Текст книги "О проценте ссудном, подсудном, безрассудном. Хрестоматия современных проблем «денежной цивилизации»."

Автор книги: Валентин Катасонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Свою специфику имеет государственная поддержка банковского сектора государством в России. Правительство РФ стало «накачивать» банковский сектор деньгами, нс позаботившись предварительно о том, чтобы эти деньги оставались в стране. Для этого необходимо было самое простое и очевидное: введение валютных ограничений на операции с капиталом. Т.е. восстановление валютного регулирования, которое было предусмотрительно по заданию мировых ростовщиков полностью демонтировано незадолго до начала кризиса. Но этого не было сделано ни в прошлом, ни в нынешнем году. В результате казённые деньги через банковский сектор стали уходить и продолжают уходить за границу, «подпитывая» зарубежные «экономики». Наше государство также занимается прямой подпиткой иностранных банков. Денежные власти РФ не делают различия между банками, которые получают ликвидность от государства. Поэтому деньги достаются также российским «дочкам» иностранных банков, которые полученные деньги могут беспрепятственно переводить своим «материнским» структурам за границей.

Продолжая разговор о бюджетной помощи государства банковскому сектору, следует резюмировать:

1) благодаря этой помощи ещё со времён Великой депрессии 30-х годов прошлого столетия поддерживается устойчивая иллюзия, что конструкция банковской системы с «частичным резервированием» не так уж и плоха;

2) за поддержание этой иллюзии приходится платить миллионам рядовых граждан, на которых в периоды банковских кризисов возлагается дополнительное бремя налогов и инфляции.

«В ходе более чем двухсотлетней эволюции банковской системы, работающей на основе частичного резервирования, было несколько критических точек. В эти критические моменты...сторонники банковской системы, пользуясь невежеством публики и заручившись требованиями политиков, изобретали каждый раз новый способ, позволяющий системе продлить своё существование ценой отказа от тех или иных особенностей её конструкции»^[129].

Литература

1. Ротбард М. Показания против Федерального резерва / Пер. с англ. Челябинск: Социум, 2003.

2. Ротбард М. Государство и деньги: как государство завладело денежной системой общества / Пер. с англ. Челябинск: Социум, 2003.

3. Экономический цикл: анализ австрийской школы / Пер. с англ. Челябинск: Социум, 2005.

4. Лежава А. Крах «денег», или как защитить сбережения в условиях кризиса. М.: Книжный мир, 2010.

5. Львин Б. О некоторых вопросах банковской и денежной системы // Вопросы экономики. 1998. № И.

6. Статьи Владимира Золотарёва: «Вечный кризис. Введение», «Вечный кризис. Кредиты и депозиты», «Вечный кризис. Необходимые уточнения», «Вечный кризис. Мультипликатор-р-р-р», «Популярная вирусология. Вечный кризис. Человеческая деятельность» // Интернет.

7. Сапов Г. Из ничего не вышло ничего. Последние двести лет банковские реформы носили деструктивный характер // Независимая газета. 25.11.2008.

Глава 14 ПОЛНОЕ РЕЗЕРВИРОВАНИЕ: УТОПИЯ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?

Не утопия, а исторический факт

Частичное резервирование имеет настолько ярко выраженные негативные последствие для общества, что это вынуждены признавать некоторые «профессиональные экономисты». Прежде всего, представители австрийской экономической школы (Хайек, Мизес, Ротбардт и другие). Даже такой «профессиональный экономист», как Милтон Фридман, «отец» «монетаризма», выступал с критическими публикациями по поводу частичного резервирования. Соответственно, такие «профессиональные экономисты» ищут пути исправления дефектов системы частичного резервирования. В конечном счёте, все они приходят к выводу: эту систему «ремонтировать» нельзя, её надо менять на систему полного (100-процентного) резервирования.

Бывший заместитель министра финансов США в администрации Р. Рейгана Пол Крейг Робертс (говорят, что он был отцом-основателем «рейганомики») в 2008 году, когда в Америке начинался финансовый и экономический кризис, в качестве одной из ключевых его причин назвал систему частичного резервирования. В этой связи его рецепт борьбы с кризисами предельно короткий и простой – введение 100-процентного резервирования обязательств банков. В этом случае банки не смогут заниматься своим любимым делом – созданием денег «из воздуха»: «Банки должны быть финансовыми посредниками, а не институтами, создающими деньги»^[130].

