Текст книги "Пленники Барсова ущелья (илл. А. Лурье) 1956г."

Автор книги: Вахтанг Ананян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
О том, куда вела таинственная тропа

– Ну, больные, набили животы виноградом? – весело спросил, вернувшись в пещеру, Ашот.

Но он только старался казаться веселым. Мысли его неотвязно возвращались к вопросу: куда ведут каменные ступени?

Подняться по ним ребята не осмелились и решили вернуться и спокойно обсудить, что делать дальше.

– Да, живот мой распух, а опухоль опала, – впервые за все время пошутил Саркис.

А Шушик улыбалась счастливой улыбкой существа, вновь возвращающегося к жизни. Ей стало много лучше.

– Каждый из вас по двадцать порошков глюкозы принял, еще бы не опасть опухоли! – высказал свое мнение Гагик Шушик прислушивалась к шутливым разговорам, но чувствовала, что оба товарища чем-то озабочены.

– Что случилось? И почему вы не принесли с собой винограда? – спросила она, подозрительно поглядывая на мальчиков.

– Ничего не случилось. Асо, где наше тяжелое оружие? Перед пещерой? И его возьмем. – И, словно оправдываясь, Ашот добавил: – Надо быть осторожным. Осторожность – это не трусость.

– Что случилось? Куда вы идете? – совсем обеспокоилась Шушик. В ее голубых глазах вспыхнула тревога.

– Ничего особенного. Идем лешего убивать, – беззаботно ответил Гагик. – На охоту идем, не беспокойся.

Оставив девочку с Саркисом в тревожном состоянии, Ашот, Гагик и Асо вскоре вышли из пещеры. Они взяли свое первобытное оружие, копья, каменный топор и стали спускаться.

Неожиданно Ашот остановился:

– Посмотрите-ка! – показал он на противоположную скалу. Из-за верхушки ее высовывалась голова, вооруженная двумя огромными рогами: дикий козел осторожно следил за движениями людей.

Это было спасение, и бурная волна радости поднялась в сердцах ребят.

– Дорогой ты наш! Ну, пожертвуй же скорее во имя нас своей жизнью! – воскликнул Гагик.

– Будь спокоен, сейчас и без наших просьб зверь уже завтракает одним из них. Вот это хорошо вышло! – воскликнул Ашот, но тут же предупредил товарищей: – Как бы там ни было, но надо быть осторожными. Кто знает…

– Да, Ашот! Вдруг леший и впрямь там живет. Гагик, конечно, не верил в легенду о лешем, но какой-то безотчетный страх все же мучил его.

– Ну, Ашот, пока с нами нет Шушик, сознайся, что и ты боишься… Не очень, но немножко, вот столечко, с мой ноготь, – приставал он к товарищу.

– Конечно, боюсь. Ведь я же отвечаю за вашу жизнь.

– Как член совета отряда? – съязвил Гагик, и в черных глазах его было столько лукавства, а шутка оказалась такой острой, что Ашоту осталось лишь сделать вид, будто все это – просто дружеская болтовня, не более.

– Не болтай, а не то… – сказал он и, взяв Гагика за шиворот, повалил его на покрытую мягкими палыми листьями землю и придавил коленом.

– Не боишься! Ничего ты не боишься! – пыхтел Гагик. – Ты у нас отважнее самого Давида Сасунского! Пусти!

Но как только Ашот отпустил его, Гагик ловко Подставил ему ножку, и тот грузно повалился на землю. Прежде чем Ашот пришел в себя, Гагик уже сидел на нем верхом.

Началась борьба. Она шла с переменным успехом. Тяжело дыша, оба катались по земле, и то один прижимал к ней противника, то другой. По-видимому, та «глюкоза», о которой говорил Гагик, уже дала результаты и сладкий плодовый сахар прибавил ребятам сил. Им захотелось играть, возиться, смеяться. Они и о враге своем, кажется, начали забывать.

Наконец, устав, оба поднялись на ноги и улыбнулись друг другу. В первый раз за все время пребывания в Барсовом ущелье они позволили себе немного развлечься.

Вскоре, снова с копьями в руках, ребята уже стояли на ступенях каменной лестницы, которая была зажата в узком коридоре, образованном двумя высокими рыжими скалами.

Ашот, конечно, первым начал «восхождение». Но, поднявшись на несколько ступеней, замедлил шаги. Дорогу преграждали буйно разросшиеся кусты терна и шиповника; ступени, влажные от устилавшей их растительности, густо покрыл мох. Было видно, что давно, очень давно здесь не ступала нога человека.

