Текст книги "Повесть о славных делах Волли Крууса и его верных друзей"

Автор книги: Валентин Рушкис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава десятая о людях счастливых и несчастных

Пионервожатая Эви Калдма шла по коридору серьезная и озабоченная. Только что она закончила урок в пятом классе, через десять минут начнет в шестом, а у самой не сделаны очередные задания – Эви студентка-заочница Тартуского университета. И еще стройка и другая пионерская работа… Трудно.

Проходя мимо первого класса, Эви услышала ожесточенный спор: маленькая красноволосая девочка что-то доказывала своим подругам. Эви прислушалась.

– Были! Были! Все мы раньше были обезьянами, а только потом из нас вышли люди. Я слышала, сам Волли это учил, а он знаете какой большой? Уже в шестом классе!

Эви не удержалась от улыбки. Ли́йзи Круус, так трогательно похожая на своего рыжего брата, бросилась к ней за помощью.

– Они мне не верят! – кричала Лийзи. – Ну скажите им, что мы все сначала были обезьянами!

– Ты немного ошиблась, – разочаровала ее Эви. – Люди действительно произошли от обезьян. Сначала были обезьяны, а когда они научились ходить на задних ногах и работать, они стали людьми. Но это было очень давно, тысячи лет назад…

– Значит, я не была обезьяной? – опечалилась девочка.

И дальше Эви шла по коридору уже веселая-веселая. Какие они все забавные, славные, как быстро они растут! Чудесное это дело – быть учителем! Вон, обнявшись, идут по коридору подружки Юта и Айме. Они совсем разные! Юта – вся в отца, высокая, медлительная, белокурая девочка, пока еще довольно нескладная. Рядом с ней миловидная Айме с ее огромными синими глазами кажется особенно грациозной. А вот вразвалку, засунув руки в карманы, идет весь гладкий и бархатный толстячок. Это Рауль, круглый пятерочник. Паренек развитой, только какой-то рыхлый, пассивный…

Возле окна, окруженный друзьями, мальчик в синем костюме с треугольником серого свитера, на котором так ярко выделяется пионерский галстук. Волосы зачесаны назад, лоб высокий, лицо одухотворенное – нет, положительно он красив, этот Андрес Салусте! Шестой класс, а все такие толковые, взрослые… Почти все… Пионервожатую чуть не сшиб с ног Харри Роосте, за которым с гиканьем гналось рыжее растрепанное существо… Ох уж этот Волли!..

В учительской Эви застала только преподавательницу пения. Они не были подругами – слишком велика разница в годах. Кроме того, Эмма Рястас жила как-то особняком. Но сейчас Эви просто не могла не рассказать о сестре Волли Крууса, убежденной в том, что все они раньше были обезьянами. Эви рассказывала об этом, давясь от хохота. И Эмма Рястас тоже улыбнулась. А сказала печально:

– Какая вы счастливая, Эви! Все дети любят вас… Вы с утра до ночи в центре событий… А я ухожу на хутор, в мрачное царство Вийу Ныгес, где все так давит, так давит…

– Зачем же вы там живете? Переезжайте куда-нибудь.

– Она обидится… Вийу – моя дальняя родственница. У меня плохо сложилась жизнь, Эви, я неудачница. Когда-то я была актрисой… – Эмма Рястас поднялась. – Простите, уже звонок на урок. С чего это я разговорилась? Вам, наверно, неинтересно.

Эви подошла к ней близко-близко:

– Очень интересно. И важно. Мы еще поговорим об этом. Ладно?

– Если хотите. Пока не началась наша стройка, у меня были уроки музыки… можно было поговорить с женой Альберта Паю, посидеть за роялем в уютной комнате… Хоть и в чужой…

– Скажите, Рауль на самом деле одаренный мальчик?

– Как вам сказать… Где мера таланта? Большой, маленький… Это так сложно…

– Его мать уверена, что у Рауля незаурядный талант.

Эмма Рястас вскинула голову и посмотрела на Эви своим обычным, колючим и неприязненным взглядом:

– Вы хотите сказать, что я ее обманула? Да, обманула. Но ей было очень приятно. Она тоже несчастна по-своему. Как и я… Идемте на урок, коллега. Давно пора.