Надо сказать, что вопрос о восстановление полного резервирования стал периодически подниматься – обычно после очередного банковского кризиса. Иногда разговоры кончались делом. В истории банковского «нового времени» имеются «дела» подобного рода. Например, в 1609 году был учрежден Муниципальный банк Амстердама (МБА).

Появился он после серии банковских крахов, порождённых частичным резервированием. Гарантом соблюдения правила 100-процентного резервирования выступали городские власти (управляющими банка были четыре бургомистра, которые ежегодно избирались для этих целей). Просуществовал МБА полтора столетия, успешно пережив несколько крупных банковских паник. В этот период произошли банкротства таких, например, известных кредитных организаций, как Банк Роттердама и Банк Миддельбурга, которые практиковали частичное резервирование.

О Муниципальном банке Амстердама как эталоне кредитно-депозитного института писали в своё время известные политики и философы. Например, Давид Юм в своём эссе «О деньгах». К Адам Смит в «Происхождении богатства народов» писал: «Амстердамский банк заявляет, что он не отдаёт в ссуду ни малейшей части вложенных в него вкладов и что на каждый флорин, на который он открывает кредит, он держит в своих подвалах стоимость одного флорина в монете или слитках».

Хотя МБА был лишён возможности «делать деньги из воздуха», вклады и доходы его быстро росли благодаря безупречной репутации. Если в первые годы существования вклады были на уровне 1 млн. флоринов, в 1645г. они превысили 11 млн. флоринов, а в 1722 г. достигли 28 млн. флоринов. Заметьте, что вклады были в золоте, а не в банкнотах, как сегодня.

Как пишет Григорий Сапов, в система полного резервирования в ряде стран сохранялась достаточно долго: «Ещё в середине XIX века (а в некоторых странах, например в Испании и Франции, и в XX столетии) признавали такую практику (частичного резервирования. – В.К.) мошеннической»^[131].

Попытки навести порядок

В XIX веке во многих странах удалось пресечь также практику необеспеченной эмиссии банкнот центральными банками. В частности, в 1844 г. в Англии был принят Акт Пиля, который, во-первых, предусматривал постепенную передачу монопольного права на выпуск банкнот Банку Англии; во-вторых, строго регламентировал выпуск банкнот Банком Англии с учётом его золотого запаса. В частности, предусматривалось, что Банк Англии может осуществить эмиссию банкнот сверх запаса драгоценных металлов лишь на 14 млн. фунтов стерлингов ( гак называемое «эмиссионное право» центрального банка; эмиссия этой суммы допускалась под ценные бумаги правительства). Правда, принимая указанный закон, парламентарии «забыли» о том, что по депозитным операциям коммерческих банков тоже было бы не худо установить 100-процентное резервирование.

Во-первых, потому, что эмиссия банкнот другими банками не прекращалась немедленно (последний провинциальный банк в Англии прекратил эмиссию лишь в 1921 г.).

Во-вторых, потому, что Акт Пиля не мешал коммерческим банкам осуществлять эмиссию безналичных (депозитных) денег.

Поэтому такой «смелый шаг» английских парламентариев, как Акт Пиля, не сумел избавить страну от кризисов, которые имели место в 1847, 1857-58, 1866 гг. и далее. Особенно тяжёлым был банковский и экономический кризис 1857-1858 гг., когда в Англии обанкротились десятки банков и потеряли деньги десятки тысяч вкладчиков (кстати, это был первый но настоящему мировой кризис, причём начался он не в Великобритании, а в США).

После введения золотого рубля в России для Государственного банка также были установлены жёсткие регламенты эмиссии. В частности, в указе Императора Николая II от 29 августа 1897г. отмечалось:

«Государственные кредитные билеты выпускаются Государственным банком в размере, строго ограниченном настоятельными потребностями денежного обращения, под обеспечение золотом; сумма золота, обеспечивающего билеты, должна быть не менее половины общей суммы выпущенных в обращение кредитных билетов, когда последняя не превышает 600 млн. руб. Находящиеся в обращении кредитные билеты свыше 600 млн. руб. должны быть обеспечены золотом, по крайней мере, рубль на рубль...»^[132].

