Текст книги "Врача вызывали?"

Автор книги: Вадим Рубинчик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Курасы (Курасы – Курасовщина – жилой район в Минске) нехотя просыпались, лениво потягиваясь в постелях. Ведь впереди чудесный воскресный день… Жизнь тогда казалась простой и беззаботной. Понятие о счастье было примитивным, и именно поэтому основная масса народа была ну если не счастлива, то, по крайней мере, довольна. Люди жили, не задумываясь, а ведь это, пожалуй, первое условие счастья.

Провокационный вопрос

Димка от природы чертовски любознательный парень. Это про таких детей говорят: «почемучки». Именно эти дети сводят с ума и доводят до истерики родителей и преподавателей. И хотя детство давно прошло, но страстная тяга к знаниям осталась. Диме недостаточно было знать «что», но необходимо понимать «как» и, самое главное, «почему». Сейчас, например, он обдумывал происхождение и тайный эзотерический смысл латинского выражения «Omnia animals post coitus trista sunt» («Все животные после полового акта испытывают тоску»), Дима прочёл мудрую мысль в десятый раз и глубоко задумался. Большого опыта половой жизни у него не было. Но всё-таки… Нечто подобное вроде лёгкого равнодушия или даже разочарования после интимной близости испытал. А ещё Дима – человек доверчивый и, главное, мнительный. «Это явно потеря космической энергии, – подумал он. – Неужели всё так хреново?» Димка почувствовал неожиданные сомнения в правильности выбранного пути. Разумеется, о том, чтобы не жить половой жизнью, не могло быть и речи… Однако что-то здесь не так… Интересно, как у других, спрашивал он сам себя снова и снова, но не находил ответа.

Когда Дима пришёл к Бродяге, тот был слегка выпивши и играл в преферанс с Поручиком и Толяном.

– A-а! Димка пришёл! – радостно воскликнул Валера, увидев друга. – Заходи! Гостем будешь, бутылку поставишь – хозяином будешь!

– Да нет… – замялся Дима, – лучше я потом…

– Ты чего? – удивился Валера. – Не хочешь поддержать компанию?

– Да я просто спросить хотел… – смутившись, сказал Дима.

– Так спрашивай… Тут все свои… – настаивал Бродяга.

Дима явно колебался. С Поручиком и Толяном он, безусловно, знаком и даже здоровается. Но не более того. Наконец, преодолев стеснение, произнёс:

– Omnia animalia post coitus trista sunt… Почему trista sunt? – Он знал, что Валера большой любитель латыни и поймёт без перевода, а парни вряд ли догадаются, о чём речь.

Однако Бродяга бесцеремонно вынес вопрос на всеобщее обсуждение.

– Вот тут подрастающее поколение интересуется, – начал он, наливая Диме штрафную. – Почему после полового акта мужчина грустит маленько? Какие будут мнения, товарищи учёные? Слово предоставляется Поручику, большому любителю этого дела. Попрошу соблюдать регламент, однако!

Дима покраснел до корней волос, залпом выпил водку и задохнулся. Поручик по-отечески заботливо положил ему на тарелку кусок яичницы с луком и колбасой и, не задумываясь, ответил:

– Большие энергопотери, брат. Батарейки садятся!

– Я так и думал! – с глазами, полными ужаса, воскликнул Дима.

– Dura sex, sed sex (секс суров, но это секс, лат.), – назидательно сказал Валера (парафраз: Dura lex, sed lex, закон суров, но это закон).

– А это не опасно? – с деланной тревогой, копируя Димины интонации, спросил Толик, и все засмеялись. – Да не расстраивайся ты так, – утешил Толян. – Потом вставляешь член в розетку, заряжаешься и – снова в бой!

Снова все засмеялись.

С одной стороны, Дима понимал, что если ребята хохочут, значит, ничего страшного нет. Наверняка этот феномен уже давно известен в научных кругах и досконально изучен. Но с другой стороны, никто ничего толком не объяснил. Выпили ещё, и Дима, юный натуралист, преодолевая врождённое стеснение, продолжил свой тернистый путь к знаньям.

