Текст книги "Сын убийцы миров (СИ)"

Автор книги: Валентин Шатилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Это ничего, князь-батюшка, – оживился Гаврила. – Тут главное, чтоб вы мою присягу приняли!

***

– А какую должность вы мне в своем княжеском войске даруете? – осторожно поинтересовался Гаврила, когда церемония целования креста на верность была успешно завершена.

– А какие бывают? – спросил Олег.

– Разные, – туманно ответил его новоприобретенный лыцар. – К примеру, полковник. Или воевода… – и с надеждой посмотрел на своего сюзерена.

– Значит вы, лыцар Ларионов, и назначаешься воеводой! – легко согласился тот.

– Князь пожаловал меня воеводой! – возвестил Гаврила, торжественно оглядываясь на нас с Серегой.

– А где же твое войско? – осведомилась я у новоявленного главнокомандующего.

– Войско будет! – гордо заявил он. – Как только узнают, что князь Квасуров-Шагиров собирает силы, сразу найдутся добры молодцы, чтоб стать под княжеские знамена!

– Знамена – это хорошо, – согласилась я. – Если поискать, то в усадьбе наверняка отыщется какой-нибудь стяг. А вот не мешало бы чего съестного раздобыть. Кто у нас с этим, а, добытчики? Кого у нас гривны защищают от всех напастей?

– Совсем забыл, – спохватился Олег. – Я ведь принес вам там провизии. Но бросил сумку, когда услышал твой крик.

– Так ты его все-таки услышал?

– Разумеется. Сильна ты голосить! Иначе разве смог бы я вас найти так быстро? Ладно, вы тут посидите, а пойду искать потерянные продукты.

– А чего искать? – удивился Гаврила. – На кухне запасы большие!

– Четырехлетней давности, – уточнила я.

– Правильно, но других-то и нет! С тех пор как в христианские земли пустохлябь пришла ведь больше ничего не растет. И не мычит и не доится! И на охоту ходить без толку. В сухих лесах и живого зайца нету, и самая малая пичуга не свистнет… Вот и подъедаем запасы, которые еще с прежних времен остались. Слава Богу, что запасов тех много. Нас-то, едоков мало осталось…

– И никто не отравился? – поразилась я.

– Так мы ведь не отраву едим, – возразил Гаврила. – Все только самое хорошее берем. Мясо, хлеб, горох… То что на кухнях и в закромах.

– А разве оно не пропало?

– Пропало? Куда ж оно пропадет? Только если мы его съедим!

– Но продукты не могут столько храниться! – возмутилась я. – Что вы мне голову морочите! В мясе заводятся черви, оно протухает, воняет, в крупах – шашель, все гниет, портится…

– Это раньше так, княгиня, было, – Гаврила понял наконец причину моего негодования. – До гнева Божия. Тогда все тухло и пропадало. Помню, на день мясо нельзя было оставить – тут же садились мухи, заводились опарыши… Все правильно. Но теперь-то мух нету! Там, где пустохлябь разлилась, там и не гниет ничего. И не скисает. И хлеба буханка лежит – будто только вчера испекли.

– И не засыхает? – скептически прищурилась я.

– Засыхает, конечно – как без этого! Пустохлябь ведь все соки изо всего вытягивает! А ежели хлебушек размочить, то скушать можно безо всякого вреда для здоровья.

– Получается, крученью карачунной страдают не только люди, но и микробы? – удивилась я.

– Про таких не скажу, – покачал косматой головой Гаврила. – Таких зверей не встречал. Может, они у нас не водятся?

– Похоже, ты права, – задумчиво сказал Олег. – Некий фактор действует теперь здесь на все земные организмы: от простейших бактерий и грибков до сложных многоклеточных существ. Типа людей и животных.

– И даже растений! – подсказала я. – Посмотри на парк, который окружает твое родовое имение – не иначе как деревья тоже в кручень карачунную впали. Как и мы!

– Ну мы-то не сразу впали. Почти целый день гуляли по песку без всякой защиты. Может быть многоклеточные существа даже чуть лучше защищены от действующего тут фактора? То ли объем биомассы имеет значение, то ли четкая межклеточная иерархия, существующая в сложных организмах… Нда… В любом случае продуктовые запасы исчезнувшего человеческого мира – к нашим услугам. Ешь – не хочу! Они приготовлены для для сотен тысяч едоков, а тем крохам населения, которые сейчас еще сохранились этого надолго хватит. Как, Гаврила – никто не голодает?

