Текст книги "Избавление от КГБ"

Автор книги: Вадим Бакатин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

10. Конец Союза

Прошлое оплачено, настоящее ускользает, будьте в будущем.

Гастон де Левис

1 декабря 1991 года проходили президентские выборы на Украине, в Казахстане, Приднестровье и Гагаузии. Избранный Президентом Украины Леонид Кравчук заявил, что с выходом «из империи для Украины никакой катастрофы не будет, потому что она потенциально богатое государство. Союзный договор Украина не подпишет». Трудно сказать, чего здесь больше – эгоизма или цинизма. Но эта губительная политика как будто бы базировалась на волеизъявлении 90 процентов избирателей Украины, которые в тот же день на референдуме высказались в поддержку акта о провозглашении независимости республики. Исход референдума был предопределен заранее. Разве можно себе представить, чтобы кто-то голосовал против «свободы»?

3 декабря было распространено заявление Президента РСФСР Ельцина, в котором говорилось: «Российское руководство заявляет о признании независимости Украины в соответствии с демократическим волеизъявлением ее народа». В документе отмечалась необходимость как можно скорее приступить к становлению новых межгосударственных отношений между Россией и Украиной.

2 декабря я по моей просьбе был принят Б. Н. Ельциным. Это была короткая встреча. Я просил Президента России решить вопрос финансирования МСБ до конца года. В ходе разговора напомнил о его согласии принять в России в январе 1992 года миссию сэра Аллана Пикока, организованную директором Венского отделения ООН госпожой Маргарет Энсти по моей просьбе. Цель этой миссии – рекомендации социальной защиты населения в условиях перехода к рынку. Еще я попросил Бориса Николаевича подписать короткое обращение к сотрудникам новой службы «МСБ». Разговор не мог не коснуться ситуации на Украине. Здесь у нас было общее мнение. Надо отнестись к этому спокойно, признать итоги референдума. Но через пару дней неожиданностью для меня явился звонок из Беларуси. На субботу и воскресенье ждут в Минске Ельцина и Кравчука. Зачем?

Неофициальная встреча трех лидеров имела своим результатом решения поистине революционные и вполне официальные. Согласно Соглашению о создании Содружества Независимых Государств от 8 декабря 1991 года, СССР прекращал свое существование, деятельность органов теперь уже бывшего Союза на территориях государств – членов Содружества прекращалась.

Договоренности, спонтанно родившиеся в глуши Беловежской пущи, положили конец попыткам сохранить единое государство. Объективные и субъективные процессы, связанные с обретением республиками независимости, далеко обогнали ново-огаревский процесс. Горбачев слишком долго боролся за федерацию и опоздал.

В воскресенье, 8 декабря, вечером он был взволнован, брошен всеми и, как мне показалось, растерян…

Он позвонил мне домой где-то около 20 часов.

Если раньше он всю информацию получал от Крючкова, то в последнее время при параличе спецслужб, «двоецентрии» и строжайшем запрете контроля за политиками Президент порой знал больше меня…

«Они ищут Назарбаева из Минска», – сказал Михаил Сергеевич… «Нет, – заметил я, – Назарбаев не полетит, не тот он человек…» – «Да, конечно…» Что еще можно было сказать, а тем более сделать?

Но Президент СССР в этих сложных условиях принял решение бороться за Союз до конца. Когда мы, члены Политсовета, собрались у него в понедельник, он сказал, что в отставку не уйдет, будет дожидаться развития событий и пытаться влиять на них. Особые надежды все мы возлагали на возможность перевести процедуру прекращения существования Союза ССР на конституционные рельсы. Коллективно мы помогли М. Горбачеву подготовить «Заявление Президента СССР», отговорили его в тот день от выступления по телевидению. Е. Яковлев организовал прощальную видеозапись, и мы пошли по знакомым полуосвещенным, пустынным и длинным кремлевским коридорам. Вся эта суета оказалась ненужной. Завтра сюда придут другие люди. Хорошо бы, чтобы получилось у них.

Силы беспомощного центра и политически могущественных республик были слишком не равны. Три славянские республики считали себя вправе самостоятельно, без учета мнения центральных органов власти и других республик распустить Союз, у истоков создания которого они стояли в 1922 году. 10 декабря Соглашение о создании СНГ ратифицировали Верховные Советы Украины и Беларуси, 12 декабря за ними последовал российский парламент. Все три республики приняли решения о прекращении полномочий депутатов от них в союзных законодательных органах.