– Так я полагаю, что эта… – он поискал нужное слово, – что эта энергопотеря – восполнима? – Он обвёл вопросительным, слегка тревожным взглядом ребят, и те снова захохотали.

Отсмеявшись, Валера сказал серьёзным голосом:

– Потеря, разумеется, восполнима. Однако чтобы сохранить здоровье, нужно заниматься любовью не чаще раза месяц. А ещё лучше – не заниматься вовсе. Только для продолжения рода человеческого… Зря, думаешь, монахи всех времён и народов воздерживаются? Энергию экономят для выхода на прямую магистраль к Богу!

– Что ты говоришь?! – удивился Дима. – Только для продолжения рода человеческого! – Печать глубокого разочарования легла на юное чело.

Ребята взорвались хохотом. Когда уже не было сил смеяться, Дима вдруг заметил, что Толян как-то странно вытаращил глаза и сидит с широко раскрытым ртом. Вид у него был довольно дурацкий. Ребята тоже обратили внимание на странные гримасы друга и снова засмеялись. Но вскоре стало очевидно, что Толяну не смешно и абсолютно не весело. Более того, в глазах его явно читались страх и отчаянье.

– Что с тобой? – обеспокоенно спросил Бродяга.

Толик беспомощно замычал и начал отчаянно жестикулировать, показывая на свой широко раскрытый, как ворота столичного вокзала, рот.

Тут, заслышав дикий хохот, прибежали любопытные соседи из близлежащих комнат. Они начали выяснять причину такой бурной радости в столь поздний час, но, увидев Толяна, дружно схватились за живот. Однако тот упорно не желал присоединиться к общему веселью. Несчастный чуть не плакал, отчаянно тыкал пальцем себе в пасть, стараясь привлечь внимание к беде, которая его постигла. Но эта усиленная жестикуляция смешила друзей ещё больше.

– Это вывих нижней челюсти, – неожиданно догадалась Окса. И тут все прозрели и согласно закивали головами:

– Да, точно – вывих нижней челюсти.

Толян энергично и радостно замычал, всем своим видом подтверждая редкий диагноз. Потом сделал паузу и снова издал какие-то нечленораздельные звуки, которые, должно быть, означали: ну, наконец-то сообразили, айболиты бессердечные.

– Надо вправлять, ясен пень! – сказала Окса, и снова все согласились.

Но студенты сангига знали эту в общем-то не сложную манипуляцию чисто теоретически, никто из них не имел подобной практики и даже не видел, как это делается.

– Давай, я попробую, – предложил Поручик.

Толик вскочил и забился в угол, всем своим видом показывая, что будет драться не на жизнь, а на смерть, и живым не дастся.

– Ну, тогда придётся ехать в приёмник (приёмный покой), – сказал Поручик.

Друзья засобирались, как вдруг Валера воскликнул:

– Тебе поможет Голубой Член.

Толян в ужасе отшатнулся от друга.

– Интересно как это ему поможет? Кстати, с каких пор у тебя голубой член? – спросила Окса.

Все засмеялись, а Валера объяснил:

– Да нет, ты не поняла. Это парня с педфака так зовут, он до института фельдшером в травмпункте работал. Сто пудов – починит. Главное, чтоб он сейчас не на работе был.

Через пять минут Валера вернулся в сопровождении хлопца обыкновенного телесного цвета. Тот подошёл к Толяну, не задавая лишних вопросов, потянул челюсть на себя и легко вправил. Челюсть благополучно вернулась на своё место, и лицо Толяна приобрело выражение тихого бесконечного счастья, какое бывает только у благополучно родивших матерей. Он блаженно улыбался, всё ещё опасаясь открыть рот. Но уже знал – опасность позади…

– С меня бутылка, – одними губами, почти не открывая рта, сказал он осторожно.

– Две! – в один голос воскликнули Валера и Поручик.

Толян не возражал. Будущий педиатр замахал руками и категорически отказался. Потом, сославшись на острый дефицит времени, стал пятиться к двери, собираясь покинуть весёлую компанию.