Урок и правда пора было начинать. Впрочем, шестой класс и без Эви Калдма нашел для себя занятие…

Еще во время перемены Харри, спасаясь от Волли, опрокинул круглый стул, из которого с треском вылетело фанерное сиденье. Для Волли открылось широкое поле деятельности: он начал выяснять, можно ли усидеть на стуле без сиденья. Пока он вертелся на этом обруче, проходивший мимо Рауль втиснул Волли в злополучный стул так, что его нос очутился у него же между коленями. После этого у всего класса нашлось немало развлечений: оказалось, что Крууса в стуле можно переставлять с места на место, а главное – класть на бок и катать. Пока стул катился, с одной стороны крутились ботинки Волли рядом с его рыжей лохматой головой, а между ножками стула вращался совсем другой фасад нашего героя.

Когда раздался звонок, ребята спохватились, что стул скоро понадобится учительнице, и Волли разрешили выкарабкаться. Однако одного разрешения оказалось недостаточно. Кто их знает, откуда у Волли взялись эти бедра! Попробуй вылезти из обруча, когда у тебя руки и ноги сложены вместе и колени упираются в нос!

Эви все не шла. Но ведь она могла явиться каждую минуту! Поэтому Андрес – он вообще был хорошим организатором – предложил вытаскивать Волли всем классом. Одни ребята взялись за руки и за ноги, другие за ножки стула, а потом оставалось только тянуть.

Стул трещал, а сам Волли командовал спасательной операцией:

– Бессовестные! Раз, два, разом!.. Больно же, ослы!.. Раз, два, разом!

И наконец – о чудо! – Волли вывернулся из обруча, и все шумно повалились в разные стороны.

– Фу! – отирая пот, облегченно вздохнул старательный Андрес. – А я уж думал, что придется стул распиливать.

– Еще хорошо, что Эви не пришла, – сказал Рауль.

– Ничего, – захихикал Харри, – мы поставили бы Крууса в классный шкаф, пусть бы посидел!

Дальнейшие события развернулись молниеносно: Волли, который только что беззаботно хохотал вместе со всеми, схватил Харри и засунул его в стул.

В это время от двери донесся крик:

– Эви! Эви идет!

– В шкаф! – скомандовал председатель совета строительства Андрес Салусте.

И, поскольку этот руководитель не только распоряжался, но не гнушался и труда физического, он сам с чьей-то помощью запихнул в шкаф Харри вместе с его оковами.

Юта, которая была очень доброй девочкой, протянула Волли две английские булавки, и он кое-как скрепил обе свои штанины, решившие расстаться одна с другой.

И тут вошла Эви Калдма.

– Здравствуйте, дети! Садитесь, – сказала она и сама собралась сесть. – А где же стул?

Воцарилось напряженное молчание. И вдруг в тишине из шкафа донесся глухой стук: очевидно, Харри предпринимал попытку освободиться. Класс тихонько фыркнул, а когда хором фыркают три десятка школьников, это получается уже не очень тихонько.

– Что с вами? – удивилась Эви. – Возьмите себя в руки, пожалуйста! Начнем урок. А ты, Андрес, принеси мне стул из учительской.

Урок кое-как начался.

Таких трудных уроков у Эви еще никогда не было. Где-то в углу класса раздавался стук, что-то падало и каталось. И каждый раз все в классе давились от хохота. И каждый раз все ученики, глядя на Эви правдивыми глазами, заявляли, что никто из них к этому шуму непричастен.

Наконец возня в шкафу прекратилась: Харри, который был чуть-чуть повыше Волли, но значительно тоньше, сумел выкарабкаться из обруча и осторожно уселся на краешек стула в углу шкафа.

Он сидел согнувшись под полкой с глобусом, заспиртованными ящерицами и другими наглядными пособиями, и ему было до слез жалко себя. Мало того, что мама постоянно выгоняет его из комнаты, когда к ней приходят гости, мало того, что Вийу Ныгес заставляет его читать библию, – теперь еще и в школе все сидят за партами, а он в шкафу! Волли хорошо: его дружно вытаскивали, и всем было весело, и он сам смеялся, а теперь все смеются над Харри, а он здесь сидит совсем-совсем один, и даже носового платка у него нет.

И почему это одни люди такие счастливые, а другие так несчастны?

