Текст книги "Немцы в Катыни. Документы о расстреле польских военнопленных осенью 1941 года"

Автор книги: Валентин Сахаров

Соавторы: В. Першин,С. Рыченков,Ричард Косолапов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Меня арестовали в г. Hook van Holland в Голландии и доставили в Ополе. Причиной моего ареста послужила моя деятельность совместно с верхнесилезскими поляками против режима и войска. После 3месячного пребывания в тюрьме в Ополе, где меня подвергали пыткам с целью получения признаний, я был переведен в Берлин в Wehrmachtsuntersuch ungsgefangisse, Tegel, Seidelstrasse 39, которая была тюрьмой Reichskriegsgericht. В этой тюрьме я находился около 2 лет, т.е. до 4 сентября 1942 г., когда я был приговорен IV Senat' om Reichskriegsgericht к расстрелу.

К концу сентября 1942 г. ночью, накануне казни точной даты не помню в тюрьме я принял яд, чтобы покончить с собой. Несмотря на принятие большой дозы яда, попытка самоубийства не удалась, и я в течение 14 дней боролся со смертью. Через 14 дней я пришел в сознание. За это время мой защитник адвокат др Bragger, проживающий в Берлине, подал прошение о моем помиловании. Прошение было рассмотрено положительно, и смертная казнь была заменена пожизненным заключением.

После этого меня перевели в Вальдгейм в Саксонии, где я находился до 7 мая 1945 г., т.е. до вступления советских войск. В поисках семьи, также вывезенной гестапо, я приехал в г. Бамберг, где в настоящее время проживаю и работаю в качестве журналиста социалистической печати. Помещаю статьи под своей фамилией, особенно интересуюсь проблемами профсоюзов и общественными вопросами. Являюсь членом общества жертв гитлеризма. Моя жена, которая также была арестована гестапо в Ополе, в настоящее время является домашней хозяйкой, а мои три дочери работают в различных американских учреждениях. Две из них помолвлены с американцами и выезжают в США.

Являясь выходцем из Силезии, я владею польским языком и поэтому выразил согласие, чтобы показания на допросе, который ведется на немецком языке, были переведены и записаны на польском языке с тем, чтобы я имел полную возможность прочитать и проверить, соответствует ли протокол на польском языке показаниям, данным на немецком языке.

III

Во время пребывания в следственной тюрьме Tegel, а именно зимой 1941/42 г., я находился в одной камере с немецким унтерофицером, фамилию которого не помню, выходцем из Цербста, земли Ангальт, сыном железнодорожника. Он мне рассказал, что во время войны он служил в полку «Regiment Grossdeutschland», позднее преобразованном в дивизию. Этот унтер офицер был обвинен в подрыве боевого духа народа, или пораженчестве, и приговорен к смерти. Между прочим, он рассказал мне, что этот полк использовался в карательных целях.

Он, например, сказал, что этот полк в 1939 г. в Польше провел ряд массовых убийств и репрессий. Он рассказывал мне также, что поздней осенью 1941 г., точнее, в октябре этого года, его полк совершил массовое убийство более десяти тысяч польских офицеров в лесу, который, как он указал, находится под Катынью (выделено автором). Офицеры были доставлены в поездах из лагерей для военнопленных, из каких я не знаю, ибо он упоминал лишь, что их доставляли из тыла. Это убийство происходило в течение нескольких дней, после чего солдаты этого полка закопали трупы.

Он говорил, что, возможно, когда-нибудь человечество узнает об этом преступлении. После совершения преступления полк был кудато переведен, так как он не входил в состав армии. Когда я спросил о причинах убийства, он рассказал мне, что хотели устранить польский руководящий состав, чтобы он не угрожал тылам немецкой армии.

В одиночных камерах изза переполнения тюрем находилось тогда по два заключенных. Поэтому и я находился с ним в одной камере. Больше по этому вопросу я ничего не знаю.

