Текст книги "К чему снится Император? (СИ)"

Автор книги: Вадим Шведов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Императрица чувствовала себя на новом месте просто замечательно. Каждый день было купание, прогулка, обед, чтение и музыка. За окном дома благоухали цветы и деревья, звенели неутомимые цикады. Вместе с Сашей и Машей она посетила Ялту, побывала на татарской свадьбе, осмотрела древнюю греческую церковь в Аутке. Супруг позволил ей строительство нового дворца в Ливадии, попросив только чтобы там был предусмотрен погреб для знаменитых крымских вин. Саша очень любил мускат и рислинг, не признавая французские и немецкие сорта. Вместе с архитектором Монигетти она решила, что дворец не будет чрезмерно пышным, так как Ливадия должна стать местом семейного отдыха. Главное чего хотела императрица, – это чтобы дворцовый ансамбль органично вписался в красивую южную природу. В последнее время несмотря на все заботы, которые её окружали, она стала замечать ухудшившееся настроение мужа.

– Саша, тебе надо развеяться. Ты совсем что-то смурной стал.

– Душа моя, неприятностей в последнее время навалилось…Сама понимаешь. Работаешь на износ, отдаёшь всего себя, а в ответ видишь только недовольство и раздражение. Иногда даже думаешь, может на самом деле народ пока и недостоин таких жертв.

– Милый, я знаю, ты делаешь для людей всё, что только можешь. Не всегда они понимают, что твои начинания для их блага. Прости их. Люди поймут со временем, как много ты для них сделал.

– Спасибо дорогая, за поддержку. Если бы не семья, то, возможно, бы я и не смог совсем справиться. Главное, что вы рядом со мной, – это настоящее счастье.

А документы из Петербурга все пребывали…Там явно назревало что-то нехорошее. Особенно беспокоили студенты…Молодые люди более не желали жить по жёсткому николаевском уставу. Прежний государь навёл в вузах чуть не полувоенные порядки. Все студенты были обязаны носить мундиры, ограничивалось получение образования для представителей непривилегированного сословия, были уволены многие лучшие профессора, которые власть находила «неблагонадёжными», насаждалось богословие, устанавливался жёсткий мелочный административный контроль. Молодёжь всё чаще насмехалась над установленными порядками, а теперь перешла к их ругани и саботажу. Появились внезапно требования отменить форму, понизить плату за обучение, вернуть в вузы уволенных «прогрессивных профессоров», прекратить действия стеснительных университетских правил.

В одном из писем государю доложили о деле студентов Заичневского и Аргиропуло, которые стали открыто пропагандировать среди учебных групп социалистические идеи. Они прямо говорили о том, что не следует слушать царя, а народу необходимо запасаться как можно быстрее оружием. Передавались государю и слова Заичневского: «Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим великое знамя будущего, знамя красное, и с громким криком: „Да здравствует социальная и демократическая республика русская!“ – двинемся на Зимний дворец истребить живущих там…» По этому делу было арестовано уже значительное количество лиц, и оно принимало всё больший оборот. Император внезапно осознал, что спокойный период его жизни завершился, но он не был бы самим собой, – стоиком до мозга костей, если бы отказался от продолжения борьбы. Пора было возвращаться в Петербург…

Глава 19

В столице во время отсутствия государя происходили бурные события. Так, студенты внезапно устроили настоящий бунт, требуя произнесения речи оппозиционного профессора Костомарова. Валуев отменил чтение лекции, справедливо полагая, что за ней последует демонстрация. Ответ произошёл незамедлительно, – в Петербургском университете начались беспорядки. Молодёжь свистела, топала, стучала книгами и пугала вузовских работников. Министр внутренних дел действовал аккуратно, но эффективно – активистов вылавливали и проводили с ними соответствующие беседы, особо рьяных отчислили и отправили служить солдатами в армию. Ситуация затихла, но ненадолго. Уже через пару месяцев похороны известного революционно-демократического поэта Шевченко студенты внезапно превратили в антиправительственную манифестацию…

Литератор того времени Никитенко так писал об этих событиях: «…так называемый образованный класс и передовые, как они сами себя называют, люди бредят конституцией, социализмом. Юношество в полной деморализации. Всё это угрожает чем-то зловещим».

