Текст книги "Пленники Барсова ущелья (илл. А. Лурье) 1956г."

Автор книги: Вахтанг Ананян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

– Это мой запас, – сказал он смущенно, славно повинен был в том, что сберег так мало хлеба.

Вот уже два дня этот ломоть не давал мальчику покоя. Это вызывало такое смятение в желудке пастушка, что прошлой ночью он едва не съел хлеб тайком. Но нет, не таков был Асо. Такие, как он, не забывают о товарище. Никогда бы не съел он своего куска, не поделившись с другом.

Сухой черный хлеб показался всем слаще, чем гата.[9]9
  Гата – сладкое печенье.


[Закрыть]

– Единственный недостаток этого хлеба в том, что его было слишком мало, – серьезным тоном высказал свое мнение Гагик, тщательно подобрал упавшие на землю крошки и кинул их в рот.

«А ведь и мне мама давала на дорогу лаваш, – вспомнила Шушик. – Почему я его не взяла? Ну почему?…»

– Хушкэ Шушик! – услышала она спустя какое – то время.

Это Асо, вышедший из пещеры на воздух, звал ее. Когда девочка вышла, пастушок – курд, сильно покраснев, сунул ей в руку свою долю хлеба.

– Возьми, я сыт. Я много ел, – прошептал он и побежал в лесок за топливом для костра.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
О том, что положение ребят было еще более тяжелым, чем они думали

Взошло солнце, и под его лучами засверкали зубчатые верхушки скал. Небо было ясно. Все облачка с него исчезли, словно их заботливо смели какой – то сказочной метлой.

На покрытых снегом горных кряжах сидели орлы и молча смотрели на незваных гостей Барсова ущелья. Гигантскими выглядели эти птицы на лазурном фоне неба. Казалось, не орлы это, а пастухи в черных бурках стоят неподвижно и следят за пасущимися на склонах стадами. Или, пожалуй, даже не пастухи, а неведомые зоркие стражи, охраняющие природную крепость Барсова ущелья.

С восходом солнца на скалах послышалась и песня каменных куропаток-кекликов, славящих утреннюю зарю. Нет, жизнь и радость существует и на этих занесенных снегом утесах!..

Настроение у ребят повысилось.

Прищурив глаза, они смотрели на Дьявольскую тропу и раздумывали: что же такое придумать, чтобы вырваться отсюда на «белый свет»?

– Ах, была бы у нас лопата, простая деревянная лопата! Ведь за два дня можно было бы очистить дорогу! – сказал Ашот.

– А ты говорил, что за нами придут, найдут нас, – обиженным тоном сказала Шушик. Она внимательно всматривалась в лицо Ашота, пытаясь понять, не обманул ли он ее.

– Придут… Не так просто догадаться, что мы в Барсовом ущелье. Когда обойдут все вокруг, кто-нибудь предложит заглянуть и сюда. Но не попробовать ли нам пока найти что-нибудь вроде лопаты?

– С пустым брюхом я не пойду отрывать тропинку! – восстал Гагик.

Ашот посмотрел на него искоса, но, так как и сам был очень голоден, сказал только:

– Ладно, пойдем поищем ягод.

Но куда идти? Все кусты вокруг были густо покрыты снегом.

– Где мы рвали вчера шишки, Ашот? Там на кусте, кажется, еще немного осталось.

– Да, Шушик, пойдем за шишками. Они в балке, я помню это место.

С большим трудом пробираясь по снегу, ребята добрались до знакомого дерева, стряхнули с него снег и… пожалели: вместе со снегом посыпались созревшие шишки, и пришлось коченеющими руками подбирать их. Однако каждая найденная шишка, даже самая маленькая, доставляла ребятам такую радость, какой не доставило бы, наверное, крупное яблоко, «спрятавшееся» на дереве и неожиданно обнаруженное уже после сбора урожая.

Согревая своим дыханием руки, ребята долго" копались в снегу, но шишек оказалось так мало, что настроение у всех упало. А что, если им придется остаться в ущелье несколько дней? Сколько таких вот шишек или других плодов понадобится им, чтобы прожить?