После этого все попытки хотя бы затормозить лавинообразный развал Союза были обречены на провал.

Трудно описывать свои ощущения тех дней, и не только потому, что трудно отрешиться от «вируса современности». Трудно и потому, что до сих пор чувствую, что произошла невосполнимая потеря. Исчезло государство, в котором я прожил всю жизнь. Оно было обречено на реформу, но переходить за грань его уничтожения было нельзя. Однако истории было суждено распорядиться по-иному.

Но история не кончается, и интеграция неизбежна.

Пока же политики избрали самый легкий путь утверждения своих амбиций, сыграв опасную игру на естественной тяге народов к национальной государственности и гипертрофированном стремлении к «независимости». Опасность здесь в том, что, переходя грань разрушения единого многонационального государства, можно незаметно перейти грань от здорового «национального самосознания» к безумству фашизма в различных его формах. Я уже не говорю об общеизвестных социально-экономических и политико-правовых издержках, опасности того, что процесс распада Союза перекинется внутрь независимых государств.

Драматизм ситуации в том, что огромное число граждан – за сохранение Союза, но их желание перекрыто общим синдромом независимости, прошлым негативным опытом и надеждой на авось. Мол, хуже, чем было и есть, уже не будет.

Какова в этих условиях могла быть позиция союзных структур? Ее практически не было, так как не было уже и Центра. Чтобы избежать драматического развития событий, у союзной власти не оставалось другого пути, кроме как согласиться с решением трех республик, пусть оно и не вполне конституционно. В этом случае хотя бы временно уменьшалась опасность насилия, а значит, быстрее смогли бы возобновиться объективно неизбежные интеграционные процессы.

Проанализировав ситуацию вместе со своими ближайшими помощниками, мы пришли к следующим выводам:

«I. Прекращение существования Союза ССР требует надлежащего конституционно-правового оформления. Невнимательное отношение к существующим правовым нормам может впоследствии стать дополнительным стимулом для консервативных сил в их борьбе против Содружества Независимых Государств, нести в себе постоянную угрозу его разрушения. Для предотвращения такого развития событий считал бы целесообразным:

1. Высшим представительным органам государственной власти всех республик бывшего Союза ССР принять решения о прекращении действий для себя Договора об образовании СССР 1922 года, а также Конституции СССР 1977 года в части их членства в составе Союза ССР.

В РСФСР решение этого вопроса связано с созывом Съезда народных депутатов, поскольку, согласно ст. 104 п. З Конституции РСФСР, именно в его компетенцию входит принятие решений по вопросам национально-государственного устройства, отнесенным к ведению РСФСР. Характер обсуждения вопроса на сессии Верховного Совета показал, что вероятность положительного решения Съездом вопроса о денонсации Договора 1922 года и изменениях Конституции РСФСР весьма высока.

При этом каждая республика должна оговорить пределы действия на ее территории законов Союза ССР.

2. Даже с учетом того, что ряд суверенных государств принял решение об отзыве своих депутатов из Верховного Совета СССР, следовало бы рассмотреть вопрос о восстановлении полномочий республиканских депутатов в объеме, необходимом для правового оформления упразднения Союза ССР я создания Содружества Независимых Государств и передачи отдельных функций органов бывшего Союза ССР вновь создаваемым структурам содружества. Полная передача органов Союза ССР под юрисдикцию России может вызвать болезненную реакцию других республик.

Через Верховный Совет СССР (главным образом Совет Республик) необходимо решить следующие вопросы:

– объявление республик бывшего Союза его правопреемниками;

– о контроле над ядерными вооружениями в переходный период;

– подтверждение незыблемости существующих границ;

– о судьбе союзной собственности, в том числе и той, которая находится за рубежом;

– о роспуске Верховного Совета страны и прекращении полномочий народных депутатов СССР;

– о прекращении полномочий Президента СССР, его неприкосновенности и условиях его материального обеспечения;

– решение вопроса об иных органах власти и управления (Госсовет, Комитет конституционного надзора);

– упразднения союзного гражданства;

– поставить вопрос о сохранении места Союза ССР в Совете Безопасности ООН за Содружеством Независимых Государств, а также о вступлении в ООН и другие международные организации независимых государств.