– Ну что ж, Голубой Член, – сказал Валера. – Мы найдём для благодарности подходящее место и время. Ты будешь доволен.

И тут Толян крикнул вдогонку, почти забыв о коварной челюсти:

– А почему – Голубой Член?

– A-а… очень просто. Моя фамилия Блюхер. «Блю» по-английски – голубой. Ну, а хер – естественно, член, чтоб культурней было. Это так меня Валера окрестил. С его легкой руки я имею бешеный успех у слабого пола. Все хотят убедиться лично. Феномен, понимаешь? Не каждый день встретишь голубой член.

Все засмеялись, кроме Толика. Он только радостно хлопал в ладоши, так как выражать свою радость традиционным способом ещё боялся. Спаситель ушёл, разошлись по комнатам любопытные соседи. Толян повернулся к Диме и, осторожно улыбаясь, сказал:

– Не задавай больше таких провокационных вопросов, пожалуйста. А то больно очень, когда вправляют…

Но Дима не слушал, он разочаровано думал о том, что «провокационный» вопрос, с которым пришёл, так и остался открытым…

Мама Карло, или Девушка с баскетбольным мячом

Бродяга был слегка выпивши. Как известно, алкоголь в малых дозах сильно обостряет все чувства и инстинкты. В первую очередь, основной, грубо говоря, инстинкт продолжения рода. И Бродяга направил стопы к Тасе. Шансы были, скажем прямо, не велики. Девушка с непонятным постоянством отвергала его настойчивые предложения предаться любви. Но делала это так тактично, что у Валеры постоянно оставалось чувство, что процесс идёт, и она вот-вот дозреет. Более того, он знал, что у Тайсы парня не было. В институте, по крайней мере. Он ей симпатизировал с первого курса – её большая белая грудь повергала его в состояние глубокого транса. Когда Тася рядом, ни о чём другом просто невозможно думать. Девушка прекрасно знала, в чём заключается её магическая сила, но старательно избегала пользоваться этим не конвенциональным, по её мнению, оружием. Больше того, носила платья и блузки практически без декольте. Ей хотелось, чтобы оценили по достоинству красоту внутреннего мира. И она, красота эта, действительно была в наличии. Но до духовных ценностей дело никогда не доходило. Чем больше Тася скрывала свою грудь, тем соблазнительнее выглядела. Как говорится, шила в мешке не утаишь, не скроешь. И как на беду, все без исключения парни, увидев такой феноменальный боекомплект, напрочь забывали думать о внутреннем мире знойной красавицы. Кровь перераспределялась в организме естественным образом так, что мозг начинал страдать от острой гипоксии (недостатка кислорода). Мыслительный процесс нарушался, и у некоторых, впервые увидевших, даже терялся дар речи.

Бродяга, как обычно, зашёл в комнату без стука. Девушки вскрикнули от неожиданности, и чисто для порядка Саша заявила: «Стучаться нужно!» Но ребята учились в одной группе уже три года. Тонкая грань стеснения, которая не позволяет обсуждать новое нижнее бельё в присутствии парней, была стёрта давно. Правда, к стадии коллективной примерки ещё не подошли, но были довольно близки. «Оставьте нас одних!» – сказал Валера голосом если не короля, то, по крайней мере, управдома. Девушки, смеясь, вышли из комнаты, а Валера приблизился к Тасе и задышал глубже. Под тонким халатиком угадывалось заветное чудо природы неописуемой красоты. Бродяга медленно наклонился и коснулся губами шеи. Тайса не пошла навстречу, но и не отклонилась. Тогда Валера начал продвигаться по направлению к груди. И когда он был уже почти у цели, девушка, как обычно, слегка подалась назад, запахнула халат потуже, деликатно давая понять, что и сегодня у них ничего не получится.

– Ну что, так и будешь ждать принца до пенсии? – разочарованно спросил Валера.