IV

Прилагаю конверт с адресом адвоката, который меня защищал и добился помилования. По моему делу к смертной казни были приговорены следующие лица: 1. Гуго Томашевский из Катовиц, польский офицер, 2. Пауль Джимала из Бытома и Вессель, имя которого не помню. Во время заседания Международного Трибунала я слышал о Катынском деле и написал письмо в Трибунал, изъявляя готовность быть свидетелем. Однако никакого ответа я не получил (выделено автором). Борясь всю жизнь с гитлеризмом, я считал своей обязанностью сообщить о вышеуказанном военному министерству в Польше. Возможно, что исследование в этом направлении позволит выяснить дело.

Свидетелю заявлено, что если он вспомнит еще какие то подробности, он может поставить в известность делегата Польской Республики при Трибунале в Нюрнберге, телефон № 61384, или грандотель Нюрнберг.

Показания я прочитал и понял. Они соответствуют моим показаниям, данным на немецком языке, в подтверждение чего расписываюсь.

Вильгельм Шнейдер. Бернард Ахт, капитан.

Соответствие копии с оригиналом подтверждаю. Секретарь вицеминистра (подпись неразборчива) Перевели: С. Пронин (подпись), А. Иванцов (подпись)

Архив внешней политики Российской Федерации.

Фонд 07, опись 30а, папка 20, дело 13, л. 2329. Подлинник.

Опубликовано: Швед В. Тайна Катыни. М., 2007. С.482485.

№18

ИЗ РАЗВЕДЦОНЕСЕНИЯ «АРКАДИЯ» В ЗАПАДНЫЙ ШТАБ ПАРТИЗАНСКОГО ДВИЖЕНИЯ «ПОПОВУ» [65] .

До 26 июля 1943 года

Бежавшие из немецкого плена бывшие красноармейцы рассказали о том, что, готовя катынскую авантюру, немецкие фашисты провели предварительно серьезную подготовку. Они выкопали большое количество трупов на Смоленском гражданском кладбище, а также отрыли все трупы бойцов и командиров Красной Армии, погибших в боях за Смоленск в 1941 году, и перевезли их в Катынский лес, которые впоследствии отрывали как польских солдат и офицеров.

Во время раскопок очень часто попадались остатки снаряжения и обмундирования бойцов и командиров Красной Армии, что приводило в недоумение фашистских экспертов. Присутствовавшие при раскопках немецкие врачи между собой говорили, что при всем желании определить принадлежность трупов, какой они национальности, не представляется возможности ввиду их разложения.

Государственный архив новейшей истории Смоленской области (ГАНИСО). Ф.8. On.2. Д.64. Л.86.

Опубликовано: Сахаров В.А. Германские документы об эксгумации и идентификации жертв Катыни (1943 г.)

№19

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ ПО ДЕЛУ ФАШИСТСКОЙ ПРОВОКАЦИИ КАТЫНСКИХ ЛЕСОВ [66]

Копия

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО Экз…№ 3

Свидетель КАРАСЕВ Михаил Иванович, бывший военнопленный, жил и работал при немецком военном госпитале в гор. СМОЛЕНСКЕ с 10 августа 1941 года до перехода в отряд. В одной комнате с КАРАСЕВЫМ жил военнопленный ВИНОКУРОВ Владимир Петрович, которого в январе 1943 г. немцы отправили в лагерь военнопленных. Впоследствии ВИНОКУРОВ приходил к КАРАСЕВУ в госпиталь с целью сбора больничных отбросов для питания.

Во время одного посещения в частной беседе на вопрос КАРАСЕВА: «как живете?» ВИНОКУРОВ ответил: «очень плохо, потому что наша команда в 60 чел. занимается очень грязной работой, отрываем трупы на Смоленском кладбище, укладываем в гробы и в закрытых машинах вывозим в Катынский лес, где вываливаем трупы из гробов в большие ямы и закапываем их».