Эти вопросы можно решить и другим путем – через формирование полномочных делегаций бывшими республиками и последующее утверждение договоренностей главами независимых государств.

II. Логика развития отношений между независимыми государствами неизбежно будет диктовать необходимость создания межгосударственных структур.

Представляется наиболее рациональным не изобретать велосипед, а использовать наработанную модель Европейского сообщества, вписав в нее некоторые из уже существующих межреспубликанских структур.

Высшим органом СНГ мог бы стать Совет глав государств (в составе бывшего Госсовета за исключением Президента СССР). Председательствовать в нем могли бы поочередно президенты (председатели Верховных Советов) независимых государств. Совет глав государств должен определить структуру и функции постоянно действующих межгосударственных структур по типу комиссий Европейского сообщества.

Представительным органом содружества, не наделенным законодательными функциями (как и Европарламент), на переходный период мог бы выступить Совет Республик бывшего Верховного Совета СССР.

До решения вопроса о создании межгосударственного судебного органа для разрешения возможных противоречий между членами СНГ было бы целесообразно использовать механизмы Международных суда и арбитража, действующих на основе норм международного права. В перспективе было бы целесообразно создать судебную систему Содружества.

III. Структура межгосударственных органов обеспечения безопасности государств – участников СНГ могла бы выглядеть следующим образом:

1. Единое командование стратегическими силами;

2. Объединенное командование вооруженных сил;

3. Центральная служба разведки;

4. Объединенная служба пограничных войск;

5. Координационный комитет по таможенной политике;

6. Комитет специальной и правительственной связи;

7. Межгосударственная служба безопасности, которая может быть создана на базе отдельных служб МСБ и МВД СССР по типу «Интерпола».

МСБ осуществляла бы:

– координацию деятельности спецслужб и правоохранительных органов государств – участников СНГ в интересах общей безопасности;

– информационно-аналитическую и методическую работу;

– обеспечение органов безопасности республик специальными техническими средствами;

– эксплуатацию единой базы данных;

– контрразведывательное обеспечение Объединенных вооруженных сил;

– подготовку кадров высшей квалификации для всех государств – участников СНГ».

Характер, темпы, конституционность процессов распада Союза зависели теперь только от воли глав республик, среди которых решающая роль принадлежала Президенту России Борису Ельцину. После ратификации Беловежского соглашения Верховным Советом РСФСР я направил ему письмо, в основу которого положил выводы вышеприведенного анализа.

До сих пор я уверен в том, что предложенный мною путь был более правильным, чем тот, который предпочли президенты республик, заложившие основы сотрудничества в рамках СНГ своим соглашением в Алма-Ате в конце декабря и проигнорировавшие конституционные органы Союза. Если бы Верховный Совет СССР или его верхняя палата, в которой все республики были представлены равными по численности делегациями, в декабре прошлого года решили названные проблемы, то сейчас, когда пишутся эти строки – в феврале 1992 года, не пришлось бы наблюдать за политическими баталиями вокруг армии, границ, зарубежной собственности Союза или идеи восстановления полномочий народных депутатов СССР и проведения их Съезда. Но тогда Б. Ельцин, реагируя на мое письмо, сказал, что опасается, как бы Верховный Совет СССР в случае его созыва не устроил бунт и не затянул практическую реализацию формулы Содружества. Не думаю, что эти опасения российского Президента были оправданны: в сложившейся расстановке политических сил в то время «бунтари», безусловно, были бы, но остались бы в меньшинстве в союзном парламенте. В конце концов, мало найдется действительно разумных политиков, которые бы не поняли, что бывают необратимые процессы. И выступать против них, может быть, и эффектно, но по существу – глупо.

Из интервью газете «Мегаполис-экспресс», опубликованного 26 декабря 1991 года:

«Вопрос. По мнению Горбачева, Союзный договор был просто необходим как база для реформирования нашего унитарного государства, ибо без согласования между республиками реформа не пошла бы. А расхождение по национальным квартирам даже в виде содружества усложнит процесс взаимодействия между ними. Каково ваше мнение и как вы оцениваете факт создания СНГ?