Но вот справа, в скале, ребята увидели полуоткрытую деревянную дверь.

Ашот, вздрогнув, остановился.

Удивительное дело! То, что где-то поблизости жил или сейчас живет человек, ничуть не обрадовало ребят. Наоборот, их охватил безотчетный, необъяснимый страх. С трудом справившись с волнением, Ашот обернулся к товарищам и сказал им тоном военного приказа:

– Следуйте за мной!

– Не бойся, я, как гора, защищаю тебя с тыла! – отозвался Гагик, хотя сам явно трусил и нервная дрожь пробегала по всему его телу.

– Ро-ота, вперед! Пулеметы готовь! – скомандовал он.

К сожалению, никто не отозвался, не поднял в страхе рук, не сдался.

Пещера была молчалива.

Ашот толкнул ногой дверь, и храброе войско остановилось на пороге.

Вначале в сумерках, царивших внутри помещения, ничего нельзя было разобрать. Но привыкнув, ребята заметили на полу золу от очага, угли, несколько головешек. И на всем этом лежал густой слой чего-то бурого, похожего на помет, но не птичий и не козий.

Наклонившись, Ашот с любопытством рассматривал эту массу.

– А! – сказал он, догадавшись, и, отступив назад, прикрыл дверь.

– Что там? – оживился Гагик.

– Ушаны.

– Что ж, и это неплохо. А большие они? А сколько кило они весят?

Ашот фыркнул:

– Об этом забудь – снова в дураках окажешься. Поднимись-ка лучше ко мне на плечи и заткни курткой дыру над дверью.

Гагик, стоявший у входа, замялся.

– Я тут постою, посторожу, а ты оглядись, хорошенько – никто там не живет?

– Никто. Раз ушаны поселились – значит, здесь пусто. Сейчас они на зиму спать залегли. Тише, не разбуди.

– Ты видел их? Где?

– К потолку подвесились. Скорее поднимайся сюда. Дыра над дверью когда-то служила, по-видимому, дымоходом. Это было видно по черной полосе копоти.

Гагик влез на плечи к Ашоту, заделал отверстие своей курткой и сказал:

– Ну, покажи теперь, где твои ушаны.

– Погоди, улетят. Дверные задвижки в порядке? Дверь? Одно только название от нее и осталось! На деле же это было несколько бревнышек, отесанных топором и кое-как скрепленных друг с другом. Поврежденные временем, дождями и ветрами, они едва держались.

Заткнув щели ветками и листьями, ребята сели, чтобы посоветоваться.

Жилище хозяина сада было несомненно лучше их Воробьиной пещеры – глубокое, теплое, с дверью. Подпирая ее изнутри, можно было бы считать себя в безопасности от разных нежелательных посещений. В общем ясно, что надо было переселяться. Однако, когда они вы шли из пещеры, Гагик сказал, что надо бы, пока свет ло, поработать на тропинке, а перебираться на новую квартиру – вечером. Ведь и так уже они много времени потратили на виноград, на поиски этого жилища.

– Ладно, – согласился Ашот, – пошли.

Когда они были уже на Дьявольской тропе, лицо Ашота озарилось самодовольной улыбкой.

– Вот видите, – сказал он, – значит, труд наш не пропал впустую. Мы открыли козам путь в ущелье, а они спасут нас от барса, – И он указал на оставленные животными следы.

И в самом деле: словно целое стадо коз прошло по Дьявольской тропе в Барсово ущелье.

– Слушай, Ашот! А может быть, они открыли нам дорогу? – обрадовался Гагик.

Они прошли по тропинке дальше. Там, где снег еще лежал, следы коз обрывались. Впереди склон, покрытый снегом, был гладкий, как зеркало. Внизу зияла пропасть, вверху была скала. Странно… Не с неба же свалились эти козы!

Наметанный глаз Ашота заметил, однако, что в одном месте на расчищенную часть тропинки сверху скатился снег. Значит, козы спустились со скалы!

Ашот внимательно оглядел ее выступы и обрадованно воскликнул:

– Сверху пришли! Ну и черти! С выступа на выступ перепрыгивали, так и добрались. Вот это риск! Разве волк смог бы спуститься по такой крутизне?

