Текст книги "Талисман для героя (СИ)"

Автор книги: Валентин Бабакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

– Ага! Прилетели! – гаркнул замполит, останавливая пробежку. – Прилетели в задницу!

– Что случилось, товарищ старший лейтенант? – поинтересовался я.

– Ничего не знаю! – мотнул головой замполит. – Все. Гуд бай, Америка. Мы возвращаемся.

– Как это гуд бай?! – возмущенно выкрикнул Кожура. – А я хотел по Бродвею прогуляться!

– Ничего не знаю, товарищи бойцы! Ничего! – замполит растерянно развел руками. – Уполномоченный офицер армии США сообщил по рации, что по чрезвычайным непредвиденным обстоятельствам военные учения отменяются. Аэропорт назначения закрыт, и нас сажают на какой-то запасной для дозаправки. А потом мы должны немедленно вернуться.

– Ураа! – завопил Кожура. – Вернемся и в отпуск поедем! На хрена нам эта Америка! На хрена Бродвей!

– Точно! На хрена, – поддержал его Роман.

– Вы ведете себя не патриотично, товарищи бойцы, – мрачно произнес замполит. – Вы ведете себя эгоистично и недостойно облика советского воина. О вашем облико морале я доложу командованию по возвращению.

Самолет качнуло, и у меня заложило уши. Похоже, что мы пошли на посадку.

– Вам бы в кресло присесть, товарищ замполит. Да еще пристегнуться не мешало бы, – посоветовал Роман. – А то, как бы чего. Не навернуться бы на ваших неустойчивых ногах.

– Ты на что намекаешь, боец? – злобно спросил замполит. – Да я… Да я…

Самолет ощутимо качнуло, замполита повело в сторону, и он едва не рухнул в проход, но уцепился руками за спинку кресла, мешком свалился в него, устроил там свой зад и затих.

Я бросаю взгляд в иллюминатор в желании увидеть Америку, но земля закрыта плотным слоем облаков. Интересно, что там такое произошло? Почему нас возвращают?

– Товарищи советские бойцы! – резко встрепенулся и вскочил замполит. – Мы прибываем на военный аэропорт вооруженных сил армии США! По неизвестным причинам все изменилось вдруг. Возможно, что это уловка империалистического врага. Где бы мы ни находились, мы находимся на территории врага и должны быть при полном боекомплекте и начеку. Наш дух и тело должны быть мобилизованы! Все следуем за мной в грузовой отсек для вооружения. За мной шагом марш!

– Этого только не хватало, – бурчит Кожура.

Мы спускаемся в грузовой отсек. Там за стальным люком кроется целый арсенал. Автоматы, гранатометы, ручные пулеметы, бронежилеты.

– Полный боевой комплект и готовность, – командует замполит и первым напяливает на себя бронежилет.

Полный боевой комплект это бронежилет, каска, автомат, штык-нож, четыре автоматных рожка с патронами, три наступательные гранаты, три оборонительные гранаты, индивидуальная аптечка, противогаз и походный сухой паек в вещмешке.

Покидаем грузовой отсек во всеоружии. Замполит кроме автомата на правом плече навесил себе на левое плечо гранатомет «Шершень». Эта штука может эффективно поражать, как наземные бронированные, так и воздушные цели, летящие на низкой высоте.

Самолет приземляется. Его колеса жестко трясутся на посадочной полосе.

– В колонну по одному становись! – приказывает замполит и топчется перед закрытой бортовой дверью. В левой его руке большая цветастая матрешка, а в правой бутылка водки.

– Дурак, – слышу я негромкое слово от Кожуры в адрес замполита.

Мы покидаем кресла и направляемся к выходу.

– Слушай мою команду! Товарищи советские бойцы! Выходить только по моей команде! За мной ровным строем и в ногу! – инструктирует нас замполит. – Нас будут встречать враги! Они должны видеть, кто и как мы это тут!

– Товарищ старший лейтенант! А нас не учили по трапу самолета ровным строем ходить! – возражает Кожура.

Замполит отмахивается от него, как от мухи.

Самолет остановился. Двигатели взревели и затихли.

По салону из кабины пилотов пробирается командир экипажа.

– Как долетели бойцы? – спрашивает он нас.

– Обалдеть! – отвечает Кожура.