Глава одиннадцатая, где стенгазета остается без стихов

Удивительно, как это Андрес может несколько часов подряд махать лопатой! Правда, он строит по-всамделишному, а Волли ходит на эту стройку просто так, чтобы дир не ругался. Но все-таки и он, Волли, берется за лопату с не меньшим усердием. А вот минут через пять ему уже кажется, что лучше поработать ломом. А потом он решает, что интереснее таскать носилки. Там, глядишь, подвернется под руку кирка. Наконец, должен же кто-то узнать направление ветра, взглянуть, нет ли под камнем налима, посмотреть, что делают девчонки на насыпи… Мало ли за чем приходится выбегать из этого скучного котлована, который теперь ушел в землю так глубоко, что видны только его глинистые стены да небо над головой…

Вот и сейчас, когда к берегу подъехали три автомашины, нагруженные бревнами, первым их увидел Волли. Стоя на краю котлована и вытаращив для убедительности глаза, он взволнованно крикнул друзьям, оставшимся внизу:

– Ребята, лес привезли! Во-от такие бревна! Нам, честное пионерское!

Сообщение было настолько важным, что землекопы во главе с Андресом, оставив орудия производства, тоже поспешили наверх.

Конечно, на разгрузке бревен без Волли не могли обойтись. Он подбежал к первому грузовику и увидел, как из кабины вышел Альберт Паю. Вслед за ним неуклюже спустился на землю Рауль. Ну конечно, Волли с друзьями проливают на этой стройке целые реки пота, а директорский сынок тем временем вместе с папашей раскатывает на машине! И, наверное, чувствует себя героем: облагодетельствовал, бревна привез! Потом будет говорить, что он здесь самый главный и больше всех помог строительству. Попробовал бы он…

Но тут начались такие удивительные дела, что Волли только рот разинул. Вместе с шофером развязывать тросы принялся сам Альберт Паю. Потом директор совхоза легко поднялся в кузов, а следом за ним, посапывая, вскарабкался Рауль. Шофер тоже хотел залезть в кузов, но Паю остановил его.

– Справимся, – сказал он. – Ну-ка, Рауль, нажми!

– Глядите, как бы мальчику ноги не придавило, – забеспокоился шофер.

– Целы будут. Не знаю, как за его руками уследить, – пробормотал Альберт Паю.

Впрочем, шофер решил, что это ему просто послышалось: ведь он ничего не знал о пропавших яблоках…

– Товарищ директор, давайте мы сгрузим, – предложил он. – Тут нас три шофера, дело привычное!

– Вы разгружайте вторую машину. А мы эту. А то засиделся я по конторам. И сыну полезно размяться. Ведь тебе хочется размяться, Рауль?

– Да, папа, мне очень хочется размяться, – плаксиво ответил Рауль.

И они вдвоем принялись скатывать бревна, которые звонко ударялись друг о друга, подскакивали и катились по земле. А когда разгрузка закончилась, Альберт Паю подошел к самому берегу и заглянул в котлован.

– Молодцы! Много сделали! – сказал он и обернулся к сыну: – Значит, Рауль, тебе очень хочется рыть котлован?

– Да, папа, мне очень хочется рыть котлован, – ответил Рауль, разглядывая какую-то травинку у себя под ногами.

– Хорошо. Сговорились. Счастливо оставаться.

Андрес Салусте, как и следовало председателю совета стройки, вежливо поблагодарил Альберта Паю за оказанную помощь, и они пожали друг другу руки. Конечно, Волли тоже мог бы сказать директору спасибо и пожать ему руку. Но уж раз первым догадался Андрес, соваться вслед за ним просто смешно. Ладно, обойдемся без рукопожатий…

Ух ты, какой мрачный вид у толстяка Рауля! Смотри-ка, лезет в котлован…

– А я и не знал, что ты всю жизнь рвался в эту яму, – сказал ему Волли. – Может быть, ты пойдешь к девчонкам на насыпь? Там ты пригодился бы вместо трамбовки.

Но Рауль не был расположен шутить. Он вместе со всеми спустился в котлован, взял в руки первую попавшуюся лопату и долго, нажимая левой ногой и наваливаясь на черенок грудью, пытался врезать лопату в глину.

– Не так, Рауль, – сказал Андрес. – Здесь очень твердая глина. Смотри, как нужно копать…

Копать все равно было тяжело. Тяжело было и откидывать глину. Все-таки жестокий отец попался ему. Не так уж велико его, Рауля, преступление, можно было обойтись и без этих принудительных работ. И вот что странно: кажется, отца не так взбесило, что он сорвал те проклятые яблоки, как то, что он их съел. «Так и сожрал? – спрашивал отец. – В одиночку, без друзей, все яблоки? Тебя что, не кормят? Ты с голоду воровать пустился? Слов не нахожу! Любое озорство простил бы, но воровство…»

Отец объяснял ему: если бы Рауль пошел за яблоками не один, а с друзьями, другое дело: можно было бы считать это шалостью – чего не сделаешь за компанию!