Напряжение ослабло с наступлением лета, однако с началом нового учебного года вновь всё забурлило. Начальство попыталось упорядочить студенческую жизнь, введя матрикулы (зачётки), содержащие данные об отметках каждого студента, о взносах им платы за лекции, взысканиях, экзаменах. В матрикулах прописывались также правила для учащегося, за соблюдение которых он расписывался. Студенты отказались брать эти матрикулы, а на лекции почти перестали ходить. Пустующие кабинеты в вузах стали закрывать, но студенты взламывали двери и проводили там свои сходки. Тогда университеты закрыли, а в ответ – толпы студентов стали устраивать беспорядки на улицах. Дополнилось это негативным отношением к власти либеральных преподавателей. Крайним выражением этой неприязни стали прошения об отставке профессоров М. М. Стасюлевича, А. Н. Пыпина, Б. И. Утина, В. Д. Спасовича. В общественном мнении авторитет этих преподавателей взлетел до небес. Кроме того, распространились лживые слухи, что у студентов насильно отнята их касса взаимопомощи и то, что солдаты якобы били прикладами учащихся. Надо сказать, что дворянство, недовольное Александром встало на защиту студентов, периодически оказывая им финансовую поддержку. В этих обстоятельствах, сестра государя, великая княгиня Мария Николаевна встревоженно заявляла: «Через год нас всех отсюда выгонят», а граф Дмитрий Толстой в разговорах с приятелями высказывался в том роде, что через два года «у нас откроется резня».

Широко стали известны и разошедшиеся по столице мысли Никитенко, которые он продолжал выражать на литературном поприще, осмысливая происходящие события: «…Надо не иметь ни малейшего понятия о России, чтобы сломя голову добиваться радикальных переворотов…Да ведь я сапог не дам сшить человеку, который ничего не смыслит в этом ремесле…а здесь дело идёт о том, чтобы издавать законы для государства, направлять политику…Кричать, чтобы перекричать других и сделать свою мыслишку господствующей над мыслями всех своих знакомых…– в этом главная цель наша, а там хоть трава не расти…Вы говорите, что надо разрушить всё старое, чтобы потом создалось новое. Но разве это возможно!.. В общественном порядке бывают перестройки, а не постройки сызнова всего так, как будто ничего не было прежде…Не дразните правительство: вы заставите его, как в нынешней Франции, опереться на войско и массы…»

Радикалы тем не менее издевательски отнеслись к высказываниям Никитенко и им подобным, обозначая всех и каждого ретроградами. Словно бурный поток, либеральная идея сметала всё на своём пути. Молодёжь продолжала неистовство. Попытка освободить задержанных товарищей, привела к серьёзной стычке с полицией. В столкновениях было задержано более двухсот студентов, часть – были ранены и убиты. Для уменьшения растущих жертв Валуев приказал подвести к университетам пожарные насосы и разгонять с их помощью студентов. Одновременно с этим новый министр внутренних дел создал правительственную газету «Северная пчела» и попытался влиять на общественное мнение через неё, привлекая к этому делу и сочувствующего властям Никитенко. Но бороться даже с недовольным мнением (не действием) было крайне сложно. Число сторонников радикалов всё росло. В этом плане серьёзный удар по власти нанёс Чернышевский со своей заметкой «Научились ли?» по поводу студенческих беспорядков. В этой статье автор защищал студентов от упрёков в нежелании учиться. Он говорил, что русские студенты всегда хотят учиться, но им в этом мешают ужасные университетские правила. Молодёжь на своих стихийных собраниях зачитывала эту заметку и находила, что она как раз и отражает всю правду происходящих событий.

Прибывший в Петербург во время разгула студенческих демонстраций государь сразу же перешёл в активные действия…

Как быть? – вот в чём вопрос. Отвечать жёстко на студенческое движение – это значит просто снять симптомы болезни. Социалистические идеи лишь усилятся, да и высшее образование окажется под серьёзным ударом. Отвечать же мягко тоже нельзя, – «прогрессивное общество» сделает вывод, что теперь можно в любой момент «прогнуть» власть. Я решил действовать нестандартно и перехватить инициативу.