– Буду! – лукаво смеясь, ответила знойная красавица. Бродяга вышел не солоно хлебавши, закурил и пошёл по коридору, сам не зная куда, в надежде на счастливый случай. Он искал общения с какой-нибудь особой женского пола, которая имела бы желательно такую же, как и у него, концентрацию этилового спирта в крови. Как назло, Валерке попадались трезвые озабоченные учебным процессом особи, абсолютно не реагирующие на пламенные призывы приятно провести время. Тут он услышал шум, смех и дикие крики. Это вернулись шестикурсники после посещения ресторана. Они бурно праздновали распределение. Выпускникам было явно мало гастролей, которые они дали в кабаке, поэтому, добравшись до общаги, тут же продолжили банкет. Валера оканчивал третий курс, и это был явно не его праздник. Но так как он был близко знаком со многими шестикурсниками, легко вписался в общую струю. Когда Бродяга выпил с друзьями, его вновь потянуло на подвиги. Основной инстинкт по-прежнему настойчиво звал в путь.

Было около часа ночи. Часть обитателей общаги уже погрузились в глубокий сон, несмотря ни на что, а другая часть предпринимали отчаянные попытки заснуть. Шестикурсники, словно фонтаны в городском саду, били «струями» отчаянной радости, а возле них яркими оазисами расцветала жизнь. Но в общем и целом общага была похожа на безлюдную пустыню. Валера заглянул в читалку. Там сидела одна из виновниц торжества. Звали её Мама Карло. Девушка здоровая и могучая, как статуя «Родина-мать», только без меча. Она играла за сборную института по баскетболу. А ещё в свободное от учёбы время она занималась резьбой по дереву. Что и послужило основой такой странной клички. Мама сидела на столе и болтала ногами, почти доставая ими до земли. Она была замечательным человеком с прекрасным чувством юмора.

– Сейчас проверю твою противопожарную готовность, – сказал Валера вместо приветствия. Он тут же зажёг спичку и бросил на стол рядом с Мамой Карло. Девушка засмеялась и прихлопнула спичку широкой крепкой ладонью.

– А, Бродяга! – обрадовалась она. – Иди сюда! Все меня покинули, никому я не нужна…

– Не горюй, ты ещё найдёшь свою любовь, – с наигранной бодростью сказал Валера.

– Гуманная ложь во спасение? Тренируешься на живых здоровых людях врать обречённым больным, – пошутила Мама Карло. – Я дурная, но не настолько… Прекрасно понимаю… большая любовь мне не светит, – пожаловалась она. – Поеду по распределению в свой Мухосранск. И баскетбол буду смотреть по телевизору. Хоть бы детей кто сделал. А то придётся и вправду Буратино вырезать. – И столько тоски и безысходности было в её словах, что Бродяга расчувствовался и сказал:

– Ну, детей допустим, я тебе сделаю.

– Но не пьяни! – неожиданно оживилась Мама Карло. – Мне здоровое потомство надо!

Валера задумался.

– Ладно, что-нибудь придумаем, – уклончиво сказал он. Встал и направился к выходу. Всё-таки слишком разные весовые категории, подумалось ему. Но Мама Карло имела на этот счёт отдельное мнение. Она вздохнула и сказала:

– Ладно, чего уж там, иди сюда. Трезвый ты вовсе не придёшь…

Не вставая со стола, она одной рукой легко достала и притянула Бродягу к себе, а второй потушила свет. Он расстегнул блузку и, щупая грудь, с восторгом думал: не хуже, чем у Таськи, однако. Столы были малы и неустойчивы даже для простых смертных, и Мама Карло с Валерой передислоцировались к ней в комнату. Не включая свет, Мама легким изящным движением передвинула тяжёлый, широкий шкаф, перегородив небольшую студенческую комнатку И сказав соседке: «Не беспокоить!», погасила свет… Потом вежливо добавила:

– Танюша, разбуди меня завтра ровно в шесть. Убедись, что я открыла глаза, и сразу беги.

Девушка ничего не ответила, но Бродяга почему-то был уверен, что Таня не подведёт.

Неожиданно из глубины подсознания всплыл чисто теоретический вопрос: он совершает акт милосердия или что? Но вскоре ему стало так хорошо, что дурацкие мысли оставили его.