– Так держать! – усмехается командир и открывает дверь перед замполитом, которая раскладывается в трап. Мы спускаемся по нему гуськом и ступаем на бетон.

– Стой, раз, два, – командует замполит, но мы уже и без того остановились.

Перед нами в полусотне метров среди пожухлой травы и редких кактусов распласталось одноэтажное серое строение типа большой дощатый сарай. Над сараем высится мачта антенны. На ней уныло повис рваный звездно-полосатый флаг. Неподалеку от сарая в траве затаилась ржавые остатки какой-то бронетехники времен эдак, еще второй мировой войны и куча еще какого-то железного хлама. Вся эта рухлядь огорожена по периметру косыми столбами, за которые зацепились обрывки гнилой колючей проволоки.

За сараем раскинулись холмы с причудливыми черными скалами.

И ни одного небоскреба.

Вот вам и Америка.

Замполит тупо смотрит на сарай, а мы озираемся по сторонам. На поле ни одной живой души. Самолетов тоже не видно, кроме нашего.

Рванул жаркий ветер с пылью. Потрепанный флаг на мачте встрепенулся и тут же сник. Замполит с матрешкой и водкой в руках тупо топчется на месте. По трапу тем временем сходит экипаж самолета.

– Ни хрена себе, кино! – восклицает один из пилотов. – И где тут керосин?

Дверь сарая медленно со скрипом распахивается. На белый свет лениво выбирается здоровенный смуглый детина. Его мускулистое тело прикрывают только шорты камуфляжной расцветки. На ногах шлепанцы на босу ногу.

– Хэллоу рашен! – хрипло вопит он, оскалив зубы в подобии улыбки, направляется к нам еще что-то выкрикивая по – своему.

Замполит объявляет готовность номер один. Наставляем стволы в сторону потенциального врага.

Детина не обращает на стволы внимания, подходит к замполиту, гордо вскидывает правую ладонь ко лбу и что-то говорит. Замполит оглядывается и бестолково разводит руками. Дескать, не понимаю ни хрена. К нему на помощь приходит командир экипажа. Он довольно бойко и продолжительно изъясняется с детиной, после чего этот местный абориген разводит руками разворачивается, возвращается к сараю и скрывается за дверью.

– Бля, – вырвалось у командира экипажа.

– Что-то хреново все, похоже, – пробормотал Кожура, немного понимающий по-английски.

– Что он говорит? Кто он такой? Кто? – нетерпеливо допытывается замполит.

– Он хер в пальто, – пояснил командир. – А если точнее, то он сегодня и охранник этого заброшенного аэропорта и диспетчер и командир всего этого барахла одновременно. Его двое напарников два дня назад уехали в город за провизией, обещали вернуться еще вчера, но, похоже, что застряли у проституток. Он сам здесь уже пять лет, и все это время сюда только два раза летали самолеты. Он ничего не знает, что случилось и почему наш самолет направили сюда. Авиационного керосина здесь нет. Он ничем не может помочь. Возможно, что керосин есть в городе. До него тридцать миль. Он там, за холмами по дороге. Тут одна дорога. Связи с городом нет. Машины у него нет. На ней уехали его бойцы. Вот и все.

Замполит некоторое время тупо таращит глаза, затем ставит матрешку и бутылку с водкой на землю.

– И что теперь? Как мы вернемся? – спрашивает он отрывисто.

– Не знаю, – мотает головой командир. – У меня топлива едва ли на час полета.

– Очень хорошо! Связывайся с американцами. Пусть нас выводят на аэродром, где есть топливо бл…! Да я сам сейчас свяжусь, бл…!

Замполит достает из кармана мобильник и лихорадочно тычет в него пальцем, подносит его к уху, а затем вновь взрывается громким матом.

– Что связи нет? – ухмыляется командир.

– А ты как догадался? – злобно спрашивает замполит. – Давай, попробуй через свою рацию выйти на наших, или еще на кого там.

– Не получится. У меня связь почему-то вырубилась на подлете к этой дыре.

– А почему ты сразу мне не сказал? Это же непорядок!

– А ты не спрашивал.

– Вот ведь как оно тут, товарищи бойцы! – возмущенно восклицает замполит. – Вот она зверская и коварная морда империализма (матерщина)! Ну, ничего. Мы отомстим за их проделки (матерщина)! Мы еще им покажем за все и как (небоскреб матерщины)!