И страх голода мало – помалу начал овладевать ребятами… Какие плоды, в самом деле, могут быть в этом ущелье, богатом камнями и бедном растениями? Особенно сейчас, в начале зимы. Весной еще кое – как можно было бы пропитаться травами, но теперь…

– Погляди-ка туда, Асо! Не люди ли там? Эй, эгэ-эй! Сюда, сюда! – закричал Ашот и замахал руками.

У Шушик дрогнуло сердце. Неужели пришли?

Но «люди», которых увидел Ашот, не ответили ему, даже не шевельнулись. Это были громадные ягнятники, сидевшие высоко на белых верхушках скал. На фоне голубого неба четко вырисовывались их темные силуэты.

Асо поглядел на них и безнадежно покачал головой.

– Вот и остались мы тут, – пробормотал Саркис.

– Иначе говоря, стали робинзонами Барсова ущелья, – пошутил Гагик. – Но Робинзона никто не искал, а нас, к сожалению, ищут и найдут.

И снова надежда вернулась к ребятам – так уверенно и весело звучал голос. Гагика.

– В самом деле, чего вы носы повесили? – с подчеркнутой бодростью воскликнул Ашот. – Сейчас все наше село в лесах и горах.

– Конечно! Конечно, за нами придут! – улыбнулась Шушик. – И самолет прилетит. Надо только большой костер разжечь, чтобы сверху увидели. Пойдем в лес, наберем веток.

– Да, пойдем! Костер нужен… Но только не затем, о чем ты говоришь. Костер нужен, чтобы не замерзнуть ночью и не стать поживой зверей. А теперь знайте, – _ с неожиданной серьезностью и даже горечью сказал Гагик, – знайте, что ни колхозники за нами не придут, ни самолет искать нас не будет. – И, казалось, только что поняв смысл своих слов, он побледнел и воскликнул в отчаянии: – Пропали мы, товарищи!

У ребят словно мороз по спинам пробежал. С удивлением поглядели они на Гагика: он ли это, их веселый, неунывающий друг?

– Почему пропали? Что ты говоришь, Гагик? Не ты ли всегда говоришь: «Все хорошо кончается?»

– Да! – сказал Гагик. – Быть может, все и кончится хорошо, но надеяться мы должны только на себя. Ведь нас на Дальнем Востоке искать будут.

Воцарилось тяжелое молчание. Всех точно молния поразила. Какая – то слабость вдруг охватила Ашота, и он опустился на камень.

– Конечно, – упавшим голосом сказал он. – Конечно, они получили трое письмо и думают… Да и Шушик наболтала матери о тиграх.

И только что вспыхнувшая надежда мгновенно рухнула. День словно потемнел.

– Пропали, – повторил Саркис, и его длинные ноги задрожали, а губы посинели.

Шушик тихо плакала, мысленно обвиняя во всем Ашота.

Молчание нарушил Ашот.

– Ну ладно, не будем отчаиваться, – сказал он. – Пойдем в пещеру и разведем огонь. Там подумаем, как быть.

– Ходе якы – дырге хазар. Подумаем, – подтвердил Асо и взглянул на Шушик.:

– Что? – сквозь слезы спросила девочка.

Асо улыбнулся, обнажив два ряда необычайно белых, крепких зубов.

– Это наша курдская поговорка: «Бог один, а дверей тысяча», – объяснил, он.

– Ну, раз так, то из тысячи дверей одна авось и откроется. Пошли! – Ашот поднялся и решительными шагами двинулся вперед.

Нельзя было сказать, чтобы угроза остаться запертыми в Барсовом ущелье его не беспокоила. Он был отважнее других, но чувство страха коснулось и его сердца. Но в то же время этот «искатель приключений» был отчасти рад тому, что невольно попал в столь рискованное положение. К тому же он надеялся, что товарищи выберут его своим главой. Соединенными силами вступят они под его руководством в борьбу с дикой природой Барсова ущелья, в борьбу жестокую, неравную! Ведь они ничем не вооружены!

Оглянувшись назад, Ашот заметил, что Гагик о чем – то тихо беседует с грустной и усталой Шушик.

– О чем вы там шепчетесь?

– О тебе говорим, – вспыхнула Шушик. – Слишком уж ты самоуверен. Ты думаешь, что на земле нет никого отважнее тебя!

Девочка, разволновавшись, не договорила всего, что хотела бы ему сказать. А Ашот был искренне удивлен.