Железная студенческая кровать ритмично скрипела, как старые ворота, качающиеся на ветру, но Бродяга и Мама Карло были столь увлечены процессом познания друг друга, что совершенно не замечали этого… Танюша тихо сетовала какое-то время, но, естественно, не была услышана… И через некоторое время затихла.

А потом Мама Карло лежала и думала. О своей жизни, о судьбе, о том, насколько неисповедимы пути Господни…

– Хочешь, я тебе африканскую маску вырежу? – нежно, по-матерински спросила она, – Хочу, – засыпая, пробормотал Валера.

– Тебе какую, женскую или мужскую?

– Женскую, – слабо проговорил он.

– Грустную или весёлую?

– Весёлую… – тихо сказал Валера.

– Замучила я тебя? – наконец догадалась Мама Карло.

Но Валера не ответил, он уже крепко спал и ничего не слышал. Мама Карло лежала, смотрела в окно на луну и звёздное небо. Завтра рано вставать, но ей не спалось. Она поднялась, походила по комнате, потом села у ночника и стала точить резцы… «К чёрту маску! – сказала она вслух. – Я тебе вырежу девушку с баскетбольным мячом…»

Психиатра вызывали?!

Когда пришёл Поручик, то застал Бродягу за изучением японского языка, окружённого со всех сторон большими исписанными листами. Тот сидел на полу и старательно выводил замысловатые кучерявые иероглифы. Полгода назад Валера учился писать и рисовать левой рукой. Это, дескать, развивает правое полушарие мозга. Теперь, пожалуйста, – новая идея фикс: японский. У Бродяги было явно выраженное стремление к самосовершенствованию. Но достойной точки приложения своей неуёмной энергии он до сих пор не нашёл и находился в состоянии перманентного творческого поиска.

– Бродяга, чтоб ты так туберкулёз учил, как ты ерундой всякой занимаешься! – укоризненно сказал Поручик вместо приветствия.

– Non scholae, sed vitae discumus (не для школы учимся, а для жизни, лат.), – не задумываясь, возразил Валерка. – Кто вспомнит об этом вонючем туберкулёзе после экзаменов? Не говоря уже о более отдалённом будущем. А японский… – всегда японский.

Возразить было нечего – глубокие знания по туберкулёзу в реальной жизни явно излишни. Поручик вздохнул и перешёл к делу.

– Я сейчас на практике в ортопедии. Так там один больной – урод, просто издевается над персоналом.

– Давай сразу определимся – он больной или урод? – уточнил Валера.

– А вот суди сам. У него поломаны левая рука и пара пальцев на правой. Так этот придурок требует, чтобы санитарка или медсестра расстёгивала ему штаны и направляла пистон, когда он мочится. Ане то написает мимо толчка… И действительно, орошает территорию строго по периметру унитаза.

– Чистый урод!

– Вот и я говорю. Можно, конечно, ему личико пощупать или внутренние органы помассажировать. Но прямо в палате неудобно. Клятва Гиппократа, как бы… Я уже не говорю об уголовном кодексе.

– Твоему Гиппократу на том свете уже давно очистительную клизму ставят. Мы ж с тобой договорились: Пациент – урод!

– Да не кипятись, я пока за огненной водой схожу. Для стимуляции творческой мысли. А ты пока пораскинь мозгами. Может, родишь что-нибудь пооригинальней, чем старорежимные телесные наказания.

Через полчаса друзья продолжили совещание по выработке стратегии и тактики борьбы с наглым пациентом, но за столом, украшенным водочкой, жареной мойвой и винегретом.

Уже огненная вода была на исходе, садилось, удивляя багровым закатом, солнце, а решения всё не было. Неожиданно Бродяга сказал:

– Я хочу видеть пациента лично. Может, его отвратительный вид вдохновит меня.

Поручик слабо возразил:

– Мы ж как бы выпившие…

На что Валерка резонно возразил:

– Так мы ж не за рулём! Халаты возьми… Я говорить с ним буду.

Поручик покачал головой. Весь его вид говорил о том, что он не верит в успех столь безнадёжного дела и вообще жалеет о том, что решил посоветоваться с этим обормотом. Однако халаты взял и покорно последовал за другом.