– Надо в город ехать! – решительно заявляет бортмеханик. – Транспорт у нас есть.

– Какой транспорт? – спрашивает командир.

– Тот самый, – бортмеханик мотает головой в сторону самолета.

– Ты рехнулся? – усмехается командир. – Как ты представляешь советскую боевую машину на дорогах вражеского государства? Это же международный конфликт!

– Да мне похер это государство! – машет рукой бортмеханик и направляется к самолету.

– Вы это о чем товарищи? О чем вы? – вмешивается в разговор замполит.

– Сейчас увидишь, – ухмыляется командир. – Такси будет подано.

Не прошло и минуты, как с металлический скрежетом в хвостовой части самолета медленно, подобно челюсти огромного крокодила опустился пандус. Послышалось урчание двигателя, и по пандусу на белый свет из нутра самолета выкатилась малая боевая машина пехоты.

Похожая спереди на маску Дарт Вейдера из «Звездных войн», эта машина имеет четыре колеса на толстых шинах, плоскую башню с малокалиберной пушкой, пулеметом и ракетной установкой на четыре реактивных снаряда.

В машине открывается бортовая дверь.

– Садитесь! Прокатимся! – слышится голос бортмеханика.

– Это правильное решение! – машет кулаком в воздухе замполит.

Кожура первый направляется к машине.

– Назад, воин! – останавливает его замполит. – Вы все трое бойцов остаетесь здесь для охраны советского самолета! Охранять советское имущество, как самое дорогое, что есть! Наш самолет это территория СССР. Стоять тут как на границе Родины. Следить в оба и стрелять, что ни попадя! Я с экипажем уезжаю в город. Мы там покажем этим американцам, как мы тут и что и зачем! Мы им покажем, как надо обращаться с советскими гражданами!

Он пытается забраться в машину, но ему мешает длинный гранатомет. Он снимает это грозное оружие с плеча и передает Кожуре.

– Держи, боец!

С этими словами он скрывается внутри машины. За ним следует командир экипажа и второй пилот. Машина взревела двигателем, выпустила густое облако выхлопного газа в нашу сторону, рванула с места и вскоре скрылась из виду.

– Смылись, – процедил Роман. – А нам тут сидеть в этой дыре.

– А мы хорошо посидим, – ухмыльнулся Кожура, положил гранатомет на землю и подобрал бутылку водки. – Сообразим на троих?

Я и Роман выражаем молчаливое согласие.

Устроились мы, рассевшись прямо тут же на траве неподалеку от самолета, и достали из вещмешков закуску. Вместо стаканов под водку Кожура приспособил половинки матрешек.

– А может, американца позовем? – предложил я.

– Еще чего! – возразил Кожура. – Обойдется. Водки мало. Давайте за нас. Чтобы все у нас было о кей!

Выпили, закусили сухим пайком. Налили по новой и снова закусили на этот раз плотно и продолжительно.

– Хорошо сидим, – довольно произнес Роман и погладил себя по брюху.

– Да, неплохо, – согласился Кожура. – Но Валера сегодня молчаливый какой-то? Ты чего, Валера? Скажи, что-нибудь. Давай, тост. За что выпьем в третий раз?

– Третий тост за любовь, – ухмыльнулся Роман и выдавил из бутылки остатки водки по матрешкам. – Давай, Валера. Скажи нам, что-нибудь обнадеживающее про любовь.

– Любви не существует. Есть только гармония. Она правит миром, – убежденно сказал я.

– Любовь это и есть гармония, – поправил меня Кожура. – Воистину. И я верю в это.

– А я вообще ни во что и никому не верю! – заявил Роман.

– Как это? – выпучил на него глаза Кожура. – Как это можно ни во что не верить? Ты всегда такой был, или стал таким с тех пор, как в ту дыру свалился? Кстати, может, все же расскажешь, что ты там видел? Какой он там был этот викинг?

– Ничего не видел. Там темно было, – ответил Роман, и взгляд его превратился в лед.

– Как это ничего? Ты же там долго сидел. И молчал. Чего молчал-то?

– А что мне орать, что ли?

– Врешь! Ты там что-то видел. Что?

– Темноту.

– Какую еще темноту?

– Отстань.

– Я-то отстану. Но как же ты живешь без веры?

