Текст книги "Ад (СИ)"
Автор книги: Валентин Ненормальный
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
– Ну ничего, девочка, – едва слышно, сквозь зубы, прошипел Денис ей в дорогу, – ты доиграешься. Если уже не доигралась.
А Настю давно скрылась из вида. Она поспешно скользнула за угол, и вышла по грязной тропинке между домами, на шумную улицу Бочарова, где как всегда было очень людно. Плюс прямо по дороге располагался большой универмаг, собиравший длинные очереди. В общем, есть где затеряться.
Неожиданно эта неприятная встреча, дала положительный результат, и Настя, почувствовав двойной наплыв свободы, свернула направо и бодро направилась вверх по аллейке, переполненной людьми, то и дело ловко огибая машины, стоящие где попало, даже другой раз перекрывая проход в магазины. Казалось это сейчас вовсе не она, а кто-то другой, чья жизнь наполнена счастьем, и нет там места ни горю, ни сомнениям. Но как всегда бывает в такие моменты, звонит телефон, и причем с работы. Настя даже остановилась, и взяв в руки мобильный, расстроено посмотрела на экран, а затем тихим тоном, с легкой ноткой обиды, простонала.
– Алло.
Работала Настя в небольшой частной фирме, менеджером по закупкам. Кстати место было довольно удачным, что даже вызывало зависть у некоторых коллег. Фирма, как и многие другие, занималась молочной продукцией. Йогуртами, сметаной, молоком. Девушка даже подозревала, что там что-то проворачивают, потому как, хоть работы было и много, вся она была однообразной. Но платили при этом вовремя, и более чем хорошо, да и график был весьма удобным. Можно было целыми днями пропадать, лишь бы выполнялся план. Ей такой работы вполне хватало на одинокое проживание, да еще и оставалось. Плюс та была не капризной ни в еде, ни в одежде, и дешевые джинсы, девчонку вполне могли устроить. Настя последнее время, по мере своих сил даже стала обратно втягиваться в рабочий процесс, и снова возвращаться к графику. Хотя еще довольно часто позволяла себе опаздывать, или вообще могла не прийти. Одно хорошо, старший менеджер, была пожилая женщина, и полностью вошла в положение девчонки. Да и сама другой раз, настаивала на том, чтобы девушка не торопилась, и не прыгала выше головы.
Человек любит сам себе назначать цену. Лелеять ее, и держать всех в курсе. Что, правда повышать, так сказать, гарантийный золотой запас, не особо стремится. Оно и понятно, ведь капать червей не так приятно, как следить за поплавком. Про таких людей даже не стоит много говорить. Они просты и понятны, и видны насквозь. В общем, интереса не предоставляют. Но бывают и другие, такие как, например Настя. И пусть ее ребяческий вид, и сложный, а главное твердый характер, не вводит вас в заблуждение. Все это вполне уживается с мертвой хваткой, и целеустремленностью. Добавить сверху острый ум, и высокую сообразительность, и мы получим уверенного в себе человека, который справится с поставленной задачей, с маниакальным рвением и завидной ответственностью. А вот потом, несмотря на все ожидания, вместо выслушивания пустых, но вполне заслуженных похвал, может просто развернуться и уйти. И не потому что ему не нужны благодарности, а потому что он не умеет их воспринимать. Ведь как и был, так и остается этот человек, интровертом. Дружить же с такими не стремятся, но вот держать поблизости, стараются. Почему? Да потому, что на них легко скидывать работу, и часто даже свою.
Звонила напарница Насти, Катя. Которая, на их работе считалась той даже подругой. Хотя по правде таковой конечно не являлась.
Девочка, прожившая всю жизнь за розовыми шторками на беленьких окошках. В которые, она так часто смотрела и думала, как люди могут творить зло, когда так красиво светит солнце, а в море плавают дельфины. Свой образ несмышленого ребенка, Катя всячески поддерживала, и им старалась манипулировать людьми, чтобы уйти от ответственности. Да на ее фоне даже сама Настя, выглядела гораздо старше. Не внешне конечно, а скорее по поведению и отношению к работе. Катя, в свою очередь, очень даже неплохо этим пользовалась. Как в принципе и сейчас.