Но ведь если бы они пошли, допустим, впятером, они и яблок съели бы в пять раз больше! Неужели отец этого не понимает?

Самое плохое – то, что Рауль не только дал слово «исправиться во всех отношениях», не только пообещал честно трудиться на строительстве, но и поклялся не жаловаться маме. Как это он скажет маме, что ему больше не хочется играть на рояле, а вдруг захотелось катать бревна и вообще работать каким-то подсобником и землекопом?

Только что отец уличал его во лжи, долго стыдил – и вдруг начал учить врать собственной матери! Где логика? Вечно эти взрослые запутывают даже совершенно ясные вещи! А Рауль теперь должен ковыряться с лопатой и даже поплакаться никому не может.

Хорошо, хоть Андрес, кажется, по-человечески относится. Рауль очень боялся, что и он и рыжий Круус изведут его насмешками. Но Андрес все-таки хороший, заботливый…

– Ты поймал блоху? – спросил заботливый Андрес, заметив, что Рауль воткнул лопату в землю и внимательно разглядывает собственную ладонь.

– Нет, понимаешь, вот тут пузырь какой-то…

Андрес посмотрел на его ладошку, пощупал своей огрубевшей рукой и быстро поставил диагноз:

– Ничего особенного. Волдырь. Поработаешь – еще не то будет.

– Знаешь, это больно…

– Да. Бывает. Но потом пройдет. Зато ты можешь гордиться: ведь это… Ну, одним словом, мозолистые руки. О них стихи можно писать!

И Андрес решил на самом деле написать такие стихи.

Когда начало смеркаться и ребята разошлись по домам, он отправился в класс и уселся за парту.

Вместе с ним выпускать стенгазету пошли Юта Каэр и Айме Силланди. Но Юта быстро переписала заметки и ушла. Андрес остался вдвоем с Айме: она рисовала заголовок, а он мучился над стихами, для которых уже было оставлено почетное место рядом с передовицей, написанной самой пионервожатой.

Стихи не получались. Андрес писал, зачеркивал, опять писал… Выходили корявые строчки:

 
Нет, мы реке не позволим
Зря по долине течь!
Руки свои измозолим…
 

Невкусное какое-то слово: «измозолим». Как комар пищит: «из… моз…». И кому это нужно – измозолить руки? Всё должны делать машины. Вот пионеры пустят свою электростанцию и заставят машины строгать, пилить, показывать кино, делать любую работу!

У Рауля волдырь просто с непривычки. Ничуть это не почетно. Вот у самого Андреса мозоли настоящие! И у Айме тоже, наверно. Сколько она делает разных дел!..

Склонившись набок, Андрес вытянул шею и заглянул, какие разные дела делает Айме сейчас.

Айме рисовала пионерку-отличницу. Отличница твердо стояла на очень прямых ногах, в правой руке держала раскрытый дневник с круглыми пятерками, а в левой – букет невиданных цветов. С каждой секундой отличница становилась все прекрасней: вот Айме посадила ей красную капельку рта… Вот пионерка стала черноглазой, черноволосой…

Андрес перевел взгляд на художницу. Нет, сама Айме вовсе не такая. Волосы куда светлей и совсем гладкие, рот побольше, а глаза синие-синие. Но Айме тоже, оказывается, красивая! Очень! Даже красивее отличницы, которую она нарисовала. И как он раньше не замечал, что Айме такая красивая?

Как хорошо вот так сидеть и смотреть на Айме! Любоваться ею. Ничего не делать, ни о чем не думать, просто тихо-тихо сидеть и смотреть на нее… Так тихо сидеть, чтобы слышать, как шуршит бумага под ее рукой и как стучит сердце – его, Андреса, сердце!

Он так долго смотрел на Айме, что та почувствовала его взгляд и обернулась.

– Что ты на меня уставился? – удивленно спросила она.

Андрес, глуповато улыбаясь, молча смотрел на нее.

– Какой ты смешной! – сказала Айме. Потом хмыкнула и снова взялась за кисточку.