– Я предпочитаю знать, а не верить, – убежденно заявил Роман.

– А если не знаешь, тогда что? – продолжал допытываться Кожура.

– Тогда я предполагаю. То есть считаю это в какой-то степени возможным.

– И ты не веришь ни одному из людей?

– Не верю.

– И мне не веришь и Валерке?

– Я надеюсь на вас.

– Круто, однако! Вместо веры он надеется. Хотя…, – Кожура грустно вздохнул. – Может ты и прав по-своему. А я вот верю. Воистину. И в сумасшедшем доме я не притворялся. Там моя душа свободу обрела и слово вещее возымела. В сумасшедшем доме можно истинным быть, а здесь надобно, как все строем ходить и делать, как все. А я верю, что создатель всего есть и он внутри нас. Но мы не слышим его. А он любит нас, и я хочу выпить за эту любовь.

С этими словами он опрокинул водку в себя. Роман молча кивнул, и тоже выпил. Я присоединился к ним, затем откинулся на спину и погрузил взор в высокое небо. Там плыли безразличные к людской суете белые облака. Плыли, не зная границ между странами. Где-то они превратятся в темные тучи и прольются на землю…

Глава 19 АМЕРИКАНКА

Самое яркое дежавю в жизни – сама жизнь

Солдат спит – служба идет. Заснул я, как в черную яму провалился. Проснулся от толчка в плечо.

– Вертолет! – слышу возглас Романа.

Вскакиваю. На уши наваливается глухой пульсирующий звук. А вот и сам источник звука – штурмовой американский вертолет «Удав». Пролетел низко так над нами. Провожаем его настороженными взглядами.

Вертолет меж тем разворачивается и держит курс мордой прямо на нас. Мне это не нравится.

Вспышка по правому борту.

– Воздух! – успеваю крикнуть и бросаюсь ничком на землю. Взрывная волна катится по спине.

– Хана! – слышу сквозь грохот пронзительный вопль Кожуры.

Снова взрыв, и я врастаю в землю. Еще взрыв и еще.

Горячий ветер, пыль и песок на зубах.

Внутри закипает злоба.

Переворачиваюсь на спину, передергиваю затвор автомата. Вертолет проносится надо мною. Отчаянно выпускаю ему вслед длинную очередь. Тому хоть бы что. Пули для него, что горох для стенки, но я продолжаю нажимать на курок, пока не опустошаю весь рожок.

Вертолет уходит. Надолго ли? Вскакиваю, озираюсь, оцениваю обстановку.

Из обломков сарая, как кенгуру выпрыгивает американец. Он стремительно несется зигзагами по полю, падает, вскакивает, бежит на карачках, как собака и пропадает за дымовой завесой.

Самолет цел и невредим. А где Кожура и Роман?

– Эй! Где вы?!

– Тут! – слышу я в ответ.

Они выбираются из кучи металлолома возле сарая. Живы и здоровы. И когда только успели туда сигануть?

Подходят ко мне.

– Это война, – уверенно говорит Кожура.

Отсоединяю пустой автоматный рожок.

– Воевать будем, – недобро усмехается Роман.

Присоединяю к автомату полный рожок. Делаю это нарочито спокойно, а внутри горячей волной продолжает кипеть злоба и бурлящий протест ко всему происходящему.

Для чего я здесь? Чтобы бездарно подохнуть? Подохнуть, как собака? Да, ни за что!

– Валера! Валера! – будто сквозь вату доносится до меня голос Кожуры. – Ты-то что молчишь? Скажи, что-нибудь! Что будем делать? Что?

Передергиваю затвор и загоняю патрон в ствол.

– Что делать будем? – не смолкает Кожура.

Не отвечаю – смотрю вдаль. Там на равнине далеко за взлетной полосой виден шлейф пыли. Его взбивает стремительно несущийся в нашу сторону автомобиль.

Снова рокот вертолета. А вот и он сам выныривает из дымной мглы. Летит за автомобилем на низкой высоте.

– Возвращается, сука, – угрюмо произносит Роман.

– Смываемся! – вопит Кожура.

– Стоять! К бою! – командую я, и подбираю брошенный Кожурой гранатомет.

Рядом с автомобилем взметнулся черный всплеск взрыва, затем еще один. Слышатся пулеметные очереди.