Ответ. Во-первых, договор между суверенными республиками (государствами) есть не только и не столько база для реформирования, но и сама суть реформирования, заключающаяся в отказе от унитарного государства, подходе к такому союзу, где приоритет имеют республики, а форма содружества является предметом договоренности между ними. Идеальным, на мой взгляд, был бы более плавный переход. Но время потеряно, и что произошло, то произошло. Горбачевская (ново-огаревская) формула не устроила лидеров независимых суверенных республик. Они пошли дальше, на подписание соглашения о СНГ. Сейчас любой здравомыслящий политик должен поддержать это решение, способствовать проведению его в жизнь, укреплению. Ибо худшее, что может произойти, – это развал уже нового содружества.

Хочу напомнить, что я всегда выступал за формулу: республика первична, а Союз – вторичен. Данная формула сейчас реализуется. Но, во-первых, очень важно провести безукоризненное правовое завершение этого процесса, чтобы распад Союза, который фактически уже произошел, был оформлен достаточно убедительным правовым актом…

Во-вторых, мне не представляется разумной идея полной ликвидации межреспубликанских структур. Любое содружество, если это содружество, потребует каких-то механизмов согласования и проведения в жизнь совместных решений, которые будут приниматься на уровне глав государств – членов содружества. Поломать до основания, а затем вновь создавать межреспубликанские структуры, такие, например, как Министерство внешних сношений, по крайне мере опасно».

К сожалению, Беловежское соглашение и последующие события оказались роковыми для всех межреспубликанских структур, не только для Министерства внешних сношений. Даже модель Европейского сообщества, которая предусматривала наличие координирующих органов сообщества, показалась слишком жесткой и централистской руководителям независимых государств. Остатки всех союзных структур, среди которых была и МСБ, были обречены на исчезновение. Одна за другой они уходили в небытие, и к концу 1991 года от них остались лишь Объединенное командование вооруженных сил и Комитет по охране границы, чьи прерогативы также все решительнее оспаривались и урезались государствами Содружества.

Когда-то в сентябре я говорил М. Горбачеву, что он нехорошо поступил с министрами бывшего «павловского» кабинета. Ему надо было собрать их и сказать пару слов «на прощание». Б. Ельцин со мной побеседовал. Но об этом ниже.

У меня не было никаких иллюзий, что с исчезновением СССР Межреспубликанская служба безопасности может сохраниться в том виде, как я ее создавал, имея в виду сохранение пусть слабого, но Союза. Не было иллюзий и в отношении личной судьбы. Как член союзной команды, команды Горбачева, я должен был уйти вместе с Президентом СССР. Однако я действительно какое-то время надеялся на то, что какие-то координирующие структуры Содружества сохранятся и я смогу быть полезным в одной из них.

Сразу после Беловежского соглашения я обдумал вариант своей немедленной отставки. Однако решил этого не делать, о чем поставил в известность свою команду. Если МСБ суждено погибнуть, то мне, как капитану тонущего корабля, следует покинуть его последним.

Вместе с тем я дал поручение подготовить проект структуры и концепцию работы новой межгосударственной организации, координирующей деятельность их спецслужб, численность которой составляла бы уже не 40, а не более 2 тысяч человек. Я полагал и сейчас полагаю, что такая организация, действующая на принципах своеобразного «Интерпола», была бы весьма полезной.

Между тем новые власти как будто бы начинали действовать.

Утром 9 декабря дежурный приемной попросил меня взять трубку. На телефоне Иваненко. Он сказал, что звонит от Г. Бурбулиса и по его поручению. Попросил меня пригласить к 15 часам Е. Примакова. Бурбулис поручил Иваненко и Шахраю обсудить с нами ситуацию, вызванную «Беловежскими решениями».

В три часа дня Примаков был у меня. Мы прождали почти час. Наконец явился Иваненко. Один. Шахрай не смог. Мы с Примаковым, конечно, выразили «глубокое сожаление и понимание». Ну а в чем все-таки дело?

Оказывается, российское правительство хотело нам передать, что надеется на наше благоразумие и на то, что мы не будем предпринимать никаких «действий», а наоборот, все сделаем для обеспечения спокойствия. Этого нам можно было и не говорить. Ни у Примакова, ни у меня никогда не было в мыслях разжигать беспокойство, провоцировать беспорядки. Уж так воспитаны.