В течение короткого времени вышел целый ряд указов, которые поставили в тупик «прогрессивную общественность». Была отменена обязательная форма, но сохранена возможность её добровольного ношения как знак уважения к учебному заведению, убрано в качестве обязательного предмета богословие, но одновременно введено обучение разработанного мною курса философии, отменена плата за образование для выдающихся учащихся и одновременно повышены требования к сдаче экзаменов. Ликвидированы все мелочные правила, введённые Николаем, отменён полицейский надзор за студентами, разрешены студенческие сообщества. Практически исчезнувшие стипендии вновь восстанавливались и ставились в полную зависимость от показателей учёбы. Были приглашены обратно все профессора, ушедшие в отставку или уволенные за неблагонадёжность (критические высказывания по отношению к власти). На должность министра народного просвещения был назначен пользовавшийся огромным авторитетом, выдающийся хирург, прославившийся в годы Крымской войны, естествоиспытатель и педагог Н. И. Пирогов, отстранённый ранее Николаем из-за своих грубых критических высказываний относительно существующих порядков в армии и образовании.

Валуев был шокирован этими указами.

– Как это понимать Ваше Величество? Мне стоит подавать в отставку? Большая часть ваших распоряжений, противоречит моим охранительным действиям.

– Успокойтесь, Пётр Александрович. Ваши действия во время беспорядков я считаю правильными.

– Тогда в чём смысл этих указов? Зачем отменять почти все правила и приглашать обратно на работу оппозиционных профессоров?

– Потому что мы тут проиграли, – вот почему. Надо уметь признавать тактическое поражение и вовремя отступить, чтобы не проиграть войну.

– Я не понимаю, Ваше Величество.

– Всё просто. Пусть лучше эти оппозиционеры сосредоточатся в вузах, чем разойдутся по всей стране. Мы, в свою очередь, будем работать на опережение. Я уже дал указание Шувалову, чтобы он начал внедрять своих агентов в студенческую среду и усилил работу с вербовкой преподавателей.

– Ладно, но почему вы вдруг отменили ограничения для обучения низших сословий. Ваш покойный батюшка, наоборот, запрещал им поступление.

– Это ограничение – слишком явный аргумент для критики. К тому же я заметил, что бунтуют как раз таки прежде всего не самые бедные сословия. Государству нужны умные люди, – пусть будут.

– А матрикулы эти? Как без них теперь, – контролировать студентов же нужно. Опять, как раньше, будем делать, что ли, и пускать на экзамены по паспортам?

– Матрикулы, как раз таки оставим. Ещё и обяжем преподавателей принимать экзамены по строго утверждённым учебным пособиям, в первую очередь пусть все учебные группы начнут сдавать разработанный нами курс философии.

– Профессора могут захотеть давать свои лекции.

– Запрещать ни в коем случае не будем. Иначе начнут это делать подпольно. Пусть ведут собственные курсы в университетах для студентов, но оплачивать их не будем и сделаем необязательными для посещения. Обяжем только, чтобы они не призывали к свержению существующего строя и не оскорбляли власть, – а так чёрт с ними, – пусть критикуют.

– Хорошо. Но ответьте тогда ещё на последний вопрос, – почему Пирогов? Он же совершенно не уважает авторитеты и говорит прямо в лицо гадкие вещи.

– Есть за ним такое. Представьте даже мне как-то во время Крымской войны, будучи полевым хирургом, заявил, что офицеры наши почти сплошь ворьё и что нынешняя русская армия – это дерьмо. Очень грубо и без предоставления конкретных фактов высказался…

– И вы этого человека собираетесь ставить на такую должность?

– А почему нет собственно? Зерно правды в его словах есть. Недипломатично, конечно, педагог высказывается, но всё же. Народ любит, когда правду-матку режут, – нынче авторитет Пирогова огромен. К тому же он на самом деле талантливый врач и педагог, – отрицать подобное невозможно. Пусть он проводит эти реформы. Мягкий, тактичный человек в трясине образования сейчас завязнет, а у него шанс есть.

Изданные указы и назначение нового министра просвещения вызвали бурный восторг «прогрессивного общества». Студенты громко поздравляли друг друга с победой над ретроградами. Население России было удивлено такими значительными уступками самодержавия. Волнения прекратились, но вкус победы привёл к возникновению и более крамольных мыслей, – а что, если можно добиться большего? Александр понимал неизбежность возникновения подобных взглядов и решил действовать, используя принцип айкидо, усвоенный им из прошлой жизни, – остановить противника, используя его же силу и агрессию. «Получите вы у меня образование, сволочи», – думал про себя в это время император.

