Текст книги "Мой милый лебедь"

Автор книги: Вадим Селин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Слышь, Жень, вставай!

Как продолжал спать, так и продолжает.

– Женька, вставай! – громче сказал я.

Ноль эмоций. Я принялся трясти его за плечо:

– Да вставай же ты, блин, вставай!

Спит, как убитый. Да-а, парень, видно, здорово устал.

– Вставай, кому говорю!

Дрыхнет.

"Так, надо что-то делать, – размышлял я. – О, придумал!". Пальцами одной я руки зажал ему нос. Сейчас точно проснется, ведь воздух в легкие не поступает!

Женька не растерялся, он открыл рот. Нет, ну это вообще! Представляю, как его утром будят. Второй рукой я сомкнул его челюсти. Теперь дышать нечем. Судорожно пытаясь вдохнуть кислород, Женька проснулся.

– Слава Богу! – прокомментировал я, освобождая из заточения его нос и рот. – Вставай, к ужину зовут. Эфроимский сладко потянулся.

– Сколько времени?

– 18:40 уже. Я тебя 10 минут будил!

Он улыбнулся:

– Я крепко сплю. Верно подмечено!

– Ты всегда еле просыпаешься или только тут?

– Всегда.

Я мысленно изумился.

– Пошли есть.

– Идем, – согласился Женя.

Только вышли из домика, как услышали гневный возглас Кристины:

– Нет, все, с меня хватит! Я так больше не могу!

– Чего ты не можешь? – спросила появившаяся Сатай.

– В одном и том же два дня подряд ходить! Я, извините, белье сменить не имею возможности! А тут еще эта стервозина – Баранова под ногами вечно путается! Я не выношу ее!

– Можно подумать, я тебя выношу, – прошипела Машка.

– Слушай, Баранова, не обращайся ко мне! Противно разговаривать с тобой! Я с тобой в школе в одном классе просто не могу, как прибить тебя хочу, а тут – совместное проживание! Ты мне на нервы действуешь! – Кристина ударила ногой по камню. Он отлетел и попал прямиком в Машку.

Та застыла с раскрытым ртом. Через секунду кинулась в драку:

– Кикимора болотная! Не смей в меня камнями швырять!

– Я нечаянно! Сама не знаю, как вышло! – оправдывалась Кристина.

Я был на ее стороне. Своими глазами видел, как она совершенно не хотела запустить булыжник в Баранову. Она просто поддела камень, а он сам собой полетел в Машку.

– Все ты знаешь! – не сдавалась Машка и вцепилась в волосы Броневич. Вот я сейчас твои космы прорежу!

– А-а-а! Не трогай меня! – Кристина прикрыла свои волосы и явно не собиралась делиться ими с Машкой.

Мы с Женькой переглянулись, мол, пошли, поедим лучше, нечего на женские страсти смотреть. Оставив Баранову и Броневич драться, мы направились туда, где будет происходить ужин.

– Артем, а где ужинать-то будем? – спросил Женя.

Я остановился.

– Не знаю. Лучше пойти к Морозко. Она, наверное, всех в кучу соберет, и вместе есть пойдем. Мы развернулись. И точно, возле домика Инны Степановны собралась приличная толпа, состоящая сплошь из одноклассников и учителей. Я отметил про себя, что Кристины и Машки не было. Наверное, дерутся еще.

– Сейчас тихо, спокойно, организованно пройдем к столу, – внушала нам проникновенным голосом Морозко. – Постарайтесь показать себя с лучшей стороны. Нужно произвести на людей приятное впечатление. В общем, делайте то, чему я вас все эти годы учила.

Так и не поняв, чему она нас все эти годы учила, кроме географии, я шагал на ужин.

Перед нами открылся такой вид: огромное пространство под открытым небом, толпятся и болтают люди, в центре народа горел яркий костер. Над костром висело множество примитивных кастрюль, сковородок. Пахло, должен я вам сказать, очень заманчиво.

– Люди! – крикнул Пень, от его возгласа я вздрогнул. Засмотрелся на еду. Народ утих, все глаза впились в Пня Третьего.

– Это – наши дорогие гости, они приехали к нам из далекой страны!

С чего это он, интересно, взял?

– Сейчас мы традиционно поужинаем, а гости поделятся с нами впечатлениями от нашего чудесного города! И познакомятся со всеми!