– А не сможем ли мы проделать их путь? – спросил Гагик. Прислонившись к скале, он выставил вперед свое худенькое плечо. – А ну, Ашот, стань-ка на меня, попробуем. Нет, нет, ты тяжеловат. Асо, лезь лучше ты.

Асо вскарабкался на плечи Гагика, ухватился рукой за выступ, подтянулся, уперся ногами и стал на карнизике посреди скалы. – Здесь есть следы коз, Ашот, – объявил он.

– Протяни руку, погляди, не достанешь ли ты до верхушки скалы.

– Нет, не достану. Если кто меня поддержит снизу, тогда, может, и дотянусь до края. Вон до того верхнего клина.

Но Асо и сам-то едва стоял на этом краешке камня. Кто бы осмелился подставить ему свою спину? А если бы и подставил, достаточно, чтобы у Асо дрогнули ноги – оба потеряют равновесие.

– Сойди, сойди! – крикнул ему снизу Ашот. Потеряв вспыхнувшую было надежду на освобождение, ребята снова занялись своей работой.

Когда они дошли до туннеля, половина которого уже была освобождена, Гагик выхватил из рук Ашота свою самодельную лопату и начал быстро выбрасывать наружу снег.

– Честное слово, Ашот, виноград в животе моем уже стал молодым вином – горю! Готов до поздней ночи работать! Асо, ты что застыл? Сбрасывай снег. Так! Теперь уже не мы дорогу отрывать будем, а наш друг маджар,[29]29
  Маджаp – молодое вино.


[Закрыть] – балагурил Гагик.

– Рад на чужие плечи переложить, – кольнул Ашот.

– Нет, Ашот, ты не знаешь… Вот послушай, что я тебе расскажу. Я по утрам в школу уходил, отец с матерью – в поле. Приусадебный сад наш оставался невскопанным. Как-то вечером отец вернулся с работы, взял лопату – и в сад. Я за ним. Вошли, видим – наш старый дед с заступом в руках трудится. Пот с него градом льет. Нам и клочка не оставил – все перекопал от края до края. Удивились мы. «Когда это ты успел?» – спрашиваем. А он смеется: «Разве это я? Это тутовая водка».

Весело шутя, мальчики проработали до самых сумерек, и к вечеру туннель был очищен. Они вышли на другой его конец. – Завтра дойдем и до выхода на гору.

– А на другой день – и из ущелья. Все отдам за твои слезы, мамочка! – говорил Гагик. – Ничего, потерпи, скоро твой дикий бычок дома будет. Ребята, а не пойти ли нам сейчас на свидание с виноградом?

Товарищи удивленно посмотрели на Гагика.

– В темноте?

– Ты только укажи, где покушать можно, я и в темноте управлюсь!

Цепляясь друг за друга, они спустились с тропы в ущелье и почти бегом, размахивая головешками, направились прямо в Виноградный сад. Вскоре, нагруженные полновесными кистями, мальчики вернулись в пещеру.

Было поздно, поэтому переселение в новое жилье отложили на утро. Что же до Гагика, то он вообще был против.

– Всего на день, на два и осталось нам работы, – говорил он, – стоит ли возиться?

И до известной степени он был прав. Вопрос о пище решился самым неожиданным образом – ее было вдоволь. Значит, теперь-то они безусловно выйдут из ущелья. Как метко сказал Гагик, отныне виноград – их верный союзник.

Этот вечер был для ребят самым радостным из всех проведенных в Барсовом ущелье. После ужина Асо, достав из-за пояса свою свирель, стал наигрывать веселые мелодии, а Гагик даже предложил сплясать.

– Ну кому сейчас до пляски? – удивился Ашот.

– А что же? Поток, что ли, залить нас должен, чтобы мы о танцах вспомнили? А ну, Асо, кочар и !

И, положив руки на плечи Ашоту, Гагик начал плясать, а Шушик и Саркис смотрели на них улыбаясь.

Однако плясуны скоро устали, и, усевшись у костра, все стали молча слушать игру Асо. Его свирель заливалась, и то печаль звучала в ней, то звенела она весело и задорно.

Время от времени, отрывая губы от свирели, Асо пел. При этом он отворачивался от огня и по-курдски прикладывал руку к уху.

 
Бериванэ, бериванэ,
Иро мыни глан гати глан,
Ази гукахэ быкям… —
 

приятным мягким голосом пел пастушок.

Что это были за слова И что было в этой песне? Чем она так волновала певца, чем веселила его, озаряя лицо теплой улыбкой?