На протяжении двух десятков лет существования золотой валюты в царской России централизованный металлический фонд но своим размерам почти всегда превосходил лимит, необходимый по закону для обеспечения бумажных денег. У Государственного банка даже имелся определённый резерв эмиссии, которым можно было воспользоваться в случае необходимости. Без преувеличения можно сказать, что российская система эмиссии (центрального банка) в начале прошлого века была самой «жёсткой» среди европейских стран с золотым стандартом (за исключением английской, «жёсткость» которой предусматривалась Актом Пиля). Однако, как и в Англии, в России «жёсткие» требования по резервам распространялись лишь на центральный банк, а коммерческие банки работали с крайне невысоким резервированием. Поэтому и в России банкротства коммерческих банков также были обычным делом.

По принципу полного обеспечения денежно-кредитной эмиссии резервами ещё в 19 веке также работали коммерческие банки США. Другое дело, что многие из них нарушали предписания властей, но неполное резервирование квалифицировалось как преступление. В те времена банкиры не пытались жаловаться на то, что полное резервирование делает их якобы «неконкурентоспособными» (как это делают современные банкиры). При системе полного резервирования многие банкиры вполне процветали, на голод себя не обрекали. Во-первых, они получали доход («маржу») за счёт разницы в уровне процентов по активным и пассивным операциям. Во-вторых, при открытии вкладов порой платили не банки клиентам, а клиенты банкам (за услуги по управлению средствами на депозитах). Наконец, было немало банков, которые зарабатывали на выдаче кредитов лишь за счёт собственного капитала^[133].

Правда, уже во второй половине 19 века (ещё задолго до создания ФРС) для многих банков в крупных городах США были впервые введены нормы частичного резервирования.

В основном норма устанавливалась на уровне 25%, причём резервы хранились в этих же банках и/или нескольких крупных банках Нью-Йорка); несколько позднее были введены нормы резервирования (в размере 15%) для банков более низкого уровня.

В эпоху бурного развития капитализма Америка стала жить в условиях частичного резервирования, и о его незаконности долго никто не вспоминал (даже в условиях банковских кризисов – например, паники 1907 года).

Серьёзные дискуссии о восстановлении полного резервирования разгорелись в Америке лишь в период Великой депрессии. В 1930-е гг. сторонники восстановления полного резервирования потерпели поражение. Единственно, чего удалось добиться в ходе этой дискуссии – пресечь наиболее одиозные формы спекулятивных операций банков. В стране был принят закон (Акт Гласа-Стиголла), который разделил банки на две категории: коммерческие банки, которым было разрешено заниматься кредитными операциями (т.е. эмиссией кредитных денег) и инвестиционные банки, которые могли осуществлять высокорисковые операции с ценными бумагами на фондовом рынке. Денежные власти (т.е. ФРС) снимали с себя ответственность за возможные последствия спекулятивных операций второй категории институтов. Акт Гласа-Стигалла, конечно, снижал риски возникновения банковских кризисов, но не ликвидировал их первопричину – частичное резервирование. Поэтому крахи кредитно-депозитных банков имели место и в последующие годы.

Дискуссии о восстановлении полного резервирования периодически разгорались и после Второй мировой войны. Сегодня, в связи с нынешним кризисом, тема полного резервирования переживает очередной «ренессанс». Причины периодического оживления интереса к проблеме различны. Одни видят в этом возможность освободить банки от назойливой «опеки» со стороны банковского надзора и государства (среди сторонников такой точки зрения был одно время даже отец «монетаризма» Милтон Фридман). Другие акцентируют внимание на том, что 100-процентное резервирование повысит эффективность денежно-кредитной политики государства (так как при частичном резервировании трудно управлять предложением денег в стране, которое оказывается в руках коммерческих банков). Третьи традиционно обращают внимание на необходимость предотвращения банковских крахов, подчёркивая, что с каждым новым кризисом «цена» таких крахов для общества становится всё выше.