Город, скажу я вам, можно было с большой натяжкой назвать хутором. Форменная деревня. Но довольно чистая.

– Присаживайтесь! – широким жестом руки древнейшина разрешил нам сесть.

Не устраивая лишних церемоний, мы сели на пеньки. Слева от меня расположился Влад, справа – Женя. Как восхитительно пахнет еда! Она, надеюсь, без мяса? Надо бы тщательно осмотреть пищу. Я окинул своим очень цепким взглядом пространство перед собой. Передо мной стояла тарелка, справа от нее лежала ложка. И та, и эта вещь были сделаны, по-моему, из дерева. Из какой-то прочной древесины.

– Приступаем, – объявил вождь.

Все оживились. Подходили к сковородкам и кастрюлям, наполняли свои тарелки. Не остался в стороне и я. Придирчиво просмотрел содержимое каждого сосуда и пришел к потрясающему выводу: вся еда без мяса.

Я остался доволен этим фактом. Вот эти жареные стручки, вроде бы, молодой бамбук. А это пшеница. Вон там, на дне тарелки фасоль. Я начал есть. Напротив сидела Машка. Она тоже осмотрела пищу и осталась недовольна. Сделала губки гузкой:

– Тут мяса, что ли нет? Я так не могу.

Кристина с отвращением уставилась на нее.

– Ну и не ешь. Преставишься с голоду, я посмеюсь над тобой.

Машка демонстративно отвернулась.

Ели мы еще примерно полчаса, по просьбе Пня делились с жителями впечатлениями об их "городе". Признаться, не было от чего впечатляться.

Когда все набили животы, древнейшина поднялся и обратился к нам:

– Позвольте представить вам моих родственников.

Мы позволили.

– Поднимись, – шепнул Ясный Пень кому-то.

– Это – моя внучка Фифочка Прелестная, – продекламировал старик.

Я про себя изумился: "Фифочка – это имя или прозвище? Над нами прикалываются?"

Рядом с Пнем возникла девушка. Очень пышные черные волосы, перегородку ее носа пронзала огромная дикобразья игла, шею оплетали десятки колец, из-за чего девушка была похожа на страуса. Уши украшали золотые сережки кольцами диаметром с полметра, грудь прикрывало нечто наподобие топика из соломы. На бедрах висела юбка из такой же соломы.

Внучка поклонилась и присела на свое место.

– Вот это пирсинг! – восхитилась Кристина. Она имела в виду иглу? Я так и не понял до конца.

– Это были мои родственники! – оповестил Пень. Интересно, почему "родственники"?

– Её отец, мой сын, ушел по срочным делам, – шепнул нам древнейшина.

"А-а".

Когда трапеза подходила к концу и ночь вступала в законные права, люди стали постепенно расходиться. Они пялились на нас как на диковинные экспонаты.

– Пойдемте в церемониальный зал, – пригласил нас вождь. Главное, значение слова "имя" не знает, а что такое "церемониальный зал" ему известно.

Зал представлял собой огромный деревянный навес с факелами по периметру.

Мы расселись на бревнах.

– Я очень рад видеть вас в своем городе, – в который раз завел шарманку дед.

– Я тоже, – пропищала Фифочка.

Мы кивнули, мол, а как мы рады, словами не передать.

– Давайте перейдем к делу, – неожиданно поспешно сказал Пень.

– К какому делу? – спросила Стакановна.

– К колдовскому, – улыбнулся древнейшина.

Я внутренне простонал: начинается. Сейчас будут меня терзать.

– Родик и Модик! – крикнул Пень.

Секунды не прошло – явились слуги, те самые, которых я обрызгал жидким перцем.

– Кто колдун? – вопросил у мужиков глава деревни.

– Он, – грязные кривые пальцы направились на мою персону.

– Так я и думал, – удовлетворенно мотнул головой Пень, будто у меня на лбу было написано "колдун". – Свободны!

