Текст книги "Безвыходное пособие для демиурга (СИ)"

Автор книги: Валентин Никора

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Мужчины не обращали на меня внимания. Похоже, у них все получалось, и их охватил детский азарт первооткрывателей.

Я, стараясь не скрипеть, вышла на кухню, взяла столовый нож и бутылку шампанского из холодильника, которую Гера вот уже четыре месяца держит для фэншуя дома, моими стараниями, конечно.

Генералы, блин! Эзотерики-компьютерщики! Нет, так просто я не сдамся!

Да они все здесь, все, кто ступает через порог нашей квартиры – они точно приходят сюда прямо со страниц безумного Гериного романа! Все что-то замышляют, хитрят, врут, выворачиваются, подставляют друг друга.

И вдруг я вспомнила, откуда мне известно имя Николая Петровича. Да из Гериного же текста! Среди прочих, на заднем плане, там постоянно мелькал некий магистр, руководитель военных и силовых проектов Ордена. Вот только внешность, кажется, была у него не такой колоритной.

Кажется, был еще какой-то Юрий Петрович, с которым магистр Мишель все время стремился поговорить по телефону до того момента, как они с Серегой вломились в библиотеку с «Некрономиконом».

Может быть, это было одно и то же лицо, а Герка описался?

Но это не так и важно. Маг, вышедший из той реальности, в которую втянуло моего Геру, вполне может менять обличие без всякого хирургического вмешательства. Гипноз обыкновенный.

Я облизнула пересохшие губы.

Теперь я, кажется, начала все понимать. Нет никаких научных исследований. И генерал этот липовый – он потому и туманный, что его перебросило сюда вместо Германа. А они хотят Геру вернуть, но проход оставить открытым, чтобы установить магический контроль сразу за двумя мирами. Остальных пропавших просто не существует, их придумали, чтобы усыпить мою бдительность.

Вот только зачем им обычный студент?

Предположим, что накануне встречи с родителями Гера, в самом деле, не играл, а писал начало своего пресловутого «Инквизитора», и ему удалось-таки написать ожившую книгу. Ночью у него был творческий зуд, он проснулся, стал ее вычитывать – и провалился в нее.

А из текста – в противовес – выпал темный маг, который, при помощи гипноза, внушил доверчивому Глебу, что есть секретная организация.

Дальше все пошло, как по маслу! Вот почему Николай Петрович все время отирается здесь, и появляется призраком в нужное время.

Конечно, им теперь просто жизненно необходим Гера в трезвом уме! Он же умеет писать и читать оживающие тексты!

Николаю Петровичу потребуется свита. Он же теперь здесь решит захватить всю духовную власть, и стать у нас Великим Инквизитором или Папой Римским, или Ожившим Богом – не все ли равно. Его намерения прозрачны, точно капля воды. Высшие военные и магические чины уже не могут жить без ощущения власти.

Стоп, где-то я что-то подобное уже слышала. Именно о том, как из книг выходили герои, меняясь местами с живыми людьми, которые, соответственно, попадали в сказки…

Вспомнила. Есть такая детская книжка «Чернильное сердце». Только в ней люди обладали талантом оживлять страницы во время чтения вслух. Вот сейчас я не то же самое предположила?

Гера ночью проверял текст на предмет ошибок, шевелил губами…

Так, и вправду, свихнуться можно!

В любом случае, верить призрачным генералам нельзя нигде и никогда!

Я решительно вошла в комнату.

Глеб колдовал над клавиатурой. Он полностью ушел в процесс своего шаманства. Он не видел и не слышал ничего вокруг. Призрачный генерал тоже смотрел в монитор, но он вздрогнул при моем появлении, и поднял голову:

– Валерия, опустите бутылку и нож. Мы не враги.

Глеб тоже посмотрел на меня, и глаза его округлились от удивления:

– Лера, с тобой все в порядке?

Мой блицкриг провалился. Мне хотелось кинуться на Глеба, расколошматить «ноутбук», вышвырнуть призрачного генерала за окно. Я желала, чтобы все это, прямо сейчас кончилось, растаяло, словно дурной сон!