Интерлюдия

Назначение на должность министра народного просвещения меня удивило и одновременно обрадовало. Наконец-то власти осознали, что я был прав насчёт всего это бардака и коррупции. Я сразу же заявил царю, что соглашусь на эту работу только в том случае, если моим решениям не будут ставить палки в колёса. Александр согласился и даже больше того. Он предложил совершенно революционные идеи, – ввести всеобщее образование и увязать обучение с налогами. Я был шокирован и заявив, что, конечно же, это необходимо сделать и пообещал указать авторство этих предложений. Император, правда, на это ответил, что подобное недопустимо, так как подорвёт веру в самостоятельность министерства и его авторитет. Кроме того, государь пообещал увеличение финансирования образования почти в 15 раз, запретив, правда, тратить любые средства империи на территории Польши и Финляндии. Но даже это было просто гигантской суммой, что не могло не радовать. Фактически Александр решил потратить на образование в течение 5 последующих лет больше половины всех денег, полученных за счёт конфискаций поместий у дворян.

В результате дальнейшие действия министерства просвещения просто ошарашили всё российское общество. Внезапно были ограничены физические наказания учащихся, введены обязательные педагогические советы для улучшения приёмов образования. Реформировались все уровни образования: начальное, среднее, среднеспециальное, высшее. Буквально со следующего года по всей стране массово стали открываться начальные трёхгодичные народные училища. В эти учебные заведения, к ужасу дворян, принимали детей всех сословий. Причём учёба была бесплатной и обязательной, а детей там к тому же ещё кормили и даже одевали (правда, только тех, кто не имел нормальной одежды или обуви). Преподавание велось только на русском языке, а в программу входили такие предметы, как арифметика, природоведение, грамматика (правила русского языка) и обществознание, подготовленное государем для начальных классов.

Ещё более удивляла модернизация среднего образования. Создавались три вида семилетних гимназий: классические, реальные и военно-инженерные. Бесплатными, по настоянию государя, как ни возмущался Пирогов, являлись только последние. Здесь основными предметами были: русский язык, математика, история, обществознание, военное дело, инженерное дело, включавшее в том числе основы плотницкого, столярного, кузнечного, строительного дела. Впрочем, надо отдать должное императору, – цена учёбы в других гимназиях включала лишь свою себестоимость, а само обучение частично компенсировалась десятипроцентным снижением налогов с родителя на время получения образования. В классических гимназиях изучали русский, французский, немецкий, английский языки, математику, физику, космографию, историю, географию, чистописание, рисование, обществознание для среднего уровня. В реальных гимназиях основными дисциплинами стали: русский язык, английский или французский по выбору, естествознание, математика, физика, черчение, химия, технология, механика, обществознание. Если классические гимназии были ориентированы на получение гуманитарного образования со знанием языков, то реальные стремились дать знания естественно-технического профиля.

Из гимназий учащиеся могли идти дальше в двухлетние ссузы либо пятилетние вузы. Среднеспециальное образование было представлено гуманитарными колледжами, техникумами, направленными на подготовку рабочих кадров, а также бесплатными военными училищами. Ссузы курировались непосредственно работодателями, которые становились фактически основными заказчиками новых кадров.

Существенные изменения коснулись высшего образования. Основными факультетами в университетах становились: филологический, исторический, физико-математический, юридический и медицинский. Обучение было бесплатным для одарённых студентов, им также выплачивалась стипендия, равная примерно зарплате квалифицированного рабочего. Вузы получили ограниченную автономию. Должности ректора, проректоров и деканов были выборными с последующим утверждением министра народного просвещения. Университетам было предоставлено право свободно и беспошлинно выписывать из-за границы необходимые учебные пособия. Сами книги, получаемые университетом из-за границы, не подлежали цензуре. Отдельной разновидностью вузов становились военные и полицейские университеты. Курсанты этих вузов учились совершенно бесплатно и на полном довольствии государства.