Подтверждают отрытие трупов и вывоз их в Катынский лес местные жители: ФРОЛОВ Михаил Семенович, проживающий в гор. СМОЛЕНСКЕ по ул. Большая Спортивная 21, и КУЗЫТИНА Прасковья, проживающая в гор. СМОЛЕНСКЕ около Нового завода, последняя утверждает, что во время отрывки она видела остатки плащей начсостава Красной Армии. ПЕРЕГОНЦЕВ Василий Андреевич, проживающий в СМОЛЕНСКЕ, по ул. Запольной, который работал при немецком госпитале сапожником, он утверждает, что комиссия в Катынском лесу нашла только 900 трупов, а пишут 12.000. Врач Николай Борисович, житель города РОСТОВА, проживающий на 4-й линии, ездил на экскурсию с немецкими врачами и участвовал в комиссии по раскопке трупов в Катынском лесу, он осматривал трупы и читал акт комиссии, по его словам, комиссией было обнаружено 900 трупов, но не 12.000, как это пишут немцы. Трупа при осмотре совершенно невозможно было определить, какой они национальности. Но им как экскурсантам было показано несколько предметов польского происхождения, както: монеты, портсигары, мундштук, пуговицы и кольца.

По заданию немецкого командования, врач Николай Борисович проводил беседу с военнопленными по вопросу о Катынских событиях, но в частной беседе не соглашался с этой провокацией и говорил, что это все ложь.

По этому же вопросу перебежчик АНАНЬЕВ Сергей и ФИЛЬЯНОВ Михаил имели разговор с очевидцами и показывают то же, что показал КАРАСЕВ.

КОМАНДИР ОТРЯДА им. КОТОВСКОГО МАЙОР КОЛЕНЧЕНКО НАЧАЛЬНИК ШТАБА ОТРЯДА МАЙОР РВАЧЕВ

Снята копия в 7 экз.

ВЕРНО МАЙОР: Мамынов (МАМЫНОВ) 26.8.43 г. пн».

Российский государственный архив социальнополитической истории (РГАСПИ). Ф. 69. ОП.1.Д. 750. Л. 6162.

Опубликовано: Сахаров В.А. Германские документы об эксгумации и идентификации жертв Катыни (1943 г.) ( http://kprf.ru/rusjaw/79589.html ).

№20

БЕСЕДА РЕДАКТОРА «ВОЕННО ИСТОРИЧЕСКОГО ЖУРНАЛА» ПОДПОЛКОВНИКА А.С. СУХОНИНА С Б.П. ТАРТАКОВСКИМ

Борис Павлович, расскажите, пожалуйста, когда впервые Вы столкнулись с Катынским делом.

С 1944 года я служил в польском корпусе, который формировался в Житомире. Как-то над нашим расположением пролетел немецкий самолет и разбросал листовки, в которых сообщалось, что русские расстреляли в Катыни тысячи польских пленных. Я в то время был строевым офицером и историей не очень интересовался, но все же этот факт меня заинтересовал.

Второй раз о Катынской трагедии я услышал уже на территории Польши. Нашей части пришлось освобождать Люблин и Майданек. В Люблине к нам пришло пополнение, состоявшее из польских граждан. Среди прибывших были два сержанта польские евреи. Один из них Векслер, фамилии второго, к сожалению, не помню. Из беседы с ними узнал, что они находились в 19401941 гг. в советском лагере для военнопленных, расположенном в Козьих Горах, в так называемом Катынском лагере. Сержанты рассказали: когда немцы подходили к Смоленску, начальник лагеря приказал эвакуировать всех военнопленных. Железной дорогой этого сделать не смогли, то ли вагонов не хватало, то ли по какой другой причине. Тогда начальник лагеря приказал идти пешком, но поляки отказались. Среди военнопленных начался бунт. Правда, не совсем бунт, но поляки оказали охране сопротивление. Немцы уже подходили к лагерю, были слышны автоматные очереди. И в этот момент охрана лагеря и еще несколько человек, в основном польские коммунисты, сочувствующие им и еще те люди, которые считали, что от немцев им ничего хорошего ждать не приходится, в том числе и эти сержанты, ушли из лагеря.

Оказавшиеся в тылу Советской Армии все были арестованы и направлены в Сибирь. Там они и жили гдето в деревне до мобилизации в армию Андерса.

Значит, часть польских военнопленных вместе с охраной лагеря оказались в нашем тылу!