И я даже двинулась вперед, но вдруг застыла под пристальным взглядом Николая Петровича:

– Спокойно, Лера, спокойно. Ты просто устала. Тебе нужен сон и покой. Когда ты проснешься, все будет уже позади…

Я знала, что нельзя поддаваться чарам, что все это обман, что призрачные маги не обладают способностью к гипнозу, хотя бы потому, что любой ветер из открытой форточки может развеять уже их самих, но и сопротивляться я не могла. Я понимала, что еще немного – и я сломаюсь. Мой разум может не вынести такого пресса! И забытье, действительно, – лучшее, что мир мне мог сейчас предложить.

Я не сдамся! Это все – морок. Просто затянувшийся кошмарный сон!

Я чувствовала, как бутылка выскользнула из рук, глухо стукнулась и покатилась по полу. Меня подхватил призрачный генерал и положил на кровать. Передо мной были только его глаза: большие и уставшие:

– Спи, Лера. Здесь ты в безопасности. Вокруг тебя команда друзей, спасающая твоего жениха. Никто не собирается уводить Германа для опытов и допросов. Его показания не интересны, потому что это далеко не первый опыт. Военные хорошо переносили перемещения. Возможно, армия меняет что-то в структуре мозга, или отключает какие-то его импульсы, и, наверное, это мы не учли… Но мы здесь не для того, чтобы спасать свои задницы. Мы не армия, а спецслужба. Для нас жизнь каждого индивидуума так же бесценна, как и для тебя.

Я чувствовала, что глаза мои закрываются. Голос Николая Петровича превратился в журчание воды. Слова медленно теряли смысл…

И вдруг я обнаружила себя на песчаном берегу. Я сидела и слушала, как волны реки лепечут, бормочут друг с другом. Надо мной кружили чайки и альбатросы. Они стремительно падали к воде, пытаясь выловить серебристую рыбешку.

Я понимала, что сейчас, именно так, клювом, пытаются выудить из другого, параллельного мира, моего Геру. И, возможно, его хотят так же проглотить живьем. Но это – было где-то там, в далеком кошмарном сне жизни. А здесь – истинная реальность… И Герман тоже скоро появится. Он не может не придти. Этот мир создан специально для нас!

Откуда-то из-за реки, неслись невнятные голоса. Кто-то отчаянно матерился. Но вокруг не было ни души. Странно, но все это не казалось неестественным.

И вдруг я увидела Германа.

Я вскочила, взмахнула рукой, но слова застряли у меня в глотке.

Гера сидел на том берегу, сжимая голову руками. Я словно почувствовала, что внезапная головная боль сдавила его череп стальными тисками. Скорее всего, Герман сейчас ничего не понимал, не в состоянии был дать осмысленный ответ на простой вопрос.

Я так и осталась стоять, ошарашенная этим внезапным открытием.

На меня лавиной обрушились мысли, и я вдруг поняла, что просто околдована, что, на самом деле, я вовсе не на берегу реки, а все еще в квартире Геры, где проводят свои зверские эксперименты призрачный генерал и Глеб.

Я прикрыла рот, чтобы сдержать крик отчаяния, и села на песок.

Похоже, я провалилась в буферную зону, так же, как и Гера. И мне нельзя пересекать невидимую границу, чтобы не оказаться по ту сторону жизни. Все правильно.

Глеб снова запустил программу, чтобы туда вошел Николай Петрович, чтобы он вывел Германа в реальность. Он-то знает, что делать. Не нужно им мешать. На кого бы они ни работали, но только они и могут совершить невозможное!

И теперь мне предельно ясно, почему люди от этих путешествий сходят с ума. Их время пребывания там заканчивается, и срабатывает некий принудительный механизм переноса в нашу реальность. Сходят с ума именно оттого, что боль зашкаливает за мыслимые человеческие рамки. Как ее терпят солдаты – пока не понятно. Может быть, они знали, что в нужное время нужно быть в определенной безопасной точке сбора и там их не «накрывало»?

