сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 36 страниц)
- Нет, Паша! - возразил я.- Никакой капитан не позволит своему кораблю дрейфовать невдалеке от берега!
- А может, капитан этот с ума скатился. Плавал-плавал, а потом подумал: "Ну вас всех к чертям! Сойду-ка я с ума". И сказал он команде: "Гуляй, ребята! Даю вам отпуск до Судного дня!" И началось тут…
- Вернемся к реальности, Паша! Быть может, авария произошла в то время, когда на пароходе вспыхнула эпидемия? Команда утратила работоспособность…
- Не слишком ли много удовольствий на один день - тут тебе и авария, тут тебе и эпидемия,- засмеялся Павел.- Ты хорошо обследовал там? - обратился он к чЕЛОВЕКУ, указав рукой вниз.
- Подвал осмотрел я. Ничего там не нашел я,- ответил "Коля".
- Темнишь что-то, тунеядец! А ну-ка веди нас туда.
Мы спустились в трюм по наклонному ходу. Он был действительно пуст, если не считать множества массивных платиновых болванок, лежавших под слоем ила; ими было вымощено все днище. Несомненно, они играли роль балласта, способствуя остойчивости судна.
- По миллионам топаем! Прямо-таки священная дрожь меня пробирает! - высказался Павел. Он и в дальнейшем никак не мог привыкнуть к обилию платины на Ялмезе и к тому, что бывшие обитатели планеты относились к этому металлу без всякого почтения.
…Трюм имел пять отсеков, но все водонепроницаемые двери оказались открытыми. Получалось, что за плавучесть парохода не только не боролись, но и способствовали скорейшему его затоплению! Ошеломил нас и характер пробоин. Мы без труда обнаружили их в среднем отсеке; их имелось две, по одной в каждом борту. Заусеницы, рваные лохмотья железа окаймляли их не с трюмной стороны бортов, а торчали наружу. Дыры были пробиты изнутри! Судно погубили умышленно!
Я немедленно выдвинул предположение, что в то время на Ялмезе шла война, и вот на пароход, шедший под флагом страны "А", напал эсминец страны "Б". Пассажиров и команду взяли в плен, а судно - на буксир. Но вскоре…
Ррромантика! - насмешливо изрек Павел. Искусственные челюсти Невыразимой прелести.
- Ты смеешься над моими догадками, но не выдвигаешь своих,- с досадой сказал я.- А ты-то сам в чем видишь причину гибели судна?
Но он уклонился от ответа и зачем-то придрался к чЕЛОВЕКУ, стал упрекать его в том, что тот умолчал о пробоинах.
- Доложить вам о том, что в доме есть, приказ был мне,- начал "Коля".- Вам о том, что есть, доложил я. Но дыра в стене - это не то, что есть. Дыра - это отсутствие того, что было в былом на месте данной пустоты. Вам о том, чего нет, не стал сообщать я.
- Ишь ты, софист какой выискался! С тобой спорить - все равно, что дохлую корову доить… Веди нас наверх! Да светись посильней, нечего тут режим экономии наводить!
Выслушав повеление Павла, чЕЛОВЕК включил самосвечение на полную мощность - и повел нас вверх по наклонному ходу. Мы очутились в камбузе. На занесенной илом кухонной плите нами были обнаружены платиновые сковороды, кастрюли, дуршлаги.
- Направь-ка струю гидромонитора вон туда,- приказал Белобрысов "Коле", указав на мусорный бак. Тот, кто живет, судьбой искусанный, Того не охмурить уютом,Он не по злату, а по мусору Вернее жизнь узнает чью-то.
Со дна бака мы извлекли несколько пустых консервных банок; следов коррозии на них не имелось, поскольку они были отштампованы из платины.
- Вот это тара! - снова взволновался Павел.- Хотел бы я откушать порцию килек в такой упаковочке!.. Только мы на этом лежачем голландце ни одной целой банки не сыщем.
- Почему ты так уверен в этом? - спросил я.
- Смотри, Степа, как у них донца внутри исцарапаны. Кто-то выскребывал содержимое до последнего миллиграмма. Не от сытой это жизни!.. Я-то, Степа, понимаю. Влипал в такие ситуации. Раз до того оголодал, что пальто на базар снес. За гроши отдал.
Эй вы, волки с барахолки, Спекулянты-маклаки, Жизнь ударит вас по холке И подденет на штыки!