Да, совершенно верно, по их рассказу, военнопленные ушли от немцев вместе с охраной лагеря. Будучи мобилизованными в армию Андерса, они прослужили в ней до момента вывода последней с территории СССР. Уходить в Иран с Андерсом они отказались, тогда многие поляки не ушли, причем добровольно. Не ушли и многие старшие офицеры, в том числе генерал Берлине

По второй мобилизации Векслер с товарищем были направлены вначале в первую польскую дивизию, а затем переведены в нашу часть, где прослужили до конца войны. Впоследствии оба уехали в Израиль.

Вы сейчас рассказали очень интересные факты. В этой связи хотелось бы уточнить вот что. Часть, в которой служили Вы и эти люди, была советская или Войска Польского?

Это была часть Войска Польского, и никакого отношения к Советской Армии не имела. Хочу рассказать еще об одном случае.

В Люблине я жил на квартире у одной женщины по фамилии Зелинская. Мы ее звали пани Зелинская. Она одно время жила в России, работала медсестрой в Басманной больнице в Москве. Тут она оказалась в первую мировую войну, эвакуировавшись с родителями. В период гражданской войны выехала в Люблин, там же вышла замуж. Ее муж был судьей.

Однажды она меня познакомила со своим племянником. Он был солдатом Войска Польского в 1939 году, потом оказался в советском лагере. В 1941 году в момент подхода к лагерю немцев он с товарищами совершил побег.

Извините, что перебиваю, не говорил ли он Вам, в каком лагере находился? Вы не помните?

Помню, именно в Катынском. Об этом он рассказал мне сам. Я уже говорил, что тогда меня это дело мало интересовало, так что специальных какихто уточняющих вопросов я ему не задавал.

Вы не знаете, жива сейчас пани Зелинская?

К сожалению, не знаю, но мне кажется, что это маловероятно. Ведь она уже в годы гражданской войны была взрослой.

А племянник был намного моложе пани Зелинской? Может быть, он сейчас еще жив?

Этого я тоже не знаю.

Не могли бы Вы вспомнить адрес, где проживала пани Зелинская?

Почтового адреса я не помню. Но если бы поехать в Люблин, то ее дом я сразу бы нашел. Постараюсь объяснить. Дом пани Зелинской находился недалеко от центральной площади, через которую проходила дорога на Варшаву. Второй или третий дом от центра, если идти по этой улице в сторону Варшавы, по-моему, она называлась Варшавская.

Хотелось бы рассказать вот еще о чем. Я в 1944 году служил в первом самоходовом полку в должности командира взвода. Полк дислоцировался в Люблине. В это же время там находилось и правительство Польши (примерно до января 1945 года). Кажется, в октябре 1944-го представители польского правительства во главе с ОсубкаМоравским, тогдашним премьером, поехали в Катынь.

Мне было приказано сопровождать Моравского и его группу. Наш полк в то время подчинялся непосредственно Главному штабу Войска Польского. Мне приказали взять две-три машины для сопровождения группы Моравского в Смоленск. Так я оказался в Катынском лесу. В это время там работала комиссия, возглавляемая Бурденко. У меня, кстати, имеется акт, составленный комиссией. Лежит где-то среди бумаг.

Моравский со своей группой находился в Катыни около трех дней. Я жил в это время на квартире недалеко от Катынского леса. Както я разговорился с хозяйкой, и она рассказала, что расстреливали польских военнопленных немцы. И еще она рассказала, что одно время, когда Смоленск еще был оккупирован немцами, у нее в сарае прятался польский офицер, бежавший из лагеря. О том, что немцы расстреливали поляков, он ей и поведал.

И вот еще что. Во время пребывания в Катыни я подходил к рвам-могилам, видел, как эксгумировали трупы. Как потом мне стало известно, в карманах некоторых трупов (форма на них сохранилась) находили письма, написанные в октябре и ноябре 1941 года, т. е. тогда, когда в Смоленске хозяйничали немцы. Эти письма я видел и держал их в руках. Так что я полностью уверен, что Катынь это их рук дело.

Вот, пожалуй, и все, что я могу рассказать о Катынских событиях, о которых узнал в период службы в Люблине.