Это он – то самоуверен? Из чего это они вывели такое заключение? Впрочем, эти девчонки всегда несут невесть что. У них нет и капли фантазии, где там! Зато Гагик поймет его. И Асо тоже…

– Думай как хочешь, это твое дело, – обронил он после небольшой паузы. – Да, я стремлюсь вперед, всегда вперед! Ты считаешь это высокомерием? Считай. Спорить не стану.

Они дошли до своего жилья и, сбив с ног снег, вошли внутрь.

В пещере похолодало – огонь в костре почти потух. Ребята подбавили в него целую кучу хвороста и молча легли на свои постели.

Вскоре от костра крутыми завитками стал подниматься дым. Сухой хворост затрещал и вспыхнул.

Приятное тепло распространилось по пещере. Бледные лица порозовели. Понемногу ребята оправлялись от перенесенного ими потрясения и стали более спокойно относиться к происшедшему.

– Ну что ж, чего только не бывает в жизни. Испытаем и это, – рассуждал Гагик. – С товарищами не пропадешь.

Несмотря на то что в случившемся все мысленно обвиняли Ашота, решительных слов и действий ждали именно от него. Ведь ребята знали, что юные натуралисты средней школы имени Степана Шаумяна имели в его лице знающего и отважного вожака. На кого же им было теперь надеяться?

Участник охотничьих приключений отца, Ашот не раз попадал в тяжелое положение. Следовательно, один он и мог подсказать, как из него можно выйти. Он уже понимал, что по молчаливому сговору был избран своими товарищами и должен принять на себя руководство ими.

И в свойственной ему торжественной манере, точно выступая на каком-нибудь собрании, Ашот начал:

– Значит, товарищи, вот так, с пустыми руками, не имея в своем распоряжении ничего, совсем ничего, мы должны жить до тех пор, пока нас не разыщут или пока мы сами не найдем выхода из этой крепости. Так же как Робинзон, мы должны сами добывать себе средства для жизни.

– «Так же как Робинзон»! – плаксиво перебила его Шушик. – Робинзон попал на остров, где не было зимы, было тепло, растений много разных, а мы… И сколько у него запасов было!

– Да! И ламу он доил. Чего Робинзону недоставало? – поддержал девочку Гагик.

– Я не скрываю: у нас положение тяжелее, чем у Робинзона. Но ведь он был один, а сколько нас? Целый коллектив! И еще: как воспитывался Робинзон и как воспитываемся мы? Есть тут разница или нет? Подумайте-ка!

Ашот чувствовал, что товарищи нуждаются в уверенно сказанном слове. И он продолжал говорить твердо, спокойно:

– Правда, места, куда мы попали, бедные и скудные. Робинзон был куда счастливее нас. Однако, если мы будем действовать организованно, выдержим. Нам трудно придется, борьба с природой будет тяжелой. И для того, чтобы в этой борьбе никто не погиб, необходимо соблюдать строжайшую дисциплину. Поэтому я предлагаю прежде всего избрать начальника, которому мы все будем подчиняться. Все должны беспрекословно исполнять его распоряжения. Да, беспрекословно, как на фронте. Иначе пропадем. Согласны?

– Какой еще начальник? Опять ты командовать начинаешь? – вспыхнул Гагик. – «Нача-альник»! – протянул он иронически.

– Ну, пусть не начальник, а старший. Какая разница? Но нужен же кто-нибудь, кто будет следить за выполнением режима, установленного коллективом. Пожалуйста! Можем пионерское звено организовать, – предложил Ашот. – И изберем звеньевого.

– И звена не надо, – снова возразил Гагик. – Выберем просто старшего, и пусть он служит нам, как депутат служит избравшему его народу.

У Ашота было несколько иное представление о роли начальника, но он не стал противоречить.

– Ладно, называйте как хотите – начальник, звеньевой, старший или еще как-нибудь, – но подчиняться избранному мы должны.

– Конечно! Если только он будет хорошо служить тем, кто его избрал, – сказал Гагик. – А если не сумеет, предупреждаю заранее: мы его скинем… тайным голосованием.

– Нашим руководителем будешь ты, Ашот, – с такой торопливостью выразила свое мнение Шушик, словно опасалась, что могут выбрать кого – то другого.

– Да, да, ты, пожалуй, подойдешь, – снисходительно сказал Гагик, – только…

Впрочем, ладно. Ты подходишь.

