Текст книги "Немцы в Катыни. Документы о расстреле польских военнопленных осенью 1941 года"

Автор книги: Валентин Сахаров

Соавторы: В. Першин,С. Рыченков,Ричард Косолапов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Доктор ШТАМЕР: Так, если я понимаю Вас правильно, передовая группа заняла его в августе 1941?

АРЕНС: Да, насколько я знаю.

Доктор ШТАМЕР: Когда штаб прибыл туда фактически?

АРЕНС: Несколько недель спустя.

Доктор ШТАМЕР: Кто был в то время командиром полка?

АРЕНС: Моим предшественником был полковник Беденк.

Доктор ШТАМЕР: Когда Вы приняли полк?

АРЕНС: Я присоединился к армейской группе в течение второй половины ноября 1941 и, полностью познакомившись со всеми деталями, я принял команду полка в конце ноября, насколько я помню, 30 ноября.

Доктор ШТАМЕР: Была надлежащая передача от Беденка Вам?

АРЕНС: Весьма тщательная, детальная и долгая передача имела место изза очень значительных задач, порученных этому полку. Добавлю, что мой начальник, генерал Оберхау зер, был необычно кропотливым начальником и предпринимал большие усилия, чтобы убедиться, был ли я, в результате переговоров и инструкций, которые я получил, полностью готов к принятию на себя обязанностей командира полка.

Доктор ШТАМЕР: Обвинение также утверждает, что было подозрительным, что в лесу часто звучала стрельба. Если это так, то как бы Вы это объяснили?

АРЕНС: Я уже упоминал, что одной из главных задач полка было принять все необходимые меры, чтобы защититься от внезапного нападения. Учитывая небольшое количество военнослужащих, которых я имел в своем штабе, я должен был организовать оборону и сделать необходимые шаги, которые позволили бы мне получить подкрепление в самое короткое время. Это должно было обеспечиваться посредством радиосвязи с полковым штабом. Я приказал произвести оборонительные учения и подготовить оборонительные сооружения вокруг расположения штаба, и что должны быть маневры и учения при этих работах, вместе с членами полкового штаба. Я лично участвовал в этих маневрах время от времени, и, конечно, выстрелы имели место, особенно в связи с тем, что мы готовились к ночному бою.

Доктор ШТАМЕР: Предполагается, что вокруг здания штаба имели место очень оживленные и весьма подозрительные передвижения. Пожалуйста, скажите нам кратко, что эти передвижения означали?

АРЕНС: Было неординарное оживленное движение вокруг штаба, которое еще более увеличилось весной 1941 [68] , поскольку дом перестраивался. Я упоминал, что он был разрушен в результате воздушных налетов. Но и, конечно, движение увеличилось и из-за взаимодействия с соседями. Батальоны на передовой, находящейся на 300 и 400-километровом расстоянии, могли выполнить свою работу, только поддерживая личный контакт с полком и его штабом.

Доктор ШТАМЕР: Предполагается, что имело место активное передвижение грузовиков, расцененное как подозрительное.

АРЕНС: Помимо наших поставок, которые были относительно невелики коммандос, как я только что упомянул ввозились на грузовиках; но так же и весь строительный материал, которого я потребовал. Кроме того, движение было обычно весьма затруднено.

Доктор ШТАМЕР: Вы знаете, что приблизительно в 25 километрах к западу от Смоленска было три русских лагеря для военнопленных, в которых первоначально содержались поляки и которые были оставлены русскими, когда немецкие войска приблизились в июле 1941?

АРЕНС: Тогда я еще не прибыл. Но никогда во время всего периода, когда я служил в России, я не видел ни одного поляка и не слышал о поляках.

Доктор ШТАМЕР: Предполагается, что из Берлина поступил приказ, согласно которому должны были быть расстреляны польские военнопленные. Вы знали о таком приказе?

АРЕНС: Нет. Я никогда не слышал о таком приказе.

Доктор ШТАМЕР: Возможно, Вы получали такой приказ из какой-то иной инстанции?

АРЕНС: Я уже сказал Вам, что я никогда не слышал о таком приказе и, следовательно, не получал его.

Доктор ШТАМЕР: Расстреливались ли в результате Ваших указаний, Ваших прямых указаний, поляки?

АРЕНС: Никаких поляков не расстреливали по моим указаниям. Никого вообще никогда не расстреливали по моему приказу. Я никогда не отдавал такой приказ в своей жизни.