11 декабря вместе с Шапошниковым, Примаковым и Баранниковым находился в одной из комиссий Верховного Совета СССР. На встрече с А. Котенковым и В. Стаднихом. Там меня по телефону разыскал Ельцин. Борис Николаевич сообщил, что нашел для МСБ испрашиваемые мной ISO миллионов. А по поводу оставленного у него 2 декабря обращения к сотрудникам МСБ с выражением поддержки и заинтересованности руководства России в их работе сказал, что так и не понял, что с ним делать. «Думаю, что теперь уже ничего не надо делать, – отвечаю. – Спасибо. Прошу снять этот вопрос. Сейчас давать какие-то авансы бессмысленно». Хорошо, что вопрос об ассигнованиях был решен положительно. Это позволит свести концы с концами и выплатить людям декабрьскую зарплату. Одной заботой меньше. Но в тот момент меня беспокоил другой вопрос: как Б. Н. Ельцин видит себе будущее МСБ?

Он довольно определенно ответил, что Межреспубликанская служба безопасности должна существовать, и попросил «пустить слушок», что он в скором времени готов лично встретиться с коллективом МСБ. «Как же мы ее сохраним, если столица Содружества перемещается в Минск?» – спросил я Президента России. На что он мне сказал, что не следует задавать наивных вопросов и не следует все воспринимать буквально. Конечно, никакого массового переселения в Минск не будет.

Этот разговор убедил меня, что поначалу Ельцин был настроен в пользу формулы более тесного Содружества, чем та, которая реализовалась на практике. В эволюцию его позиции, как мне представляется, внесли вклад лидеры других республик и прежде всего – Украины, портить отношения с которой он явно не желал. И правильно делал. Хотя иногда, к сожалению, срывался. Сыграла свою роль и своеобразная эйфория «расправы над центром», который в течение многих лет рассматривался в качестве если не источника различных республиканских бед, то, по крайней мере, был ограничителем и неприятным контролером для республиканского руководства.

Но уже через неделю Ельцин дал понять, что МСБ сохранить не удастся. Он позвонил мне и сказал, что намерен объединить российское МВД и службы контрразведки (АФБ). МСБ в этом случае сливается с АФБ. «А разведка?» – спросил я. – «Разведка остается самостоятельной».

Что же, по крайней мере ясность и обретенная наконец стабильность. АФБ еще не успело в полной мере отпочковаться от МСБ. Здесь в объединении нет проблем. Этот, к сожалению, болезненный процесс действительно сейчас лучше прекратить. Что же касается объединения с милицией, то я в свое время выступал за такую схему, но представляю, что «чекисты» будут сопротивляться.

«Это наша проблема», – сказал Борис Николаевич.

Я совершенно искренне поддержал кандидатуру Виктора Баранникова на пост министра, этого, как стали потом говорить, «монстра». Совершенно при этом не учитывая, что МВД объединялось не со старым полумиллионным КГБ, а с небольшими МСБ и АФБ (фактически всего лишь с внутренней контрразведкой).

19 декабря, в день отъезда Ельцина в Италию, последовал Указ Президента РСФСР «Об образовании Министерства безопасности и внутренних дел РСФСР», начальный пункт которого гласил:

«В связи с ратификацией Верховным Советом РСФСР Соглашения о создании Содружества Независимых Государств от 8 декабря 1991 года и в целях обеспечения безопасности Российской Федерации постановляю:

1. Образовать Министерство безопасности и внутренних дел РСФСР.

Создание Министерства безопасности и внутренних дел РСФСР осуществить на базе упраздняемых Министерства внутренних дел СССР, Министерства внутренних дел РСФСР, Межреспубликанской службы безопасности и Агентства федеральной безопасности РСФСР.

Установить, что в соответствии с законодательством все здания и сооружения, материально-техническая база, информационные банки и системы, служебная документация и иное имущество упраздняемых министерств и ведомств переходят в государственную собственность РСФСР…»

Новым министром был назначен Виктор Баранников, бывший министр внутренних дел СССР.

Так закончилась не долгая история Межреспубликанской службы безопасности.