– Чем же? – недоверчиво спросил Ашот.

Гагик говорил серьезно, но за его словами Ашоту чудилась какая – то каверза.

– Чем? – переспросил Гагик. – Да хотя бы тем, что даже в нашей обыкновенной товарищеской беседе ты ведешь себя как какой – то начальник, не желающий слушать других.

Ашот нахмурил брови и посмотрел на Асо и Саркиса. Но оба мальчика молчали.

– А ты, Саркис, что скажешь? – спросил Гагик.

– Мне все одно… Он нас сюда завел, пусть и думает о том, как нам быть. Я ни во что мешаться не буду.

– Придется, так вмешаешься, – твердо заявил Ашот. – Здесь тебе исключений не будет.

– Видел? Не говорил ли я, что он самый подходящий? – улыбнулся Гагик. – Не все могут так говорить.

Итак, Ашот был избран руководителем. Шушик первая высказалась за это, хотя и считала, что Ашот более суров, чем это необходимо. Не нравился девочке и его резкий, повелительный тон. Но кто знает, может быть, в этих суровых условиях нужно, чтобы начальник был именно таким?

– Я буду вашим руководителем, – заключил Ашот. – Саркис правду сказал: я стал причиной ваших бед, и я из кожи вылезу, лишь бы спасти и вас и себя. Ты правду сказал, – обратился он только к Саркису. – Но этот свой враждебный тон оставь. И хныканья чтоб я больше не слышал. А задачи наши я понимаю так. Мы должны думать о питании, разыскивать какую угодно еду. Надо устроить сносное жилье – ведь может случиться, что мы надолго застрянем в этом ущелье. Будем изготовлять орудия для расчистки тропинки от снега, – в общем, делать все, что в наших силах, чтобы уйти отсюда. Ах, если бы у нас был хоть нож! Ведь, без ножа мы ничего не сможем сделать.

– Нож у нас есть, – спокойно сказал Асо.

– Есть? – обрадованно вскочил с места Ашот. Глаза его засверкали так, словно он уже нашел способ выбраться из Барсова ущелья. – Не шутишь? Покажи!

Асо вынул из кармана и протянул Ашоту большой, грубый, но острый пастуший нож.

– Милый ты мой, братец курд! – восторженно, воскликнул Гагик. – Откуда же он у тебя?

– Как – откуда? У каждого курда нож висит на поясе.

Нож Асо переходил из рук в руки, и ребята с интересом, как диковину, рассматривали его.

Да, теперь очень многое можно было сделать.

Ашот, снова приняв начальственный вид, подводил итоги дня.

– Ну, теперь у нас есть дом, хотя, может быть, и не очень удобный, – говорил он. – У нас есть огонь – а это важнее всего, и есть нож.

– Извините, а одежда? – сказал Гагик, внимательно оглядывая товарищей. – Одна курдская аба чего стоит!

Действительно, одежды у ребят оказалось более или менее достаточно. Когда они собрались на ферму, моросил мелкий дождь, и для каждой матери это было счастливым поводом поосновательнее укутать своего «ребенка». Ашота уговорили поверх костюма надеть осеннее пальто. В таком же пальто была и Шушик. И только Гагик оделся легкомысленно: простая рубаха и летний пиджачок без подкладки.

Учтя все это имущество, или, как сказал Гагик, «подвергнув его инвентаризации», Ашот поднялся и скомандовал:

– Ну, вставайте, идем искать еду!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
О том, кто дары природы не всегда радуют желудок человека

Кто сказал, что Барсово ущелье бедно, что в нем нет пищи? Неверно! Там ее вдосталь. Но все то, что находили ребята, разрывая снег, переворачивая камни, обыскивая дупла, отнюдь не было пригодно для их питания. Ведь за многие тысячелетия кухня постепенно отдалила человека от того, что дарует ему сама природа.

Несмотря на то, что снег был глубок, все одушевленное население Барсова ущелья чем – то кормилось и жило. И козлы, и орлы, и куропатки… Даже зайцы, следы которых обнаружили ребята. И только сами они оставались голодными и чем дольше искали что-нибудь, что утолило бы их голод, тем больше охватывало их отчаяние.

Да и как же не прийти в отчаяние, если даже под дубами нельзя найти ни одного желудя! А ведь по всем признакам дубы в этом году дали богатый урожай. Об этом ясно говорили оставшиеся среди листьев пустые желудевые чашечки.