– "Настя? Привет, – радостно сказала она своим немного басистым голосом. – Ты не занята? Ты на улице? "
– Не много ли вопросов? – как можно мягче ответила девушка, сдерживая свое раздражение. – Что у тебя?
– "Настя! Я завтра не выйду. У меня брат уволился".
– И ты с ним будешь вместе плакать?
– "Ну, что-то вроде этого".
– А серьезно, я ведь должна что-то начальству сказать, они последнее время все нервные какие-то.
– "Мы в Киев едем, на два дня. На машине, это быстро. Там знакомые его устроят к себе".
– Ну а ты причем? – уже более сонным голосом произнесла Настя, при этом осторожно переходя дорогу.
– "Что? Там так шумно, повтори".
– Говорю, ты там причем?! – уже прикрикнула та.
– "А. Так, то мои знакомые, лучше мне там быть лично".
Наступила неловкая пауза. Они обе глубоко задумались над только что сказанными словами и, обдумав их, Настя только улыбнулась. Она прекрасно понимала как то, что Катя врет, так и то, что та даже без ее согласия все равно ни завтра, ни послезавтра не выйдет. Потому решила не вступать в лишние споры.
– Ладно, леший с тобой, езжай, куда тебе там надо, я прикрою.
– "Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо. Все пока".
Только и было слышно в ответ, перед тем как Катя повесила трубу.
– Да… уж… – тихо прошептала Настя, – умеешь ты отвлечь людей от мыслей хороших, Катенька…. Чтоб ты была здорова. Катенька.
Только лишь присев на старую облезшую скамейку, девушка смогла расслабиться, и наконец сосредоточилась. Что правда, место было не самым уединенным. Совсем рядом была популярная торговая дорожка, где и под вечер этого теплого воскресенья, людей хватало с избытком. Вид портил еще и общественный туалет, расположенный так близко, что даже доносился едкий запах хлора, а вместе с ним других средств дезинфекции. Но, а в остальном Настя была вполне довольна. Ведь окружающие ее люди, были слишком заняты собой, и мало обращали на девчонку внимания. Ходили они себе взад-вперед, по плотно заставленной всевозможными товарами дорожке, и с головой погружались в собственные проблемы, выбирая фрукты посвежее и джинсы подешевле.
Обводя усталыми глазами суетливый муравейник, Настя ловила себя на приятной мысли, что наконец за весь день, ее ничто не отвлекает. Переживания от взбудораженных кошмаром эмоций, отошли на свое место в глубине души, и девушке показалось, что теперь голова куда лучше соображает, чем соображала еще вчера. Во многом, то была заслуга как и сна, так и Шведа, так и даже самой Кати. Закурив, девчонка облокотилась на шершавую от облущенной краски, спинку скамейки и отдалась порыву воспоминаний. На удивление, кошмар запомнился как никогда ранее ясно. Что было довольно странно, ведь Настя, среди своих знакомых, никогда не отличалась обширной фантазией, или хотя бы способностью запоминать сны. А тут каждая мелочь, каждый звук и каждая деталь, стояли перед глазами, словно это был не сон, а фильм какой-то.
Отчаянно пытаясь найти хоть долю логики в своем кошмаре, Настя вдруг заметила в толпе знакомое лицо. Она даже его сразу вспомнила, и им оказался неожиданный гость с похорон Ольги, Валентин. Он тоже девчонку сразу заметил, и издали улыбнувшись, стал ловко, но неторопливо огибать людей, продвигаясь в ее сторону. И в без того растерянной голове, сразу возникло странное чувство беспокойства, и чем ближе подходил парень, тем оно становилось сильнее. Погруженная в глубокие рассуждения, Настя и не думала высматривать себе компанию, а тут едва подняв глаза, моментально наткнулась на знакомую личность. Причем девчонка, периодически вспоминала парня, как зацепку к последним дням жизни своей сестры, и даже как возможный ключ к разгадке главного вопроса. Потому искренне обрадовалась их встрече, но одновременно и окончательно растерявшись.