Как бы ни было, но нельзя входить в воду, нельзя кричать и привлекать к себе внимание. Кто знает, что это, вообще, за река?

Тем временем над Германом появилось свечение, а потом прямо над его головой вспыхнул настоящий огненный шар.

И тут Гера разжал руки, поднял голову, разогнулся и встал. Казалось, что он поглощает пламя шара всем своим телом.

Господи, да что же это? Такого не может быть, так не бывает!

– Он слышит нас, Николай Петрович. Он в зоне доступа. – голос Глеба несся из ниоткуда. – Я начинаю.

– Давай, сынок. – голос генерала был бодрым и спокойным.

Раздался хлопок, и возле Германа возник Николай Петрович.

Гера отскочил в сторону:

– Вы тоже мне снитесь?

– А кто еще?

– Да вон же Лера на том берегу.

–Где? – генерал посмотрел на меня и подмигнул. – Я никого не вижу… Как твоя голова?

– Спасибо, вашими молитвами. Но откуда вы знаете?

– Ну, не один Йешуа фокусы умел показывать.

– Так вы и есть хозяин пещеры?

– Нет, я просто умею гулять по воде. Не хочешь попробовать?

– Я не умею плавать. – Гера сразу набычился, как это он делал всегда, когда думал, что над ним смеются.

Николай Петрович сделал пять шагов по поверхности реки и оглянулся:

– Ну же, в конечном счете, здесь не глубоко. Провалишься по колено – не велика беда, а не попробуешь, всю жизнь жалеть будешь.

Внезапно я поняла, что делает наш старичок.

Это же Стикс – река, разделяющая миры мертвых и живых. Геру занесло на ту сторону, но он там чужой. И Харон в обратную сторону людей не перевозит. А вот Николай Петрович может перевести Геру по воде на этот берег. Вплавь, наверное, нельзя. Кто-нибудь непременно должен спать в омуте реки: крокодилы или спруты – некие стражи, пожирающий всех беглецов.

А здесь, на этом берегу, – начало пограничного измененного сознания, и из него вернуть человека без боли может любой иллюзионист. Наверное…

– Я тебе не верю. У тебя внешность служителя темных культов. – Гера упорствовал. Он явно был напуган.

– Ты про бороду? Не у всех она лопатой растет. А если ты считаешь меня поклонником Сатаны, так знай, что Пан, образ которого был положен в основу мифа о дьяволе, был умышленно оболган христианскими проповедниками. – генерал чихнул. – Он был полубогом, таким же, как и Минотавр. Получеловек, полузверь – еще не значит антихрист. А вот кентавров почему-то не преследовали. В Египте же полулюди стояли во главе божественной иерархии. Собственно, они все вовсе не мутанты, а сверхлюди. Но признать это трудно. Им легче поклониться или объявить их врагами рода человеческого, нежели просто жить с ними в мире и научиться от них чему-нибудь хорошему. Собственно, разве ты сам не ощущаешь, как иногда в тебе самом просыпаются совершено не человеческие инстинкты и желания?

– Я никого не хочу убивать! – процедил Герман.

Николай Петрович захохотал:

– Это только звери убивают от голода, а люди – и ради удовольствия. Боги создают миры, но уничтожают их опять же именно люди. Под инстинктами я подразумевал именно то, что заложено в семантике слова: желание бегать и догонять, летать и ловить, бороться и побеждать, защищаться и защищать. В общем, жить, а не бояться. Ну же, или ты трус? Как же тогда ты собрался быть писателем: вдруг твои герои оживут, что тогда будешь делать? Убегать от тех, кого сам же и придумал?

Герман колебался:

– Вспомнил, я видел тебя там, в реальной жизни. Мы шли к Лериным родителям и столкнулись нос к носу. А потом ты появился на остановке, хотя ведь шел нам навстречу, следовательно – в другую сторону. Ты следил за мной, тебе было нужно, чтобы я попал в этот странный мир. Это ты и есть – Великий Инквизитор. Что тебе стоит поменять внешность? Однако ты решил остаться узнаваемым. Интересно, почему?

– Может быть, потому, что я ничего не боюсь?