– Нет, князь-батюшка! – бодро отрапортовал тот. – Все сыты! Ибо сказано в Писании: «Гнев Божий да не падет на праведников!»

– Ты читал Писание? – засомневалась я.

– Нет, – вынужден был сознаться Гаврила. – Но когда службу в храме стоял, в стане царовом, под Скарбницей, то слыхал, как про это святой отец говорил.

– А ты и есть праведник?

– Ну-у… Все мы не без греха… Но по сравнению с теми, которые сбежали от гнева Божия, мы, которые остались – агнцы! Потому Всевышний и взял нас под свою защиту. И от всех болезней избавляет. Ни мора, ни глада теперь нет! Вот и получается, что мы – праведники…

– Хорошая логика, – согласилась я не без иронии. – Раз бог бережет, значит праведники…

– Так чего, нести с кухни еду-то? – заторопился Гаврила. – А то, и правда, в кишках все свело от голодухи…

– Пойдем вместе, – решил Олег. – Может, по пути я найду потерянную сумку.

***

Пиршество удалось. И сумка с гостинчиками из хутора Калиновка отыскалась, и княжеские запасы с кухни пригодились. Меня все-таки уговорили попробовать зайчатинку с грибами четырехлетней давности. Ничего так… В конце концов, почему я должна бояться продуктов, которые местное население трескает без всякого вреда?

В завершение трапезы Гаврила (с дозволения князя) разлил по двум чарочкам (себе и Сереге) зеленое шагировское вино и произнес здравицу в честь Олега. А выпив, начал выяснять у своего господина весьма озаботивший его вопрос: почему по выходе из нашей мраморной «потайки» у Олега сразу раскрылся скафандр («явилась гривенная защита»), а у него, Гаврилы, только на кухонных складах?

На что Олег в ответ поинтересовался его мнение по этому вопросу.

– Ну, наверно княжеская-то гривна посильнее лыцаровой… – неуверенно почесал бороденку новоиспеченный воевода. – И у вас их вон сколько!…

– Не только поэтому, – сообщил юный князь. И пустился в разглагольствования о предполагаемой специфичности функций гривен, сроке их службы и влиянии тренированности организма.

– А как все-таки мы будем добираться в ваш Киршаг? – прервала я столь увлекательные рассуждения.

– Пешком, – пожал плечами Олег. – Другого способа нет.

– «Мы» – это я и Серега, – уточнила я. – Мы – тоже пешком? Или, как тут уже давеча предлагали некоторые, – я глянула на лыцара Гаврилу, – нас погрузят на тележку и повезут в виде недвижно-карачунных тушек?

– Так а другого средства вам попасть в Киршаг и нету, княгиня, – развел руками Гаврила. – Еще б можно было на лодке по реке… Но отсюда в сторону Кравенцовского княжества никакие реки не текут!

– И далеко тот Киршаг?

Гаврила почесал смоляные патлы:

– Я бы за месяц добрался. А князевы ножки к такому непривычны… Месяца полтора наверно будем в дороге.

– И мы с Серегой выдержим столько времени в кручени этой? – усомнилась я.

– Целый месяц – это нет конечно, – авторитетно подтвердил Гаврила. – Но если в потайках останавливаться, то вы отдыхать будете, есть, сил набираться – чего ж не выдержать?

– У тебя, что, был опыт подобной длительной транспортировки безгривенного народа?

– Не у меня. Ватажник мой, лыцар Семен Бреньков, как-то бабу себе своровал из Кошелевской потайки, из бывшего удела князей Воротынских. Справная такая баба. Из голутвенных конечно – антку чего воровать, все равно помрет потом от навьей истомы. Так он тащил ее к нам, под Кравенцы, тоже, считай, месяца полтора…

– Воровать нехорошо, – вдруг заявил Серега Дмитрич. – Тем более живых людей!

– А действительно, – и я была несколько озадачена. – Зачем он ее воровал? Голутвенные – это, как я поняла, вообще свободные люди? Хотят – нанимаются кому-то из князей служить, хотят – не нанимаются. Почему бы твоему Семену просто не договориться с той бабой по-хорошему? Зачем обязательно воровать?