Автомобиль катится зигзагами и останавливается неподалеку от нас. Это армейский внедорожник. Весь правый борт его разворочен. Над капотом дым.

Вертолет заходит на круг, разворачивается и летит в нашу сторону.

Вскидываю гранатомет на плечо. Прицеливаюсь.

Выстрел…

Есть попадание!

Так тебе бля! – вопит Кожура и подпрыгивает.

Вертолет крутится на месте, дымит, а затем боком жестко прикладывается к земле, рассыпая в стороны лопасти винта. Из вертолета, как тараканы выскакивают какие-то люди. Бегут к нам цепью. Их более десятка.

Слышны выстрелы. Пули взбивают рядом с нами фонтанчики пыли.

– Ложись! – скомандовал я. – По цепи врага очередями огонь!

Стреляю спокойно, как на стрельбище по движущимся мишеням.

Нескольких наших очередей достаточно, чтобы проредить цепь врага и повернуть его вспять. Наступила тишина.

– Все целы? – спрашиваю.

– Нормально, – отвечает Кожура.

– У меня фляжку с водой пробило, – сообщает Роман.

Некоторое время лежим неподвижно, затем поднимаемся.

Вертолет дымит. Смотрю в сторону джипа.

Раскрывается дверь со стороны водителя. Из нее медленно выбирается человек в военном камуфляже. Он шатается, бредет в нашу сторону, спотыкается и падает, неуклюже заваливаясь на правый бок.

Я подбегаю к нему, взваливаю на спину и бегу обратно. За спиной грохот и огонь. Взорвался бензобак.

Опускаю человека, кладу на землю.

– Телка! – вырывается возглас у Кожуры.

Да это женщина. Белобрысая, на вид лет под сорок. Она ранена. Ткань на левом плече почернела от крови.

– Йа вам не телка, – хрипло произносит она, окидывая нас мутным взглядом. – Йа майор американской армий Шейла Турман. А вы рашен? О, да вы рашен. Вы прибыть на соревнований?

С этими словами она пытается подняться, но тщетно. Только кривится от боли.

– Лежите, мадам! – строго говорю я. – Сейчас мы обработаем вашу рану. Лежите тихо.

Достаю штык-нож, распарываю ткань. Черт! Плечо порядком разворочено. Нехорошая рана. Похоже, что в ней крупный осколок и возможно, что засел глубоко.

Раскрываю аптечку. Накладываю, как могу повязку. Бинты мгновенно пропитываются кровью.

– Сенькью. Йа плохо говорить по-русски, – едва слышно говорит тем временем Шейла – Нас учить говорить на язык наш противник. Йа плохо учить. Но вы меня понимайт?

– Да, – киваю я. – Что происходит?

– Большой террорист, – с трудом отвечает Шейла. – Они захватить база ракетно-авиационной эскадрилья с техника и теперь наносить ряд удар везде, где подряд. Я боевой офицер спецназ особой групп по особым заданий и следовать по тревоге из отпуск в мой часть. Решила срезать дорога по прерий. Меня атаковать террорист. От имени американский командований я благодарить вас за решительный действий и помощь в борьба.

– Ни хера себе кино, – бормочет Кожура.

Я задумчиво чешу лоб. Террористы, значит. Замполит нам на занятиях не раз утверждал, что терроризм присущ капиталистическому обществу, как крайняя реакция людей на ужасные несправедливости жизни в обществе голого чистогана. Таких людей используют в своих корыстных целях крайние подонки, делая из них зомби и направляя везде, где можно для реализации своих гнусных замыслов.

Террористы, значит тут. Вон оно как. Попали мы, однако.

– Однако воистину и во веки веков полный писец, – тупо мотает головой Кожура.

– Еще не полный писец, но может стать полный, если террорист запустит ядерный бомба куда-нибудь. Но скорее всего они будет выдвигать требований, – пояснила Шейла. – Террорист – это величайшее зло. А вы готовы к борьбе с террорист?

– Мы уже вступили в борьбу, – я махнул рукой в сторону обломков вертолета. – А тебе в больницу надо. Как тут у вас скорую помощь вызвать?

– Здесь никак, – отвечает. – Здесь связь нет. Дыра тут. Брошенный аэродром.