Доктор ШТАМЕР: Хорошо, Вы не приезжали до ноября 1941. Вы слышали что-нибудь о своем предшественнике полковнике Беденке, отдавал ли он какиенибудь подобные приказы?

АРЕНС: Я ничего не слышал об этом. С моим штабом, с которым я жил близко в течение 21 месяца, у меня были такие близкие связи и я знал своих людей так хорошо, а они знали меня, что я отлично убежден, что это дело не было совершено ни моим предшественником, ни любым военнослужащим моего прежнего полка. Я, несомненно, столкнулся бы со слухами об этом, по крайней мере.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Это спорное утверждение, Вы знаете, доктор Штамер. Это не свидетельство; это мнение. Он говорит Вам, что, по его мнению, могло иметь место.

Доктор ШТАМЕР: Я спросил, слышал ли он об этом от военнослужащих своего полка.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Ответ на это был бы «нет», я полагаю, что он не слышал а не то, что он убежден, что нет.

Доктор ШТАМЕР: Очень хорошо.

[Поворачиваясь к свидетелю.] После Вашего прибытия в Катынь Вы заметили могильную насыпь в Катынском лесу?

АРЕНС: Вскоре после того, как я прибыл вокруг был снег один из моих солдат показал мне, что в определенном месте была своего рода насыпь, которую он едва мог описать как таковую и на которой был березовый крест. Я видел этот березовый крест. В течение 1942 года мои солдаты продолжали говорить мне, что в этом лесу, наверное, имели место бои, но сначала я не обращал внимания на это. Однако летом 1942 эта тема была упомянута в приказе армейской группы, которой позже командовал генерал Фон Харсдорфф. Он сказал мне, что также слышал об этом.

Доктор ШТАМЕР: Эти истории подтвердились позже?

АРЕНС: Да, они действительно, как оказалось, были верны, и я смог убедиться, в общем случайно, что здесь и в самом деле была могила. В течение зимы 1943 полагаю, в январе или феврале совершенно случайно я увидел волка в этом лесу, и сначала я не думал, что это был волк; когда я следовал по следам с егерем, мы заметили следы царапин на насыпи с крестом. Я попытался выяснить, что за кости там были. Доктора сказали мне: «человеческие кости». Вслед за этим я сообщил этот факт офицеру, отвечавшему за военные могилы, потому что я полагал, что это было военное захоронение, каких было много в нашей непосредственной близости.

Доктор ШТАМЕР: Как происходила эксгумация?

АРЕНС: Я не знаю обо всех деталях. Однажды, по поручению командования армейской группы, прибыл профессор, доктор Бутц и сообщил, что, в связи со слухами, в моем небольшом лесу он должен был сделать эксгумацию и что он должен был сообщить мне, что в моем лесу будут проводиться работы.

Доктор ШТАМЕР: Сообщал ли Вам профессор Бутц позже детали результатов эксгумаций?

АРЕНС: Да, он действительно иногда сообщал мне детали, и я помню, что он сказал мне, что у него было убедительное доказательство относительно даты расстрела. Между прочим, он показал мне письма, из которых я много теперь не вспомню; но я действительно помню своего рода дневник, который он передавал мне, в котором были даты, сопровождаемые некоторыми примечаниями, которые я не мог прочитать, потому что они были написаны на польском языке. В этой связи он объяснил мне, что эти примечания были сделаны польским офицером о событиях прошлых месяцев и что в конце дневник был закончен весной 1940 страх был выражен в этих примечаниях, что что-то ужасное должно произойти. Я передаю смысл в общих чертах.

Доктор ШТАМЕР: Сообщал ли он Вам другие указания на время, в которое, как он предполагал, случился расстрел?

АРЕНС: Профессор Бутц, на основе доказательств, которые он нашел, был убежден, что расстрел имел место весной 1940, и я часто слышал, как он утверждал это в моем присутствии и позже, когда могилу посещали комиссии, и я предоставлял свой дом для размещения этих комиссий. Лично я не имел никакого отношения к эксгумациям и комиссиям. Все, что от меня требовалось это разместить их в доме и выполнять функции хозяина.

Доктор ШТАМЕР: Считается, что в марте 1943 тела свозили в Катынь из других мест в грузовиках, и эти тела были зарыты в маленьком лесу. Вы знаете что-нибудь об этом?