– Да с ней-то он как раз договорился! – хмыкнул Гаврила. – Но кто ж бабу просто так отдаст? Баба – это в хозяйстве знаешь какая вещь полезная? О-о!

– Не знаю! – зло сказала я. – И знать не хочу!

Во влипла! Странно, что при таких порядках меня Гаврила не изнасиловал в первую же минуту знакомства, а ждал почти сутки. Сразу видно учтивого господина!

– Так он ее нормально дотащил? – спросил Олег. – Ничего с ней не случилось за это время?

– Да он не дотащил… – нехотя сознался Гаврила. – Отбили ее обратно. Столько стараний – и все коту под хвост! А с бабой – да что с ней станется!

– Воевода! – обратился князь.

Гаврила тут же вскочил, выпил грудь, задрал бороду, всем своим видом показывая готовность служить своему господину.

– Ты иди, готовь тележку, – бодро распорядился Олег. – А я схожу… Помолчал и закончил уже менее жизнерадостно. – Попрощаюсь…

– Бабушкам – привет от меня, не забудь… – со вздохом напомнила я.

Бедная тетя Таня… Как чувствовала, не хотела пускать внука на побывку к родителям…

***

В кручень карачунную я впала, когда меня укладывали на небольшой возок, а начала приходить в себя на мягком ложе, пахнущем фиалками.

«Ничего себе потайка! – промелькнуло в затуманенных мозгах. – В такой жить можно…»

Но блаженство в нежно пахнущей кроватке продолжалось не долго. Брезгливый голос рявкнул почти над ухом:

– Какого лешего вы эту бабу на мою койку кинули? Обделается сейчас – с антками такое после кручени бывает!

– Но Гаврила-Топотун звал ее княгиней, – напомнил другой голос, более высокий и молодой.

– Она такая ж княгиня как я – царово величие! – гаркнул первый голос. – Тоже нашлась!… Новая Шагирова! Гривна ее княжеская где?

– Нету, – согласился молодой голос.

– Так и скинь ее на пол!

Меня стащили вниз, и вместо пуховой мягкости спина встретилась с холодной жесткостью, а щеки коснулось покалывание песчинок.

«Как это? – поразилась я. – Мы все еще на просторах пустохляби? А почему же я себя смогла ощутить?…»

Потрясение было столь сильным, что я собрала волю в кулак и приоткрыла один глаз. Тот, который находился ближе к песчинкам.

И увидела песок – да не тот! Обычный, желтый речной песочек, какого полно и на Земле. Ничего похожего на белоснежность пустохляби.

Ага, значит, я все-таки в потайке. Это внесло хоть какую-то ясность. Но не полную. Например, что за чужие голоса бубнят над головой? Откуда они и зачем?

– Остальных-то крепко скрутили? Как бы не сбежали!

– Крепко. Да только сам знаешь – веревки удержат их только здесь, в потайке. Гаврилу и мальца этого, князя. А как высунем нос из нее, тут же явится гривенная защита и все веревки порежет!

– Не явится! – хохотнул противный грубый голос. – Мы никуда отсюда не стронемся!

– Не понять мне тебя, Евграф. То ты говоришь, что их надо срочно свезти к царову величию, то вдруг – «никуда не стронемся»…

– А я только что цидулку получил с Акинфовичем. Цар сам сюда движется.

– Цар? – не поверил молодой голос. – Да разве ж он когда покидал стан под Скарбницей?

– А ноне покинул! И вовремя – тут, кажись, опять лихие дела закручиваются. Не к добру, чую, пащенок шагировский явился. Ох, наплачемся мы с ним… Как и с мамкой его, с великой княгиней… Нет, что ни говори, а здесь без царового волеизъявления нам, лыцарам простым, нечего и соваться!…

Вот те на! Опять над нашими бедными головами страшная тень матери Олега… Да что ж это такое! Только-только одному лыцару-удальцу удалось доказать, что Олег к их бедам никакого отношения не имеет, так теперь еще двое откуда-то взялись! И с теми же претензиями! А как же хвастовство Гаврилы, что к нам все лыцарство округи сбежится, едва завидев княжескую гривну на олеговой шее?

