелала впустить в душу Господа, пребывание здесь было бессмысленным. Более того, первые недели вынужденного монашества, я продолжала проклинать того несчастного, который убил мою Наташку. Но, слава Господу нашему, он смог достучаться до того куска плоти, который продолжал стучать в моей груди.

– Сейчас, положа руку на сердце, вы можете сказать что простили того водителя? – Проглотив весь рассказ матушки, Фаину интересовало одно – когда ей ждать своего освобождения и ждать ли этого вообще?

– Да, дочка, я простила этого несчастного. Он ни в чем не виноват. – В этот момент матушка обратила свой взор к Фаине и та не увидела в нем ни капли ненависти, только безмятежность и покой. – И когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши; если же не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших. Мк. 11,25-26 Кто я такая чтобы судить деяния того мужчины, если Господь наказал его так, как посчитал нужным? Тем более сейчас я знаю, моя Наташка на небесах рядом с Господом. Она там счастлива, а что матери еще желать для своего ребенка? Господь решил ее забрать к себе, что ж, на то его воля.

Сколько мудрости было в каждом слове, сколько смирения. Столько благородства и истинная вера во Всевышнего.

«Возможно когда-то и я так спокойно смогу рассказывать кому-то о своем пути к Богу».

– Господь всемилостив. «Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью. (Пс. CXXV, 5)» – говорится в Библии. Не знаю, дочка, что привело тебя в столь юном возрасте в нашу обитель, но уверяю, здесь ты точно найдешь успокоение. Хотя, должна предупредить, не жди что это случится скоро. У каждого свой путь и свой крест.

– Матушка Алевтина, заранее простите если я сейчас что-то не то скажу, но вы не знаете, что привело благочинную Варвару в этот монастырь? – Фаина не смогла удержаться от этого вопроса. С первых дней своего пребывания здесь, он не давал ей покоя. – Глядя на вас, я понимаю, что вы давно нашли своего Господа, а вот о матушке Варваре такого не скажешь. Я ни разу не видела в ее глазах Бога. Зачем ей все это?

– Дочка, в монастырь от хорошей жизни мало кто убегает. Сюда практически каждого привела боль. Кому-то чтобы излечить душу и соединиться с Господом хватает года. Кому-то пять. А для кого-то и всей жизни будет мало чтобы раскаяться в собственных грехах и простить чужие. Я не имею права открывать тебе чужие тайны, но, поверь, хоть это тебе и сложно будет принять, на долю благочинной Варвары выпало не мало. Будь к ней благожелательной и не обращай внимания на лед в глазах, душа же ее изо дня в день объята алым пламенем.

Каждое слово матушки Алевтины проникло в сознание Фаины и хотя ей слабо представлялось что ледяная глыба может испытывать простые человеческие чувства, оснований не поверить словам матушки Алевтины у нее не было.

– Матушка Алевтина, впервые за полгода мне удалось пообщаться с кем-то по-человечьи. За что вам огромное спасибо. Знаете, ведь кроме как о Боге и вере мы ни о чем не ведем беседы. Это есть хорошо. Я не пришла сюда за тем, чтобы занимать язык свой бесполезными речами. Но если уж между нами случился настоящий разговор, позвольте задать вам еще несколько интересующих меня вопросов?

– Конечно, доченька, – понимающе улыбнулась матушка. – Я отвечу на все. Ведь когда-то у меня тоже было больше вопросов чем ответов. К сожалению или счастью, теперь уж неважно, подобной беседы ни с кем не случилось и ко всему пришлось доходить своими личными соображениями.

– Знаете, вам, возможно, это покажется странным, но совсем недавно я стала замечать кое-какие вещи, которых шесть месяцев либо не видела, либо их не было. – Начала Фаина неохотно возродив в памяти увиденное в альтанке. – Скажите, а мужчины на территории женского монастыре это нормально? Здесь ведь столько женщин для которых подобное соседство может оказаться непосильным соблазном. А еще, я стала замечать что некоторые матушки пользуются мобильными и планшетами, разве это не запрещено? Или этот запрет действует только на новоприбывших сестер? И, простите, но откуда в монастыре деньги на дорогущие автомобили на которых разъезжает наша так называемая элита?