Затем меня перевели в другую часть, которая участвовала в освобождении Варшавы. После освобождения польской столицы нашу часть разместили в Гродецк-Мазовецком, что приблизительно в 15 км от Варшавы. Мы были расквартированы на химическом заводе. В этот период я занимал должность помощника, а затем коменданта города. Кроме поляков в этом городе дислоцировались и советские части, поэтому был и советский комендант, с которым мы часто и успешно взаимодействовали.

В доме, где я жил, проживала польская женщина. Она плохо относилась к русским, говорила, что ее муж был польским офицером и его уничтожили русские. У нее сложилось такое мнение, как я понял, в результате деятельности АК. Людьми из АК на домах делались надписи: «Красная Армия вруг» и ей подобные. Будучи комендантом, я ближе познакомился с некоторыми деятелями из этой организации и понял, что это очень сомнительные люди.

Они собирали списки всех погибших, ходили по домам, в частности приходили и к этой женщине. Их интересовали анкетные данные людей, служивших перед войной в польской армии. Затем они составляли списки и говорили, что эти люди якобы погибли в Катыни. В эти списки вносили всех и пропавших без вести, и погибших на территории Польши, и т. д. Издавались эти списки типографским способом и расклеивались на улицах города. В одном из этих списков оказалась и фамилия мужа этой женщины. И вдруг, война еще, по-моему, не закончилась, к этой женщине является муж, цел и невредим.

Борис Павлович, Вы с ним лично разговаривали? Он подтвердил, что находился в Катынском лагере?

Когда он пришел домой, то собрались все родственники и соседи. Ведь все знали, что он погиб, и вдруг человек вернулся. Пришедшие расспрашивали о сыновьях, мужьях, родственниках, встречал ли он их, и т. д. Он рассказал, что прибыл из Карпат, где партизанил. К партизанам попал после побега из Катынского лагеря. А бежал он из лагеря в момент захвата его немцами. Видите, история практически повторяется, как и с теми поляками, что служили у меня в Люблине.

А еще Вы встречали людей, которые находились в Катынском лагере?

Да, встречал. Но это было уже после войны. Я в то время был зам. начальника танкоремонтной базы. У меня в подчинении были два сержанта-водителя. Хорошие люди. В Польше в это время начался период амнистий. Причем порядок амнистирования был упрощен до предела.

Например, вот как проходила одна из амнистий. Человек, претендующий на амнистию, писал рапорт по команде, к рапорту прикладывал автобиографию. Рядовые и сержанты амнистировались по решению командира части, получали справку об амнистии на руки и продолжали служить в этой части. Бывшие офицеры направлялись в отдел кадров вышестоящего штаба, им восстанавливали звание и направляли к новому месту службы.

Как-то вечером сижу в своем кабинете, раздается стук. Приглашаю войти. Входят два польских офицера, два бравых капитана в форме старого образца. Я посмотрел бог мой! так это же мои сержантыводители. Я пригласил их присесть, каждому дал бумагу и предложил написать автобиографию.

Знакомясь с документами, узнал, что оба служили в старой польской армии, долго скрывали свое офицерское прошлое. Один из них находился в Катынском лагере. Правда, называл он его несколько подругому: Козельский лагерь, который находился под Смоленском. Так же как и другие свидетели, он писал, что из лагеря бежал в период захвата его немцами.

Не могли бы Вы назвать его фамилию?

К сожалению, фамилии я не помню, Если бы я собирался исследовать эту проблему или предположил бы, что она так остро встанет в будущем, я бы непременно все записал. Но, увы…

Военно исторический журнал. 1991. №4. С. 9092.

№21

ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЙ МЕЖДУНАРОДНОГО ВОЕННОГО ТРИБУНАЛА. ДОПРОС СВИДЕТЕЛЕЙ ЗАЩИТЫ.

СТО ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМОЙ ДЕНЬ

Понедельник, 1 июля 1946

Утренняя Сессия

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: У меня объявление.

Трибунал приказывает, чтобы любое свидетельство, принятое комиссией, которое Совещание Защиты или Обвинение желают использовать, должно быть предложено ими в качестве свидетельства. Это свидетельство тогда станет частью отчета и может быть обжаловано.