Слуги испарились. Пень начал изучать меня взглядом. Я почувствовал себя неловко, такое ощущение, как будто я стою голый на Красной площади, и на меня все смотрит весь мир: снимают камеры, кадры передают по спутнику. Я не к месту вспомнил случай, произошедший со мной в двенадцать лет. Я шел с рынка домой в приподнятом настроении: наконец-то удалось купить редкую книжку, за которой гонялся полгода. Было лето, на мне красовалась майка и шорты. Уже потом подумал, что лучше бы я надел шарф. Подумаешь, смотрели бы на меня все как на ненормального: в шарфе летом, зато цел остался бы. В душе играла радостная музыка, вокруг пели птицы, было редкое, но, думаю, знакомое всем чувство, когда без причины любишь весь мир. Вон, чудесная бабка отгоняет от вишни детей, там, под деревом матерятся добрейшие алкаши, а водитель, назвавший меня идиотом из-за того, что я чуть не попал под машину – просто венец творения. Иду, представляю, как сижу дома, взахлеб читаю книжку и тут – бац! – мне преградили дорогу двое мужчин весьма подозрительной наружности.

– Куда идешь? – поинтересовался улыбчивый толстяк в синей рубашке и черных брюках. Какой милый толстяк! Наверное, отрада отца и гордость матери. Любая женщина мечтала бы иметь такого сына. Его внешность располагала к дружбе. С детства сложилось впечатление, что толстяки все милые.

– Домой иду. Вот, книжку купил, представляете, еле нашел! – поделился я своей радостью, мир был в розовом цвете.

– Далеко живешь? – лениво задал вопрос друг толстяка – тощий парень с бесцветными глазами. "Бедненький – пожалел его я. – Скорее всего, по ночам трудится, вагоны с мукой разгружает, чтоб семью прокормить. От этого и глаза такие – краски жизни не собирают". Я давно решил для себя, что у тех людей, которые радуются жизни – цветные глаза. Глаза – это зеркало души. И чем ярче душа – тем прекрасней глаза. А те, кто всех подряд ненавидит, имеют бесцветные глаза. Их показатели глубины души не активизированы.

– Да нет, недалеко, пару кварталов пройти! Лучше бы я этого не говорил. Я продолжил путь, мужики шли следом. Я ликовал. Наверное, хотят подружиться со мной!

Не тут-то было. Возле первой подворотни они толкнули меня за угол, заломили руки за спину. Такое я видел только в фильмах. Новенькая книга выскользнула из руки и упала в наполовину высохшую лужу. Обложку вымазала роскошная густая грязь, белоснежные страницы разбухли от коричневой воды и сразу потеряли товарный вид. Слезы хлынули из глаз. Книга безнадежно испорчена! Здесь даже фен не поможет! Мир сразу превратился из розового в черно-белый, в негатив.

– С ума сошли? – закричал я.

Ничего не ответив, толстяк схватил меня за голову, грубо свернул ее направо и сорвал с шеи золотую цепочку, которую мама и папа подарили мне на день рождения. Вдобавок, на цепочке висел золотой крестик – подарок крестного. Особо не стесняясь, тощий с бесцветными глазами запустил клешню в карман моих шорт и вытащил деньги, оставшиеся от покупки книги.

– А мальчонка-то богатенький Буратино, – хмыкнул толстопуз.

Я стоял, ни жив, ни мертв, боялся, что извлекут откуда-то нож и перережут мне глотку. Я читал, что в подобных случаях лучше не сопротивляться – жизнь дороже денег.

Толстый ударил толстым своим кулаком меня в глаз. Я почувствовал сначала тепло, потом боль. Тощий съездил мне по ребрам. И снова – сначала тепло, затем боль. Они оба уцепились в мои плечи и толкнули меня в лужу. Я поскользнулся и упал. Спрятав добычу в кармашки, грабители убежали.

– Уроды, – отважно пискнул я из лужи. Уроды, естественно, не расслышали. Так как были уже неизвестно где. Я лежал в луже с книжкой в руках. И благодарил Бога, что так легко отделался. Могли бы пырнуть меня меж ребер заточкой. Отдышавшись, я встал. Не валяться же здесь до темноты! Домой ведь надо идти. Я осмотрел себя. Грязь стекает рекой, лицо не в лучшей форме, глаз пылал, бок ныл. Обнимая книгу, самое ценное что осталось на данный момент, я шел домой. Жара уже спала, на улицу выползли дети с мячами и бадминтоном и бабки с вязанием. Охая и ахая, я двигался к заветному дому. Заметил поблизости бабок, сидящих на скамейке и что-то оживленно обсуждающих. Узрев меня, одна из уличных сплетниц примолкла и выразительным взглядом указала второй на меня.

– Нет, Надька, ты только глянь на этого плешивого!