– Здравствуй Настя, – своим спокойным и уравновешенным голосом, подходя, поздоровался Валентин. – О чем ты так глубоко думаешь?
Девушка ответила не сразу, а точнее не ответила вообще. Перебарывая на своем лице расползающееся удивление, она лишь криво махнула головой в ответ, и сразу же расплылась в беспомощной улыбке.
– Может, я могу помочь? – так и не дождавшись ответа, добавил он.
– Не думаю, – жалко пытаясь повторить его интонацию, наконец, выдавила из себя та, даже убрав улыбку, стараясь, толи запутать, толи заинтриговать своего визитера.
На что, тот искренне удивился, и широко раскрыв свои серые глаза, коротко ответил.
– Ладно. Прости тогда.
Затем Валентин, едва кивнув головой, медленно развернулся туда, откуда пришел.
– Постой! – торопливо вскликнула Настя, тем самым поставив точку, на попытках казаться невозмутимой. – Может и сможешь.
– Тогда можно мне присесть? – раздался неожиданный вопрос.
Его слова, для девушки всегда звучали как-то необъяснимо особенно, словно они на экзамене, где он уважаемый лектор, а она его любимая студентка. И каждая попытка вырваться из этой ассоциации проваливалась на корню, что Настю даже начинало раздражать, ведь в своей жизни, она ни перед кем ничего подобного не чувствовала.
– Да, конечно, можно, – уже заметно спокойней, а главное искренней, ответила та, и даже немного подвинулась.
Парень не торопясь, сел и вопросительно поднял свой тяжелый взгляд. Настя же обратила внимание, что все его слова и действия происходят как-то сдержано, но нелениво, как-то медленно, но не заторможено.
– Так что тебя все-таки беспокоит? – начал гость. – Ты все еще об Оле думаешь?
– И да и нет, – Настя явно сосредоточилась и собралась. – Даже не знаю с чего начать. В общем ситуация такая, мне сон приснился, очень странный, и очень страшный.
Углубляясь в свои кошмарные воспоминания, девушка приобрела вид мраморной статуи, с напряженными глазами. И чем глубже она уходила в те воспоминания, тем больше растворялся, как и Валентин, так и все остальные вокруг. Настя уже и сама не понимала, думает она или говорит вслух, но все равно не останавливалась.
– Я не буду его всего пересказывать, уж очень он страшный был. Вот только скажу, что Оля там была, причем странная какая-то. Одета вроде, как обычно, но вот вела себя не как обычно. Она вообще себя так никогда не вела.
– А как она себя вела? Ну, в твоем сне.
– Да и описать-то не могу, но не так. Говорила как не мне, как не сестре. И выглядела не несчастной, а скорее озадаченной. Извинялась за что-то, но точно не за самоубийство.
– Может это твое воображение тебя так успокаивает?
– Может быть..., хотя..., – Настя невольно взглянула в глаза собеседнику. – А это, правда, что на сорок дней, человек приходит с тобой попрощаться?
Теперь уже и Валентин смотрел ей в глаза, но смотрел все также спокойно и уравновешенно, как в начале их разговора.
– Я думаю что для души не может существовать вообще такого понятия как сроки. А ты это к чему?
– Та просто все так реально было. Я даже помню запахи, я даже прикосновение кузнечика ощутила.
– Кузнечика? – это было сказано с особой интонацией.
– Да, их там было много. И пауки и еще кто-то. – Потом девчонка заметно побледнела. – Мне кажется, что это был ад. Если он и существует, то точно так и должен выглядеть. Сплошная безнадега.
Парень даже слегка улыбнулся.
– Тогда это и был ад, – его голос зазвучал куда более внушительно, даже просматривалась едва уловимая нотка смеха. – Вся правда зависит от того, во что ты веришь. Или не веришь.
– О чем это ты? – ее глаза слегка расширились, но не потеряли мутного взгляда. – Ты имеешь ввиду, тот бред, что все самоубийцы попадают в ад? Так я в это не верю.