АРЕНС: Нет, я ничего не знаю об этом.

Доктор ШТАМЕР: Вы должны были бы заметить это?

АРЕНС: Я должен был бы, по крайней мере, заметить это, или мои офицеры, по крайней мере, сообщили бы мне об этом, потому что они постоянно находились в штабе, тогда как я, будучи командиром полка, конечно, часто бывал в отъезде. Офицер, бывший там в эти дни постоянно, старший лейтенант Ходт, адрес которого я узнал вчера вечером из письма.

Доктор ШТАМЕР: Русские военнопленные использовались при эксгумациях?

АРЕНС: Насколько я помню, да.

Доктор ШТАМЕР: Вы можете сказать нам число?

АРЕНС: Не могу сказать точно, поскольку я не интересовался в дальнейшем этими эксгумациями из-за ужасного и усиливающегося зловония вокруг нашего дома, но могу приблизительно оценить их как 4050.

Доктор ШТАМЕР: Предполагается, что затем они были расстреляны; знаете ли Вы об этом?

АРЕНС: Я об этом ничего не знаю, я никогда не слышал об этом.

Доктор ШТАМЕР: У меня нет никаких дальнейших вопросов, г. Председатель.

ФЛОТТЕНРИХТЕР ОТТО КРАНЦБЮЛЕР (Советник ответчика Деница): Полковник, обсуждали ли Вы события 1940 года с кем-либо из местных жителей?

АРЕНС: Да. В начале 1943 г. русская супружеская пара жила недалеко от моего штаба; они жили на расстоянии в 800 метров и были пасечниками. Я тоже держал пчел, и я вошел в тесный контакт с этой супружеской парой. Когда эксгумации были закончены, приблизительно в мае 1943, я сказал им, что должны же они, в конце концов, знать, когда случились эти расстрелы, раз они жили в непосредственной близости от могил. Тогда эти люди сказали мне, что это произошло весной 1940 и что на станции Гнездово более 200 поляков в униформе прибыли в грузовых вагонах по 50 тонн каждый и были доставлены в лес на грузовиках. Кроме того, они слышали много выстрелов и криков.

ФЛОТТЕНРИХТЕР КРАНЦБЮЛЕР: Был ли лес открыт для местных жителей в это время?

АРЕНС: Мы…

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Это наводящий вопрос. Не думаю, что Вы должны задавать наводящие вопросы.

ФЛОТТЕНРИХТЕР КРАНЦБЮЛЕР: Вы не знаете, могли ли местные жители попасть в лес в это время?

АРЕНС: Вокруг леса был забор, и, согласно утверждениям местных жителей, гражданские лица не могли войти в это время, когда русские были там. Остатки забора были все еще видны, когда я был там, и этот забор обозначен на моем рисунке и отмечен черной линией.

ФЛОТТЕНРИХТЕР КРАНЦБЮЛЕР: Когда Вы оказались в Днепровском Замке, Вы наводили справки относительно того, кем были прежние владельцы?

АРЕНС: Да, я действительно наводил справки, потому что мне было интересно. Дом был построен довольно специфическим способом. Там были кинозал и собственный тир, который, конечно, заинтересовал меня; но я был не в состоянии установить что-нибудь определенное в течение всего времени, которое я был там.

ФЛОТТЕНРИХТЕР КРАНЦБЮЛЕР: Кроме братских могил по соседству замка, были там найдены какие-нибудь другие могилы?

АРЕНС: Я указал несколькими точками на моем эскизе, что около замка было обнаружено много других небольших захоронений, в которых были разложившиеся тела, скелеты. Там было, возможно, шесть, восемь или еще несколько мужских и женских скелетов. Даже я, непрофессионал, мог это ясно понять, потому что у большинства из них были резиновые ботинки в хорошем состоянии и были также остатки сумочек.

ФЛОТТЕНРИХТЕР КРАНЦБЮЛЕР: Какого возраста были эти скелеты?

АРЕНС: Этого я Вам сказать не могу. Знаю только, что трупы сгнили и разложились. Кости же сохранились, скелетная структура не была повреждена.

ФЛОТТЕНРИХТЕР КРАНЦБЮЛЕР: Спасибо, это все.

