сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)
- Внимание! - послышался голос Карамышева.- Корабль наш произвел посадку на планете Ялмез. Через десять минут - общий сбор на палубе. Наружная температура - плюс двадцать шесть по Цельсию.
Я взглянул на настенные часы-календарь. Они показывали 12-05.07.08.2151 - по земному времени.
- Надо припижониться по такому случаю,- сказал Павел, открывая личный контейнер.- Как-никак - мы здесь гости… Только желанные ли?
Никогда не забуду Чей-то мудрый совет:
Жди опасности всюду, Где опасности нет.
Я тоже потянулся к своему контейнеру и извлек яз него военно-морскую форму. Когда мы покинули каюту, на Белобрысове красовались старинный пиджак и рубашка с пестрым галстуком; брюки он надел узкие-преузкие, а голову его увенчивала лихо заломленная кепка. На мне же была фуражка с "крабом", китель с погонами, черные брюки и флотские ботинки.
Уже в коридоре чувствовалось, что "Тетя Лира" разгерметизирована: тянуло солоноватым сквозняком, бодрящей морской свежестью. У всех, спешивших на палубу, был празднично-оживленный вид. По внутреннему трапу мы вышли на ту часть поверхности корабля, которая после приводнения преобразилась в палубу; верхние сегменты обшивки разомкнулись и опустились в бортовые карманы, выдвинулась рубка в мидельной части. В целом же палуба была гола и огромна по площади; отдаленно она напоминала мне взлетные полосы на музейных моделях старинных авианосцев. Как ни странно, но сходная мысль возникла и у моего друга.
- Как бы нашу посудину ялмезиане за военный корабль не приняли,- пошутил он.- Тем более ты тут в военной форме торчишь.
Бог спросил у Сатаны, Не предвидится ль войны.
Сатана ему в ответ:
"Либо будет, либо нет".
Меня - в который раз - поразило, как дотошно изучил Белобрысов реалии XX века, в том числе и военно-морские. Сколько книг ему пришлось прочесть!.. И для чего?..
Размышления мои были прерваны звуками "Гимна Мирной Земли". Они все ширились, они парили над океаном. Одновременно в центре палубы распахнулся люк, и из него стала расти, уходя в ялмезианское небо, телескопическая мачта. На вершине ее развернулся алый с голубым флаг - символ нашей планеты.
Ветер дул силою не более балла. По океану шла мерная, широкая зыбь. Вода отливала неправдоподобной синевой - будто на старинных земных курортных открытках. Лиловатое ялмезианское солнце светило нам в спину. После замкнутого, тесного мира корабля, после его кают и заполненных приборами технических отсеков, ялмезианский мир казался ошеломляюще огромным.
Когда отзвучал гимн, Карамышев взял слово. Он сказал, что дает всему составу экспедиции, за исключением морской команды, сутки отдыха; "Тетя Лира" эти сутки будет дрейфовать с выключенными двигателями. Затем мы возьмем курс на материк, от которого находимся сейчас на расстоянии восьмисот километров. Там мы прежде всего исполним печальный долг - похороним наших погибших товарищей. На ближайшие четыре часа внешними вахтенными назначены Белобрысов и Кортиков.
Мы с Павлом поднялись в обзорную рубку, сняли показания приборов, сделали первую запись в вахтенном журнале. Затем я доложил вниз по внутренней связи:
- Вахту несут Белобрысов и Кортиков. Особых обстоятельств нет. Поле обзора чисто. Под килем - шесть тысяч семьсот шесть метров. Отбой.
Мы опустили боковые заслоны из сталестекла. Теплый и влажный ветер продувал рубку насквозь. Громадный корпус "Тети Лиры" покачивался мягко, убаюкивающе.
- План по романтике выполняется успешно, а ко сну почему-то клонит,прервал молчание Павел. Эх, вахтенный, не спишь ли ты?
Скорей расстанься с ленью!
Под килем кильки иль киты - Ответь без промедленья!
Произнеся это, он нажал кнопку глубинного наблюдения. На экране возникли изображения мелких, юрких голубоватых рыбок. Потом не спеша проплыла большеголовая рыбина-шестиглазка; одна пара глаз у нее была на голове, остальные - на спине.
Затем зазвучал зуммер. Над стереорадаром зажегся сигнальный глазок. На экране возникло высокое раскидистое дерево. Оно одиноко маячило в двадцати километрах от нас. Ветви его были усеяны какими-то желтыми хлопьями; я решил, что это листья.
- Паша, нас сносит к какому-то островку. Надо доложить вниз.