Под скалами, заключающими ущелье справа, ребята заметили старенькое ореховое дерево с раскинувшимися во все стороны ветвями. Уж не человек ли его тут посадил? Впрочем, плоды диких ореховых деревьев ничем не отличаются от культурных.

– Отгребите-ка снег, ребята. Орехи тоже неплохое питание, – то ли отчаявшись, то ли желая повысить настроение товарищей, сказал Ашот.

И, дуя на замерзшие пальцы, мальчики размели под деревом снег, осмотрели все изгибы и узлы корней. Нет, они не нашли ни одного ореха!

– Ну ладно. Допустим, что белки собрали и спрятали в своих складах все орехи. Но куда же девались желуди? Могут ли быть медведи в этой запертой крепости? – рассуждал Гагик.

Когда уставшие и голодные ребята снова собрались в своей пещере, Ашот сказал:

– Все животные оставляют на снегу следы. Судя по следам, здешние животные прячутся в пещерах. Завтра же пойдем, найдем какое-нибудь и…

– …надев ему на голову чью – либо шапку, вернемся, – закончил за Ашота Гагик.

Шутку все поняли – смешная, но никто даже не улыбнулся. Мысль о том, что они могут погибнуть от голода, да и сам голод не давали покоя.

– Не остри, – сказал Ашот. – Мы найдем способ. У нас есть нож. С его помощью попытаемся наделать и оружие и инструменты разные. Видели рисунки в учебнике – орудия первобытного человека? Вот такие…

Возражений не последовало, и Ашот обратился к Асо:

– Возьми нож и вырежь для каждого из нас по палке. Там, в молодом дубняке.

Асо вскочил с места и в знак послушания по – восточному приложил ладонь к правому глазу:

– Какие палки? Длинные или короткие?

– И длинные и короткие. Как ручку топора, как ручку лопаты, с оглоблю. Чтобы короткой можно было вблизи бить, а длинной – издали.

Ашот говорил таким деловым тоном, словно животное, сидя в пещере, только и ждало, когда он придет и начнет действовать своими дубинками, короткими и длинными.

– Гагик, иди за мной. Саркис, ты принеси несколько камней покрупнее. А Шушик будет следить за огнем. Вообще запомни, Шушик, что за огонь отвечаешь ты. Потухнет – опять волынка начнется.

– Огонь не потухнет! Я пойду с вами, – вскочила с места Шушик. – На что-нибудь пригожусь.

Единоначалие было нарушено. Ашот не сдержал досады.

– Но я ведь сказал, что ты должна остаться! – повысил он голос.

– Эх, – Ашот-джан, – вмешался Гагик, – видно, не знаешь ты женщин. Пусть идет. Ведь они чуть что, такой рев поднимут – не обрадуешься.

…В то время как невдалеке от пещеры Асо мастерил рукоятки для будущего оружия, Ашот осматривал росшие вокруг деревца и кусты.

«Надо найти молодую – и гибкую кору, из которой мы могли бы наделать веревок», – думал он.

Пещера, в которой ребята устроились, находилась в верхней части ущелья. От нее, казалось, оно и начиналось, сбегая вниз и все больше расширяясь.

Немного пониже когда – то, по – видимому, была впадина. Постепенно, в течение многих лет, потоки нанесли в нее песок и ил, сровняв с окружающей местностью. Образовалась небольшая ровная площадка, не больше гумна. На одном ее краю виднелась поросль тростника, а рядом стояли старая ива и два карагача – деревья, обычно растущие во влажных местах.

У молодого карагача кора гибкая и крепкая. Поэтому, когда Ашот подрезал ее, а затем подцепил и дернул, ветка сразу обнажилась. Вскоре таким же голым стал почти весь карагач, а около него на земле грудой лежали длинные полоски коры.

– Теперь у нас есть и веревки, – сказал Ашот. – Собирайте-ка их и несите к огню.

Вечером, при свете костра, Ашот привязывал к принесенным Асо палкам камни. Камни были разные – крупные и мелкие, острые, тупые, ребристые. Прикрепленные к палкам, они напоминали картинки из учебника истории. Словно со страниц книги сошли допотопные орудия – косые, кривые, но все же пригодные для удара.