Чего смотреть? Лучше бы помогли. От пережитого шока я не мог говорить.

Надька глянула и добавила:

– Куда мир котиться! По виду лет двенадцать, а накорман уже и алкаш. Небось, напивься, да так в луже и заночевал.

Мне очень хотелось им сказать что-нибудь колкое, например, что правильно говорить "наркоман", а не "накорман", но сил не было.

– Бомж! – встретили меня с фанфарами в другом дворе новые престарелые матроны.

Все люди от меня шарахались, презрительно окидывали взглядами и шептали что-то про себя, осуждающе качали головой. И никто не поинтересовался, что со мной случилось, почему я в таком виде. Из-за чего я иду, согнувшись пополам в разорванной и страшно грязной майке, почему под глазом расплылся синяк?

Никогда не судите о людях по внешнему виду! И по внешности тоже! Я понял, что чувства покидают меня. Бок нещадно болел, по-моему, ребра сломаны.

Только я уже собрался терять сознание, как чья-то рука коснулась моего грязного плеча.

– Мальчик, тебе плохо? – заботливо прошептала женщина с уставшим лицом и живыми глазами. В руках она держала сумки, доверху набитые едой. Из одного кулька торчала палка колбасы.

– Очень, – признался я и отключился.

...Я проснулся в темном помещении. В воздухе пахло лекарствами.

– Наконец-то, – бодро произнесла та самая женщина.

– Где это я?

– У меня дома. Лежи спокойно и не шевелись.

Конечно же, я активно зашевелился. В глазах зарябило, я откинулся на кровать.

– У тебя сломаны ребра и глаз подбитый.

Я с трудом кивнул. Ребра страшно болели, фингал под глазом пульсировал.

– Что случилось? Ты подрался с кем-то?

Я все рассказал.

– Зла на них нет, – зло воскликнула дамочка. – Я, кстати, Мария Федоровна.

– Я Артем, – я повернул голову направо, на стуле лежала моя книга, трогательно протертая тряпочкой. Листы были сухие, но грязные.

– Вот что, – распоряжалась Мария Федоровна. – Сейчас позвоним твоим родителям. Они, наверное, волнуются.

Позвонили.

Мама примчалась через пять минут в домашнем халате и тапочках. Следом приехала "скорая", наложила мне на ребра шину и укатила. После выяснения обстоятельств, благодарностей и обниманий, я собрался идти домой. Добрая женщина разговаривала по телефону:

– Олег, приезжай... оборудование возьми... да, есть... один... потерпевший.

В мгновение ока в дом Марии Федоровны явился парень в замусоленной кепке, нечистых брюках и футболке. Весь в непонятках я уставился на него. Вскоре мне объяснили, в чем дело. Мария Федоровна работает на телевидении, сейчас занята составлением материала об уличных грабежах. И тут такая удача (для нее) – я в луже, избитый и ограбленный.

Я дал интервью. Описал разбойников. На следующий день по второму каналу показали репортаж Марии Федоровны. Она с трагическим лицом повествовала о беспорядках в городе. Следующий кадр – какой-то пацан с подбитым глазом и перекошенной физиономией сбивчиво говорит, что его ограбили и побили. Рядом стоит моя мама с растерянным лицом.

Внизу появилась надпись "Артем Новак, потерпевший". Я чуть со стула не упал. Вот это чудо – я? Да... надпись не врет. На другой день, на летней практике, вся школа на меня косилась и хихикала. Чего, спрашивается, хихикать?

Неприятно было, когда каждый подходил ко мне и спрашивал:

– Ты долго в луже валялся? Ну и как это – быть ограбленным?

Я что-то отвечал. Ребра находились в загипсованном состоянии еще два месяца, пока не срослись. Синяк сначала был синим, потом красным, а затем ярко-желтым. Неделька-другая, он и вовсе исчез. По описаниям грабителей, которые я дал на телевидении, нашли тех самых моих "дружков". Меня вызвали на опознание, я быстренько их опознал. Очень интересно было находиться в милиции. С одной стороны – передо мной стеклянная стена, люди за стеной как на ладони. А для них прозрачная стена – зеркало, они меня не видят. Та книга, валявшаяся в луже вместе со мной, до сих пор стоит на полке, она исполняет роль трофея. Памятник в честь победы над грабителями. И вот сейчас, находясь под пристальным взглядом Пня, я чувствовал себя так же, как и тогда, когда вся школа на меня смотрела.