Мысли реформаторов часто вращаются вокруг задачки: каким образом привести в соответствие ликвидность активных и пассивных операций банков. Одни варианты основываются на повышении ликвидности активных операций, другие – на снижении ликвидности пассивных (депозитных).

Для повышения ликвидности активных операций банкиры давно придумали такой инструмент, как «онкольные» кредиты, т.е. кредиты, которые банкиры могут отозвать у своих клиентов в любой момент. Однако, такие «высоколиквидные» кредиты никогда не занимали основное место в активных операциях банков по той простой причине, что желающих брать их крайне немного. За исключением моментов, когда на фондовых рынках начиналась «горячка», и заёмщики (в своих надеждах на быстрые прибыли) забывали о всякой осторожности. Фактически об осторожности забывали (и продолжают забывать) также банкиры. Потому, что в критические моменты они далеко не всегда оказываются способными добиться быстрого возвращения этих самых «онкольных» кредитов. Т.е. жажда прибыли порождает не только обман, но и самообман (ростовщиков).

Что касается «профессиональных экономистов», в том числе экономистов Всемирного банка, то их мысль родила проект так называемого узкоспециализированного банка (УСБ) (narrow bank). УСБ, согласно сторонникам полного резервирования, – такой финансовый институт, который занимается привлечением вкладов и их инвестированием в высоколиквидные и высоконадёжные активы. Чаще всего к таковым относят краткосрочные облигации казначейств (министерств финансов), в первую очередь казначейства США. Фактически УСБ отстраняются от кредитных операций, денежные власти начинают полностью контролировать денежное предложение в стране, банковский надзор над УСБ становится не нужным или минимизируется. Вкладчики, по мнению авторов идеи УСБ, в любой момент получают свои деньги, банковские кризисы исключаются, капитализм вступает в фазу вечного процветания^[134]. Не понятно только одно: а кто будет кредитовать «неудобные» (с точки зрения ликвидности), но нужные обществу инвестиционные проекты, связанные с производством товаров и услуг?

Проекты под названием «И волки сыты, и овцы целы»

Примечательно, что экономисты Всемирного банка не рискуют предложить введение 100-процентного резервирования ростовщикам экономически развитых стран, ибо Всемирный банк как раз и обслуживает интересы главных ростовщиков, банки которых «прописаны» в этих странах. А введение УСБ в развивающихся странах позволило бы, во-первых, ещё надёжнее поставить денежное хозяйство этих стран под контроль мировых ростовщиков; во-вторых, создать дополнительный спрос со стороны УСБ на казначейские облигации США и обеспечить американской «экономике» дополнительные финансовые инъекции. Впрочем, любые ростовщики (в том числе в развивающихся странах) стойко стоят на страже защиты своих интересов от посягательства теоретизирующих сторонников полного резервирования и категорически не согласны отказаться от права «рисования» «новых» денег. Даже если им сулят красивую альтернативу «экономисты» из такого уважаемого учреждения, как Всемирный банк. Да и центральные банки также не в восторге от идеи восстановления полного резервирования: в этом случае их «нужность» для общества окажется под большим вопросом, поскольку большая часть сотрудников этих учреждений трудится на ниве банковского надзора.

Делаются также другие предложения по совершенствованию системы «частичного резервирования» за счёт изменения характера пассивных и активных операций банков. Например, в 1930-е годы в США, как мы уже выше отмечали, произошло разделение банков на обычные кредитно-депозитные и инвестиционные (Акт Гласа-Стигалла). Кредитно-депозитным банкам было запрещено заниматься рисковыми инвестициями в ценные бумаги (чем они активно занимались до краха 1929 г.), и их активные операции опять в основном стали сводиться к традиционному кредитованию. А вот инвестиционным банкам было разрешено заниматься рисковыми инвестициями, а для формирования своей ресурсной базы они стали использовать не депозиты, а акции и облигации. Хотя, конечно же, бизнес инвестиционных банков стал очень рискованным, однако их активные и пассивные операции стали более «симметричными». ФРС США при этом сняла с себя обязательства по поддержанию на «плаву» инвестиционных банков. Таким образом, реформа банковской системы на основе Акта Гласа-Стигалла не решила полностью проблему неустойчивости банковской системы, порождаемую частичным резервированием. Проблема была лишь смягчена за счёт передачи за рамки «традиционной» банковской системы наиболее рискованных операций инвестиционным банкам.