– Вся ваша Америка оказывается сплошная дыра, – вмешивается в разговор Кожура. – Вот уж не думал, что в нашем современном мире может быть такое захолустье.

– Помолчи! – прерываю его, – говори поменьше. – Думай! И ты Ромка думай, что делать. Если её срочно в больницу не доставить, то она умрет от потери крови.

– Да и черт с ней! – машет рукой Кожура. – Она наш враг! Она это американский империалистический солдат! Они сами тут виноваты в той каше, которую заварили! А мы должны охранять самолет. Мы должны оставаться рядом с самолетом, строго исполняя приказы командиров и начальников! Так гласит присяга! Иначе нас постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся!

– Замолчи, дурень! – прерывает его Роман. – У меня есть план. Мы останемся с самолетом. Но мы полетим на нем. Топлива на час полета, но нам хватит, чтобы вылететь из этой дыры и найти подходящий аэродром.

Я и Кожура тупо сморим на Романа. В своем ли он уме? Кто поведет самолет?

– Кто поведет самолет? – спрашивает Кожура.

– Я поведу, – отвечает Роман.

– Ты умеешь?

– Я когда еще в школе учился, то ходил в авиакружок и пару раз управлял кукурузником. Там механика, а здесь на этом самолете, я уверен, автоматика. Тот, кто летал на механике, запросто полетит на автоматике.

– На кукурузнике?! – Кожура нервно хохотнул. – Во дурак! Не зря у тебя фамилия такая. Ты еще скажи, что дирижоплем управлял. Не, я с тобой не полечу. Я не самоубийца!

– Заткнись! – вскипел Роман. – Я тебе харю разобью!

– Все, прекратить! – гаркнул я. – У нас нет другого выхода. Дуров! Поведешь самолет! Кожура! Помоги перенести раненую!

Подхватываем Шейлу, заносим по трапу в самолет. Усаживаем в кресло. Откидываю его спинку, чтобы раненой было удобнее.

– Извините, мадам, – виновато бормочет Кожура. – Херню спорол. Нервы ни к черту.

– Это да, бывать и херня, – едва слышно шепчет Шейла. По всему видать силы покидают ее.

Складываем оружие в проходе.

Роман идет в кабину пилотов.

– Оставайся с ней, – говорю Кожуре.

Следую за Романом. Захожу в кабину. Там два кресла. Напротив них штурвалы. Роман уже сидит за одним из них. Устраиваюсь по соседству. Кресло мягко подхватывает меня, обтекая объемами. На расстоянии вытянутой руки широкое лобовое стекло. Отмечаю прекрасный обзор. Ищу глазами какие-либо приборы, тумблеры, кнопки, рычажки. Но их нет. Что за черт!? Под лобовым стеклом на месте приборной панели лишь продолговатый глянец экрана от борта до борта.

И все

– Мда, – мычит Роман. – Это явно не кукурузник. Похоже, что здесь полностью сенсорное управление. Попробуем.

– Он решительно тычет указательным пальцем в экран. Тот вспыхивает по всей площади серебристым светом, и на нем проявляются какие-то значки.

– Внимание идентификация! – раздается громкий мужской голос со звеняще-металлическим тембром. – Приложите ладонь к дисплею.

– Писец, – бормочет Роман. – Это бортовой интеллект. Он допускает к управлению только ограниченный круг лиц, на которых запрограммирован.

– Приложите ладонь к дисплею, – настойчиво повторил голос.

– Прикладывай, – говорю я. – Может, прокатит.

Роман приложил ладонь.

Прошла секунда, другая, третья…

– Идентификация не подтверждена.

– Бл…, – выругался Роман. – Он не пропустит нас.

Тупо смотрю на панель со значками. Не пропустит, значит? И что теперь? Сидеть тут? До каких пор?

Во мне нарастает негодование. Оно вскипает пенной волной, и я ощущаю в себе ту энергию, которая проявлялась во мне во время тренировочных боев с прапорщиком Токовым. На этот раз я не боюсь.

– Послушай ты! – рычу зверем. – Немедленно допускай нас к управлению сука! Ты бл… мудак еб…

Я крыл непрерывным матом, не помня себя.

– Идентификация подтверждена, – послышался голос.

– Что? – выдохнул я. – Повтори, что ты сказал!

– Идентификация подтверждена. Приветствую на своем борту новый экипаж! Готов выполнить любой приказ!