По очередному пандусу мы поднялись в коридор, по обе стороны которого были расположены каюты, и вошли в одну из них. Ослепленные исходящим от чЕЛОВЕКА светом, навстречу нам метнулись рыбы. На невысоком возвышении - очевидно, то была койка - колыхались бледные ошметки какой-то ткани, покачивались стебли водорослей. Здесь же лежали останки ялмезианина. Кости вполне соответствовали человеческим, и череп тоже был аналогом человеческого.
- Так вот что ты имел в виду, докладывая нам о "секретных конструкциях наших"!- проговорил Павел, обращаясь к "Коле".- А мы-то, олухи, не поняли!.. Я еще какую-то секс-чепуху понес… Ты уж извини меня, "Николаша"!.. И вы, товарищ,- не знаю, как вас по имени-отчеству,извините! - С этими словами друг мой поклонился останкам ялмезианина.
В соседних каютах мы тоже обнаружили кости погибших, а в кают-компании насчитали около двухсот черепов. То, что ялмезиане телесно подобны нам, нас не удивило, ибо и по их архитектуре, и по памятнику, о котором еще во время облета сообщил нам "Андрюша", можно было догадаться о их соматическом сходстве с людьми. Удивила нас странная психология этих иномирян. Почему не искали они спасенья, если берег был так близко?
Разгадка - вернее, то, что тогда показалось мне разгадкой,- мелькнула у меня в тот момент, когда мы спустились на один "этаж" (как выражался чЕЛОВЕК) ниже - и опять по пандусу.
- Чего ты все время нас по наклонным плоскостям водишь, будто мы инвалиды?! - обратился Павел к чЕЛОВЕКУ.- Неужели по трапам водить не можешь? Ну, по лестницам, понимаешь?
- Лестниц в этом доме не видал я,- ответил "Коля".
- Паша, ключ к разгадке найден! - воскликнул я.- Это судно - плавучий санаторий для страдающих болезнями ног. Однажды оно вышло в очередной лечебный круиз, и в море капитан узнал, что началась война. Тогда он увел судно далеко в океан, заглушил топки и в дрейфе стал ожидать дальнейших событий. Но время шло, съестные припасы вышли - и он взял курс на родной берег. В пути пароход был захвачен вражеским крейсером, взят на буксир. Тогда, чтобы избежать плена, пассажиры и экипаж решили затопить судно, а затем спасаться на шлюпках. Однако те члены экипажа, которые пробили отверстия в бортах, не рассчитали их сечения, не учли, что инвалиды не могут покинуть судно быстро. Вода заполнила пароход слишком рано…
- Может, Степа, война и была на этой мокрой планете, только к этим утопленникам она отношения не имеет,- безапелляционно изрек Павел. Ах, что там бой, походный строй И посвист вражьих стрел,Приходит худшее порой Для тех, кто уцелел.
- Не понимаю, Паша. Выражай свои мысли ясней.
- Степа, я думаю, этот ковчег действительно долге болтался в океане, а затем, когда вышла вся жратва, жильцы его решили, что лучше уж им утопиться, чем причаливать к берегу. На суше их что-то очень страшное ожидало.
Овчарка жила у зубного врача - И всех пациентов кусала, рыча,Но к боли той был равнодушен больной, Поскольку боялся он боли иной.
- По-твоему, выходит, что эти иномиряне решились на коллективное самоубийство? - в упор спросил я.
- Вот именно! - ответил мой друг.
Вернувшись на "Тетю Лиру", мы подробно доложили обо всем Карамышеву и высказали свои предположения. К версии Белобрысова он отнесся с недоверием, мои доводы казались более обоснованными. Но в дальнейшем стало ясно, что ближе к истине был Павел.
22. ОПАСНЫЕ ПОХОРОНЫ
15 августа 2151 года "Тетя Лира" бросила якорь на траверзе мыса Восьми; название это заранее дано было нами в память о наших погибших товарищах. Увы, в тот же день пришлось изменить это наименование на мыс Девяти.
После того как была произведена дистанционная разведка, показавшая безопасность данного участка суши, от борта "Тети Лиры" отвалил поисковый катер № 1, на котором находились, обернутые во флаги Объединенной Земли, тела погибших. Их сопровождало четырнадцать человек экспедиции по главе с Карамышевым; в число похоронной команды вошел и Белобрысов. Участникам похорон было выделено пять лопат; обычай требует, чтобы при погребении людей на чужих планетах не применялась автоматика,- и вот запасливый завхоз Вещников извлек из недр своего склада эти копательные инструменты.