– Нет, не об этом, – все также спокойно оправдался он. – Я думаю, что ты внутри сама себя мучаешь, и это только твой ад, и ничей другой.
Резко замолчав, Настя крайне глубоко задумалась над этими словами, но ответить так и не решилась. Вместо этого она просто решила продолжить.
– Может этот сон что-то значит?
– Конечно. Ты давала ей какие-то обещания? Не при жизни, а уже после смерти.
Девушка задумала не на шутку, и в раздумьях пробормотала.
– Давала..., я обещала узнать причину и наказать виновных.
– Это серьезное обещание, – парень выпрямился. – И ты этого действительно хочешь? Это дорогого стоит.
Теперь ей стало страшно. Ведь все его вопросы были направлены в самые глубины Настиных переживаний, и почти всегда так далеко, что даже сама Настя не решалась туда заглянуть.
– Конечно. Я должна, – вполголоса произнесла та, чувствуя себя как на исповеди.
– Должна? – с нескрываемым интересом, переспросил Валентин. – Но зачем?
– А на вот этот вопрос, я не отвечу. Я все равно в тупике, даже не знаю с чего начать.
Дальше они говорили о таких странных вещах, как мистика, сновидения, знаки, что при других обстоятельствах, Настя бы только рассмеялась и ушла. Но не сейчас. Сейчас ее волновало буквально все, и пускай оно звучало и по-детски, и даже как шутка. Тем более Валентин с таким же азартом поддерживает их разговор, и ничуть не насмехается. Но едва речь заходила о его знакомстве с покойной, как он сразу переводил разговор на Настю.
– Я столько раз перерывала все ее вещи. Да я даже о тайнике подумала, – продолжала девушка свои попытки принести смысл туда где его нет.
– А Оля в твоем сне, говорила что-то о тебе?
– Да, – обеспокоенно ответила Настя, даже подсев поближе. – Когда она извинялась, ну тогда, то сказала странные слова. Я в тебя верю, ты сможешь, или даже точнее выдержишь. В общем как-то так. Я была в таком шоке, что если честно уже начинаю путать где был сон, а где я уже додумала после. Но мне кажется, что это я сама себя, так предостерегаю. Возможно, я наткнулась на что-то стоящее, но не обратила внимание.
– Возможно. А что в ее вещах показалось тебе самым странным?
– Так в принципе ничего. Вот только старая библия, и рисунки.
– Рисунки?
– Да, – они посмотрели друг на друга. – Я не помню, чтоб Оля последние свои дни рисовала. Нет, она хорошо рисует, и много, но последнее время, ей было явно не до того. Она-то и на человека уже была мало похожа, не то чтобы рисовать как раньше. А рисунки сто процентов свежие, не больше нескольких месяцев.
– А почему, она так любила рисование?
– Наш папа был художник, и Оля хотела стать художником, как он. Но когда родители погибли, Олино представление об искусстве очень изменилось, а потом еще больше. Но ты-то должен это знать.
– Настя, я ее не знал долго, и не могу сравнить, какой она была и в какую превратилась. Единственно, что могу тебе сказать точно, она была очень целенаправленной. И вижу у вас это семейное. А о том, что она вообще рисовала, то я слышу впервые, – затем Валентин слегка призадумался, и как бы ни отрываясь от раздумий, спросил. – И что же на этих рисунках?
– Ты думаешь, это имеет отношение к самоубийству?
– Без сомнения.
Для начала, Настя вспомнила, как она нашла их. Как те лежали в какой-то старой, еще советской папке, в виде больших альбомных листов. Тоже старых, пожелтевших. Но сами рисунки на них были явно свежими. Об этом говорили, как и следы от ластика, убравшие желтизну, так и незнакомая манера рисования, ранее не присущая Ольге. Нарисованы же они были обычными карандашами, правда, скорее всего, разными по твердости. Где мягче, где ярче, где уже, где жирнее. Но самое главное, что вся изображенная на них кровь, дополнялась красной пастелью, и это был единственный цвет, на черно-белых тонах. А было этих рисунков больше десяти, кажется одиннадцать, и изображения на них были более чем пугающими. Как будто иллюстрации к какому-то адскому журналу, или застывшие образы воспаленной фантазии. Лежали они аккуратно сложенные, даже казалось в каком-то своем порядке, но при этом небрежно заброшены в угол ящика письменного стола, засыпанные другой макулатурой. Да еще и в этой страшной, старой папке.