Настоящим удивлением для России стало введение налоговой льготы для низших сословий. Говорилось о том, что если в течение последующих 10 лет ими будут сданы экзамены на знание русского языка, арифметики и обществознания, то сумма налогов для них снижается на треть пожизненно. Ещё более невероятным для империи стало введение женского образования. Если до этого оно было в рамках каких-то отдельных малочисленных закрытых учебных заведений, то теперь порядок дел изменился совершенно. Женщинам было позволено обучаться наравне с мужчинами, однако образование оставалось для них делом исключительно добровольным.

Объявленная реформа была настолько непохожа на все существующие в мире, и столь шокирующая по своему содержанию, что население поначалу просто впало в ступор. Так, введённое обязательное начальное образование поначалу вызвало ярость у крестьян, которые не желали лишаться дармовой рабочей силы, но, выяснив, что детей будут кормить и даже одевать по желанию, смягчились.

Крайне сложным оказалось отношение к среднему образованию. Узнав, что бесплатными являются лишь военно-инженерные гимназии, крестьяне, желавшие дать образование своим чадам, не раздумывая, отдали последних именно туда. Ряд родителей также были счастливы возможности списать 10 процентов своих налогов при учёбе детей в классических и реальных гимназиях, но оказались возмущены фактом того, что в случае исключения последних из-за неуспеваемости или окончания учёбы, они сразу же теряли все льготы.

Сами неграмотные мужики, узнав, что если они смогут в течение 10 последующих лет обучиться грамоте и обществознанию, то им спишут треть налогов, стали серьёзно задумываться. Курсы обучения грамотности были массовыми и стоили очень дёшево, а возможность последующей прибыли за счёт снижения налогов казалась им весьма перспективной…

Глава 20

В России тем временем никак не могли переварить реформу образования. Она касалась столь многих вещей даже далёких от учебной сферы, что споры никак не утихали. Масштаб этих дискуссий сотрясал всё общество.

Так, даже, казалось бы, незначительные нововведения, касавшиеся ограничения физических наказаний учащихся и проведения обязательных педагогических советов просто взорвали учительскую среду. Посыпались многочисленные жалобы, а само министерство народного просвещения обвинили в разрушении основ воспитания подрастающего поколения.

– Как учить детей мне теперь прикажете? – возмущено заявлял учитель народного училища, преподаватель арифметики Нестребов своим приятелям по клубу Коровкину и Дудареву. – Школьники эти совсем страх потеряют. Трогать их, видите ли, теперь просто так нельзя. Раньше если ребёнок баловался на уроке, то можно было сразу же бить его розгами, а сейчас что…Мне предлагают записать его нарушение в специальный журнал, а потом ждать, когда воспитатели вызовут школьника и проведут с ним беседу. И ещё не факт, что этого обормота выпорют. Где тут справедливость я спрашиваю?!! Почему мне нельзя сразу его наказать? Единственное, что я могу сделать, так это отстранить его от занятий.

– А что будет с учеником, когда его отлучишь? – уточнил Дударев.

– Что будет, спрашиваете? Да ерунда, конечно. Заставят мыть всю школу. Представляете, у нас там целые группы учащихся чуть ли не неделями драят учебное заведение, а зимой ещё их снег чистить заставляют.

– И что они соглашаются? – недоверчиво хмыкнул Коровкин.

– Да куда им деваться-то? Если просто убегут домой, то на родителя сразу повесят штраф. Дети знают, что тогда на их заднице вообще живого места не останется. В гимназиях, правда, по-другому, говорят, сделано, – детей там могут исключить совсем. Там учеников не только заставляют отмывать школу, но ещё выгоняют за баловство и незнание предмета. Начальство в этом плане никаких скидок не делает. Говорят, сам Пирогов сказал, что если не хотят учиться, то пусть идут пасти коров. У нас вот не выгоняют, – единственное только детей заставляют мыть школу или оставляют потом на второй год.

– Мудрено как-то. Слишком много сложностей напридумывали, – сказал Дударев.