Это было обидно. Андрес вздохнул – глубоко-глубоко, как на физкультуре. Схватив карандаш, он написал:

 
Айме даже не глядит
И не понимает,
Почему в моей груди
Сердце ударяет!
 

От собственных стихов Андресу стало еще горше, и он рассердился. Бесчувственная эта Айме. Ей человек вдруг стихи посвятил, а она хоть бы что! Вот дернуть бы ее за кудри русые небось почувствовала бы!

На Айме он больше не смотрел. Поэтому и не видел, что его подруга как-то уж слишком старательно склонилась над рисунком… Щеки у Айме всё розовели, а уши стали прямо-таки красными. Зато щеки своей отличницы она красила в зеленый цвет – и не замечала этого!

Наконец Айме подняла голову. Даже издали было видно, что Андрес пишет стихи: на страницу выбегали ровные коротенькие строчки. Айме протянула руку:

– Дай прочитать!

Андрес рванулся в сторону, схватил листок со стихотворением и, комкая, прижал его к животу.

– Не смей! – закричал он. – Этого тебе нельзя, понимаешь?

– Что с тобой? – испуганно спросила Айме.

Андрес стоял перед ней взъерошенный и сердитый, с надутыми губами. Сейчас над ним можно было бы посмеяться, но Айме почему-то не хотелось этого. Ей хотелось понять, что с ним случилось. И она повторила, хотя снова не получила ответа:

– Андрес, что с тобой?

А за окнами уже совсем стемнело. Медленно, словно нехотя, с неба упали первые капли затяжного осеннего дождя. Деревня засыпала.

И в одном из домов, в своей постели, удивительно крепким сном спал усталый Рауль Паю, который еще несколько дней назад так искренне жаловался маме на бессонницу.

Глава двенадцатая, в которой лопается терпение

Вторую неделю подряд шел дождь.

Не то чтобы он лил без остановки – нет, иногда он стихал, даже прекращался, – но тучи оставались висеть над головой и через час-другой опять начинали ронять на землю быстрые мелкие капли.

Котлован стал некрасивым. Глинистые стены намокли и облезли, по ним сочилась вода. Глина прилипала к лопатам. В мокрой глине увязали ноги.

Чтобы вода из котлована вытекала, юные строители прорыли канаву до самой реки. Грязная, мутная вода сначала весело побежала по канаве. Но потом глинистые стенки начали обваливаться, дно канавы заплыло, и вода потекла лениво, еле-еле.

Волли взялся расчищать канаву, потому что здесь вода все же двигалась и возиться с ней было не так нудно. Но что там Волли! Теперь и у самого Андреса Салусте не было прежнего задора! Даже ему становилось не по себе от одного вида котлована.

У директора Каэра тоже было тяжело на душе. Он позвонил по телефону в Таллин, в трест «Сельэлектро», просил помощи. Его похвалили за инициативу, просили передать привет юным строителям, пообещали прислать книжку, и всё. Вот если бы у школы была смета, деньги, если бы школа оплатила выезд консультанта…

Тогда директор позвонил в районный центр, в отдел народного образования.

– Знаем, слышали, – отозвался в телефонную трубку инспектор районо Па́уль Ки́ви. – Ваше строительство является вопиющим нарушением учебного процесса. Уже есть жалоба родителей. Не знаю, что вам обещало министерство. Ни о каких ассигнованиях и речи быть не может. Ждите комиссию, обследуем ваше «строительство»…

Сказано это было достаточно грозно. И, когда через несколько дней к школе подъехал на легковой машине солидный мужчина в фетровой шляпе и клеенчатом плаще, всем стало ясно, что обследование начинается.

Пока приезжий разговаривал с директором, учителя соображали, кого из отличников вызвать при инспекторе к доске, а дежурные по интернату мыли полы.

Полы были вымыты совершенно напрасно: приезжий оказался инженером из «Сельэлектро». Он обошел котлован, осмотрел насыпь и все время покачивал головой и что-то записывал в блокнот, пряча его от дождя под полу плаща.

– Ну и везет же вам! – добродушно говорил он. – Думаете, меня к вам послали? Без договора, бесплатно? Как бы не так! Ехал обследовать одну мельницу, тут, неподалеку. Машина застряла. Случайные встречные помогли выбраться. Разговорились – кто, откуда. Оказалось, директор вашего совхоза меня вытаскивал, товарищ Паю. Взял слово, что к вам заеду. Сначала я отказывался, а он говорит: «Тогда я вас обратно в канаву спихну. Не хотите ехать туда, сидите здесь». Пришлось поехать. Вот как вам повезло!.. Как же называется ваш ручеек?