Глубоко вздохнув, девушка принялась описывать мистические художества, своей умершей сестры. Во время чего, она едва сдерживала слезы.
Первый был самым маленьким, буквально на половине альбомного листа, и из себя представлял завитые узоры вокруг головы маленькой девочки, лет десяти. Эти узоры словно венок, оплетали маленькую головку девчонки, и растворялись в ее волосах. Сама же девчонка, совсем не по-доброму улыбалась и смотрела как бы из под бровей. Смотрела она своими далеко недетскими глазами, бросая в дрожь смотрящего на рисунок. И тот взгляд, был столь глубоким, и столь загадочным, что складывал впечатление, будто девочка знает что-то важное, но специально не говорит.
Второй был куда интереснее. На нем была изображена сама Оля. К тому же голая. Она стояла на подобии средневекового костра, но при этом вместо языков пламени, были нарисованы высокие волны, как во время шторма. Еще отчетливо было видно, что та смеялась, и смеялась как говорится, на все тридцать два, смотря себе на неестественно выступающий живот. А по тому костру, становилось понятно, что это дело рук не Святой инквизиции, а скорее суда Линча, уж больно был топорный этот костер, и собран явно в спешке. Но людей, все равно, видно не было, только маленькие фигурки чудных человечков, плясали по волнам вокруг безумно-смеющейся Ольги.
Третий рисунок представлял собой что-то похожее на икону, вот только вместо лика Святого, на нем был изображен нагло-улыбающийся черт. В церковной рясе, с распятием в одной руке, и с окровавленной сумкой, в другой. Что сам черт, что его одежда, были очень хорошо прорисованы, но вот заднего фона не было вовсе.
На четвертом была книга. Очень походившая на ту библию, которая принадлежала их прабабке, и как раз лежавшая рядом с рисунками. Настя сразу заподозрила, что скорее всего, с нее и рисовалось. Но, то где она была изображена, делало рисунок крайне пугающим. Кровавая лужа, в которой собственно и лежала книга, была усеяна целой горой явно пистолетных гильз, естественно перепачканных кровью, а в центре рисунка, прямо на книге, стоял большой череп. Он был только похож на человеческий, но весь деформирован. Какой-то вытянутый, с огромной нижней челюстью, и клыками вместо человеческих зубов. А на его лбу была эмблема, в виде пламени, только заштрихованного, будто черного.
Пятый изображал на себе темный туннель. И Настя с ужасом вспомнила, что как раз, в своем кошмаре, и была в этом самом туннеле. Те же стены из битого кирпича, те же растения с острыми листьями, да и насекомые, были очень похожи. В конце, точно так же как и приснилось девчонке, нарисован был свет, а в нем стоял уже знакомый, таинственный силуэт. Хоть нарисован он был и не четко, все же, Настя была уверенна, что тогда, в багровом тумане своего кошмара, видела именно его.
– Господи..., – с ужасом посмотрела она в глаза Валентину. – Это значит, что и Оля видела такой же сон?
Ответ не последовал.
– Хотя наверно, это все же я. Ну под впечатлением, – уже куда более грустно, девчонка закончила свою речь невнятными обрывками. – Все это мистика какая-то.
Даже по, казалось бы невозмутимому, выражению лица Валентина было видно, что Настина история его сильно увлекает.
– А может, это был просто похожий туннель? – успокаивающе поинтересовался парень.
Настя замолчала. Она вспоминала рисунок до мельчайших подробностей, и хоть тот был довольно нечеткий, да и нес в себе крайне мало деталей, все же они все присутствовали в ее сне. Но уставшее сознание уже зацепилось за эту рациональную подсказку, и наотрез не соглашалось от нее отказываться, даже притупляя факты явного сходства.