– Своего узнал, – прошептал Роман.

– Ты кто такой, сволочь? – спрашиваю.

– Я бортовой многофункциональный координатор. Управляю самолетом, контролирую пространство и систему защиты, веду автоматический огонь по целям.

– Чего же ты, падла, не стрелял по цели, когда нас тут вертушка накрывала почем зря?! – возмутился я. – Затаился тут, гнида!

– Попрошу не оскорблять! Стрелять не было команды. Да и вас на вшивость проверял.

– Ага, вот так да?! – взревел я.

– Да вы молодцы! Сами справились. Герои.

– Ладно, – успокоился я. – Ближе к делу! Вопрос – взлететь и сесть сможешь?

– Так точно! Все сделаю сам!

– Сам? Нам не надо будет управлять?

– Никак нет.

– А для чего штурвалы?

– На случай выхода меня из строя, что практически невероятно.

– А мы для чего здесь?

– Для принятий решения, подтверждения команд и управления мною. Но в особых случаях я могу не подчиниться вам и принять решение самостоятельно.

– Скажи ему, чтобы двигатели запустил, – прошептал Роман.

– Запускай двигатель!

– Есть запустить двигатель!

Послышался свистящий звук.

– Круто! – выдохнул Роман, восторженно глядя на меня.

– Двигатели запущены. Разогрев две минуты семнадцать секунд, – доложил голос. – На время прогрева прослушайте гимн советской авиации.

В кабину ворвалась песня:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!

Преодолеть пространство и простор…

Я слушал песню и тупо смотрел перед собой. Там за лобовым стеклом догорали обломки сарая. На земле валялся американский флаг. Вдали громоздились скалистые горы.

Песня резко обрывается.

– Готов к движению, товарищ командир, – докладывает координатор. – Сканирование пространства показывает наличие свободной взлетной полосы. Разрешите движение и взлет.

– Валяй!

Самолет медленно двинулся с места и покатил.

– Топлива на пятьдесят восемь минут полета при оптимальном режиме, – сообщил координатор.

– Взлетай, взлетай, а там разберемся.

– Так, точно. Разберемся.

Самолет вышел на исходную, развернулся и остановился.

– Прогрев двигателей минута двенадцать секунд.

– Да понял я уже, понял.

Двигатели взревели, и вскоре самолет резко рванул с места, как конь на старте.

Отрыв. Крутой взлет. Земля остается внизу. Впереди облака и небо. Резко заложило уши.

Роман сидит, вцепившись в штурвал, и смотрит вперед остекленевшими глазами.

– Отпусти баранку, – говорю я. – По всему без тебя тут обойдутся.

– Не могу, – мотает тот головой. – Я не верю, что он сам летит.

– Отпусти. Это тебе не кукурузник.

Роман разжимает ладони.

– Блин! Полный автопилот! – восторженно восклицает он.

– Определите курс, – требует координатор.

– Курс? А черт его знает, – отвечаю. – Нам нужен ближайший обитаемый аэродром. – Сможешь найти?

– Так точно. Включаю всеобщее сканирование местности. Есть информация. До ближайшей подходящей посадочной полосы триста пятьдесят километров. Примерное время подлета двадцать минут.

– Что за полоса? Какой там город?

– Нет информации о городе. Там нет города.

– А что там?

– База ТХ – 120.

– Это что такое?

– Кодовое название ракетно-авиационной эскадрильи потенциального противника.

– Американская значит. Очень хорошо! Двигай туда, – приказываю я.

– Есть двигать туда, – отзывается координатор. – Выхожу на эшелон. Перехожу на сверхзвук.

Чувствую, как меня вдавливает спиной в кресло.

Перед лобовым стеклом чистое небо. Внизу плывут облака.

– Ромка! Да ты волшебник! – слышится за спиной восторженный возглас. – А я чуть было в штаны не наклал!

Оглядываюсь. В дверях физиономия Кожуры.

– Это не я, – объясняет Роман. – Это Валера активировал автопилот. Мы на автопилоте летим.

Он сбивчиво и с восторгом объясняет, как все было.

– Это магия, – уверенно говорит Кожура.

– Какая еще магия? – спрашиваю.