– А я про что. Раньше можно было просто на месте взять розги и отхлестать сорванца. Уважение сразу к учителю появлялось, а теперь что…Жалуемся воспитателям. Дети нынче не нас боятся, а воспитателей этих. Да и неудобно как-то постоянно жаловаться, – подумают ещё, что плохо учишь. Приходится сейчас указывать в журнале только самых дерзких. Иначе кураторы по дисциплине прямо начнут сидеть на твоих занятиях и смотреть за порядком. И так ведь, как эти педсоветы ввели, то замучили совсем. Выдумали, значит, какие-то взаимопосещения занятий педагогами, обмен методическим опытом и всякое такое. Никакого покоя, – министр этот, чёрт бы его побрал, совсем сдурел со своей реформой. Столько нововведений, что просто мозг сломаешь. Ушёл бы в отставку, но единственное, что держит – это повышение зарплаты почти в два раза. Жена просто сожрёт теперь дома, если уйду со школы.

Тем временем Н. И. Пирогов из-за гигантского вала критики и жалоб, был вынужден дать пояснения в прессе относительно физических наказаний учащихся. В статье «Нужно ли сечь детей и сечь в присутствии других детей» педагог писал, что холодный карцер, оставление без обеда детей, как наказания, неприемлемы. Кроме того, министр отмечал, что даже розги являются грубым актом и насильственным инструментом для возбуждения стыда, а само их применение является элементом безнравственности. По его мнению, несмотря на то, что физические наказания в отношении детей сейчас ограничены, в будущем их надо вообще полностью отменить.

Действия Пирогова вызывали ярость. Его обвиняли в вольнодумстве, желании развалить образование, невозможности организации адекватного учебного процесса.

– Если школьников не бить, то они совершенно распустятся, – уверяли тогда педагоги со стажем.

Всё это дополнялось и кадровыми переменами в сфере образования. Необходимость обеспечения множества открывающихся учебных заведений преподавателями, привела к ослаблению требований на занятие соответствующей должности. Достаточно было лишь сдать экзамен на знание необходимого предмета и пройти двухнедельную профессиональную переподготовку, чтобы приступить к новым обязанностям. В результате подобного решения, на вакантное, теперь уже высокооплачиваемое место преподавателя, хлынули разного рода разночинцы и даже огромное количество обедневших дворян, с трудом сводивших концы с концами. Впрочем, надо отдать должное, дворяне были очень образованы, а также свободно говорили на иностранных языках, хотя и здесь не обходилось без ложки дёгтя. Говорить о любви их к детям, особенно к мужицким, особо не приходилось. Новые педагоги хоть и были образованы, но отличались жестоким подходом к обучению. Министр неспроста ограничил телесные наказания детей, – проблема могла выйти за пределы допустимого…

Очень непросто было воспринято совместное обучение девочек и мальчиков. Поначалу никто даже не понял, что подобное введено, а когда это выяснилось, то произошёл буквально взрыв недовольства. Несмотря на то что женщины учились исключительно по добровольному желанию, даже такая небольшая уступка по гендерному признаку вызвала ярость.

Опять взбунтовались студенты вузов, которые внезапно заявили, что женщинам среди них не место. Понимая, что ситуация вновь может выйти из-под контроля, император решил встретиться с недовольными лично, прямо в Петербургском университете.

– Господа студенты, профессора, до меня дошли сведения о вашем недовольстве введением совместного обучения двух полов.

– Ваше Величество, мы просим пересмотреть это решение. Женщины не должны учиться. Их удел – это семья и дети, к тому же всем известно, что они от природы глупее мужчин и не способны мыслить рационально. Эта выставка «декольтированных фей» в стенах учебного заведения, в конце концов, просто оскорбительна, – заявил один из лидеров студенческого сообщества Игнатюк.

Раздались громкие возгласы одобрения.

– Ваше Величество, поймите. Мы рады, что вы пошли навстречу высшему образованию, убрали ужасные правила для студентов, вернули прогрессивных преподавателей, но это просто не укладывается в голове. Как учёный вам скажу, что есть данные исследований, которые достоверно подтверждают наличие больших различий не только в объёме веса и мозга мужчин и женщин, но даже в отдельных частях его. Данный факт доказывает неспособность женского пола к адекватному усвоению знаний, и даже более того ведёт к прямому вреду их физического здоровья, – высказался профессор Протасевич.

Вновь раздались аплодисменты и одобрительные выкрики.

– Хорошо, скажу прямо. А вам то, что с этого, господа? Это здоровье женщин, и они сами за него ответственны или вы испугались, что, возможно, вдруг вас посрамят? – высказался Александр.