Гера помотал головой. Было видно, как в нем борются осторожность и гордыня.

– Ладно, я согласен. – и Герман смело ступил в воду, но тут же провалился по щиколотку.

Николай Петрович помрачнел:

– Ладно, оставайся здесь. Мне придется забрать с собой электронную рукопись твоего романа и отдать ее другому, более смелому автору. Я, собственно, пришел, чтобы вывести тебя в реальность автором бестселлера… Но, раз такое дело, раз в тебе нет смелости, у меня нет иного выбора, как призвать вместо тебя другого.

– Стой! – Гера разволновался не на шутку. – Ты ведь шутишь?

– Отнюдь. – в руке Николая Петровича появился Герин ноутбук. – Знаешь, что бывает при соединении работающих микросхем и большого количества воды? Замыкание. Сгорает материнская плата, процессор, северный и южный порты, иногда, в исключительных случаях, как у нас с тобой, сыпется жесткий диск. Локальный конец света для отдельно взятого «ноута».

– Николай Петрович подкинул ноутбук высоко вверх и демонстративно отвернулся.

– Нет!!! – завопил Гера и прыгнул спасать свое сокровище.

Я поняла, что сейчас произойдет: даже если он схватит свою адскую машинку, то все равно, провалится под воду. И все его геройство окажется бесполезным.

Но произошло чудо. Гера на животе пролетел по водной глади, точно по паркету, схватил ноут, и остался лежать на поверхности.

Николай Петрович повернулся к Гере.

– Ну что: мир? – генерал протянул руку.

Герман, все еще удерживая на вытянутой руке «ноут», воспользовался помощью, встал:

– Невероятно. Но так не бывает.

– Возможно. – пожал плечами Николай Петрович. – Никто искренне не верит в существование муз, их считают выдумкой поэтов. Никто и слушать не захочет, что ты, Герман, написал роман в ином мире. Этого тоже не может быть. Может просто принять все, как есть?

– Но ведь я еще не закончил работу.

– Кто тебе мешает завершить ее в привычном мире?

– Но… Но… Ведь это все придумал не я. Образы, герои, сюжетные линии – это все не мое.

– Скромность похвальна. – Николай Петрович шел на мой берег, увлекая Германа за собой. – Но, насколько я понимаю, там, где ты оказался, никого не было.

– Да, но… На меня накатывало то ли вдохновение, то ли забвение. А первую главу я вообще не набивал на компьютере. Она появилась сама, из моих сновидений.

– У бога нет других рук, кроме наших, Герман. Ты страстно мечтал написать роман, который будут читать миллионы. Мы помогли тебе исполнить мечту, но никто за тебя ничего не делал. – генерал мягко увлекал Геру на мой берег. – Да, мы перенесли тебя в другой мир. Но это ты сам корпел над рукописью. Это ты выдумал и титулы, и чудеса и даже то, что существовал некий щит, состоящий ныне из трех живых частей, мечтающих соединиться.

Герман недоверчиво хмыкнул.

– Простой обыватель никогда бы не придумал такого. Люди считают, что если щит разбит, то части его никогда ни во что не превращаются, не обладают волей и разумом, не могут влиять на развитие человеческой культуры. – продолжал Николай Петрович. – Все будут уверены, что обломки великих артефактов всегда хранятся в самых труднодоступных частях света: в жерле действующего вулкана, в сердце Антарктики, под тоннами льда и на дне океана, в центре Бермудского треугольника… Ты сам нарушил традиции и устои. Никто не помогал тебе развенчать старые мифы и создавать свои собственные. Более того, именно сейчас ты в одном шаге от того, чтобы самому превратиться в миф. Я думаю, мы пришли за тобой вовремя. Дописать последнюю главу ты можешь и без особых условий. Все в твоей голове, а ведь ты ее выносишь обратно в реальность…

– Лера, пора просыпаться. – это был голос Николая Петровича.

Как он может быть одновременно по обе стороны сна? Зачем он выманивает Геру через волшебную реку? Он обманывает его, но вот в чем? Возможно, в реальности Гере не написать концовку романа. Этому старичку понадобится иной финал, который создаст другой человек, так сильно не погрузившийся в эту работу.