– И ты думаешь, что мы поняли это твое «иро мы-ни?» – спросил Гагик.

– Это песня курдов-кочевников, – пояснил Асо. – Вот что в ней говорится: «Бериванэ, бериванэ (это значит – доярки, доярки), среди вас ли моя любимая? Если среди вас, то передайте ей: «Девушка, гибель моя, найди предлог, возьми кувшин твой, приходи к роднику, поговорим, пошутим». Если спросит мать: «Почему запоздала, дочка?» – скажи ей: «Бусы рассыпались, собирала».

– Молодец, Асо! Ну, дальше, дальше, – торопил его Гагик.

– Что же дальше? Песни у нас все такие, все про девушек, – спрятав лицо за спиной Ашота, смущенно ответил Асо.

– Ну и хорошо. Пой и переводи, – настаивал Гагик, которому песни пастухов-курдов очень нравились.

– Ладно, – согласился Асо, – спою еще одну.

И снова, прикрыв правой рукой ухо и спрятав голову в тень, запел.

Пел он так долго, что, казалось, целую любовную поэму пропел. Но, когда перевел, оказалось, что это всего только четверостишие, с которым юноша обращается к девушке: «О соседи, если вы не знаете моей любимой, я скажу вам ее приметы: она стройна, глаза красивые, лоб мраморный, цвет лица смуглый. И всегда идет она впереди всех девушек».

А девушка отвечает парню:

«Сегодня в село табак привезли, купила для милого своего. Хорошо, если примет дар мой. Если же не захочет, добавлю к табаку два поцелуя – тогда не откажется».

Шушик от души смеялась, а пастушок от смущения надвинул свой колпак на самые глаза. Но потом он снова запел и долго развлекал товарищей, перенося их в мир простодушных пастухов-кочевников. Заметив наконец, что у Шушик отяжелели веки, Асо умолк.

– Груши вешать начала, – подмигнув в сторону девочки, сказал Гагик, поднялся и вышел из пещеры.

Ашот и Асо последовали за ним.

Была ясная ночь. Небо смотрело на землю мириадами искрящихся глаз. Вдали, на склонах Арарата, вспыхивали гигантские факелы. Они разгорались и огненными лентами охватывали подножие горы.

– Это ихние курды подожгли траву, – сказал Асо. – Отец говорил, что на том берегу реки лежат поля, когда-то принадлежавшие армянам. Их захватили турки, но не пользуются ими – не пашут, не сеют, не собирают урожая. Край стал диким. Траву не косят, и старая мешается с новой. Трава такая густая и высокая, что конь с всадником утопают в ней. Вот каждую осень пастухи-курды и сжигают старую, сухую траву, чтобы дать место новой.

Асо умолк, затем, после небольшой паузы, серьезно и рассудительно, как взрослый, продолжал:

– У армян горя много было, но и у нас, курдов, не мало. Видите вы тот горящий край? Раньше там много курдов жило. Англичане дали им ружья и сказали: «Турки вам житья не дают, сражайтесь с ними, мы вам поможем свое государство создать». Курды и начали биться с турками, да неудачно. Те их потеснили к подножиям Малого Арарата, на иранские земли. Потом турки отрезали где-то у себя кусок земли и отдали его Ирану, а взамен получили тот клочок, где курды поселились. Привели туда большое войско, погнали курдов к берегам Араз-реки и всех там перебили. Кто в живых остался – перебрался через реку. Отец мой встретил нескольких таких. Они-то и рассказали ему о своем несчастье.

– Скоро рассветает, пойдем в пещеру, – поеживаясь, сказал Саркис.

Опираясь на палку, он тоже вышел на воздух и стоял позади товарищей.

– Откуда ты знаешь, что скоро рассветает? – спросил его Асо.

– А вон Утренняя звезда взошла. Пастушок засмеялся:

– Это не Утренняя звезда, это Карван-гран, – так называют ее курды. Многих обманывала эта звезда. Помнишь, Ашот, я назвал ее в ту ночь, когда нас залил поток? Хотел рассказать, почему ее так называют, да так и не успел. «Карван-гран» – это значит «Грабитель караванов». Случается, что когда еще ночь и верблюды мирно жуют свою жвачку, один из погонщиков вдруг говорит: «Утренняя звезда взошла, пора в дорогу, поднимайте животных». Не знают погонщики хорошо звезд и так же, как наш Саркис, принимают эту звезду за Утреннюю. Она тоже, правда, яркая, но выходит раньше. Вот ошибется так погонщик и поднимает караван. Идет, идет, а рассвета все нет. Грабители и пользуются этим. Окружают, убивают погонщиков, грабят. Потому и называют эту звезду «Грабитель караванов». Ну, пойдем, правда становится холодно.