- Чтоб не поддаться панике, Не всякой верь механике, возразил Белобрысов.- Давай-ка воздержимся пока от сообщений.
Встретишь волка или гада - Докладать о том не надо Ни начальству, ни невесте - Им нужны благие вести!
Мы включили поисковый глубиномер,- и тут выяснилось, что в радиусе пятисот километров от нас глубина ничуть не меньше, чем у нас под килем. - Странно!.. Но ведь дерево-то мы видим, Паша!
- Оно плывет! - заявил Павел.- Плывет навстречу нам - вопреки течению и логике…
Через два часа дерево проплыло в пятидесяти метрах от "Тети Лиры". Корни его уходили далеко в прозрачную глубину. Дерево плыло своим курсом. То, что я издали принял за листья, оказалось сборищем ширококрылых желтых птиц.
Они ровными рядами сидели на ветвях и, глядя все в одну сторону, синхронно взмахивали крыльями, тем самым заставляя дерево перемещаться в океанском просторе. Они были как бы живым коллективным парусом. На вершине этого странного древа стояла птица - тоже желтая, но крупнее остальных. Она вертела головой во все стороны и издавала короткие ритмичные крики, в такт которым дружно работала крыльями вся стая.
Но вот верхняя птица умолкла, затем покинула свой командный пункт. Вслед за ней взвились в воздух все остальные. Стала видна кора ветвей, усеянная мелкими синеватыми иглами,- и многочисленные гнезда, сплетенные, по-видимому, из водорослей. Птицы же, приводнившись на некотором расстоянии от своего вертикального ковчега, стали нырять,- и каждая, поймав рыбу, тотчас возвращалась к дереву, неся добычу в клюве. Весь экипаж "Тети Лиры" столпился у правого борта, не в силах оторвать глаз от инопланетного чуда.
Павла эта, как он выразился, плавучая птицеферма навела на грустные размышления.
- И в какую же глухомань нас, Степа, с родной Земли занесло…
Нас к домашним пенатам Не притянешь канатом!
И ни одного корабля на горизонте! И не будет! И брата я тут не найду, это уж дело ясное…
- Паша, оставь эти ностальгические мысли! - строго сказал я.- Вернись к реальности! Ты на вахте!
- Степа, Степа! Неужели ты так и не уверовал, что я миллионер?! А я ведь тебе чуть ли не всю свою пятнистую биографию без утайки поведал!.. И еще шепну тебе, Степа, на полном секрете: устал я от своего долгожития.
Топочут дни, как пьяные слоны, Транжирит жизнь свои грома и молнии,А мне б сейчас стаканчик тишины, Бокал молчанья, стопочку безмолвия…
- Паша, мы же на вахте! - повторил я.- Девятый пункт…
- Мне от твоих пунктов и параграфов уши судорога сводит! - с раздражением перебил он меня. Но потом, смягчившись, добавил: - А вообще-то ты человек невредный. И не такой уж благополучный, каким сам себе кажешься. Тебя еще жизнь до печенок проймет.
К ночи волнение моря упало почти до нулевого значения. Температура воздуха снизилась до 21 градуса и далее не понижалась. Многие тётелировцы, взяв на вещескладе раскладушки, вынесли их на палубу, чтобы ночевать под открытым небом. Также поступили и мы с Белобрысовым.
Однако он не захотел спать рядом со всеми на миделе и оттащил свою койку на самый ют. Все с некоторым удивлением отнеслись к очередному чудачеству моего друга, но я-то знал, в чем тут дело: Павел не хотел, чтобы слышали его храп.
Ночь была звездная, но темная, и впереди предстояло немало таких ночей, ибо, как известно, Ялмез не имеет спутника, подобного нашей Луне. Лежа на раскладушке лицом к небу, я, прежде чем уснуть, долго наблюдал новые для меня пунктиры миров, стараясь мысленно построить из них условные фигуры, чтобы детальнее запомнить взаиморасположение звезд. Это могло пригодиться мне в навигационной практике.
21. САНАТОРИИ САМОУБИЙЦ
На следующий день в полдень были задействованы аквалантовые двигатели, пришел в движение гребной винт - и "Тетя Лира" взяла курс на материк. По воде мы двигались отнюдь не с космической скоростью, и только на третьи сутки эхолот показал значительное повышение морского дна; начиналась материковая платформа. Еще через день берег стал виден в дальнозоры, не говоря уж о более совершенной оптической технике. Глубина теперь равнялась в среднем семидесяти метрам, и приборы предупреждали, что ближе к берегу имеются каменистые мели и песчаные бары. Карамышев назначил меня главным штурвальным и спросил, смогу ли я отстоять две четырехчасовые вахты. Я ответил, что это в моих силах.