Доктор ГАНС ЛАТЕРНСЕР (Советник Главного штаба и Верховного командования немецких вооруженных сил): Г. Председатель…

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Доктор Латернсер, Вам известны правила Трибунала.

Доктор ЛАТЕРНСЕР: Да, Сэр.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Хорошо, у Вас нет права задать вопросы свидетелю.

Доктор ЛАТЕРНСЕР: Г. Председатель, я лишь хотел попросить Вас в этом необычном случае позволить мне задать вопросы…

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Я сказал Вам, что Вы знаете правила Трибунала, и Трибунал слушать Вас не намерен. Мы уже неоднократно выносили решения по Вашим возражениям, и Трибунал слушать Вас не будет.

Доктор ЛАТЕРНСЕР: Г. Председатель, случай Катыни одно из самых серьезных обвинений, поднятых против группы.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Трибунал прекрасно осведомлен о характере Катынских обвинений, и не собирается делать никаких исключений для этого случая, и в этой связи заслушивать Вас не будет, сядьте, пожалуйста.

Доктор ЛАТЕРНСЕР: Г. Председатель, я желаю заявить, что по вынесении этого решения у меня возникает впечатление незаконного воспрепятствования моей защите.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Доктор Латернсер прекрасно осведомлен, что имеет право обратиться в Комиссию, чтобы вызвать любого свидетеля из названных здесь, если его свидетельство касается случая тех организаций, которые представляет доктор Латернсер. Больше я ничего слышать не желаю.

Доктор ЛАТЕРНСЕР: Г. Председатель, способ, на который Вы указываете мне, не имеет практического значения. Я не могу вызывать каждого свидетеля, который появляется здесь, через Комиссию.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Доктор Симерс, Вы представляете ответчика Деница или Раэдера?

Доктор СИМЕРС: Ответчика Раэдера.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Хорошо, если вопросы, которые Вы собираетесь задать, не относятся к делу ответчика Раэдера, Трибунал не собирается слушать дальнейшие опросы свидетеля. Вопрос был в целом закрыт доктором Штамером и доктором Кранцбюлером. Поэтому, если вопросы, которые Вы хотите поставить, не касаются дела Раэдера, Трибунал не станет заслушивать Вас.

Доктор СИМЕРС: Г. Председатель, я просто предположил, что есть две причины, на основании которых я мог бы задать несколько вопросов: во-первых, потому что сам Трибунал заявил, что, принимая концепцию заговора, все ответчики были участниками; и, во-вторых, согласно утверждениям обвинения, гроссадмирала Раэдера также считают членом предполагаемых преступных организаций, Генштаба и ОКВ. По этой причине я и хотел задать один или два дополнительных вопроса.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Доктор Симерс, если бы имелись какие-нибудь заявления, которые были как-то связаны с обвинением ответчика Раэдера, Трибунал, конечно, позволил бы Вам задавать вопросы; но нет никаких заявлений, которые как-то связывают ответчика Раэдера с преступлением в Катынском лесу.

Доктор СИМЕРС: Я благодарю Трибунал за это утверждение, г. Председатель.

Доктор ЛАТЕРНСЕР: Г. Председатель, позвольте еще вопрос? Мне можно было бы поставить вопрос перед обвинением, кого следует признать ответственным за Катынское дело?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Я не буду отвечать на подобные вопросы.

Обвинение может теперь приступить к перекрестному допросу, если желает.

ГЛАВНЫЙ КОНСУЛЬТАНТ ОБВИНЕНИЯ Л.Н.СМИРНОВ (Помощник обвинителя от СССР): Пожалуйста, скажите мне, свидетель, с каких пор, точно, Вы были в Смоленской области?

АРЕНС: Я уже ответил на тот вопрос: со второй половины ноября 1941.

Г. СМИРНОВ: Пожалуйста, ответьте мне далее, где были Вы до второй половины 1941 года? Имели ли Вы какое либо отношение к Катыни или Смоленску или этому району вообще? Вы были там лично в сентябре и октябре 1941?

АРЕНС: Нет, я не был там.

Г. СМИРНОВ: То есть Вас там не было в сентябре или в октябре 1941, и поэтому Вам неизвестно, что случилось тогда в Катынском лесу?

АРЕНС: Я не был там тогда, но я упоминал раньше это…

Г. СМИРНОВ: Нет, фактически я лишь интересуюсь коротким вопросом. Вы были там лично или нет? Действительно ли Вы были в состоянии лично убедиться, что случалось там или нет?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Он говорит, что он не был там.