Они улеглись вокруг костра на мягкие постели из листьев, прижались друг к другу. Из своего угла Асо видел побледневшее лицо Шушик. Печальная улыбка пробегала по ее губам. «Вероятно, видит во сне мать…» – только и успел подумать мальчик и сам уснул – так быстро и так сладко, как могут засыпать только пастухи, постоянно живущие среди природы.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
О том, как быстро пленника Барсова ущелья укорачивали путь, ведущий к свободе

– Ну, что же мы теперь будем делать? – утром двадцать восьмого дня спросил товарищей Ашот. – Осматривать наше новое жилье пойдем, в сад отправимся или на Дьявольскую тропу?

– Конечно, виноград есть проще всего. Но нам, к сожалению, надо выбрать то, что потруднее, – сказал Гагик.

– Я тоже так думаю, Гагик, я только хотел вас испытать. По-моему, мы должны сегодня до самых сумерек расчищать дорогу.

Саркис поднялся и, опираясь на палку, подошел к товарищам.

– До каких же пор я-то буду без работы оставаться? – смущенно спросил он. – Нет, в самом деле. Вы бы меня в сад, что ли, как-нибудь свели – хоть винограда для вас нарву.

– Что ж, пускай попробует, – посоветовал Гагик.

– Но если он один пойдет, то опять может сустав повредить, – предостерег «хаким» Асо.

– Что поделаешь, придется дотащить его до виноградника. А ты не побоишься остаться одна, Шушик? – спросил Ашот. – Смотри не забудь развести перед пещерой костер… да пожарче. Ну, не боишься? – переспросил он.

– Нет… Я буду глядеть на вас отсюда. Немного погреюсь на солнце, почитаю. Я уже соскучилась по книгам.

– И будешь слушать, как куропатки поют? Нет, нашей жизни, Ашот, только позавидовать можно! – заключил Гагик. – Ну, двигайтесь! А кто же из нас этого долговязого на себе дотащит – я или ты, Асо?

Кое-как Саркиса довели до виноградника и оставили там.

Наломав сухой виноградной лозы, ребята разожгли здесь жаркий костер. Такие же костры запылали и перед пещерой на Дьявольской тропе. Дым, казалось, окутал все ущелье – разве останется тут теперь какой-нибудь зверь?

Нет, бояться Саркису было нечего, тем более что товарищи работали на противоположном склоне, недалеко от него. Вон Гагик с шумом, с обычной своей болтовней сбрасывает снег с тропки.

И, стараясь не думать об опасности, Саркис начал собирать виноград. Нелегко ему было вытаскивать из-под снега спутанные виноградные лозы. В жизни своей не знавшие ножниц, они из года в год все удлинялись и так переплелись, что не было сил разорвать их. Чтобы сорвать несколько кистей, Саркису пришлось немало потрудиться, тем более что у него все еще побаливала нога, не зажила и рана на локте. Но мысль о том, что это его первая работа, да к тому же работа для товарищей, помогала ему, делала его сильнее и терпеливее.

Уставая, Саркис садился на какой-нибудь камень и смотрел на сложенные кучкой гроздья.

Большая часть винограда увяла, но и в сморщенных ягодах еще было много сладкого сока. Те же, что совсем высохли, превратились в отличный изюм.

Саркис наслаждался виноградом. Но общипывал он кисти похуже, а хорошие откладывал в сторону. «Это для Шушик, – говорил он мысленно. – А это для Ашота – не будь его, мы пропали бы. А для Асо? Ведь это его дубинка помогла мне выбраться. Не будь дубинки… Нет, дубинка ни при чем. Товарищи нашли бы другой способ. Асо просто хороший парень, честный, чистый! Вот эта кисть – ему…»

«Бериванэ, бериванэ…»– зазвучала в ушах Саркиса удивительная песенка пастушка.

«А Гагик? Кусается, как скорпион, но сердце у него простое, хорошее. Эти длинные ягоды – ему».