Приказав снизить ход до десяти километров в час, я вел судно, не теряя из виду береговой линии и держа путь к дальнему мысу, который значился на карте, снятой при облете Ялмеза накануне приводнения: я полагал, что именно там приматериковые глубины позволят нам подойти близко к берегу. Заканчивая дежурство уже в сумерках, я порекомендовал Карамышеву воздержаться от ночного плавания в прибрежных водах, тем более что глубина, которая у нас сейчас под килем, дает возможность якорной стоянки. Карамышев согласился. Я дал вниз команду "стоп" и, когда корабль потерял инерцию, сорвал предупреждающую наклейку с реле, нажал клавишу - и в то же мгновенье услыхал шум якорной цепи, выползающей из клюза. Вскоре на табло вспыхнула зеленая точка: якорь забрал лапой за дно. Когда я осознал тот факт, что наш якорь лег на грунт чужой планеты, во мне вдруг пробудилась печаль по дому, по семье, по родному Ленинграду. В этот миг я, кажется, впервые ощутил, как далеко от нас Земля.
Перед тем как покинуть рубку, я, как в старину говорилось, для подчистки совести, решил взять подводные данные в радиусе десяти километров. Поисковая стрелка спокойно прочертила свой путь почти по всей окружности оповестительного экрана, и я хотел уже выключить прибор, как вдруг на экране возникли очертания корабля. Он лежал на глубине 63 метров в семи километрах от нас. По магнитограмме можно было понять, что судно - металлическое и что водоизмещение его - не менее 12 000 тонн. Я немедленно доложил об этом Карамышеву. Тот распорядился так: завтра с утра взять курс в сторону погибшего судна, стать там на якорь и произвести обследование; это даст возможность получить некоторое представление о технике и быте ялмезиан еще до нашей высадки на континент.
Подводный тренаж на Земле проходили Павел, я и Виипурилайнен - астроботаник, погибший при недавней аварии; следовательно, водолазная бригада состояла теперь из Белобрысова и меня. Я был весьма обрадован заданием: у меня возникла надежда, что корабль этот - военный и через него я соприкоснусь с военно-морской историей Ялмеза.
Утро того дня было совсем штилевым, что способствовало выполнению задания. Когда "Тетя Лира" стала на якорь в нужной точке, мы с Павлом, облачившись в скафандры, через донный кессонный люк опустились по штормтрапу на дно океана. Следом за нами, неся запасные "горбы" с дыхательной смесью для нас и контейнер с приборами, сошел на грунт и чЕЛОВЕК, приданный нам для технической помощи. Белобрысов дал ему имя "Коля".
- Был у меня знакомец такой, Николай Васильевич,- пояснил он.- Чемпион затяжного сна, лодырь отпетый, балбес непревзойденный, нытик нуднейший, а в душе парень неплохой. Теперь, через сотню с лишним лет, почему-то по-хорошему его вспоминаю…
Гора не сходится с горой, Но жизнь свершает круг,И старый недруг нам порой Милей, чем новый друг.
…На песке росли водяные растения с продолговатыми синеватыми листьями. Среди них сновали стайки рыб, чем-то похожих на сельдей; ни одной шестиглазки мы здесь не обнаружили. Прозрачность воды оказалась удовлетворительной, и, когда я приказал "Коле" применить подсветку, погибшее судно стало хорошо видно. И сразу же выяснилось, что к военному флоту оно отношения не имело. То был винтовой двухтрубный пароход с тремя рядами иллюминаторов; многие из них оказались незадраенными, и это свидетельствовало о том, что судно погибло не во время шторма. Стояло оно на грунте с небольшим креном, обусловленным неровностью морского дна. На занесенной песком и илом палубе виднелись палубные надстройки, характерные для пассажирских судов. Свисая со шлюпбалок, темнели проржавевшие спасательные шлюпки, наполненные песком, поросшие водорослями; некоторые из них валялись возле борта - тали не выдержали. Возникло предположение: пароход затонул столь быстро, что пассажиры и команда не успели воспользоваться спасательными плавсредствами.
В верхней части кормы виднелась доска серебристого цвета, она резко выделялась на фоне изглоданной ржавчиной стальной обшивки. На доске клинообразными буквами были выведены какие-то слова - видимо, название судна и порт приписки.
- Дощечка-то - чистое серебро! - услышал я резкий, усиленный интромембраной голос Павла.- Богато жили господа!.. Мне бы в молодости такую оторвать - забодал бы втихаря и "Волгу" купил бы.