– Вы почему под наши знамена не встали? – строго спросила я, чуть приподняв щеку от холодного песка.

Собеседники разом смолкли. Потом молодой голос сообщил:

– Очнулась.

А грубый Евграф приказал:

– Ну-ка посади ее. Об лавку обопри спиной.

Сильные тонкие пальцы рванули меня за плечи, развернули, усадили – и я наконец увидела владельцев голосов. Стройного юношу, заглядывающего мне в глаза, и упитанного мужика лет под сорок, восседающего на табурете. Оба с гривнами. А находились мы в большой походной палатке. Даже шатре. Посреди него стояло величественное ложе – видимо как раз то, где мне удалось немного полежать.

– Кто ты такова? – спросил юноша, убирая со своего лба длинную прядь мягких каштановых волос.

Я последовала его примеру и поправила собственную растрепавшуюся прическу.

– Ну, отвечай! – грозно рыкнул мужик, наклоняясь вперед и упирая кулаки в колени.

Вместо того чтобы оробеть и залопотать что-то испуганное я упрямо сжала губы и отвернулась. В конце концов, я первая задала вопрос, они первые и должны отвечать. Хотя ответ очевиден – не очень-то собирались они под олеговы знамена. Что-то Гаврила напутал…

Длинные пальцы юноши жестко взяли меня за подбородок и вновь развернули лицом к навязчивым собеседникам.

Обладатель жестких пальцев был моих лет – вон даже юношеский прыщик на верхней губе, рядом с носом. И на щеке еще один – рядом с двумя одинокими волосинками, предвестниками будущей бороды.

– А не попробовать ли батогами? – мягко спросил он.

В первый миг я даже решила, что он обращается ко мне. Хотела даже уточнить: «Что попробовать?» – но потом передумала. Потому что ко мне он и не думал обращаться. Он меня внимательно рассматривал – но как рассматривают диковинную вещь. А кто же с вещью будет обсуждать ее дальнейшую судьбу? По крайней мере люди с нормальной головой такого делать никогда не станут. А у этого юноши, судя по ледяному взгляду зеленоватых глаз, с головой было все в порядке.

– Не жалко? – буркнул Евграф. – Девка сочная, зачем уродовать?

– Смирнее будет, – пояснил милый юноша, продолжая сосредоточенно изучать мое лицо, не отпуская подбородка.

Мне очень захотелось плюнуть в его внимательные зеленоватые глаза, но я сдержалась. Что-то подсказывало: милый юноша не из тех, кто позволяет подобные шуточки в отношении собственной персоны.

– И то верно, – согласился мужик. – Бабу поучить – это никогда не помешает!

– Рюха, подь сюда! – крикнул юноша. Поднялся с корточек, вытер пальцы, которыми держал мой подбородок, о край своей рубахи, расшитой огненными петухами. Так обычно поступают если измажутся в грязь.

– Звали, Борис Лексеич? – полог шатра приподнялся и к нам заглянул невысокий седенький старичок.

– Возьми эту девку, – распорядился милый юноша, – отведи к Салтыне. Батогов пять, думаю, хватит.

– Княгиню? – перепугался Рюха.

– Что брешешь, – шикнул на него милейший Борис Лексееич. И повторил слова Евграфа, но уже как свои. – Где видишь княжескую гривну? То-то же!

– А Гаврила кричал, будто… – сбивчиво залопотал Рюха.

– Больше слушай Гаврилу, дослушаешься, – пообещал Борис Лексееич. – Сам к Салтыне отправишься. Чтоб научил тебя с господином говорить.

– Да я – что… Да мне-то оно… – заволновался седой Рюха. – Мне-то – только б беды не случилось…

При этом он бочком втиснулся в шатер, по-над стеночкой прошмыгнул ко мне, прихватил за локоть, помогая подняться, и принялся выталкивать вон.

– Эй, эй, я и вправду княгиня! – торопливо возвестила я. Но поздно. Меня никто не собирался слушать.

– Ступай, ступай, лапушка, – напутствовал Рюха, выпихивая из шатра. – Сказано – к Салтыне, значится надоть!