Вся корабельная команда и часть научного состава по приказу Карамышева остались на корабле, причем я был назначен дежурным по судну. Вскоре после отбытия катера стала складываться неблагоприятная погодная обстановка: неся дождевые тучи и разводя волну, нарастал ветер с моря. Я начал опасаться, что если волнение усилится, то оно может сорвать "Тетю Лиру" с якорей и погнать к берегу. Поэтому я решил отвести корабль на двадцать километров мористее и там на минимальных винтооборотах стоять носом к волне. Выполнив этот маневр, я включил телеглаз, наведя его на берег.
Катер стоял у пирса, защищенного волноломом. И пирс, и брекватер были изрядно повреждены временем и штормами, но несомненно являли собой дело рук разумных существ. Слева от причала на берегу виднелись невысокие полуразрушенные строения, справа - поросшее травой поле, еще правее - многочисленные валуны, за которыми начинался лес. Среди поля уже темнела свежевырытая братская могила. Взяв крупным планом лицо Белобрысова, я увидел, что по щекам его текут слезы; впрочем, это могли быть и дождевые капли. В лица остальных вглядеться я не успел: по экрану вдруг пошли темные полосы, четкость смазалась, а затем изображение и вовсе исчезло. Решив, что всему виной мой недостаточный практический опыт работы с радиотехническими устройствами, я решил прибегнуть к дальнозору; как известно, этот оптический прибор с радиотехникой не связан.
Как Вы знаете, Уважаемый Читатель, объемного изображения дальнозор не дает, да и дождь ухудшал видимость, однако я довольно отчетливо увидал всех стоящих возле могилы. Вот астроархеолог Стародомов подошел к Карамышеву, заговорил с ним о чем-то, тот кивнул ему в ответ,- и Стародомов не спеша направился в сторону валунов. Позже я узнал, что он хотел выбрать камень, из которого можно было бы вытесать надгробную плиту для братской могилы. Но тогда у меня мелькнула мысль, что археолог надеется найти на камнях какие-либо ялмезианские письмена. Я изменил угол наклона вспомогательной линзы, чтобы внимательнее рассмотреть эти каменные глыбы, но поначалу ничего особенного не приметил. Валуны как валуны. Таких на берегу Балтики сколько угодно.
И вдруг моему взору предстало нечто неожиданное. За одним высоким, поросшим мохом камнем, притаилась какая-то фигура, напоминающая человеческую. Ялмезианин Живой иномирянин! Но почему он прячется: из страха перед пришельцами или затаил недобрые намерения? Надо немедленно предупредить товарищей, и в первую очередь - Стародомова!
Я включил реле звуковой радиосвязи, отчетливо произнес личные позывные астроархеолога,- но отзыва не последовало. Потом повторил вызов - результат тот же: Стародомов продолжал шагать к валунам. А ведь на нем был всепогодный комбинезон, в воротник которого вмонтировано безотказное микроустройство!
Тогда я обратился к Карамышеву, назвав его позывные: я хотел, чтобы он послал кого-либо вдогонку за Стародомовым, чтобы не дать тому подойти к камням. Но и Карамышев не захотел слушать меня!..
Я был изумлен, озадачен. Причина этого радионевнимания выяснилась позже. Меня не не слушали - меня не слышали! Меня не могли слышать, ибо метаморфанты обладают необъяснимым свойством (не прилагая к тому никаких усилий) искривлять магнитное поле в радиусе четырехсот тридцати семи метров, создавая вокруг себя зону радиобезмолвия.
Тем временем Стародомов приближался к камням. Когда до них оставалось метров тридцать, дисциплинированный археолог вынул из нарукавного кармана симпатизатор и, как я угадал по движениям его пальцев, включил прибор на предельную градацию. У меня отлегло от сердца. Как ты мог забыть, сказал я себе, что каждый из нас снабжен этим замечательным изобретением XXII века, безотказно внушающим добрые чувства к его обладателю всем живым существам! Уже не беспокоясь за Стародомова, я до предела усилил резкость изображения, чтобы крупным планом увидеть того, кто притаился за большим камнем.
И тут-то я разглядел, что только внешние обводы этого существа придают ему некоторое сходство с человеком. Мне предстало нечто неописуемо отвратительное, злобное, ужасное! Даже находясь на большой дистанции от этого чудища, я ощутил страх - и невольно отпрянул от глазка дальнозора. Затем я ощутил страх за свой страх. Ведь о том, что я испугался, я обязан по возвращении доложить Ассоциации воистов - и поставить вопрос, достоин ли я впредь быть воистом. (Вернувшись на Землю, я так и сделал. Мне был выдан оправдательный рескрипт, но - для успокоения совести - я отказался от очередного повышения в звании.)