– Этим, конечно, любого зверя можно стукнуть, но, жалко, – сразу ноги протянет, – осматривая большой «молот», мрачно пошутил Гагик.

Товарищи засмеялись, хотя и невесело. И все же вид «оружия» внушал им некоторые надежды. Но Ашот не был доволен.

– Бить – то ими, конечно, можно, но резать… Ни один для этого не годится.

– Верно, совсем тупые, – разочарованно поддакнула Шушик.

Ашот вышел и вскоре, кряхтя и охая, вкатил в пещеру два больших камня. Ударив один о другой, он расколол их на несколько остроконечных кусков.

Пол в пещере был из базальта, да такой гладкий, словно кто нарочно отшлифовал его.

– А ну, Саркис, возьми-ка этот камень и как следует отточи его острый край о базальт. Это будет наш топор.

Трудно сказать, тон ли, которым это было приказано, не понравился Саркису или вспомнились ему старые обиды, но мальчик даже не шелохнулся, будто и не слышал. Он сидел, опершись о какой – то пенек, и продолжал молча смотреть на огонь.

Ашот не стал повторять. Он сам отточил камень и накрепко прикрутил его к одной из рукояток.

– Теперь у нас есть и что – то вроде топора, и каменный молот, – подытожил он. – Но этого мало. Если не удастся выйти отсюда в ближайшие же дни, придется подумать об орудиях посерьезнее этих.

– Ты только об орудиях и говорить! А постели? – рассердилась, Шушик.

Действительно, «матрацы» из хвои пересохли, крошились и рассыпались. Из них вылезали и кололись жесткие ветки. Надо было освежить постели, подбавить в них и свежих веток и сухой листвы. Так, по крайней мере, думала Шушик.

– Он ведь известный охотник – зачем ему мягкая постель? – съязвил Саркис.

– Мягкая постель? Не о пружинных ли матрацах вы думаете? – насмешкой на насмешку ответил Ашот, хотя и почувствовал, что Шушик права.

Однако было поздно. Короткий день кончился, на дворе снова стало темно и холодно. Что можно найти в такое время?

– Ну, о еде и о постелях подумаем завтра. Поищем, – сказал Ашот. – А сейчас поговорим о том, как бы избавиться от этого проклятого дыма. – Он закашлялся и стал тереть слезящиеся от дыма глаза. – Совсем я от него ослеп. Гагик, не придумаешь ли ты чего?

– Отчего не придумать? Если лечь, дым не будет мучить, – хриплым голосом ответил Гагик и кивком головы показал на разлегшегося на полу Саркиса.

Сырые ветки шипели, дымились. Вход в пещеру был низкий, и клубы дыма скоплялись внутри нее, сгущались, поднимались к сводам. Действительно, только лежа можно было чувствовать себя сносно. И этот «рецепт» отлично усвоил Саркис.

Настроение у Ашота было скверное – самое подходящее для серьезного разговора с Саркисом.

И разговор получился неприятный.

– Саркис, – сказал Ашот, – мне не нравится, как ты себя ведешь. Все мы должны работать не щадя сил, чтобы не погибнуть. А двигаясь так, как ты…

– Я двигаюсь так, как привык! – резко прервал его Саркис.

– Я знаю, что ты так привык. Но тогда ты был дома и для тебя все было готово, а сейчас у нас нет ничего. Казалось бы, простая штука – огонь, но уже одна необходимость всегда его поддерживать требует от нас большого напряжения. Если все мы будем действовать, как ты, – даже хвороста для огня не сможем раздобыть, не говоря уже о еде.

Замечание было справедливым, но Саркис воспринял его болезненно.

– Выходит, что среди нас только я лодырь? – раздраженно спросил он.

«Ну как быть с этим человеком? – думал Ашот. – Все лихорадочно кидаются из стороны в сторону, каждый что – то делает для коллектива, а этот стоит, засунув руки в Карманы, или лежит у костра и плюет в потолок. Если же волей – неволей приходится идти на работу, плетется так, словно его на аркане волокут. И не сознает, что это противно, не терпит замечаний, оскорбляется…»

– Не обижайся, Саркис, не любишь ты работать, – мягко вмешалась Шушик.