Оказывается, в шатре было темновато. Я поняла это, попав наружу. Даже глаза прищурила, хотя солнца не было – небо опять устилала пелена мутных облаков.

Самое поразительное из того что бросилось в глаза – зелень. Яркая зелень молодой тополиной листвы. Тополь рос прямо у шатра и приветливо шевелил ветвями, приглашая порадоваться жизни.

– Дерево… – глупо выдохнула я.

– А то!… – с гордостью согласился Рюха. – Не видала никогда, небось? И трава – глянь, какая трава!

Трава была повытоптана и представляла менее оптимистичное зрелище, но все-таки, действительно, присутствовала.

– У нас и кустик ежевики имеется, – расчувствовался мой провожатый. – Будем идти от Салтыни – покажу обязательно!

Напоминание о Салтыни вернуло меня к действительности. «Пять батогов» – это звучало вроде и не страшно. Из исторических книг вспоминались фразы о запоротых насмерть, но там речь шла о сотне-другой батогов. И все-таки – с какой стати я буду подставлять себя под порку?

Я лихорадочно оглянулась. Хотелось сбежать. Тем более что мой престарелый проводник не казался большим препятствием к побегу. Только вот куда бежать? Зеленое дерево наблюдалось только одно, серая стена леса прямо позади него стояла угрюмо и безлиственно. То же самое и с травой. Мятое переплетение ее живых стебельков обрывалось буквально в двух шагах от палатки – а дальше стлался уже знакомый до отвращения белоснежный песочек.

Правда, язык зелени шел влево от палатки довольно широкой полосой (шатер помещался на самом ее краю), но, похоже, бежать в ту сторону было бесполезно – меня и так вели именно туда. К ветхому бревенчатому сарайчику.

Возле сарайчика возле поленницы сидело кружком на корточках человек десять. Они вполгоса что-то обсуждали, но при нашем приближении смолкли.

– Рюха, куда княгиню ведешь? – спросил самый смелый. Рыжий и конопатый. Коричневые конопушки поднимались прямо из нечесаной бороды аж до самого лба.

– Знамо куда – к Салтыне.

– Ух ты! – поразился рыжий.

И все закачали головами, закрякали изумленно.

Было видно, что травянистая полоска идет после сарайчика и дальше, даже немного расширяясь. Виднелся обложенный камнем круглый колодец, с длинной палкой-журавлем, на его веревке покачивалась деревянное ведро-кадушка. Углом, обмазанным глиной, выступал какой-то домик. Оттуда тянуло дымком и чем-то съестным. Из-за серого бревенчатого угла выглянула моложавая тетка в платке и цветастом длинном платье. Поглазела на меня, спряталась обратно.

Рвануть туда? Мужики пока вскочат, пока сообразят в чем дело… Только вряд ли зелень простирается настолько далеко, чтобы можно было где-то спрятаться. Да и тетка наверняка не станет меня выгораживать – с чего?

– Шагай, шагай, лапушка, – ласково приговаривал Рюха, направляя меня в темную распахнутую дверь.

А там уже поджидал нас нескладный белесый мужичок. Худой и длинный. Его бессмысленные оловянные глаза сразу напомнили мне Чопика, подручного Виктора Ивановича.

Ох, не к добру вспоминаются покойники!

Белесый мужичок был гол по пояс, но в кожаном мясницком фартуке, который закрывал его живот и грудь.

– Чо? – вопросительно глянул он на моего провожатого.

– К тебе, вот, Салтыня, лапушку, – радостно скаля беззубый рот, объявил Рюха. – Тут делов-то – всего ничего… Только пять батогов и надо лапушке…

Салтыня кивнул, деловито поворачиваясь к топчану, стоящему посреди пустого пространства внутри сарайчика.

Топчанчик производил впечатление. Основательный, крепко сколоченный. Его широкие ножки были вкопаны прямо в земляной пол.

– Ступай, голубушка, ложись, – умильно напутствовал меня Рюха. – Сейчас Салтыня сберется… Он не обидит, лишку не даст…

– Как самочувствие, Елена? – раздался спокойный мальчишеский голос.

Я оглянулась. В углу сарай, прислонившись спиной к его бугристой бревенчатой стене сидели рядышком князь и его воевода. Олег и Гаврила. Оба крепко связанные – просто таки обмотанные веревками. Гаврила выглядел понурым, прятал глаза, а Олег – ничего. Смотрел с интересом.