– Давно колдовские науки постигаешь? – задал вопрос древнейшина.

– Да, с самого рождения, – бойко соврал я.

– Надо же! – восхитился Пень.

Фифочка оживилась:

– А ты можешь собаку в кошку превратить?

Про себя подумав: "Извращенка", – я сказал:

– Конечно, это мое любимое занятие!

Прелестная всплеснула руками:

– А птицу в ящерицу?

– Нет ничего проще!

Фифочка потрясенно замолчала. Старик придвинулся ко мне:

– Скажи, а ты можешь меня научить создавать зеленый дым?

– Могу, но для этого нужны упорные тренировки и ежедневные занятия. Создание зеленого дыма – высшая ступень колдовства.

– Сколько времени тренироваться надо?

– Пять-шесть лет – ответил я, чтоб жизнь деду медом не казалась.

– Сколько???

– Пять-шесть лет, – повторил я. На самом-то деле я научился на кнопку нажимать за секунду.

Старик, подумав, решил пропустить срок мимо ушей и оповестил:

– Я тебе испытание приготовил.

– Какое? – мое сердце часто забилось и упало в пятки.

– Да так, мелочь. Тебе требуется раздвинуть реку, как Моисей. Правда, он раздвигал океан. Так тебе будет даже легче.

"Он читал "Библию" но не помнит, что Моисей раздвигал не океан, а море", – подумал я, на всякий случай падая в обморок и одновременно пытаясь принять выгодную позу. Я сообразил, что мне желательно до утра не приходить в себя. Есть время обдумать положение. Конечно, сделать дым – не проблема, тем более, газовый баллончик совсем новый, я им всего несколько раз брызгал. Но раздвинуть речку... Это, пожалуй, не в моих силах. А что, если мне отказаться? Сошлюсь на то, что в это время как будто, неблагоприятный геомагнитный фон и колдовать нежелательно? А он рукой махнет и скажет: "Так ты наколдуй, чтобы фон стал благоприятным". Замкнутый круг. Якобы отключившись, я стал наблюдать за происходящим. Чуть приоткрыл глаза. Кристина кинулась ко мне. Дед ее остановил:

– Уйди.

Девочка возмутилась:

– Это ты, спиногрыз, уйди.

– Уйди, я сказал.

Чего это он так упорно ее останавливает?

– Ты уйди.

– Девочка, тебе спать не пора?

– А не пора бы тебе уже на тот свет отвалить? Зажился ты.

Старик тяжело вздохнул. Тут все направились ко мне.

– Переутомился!

– Испугался!

– Ай-яй-яй!

– Срочно воды!

– Да, холодной!

Меня начали усиленно оживлять. Подскочил Пень и растолкал всех.

– Оставьте его в покое! У него транс! А вы только мешаете!

Что у меня?

– Что у него? – не поняла Кристина.

– Темные вы люди. Транс. В это состояние впадают маги, когда совещаются со своим наставником.

"Так у меня еще наставник есть?" – удивился я.

– С каким наставником?

– Ну, с ангелом-хранителем, – как само собой разумеющееся сказал дед.

Кристина повернулась к учителям и одноклассникам:

– Люди, Пень бредит! Не слушайте его.

Пропустив Кристинины слова мимо ушей, Стакановна заинтересовалась:

– А как можно раздобыть этого наставника?

– Прикормить.

– Как?!

– Поставить там, где вы готовите пищу, тарелку с едой. Ангел-хранитель прикормится.

Стакановна поморщилась:

– Вот что я вам скажу: неправда все это! Ангел не прикормится! Только тараканы разведутся! Уж они-то порадуются тарелке с едой!

Я поежился. Дед пожал плечами:

– Не веришь – не надо.

– Если он впал в транс, – логически размышлял Женька, – значит, он должен из него как-то выпасть.

– Правильно, – одобрила Кристина.

– А мы можем этот процесс ускорить, – продолжал Эфроимский и вдруг подскочил ко мне и стал трясти. – Артем! Выпадай давай из транса!

Я изловчился и шепнул ему:

– Отпусти. Постарайтесь как-нибудь вечеринку свернуть и меня в наш домик отнести.

Женька кивнул, потом разыграл сцену:

– Да-а, что-то не выпадает он из транса, – посмотрел на часы, болтающиеся не моей руке:

– Ой, уже 22 часа! Спать пора!