– Этого еще недоставало, чтобы девчонки меня учили! Волос у вас длинный, да…

– Можешь не заканчивать! Знаю! – перебила его Шушик. – Но я напомню тебе, что, когда наша школа прокладывала аллею в Мейлу, ты тоже отказался участвовать.

– И хорошо сделал! Я буду надрываться, сажать вдоль дороги плодовые деревья, а каждый проходящий станет пользоваться ими? Нет уж…

Ашот с упреком покачивал головой и думал: «Каким языком говорить с этим парнем, чтобы он хоть что – то понял?»

Шушик напомнила сейчас о работе, начатой юными натуралистами под руководством Ашота, – работе, кстати сказать, с честью законченной.

Из Айгедзора до азербайджанского села Мейлу, богатого плодовыми садами, тянется среди хлопковых полей ровная дорога. По ее сторонам раньше не было ни деревца, ни кустика, а ведь это четыре километра! Под жгучим солнцем юга жарился путник, идя летом по этой дороге, обливался потом я мечтал о тени. И вот в начале прошлой весны пионеры двух сел – армянского и азербайджанского – решили насадить вдоль дороги фруктовые деревья.

Надо было видеть, с каким воодушевлением трудились ребята!

План посадок разработал кружок юных натуралистов Айгедзора, но в работе приняли участие почти все. Что до Саркиса, то он, как обычно, держался в стороне, да еще и злословил: «Подумаешь, людей удивляют!»

Так день за днем, сажая каждый по нескольку деревцев, армянские и азербайджанские ребята сошлись наконец на середине дороги, прокричали громкое «ура» и горячо обнялись. Четырехкилометровая аллея, посаженная их руками, была готова. Ее решили назвать «Аллеей дружбы». Ребятами восхищались и в районе, и в центре. А журнал «Пионер» напечатал об «Аллее дружбы» целый рассказ, И не зря.

Попади сейчас наш читатель в Айгедзор, он увидит два ряда стройных молодых деревцев, выстроившихся, как пионеры на линейке, вдоль дороги Мейлу – Айгедзор. Увидит и висящие на «шее» каждого деревца квадратные дощечки с именами тех, кто их сажал и ухаживает за ними: со стороны Мейлу – Мехти Аббас-оглы, Кярим Мустафаев, Хала Мамадкызы… Со стороны Айгедзора – на трех самых пышных саженцах, открывающих аллею, имя Ашота Сароянца, затем Анаид Мирзоян, Гагика Камсаряна, Шушик Миракян… По нескольку десятков имен с каждой стороны!

Проходят по «Аллее дружбы» люди – свои, чужие – и видят, кто лучше, а кто хуже ухаживает за своими посадками. Сами деревья молча рассказывают об этом… А колхозники из Мейлу и Айгедзора с гордостью читают на дощечках имена своих ребят.

Пройдут годы, ребята станут взрослыми людьми, а сегодняшние саженцы – огромными деревьями. И усталый путник, отдыхая в тени и освежаясь чудесными плодами, пожелает:

«Пусть всегда останутся молодыми руки тех, кто посадил и вспоил эти деревья…»

Вот какое большое дело сделали пионеры из Мейлу и Айгедзора! Великую радость и удовлетворение доставил им этот труд. Только один Саркис не испытал этой радости, и все потому, что у этого мальчика был дурной характер и был он дурно воспитан.

Настало утро. Начинался четвертый день пребывания ребят в плену у Барсова ущелья.

Один за другим они выбрались из пещеры, но, не выдержав холода раннего утра, вернулись и раздули огонь в костре. Снова под сводами пещеры скопился и начал томить их дым.

Опять пришлось лечь плашмя на жесткие постели.

Как поздно заглядывает солнце в это ущелье! Весь мир, кажется, уже согрет его живительными лучами, а здесь – сплошной туман.

Но вот наконец с вершин, окружавших ущелье с востока, оно проникло сюда, и мелодичной хвалебной песней встретила его восход притаившаяся где – то в скалах горная курочка.

Эта песня взволновала Ашота, оживила в нем охотничий инстинкт.

– Не волнуйтесь, – обратился он к товарищам, – теперь мы или зайца, или каменную куропатку поймаем. День настоящий охотничий, снег глубокий.

– А для нас он не глубок? – простодушно спросила Шушик.

– Для нас, может быть, но не для тебя. Ты за огонь отвечаешь, поняла?