Вот оно что: Гера вернется, но никогда не завершит своей книги! Более того, его роман будет издан, но в другом варианте и под другой фамилией. Это будет жалкая пародия, где главные герои будут носить те же имена, ходить по тем же дорогам, но они будут ходячими комиксами. И все это потому, что роман положений никогда не оживает, ибо идиотизм и комизм любых бездарных ситуаций настолько жалок и смешон, что навсегда остается на бумаге памятником человеческой глупости.

Да, именно так.

Николай Петрович боится, что Герман завершит роман, а в нашем мире проявится не только он, но и Великий Инквизитор. И тогда власть уплывет из рук липового генерала. Нужно лишь создать пародию на Герин роман.

А еще генерал хочет издать не книгу, а комиксы, разрекламировать их, чтобы окончательно раздавить саму надежду на публикацию.

– Гера! Не верь ему. Он хочет погубить твой роман! – я сама не поняла, как слова вырвались из меня.

Герман поднял голову, увидел меня, отшатнулся. Видно было, что он окончательно во всем запутался.

Николай Петрович поднял вверх руки, показывая, что безоружен:

– Герман, ради бога, иди в любую сторону, только не стой.

– А то что?

И вдруг Герман провалился по пояс. Он механически поднял вверх руки с ноутбуком. Хотя это бы не спасло: он погружался стремительно.

Господи, это именно я пошатнула в нем веру в самого себя!

Николай Петрович схватил Геру за свободную руку, и вытащил на поверхность:

– Придется бежать. В любую сторону. Скорее!

Теперь Гера снова стоял на водной глади, но штаны его были мокрыми.

До того берега им было ближе.

Я поняла, что сейчас река раскроет бездну и щелкнет волнами, точно аллигатор пастью. Что вырвется наружу, я даже думать не хотела.

– Беги, твою мать! – Николай Петрович толкнул Геру в спину, а сам развел руки, как-то странно, неестественно держа пальцы.

Герман ринулся обратно на тот, на другой, на свой берег.

Вода под его ногами вскипела розовой пеной. Старик обернулся вокруг себя, и я готова была поклясться, что в руках у него не появился, а именно вырос прямо из запястья тонкий меч.

Раздался утробный вой чудовища и пронзительный визг перепуганных летучих мышей, которые появились так же внезапно, как и меч в руках волшебника.

– Лера! – и я очнулась на кровати.

Надо мной нависал Николай Петрович. Теперь у него была широкая ссадина на лбу. – Ох уж мне эти профессорские дочки! Даже если я его и обманывал, зачем ты кричала? Эх, Лера! «Они подсыпали тебе сырой порох!» Ну и что? Зато у нас сейчас в гостях был барон Герман фон Мюнхгаузен, который не летал на утках, не скакал на половине коня, зато почти написал вполне приличный роман. И, главное: он был бы с нами, живой.

– А сам-то ты лучше? Туда не смотри, там Леры нет. Сюда не ходи, там снег на башка попадет, совсем мертвым будешь. – огрызнулась я.

За ноутбуком сидел мрачный Глеб, повесивший голову. Он выглядел так, точно не кнопочки давил, а траншеи рыл.

Похоже, попытка спасения Германа завершилась провалом. Возможно, именно по моей вине.

– Лера, будь другом, сделай нам с Николаем Петровичем по «Чайковскому», и мы начнем все с начала. Что-то я слегка устал. – у Глеба было выражение собаки, побитой хозяином и выгнанной из дома. – Сейчас отдышусь, глотну горячего, и начнет все заново. Лера, мы вернем Геру. Непременно.

– Я бы не был так категоричен. – призрачный старик прошелся по комнате. – Впрочем, Лера, наверное, в следующий раз ты, все-таки, поступишь более благоразумно.

Я пожала плечами, мол, сама не знаю, и ушла на кухню готовить мужикам чай.