- Волгу? - невольно переспросил я.
- Это машина такая была, автомобиль,- небрежно пояснил мой друг, и я снова подивился: даже здесь, под океаном чужой планеты, он продолжает, теша себя, играть роль пришельца из XX века.
…Из песка торчала лопасть винта. Я приказал чЕЛОВЕКУ осторожно очистить ее от ржавчины и обнаружил на стали следы кавитации; это означало, что судно затонуло не в первом своем рейсе. Но почему затонуло? Это можно определить по характеру пробоины, однако искать пробоину нужно не снаружи, ибо пароход занесен илом выше ватерлинии.
- Мы в эту лайбу снизу войдем,- прервал мои размышления Павел.- Пусть на нас этот хмырь небесный потрудится, ему обшивку прорезать - плевое дело.
Я счел разумным это предложение. Выбрав место поближе к корме, мы дали чЕЛОВЕКУ соответствующие указания.
- Порабатывай, порабатывай, трутень космический! Это тебе не в техноскладе на боку лежать! - торопил Павел чЕЛОВЕКА.
- Порабатываю я. Это не в техноскладе на боку лежать мне,- отвечал "Коля", орудуя гидромонитором.
Когда к борту был промыт удобный проход, чЕЛОВЕК плазменным резаком вырезал в обшивке прямоугольное отверстие 1х2 метра. Едва он отвел в сторону стальной лист, как из судна начала вываливаться какая-то темная комковатая масса. Уголь! Мы наткнулись на бункерную яму! Я приказал "Коле" расчистить вход, а когда он это выполнил, дал ему указание произвести обзорную разведку внутри судна, вернуться через десять минут и доложить обо всем, что есть.
- А в случае неявки Поставлю вам пиявки, проскандировал Павел. Затем сказал: - Степа, а ты примечаешь, какие ободки у иллюминаторов?! Опять же аргентум!.. Ну, я понимаю: серебряная доска на корме - это для понта, для престижа. Но иллюминаторы - это уже суперпонт. Даже не верится…
Он вынул из нагрудного кармана скафандра анализатор и навел его на ближайший к нам иллюминатор. Потом, вглядевшись в микротабло, проговорил с каким-то детским испугом:
- Степа, тут на табло цифра "78" выпрыгнула! Это платина, Степа! Ты понимаешь, на какой клад мы нарвались! Везет, как утопленникам!
- Почему ты впал в такой ажиотаж?! - удивился я.- Спору нет, платина - металл в технике нужный, однако некоторые его свойства не вполне…
- Эх, Степан, не состыковаться нам в этом вопросе! При чем тут техника! Ведь платина - она даже золота дороже!.. Только ты не подумай, что я какой-то там куркуль недорезанный. Я знаю, что и в старину не в этом было главное счастье людское.
Бедным - плохо, богатым - хуже, Им в достатке радости нет:
Кто не знал темноты и стужи, Что тому и тепло, и свет!
Вскоре посланец явился из разведки и доложил:
- Выход на крышу завален песком. Движущиеся существа типа щука-карась не агрессивны. В больших комнатах, в малых комнатах на полу много где секретные ваши конструкции видел я.
- Последняя фраза неясна и даже двусмысленна,- сказал я.
- Торгуй да не затоваривайся! - добавил Белобрысов.- Хоть нас таблетками "антисекс" на четыре года напичкали, но секретные конструкции наши - при нас! Мы на Земле свое еще наверстаем!
Неприкрытую красотку Видел мальчик у дверей - И моральную чесотку Заимел в душе своей.
- Осмелюсь объявить, что вас не понял я,- четко произнес "Коля".
- Мы тебя тоже не поняли,- буркнул Павел.- Веди нас в нутро этой шаланды. чЕЛОВЕК засветился и шагнул в глубь корабля. Мы последовали за ним. Начали с котельной. Техника соответствовала земной технике начала XX века: водотрубные камерные двухтопочные котлы, близкие по конструкции котлам Ярроу. Все они были изъедены ржавчиной и покрыты илом; механических повреждений не имелось. Экспресс-анализ шлака и нагара на колосниковых решетках показал, что морская вода вступила в химвзаимодействие с ними в тот момент, когда топки были в холодном, беспламенном состоянии. Этот странный факт как бы опровергал внезапность катастрофы. Но ведь ялмезиане даже шлюпками не успели воспользоваться! Исходя из этого, морская вода должна была хлынуть в горячие топки, а никак не в остывшие.
- Может, судно в это время дрейфовало? - высказал предположение Белобрысов.