– Из ума выжил? – поинтересовалась Броневич. – Детское время!

Женька стал выразительно подмигивать Кристине, чтобы она поняла, что вечеринку следует закончить. Она поняла.

– И действительно, поздно уже. Ладно, спасибо, Пень, за вкусный ужин, откланялась Кристина. – Спать идем! – приказала она остальным. Все в недоумении пошли спать.

– Подождите, а как же колдун? – попытался остановить людской поток древнейшина.

К этому времени Женька успел предупредить всех, что я не в трансе, а просто прикидываюсь. Клим взял меня на руки, чтобы донести до домика.

– Не переживайте, – успокоила его Инна Степановна. – В кровати очнется.

Беспомощно разведя руками, старик крикнул напоследок:

– Не опоздайте к завтраку!

– Ты что это вытворяешь? – накинулись на меня с расспросами все, как только я оказался в домике.

– Вот вы удивительные. Это был мини-сценка под названием "Обморок".

– Зачем ты ее разыграл?

– Затем! Что мне оставалось делать? Речку раздвигать?

– Сам виноват, – посмотрела на меня сквозь веер из пальцев Маша. Она на весу делала маникюр.

– Чем я виноват?

– Переиграл. Извини, на месте Пня и Фифочки я бы тоже решила, что тебе не составит труда раздвинуть речку. Раз ты можешь превращать животных из одних видов в другие, речка для тебя – тьфу, пустяк.

– А что, по-твоему, я должен был говорить? – накинулся я на Машку. Все-таки она дура, хоть и отличница. – "Нет, я не умею ничего делать"? Так, да?

– Примерно.

– Баранова, приткнись лучше, – посоветовала Кристина. – Он сделал все так, как и должно было быть. Посмотрела бы я на тебя, будь ты в такой ситуации.

Я глянул на Броневич с благодарностью.

Машка возвела глаза к потолку.

– А теперь все уйдите, – распорядился Женька. – Завтра Артему предстоит много дел сделать, отдохнуть человеку надо.

– Ага, пойдем, – согласился Влад.

Пожелав друг другу спокойной ночи, все ушли. Я зажег факел, который был прикреплен к стенке. Он имитировал ночник.

– И что ты обо всем этом скажешь? – спросил я у Женьки.

– Скажу, что мы влипли, – ответил Женька, снимая с себя одежду.

– А вы-то почему? – удивился я. За сегодняшний день я уже устал изумляться. Представьте: примерно три изумления в час. Не многовато ли?

– Потому, что ты влип. Мы – одна команда, единый организм, а в организме все взаимосвязано, – продолжал Женька, стягивая с себя штаны.

– Как мне завтра отмазываться от Пня?

– Придумаем что-нибудь, – сказал Эфроимский, заканчивая процесс раздевания и укутываясь одеялом.

Я последовал его примеру. Разделся и лег в кровать.

– Я если меня раскусят?

– Не журысь, – ответил на манер украинки Веры Женя. – Не раскусят.

Я вздохнул. Вот бы так и было.

– Как тебе Фифочка? – с издевкой в голосе спросил Женя, переводя разговор на другую тему.

– Да так... ничего плохого о ней сказать не могу. В носу не ковыряется, зубом не цыкает. Нормальная девчонка.

– По-моему, у нее не в порядке с головой, – доверительным шепотом поведал мне Женя, поудобнее устраиваясь в кровати.

– С чего ты взял? – в который раз изумился я.

– Сам прикинь: разве будет нормальный человек протыкать себе нос дикобразьей иголкой и шею обматывать железными кольцами?

– Нет...

– Вот то-то же, – наставительно заметил Женька.

– У них, наверное, так принято, – додумался я.

– Не знаю, может быть, – согласился одноклассник.

Я непроизвольно зевнул. Женька тоже.

– Глаза слипаются, давай спать? – предложил Эфроимский.

– Давай.

– Спокойной ночи.

– Ага, тебе тоже спокойной, – я потушил факел.