Навь §6. Рождение мифа

Моя человеческая жизнь, пока во мне была только одна половина моей души, была сплошным гимном древним книгам. Я их не просто читал, я их боготворил. Иногда мне казалось, что герои романов могут ожить и поговорить со мной. Но я всегда понимал, что это – лишь буйство не в меру разыгравшейся фантазии.

Существование живых книг, которые сами обладают волей и разумом, которые могут не просто оживлять персонажей, но и менять судьбу своих героев, – такое мне раньше даже в голову не приходило!

Но с тех пор, как душа Великого Инквизитора растворилась во мне, многое изменилось. Я не просто верил, теперь я знал наверняка, что живые книги, так же, как и люди, всегда именно рождаются, а не создаются.

Более того, живые книги делятся на виды. Они отличаются друг от друга не столько тиснением на обложках или качеством пергамента, сколько своими магическими способностями. И все они воздействуют на живую и неживую природу.

Вне зависимости от того, волшебный ли это гримуар, описывающий как правильно варить зелья, или куртуазный роман; или детектив, в котором сыщики так же умны, как и сами преступники, – книга не всегда оживляет то содержание, которым ее наполнил автор. Она даже может презирать то, что в ней написано, или глубоко страдать оттого, что она толстая или слишком тонкая, что края обложки истрепались, что любимые страницы вырваны или залиты кетчупом.

Человеческая глупость и неконтролируемая страсть – это заразные болезни, они поражают не только домашних питомцев, но абсолютно все, чем окружают себя люди. Гордыней или самобичеванием переболели все великие фолианты мира, для них это как ветрянка или ОРЗ – неизбежный спутник их роста.

Некоторые книги оживают до того, как перо монаха или типографское тиснение коснется их страниц. Такие зазнайки не любят буквы, считая их уродскими татуировками, тавром, которым их заклеймили, точно рабов. Их идол – Черная книга, тот знаменитый гримуар, чьи листы – зеркало ночи. И страницы этого тома не обезображены буквами.

Бывает, книги рождаются после выхода из печати, и, соответственно, гордятся тем, что в них написано.

Иные, чаще всего гениальные тома, сливаются с сознанием автора на столько, что потом даже думать начинают, как их творец. Эти книги способны продлить жизнь своего писателя.

«Некрономикон» – это книга, которая родилась совершенно не в той форме, в которой она лежала передо мной на алтаре. Она ждала своего звездного часа в древних библиотеках исчезнувших цивилизаций. Она сама стерла надоевшие ей иероглифы и вписала новые, ожидая прихода того, кто мог бы создать нечто воистину бессмертное и дерзновенное. Она даже научилась менять свою физическую форму: из свитка превратилась в современный томик.

И она дождалась прихода и расцвета поэтического дара Абдула Альхазреда. Она не захотела нести в мир тексты Старого завета или Корана, ведь она могла ждать сколь угодно долго. Книги живут веками. Ей хотелось быть не просто носительницей священных знаний, но именно учений, недоступных простым смертным. Она мечтала быть простой и сложной, легкой и непостижимой. Она мечтала, чтобы ее не тиражировали, не посылали с ней апостолов во все веси и страны, чтобы встреча с ней была праздником для человека.

Она была кокеткой, как всякая женщина, и даже величайшему магу не открывала все свои секреты. Она хотела, чтобы во имя ее совершались подвиги и безумства. Но не ради того, что в ней написано, а именно ради обладания ей, как величайшим сокровищем мира. Она нуждалась в любви и поклонении. Видимо, поэтому она несла в себе столь смертоносный и разрушающий свет черного откровения.

Не секрет, что эта книга выбирала себе не любвеобильных и пылких Казанов, но именно души черные, сгораемые в пламени одной страсти: править миром.

Я стоял перед ней, точно школьник перед экзаменатором, ожидая ее вердикта. Настолько ли я тщеславен и самовлюблен, что меня удостоят приобщения великих тайн, или защитное покрывало книги сейчас падет, и меня пронзят магические лучи тех, кого уже ведет сюда Даниил Иванович.

Смерти я не боялся. Я страшился только того, что могу оказаться вовсе не тем избранным, кого ждала моя книга.