Совещание по организациям должно начать составлять свои книги документов как можно скорее и сделать свои запросы о переводах.

Это все.

Др Штамер.

Доктор ШТАМЕР: В отношении событий в Катыни, Обвинительный Акт содержит только вот это замечание: «В сентябре 1941 года 11000 польских офицеров, военнопленных, были убиты в Катынском лесу близ Смоленска». Советское судебное обвинение представило детали только на сессии 14 февраля 1946. Документ СССР-54 был тогда представлен Трибуналу. Этот документ официальное сообщение Чрезвычайной Государственной Комиссии, которая была официально уполномочена исследовать Катынское дело. Эта комиссия после опроса свидетелей…

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: доктор ШТАМЕР, Трибунал знает о документе, и требуется лишь, чтобы Вы представили свое свидетельство; это все.

Доктор ШТАМЕР: Я хотел только добавить, г. Председатель, что, согласно этому документу, есть два обвинения: одно, что расстрел польских военнопленных был совершен осенью 1941; и второе утверждение, что убийства были произведены некоей немецкой военной властью, скрытой под названием «Штаб строительного батальона № 537».

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Это все, не так ли? Я только что сказал Вам, что документ нам известен. Мы только хотим, чтобы Вы привели свое свидетельство.

Доктор ШТАМЕР: Тогда в качестве первого свидетеля защиты я вызываю к свидетельской трибуне полковника Фридриха Аренса.

Доктор СИМЕРС: Г. Председатель, я хотел бы сделать запрос прежде, чем начнется слушание свидетельств по Катыни. Трибунал решил, что нужно заслушать трех свидетелей, и дал понять, что в интересах равенства обвинение может также привлечь только трех свидетелей посредством прямого допроса или посредством показания под присягой. В интересах того же принципа равенства я был бы весьма благодарен, если бы советская делегация, как и защита, заявила бы имена своих свидетелей перед слушанием свидетельств. Защита представила имена своих свидетелей несколько недель назад. К сожалению, до сих пор я отмечаю, в интересах равенства и касательно обращения с Защитой и Обвинением, что советская делегация пока не представила имен своих свидетелей.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Генерал Руденко, Вы готовы мне дать имена свидетелей?

Генерал РУДЕНКО: Да, г. Председатель. Сегодня мы уведомили Генерального Секретаря Трибунала, что советское обвинение намеревается допросить трех свидетелей: профессора Прозоровского, руководителя комиссии врачей-судмедэкспертов; болгарского участника, профессора судебной медицины в Софийском университете Маркова, который был членом так называемой Международной Комиссии, созданной немцами; и профессора Базилевского, заместителя бургомистра Смоленска во время немецкой оккупации.

[Свидетель Аренс встает.]

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы назовете свое полное имя?

ФРИДРИХ АРЕНС (Свидетель): Фридрих Арене.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Повторяйте за мною присягу: я клянусь Богом Всемогущим и Всезнающим что я буду говорить чистую правду, только правду и ничего кроме правды.

[Свидетель повторяет присягу.]

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы можете сесть.

Доктор ШТАМЕР: Скажите, Вы, как военнослужащий немецких вооруженных сил, участвовали во Второй мировой войне?

АРЕНС: Да, конечно; как военнослужащий я участвовал во Второй мировой войне.

Доктор ШТАМЕР: В каком чине Вы завершили войну?

АРЕНС: В чине полковника.

Доктор ШТАМЕР: Вы находились на восточном театре войны?

АРЕНС: Да.

Доктор ШТАМЕР: Кем Вы были?

АРЕНС: Я был командиром полка связи группы армий.

Доктор ШТАМЕР: Каковы были задачи Вашего полка?

АРЕНС: У полка связи армейской группы была задача организации и поддержания коммуникаций между группой армий и соседними соединениями и подчиненными соединениями, а также подготовка необходимых линий связи для новых операций.

Доктор ШТАМЕР: у Вашего полка были какиенибудь специальные задачи помимо этого?