АРЕНС: Нет, я не был там.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Он сказал, что он не был там в сентябре или октябре 1941.

Г. СМИРНОВ: Спасибо, г. Председатель.

[Поворачиваясь к свидетелю.] Возможно, Вы помните фамилии русских работниц, которые работали в загородном доме в лесу?

АРЕНС: Те работницы не работали в разных зданиях. Они просто работали как вспомогательный кухонный персонал в нашем Днепровском Замке. Я вообще не знал их имен.

Г. СМИРНОВ: Это означает, что российские работницы работали только на даче, расположенной в Катынском лесу, где и располагался штаб?

АРЕНС: Я полагаю, вопрос переведен не точно. Я не понимаю.

Г. СМИРНОВ: Я спросил Вас, работали ли русские работницы только на даче в Козьих Горах, где располагался штаб? Это так?

АРЕНС: Работницы работали в штабе как кухонная помощь, и как кухонные помощники они работали в нашем помещении; под нашим помещением я подразумеваю этот специфический дом со смежными зданиями, например, конюшнями, гаражом, подвалами, котельной.

Г. СМИРНОВ: Я упомяну несколько имен немецких военных служащих. Пожалуйста, скажите мне, служили ли они в Вашем подразделении? Первый лейтенант Рекс?

АРЕНС: Первый лейтенант Рекс был моим полковым адъютантом.

Г. СМИРНОВ: Пожалуйста, скажите мне, его уже назначили в это подразделение перед Вашим прибытием в Катынь?

АРЕНС: Да, он был там прежде, чем я приехал.

Г. СМИРНОВ: Он был Вашим адъютантом или нет?

АРЕНС: Да, он был моим адъютантом.

Г. СМИРНОВ: Лейтенант Ходт? Ходт или Гот?

АРЕНС: Правильно лейтенант Ходт; но какой вопрос по поводу лейтенанта Ходта?

Г. СМИРНОВ: Я только расспрашиваю Вас о том, принадлежал ли он к Вашему подразделению или нет.

АРЕНС: Лейтенант Ходт служил в полку. Был ли…

Г. СМИРНОВ: Да, именно это я спрашивал. Он служил в полку, которым Вы командовали, в Вашем подразделении?

АРЕНС: Я не говорил, что он был сотрудником штаба, но что он служил в полку. Полк состоял из трех подразделений.

Г. СМИРНОВ: Но он жил на той же самой даче, это так?

АРЕНС: Этого я не знаю. Когда я прибыл, его там не было. Я приказал, чтобы он доложил мне в первый раз.

Г. СМИРНОВ: Я перечислю несколько других имен. Капрал Розе, рядовой Гизеккен, оберфелдфебель Кримменски, фельдфебель Люммерт, повар по имени Густав. Были эти военнослужащие среди тех, кто был расквартирован на даче?

АРЕНС: Могу я просить, чтобы Вы перечислили имена по порядку, и я отвечу Вам по порядку.

Г. СМИРНОВ: Фельдфебель Люммерт?

АРЕНС: Да.

Г. СМИРНОВ: Капрал Розе?

АРЕНС: Да.

Г. СМИРНОВ: И, если я правильно припоминаю, кладовщик Гизекке.

АРЕНС: Его имя Гизеккен.

Г. СМИРНОВ: Да, это правильно. Я произнес это имя неверно. Все они были Вашими людьми или, по крайней мере, служили в полку, так?

АРЕНС: Да.

Г. СМИРНОВ: И Вы утверждаете, что не знали, что эти люди делали в сентябре и октябре 1941 года?

АРЕНС: Поскольку я не был там, я не могу сказать Вам наверняка.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Мы прервемся теперь.

[Объявлен перерыв]

Г. СМИРНОВ: Я могу продолжить? Г. Председатель, так как свидетель заявил, что он не может дать показаний относительно периода сентябряоктября 1941, я ограничусь очень короткими вопросами.

[Поворачиваясь к свидетелю.] Свидетель, пожалуйста, укажите на местоположение дачи и леса относительно шоссе Смоленск-Витебск? Усадьба занимала большое пространство?