– Пока что мое самочувствие – на уровне, – доложила я. – Но минуты через две видимо изменится. И не в лучшую сторону.

– Почему? – удивился Олег.

– Пороть меня сюда привели. Бить батогами. Видишь, заплечных дел мастер уже готовится!

– Придется все-таки вмешаться, – вздохнул Олег. – Жалко. Я хотел доподлинно выяснить их планы, а потом уже принимать меры. Ну, ничего. Дедушка, как тебя зовут? – обратился он к моему провожатому.

– Рюхой кличут, – поклонился тот.

– Ты, Рюха, выйди отсюда, – приказал Олег. – Нечего тебе тут делать, Салтыня сам справится.

– А-а… как же… – растерялся старичок.

– Иди, иди. Снаружи подождешь. И дверь плотно прикрой – неудобно княгине с открытой дверью. Ну-ка – быстро!

Рюха попятился. Потом осторожно поклонился в сторону связанных господ и торопливо выскочил, не забыв прикрыть дверь.

Сразу стало сумрачно. Два узких окошка давали мало света.

Салтыня, который, стоя к нам спиной, что-то полоскал в широкой кадушке, недоуменно обернулся. Я развела руками, как бы оправдываясь за причиненные неудобства.

В это время две другие руки – тонкие, мальчишеские – действуя совершенно отдельно от согнувшегося в напряжении туловища, с трудом подняли огромное толстое полено, без дела валявшееся в углу. Бесшумно взмыли с ним под стреху сарая, прицелились так, чтобы оказаться как раз над головой заплечных дел мастера. Потом решили, видимо, что это уж слишком, и опустили полено пониже, остановившись всего сантиметрах в двадцати от белесого затылка. После чего отпустили полено в свободный полет.

Конечно, этот полет был недолгим. Но эффективным.

Ушибленный Салтыня закрыл глаза и рухнул в беспамятстве. Сначала на колени, а потом набок. И головой прямо в кадушку с водой. Я даже испугалась, что он там захлебнется.

Но обошлось. Кадушка сверзилась вниз, разливая содержимое широкой лужей вокруг головы местного палача. И покатилась к двери. Но одумалась, прикатилась обратно. При этом наехала на Салтынин лоб да там и замерла, притулившись возле хозяина.

Грохот произведенный всеми падающими предметами не мог не привлечь внимание. Дверь распахнулась, на пороге появился Рюха. За его спиной столпились остальные.

– Что? Что такое?

– Салтыня упал, – горько пожаловалась я, указывая на неподвижную голую спину.

– Ах ты, да как же это, боже ж мой! Не ушибся ли? – захлопотал Рюха, склоняясь над распростертым телом и пытаясь его поднять.

Да так неудачно!… Подошвы его лаптей заскользили в луже, он нелепо всплеснул руками как бы продолжая свое «боже ж мой!» – и плюхнулся рядышком с кнутобойцем. Падая он задел то, что не успел свалить Салтыня, и им обоим на головы посыпались разнообразные прутья и палки – нехитрый инструментарий заштатного деревенского палача.

– Что тут опять? – спросил Олег, приближаясь к источнику шума.

– Князь! – ахнули мужички в дверях – Развязался!

– Так это его Салтыня его и развязал, – пояснила я. – Распутал сначала, а потом ка-ак упадет! Бубух!

Я даже руками взмахнула для наглядности. Но мне не очень поверили.

– Салтыня? Развязал? – загомонили мужики, качая в сомнении бородами. – А не вы, княгиня, развязали, часом? Сами развязали, а теперь на Салтыню сваливаете?

– Ага, я! – моему возмущению не было предела. – Еще скажите, что я и с Салтыней расправилась. Тоже сама, вот этими руками! – и продемонстровала свои пальчики с розовым маникюром. Полуоблезшим, правда…

Гипотеза о том что я могла справиться с заплечных дел мастером показалась мужичкам уж и вовсе невероятной. Они принялись напряженно чесать в затылках, но тут опять вылез рыжий.

– А чего это Салтыня вдруг стал князя распутывать? – задался он вопросом.