Определённые усилия по преодолению недостатков системы частичного резервирования предпринимаются также в России. Как известно, летом 2004г. в банковском секторе РФ началась паника, которую денежным властям кое-как удалось «погасить». После этого наши законодатели стали обсуждать проект поправок к Гражданскому кодексу и некоторым федеральным законам, предусматривающих введение института «безотзывного депозита». Т.е. фактически обсуждался вопрос о том, чтобы окончательно придать отношениям между вкладчиком и банком характер кредитной сделки, понизив, таким образом, ликвидность пассивных операций. В безотзывных депозитах авторам инициативы видится способ преодоления несоответствия между пассивными операциями, которые не являются по сути кредитными, и активными, которые, естественно, являются кредитными. Законодатели только не учитывают, что безотзывные депозиты не очень интересуют потенциальных вкладчиков. Это понимают также серьёзные банкиры, которые боятся, что если оставить лишь безотзывные депозиты (а счета до востребования отменить), то банковская система рухнет. Если же клиентам оставить выбор (безотзывные и до востребования), то все риски банковских крахов останутся.

На дискуссии об безотзывных депозитах этим летом поставил точку Президент ДМедведев, который сказал, что их введение «противоречит принципам демократии». Думаю, что «демократия» тут ни при чём. Скорее, есть понимание того, что введение института безотзывных депозитов может быть воспринято обществом как ещё один признак неустойчивости нашей банковской системы. Что, естественно, может спровоцировать масштабный банковский кризис.

Справедливости ради стоит сказать, что во многих странах существует институт безотзывных (срочных) депозитов. Но даже в таких, например, странах, как США, Великобритания, Германия, Франция, где имеются наиболее «продвинутые» системы страхования депозитов, на безотзывные депозиты приходится меньшая доля, чем на депозиты до востребования.

К тому же там следует различать два вида срочных депозитов: а) на определённый срок (действительно безотзывные); б) с уведомлением об изъятии (условно безотзывные). Второй вид депозитов предполагает, что клиент может изъять свои деньги, уведомив об этом за определённое время накануне банк. Как показывает практика, клиенты предпочитают второй вид срочных депозитов. При этом далеко не всегда банк оказывается способным в установленный срок изыскать необходимые деньги.

Итак, каждый раз, когда общество потрясают банковские кризисы, возникают дискуссии о необходимости вернуться к «старым, добрым временам» полного резервирования. Однако каждый раз ростовщикам и властям, действующим заодно с ростовщиками, удаётся «нейтрализовать» эти дискуссии и «продлить жизнь» системы «частичного резервирования». В банковскую систему при этом вносились и продолжают вноситься чисто косметические» корректировки. Например, повышение норм обязательного резервирования. Или установление запретов на ведение особо рисковых активных операций (например, Акт Гласа-Стигалла в США). Или введение страхования вкладов. Или даже национализация отдельных байков (такое, кстати, в истории банковской системы стран Западной Европы уже было не раз, а сейчас мы видим то же самое и в США).

«Продления жизни» частичного резервирования каждый раз удавалось достичь не благодаря этим «косметическим» ухищрениям, а ценой возложения всех издержек кризисов на общество. Вот и в ходе нынешнего кризиса ФРС США и Министерство финансов США «влили» в банковскую систему около двух триллионов долларов. И это, как говорится, «ещё не вечер».

Литература

1. Ротбардт М. История денежного обращения и банковского дела в США: от колониального периода до Второй мировой войны / Пер. с англ. Челябинск: Социум, 2005.

2. Моисеев С.Р. Денежно-кредитная политика: теория и практика. М.: Экономистъ, 2005

Глава 15 «ДЕНЕЖНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ»: СОЗДАНИЕ ЦЕННЫХ БУМАГ И ФОНДОВОЙ БИРЖИ

Третий этаж финансовой системы

Частичное резервирование дало возможность ростовщикам выстроить над настоящими деньгами (золотом или законными платёжными средствами в виде бумажных денег) второй этаж финансовой системы в виде депозитных денег, которые стали энергично создавать коммерческие банки.