Тогда же произошел случай, который иначе как анекдотичным не назовешь. Он почти выпал из поля зрения прессы и вместе с тем весьма наглядно иллюстрирует порядки и нравы, царившие в некоторых коридорах российской власти.

20 декабря мне на стол положили Постановление Правительства РСФСР, датированное предыдущим днем, которое предписывало руководству АФБ России взять на себя управление Межреспубликанской службой безопасности. Документ мне показался крайне подозрительным. Во-первых, он противоречил Указу Ельцина от 19 декабря, согласно которому и АФБ, и МСБ упразднялись. Во-вторых, я точно это знал, Ельцин не подписывал такого постановления до отъезда в Италию. Не мог же он прислать его с Аппенин? В-третьих, под документом стояла фамилия Ельцина, напечатанная на машинке, и печать аппарата Президента РСФСР, но не было его подписи. Наконец, в тексте были явные исправления, в частности, число «19 декабря», когда МСБ должна была перейти в подчинение АФБ, было впечатано в последний момент на машинке с другим шрифтом.

Проведя столь нехитрый «криминологический» анализ, я отдал своим подчиненным указание это постановление не выполнять до возвращения Ельцина, о чем поставил в известность и Председателя АФБ Иваненко, который с этим сразу согласился.

Как я и предполагал, это был продукт «аппаратных игр». Когда я показал этот Указ Борису Николаевичу, он коротко и лаконично назвал его фальшивкой. Судя по тому, как он был рассержен, кому-то в аппарате Президента, по-видимому, я невольно принес неприятности.

Указ от 19 декабря об образовании МБВД РСФСР оказался одним из наиболее критикуемых документов, вышедших из-под пера Ельцина, и ему тоже была уготована недолгая жизнь. Похоронил Указ пункт об объединении в одну организацию милиции и контрразведки.

Вопрос об этом стоял давно, и здесь придется сделать небольшой исторический экскурс. В бытность министром внутренних дел я являлся одним из сторонников идеи такого объединения. Мне казалось, что, слив огромные людские ресурсы нищей и «безлошадной» милиции с мощным материально-техническим и интеллектуальным потенциалом КГБ, можно было добиться серьезных прорывов в деле борьбы с преступностью. Я остаюсь сторонником такой структуры, но, работая в МСБ, из конъюнктурных соображений, дабы прервать цепь непрерывных реорганизаций, которые парализовали и милицию, и спецслужбы, я обосновывал преимущества раздельной схемы.

Когда 4 ноября 1991 года Госсовет СССР постановил: «Поручить тт. Баранникову В. П., Бакатину В. В. с учетом мнения республиканских органов рассмотреть предложения о возможности объединения Министерства внутренних дел СССР и Межреспубликанской службы безопасности в единую службу безопасности страны и представить согласованные предложения в Госсовет СССР», я выступил против, и поручение благополучно скончалось само по себе. Но после 19 декабря вопрос встал в практическую плоскость уже в российском масштабе. В некоторых газетах писали, что Ельцин, готовя Указ по созданию МБВД, ни с кем не советовался, в том числе и с Бакатиным. Не знаю, как с другими, но со мной он советовался, и я был «за».

Нельзя сказать, что я не видел негативных сторон Указа. Конечно, создание единого аппарата служб правопорядка не вполне вписывалось в концепцию их взаимного контроля и «сдерживания». Но если честно, то его и раньше не было. А парламентский контроль, которого тоже не было, должен быть организован при любой схеме. Я предвидел негативную реакцию республик на поглощение Россией еще одной межреспубликанской структуры – МСБ. Я знал о настроениях на самой Лубянке: сотрудников элитных спецслужб угнетала мысль о переходе под начало МВД, где и работа потруднее. Они интересовались друг у друга, «когда идти получать милицейские свистки?». Не была секретом и реакция на Указ многих представителей демократической общественности, чьи позиции можно проиллюстрировать строками из заявления российской Ассоциации жертв политических репрессий, которое передал мне ее президент Николай Нумеров: «Со всей определенностью заявляем о крайней озабоченности бывших узников ГУЛАГа по поводу новой попытки государства объединить все репрессивные органы в могущественного, никем не контролируемого монстра, призванного снова взять народ за горло». Конечно, здесь больше эмоций, чем рационализма.

Тем не менее в разговоре с Ельциным я поддержал возможность соединения спецслужб и милиции. Как я уже говорил, я полагал, что самое худшее для спец-служб заключалось в затянувшейся их реорганизации и страшной неопределенности в отношении будущего, что буквально парализовало их деятельность. Указ позволял им в короткие сроки закончить все реорганизации, обрести почву под ногами и начать наконец нормально функционировать. Даже плохая определенность лучше неопределенности.

Далее несколько парадоксальное соображение. У меня появилась убежденность, что уход спецслужб «под милицию», лишение их привилегированного положения в какой-то мере могли способствовать нейтрализации угрозы «чекизма» для общества, подорвать его традиции. Заметьте, объединению противилась не только демократическая общественность, но и гораздо более рьяно сами представители органов госбезопасности (но не МВД). Они прекрасно понимали, что в составе нового министерства им не удастся сохранить свой привилегированный статус.

Наконец, я верил в искренность демократических устремлений Ельцина, который не допустил бы использования органов охраны правопорядка и безопасности против народа, как не сомневался в праве Президента России самостоятельно решать вопрос об их структурах.

23 декабря, ровно через 4 месяца после моего назначения на Лубянку, Ельцин пригласил меня в свой кабинет для продолжительной беседы. У меня от этой встречи осталось доброе чувство. Борис Николаевич подробно рассказал о состоявшейся у него накануне беседе с Горбачевым по поводу его отставки. Еще раз поддержал мои действия по поводу известной затянувшейся истории со строящимся зданием американского посольства.

Ельцин спросил у меня, чем бы я хотел заниматься в дальнейшем. Я не стал скрывать, что не вижу для себя места в запутанных и полных разногласий российских структурах. Президент с пониманием к этому отнесся и предложил рассмотреть вариант с дипломатической работой. Может быть, я заблуждаюсь, но мне кажется, что я бы смог осилить эту новую для меня работу. Однако в это нестабильное время мне не хотелось покидать Россию. Я сказал Борису Николаевичу, что готов работать в межреспубликанских структурах, если будет на то добро, а главное, если такие появятся, а они должны появиться. Вопрос об их создании должен был стоять на заседании глав государств – участников СНГ 30 декабря. Президент резонно предложил мне уйти в отпуск на 2–3 недели и сказал, что, когда вопрос о межреспубликанских структурах прояснится, он найдет меня.

На том и расстались. 24 декабря очистил от бумаг сейф и покинул свой кабинет на Лубянке. Как оказалось – навсегда.

На следующий день последовало заявление об отставке Президента СССР Михаила Сергеевича Горбачева. Я уверен, этот человек навсегда вписал свое имя в историю, бросив вызов тоталитаризму на 1/6 части земного шара и избавив человечество от конфронтации и угрозы самоуничтожения. Да, он проявлял нерешительность, колебания, совершал ошибки. Но то, что сделано Горбачевым, одна из ярких страниц новейшей истории. Мне повезло с первых дней активно включиться в работу, которую начал Горбачев, по реформированию нашего государства и общества. В последние, наиболее драматичные годы перестройки судьба дважды уготовила мне не самые приятные и «легкие кресла» – МВД и КГБ.

Теперь пора подводить итоги.

Из интервью газете «Известия»:

«Вопрос. Несмотря на то, что Вы до прихода в КГБ работали министром внутренних дел, можно себе представить, что Вам не до конца было известно, чем занимаются на Лубянке. И вообще, видимо, отнюдь не многие могут похвастаться тем, что знают о КГБ абсолютно все. Что теперь Вы знаете о КГБ и изменились ли за 4 месяца Ваши представления об этой организации?

Ответ. Не верьте тому, кто похвастается, что знает о Лубянке абсолютно все. Нет такого человека. Мои представления не изменились, а расширились. Однако теперь я знаю, что знаю о КГБ гораздо меньше, чем предполагал раньше.

Вопрос. В первом интервью «Известиям» в новом качестве Вы сказали, что в своем старом виде Комитет госбезопасности СССР представляет собой опасность для государства. Вы брались избавить страну от этой опасности и сделать КГБ инструментом защиты государства и его граждан. Что Вы могли бы сказать сейчас: советская, вернее, уже российская спецслужба все еще может считаться небезопасной?