– Того! – внесла я ясность. – Стыдно стало. К вам в гости сам князь пришел! А вы его – в веревки!

– Во-во! Устыдился! – подтвердил Гаврила из угла, где он все еще стягивал с себя тугие путы. – И вам устыдиться должно! Чисто разбойники на большой дороге! Налетели, повязали!…

– Ну, хватит разговоров, – раздался негромкий, но веский мальчишеский голос. – Ведите нас к гостеприимным хозяевам. Спросим их. Почему они так встречают князя? Где ваши господа?

– В шатре, – проявила я информированность. – Вон в том!

И Олег уверенно шагнул к двери. А мужики, оробев, расступились и молча пропустили нас.

Явление наше на пороге шатра произвело большое впечатление. Борис Лексеич попятился, натягивая спиной полотняный полог, Евграф вскочил, опрокинув табурет. И оба схватились за мечи.

– Спокойно, доблестные лыцары, без глупостей, – предложила я. – Ваша карта бита!

А Гаврила наклонился, поставил табурет на место, но предложил его уже не Евграфу, а Олегу. Тот не отказался.

Вот в такой диспозиции мы и замерли: насупленный Олег на табуретке, мы с Гаврилой у него по бокам, напротив нас – двое лыцаров с обнаженными мечами и в боевой стойке, а в дверь, откинув полог, заглядывают мужики, под эскортом которых мы и прибыли.

– Как вы сюда попали? – наконец обрел дар речи Евграф. – Как распутались?

– Я умею управлять гривнами, – скучным голосом сообщил Олег.

– Между прочим, – вдруг дополнила я в припадке вдохновения, – вашими гривнами тоже! Хотите, чтобы они задушили вас? Если не хотите, то спрячьте оружие и говорите с почтением.

Угроза оказалась неожиданно действенной. Лыцары побледнели (все, включая Гаврилу), неловко втянули шеи и уставились на Олега.

А он коротко глянул на меня, но возражать не стал. Наоборот, охотно поддержал:

– Не стоит волноваться, я не люблю убивать благородных господ. Но и неуважения к себе не терплю. Я дал вам время одуматься, специально разыгрывал жалкую роль пленника. Надеялся, что вы придете и покаетесь. Вы этого не сделали. Мое уважение к вам серьезно подорвано. Не знаю, сможете ли вы восстановить в моих глазах свои добрые имена? Да так, чтобы я начал относиться к вам с доверием?…

– Мальчишка! – не выдержал юный Борис Лексеич. – Как ты смеешь нам приказывать!…

– Это ты как смеешь таким образом вести себя с князем! – заорала я, привлекая к себе всеобщее внимание.

Олег среагировал мгновенно, в полной мере воспользовавшись ситуацией. Когда все взоры обратились на меня, он материализовал свою правую ногу позади Бориса Лексеича и отвесил ему сильнейшего пинка в область чресел. В результате чего юный лыцар внезапно рухнул на колени, уткнувшись лбом в песок, которым был присыпан пол в шатре.

А для удивленных зрителей все выглядело так, будто он усовестился наконец и сам пал ниц пред княжескими кроссовками. Тем более что оба кроссовка уже были на месте – Олег изловчился вернуть свою ногу на положенное ей место почти сразу же после того как она коснулась лыцаровых ягодиц.

– Ай! – неловко воскликнул Борис Лексеич, поспешно вскакивая на ноги. Но опоздал. Психологический поединок был уже выигран.

Мужики (кто они там – анты? голутвенные?), видя, что их господин признал главенство малолетнего князя, тоже рухнули на колени – толкаясь и пошикивая друг на друга. Даже Евграф поспешно вложил меч в ножны и склонил голову весьма почтительно.

Борис Лексеич же выглядел в этой ситуации странно и весьма плачевно. Излишне разрумяненный после падения, он суетливо оглядывался, не зная с чего начать – опустить ли меч или прежде отряхнуть песок со лба?

– Это первое предупреждение, – меланхолично заметил Олег. – И последнее. Больше я тянуть с возмездием не стану. Малейшая попытка причинения вреда мне, – он сделал внушительную паузу, – или же моим верным друзьям, – последовал ленивый жест в сторону нас с Гаврилой, – будет караться смертью. Мне этого совсем не хочется, но я вынужден буду это сделать. Ибо слишком большие задачи передо мной! Слишком велик груз предстоящих дел! И некогда мне отвлекаться на комариные укусы. Комаров принято убивать! – он несильно, но звонко хлопнул себя по коленке.