– Мы называем его просто речкой, – сказал Юхан Каэр.

– Речка? Еще лучше! Давайте назовем ее «Лесная речка» – «Ме́тсайыги». Раз уже деревня «Лесная» – «Метсакюла», пусть и речка так зовется. Идет? И станет она моей крестницей!

Инженер громко рассмеялся, как будто придумал что-то уж очень смешное. Вообще это был толстый и веселый человек, и ему все нравилось. Когда Андрес показывал ему макет гидростанции, он похвалил работу. Даже сказал:

– Отлично! Модель вы сделали очень изящно!

Директор дал ему посмотреть папку с надписью «Строительство гидростанции», где лежали расчеты Вальтера Пихлакаса и копия письма в министерство – там директор просил выделить турбину и генератор. Эту папку инженер просматривал тоже очень весело, а иногда даже громко смеялся, приговаривая:

– Как у больших! Все как у больших! Ай да ребята!

Ночевал он у Юхана Каэра, и директорская Юта на другой день рассказала в классе, как инженер провел эту ночь. Оказывается, сразу после ужина он засел над папкой строительства. Он вытащил из кармана логарифмическую линейку – это такая линейка, которая помогает считать. И он долго считал, писал и чертил. И еще он ужасно дымил сигаретами, так что папа даже открыл все окна.

Юта все ждала, когда инженер снова заговорит с отцом, но так и уснула, не дождавшись.

С утра приезжий вместе с Вальтером Пихлакасом измерял речку, бросал в воду щепочки и смотрел на секундомер, быстро ли они плывут. Потом начертил на классной доске в одном из классов их гидростанцию и после уроков рассказал учителям и членам совета строительства, как такие гидростанции нужно строить.

Это был удивительный урок. Учителя сидели рядом со школьниками и так же старательно записывали в тетрадки то, что говорил приезжий. Андресу показалось, что даже сам директор смотрит на инженера, как ученик, плохо выучивший заданное на дом. А физик Пихлакас, когда ему было непонятно, как делать перемычку, поднял руку и попросил разрешения задать вопрос.

Теперь инженер не смеялся. Он говорил об ошибках школьников-строителей. Оказывается, насыпать грунт в плотину на чернозем нельзя. То, что уже насыпано, придется откинуть в сторону; потом нужно снять дерн и землю до самой глины и только после этого снова засыпать. И не как попало, а вот так: ближе к воде укладывать глину, а к низовому откосу – более песчаные грунты. При этом нужно очень торопиться, потому что скоро зима, земля замерзнет, а мерзлые комки опасно насыпать в плотину, а тем более за стенки водослива.

Не все было попятно в этом рассказе. Ясно было одно: нос повесить есть отчего. Но, когда все приуныли, инженер заметил это и вдруг рассмеялся.

– Отличное дело задумали, товарищи! – воскликнул он. – Будем надеяться, что все пойдет благополучно! Станция у вас небольшая, кое-что подправите, обойдется. Стройте!

Юхан Каэр долго жал руку инженеру и благодарил его. «Наконец-то строительство стало на твердый теоретический фундамент!» – говорил директор. А потом инженера проводили до его автомашины, просили заезжать еще, и все были очень рады. Кроме дежурных по интернату, совершенно напрасно вымывших полы.

Проводив гостя, Андрес и Айме вернулись в класс и долго разглядывали чертежи на доске.

– Смотри-ка, теперь все стало куда ясней! – сказал Андрес. – Вот начерчена перемычка, плотина, здание станции… А сейчас мы роем котлован вот здесь, для водослива. Дядя Аугуст назвал его «глазом», а так даже понятней: водослив, где лишняя вода будет сливаться. Весной, например. Интересно, правда?

– Только плохо, что так мокро, – немного невпопад ответила Айме. – Всё перемазала в этой глине. Завтра суббота, обязательно пойду домой. А в воскресенье буду грибы собирать. Говорят, после дождя опять грибы появились.

– Пойдем вместе. Хочешь? Я к тебе в воскресенье приду. Или где-нибудь встретимся. Хочешь?

– Да, – просто ответила Айме. – Можно встретиться на просеке.