– Может и похож,.. – неуверенно прошептала Настя, и опустила глаза, намекая, что боится дальше развивать эту тему.
– Ладно, – как всегда коротко и вовремя произнес парень. – Что еще ты можешь вспомнить?
Эта фраза была как нельзя кстати, потому как разрядила обстановку и позволила девушке с облегчением вздохнуть. И та с новыми силами, вернулась в свои воспоминания.
На шестом рисунке было много паутины. Висела она просто в воздухе, на все тех же кирпичных стенах, густо покрытыми ее лохмотьями. Над центральной паутиной, правильной, или даже скорее идеальной формы, были подвешены люди и собаки. Причем что собаки, что люди казались мало того, что одинакового размера, так еще и выглядели одинаково спокойно. Глаза тех, кто были нарисованы на переднем плане, были открытыми, а лица их застывшими. Живые, и даже не спящие, но очень-очень спокойные, словно под наркозом.
Седьмой был последним рисунком, который Настя запомнила и могла точно описать. Хотя при этом, его изображение было очень невнятным. Он был скорее всего не дорисован, или даже просто брошен. Разрушенные стены, пожары, фигуры мечущихся животных, а в центре рядом с огромным троном, на коленях стояла девушка. Она-то и была недорисованная, да и трон, с набросками какой-то фигурой на нем, тоже. Но Настя поняла по положению тела и рук, что девушка плачет. А еще то, что это точно не Оля, так как она свою фигуру изображала заметно плотнее.
Остальные несколько рисунков, как Настя не старалась, но точно вспомнить не смогла. Потому и решила не фантазировать, ведь просто поначалу не придала им особого значения, да и уже изрядно выдохлась, за время разговора.
Закончив свою речь, девчонка побеждено посмотрела на своего собеседника, будто от его выводов зависела вся ее дальнейшая жизнь. Потому она просто замолчала и ждала реакции, растерянно глядя ему в глаза. Но, несмотря на все надежды и ожидания, тот тоже молчал. Лицо его было погруженным в собственные мысли, и Настя была готова поклясться, что Валентин, на самом деле знал про эти рисунки, но вот что на них изображено, явно нет. Девчонка также успела понять, что у Валентина в этом деле свои какие-то интересы, и он гораздо больше умалчивает, чем говорит. Но его непосредственной причастности к самоубийству, она все-таки не чувствовала, потому как он сам увлеченно спрашивает и внимательно слушает ответы. Уже напрашивался некий итог, что возможно, Ольга с ним были парой, и парень теперь сам ищет виновных в ее смерти. Но тогда почему, ему не войти с Настей в союз, ведь тогда цель у них получается одна? Или он не воспринимает младшую сестру, своей бывшей возлюбленной всерьез, или того хуже, в чем-то ее подозревает? Но это все была голая теория, и конечно, кто он такой, девушка могла только гадать.
И вот, спустя минуту, с лица Валентина спала гримаса раздумья, и тот приобрел более привычный печально-отрешенный вид.
– Более чем интересно, – в конце концов, произнес он.
– Ага, – с иронией вставила Настя, а затем более нетерпеливо добавила, – и к чему мы пришли?
На это собеседник ответил легкой улыбкой. Он с особым интересом в глазах взглянул на нее, и тут же отвел взгляд в сторону. Но затем, не снимая этой гипнотической улыбки, тихо и спокойно ответил.
– Ну, скажем так, что идея о тайнике, глупая. Возможно, тебе нужно найти человека, которому Оля могла передать личные вещи на хранение. Сразу отвечу на твой вопрос, у меня их нет. Это раз. А два, это то, что рисуночки эти, вовсе не бред сумасшедшего. Они явно несут с собой смысловую нагрузку. И я уверен, что там зашифрованы события или, а возможно, что и личности. Конечно же, из последних месяцев жизни твоей сестры. Но, кажется именно этот этап, тебя и интересует?