– Что ж, попробую ответить на все твои вопросы. По поводу мужчин: если работать так много как мы, времени на соблазны и искушения не остается. Ты ведь сама только недавно заметила присутствие мужчин на нашей территории, это говорит само за себя. Тебе просто некогда засматриваться по сторонам ведь ты либо выполняешь послушания, либо молишься. Да и со временем матушки видят в мужчинах либо отцов, либо сыновей, а у кого, скажи, возникнут извращенные желания к кровным родственникам? С течением лет понимаешь, что и без любовных утех можно счастливо жить. А вот без профессиональной мужской помощи иногда сложно. То кран течет, то крыша. Ну представь себе как мы с благочинной вооружившись молотками и плоскогубцами принялись чинить нашу утварь? – Фаина никогда не жаловалась на воображение, от чего весело захихикала. – И я о том же. Вот и приходится выкручиваться. Да, для вас, молодых, это большее искушение. Но опять же повторюсь, сюда мало кто от хорошей жизни убегает, а поэтому большинство новоприбывших ничего вокруг не замечают кроме своего растревоженного бедой внутреннего мира. Я удовлетворила тебя в этом вопросе?

– Да, матушка. Теперь я понимаю. – Фаина действительно была удовлетворена, ведь все выглядело именно таким, как рассказала матушка Алевтина. В самом деле таких как Настя, сбежавших сюда от по-настоящему хорошей жизни в поисках приключений не так уж и много. А остальные, включая и ее саму, просто не допускают в свою голову никаких пошлостей.

– По поводу средств коммуникации ты права, ими могут пользоваться лишь старшие сестры. Объясню почему. Все приходят в наши стены с расшатанной и неустойчивой психикой. Все ищут здесь покоя и такого нужного одиночества, чтобы было время для размышлений и переоценки. Каждая к Господу идет своим собственным путем и кто-то сильнее духом, а кто-то нет. Если паломница действительно хочет впустить в свое сердце Бога, ей для этого не нужен ни телефон, ни компьютер. Они будут только мешать. Поэтому новичкам сурово запрещено подобное. А сестры которые провели в этих стенах не один год и даже не десять, могут позволить себе использовать современные блага вот только не для благополучия, а для благодати. Монахини максимально используют благодать для благополучия. То есть –  с помощью мобильных они легко могут контактировать с огромным количеством нуждающихся в нашей помощи людей. Думаю, объяснять для каких целей можно использовать телефон тебе не стоит. Игуменья Леонидия практически ежедневно проводит множество встреч и переговоров: кому-то нужно помочь, кто-то хочет оказать помощь нам, кто-то изъявил желание посетить наш монастырь с экскурсией, а кому-то понадобился наставник… Мобильные монахиням нужны не для игр уж поверь. С телефоном разобрались?

– Ага, – Фаина виновато закивала. Да уж, до такого ее головушка сама додуматься не могла.

– Компьютеры, телевизоры и планшеты. Что ж, ни одна религия не запрещает быть всесторонне развитым человеком, а информацию ведь нужно откуда-то черпать? Даже я иногда смотрю телевизор, но очень редко и очень не долго. В нашей жизни и так много бед и несчастий по глупости людской, а смотреть на это с экрана просто нет надобности. Что же касается познавательных передач и даже новостей, матушки, занимающие высшие должности, просто обязаны быть осведомленными. Ересь всякую и чернь, они не смотрят, а лишь то, что позволит им общаться с паломниками на понятном для всех языке. Мы ведь не неандертальцы какие. Представь себе, обращаются к игуменье за советом касательно жизни в миру, а она смотрит на человека и спрашивает – «А что, там еще есть жизнь?». Мы живем закрыто, но не изолированно. Что касается денег на дорогие автомобили, у монастыря нет таких средств и быть не может. Но, у нас есть спонсоры, благодарные прихожане и паломники, которым наши матушки и батюшка Николай, смогли чем-то помочь, вот в благодарность и получили в монастырское пользование автомобили. Но, опять-таки, автомобиль это лишь средство передвижения, а не роскошь какая. Мы ведь не виновны в том, что нам подарили не старый запорожец, а новенькую иномарку. Машины эксплуатируются в монастырских нуждах и в этом нет ничего постыдного. Мы посвятили себя Богу, Бог о нас и заботится... через людей. Но монастырю не нужно больше чем у него уже есть. Поэтому всякий раз как кто-то дарит нашему монастырю очередное авто, мы продаем его, а деньги отдаем на благотворительность. В закрепленный за нами дом ветеранов или в детский дом. Вот, собственно все, что я могу тебе сказать по всем твоим пунктам.