– Вот он… – сказал Поручик, указывая взглядом, полным благородного гнева, на неприметного и ничем непримечательного мужика.

– Средних лет, среднего роста… и, судя по взгляду, среднего ума, – вслух анализировал Валера. – Глазки нервные, бегающие. Не уверен в себе парниша. Хочет самоутвердиться за счёт подавления окружающих.

Поручик внимательно посмотрел на Бродягу и сказал:

– Если б ты видел, как он орёт и матерится, не сказал бы, что он не уверен в себе. Сволочь, наглая до упора!

– Значит, так! – перебил Бродяга. – Заходишь и ответственным голосом официально объявляешь мой выход. Текст следующего содержания: «Сейчас тебя посмотрит один крупный специалист по прикладной психиатрии. Веди себя прилично, это в твоих же интересах!» Всё! Дальше я сам…

Поручик на всякий случай пару раз пробормотал официальное заявление и с обречённым видом пошёл озвучивать его для Дудкова. Пациент, закалённый в междоусобной борьбе и больничных интригах, флегматично прослушал объявление и даже глазом не повёл. Тут Бродяга, будто коршун, буквально влетел в палату. И заорал, как кипящим маслом ошпаренный:

– Психиатра вызывали? – Подскочив к Дудкову, он больно ударил молоточком по его коленям, локтям и плечам. Пациент вздрогнул от неожиданности. – Рефлексы в норме! – возбуждённо воскликнул доктор, – но это ещё ни о чём не говорит. – Больной растерянно приподнял голову и тут же получил молотком по лбу.

– Больной, лежать! – закричал Бродяга. – Сейчас я буду проводить скрупулезное визуальное обследование и ставить предварительный диагноз. – Он, бесцеремонно раздвинув веки пальцами, заглянул в зрачки. – Боже мой! – воскликнул он. – Да это же чистый:

 
Gaudeamus igitur,
Juvenes dum sumus!
Post jugundam juventutem,
Post molestam senectutem
Nos habebit humus!
 

(Гимн студентов на латинском языке)

 
(Итак, будем веселиться,
Пока мы молоды!
После весёлой молодости,
После горестной старости
Нас возьмет земля.)
 

Дудков, естественно, не понимал абсолютно ничего. Но этого и не требовалось. Наоборот, именно на это и рассчитывал Бродяга. Каждое латинское слово пугало неизвестностью и напоминало ужасное старинное проклятие. Оно вытягивало из Дудкова жизненную энергию и буквально парализовало волю.

– Вы следите за моей мыслью, коллега? – поинтересовался психиатр, обращаясь к практиканту.

– Конечно, конечно! – нечеловеческим усилием воли сдерживая смех, закивал Поручик.

– Так… на чём я остановился… ах, да…

 
Pereat tristitia,
Pereant dolores!
Pereat Diabolus,
Quivis antiburschius,
Atque irrisores!
 

 
(Да погибнет тоска,
Да погибнут печали!
Да погибнет Дьявол,
И все враги студентов,
И смеющиеся над ними.)
 

– Совершенно с вами согласен, – перебил его Поручик. Ещё мгновенье, и он бы взорвался диким истеричным хохотом. Психиатр приблизил вплотную своё лицо к лицу пациента и, распространяя стойкий запах водки и жареной мойвы, громко прошептал:

– Ну-с, голубчик, так на что жалуемся? – У Дудкова возникло стойкое подозрение, что врач нуждается в режиме строгой изоляции.

– Я полагаю, мы имеем дело с манией величия, – вмешался мстительный Поручик. – Не может свой член подержать. Корона у него, видите ли, падает.

– Ах, мания величия, по-нашему – Mania grandiosa, – снова щегольнул иностранным термином энергичный и шумный доктор. – Ну, это просто. У меня для таких королей есть новый революционный метод. Сделаем так – я его к себе в психиатрию заберу. К Циклопу его поселим. А то он Гамлета совсем за… за… замучил.

– Гамлет? Какой такой Гамлет? – настороженно спросил Дудков.