Несмотря на то, что рот мне раздирала зевота, я еще долго не мог заснуть. Переживал за завтрашний день и вообще. На меня опять навалились грустные воспоминания о доме, о родных. Как там они без меня? Наверное, уже сто пузырьков валерьянки выпили. Я подумал о других родителях. Они, наверное, тоже места себе не находят. Представил, как сидели они вчера дома и ждали своих детей из школы. А они все не приходят и не приходят. Родители начали перезваниваться, и выяснилось, что никто из чад домой так и не явился. Вполне вероятно, по телевизору в новостях передают, что десятый "В" класс школы "Все вместе" исчез неизвестно куда вкупе с некоторыми учителями. Окрестности школы прочесывают люди с обученными собаками. След четко ведет по дороге и внезапно обрывается. Все думают, гадают, заламывают руки – куда мы делись? А мы тут, в джунглях. Вот бы им как-нибудь весточку послать, что мы живы, здоровы. Внезапно меня обдало жаром. С этими дикарями и Фифочкой мы совсем забыли об Утке! Жива ли она? Как себя чувствует? Ой, а Груня, черепаха, как? Ей дали поесть? Может быть, сердобольные соседи зашли в квартиру и покормили ее. По-моему, у Утки есть муж. А, точно, он черепаху и накормил. Хоть это радует. Завтра нужно плюнуть на дикарей, мое "колдовство" и продолжить путь – идти искать Наталью Николаевну пока не поздно. Или уже поздно? Будем надеяться на лучшее. На соседней кровати мирно сопел Женька, все было спокойно. На улице летали сверчки, небо снова усыпалось созвездиями. Воздух был чист и свеж. Пока мы в джунглях, следует как можно больше дышать, чтоб набраться кислорода. В нашем городе ведь сплошные газы и смог. За окном ухали совы, наворачивали круги ночные птицы. На деревьях трещали цикады. Как говорится, в Багдаде все спокойно...

Как иерихонская труба прозвучал в тишине крик: "Тревога! Враги наступают!".

В Багдаде все спокойно?

Глава 4

ПОБЕГ ИЗ ДЕРЕВНИ

От неожиданности я вздрогнул. Какие враги? Раздался удар гонга, много ударов. Что случилось?

Женька вскочил с кровати, скинул с себя одеяло и сети сна:

– Господи, поспать не дадут! Что за светопреставление?

– Я не знаю. По-моему, что-то серьезное. Давай на улицу выйдем.

Женя в темпе оделся. Мы вышли из домика, я посмотрел на часы. Ровно три ночи. Как выяснилось, на улицу выбрались не только мы. Со всей деревни (города, как упорно произносит древнейшина), бежали люди, собирались на центральной улице. Отодвинулась занавеска в жилище Кристины. Из него выбежало чудовище. В Кристинином платье, с ее же боа и красно-зеленым лицом, со вздыбленными волосами. Оно возмутилось голосом Броневич:

– Творится незнамо что! Из-за чего переполох? – чудовище подбежало к нам.

При ближайшем рассмотрении им оказалась Кристина. Мы с Женькой синхронно пожали плечами.

– Что у тебя с лицом? И волосами? – захотелось узнать мне.

– А, – отмахнулась девочка, – питательная маска из огурцов и клубники. На волосах бигуди. Самопальные, – уточнила пани. – Я их из деревянных щепок сделала. Там подпилила, там подточила, и отличные бигуди получились! А вместо резинок использовала ткань из платья. Узеньких полосочек нарвала и прикрепила. В общем, приспособилась.

– К чему?

– К условиям. Джунгли джунглями, а о внешности нужно не забывать. Тем более, овощей и фруктов здесь пруд пруди. Раздобыть ингредиенты не сложно. Я извлекаю максимум полезного из нашего пребывания здесь.

Всегда поражался ее оптимизму. Другие бы плакали, топали ногами от безысходности, а она делает маски для лица. И правильно. Вместо того чтобы реветь, надо заняться чем-то приятным и отвлекающим.

Меня кто-то сильно толкнул в спину.

– Извини, – буркнул дикарь и побежал дальше.

А они не такие уж и дикари, раз правила хорошего тона знают. И вообще, с чего я взял, что они дикари? Просто людям нравится жить в джунглях, и они не признают цивилизацию. Возле вышки собрались возбужденные люди, на верхушке стоял человек и без остановки дул в трубу. Жители галдели, что-то обсуждали. Стоял шум и гам.

– Да прекратите вы! – прикрикнула Кристина. – Уши закладывает! – пани посмотрела вверх. – Ты, трубач, хватит в инструмент дуть, коли таланта нет!