Только после доходчивых разъяснений матушки Алевтины у Фаины в голове все сложилось. Действительно, чего это она вдруг так взволнованно восприняла заново открывшиеся пейзажи? Все и в самом деле более чем логично и оправдано. А что касается некоторых нестыковок в отношении к мужчинам, матушка Алевтина и сама, скорее всего, не в курсе, что НЕКОТОРЫЕ сестры в мужчинах продолжают видеть мужчин, а далеко не братьев либо отцов. Да это и не столь важно, каждый ответит перед Господом сам за свои прегрешения.

– Спасибо, матушка, от всей души – СПАСИБО. – Фаина не стала сдерживать свой порыв, а крепко прижала к себе монахиню и горячо поцеловала в щеку. – Ой, то есть – спаси Господи Вас.

7

После разговора с мудрой матушкой Алевтиной Фаина почувствовала себя намного легче и увереннее в своем выборе. Хотелось ей того или нет, но сама жизнь сделала все для того чтобы она стала сильной. После искренней беседы по душам Фаина заметила подобие собственной силы в душевном складе матушки Алевтины и если та сумела простить и отпустить, она тоже сможет.

Несколько дней она готовила себя к исповеди. Матушка посоветовала ей это сделать и она так и поступит в этот раз ничего не утаив. Она созрела, чтобы полностью открыться Господу, да и самой себе. Исповедь ведь всегда нужна не Богу, а тому, кто пытается быть к нему ближе.

Желающие исповедываться должны прежде примириться со всеми ближними (Мф. 16:14-15), но кроме этого она должна была на протяжении семи дней поститься и воздержаться от «супружеских наслаждений». Последнее было самое простое. Пост, тоже не пугал ее. А вот примирение. Фаина не знала считать ли Настю ближним своим? С одной стороны – они сестры, с другой – они будущие сестры, а пока абсолютно посторонние друг другу люди.

«Стоит ли мириться с Анастасией? Об этом я спрошу у батюшки на исповеди и поступлю так, как он подскажет».

Исповедь была назначена Фаине на субботний вечер. За постоянными послушаниями, молитвами и постом, очередная неделя пролетела для нее незаметно.

В маленькую церквушку при монастыре, Фаина заходила бессчетное количество раз, но каждый был как первый. Красота, величие и ощущение святости дома Господнего, всякий раз заставляли ее сердце биться чаще. Всякий раз она физически ощущала присутствие Святого Духа. Ей было легко и хорошо в окружении святых ликов. Она любила присутствовать на службах и стойко выносила на ногах от трех до шести часов. У каждой иконы она зажгла не одну свечу как за здравие, так и за упокой.

Отправляясь на исповедь субботним вечером, она, как всегда, замерла перед иконостасом, чтобы получить благословение у всех святых и на несколько минут погрузиться в собственные мысли. Фаине показалось странным отсутствие в церкви свечницы, алтарницы и экклесиарши. Хотя, две последние не находились постоянно здесь, но свечница…

Поначалу ее это немного напугало, а вдруг она чего-то не знает и всех куда-то вызвало высшее руководство? Но страх быстро ушел. О подобных вещах всегда извещали заранее, а то, что церковь была полностью избавлена от посторонних глаз и ушей, даже лучше.