После этих провокационных слов императора зал буквально взорвался от негодования, многие вскочили со своих мест.

– Успокойтесь господа, давайте вернёмся к обсуждению. Это ведь женщины эмоциональные, а не мужчины. Или вы хотите доказать нам обратное, – громко вскричал государь.

От этих слов все прямо опешили и притихли.

– Значит так, данное новшество придумано не нами. В Европе это уже введено и эксперимент признан удачным, – продолжил император.

– Но Россия – это не Европа, Ваше Величество, – вновь возразил Игнатюк.

– Да неужели⁈ – с, казалось бы, неприкрытым удивлением воскликнул Александр. – А мне казалось ещё недавно, что вы вдруг отстаиваете европейские ценности для России. Что тогда ответите мне на это?

В зале наступила гробовая тишина, – на данное утверждение не было никакой возможности ответить непротиворечиво.

– Итог следующий, господа. Всю эту тему с требованиями изменить образование по европейским стандартам затеяли вы сами. Правительство пошло вам навстречу. Попытка переиграть назад, будет видеться любому здравомыслящему человеку лицемерной, а значит, допускать подобного мы с вами не имеем права. И в следующий раз требуя идти по европейскому пути, имейте в виду, что государство будет проводить всё последовательно и до конца.

Государь выходил из зала в полной тишине, а студенты и профессора сидели пришибленными. А уже буквально на следующий день газеты вышли со статьями, что это именно студенты потребовали провести образовательную реформу европейского характера, а теперь вдруг возмущаются её содержанием. В прессе пошли насмешки над глупыми студентами, которые сами не знают чего хотят. Даже прогрессивное общество внезапно переменило свой тон. Молодёжь же в этой ситуации оказалась в полной прострации от подобных издевательств и на время совершенно затихла, переживая свой позор.

Более сложной вышла встреча Александра и главы русской церкви.

– Как это понимать, Ваше Величество? – начал Филарет.

– Вы о чём, Ваше Святейшество?

– Государь, думаю понятно, что я имею в виду. Почему из образования убран курс Слова Божиего.

– Возможно, данная ситуация сложилась из-за позиции церкви, отказывающейся поддержать государство в его реформах. Правительство сейчас в уязвимой ситуации, и нуждается в одобрении своих действий со стороны патриарха как никогда.

– Очень похоже на шантаж, Ваше Величество.

– Побойтесь Бога, и в мыслях не было. Просто я не понимаю, почему государство должно тратить деньги на введение курса православия во всех учебных заведениях, если церковь не готова уступить ему даже в этой мелочи.

После этих слов патриарх вдруг замолчал. Было видно, что он переваривает каждое слово Александра.

– Всё равно нет, – заявил патриарх.

– Почему же? – удивился я.

– То, что вы делаете противно православию. Отмена отеческой заботы помещиков над крестьянами, дарование равных прав всем религиям, а нынче ещё и эта ужасная реформа образования. Мужики теперь будут грамотными, – да они после этого бунт поднимут, да в атеизм ударятся! А дать женщинам возможность учиться, – как вообще можно было ввести такое в нашей православной стране. Немыслимо! Нет, нет!!! Поддержать вас, – это значит пойти против совести!

Услышав яростную возмущённую речь Филарета, – я оказался под впечатлением и на пару секунд вдруг даже подумал, что может на самом деле ошибся. Настолько праведной и сильной эта речь мне показалась… Если бы у меня не было опыта будущей жизни, я бы, возможно, и повернул назад. Но так нет, – меня этим напором не возьмёшь.

– Хорошо, Ваше Святейшество, я уважаю данное решение. Но тогда и вы не ждите никакой поддержки от государства в учебной сфере. Мы прекратим всякое признание духовного образования, – обойдётесь без него.

Патриарх скривил лицо, видно, как ему в этот момент было тяжело.

– Вот как оно пошло, государь. Вы хотите пойти против церкви и стать антихристом?

– Ничего подобного. Все знают, что церковь, благодаря мне, наоборот, стала свободной. При батюшке моём никакого патриаршества не было. Действовала духовная коллегия, – я бы просто приказал вам, как обычному чиновнику, и вы бы не смогли противиться. Согласитесь, – сложно назвать человека антихристом, давшего православной церкви возможность принимать собственные решения.