Но и этого ростовщикам оказалось мало: они решили выстроить третий этаж финансовой системы в виде ценных бумаг. Это тот этаж, который классик марксизма назвал «фиктивным капиталом», он был производным от капитала денежного и тем более капитала торгового и производительного.

Часть ценных бумаг относится к разряду так называемых долговых финансовых инструментов. Это различные облигации, которые выпускаются (эмитируются) компаниями, банками, государством и представляют собой рыночные заимствования: необходимые деньги мобилизуются на рынке за счёт продажи облигаций физическим и юридическим лицам. Облигация выпускается на срок, и по его истечении погашается. При этом держатель облигации получает проценты. То есть облигационные займы – это разновидность кредитных отношений. Хотя отличия от обычных кредитных договоров между банком и клиентом, конечно же, имеются. Прежде всего, используется другая, упрощённая техника операций по привлечению средств. Кредиторов оказывается множество (иногда их насчитывается миллионы – все держатели облигаций). Главное же, эмитент облигаций (скажем тот же банк) несёт ещё меньше ответственности по своим обязательствам, чем банк перед держателями депозитов. Эмитент может «лопнуть» и держатели облигаций могут потерять свои средства, но это уже называется «рыночными рисками»: держателю облигации объясняют, что мол, он сознательно шёл на риск при инвестировании своих средств. Такие риски государство страховать не берётся.

Для ростовщиков это очень эффективный инструмент проведения разных афер и махинаций. А для простых граждан – самый быстрый способ избавиться от своих денег.

Другой вид ценных бумаг – акции, который называют ещё инструментом долевого финансирования. Он позволяет эмитенту данного вида ценной бумаги быстро мобилизовать необходимые средства путём её продажи на рынке. В отличие от облигации акция даёт держателю данной бумаги право на владение частью имущества компании-эмитента (доля, пай). Соответственно, держатель акции получает право участвовать в управлении компанией и в получении прибыли компании (так называемые дивиденды).

Фондовые биржи и первые акционерные общества

Торговля акциями и облигациями ведётся на рынках ценных бумаг (фондовых рынках). Различают первичный и вторичный рынки ценных бумаг:

– на первом происходит реализация {размещение) только что выпущенных (эмитированных) ценных бумаг;

– на втором продаются и покупаются ценные бумаги, уже прошедшие через руки первичных покупателей (т.е. осуществляется перепродажа ценных бумаг). Торговля ценными бумагами осуществляется через специальные организации, которые получили название фондовые биржи. Однако эта торговля может осуществляться помимо фондовой биржи – через внебиржевой рынок.

Подобия первых бирж появились в Италии в 12-13 вв. Само слово «биржа» зародилось в Бельгии. Как говорят историки, ганзейские, флорентийские и венецианские купцы периодически устраивали торговлю ценными бумагами перед домом, принадлежащим семье Van de Beurses. Позднее такие торговые сходки стали называть de beurses, однако в те времена торговля велась векселями, а не акциями и облигациями.

Акционерные компании появились позднее. Некоторые считают, что первой акционерной компанией была английская Moscow Company, созданная для торговли с Россией. Однако это не совсем так: у этой компании не было уставного капитала, складывающегося из паев участников, это было скорее простым объединением торговцев, имевших равные права. Первым настоящим акционерным обществом, по мнению специалистов, была Ост-Индская компания, учреждённая 31 декабря 1600 года согласно королевской хартии. Компания получала исключительные нрава осуществлять торговлю со странами, которые назывались Ост-Индией (территории от Аравии до Китая), а доходы от торговли должны были делиться между пайщиками-учредителями компании пропорционально внесённым паям. При создании компании был 101 пайщик, а собранный акционерный капитал равнялся примерно 30 тыс. фунтов стерлингов^[135].

Позднее для ведения колониального бизнеса на Востоке аналогичные компании акционерного типа были созданы в других странах Западной Европы: в 1602 году Нидерландская Ост-Индская компания, в 1664 году – Французская Ост-Индская компания.

В Великобритании были созданы также акционерные общества для освоения территорий в Новом Свете: в 1606 году – Плимутская компания и Лондонская компания (обе – для колонизации Северной Америки), в 1670 году – Компания Гудзонова залива (для освоения земель к западу от французской Канады). Первые акционерные компании просуществовали довольно долго. Например, британская Ост-Индская компания была ликвидирована лишь в 1873 году.