А мальчикам тоном опытного охотника Ашот пояснил:

– Когда снег глубокий, и куропатка и заяц вынуждены раскапывать его в поисках пищи. Нам надо проследить их и поймать именно тогда, когда они зарылись в снегу. Поняли?

– Больше половины, – засмеялся Гагик и повернулся к Шушик: – Вот тебе дубинка, оставайся у костра. Если придет медведь, попроси его подождать. Мы, как вернемся, не задержим его: быстро спустим с него шкуру. – Но, заметив осуждающий взгляд Ашота, Гагик замялся. – Прошу извинить, – сказал он. – Я, кажется, взял на себя твои обязанности.

– Да, и этого делать не следует, хотя, в общем, ты распорядился правильно. Ты, Шушик, останься и постарайся найти еще листьев для наших постелей. И травы нарви там, где снега мало.

– Почему именно травы? – возразила девочка. – Можно мягкую постель сделать и из моха. На этих деревьях его сколько угодно. Мы обдерем…

– Ладно, пошли. Привяжи Бойнаха: он будет лаять, спугнет дичь.

Вооружившись «орудиями каменного века», ребята двинулись в путь. Ашот надеялся, что зайцы могли прийти ночью к карагачу полакомиться его мягкой, вкусной корой. Ведь на снегу еще остались обрывки «лент». И верно – вот что значит быть охотником! – на противоположном склоне виднелись заячьи следы, ведущие к карагачу. Заяц, видимо, уже побывал здесь, погрыз кору, попрыгал, побегал вокруг да около, оставив столько путаных тропок, что неопытному человеку могло бы показаться, будто у карагача плясало целое заячье стадо.

Однако наметанный глаз Ашота сразу решил, что все эти следы принадлежат только одному животному. С трудом разобравшись в их лабиринте, он выбрал тот след, который выводил наружу. Уверенно пошел по нему Ашот к южному краю ущелья, дав знать товарищам, чтобы они тихо – тихо (он приложил палец к губам) следовали за ним.

Ашот был в таком лихорадочном состоянии и шел с таким таинственным видом, что Гагик с трудом сдерживал смех.

Чем ниже ребята спускались, тем шире становилось ущелье, и наконец в южной своей части оно переходило в плато.

Сюда и вел след зайца. Снег был так глубок, что ребята с трудом передвигались.

– Погодите! – остановился вдруг Гагик. – Надо прикинуть, сколько он весит.

– Кто? – Заяц.

– Да брось ты! – Ашот начинал сердиться.

– Но зачем нам, братец, зря мучиться? Прежде чем я не узнаю, сколько в нем килограммов, не стану бегать за ним с пустым брюхом.

Что было делать? Возмущаться? Смеяться? У всех животы с голоду подвело, головы кружатся, кричать хочется, такое берет отчаяние, а он острит.

– Зайцы в наших местах в среднем три кило весят, – . наугад сказал Ашот. – Пошли.

– Три? – И Гагик, загибая пальцы, начал задумчиво что – то вычислять. – Потроха – Бойнаху – останется два с половиной килограмма. Шкурка – двести граммов… – бормотал он.

Вскоре ребята сошли в Заячью обитель, как Гагик окрестил эту площадку. Еще издали было видно отверстие, проделанное зайцем в снегу. Там он, должно быть, и прятался или ушел, проделав туннель.

Когда, стараясь не шуметь, мальчики подошли к этому отверстию, Гагик вдруг снова остановился, посмотрел на свой неуклюжий не то топор, не то молот и спросил:

– А не совестно ли, ребята? Вчетвером, с огромными дубинами – и… за каким – то одним несчастным зайцем! А? Я, честно говоря, стыжусь.

– Ссс! – сердито зашептал Ашот.

Но было уже поздно: заяц выскочил из дыры в снегу, сделал большой прыжок и, энергично перебирая лапками, стремительно унесся. Он несколько раз глубоко проваливался в снег, барахтался в нем, словно плавал, но неизменно выскакивал и мчался дальше, пока не затерялся среди огромных камней.

Жаль, что Бойнаха оставили в пещере. Ребята боялись, что он помешает охоте а именно он – то, пожалуй, и поймал бы этого зайца.

– Съел? – раздраженно накинулся на Гагика Ашот. – Дурачишься не к месту, вот теперь и сиди голодный и скули!