АРЕНС: Нет, за исключением обязанности защиты, принятия всех мер, чтобы воспрепятствовать внезапному нападению и быть готовыми имеющимися средствами предотвратить захват штаба полка.

Это было особенно важно для полка связи группы армий, потому что в нашем штабе находилось много строго секретных материалов.

Доктор ШТАМЕР: Вы служили в 537м полку связи. Существовал ли 537й строительный батальон, с тем же номером?

АРЕНС: В течение времени, когда я был в группе армий «Центр», я не слышал ни о каком подразделении с тем же самым номером и не думаю, что такое подразделение существовало.

Доктор ШТАМЕР: Кому Вы были подчинены?

АРЕНС: Я был непосредственно подчинен штабу группы армий «Центр» во время всего периода, когда я служил в армейской группе. Моим начальником был генерал Оберхаузер.

По поводу обороны, штаб полка связи и его первый батальон, который был в тесном контакте с полковым штабом, время от времени подчинялся коменданту Смоленска; все приказы, которые я получал от вышеупомянутого коменданта, проходили через генерала Оберхаузера, утверждавшего или отменявшего использование полка для данных целей.

Иными словами, приказы я получал исключительно от генерала Оберхаузера.

Доктор ШТАМЕР: Где находилась Ваша часть?

АРЕНС: Я подготовил рисунок с расположением штаба к западу от Смоленска.

Доктор ШТАМЕР: Я показываю Вам рисунок. Пожалуйста, скажите нам, это Ваш рисунок?

АРЕНС: Тот рисунок был сделан мной по памяти.

Доктор ШТАМЕР: Теперь я хочу показать Вам второй рисунок. Пожалуйста, также взгляните на него и скажите, отражает ли он реальную картину положения вещей?

АРЕНС: Можно мне кратко объяснить Вам этот рисунок? Большое красное пятно в правом краю город Смоленск. К западу от Смоленска, и с обеих сторон дороги на Витебск, располагалось командование группы армий вместе с корпусом ВВС, это к югу от Красного Бора. На моем рисунке я отметил фактическую область, занятую командованием группы армий «Центр».

Часть моего рисунка, обведенная темной линией, была очень плотно занята войсками, которые находились непосредственно под армейской группой; едва ли в той местности пустовал хоть один дом.

Штаб моего полка находился в так называемом молодом Катынском лесу. Он обозначен на рисунке белым пятном, охватывающим около 1 кв. км. большого леса и являющегося частью всего леса вокруг Катыни. На южном краю этого маленького леса находится так называемый Днепровский Замок, который и был местонахождением полкового штаба.

В двух с половиной километрах на восток от штаба располагалась первая рота полка, обеспечивавшая телетайпную и телефонную связь армейской группы. Приблизительно в 3 километрах к западу от штаба полка находилась рота беспроводной связи. В радиусе около 1 километра от штаба никаких зданий не было.

Этот дом был большим двухэтажным зданием приблизительно с 14 15 комнатами, несколькими ванными комнатами, кинозалом, тиром, гаражами, сауной и так далее, и был весьма подходящим для размещения штаба полка. Наш полк постоянно квартировал там.

Доктор ШТАМЕР: Находились ли поблизости какие либо другие высокопоставленные штабы?

АРЕНС: Более высоким штабом было командование армейской группы, которое я уже упомянул, затем штаб корпуса ВВС и несколько батальонных штабов. Был также представитель железной дороги при командовании армейской группы, находившийся в Гнездове в специальном поезде.

Доктор ШТАМЕР: На процессе было заявлено, что определенные события, которые происходили рядом с Вашим расположением, были чрезвычайно секретными и подозрительными. Пожалуйста, поэтому отнеситесь к ответу на следующие вопросы с особым вниманием.

Сколько немцев было в Вашем штабе, и какие должности они занимали?

АРЕНС: Вначале у меня в штабе было три офицера, потом два, и приблизительно 1820 сержантов и рядовых; то есть минимум того, что я мог иметь в своем полковом штабе, и каждый человек в штабе был полностью занят.

Доктор ШТАМЕР: В Вашем штабе был русский персонал?