Стали также создаваться банки акционерного типа. Прежде всего это Банк Англии, учреждённый в 1694 году.

Впервые организованно торговать акциями начали в Амстердаме в 1611 году. А в 1631 году в том же Амстердаме появилась первая биржа с собственным зданием. Сегодня наиболее известной в мире является Нью-Йоркская фондовая биржа (New York Stock Exchange). Она возникла в конце 18 века. До этого в Северной Америке была лишь одна фондовая биржа – в Филадельфии.

В Нью-Йорке уже с середины 17 века на одной из первых улиц города – Уолл-стрит велась торговля товарами, векселями и другими ценными бумагами. Однако это место считалось «злачным», там царили сомнительные личности и откровенные мошенники. Солидные предприниматели обходили это место стороной, пользуясь при необходимости биржами в Европе или в Филадельфии.

После окончания войны с Англией за независимость новое федеральное правительство нуждалось в деньгах для того, чтобы оплатить прежние военные займы, сделанные властями воевавших колоний. Для этого правительство выпустило в 1790 году облигации на общую сумму 80 млн. долл., а для первичного размещения и последующей торговли обязательствами учредило в 1792 году биржу в Нью-Йорке на Уолл-стрит. Интересно, что облигации покупали англичане – граждане той страны, которая накануне воевала с североамериканскими штатами и которая, по сути, проиграла эту войну. В 1812 году, когда началась новая война между североамериканскими штатами и Великобританией, работа биржи прекратилась, поскольку единственными покупателями американских облигаций были англичане. После окончания этой войны торговля возобновилась, причём продавались облигации не только федерального правительства, но также штатов. Власти штатов периодически объявляли дефолты по своим облигационным займам. Например, губернатор штата Миссисипи заявил в 1836 году: «Мы не будем платить проценты, чтобы не дать Ротшильдам поработить наших детей». В 1853 году, как показало проведённое тогда исследование казначейства США, в руках англичан находилось американских облигаций уже на 200 млн. долл.

Постепенно на биржу стали выходить акционерные общества.

В 1835 г. на фондовой бирже Нью-Йорка уже торговались акции 121 компании, большинство из них были железнодорожные. После гражданской войны 60-х гг. 19 века в США начался «бум» учредительства акционерных обществ, и на фондовой бирже Нью-Йорка появилось громадное количество акций промышленных, железнодорожных, а также телеграфных компаний.

Таким образом, фондовые биржи имеют уже солидную историю – без малого четыре столетия. Мы не будем описывать, как устроена современная биржа и как она функционирует. Некоторым людям, которые видят отдельные картинки биржевой торговли (не только ценными бумагами, но также товарами и валютой) по телевизору, кажется, что это что-то очень сложное, как центры управления полётами космических кораблей. Но на самом деле всё проще. Приведём лишь короткую характеристику, которую дают этим институтам специалисты:

«Сама по себе идея биржевой площадки столь же примитивна, как идея рыночной площадки: раз есть какие-то товары, то должно быть место, где регулярно собираются продавцы, чтобы, конкурируя друг с другом, получить за эти товары деньги с покупателей. Однако во всём мире понятие «биржа» воспринимается чуть ли не с восхищением: мол, вот где делаются огромные деньги и решаются судьбы мира. Не удивительно, если учесть роль фондовых бирж, где продаются акции и облигации: в сущности деньги продаются за деньги»^[136].

Очень важно подчеркнуть, что биржа – это частное предприятие, принадлежащее отдельным юридическим и физическим лицам. Набор акционеров (пайщиков) данного предприятия не является случайным. На протяжении всей истории существования бирж они всегда находились под контролем ростовщиков, которые либо сами были учредителями и акционерами этих бирж, либо действовали через своих посредников и подставных лиц. Именно ростовщики (банкиры) стали первыми «королями биржи», главными из которых в XIX веке были Ротшильды.

Как отмечал Вернер Зомбарт в своей книге «Евреи и хозяйственная жизнь», «не только в количественном, но и в качественном отношении современная биржа есть ротшильдовская».