АРЕНС: Мой рисунок в масштабе 1 100.000 и сделан по памяти. Я оцениваю, поэтому, что могилы были расположены 200 300 метров западнее дороги к нашему Днепровскому Замку и в 200 300 метрах к югу от дороги «Смоленск Витебск» так, чтобы Днепровский Замок находился на расстоянии в 600 метров.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы можете повторить?

АРЕНС: К югу от шоссе Смоленск-Витебск, приблизительно в 15 километрах к западу от Смоленска. Согласно масштабу 1 100.000, насколько возможно воспроизвести такой эскиз точно по памяти, участок с этими могилами находился в 200 300 метров к югу, и в еще 600 метрах к югу, непосредственно на северном изгибе Днепра, были расположены наши штабные квартиры, Днепровский Замок.

Г. СМИРНОВ: Значит, дача находится приблизительно на расстоянии в 600 метров от шоссе Смоленск-Витебск?

АРЕНС: Нет, это не так. Я сказал, что…

Г. СМИРНОВ: Пожалуйста, укажите более или менее точное расстояние. Каково было расстояние между шоссе и дачей, пожалуйста?

АРЕНС: Я только что упомянул в своем рассказе, что могилы были приблизительно на расстоянии в 200 300 метров, и было еще метров 600 до Замка, поэтому всего около 900 1.000 метров. Может, метров 800, но это приблизительно, как видно также из рисунка.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Я потерял нить. Ваш вопрос, полковник Смирнов, был: Как далеко от дороги до того, что Вы назвали загородным домом? Это так?

Г. СМИРНОВ: Нет, г. Председатель, я спросил, как далеко была дача от шоссе Смоленск-Витебск.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Что Вы подразумеваете под «дачей»?

Г. СМИРНОВ: Штаб подразделения, которым командовал свидетель в 1941 году, был расквартирован на даче, и эта дача была расположена недалеко от Днепра, на расстоянии приблизительно 900 метров от шоссе. Могилы были ближе к шоссе. Я хотел бы знать, как далеко был штаб от шоссе и как далеко от шоссе были могилы в Катынском лесу.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы хотите знать: Насколько далеко был дом, где находился штаб, от шоссе? Это так?

Г. СМИРНОВ: Да, это именно то, что я хотел знать, г. Председатель.

АРЕНС: Вы задаете мне сразу два вопроса: прежде всего, как далеко были могилы от шоссе; и, во-вторых, как далеко был дом от шоссе. Я повторю ответ еще раз, дом был в 800 1.000 метров к югу от шоссе Смоленск-Витебск.

Г. СМИРНОВ: Минуту, пожалуйста. Я спросил Вас, прежде всего, только о доме. Ваш ответ относительно могил был дан по Вашей собственной инициативе. Теперь я спрошу Вас о могилах, как далеко были эти братские могилы от шоссе Смоленск-Витебск?

АРЕНС: От 200 до 300 метров. Ну, может быть, 350.

Г. СМИРНОВ: Следовательно, могилы отстояли на 200 или 300 метров от главной дороги, которая соединяла два важных центра? Это так?

АРЕНС: Да, действительно. Они были на расстоянии 200 300 метров к югу от нее, и я могу сказать, что в мое время это была наиболее часто посещаемая дорога, какую я когда-либо видел в России.

Г. СМИРНОВ: Я спрашивал Вас только об этом. Теперь, пожалуйста, скажите мне: действительно ли Катынский лес был настоящим лесом или скорее он был парком или рощей?

АРЕНС: До сих пор я только говорил о Катынском лесе. Этот Катынский лес огороженная лесистая область приблизительно 1 кв. км, площадью, который я указал на своем рисунке. Этот лес имеет разный рост, взрослые и молодые деревья. В этом небольшом лесу было много берез. Однако в этом лесу были прояснения, и я должен сказать, что он на 30 40 процентов был прорежен. Были пни недавно срубленных деревьев.

Этот лес никак нельзя назвать парком; во всяком случае, нельзя было прийти к такому выводу. Война прошла через этот лес, поскольку можно было все еще видеть ячейки и траншеи.

Г. СМИРНОВ: Да, но, так или иначе, Вы не назвали бы Катынский лес настоящим лесом, ибо это скорее небольшая роща в непосредственной близости шоссе Смоленск Витебск. Это правильно?