Теперь «Некрономикон», погубивший почти всех моих лучших людей, лежал передо мной на алтаре и ждал, когда я коснусь его, и открою ему свою душу.

Я и книга. Что в ней?

Действительно ли она поглотит душу Великого Инквизитора, сделав меня просто Левушкой – потерянным, пусть и величайшим колдуном во вселенной?

И оставит ли она, вообще, кого-нибудь в живых?

До сего момента все, кто касался ее, получали увечья разной степени, а кто осмеливался хранить ее и читать – все нашли мучительную смерть. Никого не признавал «Некрономикон» равным себе!

Более того, у непосвященных могло сложиться впечатление, что эта книга – просто мстительный и злобный садист, получающий удовольствие от чужих страданий. Вовсе нет! Просто «Некрономикон» не подпускает к себе тех, кто не готов впитать ее знания. Ученик должен быть достоин учителя!

Если меня тоже не признают равным, то здесь, у алтаря, остановится мое сердце.

Конечно, мне было страшно. Но назад пути нет!

Я положил руку на книгу.

Надо мной вспыхнул защитный купол.

Она приняла меня!

Там, по ту сторону купола, наверняка, уже появился двурушник Даниил Иванович. Он все правильно рассчитал: или меня убьет сама книга или те, кого он привел с собой к алтарю.

Но, в любом случае: предатель обычно всегда оказывается преданным. Каждый сам выбирает свою судьбу. Он выгадал время, теперь нужно дождаться, когда защитное поле падет. Собственно, это – приговор для меня. Я – действительно, избранный, но только не для миссии, а для жертвы, дабы другие пришли к власти по моей крови.

Я знал, что отсюда вместе с книгой мне уже не выйти. Вернее, в этом уверены заговорщики. Никто ведь всерьез не рассматривал вероятность того, что «Некрономикон» может сначала поглотить и мои души, и физическое тело, а потом, в безопасном месте, исторгнуть их наружу. И никто не верил, что, сняв защитный зонд, я перебью здесь всех магов. Такой силы не было никогда и ни у кого. Но если книга мне поможет, то вместе мы камня на камне не оставим!

Я открыл «Некрономикон».

И тут я испытал самый большой шок в своей жизни.

Я был абсолютно уверен, что нашелся один из неуничтожимых списков того самого «Некрономикона», игнорируя свидетельства очевидцев, думая, что книга просто водит всех за нос, защищаясь, таким образом, от глаз непосвященных. Это была магическая книга, верно, но совершенно не та, которую я ожидал увидеть. Она была написана на неизвестном мне языке.

Вот это был удар!

Мне было известно, что при первом открытии книги комнату обычно озаряло ледяное сияние. Изображение печатей и подписей всегда казались знакомыми. Сквозь них непременно проступала арабская вязь… А потом текст «Некрономикона» непременно расплывался, превращаясь в кириллицу. Это подтверждали и наши люди.

На самом деле нет такого заклинания, который прямо в книге переводит текст, адаптирует его, переводит на тот язык, на котором думает читающий. Миф о едином праязыке, погибшем в Вавилоне – это сказка, в которую трудно было поверить даже тогда, когда эта легенда только зарождалась.

Книга – хранительница знаний и универсальный переводчик на все языки – это уже слишком. От этого пахнет дешевой американской фантастикой.

Я думал, что «Вой ночных демонов», который, как всякая живая книга, владеет гипнозом, просто развлекается, показывая каждому именно то, что тот хочет увидеть. Но я-то ждал не этого!

И вот теперь передо мной лежал совершенно неизвестный мне том. Иероглифы его походили на клинопись, но, учитывая, что листы были из бумаги, это был не оригинал.

Кто-то старательно перерисовал, не понимая смысла, целую книгу! Кто-то давно почувствовал заложенную в тексте магию и хотел хоть как-то приблизиться к ее мощи.

И я тоже не понимал, что в ней написано! Это в корне противоречило тому, что должно было произойти.