Отчего все вздрогнули.

А я вдруг подумала об отвратительности, ирреальности ситуации: кругом -на многие тысячи километров – простираются безжизненные и почти непреодолимые владения пустохляби, а на крохотном пятачке, еще оставшимся людям, горстка этих людей занимается тем, что интригует против друг друга, пленяет, пытается калечить – даже убить! Позор! Вот уж действительно – срамота и стыдоба… Эх, вы, род человеческий!…

– Но мы не знаем ваших планов, князь… – счел нужным заметить Евграф. – Знай мы о них заранее, мы, возможно, не только бы не препятствовали им, но и помогли б!

– Мои планы… – Олег задумчиво подпер подбородок кулачком. – Они не для того чтобы их обсуждать со всяким и каждым. Они для тех, кто идет со мной. Для малого числа приверженцев и единомышленников. Малой горсткой бредущих по необъятной пустыне. Но разве редко бывает, что правда оказывается в меньшинстве? – он поднялся и величественно протянул руку в сторону все еще коленопреклоненных мужиков.

Ни дать, ни взять новый пророк выискался!

– Истинно, истинно! – закивали коленопреклоненые. Они, видимо, не были избалованы театральными представлениями, поэтому охотно включились в действие.

Даже Гаврила, слушавший Олега с приоткрытым от напряженного внимания ртом, кивнул истово, пробормотал:

– Вот она, правда-то!…

Одни только господа лыцары устояли перед олеговым обаянием. Младший так просто волчонком зыркал – так и готовым укусить. А старший…

Евграф кашлянул и сказал угрюмо:

– Вы, князь, весьма схожи со своей матерью, великой княгиней. Знавал я ее в прежние времена. Даже в гостях она была в моем доме. Недолго. Проездом в Вышеград – тогда еще не спаленный. Ею же… Да-а… Могучая была женщина… И духом сильна и способностями неведомыми… Вот и вы, князь, такой же. Дано вам многое. Но страшно даже подумать, что это многое сосредоточено в таких слабеньких, детских руках…

– К делу! – обронил Олег, вновь присаживаясь и буравя Евграфа насупленным взглядом. – Если вы – два лыцара с людьми вашими – не способны мне помочь, то и мешать мне нечего. Мы отправимся в путь. И будем двигаться к своей цели так же как и раньше. Если же кто-то из вас – или из людей, которые с вами, но не связаны присягой, – Олег вновь обернулся в сторону коленопреклоненных мужиков, – пожелают присоединиться к войску Олегову, – он так значительно произнес последние слова, что в них послышалось – «к войску Господню», – то я буду рад. И никого не отвергну.

Вот тут он погорячился! – с ужасом поняла я. Если бы удалось завербовать парочку лыцаров – это куда ни шло. Помогли бы, по крайней мере тележку тащить по просторам пустохляби, волочь наши карачунные тела – мое и Серегино. Но дополнительные безгривенные нам зачем? Гаврила силен конечно, но он же не лошадь тянуть целый воз с поклажей! От самого же Олега в роли вьючного животного мало толку…

К счастью, на горячий призыв никто не откликнулся. Мужики понурились, не спеша записываться в ряды нового общественного движения, а лыцары переглянулись с некоторым раздражением.

Однако когда Евграф заговорил, то его грубый голос будто медом смазали:

– Любезный князь, ваши слова таинственны. Ими вот так, в один миг, не проникнешься. Нам, простым лыцарам следует поразмышлять над их смыслом. И не один час. И даже не один день. Дайте нам время для раздумий. И побудьте пока у нас – не пленником разумеется, а дорогим гостем. Мы заставим вас и ваших товарищей забыть тот досадный конфуз, что произошел при первом знакомстве…

– Да ведь он просто хочет дождаться цара! – вдруг поняла я. – Сюда же царово величие направляется всем своим станом!

Евграф ожег меня яростным взглядом и даже потянул вновь меч из ножен, но я указала пальчиком на его шейную гриву и громким шепотом напомнила: