Текст книги "Тютчев"

Автор книги: Вадим Кожинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)

Все отнял у меня казнящий Бог:

Здоровье, силу, волю, воздух, сон,

Одну тебя при мне оставил Он,

Чтоб я Ему еще молиться мог [120]120
  Стихи были записаны дочерью поэта Дарьей. Голос его, как мы знаем, был тогда недостаточно внятен. И, по убедительному предположению поэта Василия Казанцева, вторая строка была записана неточно: «Здоровье, силу воли, воздух, сон». Выражение «силу воли» явно выбивается из стихотворного строя.


[Закрыть].

16 февраля Эрнестина Федоровна, сообщая Анне, что ежедневно читает мужу газеты, вместе с тем выражала свою заветную надежду: «Болезнь будет иметь ту положительную сторону, что вернула его на религиозную стезю, оставленную им со времен молодости… Он с жадностью слушает те несколько евангельских глав, которые я ему ежедневно прочитываю, а сиделка… говорит, что у них по ночам бывают очень серьезные религиозные разговоры».

1 апреля в Москве родился первый внук поэта, названный в честь деда Федором (в семье сына Тютчева и Эрнестины Федоровны – Ивана). 2 апреля Тютчев продиктовал телеграмму: «Спасибо… за внука… Я уже более не предпоследний, от всей души принимаю на себя восприемство новорожденного». К середине апреля Тютчеву стало несколько лучше. 21 апреля его впервые после удара вывозят на прогулку. Аксаков сообщает об этом времени, что Тютчев «не хотел отказываться и не отказывался ни от какого живого человеческого интереса… Его участие к делам мира сего, к политике и литературе, усиливалось с каждым днем».

19 мая Тютчевы переехали в Царское Село, которое поэт так любил. Его возят здесь в кресле по дорогим ему местам. Но 13 июня Тютчева постиг новый удар. Аксаков, который с 9 июня находился в Царском Селе, писал: «Все полагали, что он умер или умирает; но недвижимый, почти бездыханный, он сохранял сознание. И когда чрез несколько часов оцепенение миновало – первый вопрос его, произнесенный чуть слышным голосом, был: «Какие последние политические новости». Тем не менее с этого дня положение Тютчева резко изменилось… большую часть времени лежал он как бы в забытьи или полусне: но то был не сон и не забытье. «Er horcht, er denkt» [121]121
  Он слушает, он думает (нем.).


[Закрыть], – замечал, к изумлению своему, доктор-немец, уловив его взгляд или всмотревшись в черты его лица».

Через неделю последовал еще один, третий удар, после которого, рассказывал Аксаков, «нем и недвижим лежал он как мертвец… Священник прочел ему отходную и напутствовал к смерти. Кругом стояли домашние – плакали, прощались. Так продолжалось часа четыре; наконец… он ожил. В эту минуту приехал из Петербурга вызванный по телеграфу его духовник… и когда он подошел к Тютчеву, чтобы со своей стороны напутствовать его к смерти, то Тютчев предварил его вопросом: какие подробности о взятии Хивы? Потом сказал ему: меня сегодня уже похоронили».

Эрнестина Федоровна писала тогда же: «У него по– прежнему страшные головные боли… пытка тем ужаснее, что голова его ясна… Это сам Бог в милосердии Своем посылает ему все эти страдания, чтобы очистить его душу от нечистот жизни, но мне кажется, что если бы даже он совершил страшнейшие злодеяния, они все уже были искуплены переживаемыми муками…»

После третьего удара, вспоминал Аксаков, «несмотря на все уверения докторов, что Тютчеву остается жить день-два, он прожил еще недели три… [122]122
  На самом деле – 25 дней.


[Закрыть]Все постепенно изнемогало в нем, никло и умирало – не омрачилось только сознание и не умирала мысль…

Дней за шесть до смерти он хотел передать какое-то соображение, пробовал его высказать и, видя неудачу, промолвил с тоской: «Ах, какая мука, когда не можешь найти слова, чтобы передать мысль». Тогда же Тютчев воскликнул: «Я исчезаю, исчезаю!»

В ночь с 12 на 13 июля, рассказывал Аксаков в письме к Юрию Самарину от 18 июля, «лицо его… видимо, озарилось приближением смертного часа… Он лежал безмолвен, недвижим, с глазами, открыто глядевшими, вперенными напряженно куда-то, за края всего окружающего с выражением ужаса и в то же время необычайной торжественности на челе. «Никогда чело его не было прекраснее, озареннее и торжественнее…» – говорит его жена… Священник также свидетельствовал мне, что Тютчев хранил полное сознание до смерти, хотя уже не делился этим сознанием с живыми. Вся деятельность этого сознания, вся жизнь мысли в эти два дня выражалась и светилась на этом, тебе знакомом, высоком челе…»

Ранним утром в воскресенье, 15 июля 1873 года Федор Иванович Тютчев скончался в Царском Селе. 18 июля его похоронили на Новодевичьем кладбище в Петербурге.

Широко известны слова Тургенева, написанные еще в 1854 году, почти за двадцать лет до смерти поэта: «…Тютчев может сказать себе, что он… создал речи, которым не суждено умереть; а для истинного художника выше подобного сознания награды нет». Конечно, тютчевская поэзия – наиболее очевидное и неоспоримое воплощение его гения. И все же ныне едва ли возможно ограничиться этим признанием. Тютчев во всей своей цельности есть духовно-историческое явление такой глубины и размаха, что его живое значение будет только возрастать с течением времени.

Да, личность Тютчева и ныне, и в грядущие времена (может быть, особенно в грядущие) способна не менее сильно воздействовать на становление людей. Во вступлении к этой книге говорилось, что и сам Тютчев, и окружавшие его современники оставили слишком мало свидетельств – мало, если сравнивать с другими творцами русской литературы. И все же дошедшие до нас проявления личности Тютчева достаточно весомы, чтобы мы могли сделать личность Тютчева достоянием нашего духовного мира.

Те или иные характернейшие черты Тютчева предстают с первого взгляда как резко противоречащие друг другу, несовместимые, взаимоисключающие. Он обладал исключительно, уникально развитой индивидуальностью душевного строя – и вместе с тем был непримиримым противником индивидуализма, в котором видел пустую и бесплодную претензию – «О, нашей мысли обольщенье, ты, человеческое Я» – и опаснейший, губительный для мира «принцип личности, доведенный до какого-то болезненного неистовства». Он обращался к вселенскому бытию во всей безграничности пространства и времени – и не мог и дня прожить без газет. Он постоянно испытывал чувство трагедийного одиночества – и в то же время непрерывно общался с сотнями людей. («Мне не с кем поговорить… – писал Тютчев – мне, говорящему со всеми…»). Он мог долго пребывать в полном бездействии, не имея воли даже для того, чтобы набросать короткое письмо, – и он же мог, будучи уже далеко не молодым и невзирая на болезнь и личное горе, целиком отдаться энергичной и целенаправленной деятельности.

Можно бы продолжать и продолжать ряд подобных противоречий, которые подчас выступали совершенно очевидно в самом облике и поведении поэта. Так, Аксаков писал: «…Не было, по-видимому, человека приятнее и любезнее. Его присутствием оживлялась всякая беседа… Он пленял и утешал все внемлющее ему общество. Но вот внезапно, неожиданно скрывшись, он – на обратном пути домой; или вот он, с накинутым на спину пледом, бродит долгие часы по улицам Петербурга, не замечая и удивляя прохожих… Тот ли он самый?»

Но то, что при поверхностном восприятии может показаться в Тютчеве двойственным, излишне противоречивым или даже странным – так сказать, отходящим от нормы, – на самом деле было выражением высшего развития личности. Его, казалось бы, сугубо индивидуальные переживания – во всем их неповторимом богатстве, сложности, утонченности – были всегда соотнесены с всеобщим состоянием современного мира, с человеческой Историей в целом (как прошедшей, так и грядущей) и, наконец, с Вселенским, космическим бытием.

Вот он в письме к Эрнестине Федоровне от 9 сентября 1855 года рассказывает о своем, в сущности, глубоко сокровенном переживании, похожем на сон: «Вчера, 8-го, в то время, когда во всех соборах совершалась обедня, я поднялся на первую площадку Ивана Великого, покрытую народом… И тут меня вдруг… охватило чувство сна. Мне пригрезилось, что настоящая минута давно миновала, что протекло полвека и более… И тогда вся эта сцена в Кремле… показалась мне видением прошлого и весьма далекого прошлого, а люди, двигавшиеся вокруг меня, давно исчезнувшими из этого мира… Я вдруг почувствовал себя современником их правнуков».

Это было характернейшим для поэта состоянием духа. Двенадцатью годами ранее, 26 августа 1843 года, Тютчев писал той же Эрнестине Федоровне о своем восприятии древнего церковного обряда: «Есть во всем этом для человека, снабженного чутьем для подобных явлений, величие поэзии необычайное… Ибо к ощущению прошлого – и такого уж старого прошлого, – присоединяется невольно, как бы предопределением судьбы, предчувствие неизмеримого будущего…»

Такого рода переживания постоянно овладевают душой поэта, особенно в зрелые годы. Они воплотились во множестве его стихотворений, начиная с юношеских («А. Н. Муравьеву», «Олегов щит»), и тем более в стихотворениях конца 40—60-х годов («Русская география», «Наполеон», «Венеция», «Пророчество», «Неман», «Encyclica», «Славянам», «Над русской Вильной стародавной…» и многие другие), а также в письмах, статьях, устных суждениях, записанных мемуаристами и т. п.

Эта способность «охватывать борьбу во всем ее исполинском объеме и развитии», присущая Тютчеву, может быть понята как основа, как коренное свойство его личности, которое связывало воедино все ее стороны и проявления. Как ясно уже из приведенных только что высказываний поэта, это была вовсе не чисто «умственная» способность; в ней органически сливались мысль и чувство, ум и сердце, устремленность к истине и нравственный пафос.

Незадолго до смерти, в апреле 1873 года, Тютчев писал: «Никогда еще борьба между добром и злом, составляющая основу жизни мира, не была ни более острой, ни более драматичной». Зрелище движущейся Истории поэт всегда воспринимал не столько как объект беспристрастного познания, сколько именно как острую и драматичную борьбу добра и зла – борьбу, которая составляла и подлинную основу его собственной жизни. Ибо, как мы знаем, он отнюдь не ограничивался созерцанием этой борьбы, но стремился – особенно в последние годы – принимать деятельное участие в ней.

Из его уже приводившегося высказывания о том, что историю делают так, как ткутся гобелены, – ткач «видит лишь изнанку ткани», – ясна скромная опенка своего собственного вклада в историческое творчество. Но едва ли что-либо может сравниться с самим чувством личной причастности этому творчеству!

И нет ничего удивительного в том, что в свои последние годы, когда он обрел возможности для воздействия на внешнюю политику России, Тютчев забывал о поэзии ради причастности этому творчеству, которое для него само было исполнено истинно поэтическим величием…

В этой сердцевине тютчевского духа и души естественно и нераздельно сопрягались многообразные и даже вроде бы несовместимые стороны и черты. Предельно развитая жизнь его индивидуальности вливалась в громаду общенародного и всечеловеческого исторического творчества. И никак не могла обратиться в индивидуализм. Собственно говоря, личность Тютчева, органически связав себя с движением русской и всемирной истории, тем самым переросла индивидуализм; она была несравненно богаче и мощнее какого бы то ни было индивидуалистического духа.

Поскольку каждое, даже само по себе частное событие своего времени являлось перед Тютчевым как определенное звено во всемирной истории, нет ничего парадоксального в том, что потрясенное видение Космоса сочеталось в его душе со страстным интересом к сегодняшней газете.

Столь же понятны в этом свете и переходы Тютчева от почти «обломовского» бездействия к напряженной деятельности, захватывающей его тогда, когда он верил, что его усилия так или иначе вливаются в русское и всемирно-историческое творчество, в мировую борьбу добра и зла.

Тютчева часто представляют себе только в двух ипостасях – сугубо личной и «космической». Но прямое, непосредственное соотнесение своей личности в ее самодовлеющем значении и Космоса в его внечеловеческой всеобщности неизбежно устремляется либо к безличности, либо к индивидуализму, – между тем как и то, и другое было совершенно чуждо Тютчеву.

Конечно, в тютчевской поэзии 20—30-х годов немало стихотворений, которые выступают как всецело «космические»: несколько таких стихотворений он создал и в самые последние годы. При этом в ранних стихах господствует мотив упоенного приобщения к Космосу и даже растворения в нем: Как жадно мир души ночной Внимает повести любимой! Из смертной рвется он груди, Он с беспредельным жаждет слиться! Дай вкусить уничтоженья, С миром дремлющим смешай! – а в самых поздних – ясное сознание смерти.

Но своего рода пик, апогей творческого пути Тютчева – это рассмотренные в своем месте «Два голоса» (1850) [123]123
  Даже и чисто хронологически это почти середина, ибо первые собственно «тютчевские» стихи созданы в 1825 году, а последние – в 1873-м.


[Закрыть]где личное и космическое опосредованы подвигом во всечеловеческой борьбе, вырывающей из рук богов победный венец.

Словом, тютчевское видение Истории и само его участие в ней предстает именно как сердцевина его личности, соединяющая индивидуальное и всеобщее богатой и плодотворной связью.

Рассказ о жизни Тютчева с необходимостью вынужден обращаться к разным ее сторонам в их отдельности. Но, разумеется, в реальной жизни поэта все было нераздельно и едино. В это единство естественно вливалась и его политическая деятельность как таковая, которая может казаться сама по себе недостаточно возвышенной, чересчур привязанной к сегодняшней ситуации, слишком «практицистской». При таком представлении возникает стремление искусственно отделить и отстранить политическое в Тютчеве от его поэзии и даже самой его личности.

Между тем крупнейший поэт следующей эпохи Александр Блок, не раз, кстати сказать, говоривший о верховной роли Тютчева в русской культуре, дал мощный отпор этого рода попыткам.

28 марта 1919 года он записал в дневнике:

«Быть вне политики (Левинсон [124]124
  Влиятельный в то врёмя литератор, резкий оппонент Блока; с 1920 года – эмигрант.


[Закрыть])? – С какой же это стати? Это значит – бояться политики, прятаться от нее, замыкаться в эстетизм и индивидуализм… Будем носить шоры и стараться не смотреть в эту сторону. Вряд ли при таких условиях мы окажемся способными оценить кого бы то ни было из великих писателей XIX века… Нет, мы не можем быть «вне политики», потому что мы предадим этим музыку, которую можно услышать только тогда, когда мы перестанем прятаться от чего бы то ни было. В частности, секрет некоторой антимузыкальности, неполнозвучности Тургенева, например, лежит в его политической вялости».

Отстранение от политики ведет к «антимузыкальности» – таково убеждение Блока, и оно совершенно неоспоримо подтверждается тезисом о «неполнозвучности». Тютчев в высшей мере полнозвучен, ибо в его человеческую и творческую личность естественно вошло и политическое содержание.

Все помнят тютчевские строки, написанные им за два года до смерти:

 
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется…
 

Судьба тютчевской поэзии целиком подтверждает правоту этих строк. Не только сам Тютчев, но и никто из его современников не мог предугадать, что через столетие после кончины поэта его наследие найдет широчайшее, поистине народное признание. Даже Достоевский, знавший истинную цену Тютчеву, писал в 1878 году в своем некрологе о Некрасове: «Был, например, в свое время поэт Тютчев, поэт обширнее его и художественнее, и, одпако, Тютчев никогда не займет такого видного и памятного места в литературе нашей, какое, бесспорно, останется за Некрасовым».

Да, никто, скажем, не мог бы предугадать, что в 1980 году тютчевские «Сочинения в двух томах» выйдут в свет тиражом в 600 тысяч экземпляров, но это как бы даже нисколько не удовлетворит потребности нынешних ценителей поэта. Едва ли решило бы проблему и десятикратное увеличение тиража. Могут возразить, что далеко не все люди, стремящиеся приобрести сочинения Тютчева, способны действительно освоить их. Но нельзя недооценить очевидного факта: эти люди сознают, кто есть Тютчев. И если не они, то их дети или внуки сделают своим достоянием и творчество, и личность Тютчева.

Столь же выразительна сегодняшняя судьба родного гнезда поэта – Овстуга. По инициативе учителя Владимира Даниловича Гамолина, выросшего в этом селе, здесь был создан в 1957 году музей Тютчева, а впоследствии восстановлен самый дом поэта, от которого уцелели только остатки фундамента. Ежегодно в Овстуге проходят праздники поэзии, собирающие тысячи людей.

3 декабря 1983 года, накануне 180-летней годовщины со дня рождения Тютчева, молодой председатель колхоза «Овстуг» Борис Копырнов выступил на страницах брянской газеты:

«Не поправят меня мои земляки, если я скажу, что все мы чувствуем особый свет, пролитый на нашу жизнь великим предком… Он – наш современник, ибо то, что он выносил в себе… это непреходящее, это обращено к вечности… В мою жизнь, в жизнь многих моих сверстников и людей постарше Тютчев входил по мере взросления… Важно не то, когда Тютчев вошел в мою, в нашу жизнь. Важно то, что вошел. Не мог не войти».

Конечно, не только овстужане, но и каждый в России – земляк Тютчева. И Тютчев не может не стать подлинно народным поэтом.

1978–1983

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА Ф. И. ТЮТЧЕВА

1803, 23 ноября (5 декабря нового стиля) – Федор Иванович Тютчев родился в селе Овстуг Орловской губернии (ныне Брянской области).

1810, конец года – Тютчевы поселились в своем московском доме в Армянском переулке.

1812, август – Семья Тютчевых уезжает в Ярославль накануне захвата Москвы наполеоновской армией.

Конец года – Возвращение в Москву. С. Е. Раич приглашен воспитателем к Тютчеву.

1813, 12 ноября – Наиболее раннее из дошедших до нас стихотворений Тютчева – «Любезному папеньке».

1815, конец года – Стихотворение «На новый 1816 год», ясно свидетельствующее о поэтическом даре Тютчева.

1816, конец года – 1817, начало года – Тютчев начинает посещать лекции в Московском университете.

1817, 28 октября – В. А. Жуковский посещает дом Тютчевых.

1817–1820 – Тютчев знакомится с будущими любомудрами (Погодин, В. Одоевский, Веневитинов, Хомяков, Максимович, Шевырев, братья Киреевские, А. Муравьев, Рожалин, Кошелев и др.).

1818, 22 февраля – А. Ф. Мерзляков читает стихотворение Тютчева на заседании Общества любителей российской словесности.

30 марта – Избрание сотрудником Общества любителей российской словесности.

17 апреля – Встреча с В. А. Жуковским в Кремле.

1819, август – Вольный перевод «Послания Горация к Меценату» опубликован в «Трудах Общества любителей российской словесности».

6 ноября – Тютчев стал студентом словесного отделения Московского университета.

1821, 30 апреля – В обществе любителей российской словесности драматург Федор Кокошкин прочитал тютчевское стихотворение «Весна (Посвящается друзьям)» – один из наиболее ранних поэтических манифестов любомудров.

23 ноября – Тютчев окончил университет со степенью кандидата словесных наук.

1822, 5 февраля – Приезд в Петербург.

21 февраля – Поступление на службу в Государственную коллегию иностранных дел.

11 июня – Отъезд в Мюнхен в качестве сверхштатного сотрудника русской миссии.

1825, 11 июня – Приезд на время отпуска в Россию. Ноябрь – В погодинском альманахе «Урания» опубликовано первое зрелое творение Тютчева – «Проблеск».

Конец года – 1826, начало года – Тютчев из Петербурга выезжает в Мюнхен.

1826, 5 марта – Женитьба на Элеоноре Петерсон (Ботмер).

1827, конец года – 1828, начало года – Знакомство с Шеллингом.

1828, февраль – Знакомство с Гейне.

1830, 6 апреля – Приезд Ивана Киреевского и Рожалина в Мюнхен.

16 мая – 13 октября – Тютчев на время отпуска уезжает в Россию.

1833, февраль – Знакомство с Эрнестиной Дёрнберг (Пфеффедь).

1836, 28 июня – 22 августа – Во время отсутствия посланника Тютчев исполняет обязанности поверенного в делах в Мюнхене.

Октябрь – Шестнадцать стихотворений поэта опубликовапы в пушкинском «Современнике».

1837, май – начало августа – Отпуск, проведенный в Петербурге.

7 августа – Отъезд в Турин в качестве первого секретаря русской миссии.

1838, 22 июля – 1839, 25 июня – Исполняет обязанности поверенного в делах в Турине.

28 августа – Кончина Элеоноры Тютчевой.

23 ноября – Записка Тютчева о проникновении флота США в Средиземное море.

1839, 7 июля – Венчание с Эрнестиной Дёрнберг в Берне.

1 октября – Освобождается по собственному желанию от должности первого секретаря в Турине с оставлением в ведомстве министерства иностранных дел.

1841, 30 июня – Тютчев уволен из министерства иностранных дел и лишен звания камергера.

1843, 8 июля – 19 сентября – Тютчев в России.

25 июля – Посещение дома Елагиных-Киреевских; знакомство с Чаадаевым, Герценом и др.

7 сентября – Представление Николаю I через Бенкендорфа политической записки Тютчева.

1844, 21 марта – Появление письма Тютчева об отношениях России и Германии в аугсбургской газете «Альгемейно цайтунг».

Июнь – Издание в Мюнхене брошюры Тютчева «Письмо к доктору Густаву Кольбу» («Россия и Германия»),

20 сентября – Возвращение Тютчева в Россию.

1845, 16 марта – Восстановление на службе в министерстве иностранных дел.

14 апреля – Возвращение звания камергера.

1848, 15 февраля – Назначение чиновником особых поручений при государственном канцлере.

28 августа – 12 сентября – Поездка в Овстуг.

1847, конец июня – сентябрь – Поездка за границу (Германия, Швейцария).

1848, 1 февраля – Назначение старшим цензором при министерстве иностранных дел.

12 апреля – Написана статья «Россия и революция» (опубликована в мае 1849-го в Париже в виде брошюры).

1849, 7 июня – Приезд в Овстуг. Начало нового периода творчества поэта. Осень – Работа над трактатом «Россия и Запад» (не завершен).

1850, январь – Статья Некрасова о Тютчеве в журнале «Современник». Во французском журнале «Ревю де Дё Монд» опубликована глава из тютчевского трактата – «Папство и римский вопрос».

15 июля – Объяснение Тютчева и Е. А. Денисьевой.

1852, конец июня – Поездка в Орел (через Овстуг).

31 декабря – 22 января 1853 – Пребывание в Овстуге.

1853, 13 июня – Отъезд из Петербурга в Германию и Францию (вернулся 9 сентября).

19 октября – Царский манифест о войне с Турцией, переросшей в Крымскую войну (1854–1856).

1854, март – Сборник стихотворений поэта, изданный как приложение к журналу «Современник».

Июнь – Выход в свет книги «Стихотворения Ф. Тютчева».

1855 год – Поездка в Овстуг; стихотворение «Эти бедные селенья…».

1856, начало года – Знакомство с Л.Н. Толстым.

18 апреля – Тютчев приглашен к только что назначенному министром иностранных дел А. М. Горчакову.

1857, 7 апреля – Производство в действительные статские советники.

Август – Пребывание в Овстуге.

Октябрь – ноябрь – Тютчеву предложено стать редактором внешнеполитического журнала; в ответ он составляет «Письмо о цензуре в России».

1858, 17 апреля – Назначение председателем Комитета цензуры иностранной.

1859, 9 мая – 2 ноября – Поездка за границу.

1860, 20 июня – конец ноября – Поездка за границу.

1861, 6–7 марта – Опубликован переведенный Тютчевым на французский язык манифест об освобождении крестьян.

1862, 25 мая – 15 августа – Поездка за границу.

1864, 4 августа – Кончина Е. А. Денисьевой.

Около 20 августа – 25 марта 1865 – Пребывание за границей.

1864, 6—28 августа – Тютчев в Овстуге.

30 августа – Производство в тайные советники.

1868, март – Выход в свет второй книги поэта.

Август – Поездка в Овстуг.

1869, август – Поездка в Овстуг, а оттуда в Киев.

1870, июль – август – Последняя поездка за границу; в сентябре Тютчев приехал в Овстуг.

1871, 14–20 августа – Последнее свидание с Овстугом.

1873, 1 января – Начало предсмертной болезни.

15 июля – Кончина Федора Ивановича Тютчева в Царском Селе.