Какое хорошее слово – «да»!

Андрес бежал домой вприпрыжку, шлепая по лужам. Все равно ноги мокрые, можно и нарочно топнуть посильней – вот так. Летите, брызги, в стороны! Ого, Андрес, ведь ты сегодня назначил свидание! Ай да Андрес!

Все хорошо, смотри-ка – даже тучи поредели, того и гляди, завтра солнышко выглянет!..

И верно – день пришел такой ясный и солнечный, как будто никакие тучи никогда и не собирались. Хотя в котловане было по-прежнему грязно и мокро, на урок труда все шли охотно – все-таки солнышко светит… Вынимать землю на водосливе уже заканчивали. Еще денек работы, и можно будет забивать сваи, собирать стенки. Это куда интересней! «Закончить сегодня выемку!» – так решили ребята.

Рауль Паю ковырял глину в передней части котлована, как всегда, не слишком усердно. И вдруг лопата глубоко ушла во что-то мягкое, комок глины отвалился и в котлован пополз жидкий песок. Откидывать его было легко. Рауль обрадовался: вот когда он выроет больше всех!

Но уже через четверть часа Рауль понял, что радоваться было нечему: сколько он ни копал, песку не убывало. Дурацкое занятие: копнешь, а ямка у тебя на глазах снова и снова заплывает. Кроме того, из песка сочилась вода, весь этот угол размок, стал еще более вязким и липким, чем остальной котлован.

Рауль позвал на помощь друзей. Уже вчетвером они рыли песок, рыли спеша, стараясь избавиться от него, вычерпать весь, без остатка! Но плывун – потом они узнали, что такие пески называются плывунами, – не сдавался.

– Ребята! Давайте заткнем эту дырку! – предложил Андрес.

И все согласились, что это самое умное. Они бросали в проклятый угол глину, заколачивали трамбовкой, а Волли еще и приплясывал тут же, чтобы утоптать насыпанное.

– Знай наших! – гордо сказал Волли, когда плывун удалось остановить. Ведь кто их знает, эти плывуны, – может быть, как раз приплясыванья они и боятся?

Но испугался плывун ненадолго. Через несколько минут, словно собравшись с силами, он оттолкнул преграду со своего пути и вновь устремился в котлован. В этот день с ним так и не справились.

В субботу Эви Калдма собрала пионерский актив, и директор коротко повторил кое-что из лекции, прочитанной приезжим инженером. Выводы он сделал такие:

– Чтобы водослив мог весной пропустить воду, нужно закончить его зимой. А грунт за стены уложить до зимы, пока он не промерз. И еще придется переделывать нашу насыпь. Поэтому я предлагаю в это воскресенье поработать.

Юхан Каэр огорчился, не слыша обычного одобрительного гула.

– Я понимаю, что у всех есть какие-то дела дома, – добавил он, – поэтому мы никого не станем обязывать приходить завтра, не станем даже голосовать. Но кто сможет, приходите. Я сам, например, с удовольствием поработаю. Наверно, придет Салусте…

Андрес быстро взглянул на Айме. Та стояла печальная-печальная. Еще бы! Ей домой нужно сходить. И по грибы. Нет, не хочет он завтра строить, не будет! Он пойдет с Айме!

– Товарищ директор, – угрюмо сказал Андрес, – я завтра не приду.

Юхан Каэр едва заметно поморщился. Как, и Андрес Салусте изменяет стройке? Плохо дело. Директор рассчитывал, что паренек сейчас поможет ему уговорить остальных… Просчитался.

– Мы никого не обязываем, – неуверенно повторил он. – Но кто сможет…

Волли даже хихикнул: была охота! Уж если сам Андрес не придет, тут дело ясное. Вон и Калью Таммепыльд шепчет своим густым голосом: «А ну ее совсем, эту стройку! Мне уже невмоготу!»

Словом, Волли думать было не о чем. Где тут думать, когда нужно засветло наладить удочки и накопать червей, чтобы завтра не пропустить утреннюю зорьку! Скорее, скорее домой!

Только в одном удовольствии Волли не мог себе отказать: прежде чем уйти, он подбежал к Андресу и показал ему нос.

– Ну, кто был прав? Кто? – крикнул Волли. – Эх ты, председатель! У самого терпение лопнуло, да?

Андрес опустил голову и ничего не ответил. Потом подошел к Айме:

– Значит, решено. Завтра идем по грибы.