Все предельно, коротко и ясно. Что еще тут добавить. И заинтересовал, и подбодрил, и походу всю нужную себе информацию выведал. Это даже слегка расстроило девушку, которая ожидала длинной и напыщенной речи, и получившую вместо этого такой короткий, но крайне содержательный ответ. Настя даже поначалу растерялась, но быстро и собралась, решив, что теперь настала ее очередь задавать вопросы. Уж слишком долго она изливала душу практически незнакомому человеку, и слишком мало получила за это.
– Я давно тебя хочу спросить, – издали начала она.
– Об Ольге? – подгоняя события, переспросил Валентин.
– Да, так и есть. Я тебе много уже чего рассказала, расскажи теперь и ты, – сразу выделялось, что ее голос звучал гораздо убедительней, чем вначале их беседы. Да и выражение лица начинало терять краски растерянности, и приобретать более свойственный, твердый запал.
Валентин немного задумался.
– Ладно. Спрашивай. Но и я тебя хочу тогда спросить. Идет?
Звучало это как-то уж больно спокойно, что Настя даже немного заколебалась.
– Идет! – смело выкрикнула она, упустив все упреки, что тот и так уже много спрашивал. – Но я начну.
Недолго думая над вопросом, девчонка буквально выстрелила его.
– Как вы познакомились?
– Она сама меня нашла, – без запинки, как всегда коротко ответил парень. – Моя очередь. Что ты собираешься делать?
– Выполнить обещание, – явно пытаясь подражать темпу и краткости Валентина, скомкано ответила Настя, и тут же спросила. – Зачем она тебя искала?
– Хотела помощи. Она сильно запуталась в своей жизни.
Потом парень широко улыбнулся.
– Ты приближаешься к своим ответам, Настя, – неожиданно выдал он, мистически и твердым голосом, и это было так не привычно, что даже резало слух. – Теперь иди домой, мы договорим позже. Мне пора. А ты попытайся найти еще что-нибудь в квартире, это будет вторая подсказка.
Валентин встал и собрался уходить.
– Еще один вопрос! – поспешно выкрикнула Настя, не ожидавшая такого быстрого конца разговора. – В чем ей нужна была твоя помощь?
Обернувшись, парень спокойно, но немного иронично произнес.
– Найти бога.
– Бога?.. – даже возмущенно, и почти смеясь, переспросила девушка, будто над ней после серьезной беседы вдруг начали издеваться.
– Да, – повторил Валентин вполне серьезным голосом. – Теперь иди, уже темнеет.
Он быстро скрылся среди людей, а изумленная, в самом плохом смысле этого слова, Настя, все сидела и пыталась собраться после неожиданной развязки. Она никак не могла поверить в последние слова, да и голос внутри, точно так же. Оля и вдруг бог. Это совершенно на нее не похоже, и абсолютно не вписывается в образ сестры, даже на последних этапах своей жизни. Ведь они с Настей, почти до самого конца, жили вместе, и даже когда Ольга изменилась, то сестра видела на ней скорее какие-то мистические амулеты, чем что-то религиозное. Да и вела она себя скорее как борец с церковной доктриной, чем как ее последователь.
Шла Настя домой не спеша, можно сказать, ели волоча ноги. Но при том, шла не напрямик, а решила сделать круг по любимым местам, чтобы привести мысли в порядок. Разговор с Валентином вычерпал из нее все силы, и теперь ей казалось, что будто она всю ночь не спала.
Настя непринужденной походкой прошлась вдоль дороги, при этом практически ни о чем не думая. Так сказать, дав отдохнуть голове. Шла по тихой аллейке, между домами, между шумных банков, которые сегодня молчали, между сонно-гуляющих людей. Поднялась наверх к областной больнице, где так часто любила отдыхать на лавочке. И свернув на проспект, стала бесцельно идти вдоль широкой трассы, даже в выходной обильно заполненной машинами.
Пройдя довольно приличное расстояние, девчонка, купив бутылку воды, неохотно направилась обратно в сторону своего дома. В таком неспешном ритме, Настя шла по вечернему городу, все больше и больше погружающемуся в яркую и одновременно темную, воскресную ночь.