…Преодолевая отвращение, я снова прильнул к дальнозору. За поросшим мохом валуном теперь не было никого. А вдали, мелькая в просветах между камнями, бежали по направлению к лесу два чудища, подобные тому, которое меня испугало. Затем я увидел Стародомова. Он неподвижно лежал на спине. Он был мертв. Когда я вгляделся в его лицо, мне опять пришлось ужаснуться. Исхудалое, обезображенное, словно изглоданное какой-то мучительной и долгой болезнью…
В устрашающих складках этого лица таилось и нечто такое, что вызвало во мне какое-то смутное воспоминание. Я напряг память - и вспомнил. Когда мне было восемь лет, мать взяла меня в гости к своей подруге, "медичке-историчке" (так она ее называла), Анфисе Васильевне Лекаревой. Там на маленьком столике перед диваном лежала толстая книга в черной обложке - "Болезни минувшего". Я раскрыл ее где-то посредине и увидал страшное лицо мертвеца. Под ним значилось крупным шрифтом: "Сент-Бедвиндский лепрозорий, 1893 год. Пациент, скончавшийся от проказы". Ниже шел текст, набранный мелкими литерами, но прочесть его я не успел: Анфиса Васильевна отобрала книгу, заявив, что нечего мне читать это, а то страшные сны будут сниться.
И вот теперь я увидал страшный сон наяву. Он был столь невероятен, что у меня возникло опасение: а здоров ли я психически? Но раздумывать об этом было некогда. Надо было вести "Тетю Лиру" к мысу, тем более и погода улучшилась: хоть волнение на море и продолжалось, но ветер упал. Отдав по отсекам соответствующие команды, я взял курс к месту недавней якорной стоянки.
23. ПЕРЕД БРОСКОМ НА КОНТИНЕНТ
Теперь снова поведу речь обо всем, что имеет прямое или косвенное отношение к Павлу Белобрысову. И опять напомню Уважаемому Читателю, что дела нашей экспедиции в более широком плане изложены в "Общем отчете".
Когда катер с похоронной командой пришвартовался, а затем был поднят на палубу и опущен в свой отсек, я немедленно доложил Карамышеву обо всем, что произошло за время моей вахты, и (главное!) о том, что я увидел в дальнозор. К моему сообщению он отнесся невнимательно и недоверчиво и заявил, что это могло мне померещиться из-за нервного напряжения. Я возразил, что я воист, а в воисты зачисляют лишь тех, чья нервоустойчивость не ниже девятого деления по шкале Даниэляна. Но Карамышев гнул свое: "Это вам почудилось". Далее он сказал, что Коренников действительно диагностировал у Стародомова смерть от проказы, но ведь Коренников все-таки зубной врач, а не терапевт. Из дальнейшей беседы я понял, что участники похорон успели составить свою коллективную гипотезу гибели Стародомова. За год до отбытия на Ялмез астроархеолог вернулся с планеты Латона, где природно-биологические условия очень сложны и почти не исследованы. Вот там он, вероятно, заболел какой-то неизвестной землянам болезнью с длительным инкубационным периодом, здесь же, на Ялмезе, в силу неведомых нам специфических причин" болезнь "сделала спонтанный скачок".
Выслушав это, я откровенно сказал Карамышеву, что подобная теория мне кажется шаткой. И добавил, что между увиденными мною чудищами и смертью Стародомова есть какая-то причинная связь. Карамышев поморщился. Быть может, он решил, что у меня завелся "пунктик". Я вышел из спора, чтобы не утверждать его в этом подозрении. Ведь доказать я ничего не мог.
Вернувшись в каюту, я застал там Павла. Он был мрачен.
- Скоро, кореш мой безалкогольный, мы все на этом Ялмезе танго "Белые тапочки" спляшем. Нет, с этой планеточкой людям на "ты" не сойтись!
Клаустрофобке, деве молодой, Агорафоб в любви признался раз, А та в ответ: "Союз грозит бедой, Нужны пространства разные для нас!"
Когда я поведал своему другу о чудищах, поначалу он тоже выразил сомнение, но иного порядка, нежели Карамышев.
- Степа, может, они только показались тебе страшными? Может, землянам с непривычки все чужое кажется опасным и уродливым? Но ведь внешность-то обманчива.
Людоед, перейдя на картофель, Исхудал от нехватки жиров - И его заострившийся профиль Агрессивен вдруг стал и суров.