Неожиданно послышался шорох, и из-под снега выбежало какое-то серое плоское животное. Быстро-быстро перебирая коротенькими ножками и неуклюже переваливаясь с боку на бок, оно спешило к скалам. Животное немного напоминало медвежонка, и Саркис испуганно вскрикнул:

– Ой, Медведь, медведь Ребята услышали его крик и отозвались;

– Не бойся, это барсук! Он приходил виноградом лакомиться.

Оказывается, Ашот тоже заметил зверька и даже издали узнал его.

– Хватай его за хвост, иду на подмогу! – закричал сверху Гагик.

Ах, если бы они были поближе к Саркису! Тогда можно было бы окружить этого зверька я оглушить дубинками. Осенью барсуки такие жирные, мясистые!

Ашот, схватив лопату, кинулся было вниз, но на полдороге остановился. Поздно: зверек, выбежав из сада, мигом затерялся среди камней – не поймать!

– Жаль, – пробормотал Ашот.

«Барсук?» – удивился Саркис. Вот так скандал! Ашот, конечно, не испугался бы его и Асо тоже. Фу ты, черт!

И отчего это, в самом деле, он не такой смелый, как они? Взять, к примеру, Асо. Поля, горы, ущелья – вот его стихия. Да и Ашот тоже!.. А он? Нет, конечно, Ашот прав: родители из него маменькиного сынка вырастили.

«Если мы еще долго тут пробудем, я переменюсь», – решил Саркис, но сам же ужаснулся этой мысли. Он так истосковался по мягкой постели, по вкусной еде, приготовленной матерью, по… по складу?… Нет! Даже слово «склад» он вспоминал теперь с каким-то неприятным чувством. И для него и для отца с этим словом связано что-то унижающее.

«Заставлю отца бросить это дело! Пусть косу в руки возьмет, пусть хлопчатник орошает», – думал он, понимая, что впервые восстает против своего родителя, против тех правил и порядков, которые царили в их доме.

– Саркис, ты сможешь прислать нам двадцать порций глюкозы? – крикнул сверху Гагик.

– Пятьдесят пришлю! Поглядите-ка, сколько я нарвал! – радостно отозвался он.

– Туман у меня в глазах, не вижу, что ты там показываешь! – кричал Гагик. – Ах, Ашот, – добавил он тихо, – был бы хоть кусочек черного хлеба, разом бы этот туман прошел. И как это мы раньше не ценили вкуса черного хлеба!

Повернувшись к ущелью, Гагик снова крикнул:

– Эй, Саркис! Вижу, как тебя еда изводит, и просто сердце ноет. Все самое трудное тебе поручают… Посылаем тебе в подкрепление Асо, а то мы уже истосковались по виноградику.

В другое время Саркис отнесся бы к шутке Гагика с презрением, но сейчас она заставила его вспыхнуть до корней волос. Даже большие уши налились кровью. Действительно, товарищи, рискуя жизнью, работают, пробивают путь к спасению, а он виноград ест.

После пережитых злоключений мальчик многое стал понимать и, горько улыбаясь, думал: «А ведь для моей матери я был лучшим парнем в селе».

Асо быстро набрал полную полу винограда и направился к товарищам. Однако, сам того не заметив, он вдруг свернул к пещере. У входа в нее с книжкой в руках сидела Шушик.

– У меня есть виноград, зачем ты принес? – спросила она.

– Такого нет. Погляди, какие кисти! Увидел я их и подумал: «Отнесу сестричке, не то сам и ягодки проглотить не смогу», – сказал Асо и засмеялся. Теперь он уже не так смущался, говоря с Шушик.

– Ох, и как же ты посмелел, Асо! – сказала девочка. – А ведь кисти и вправду чудесные! Эту я трогать не стану, спрячу для мамы, – держа на ладонях гроздь рубинами сверкавшего на солнце винограда, добавила она: – Ведь завтра мы будем дома. Правда, Асо? Ты опять вернешься на ферму. Но я тебя не забуду…

Шушик была растрогана, словно минуты неизбежной разлуки уже наступили.

– Я тоже тебя не забуду. Сяду на верхушке скалы, буду играть на свирели и вспоминать тебя.

Да, дружба, возникшая в дни общих тяжелых испытаний, – не простая дружба. Она не рушится в течение всей жизни.

На сердце у ребят было весело. Как хорошо все идет! Скорее всего, эта ночь будет последней ночью в сырой и холодной пещере, а завтра вечером, сидя у своих жарко пылающих семейных очагов, они поведают близким о своих удивительных приключениях.