– Самая настоящая. Я где-то слышал, что русский мат это изначальный язык всех языков. Праматерь, так сказать. На нем творились заклинания. Владеющий в совершенстве русским матом мог творить чудеса. Вот ты и сотворил.

– Не болтай ерундой, – отмахиваюсь я.

Но Кожура не унимается.

– С русским матом воины шли в атаку на врага, и тот в страхе бежал, – продолжал рассуждать он. – Владеющий матерным языком, может изъясняться на нем в любом уголке земного шара, и его поймут без труда. Матерный язык велик и могуч.

– Хватит пороть чушь! Лучше скажи, как там американка?

– Нормально. Держится. Но крови много теряет. Все плечо пропиталось.

– Иди к ней. Разговаривай. Подбадривай.

Кожура послушно уходит.

– До точки маршрута двести миль, – сообщает координатор. – Высота полета четырнадцать тысяч двести метров. Скорость – две тысячи сто километров в час. Температура воздуха за бортом минус сорок восемь градусов.

– Спасибо за информацию, – благодарю я и откидываю голову на спинку кресла.

Глава 20 ВОЗДУШНЫЙ БОЙ

И овцы сыты и волки целы

– Американка отключилась! – раздался возглас Кожуры.

– Совсем? – спрашиваю.

– Пока нет. Пульс есть, но очень слабый. Похоже, что недолго протянет.

– Черт! Эй, координатор! Долго еще лететь?

– Сто семнадцать километров. Время до посадки двенадцать минут.

– Ты по-английски шпаришь?

– Так точно. Я шпарю на ста двенадцати языках мира.

– Свяжись с американской базой. Сообщи, что у нас тяжело раненый. Пусть подготовят всё для встречи.

– Попытка связи была. База не отвечает.

– Почему?

– Нет информации.

– Этого еще не хватало, – бормочу я. – Может, там тоже никого нет?

Экран по всей площади вспыхивает багровым огнем. Резкий пульсирующий звук врывается в кабину.

– Атака неизвестного противника. Ракета земля-воздух. Время подлета семнадцать секунд, – сообщает координатор безразлично.

– Какая еще ракета? – заволновался за моей спиной Кожура.

– Включаю активную электросиловую защиту с маневрированием, – докладывает координатор.

Самолет резко валится вправо и вниз, так, что я едва не вылетаю из кресла.

Слышу за спиной шум. Оглядываюсь. Кожура во весь рост расстелился в проходе.

– Иди к американке! – кричу.

Он ползет на карачках между сидений.

Самолет круто уходит вверх, и меня вдавливает в кресло. В голове пульсирует кровь.

– Баммм! – слышится грохот взрыва где-то в стороне.

– Ракета нейтрализована, – поступает сообщение.

Полет выровнялся.

– Прямо по курсу зарегистрированы точки ракетных комплексов высшей степени готовности. Опасность для борта – первая степень. Прикажете уничтожить?

– Что за точки? Чьи точки? – спрашиваю.

– Само собой, что американские, – встревает Роман. – Если мы их уничтожим, это будет война с Америкой.

– Тогда они уничтожат нас, – возражаю я. – Надо связаться с командованием этой базы.

– Нет связи с базой, – сообщает координатор. – Прикажете уничтожить точки?

– Нет! – решительно возражаю я. – Только при повторной атаке.

– Повторная атака, – сообщает координатор, и самолет вновь уходит в сторону.

И снова немыслимые виражи в воздухе, и снова грохот взрыва в стороне, а потом еще одного.

– Ракеты нейтрализованы, – поступает сообщение. – Время подлета к базе – шесть минут двадцать секунд.

– Если они по нам стреляют, то они уничтожат нас на земле, – обеспокоенно говорит Роман.

– Прикажете уничтожить цели? – снова запрашивает координатор, и тут в кабину врывается английская речь.

– Включаю синхронный перевод, – сообщает координатор.

– Внимание! Внимание! Борт советского самолета! Ответьте немедленно! Я командующий ВВС национальной гвардии США полковник Блэкмор!

– Я рядовой Назаров! Рад вас слышать, полковник! У нас на борту раненый майор армии США. Подготовьте скорую помощь у посадочной полосы.

– Рядовой Назаров! Вы направляете самолет на базу, захваченную террористами! Немедленно поворачивайте! Немедленно! Иначе террористы направят ядерный заряд на Нью-Иорк! Поворачивайте!