АРЕНС: Нет, это не так. Это был лес. Весь Катынский лес был регулярным лесом, который начался около нашей рощи и простирался гораздо дальше. Из этого Катынского леса, который был смешанным лесом, была отгорожена часть, и эта часть, несколько более 1 квадратного километра, была тем, что мы назвали малым Катынским лесом, и он действительно был частью лесистой области к югу от шоссе. Лес начался с нашего малого леса и простирался на запад.

Г. СМИРНОВ: Я не интересуюсь общими особенностями леса. Я хотел бы, чтобы Вы ответили на следующий короткий вопрос: братские могилы были расположены в этой роще?

АРЕНС: Братские могилы были расположены точно на запад от поворота к нам в лесной прогалине, где росли молодые деревья.

Г. СМИРНОВ: Да, но эта прогалина, эти ростки молодых деревьев, она была расположена в этой маленькой роще, около шоссе СмоленскВитебск, это так?

АРЕНС: В 200 300 метрах к югу от шоссе Смоленск Витебск, и точно на запад от поворота, ведущего от этой дороги до Днепровского Замка. Я отметил это место на своем рисунке довольно большой белой точкой.

Г. СМИРНОВ: Еще один вопрос. Знаете ли Вы, шоссе

СмоленскВитебск существовало перед немецким занятием Смоленска или было построено после?

АРЕНС: Когда я прибыл в Россию в конце ноября 1941 года, все было под снегом. Позже мне показалось, что это была старая дорога, тогда как дорога МинскМосква была более новой. Так мне показалось.

Г. СМИРНОВ: Понятно. Теперь скажите, при каких обстоятельствах, или вернее когда Вы впервые обнаружили в роще крест?

АРЕНС: Я не могу назвать точную дату. Мои солдаты сказали мне об этом, и однажды, когда я шел мимо, в начале января 1942 а, может быть, и в конце декабря 1941 г. я увидел этот крест, торчащий из снега.

Г. СМИРНОВ: Значит, Вы видели это уже в 1941-м или самое позднее в начале 1942-го года?

АРЕНС: Именно это я только что заявил.

Г. СМИРНОВ: Да, конечно. Теперь, пожалуйста, укажите более или менее точно дату, когда волк привел Вас к этому кресту. Было это зимой или летом, и в каком году?

АРЕНС: Это было начало 1943 года.

Г. СМИРНОВ: В 1943? И вокруг креста Вы видели кости, так?

АРЕНС: Нет.

Г. СМИРНОВ: Нет?

АРЕНС: Нет, сначала я не видел их. Чтобы узнать, не ошибся ли я, заметив волка, ибо казалось маловероятным, чтобы волк оказался столь близко от Смоленска, я исследовал следы вместе с егерем и нашел следы царапин на земле. Однако земля была сильно промерзшей, был снег на земле, и я ничего там больше не увидел. Только позже, после того, как оттаяло, мои солдаты нашли разные кости. Однако это было несколько месяцев спустя, и затем, при подходящей возможности, я показал эти кости доктору, и он сказал, что они были человеческими костями. Вслед за этим я сказал, «тогда весьма вероятно, что это могила, оставленная в результате шедших здесь боев», и что офицер, отвечающий за регистрацию могил, должен был бы заботиться о захоронении так же, как мы заботились о других могилах павших солдат. Поэтомуто я и переговорил с ним но лишь после того, как стаял снег.

Г. СМИРНОВ: Кстати, а Вы лично видели катынские могилы?

АРЕНС: Раскопанные или до того, как они были раскопаны?

Г. СМИРНОВ: Да, раскопанные.

АРЕНС: Когда их раскопали, мне постоянно приходилось ездить мимо них, поскольку вообще они были приблизительно на расстоянии 30 метров от въезда. Поэтому я едва ли мог пойти мимо, не обращая на них внимания.

Г. СМИРНОВ: Я интересуюсь следующим: Вы помните, какова была толщина слоя земли, покрывавшего массу человеческих тел в этих могилах?

АРЕНС: Этого я не знаю. Я уже сказал, что у меня вызывало такое отвращение зловоние, которое приходилось выносить в течение нескольких недель, что, когда я ездил мимо, я закрывал окна автомобиля и мчался мимо с такой скоростью, с какой только мог.

Г. СМИРНОВ: Однако даже если Вы только небрежно поглядели на те могилы, возможно, Вы заметили, был ли слой земли, покрывающей трупы, глубок или мелок? Это были несколько сантиметров или несколько метров глубиной? Быть может, профессор Бутц сказал Вам кое-что об этом?