АРЕНС: Да, у нас было четыре добровольца в помощниках и коекакой женский персонал, живший в непосредственной близости от штабных квартир. Добровольные помощники служили в штабе подолгу, тогда как женский персонал время от времени менялся. Некоторые из этих женщин прибыли из Смоленска и жили в отдельном здании возле штаба.

Доктор ШТАМЕР: Русский персонал получал от Вас специальные инструкции об их поведении?

АРЕНС: Я выпустил общие инструкции относительно поведения для полкового штаба, которые специально к русскому персоналу не относились.

Я уже упомянул важность соблюдения тайны в отношении этого штаба, который не только вел учет положения группы армий, но также и тех из ее соседних соединений, по которым можно было догадаться о намерениях группы. Поэтому моей обязанностью было держать этот материал в особом секрете. Таким образом, у меня были комнаты, содержащие этот материал, закрытые для обычного доступа. Допускались к ним люди преимущественно офицеры отобранные мной, также и несколько сержантов и другие чины, подвергнутые специальной присяге.

Доктор ШТАМЕР: Какие комнаты относились к этой категории «нет доступа»?

АРЕНС: Вопервых, надо упомянуть комнату телефонных экспертов, затем мою собственную комнату и частично, хотя в меньшей степени, комнату адъютанта. Все остающиеся комнаты в доме и на участке не имели ограничений.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Доктор ШТАМЕР, какое отношение рассказ о фактических условиях в штабе имеет к этому вопросу?

Доктор ШТАМЕР: Г. Председатель, в русском документе содержится утверждение, что события особо секретного характера имели место в этом штабном здании и что для русского персонала полковником Аренсом был введен запрет на разглашение, что комнаты были заперты и что каждому разрешали войти в комнаты лишь в сопровождении охранников. Я задал свои вопросы в порядке исключения этой трактовки и доказательства, что у этих требований имеется совершенно естественное объяснение изза задач, порученных полку и которые требовали, очевидно, известной степени секретности.

По этой причине я поставил эти вопросы. Разрешите мне…

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Очень хорошо.

Доктор ШТАМЕР: Я почти закончил с этими вопросами.

[Поворачиваясь к свидетелю.] Катынский лес был огорожен и особенно строго охранялся солдатами?

Г. Председатель, я поясняю насчет этого вопроса, что также предполагается, что этот кордон был только введен полком. Ранее был свободный доступ к лесу, и отсюда делаются выводы, которые вредны для полка.

АРЕНС: Чтобы обеспечить зенитное прикрытие для полкового штаба, я мешал любой вырубке деревьев на топливо в непосредственной близости штаба. В течение этой зимы ситуация была такова, что люди могли рубить лес всюду, где могли его брать.

22 января было довольно массированное воздушное нападение на мое расположение, во время которого была разрушена половина дома. Было практически невозможно найти любое другое местоположение изза перегруженности местности, и я поэтому предпринял дополнительные меры, чтобы удостовериться, что этот, и так уже поредевший, лес будет сохранен в качестве прикрытия. Будучи, с другой стороны, против расстановки запрещающих знаков, я попросил, чтобы другие подразделения не трогали наши деревья как прикрытие от воздушной атаки. Лес не был закрыт вообще, особенно потому, что дорога должна была быть сохранена открытой для интенсивного движения, и я только время от времени посылал в лес часовых, чтобы посмотреть, не трогают ли наши деревья.

Доктор ШТАМЕР: Обвинение…

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Доктор ШТАМЕР, в момент, когда Вам это будет удобно, Вы, конечно, акцентируете внимание на необходимых датах, когда подразделение было там расквартировано и когда это закончилось.

Доктор ШТАМЕР: Очень хорошо,

[Поворачиваясь к свидетелю], Когда Ваше подразделение, Ваш полк разместился в упомянутом Днепровском Замке?

АРЕНС: Насколько я знаю, этот дом был немедленно занят после того, как боевые войска выехали из той области в августе 1941, он был конфискован вместе с другими командованием группы армий и занят передовыми группами. Штаб полка квартировал там постоянно, пока я был там до августа 1945 г. [67]