Место для исповеди располагалось по правую сторону от иконостаса. Как и полагалось, оно было избрано по принципу – явное и видимое всем. А чтобы таинство не теряло свой смысл, оно было обставлено ширмой (кратийцами), таким образом отделяя священника с уже присутствующим кающимся, от прочих желающих исповедаться.

Стараясь ступать как можно тише, не желая нарушить благодатную тишь, Фаина сразу же направилась к ширме. Сделав всего несколько шагов, она вынуждена была остановиться.

– Ммм…

– Ооо…

В этот раз Фаина отказывалась верить собственным ушам, а решив поберечь глаза, не приблизилась к месту исповеди более ни на шаг. На несколько секунд она окаменела. Мир перевернулся в который раз за последний месяц. «Нет, этого не может быть! Я, скорее всего сплю…». Но в ее мысли вновь ворвались едва уловимые стоны двух мастей и звук, напоминающий слабенькие шлепки по обнаженной плоти.

Чтобы не привлекать к себе лишнее внимание, Фаина не стала сломя голову бежать прочь, как ей того хотелось. В этот раз она стойко справилась с тошнотой. Она медленно покинула церковь и только в собственной комнате дала волю эмоциям.

В ее неизвращенном мозгу никак не укладывалось то, что она услышала. В какой-то момент ей даже пришло в голову, что она просто сошла с ума на почве воздержания. Но этого просто не могло случиться так как секс сам по себе не вызывал в ней никаких эмоций кроме отвращения. «Может показалось?» – согнувшись пополам над небольшим жестяным тазом, Фаина, пытаясь сдержать рвоту, искренне старалась найти разумное объяснение. Возможно, она бы позволила себе поверить в нереальность случившегося, если бы не постоянный звук шлепков назойливо звучавший в ушных раковинах.

«Нет, я этого так не оставлю. Нельзя осквернять подобные места. Это даже не богохульство, это… это…» – как ни пыталась, она так и не смогла подобрать подходящее слово.

Молнией Фаина вылетела из комнаты и в считаные секунды принялась тарабанить в дверь Насти. Но, как она того и ожидала, этой девахи дома не оказалось. «Что ж, я подожду».

Сначала Фаина хотела дожидаться непутевую сестрицу сидя на полу у ее двери, но, во избежание общей паники, решила не рисковать. Кроме их двоих под этой крышей проживало еще шесть сестер и она не имела никакого права нарушать их покой.

Фаина встретила Настю в том же месте, где происходила их последняя встреча – у иконостаса. Та, снова была растрепанной и помятой. Свой платок она уже по обыкновению держала в руках, а ноги еле-еле держали ее саму.

– Скажи мне, на милость, для тебя есть хоть что-то святое в этой жизни? – не размениваясь на приветствия и объяснения начала обозленная до глубины души Фаина.

– Не поняла? – Анастасия, притормозив, уставилась на нее полным непонимания взглядом.

– Не вынуждай меня озвучивать то, что ты «не поняла»! – от подобной наглости Фаина закипела еще больше. – В прошлый раз ты хотя бы имела смелость сознаться в содеянном сама, даже гордилась этим. Что же не так в этот раз, м?

– Слушай, если ты домолилась до белой горячки, это твои проблемы, а я спать хочу. Устала я до коликов в коленях. Жесть просто. – Анастасия устало зевнула, потерла ладошкой глаза и собралась идти прочь.

Глаза Фаины моментально увеличились в размере, она-то думала, что эта барышня больше ничем не сможет ее шокировать, но ей снова это удалось.

– «Устала», говоришь? Колики в коленях? Господи, Настя, какая же ты потаскуха! Видит Бог, я молилась о твоем прощении, и мне даже удалось в какой-то степени понять и простить тебя в прошлый раз, но это уже откровенный перебор. Я завтра же с утра иду к игумении и все-все ей расскажу – и про аллею, и про церковь…

– Чего? – Последние слова Фаины заставили Анастасию задержаться. – О чем это ты?

На лице обвиняемой Фаина увидела искреннее недоумение и, немного растерявшись, продолжила она уже не так уверенно, как начинала.