По пути она увидела серьезную аварию на дороге, где толпа кричащей молодежи стояла возле накрытого простыней тела, и активно ругалась с милиционерами, а машина скорой помощи, безучастно стояла в стороне. Наверное, это милиция пока не разрешает забрать труп, подумала Настя, и подумала это так холодно, будто говорила не о человеке, а о предмете.
– Она жива! Она жива! – доносилось сзади, женский голос. – Почему вы стоите!
– Да оттяните ее оттуда, – прозвучал в ответ мужской.
– Успокойся, она мертва, – догнал его другой.
– Нет, она жива! – все не успокаивался женский.
Но все это не заставило Настю даже обернуться. Она лишь продолжала идти, а вся эта суета оставалась все дальше и дальше, сзади. Растворялся даже этот пронзительный, женский крик отчаяния, в монотонном шуме города. И несмотря на всю свою трагедию, он стал лишь одним звуком из тысячи.
И вот, когда девчонка стала подходить к своему двору, то заметно ускорила шаг. То ли из-за того приключения со Шведом, то ли просто увидев свой подъезд, ей захотелось поскорее прийти и лечь спать.
Настя вошла в квартиру как одурманенная. Эти слова Валентина, сказанные ей на прощанье, въелись в голову и стояли звоном, все повторяясь и повторяясь, как заезженная пластинка. Сознание отключалось, и несмотря на довольно не позднее время, девушка рухнула на кровать.
Ей очень хотелось кинуться на поиски улик, или даже пулей побежать на кладбище, и кричать на могилу умершей сестры. Кричать, что есть силы. Кричать и плакать как обиженный и брошенный ребенок. Ведь обида была на столько тяжела, на сколько и невыносима. За то, что она сделала, за то, что Настя ей пообещала, да буквально за все остальное тоже. Но силы ушли. Их не хватало, уже ни на что другое, как только лежать и стараться уснуть. Все что угодно, лишь бы перестать думать, потому что думать становилось все больнее и больнее. И вскоре эта боль покорила измученную терзаниями Настю, и та, уткнувшись в подушку, стала тихо плакать. Так много произошло в ее жизни за эти два месяца, но при этом, бедная девушка даже не знала, за что уцепиться. Ее переполняли идеи, но едва она на чем-то сосредотачивалась, так сразу же, эти идеи моментально исчезали. И лишь благодаря своему характеру, та не утратила жизненно-необходимой, твердой хватки.
Пролежала Настя почти до самого утра, так ни разу и не поднявшись. И только тогда, как увидела встающее солнце, уснула, под шум просыпающегося города.
ГЛАВА 3
Прошел месяц. Удушливый и обжигающий ветер конца августа, беспощадно напомнил, что такое лето. Воздух стал невыносимо жарким, убрав малейшие признаки мерзкой сырости и бесконечных дождях. Но облегчения жара, естественно, не приносила, и лишь заставила людей, снять со своих лиц усталость, и надеть измотанность. Они бездумными потоками скитались по своим делам, под палящим солнцем, и грезили тем моментом, когда смогут от него отдохнуть. Так они забивали собой все затененные лавочки, парки и скверы, уже не говоря о морских пляжах.
Люди, по своей природе, любят быть в толпе. Они даже научились находить при этом нужное одиночество и морально отдыхать. Что правда, такой прием работает только среди незнакомых людей, неспособных вас затянуть в свой собственный мир быта и жизненных проблем. Ведь людям гораздо легче и спокойней растворяться в обществе, и быть как овцы, или какие другие стадные животные, где они смогут расслабиться и ни о чем не думать. А те несчастные единицы, которые ценят и любят истинное одиночество, просто-напросто вынуждены выбирать, либо ломаться и сливаться со стадом, либо не выходить из дома, и полностью превращаться в интроверта. По правде говоря, ко второму варианту большинство прибегают крайне редко, да и то ненадолго. Такова уж суть человека. Люди ведь тоже стадные животные.