– В самом деле, – поддакнул я. – Жопкин хор собрался, спать не дают.

Трубач надрывался, Кристина злилась. Даже сквозь клубнику было видно ее покрасневшее лицо. Она нагнулась, схватила маленький камешек и кинула его в "музыканта". Попала в трубу. Она вылетела из рук человека на вышке и упала в объятья Броневич. Кристина приложилась к трубе и затрубила. Протяжно и долго. От этого звука все немного успокоились, галдеж прекратился. Пани отцепилась от трубы и победоносно обвела всех взглядом, мол, я одна усмирила всю деревню. По правде, "труба" – это громко сказано. На самом деле ее роль выполняла огромная ракушка, неизвестно где раздобытая. Может, тут рядом море? Тогда мы имеем возможность добраться до берега, нанять корабль и приплыть домой. Или хотя бы позвонить.

Мои мечты разрушил крик древнейшины:

– Не держи ракушку в руках! Не смей! Нам ее Маниту подарила, с неба сбросила и приказала, чтобы посторонние к ней не притрагивались. Как вы поняли, призвать Маниту и выпытать у нее, где она раздобыла ракушку малость трудновато.

– Ах, так? – возмутилась Кристина. – Я, по-твоему, посторонняя? девушка шла грудью на древнейшину, размахивая трубой. Его лицо напряглось.

– Не то, чтобы посторонняя... – лепетал он, – но и не особо близкая.

– Живи, старик, – усмехнулась Кристина, протягивая ему трубу. – Совсем от рук отбился.

Видимо, Броневич считала себя здесь полноправной хозяйкой, а древнейшину – слугой.

– Воевода! – гаркнул Пень.

В мгновение ока материализовался крепкий мужчина, естественно, в набедренной повязке, с копьем через плечо.

– Что происходит? – строго спросил дед.

– Да, я тоже хочу это знать, – не менее строго сказала Кристина.

– Ясный Пень Третий, к городу приближаются вражеские гарнизоны, доложил воевода, не обратив внимания на выпад Броневич.

– Много?

– Прилично. Человек триста.

– О, черт, – провел ладонью по лицу древнейшина. – Что будем делать?

– Да, что? – добавила Кристина.

– Как что? – удивился мужчина. – Придется воевать! Или проиграем!

– Придется, – кисло ответил Пень. – Собирай армию.

– Есть! – воевода удалился.

– Подождите-ка, – пробормотала Броневич. – Этот хмырь войну устраивает?

– Не хмырь, а Острога, главный воевода города, – поправил Ясный.

Кристина медленно очистила лицо от ассорти фруктов и овощей, и как заорет:

– Мамочки! Морозко, Стакановна, Клим, дядя Толя, Адольфович, Зенон! Валим отсюда!

– Зачем? – изумился Влад.

– Дурья твоя башка, если мы не смотаемся, нас убьют. Не всех, конечно, но многих. На войне всегда так!

Влад словно опомнился:

– И правда. Я пошел шмотки собирать.

– Какие шмотки? У тебя вещей здесь нет, кроме этих брюк и рубашки!

– А, да – остановился темнокожий Влад. – Побегу учителей и остальных соберу.

– Иди, но это напрасный труд, – оповестил дед.

– Почему?

– Потому, что вам тоже воевать придется.

– А я не хочу.

– И я!

– И я!

– И мы!

– Пока вы в этом городе, то подчиняетесь общим правилам.

– Так мы и хотим уйти!

– Не получится! – крякнул гадкий дед. – Уйдете – мои дозорные вас заколют. Останетесь с нами – есть шанс выжить.

– Пакость, – зашипела Броневич. – Права не имеешь!

– Имею, милочка, имею, – засюсюкал древнейшина. – Город в моей власти!

– Если не отпустите нас, я наколдую проигрыш в войне, – пытался я запугать старика, так как сам никогда в военных кампаниях участия не принимал, и желания делать это не было.

Дед сообразил, что я выпал из транса.

– Ой, а ты уже очнулся?

– Зачем задавать этот вопрос, если вы прекрасно видите, что я очнулся.

Дед смутился.

– Спекулянт хренов, – сплюнула Кристина, явно имея в виду Пня.

Я невольно улыбнулся, вспомнив один момент из детства. Как-то во втором классе Кристина подбежала ко мне на переменке и отвела меня в укромное место. Я заметил, что ее прям распирает от чего-то.