АРЕНС: Как командир полка связи, я отвечал за пространство, сопоставимое с размерами Большой Германии, и я часто был в разъездах. Моя работа выполнялась далеко не только в штабе. Поэтому, вообще, с понедельника или со вторника до субботы я был со своими подразделениями. По этой причине, когда я проезжал, я действительно бросал случайный взгляд на эти могилы; но я особенно не интересовался деталями, и я не обсуждал с профессором Бутцем подобные детали. По этой причине у меня есть только смутные воспоминания по этому вопросу.

Г. СМИРНОВ: Согласно материалу, представленному Высокому Трибуналу советским обвинением, установлено, что тела были похоронены в глубине от полутора до двух метров. Интересно, где Вы встретили волка, который мог расцарапать землю до глубины 2-х метров.

АРЕНС: Я не встречал этого волка, но я видел это.

Г. СМИРНОВ: Скажите, пожалуйста, почему Вы начали эксгумацию братских могил только в марте 1943 года, обнаружив крест и узнав о могилах уже в 1941-м?

АРЕНС: Это было не моей заботой, а проблемой армейской группы. Я уже сказал Вам, что в ходе 1942 свидетельства стали более существенными. Я часто слышал о них и говорил об этом с полковником Фон Герсдорффом, начальником разведки группы армий «Центр», который сообщал мне, что ему все известно об этом, на чем мое участие закончилось. Я сообщил, что я видел и слышал. Кроме того, вопрос этот меня не касался, и я не интересовался им. У меня хватало собственных забот.

Г. СМИРНОВ: Теперь последний вопрос. Пожалуйста, скажите мне, кем были эти двое, с кем Вы говорили, и, возможно, Вы сможете вспомнить имена пары, которая сказала Вам о расстреле в Катынском лесу?

АРЕНС: Эта пара жила в маленьком доме приблизительно в 800 1.000 метров к северу от нашего выезда на Витебскую дорогу. Я не помню их имен.

Г. СМИРНОВ: Значит, Вы не помните имена этой пары?

АРЕНС: Нет, не помню.

Г. СМИРНОВ: Таким образом, Вы услышали о Катынских событиях от пары, фамилии которой Вы не помните, и Вы ничего не слышали об этом от других местных жителей?

АРЕНС: Пожалуйста, повторите Ваш вопрос.

Г. СМИРНОВ: Следовательно, Вы услышали о Катынских событиях только от этой пары, фамилии которой Вы не помните? Ни от кого еще из местных жителей Вы ничего не слышали о событиях в Катыни?

АРЕНС: Я лично слышал факты только от этой пары, тогда как мои солдаты рассказали мне ряд историй, услышанных от других жителей.

Г. СМИРНОВ: Вы знаете, что во время расследования

Катынского дела, вернее катынской провокации, немецкой полицией на улицах Смоленска расклеивались объявления с обещанием награды любому, кто даст информацию в связи с Катынскими событиями? За подписью лейтенанта Фосса.

АРЕНС: Я лично не видел этого объявления. Лейтенант Фосс известен мне только по имени.

Г. СМИРНОВ: И самый последний вопрос. Вы знаете о сообщении Чрезвычайной Государственной Комиссии по поводу Катыни?

АРЕНС: Вы подразумеваете российскую Белую Книгу, когда Вы упоминаете это сообщение?

Г. СМИРНОВ: Нет, я подразумеваю сообщение советской Чрезвычайной Государственной Комиссии по поводу Катыни, советское сообщение.

АРЕНС: Да, я прочел это сообщение.

Г. СМИРНОВ: Следовательно, Вам известно, что Чрезвычайная Государственная Комиссия называет Вас как одно из лиц, ответственных за преступления, осуществленные в Катыни?

АРЕНС: Там упомянут подполковник Арнес.

Г. СМИРНОВ: У меня больше нет вопросов, г. Председатель.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: доктор Штамер, Вы желаете провести повторный допрос?

Доктор ШТАМЕР: Свидетель, только что Вы сказали, что Вы не знали, когда старший лейтенант Ходт попал в Ваш штаб. Вы знаете, когда он оказался в полку?

АРЕНС: Я знаю, что он был в полку во время русской кампании фактически с самого начала.

Доктор ШТАМЕР: Таким образом, он был в полку с начала?