Более того, со мной книга не разговаривала ни на одном языке. Она молчала, а могла хотя бы поздороваться…

Меня подпустили пред светлы очи, но пока не признали равным, хотя и не отвергли.

Как же так?

Я чувствовал себя студентом, вытянувшим на экзамене вопрос, о существовании которого, я вообще не догадывался!

Похоже, последние двадцать два дня, которые я прожил не просто человеком, но Великим Инквизитором, привели меня в состояние непомерной гордыни. Я возомнил себя важной персоной. Я чуть не поверил, что по мановению моей руки может начаться не какая-то там тривиальная Третья Мировая война, а переход нашего материального мира на другую, качественно новую ступень бытия!

Как же можно до такой степени раствориться в том существе, в том звере, который выпрыгнул из Кости – наивного и глупого мальчишки? Как же я поверил в то, что я, Лев Григорьевич, человек, могу нести в себе то, что уничтожит нашу цивилизацию, да еще и гордиться этим?

Теперь только я все окончательно понял! Это просто хитроумная ловушка, настоящая западня! Меня вели к ней, точно бычка, на веревочке.

Екатеринбург не случайно выбран местом моего жертвоприношения. Моя смерть именно здесь позволит многим получить магическую власть. Настоящую, а не ту бутафорскую, которой сейчас владеют в Ордене.

Собственно, в этом грандиозном спектакле мне позволили вместить в себе две души, прожить в таком состоянии двадцать два дня, словно выжидая, когда я пройду дорогами Малого Аркана, и теперь, когда слияние душ произошло окончательно, осторожно загоняя меня в тупик, они уверены, что спасения для меня нет.

Они гнали меня собаками, точно медведя, к яме, в которой ждут острые колья. Но я понял это слишком поздно, уже на самом краю! Я видел, что впереди меня ждет ужасная смерть, но отшатнуться, удержать равновесие, не сорваться – похоже, этого мне не дано!

Защитный зонд, как ни странно, держит именно книга, я ей симпатичен, но: сколько это может продолжаться?

Рано или поздно защита ослабнет, зонд растает, мне придется сразиться с армией наемных чернокнижников. И вовсе не факт, что я смогу вырваться отсюда живым!

Надо признать, что все было продумано до мелочей. Даниил Иванович просчитал ход моих мыслей, он смог повернуть их в нужное ему русло, он задел мою гордость, чтобы притащить сюда и устроить бойню, в которой мне подыграли.

Мышь должна дотронуться до сыра, чтобы капкан сдавил ее лапу. Все так и произошло. Размышляя о том, кто стоит за заговором, кому понадобился мой экземпляр «Некрономикона», я откинул все сомнения, что найденный гримуар может оказаться чем-то другим!

И продавец книг в переходе Метро вовсе не случайно подсунул мне Кунца. Он был в курсе моих дел.

Как он там перечислял романы авторов, заведомо мне неизвестных: «Руки вверх, мистер гремлин», «Холод Малиогонта»…

Кто знает, существуют ли эти книги на самом деле, а если и есть, то их названия, в этом случае, стали иронией, насмешкой. Меня ведь специально предупредили, что я иду прямо в засаду, что весь Орден считает меня не своим домовым или лешим, а именно засланным казачком, саксонским гремлином; и мне в лоб заявили, что впереди меня ждет холод и, возможно, глупая смерть.

И сделано это было так гениально, чтобы я умышленно не воспользовался этой подсказкой. Ведь именно непрочитанный том Кунца натолкнул меня на желание поиграть. Возможно, на книгу было наложено заклятие, но сделано это было так тонко, что я ничего не почувствовал.

Вся эта игра в бисер была настолько тонкой, что оценить ее мог только я, и именно сейчас, в последние минуты своей жизни.

Даже появление зонда было включено в план моей гибели. Перед смертью у меня должно быть время, дабы осознать все величие задуманного. Ну, кроме того, заговорщикам нужно рассредоточить магов, нарисовать мелом защитные круги, установить медные зеркала под таким углом, дабы они отражали магические удары, непременно сводя их в поле защитного зонда, чтобы любой удар, в том числе и мой собственный обрушился бы именно на меня.