– Прынц датский! Ты что, король, в школе не учился? Понимать должен! – сердито объяснил доктор. И тут же к Поручику: – Так вот, коллега. Я этих великих личностей сразу перевожу к буйно помешанным. Величие слетает моментально, как трусы без резинки. Остается только голая, ничем не обоснованная жажда жизни. Вы представить себе не можете, коллега, как люди желают выжить. Буквально любой ценой.

– Что вы говорите, кто бы мог подумать! – сочувственно покачал головой Поручик.

– Они выздоравливают прямо на глазах, практически без лекарственной терапии – на чистом энтузиазме, – продолжал Валера. – Правда, бывают побочные эффекты в виде мании преследования и ничем не спровоцированных приступов страха. А Циклоп-то… вот мерзавец! Он ведь бывший хирург. Латынь знает на пять с плюсом. Так он на двери своей палаты кровью Гамлета написал: «Desin esperare qui hie intras!» – Потом резко наклонился к Дудкову и, как вампир, обнажив верхние зубы, зловеще выдал перевод на русский: – «Оставь надежду сюда входящий!»

Дудков испуганно отпрянул назад, ударившись при этом головой о трубу центрального парового отопления. Дёрнулся и замер, не смея пошевелиться. Вдруг психиатр добродушно рассмеялся. Этот резкий контраст и перемена в настроении укрепили Дудкова в мысли, что доктор конкретно не здоров.

– Да не переживай так, голубоглазый ты наш, – весело сказал психиатр, несмотря на то что глаза у Дудка были карие. – Всё будет в лучшем виде. Я полагаю, да я почти уверен – ты ему понравишься. Да! Так что удумал Циклоп, этот неутомимый озорник и затейник, вы представить себе не можете, коллега!

Что удумал Циклоп, Дудков так и не узнал. С криком: «Не надо меня никуда переводить, доктор, я уже на поправку пошёл!», он бодро вскочил и, высоко вскидывая колени, шлёпая большими босыми ногами, помчался в туалет. Друзья поспешили за ним. Из-за тонкой фанерной двери слышалось звонкое журчание струи. Судя по звуку, она попадала точно в унитаз. Потом дверь резко распахнулась, и на пороге с торжествующим видом появился Дудков.

– Вот! – гордо заявил он. – Не промазал!

– Можешь, сука, когда хочешь! – сказал Поручик. – Однако поздно, батя, пить боржоми, когда почки отвалились, – злорадно добавил он. – Я тебя хоть на одну ночь переведу в психиатрию. Это будет, так сказать, первая брачная ночь… И, будем надеяться, не последняя.

– Не робей! – ободряюще подмигнул ненормальный психиатр. – Один раз – не пидорас!

Дудков почувствовал лёгкую слабость в ногах, тошноту и головокружение. Ему вдруг показалось, что глаза у доктора мерцают зелёным таинственным светом. Дудков захлопнул дверь и закричал диким дрожащим голосом:

– Не имеете права! Без завотделения – не имеете права!

– Тот прав, у кого больше прав! Сам выйдешь или за санитарами позвать? – зловеще спросил сумасшедший профессор. Через мгновенье дверь отворилась, и Дудков на коленях выполз в коридор. Он в ужасе молил:

– Пожалейте, бога ради… я обещаю… я никогда… я домой хочу…

– Бога нет, он давно на пенсии! – сказал жестокий психиатр.

Дудков смекнул, что на милосердие рассчитывать не приходится. Он резво вскочил и помчался по направлению к выходу из отделения. На его пути чисто случайно оказалась санитарка – баба Люба, которая по жизни была пламенным борцом за справедливость и любила фильмы со счастливым финалом. Швабра, будем думать не нарочно, совершенно неожиданным образом оказалась в нужном месте в нужное время. Дудков упал навзничь, производя неподобающие лечебному заведению шум и грохот. К тому же по ходу падения он издал жуткий яйцещемящий вопль. Испуганно вздрогнули измученные больные, а также вялые, утомлённые от постоянного выражения сочувствия посетители. Взлетели, каркая, вороны за окном, и снова стало тихо. Так как выставить руки Дудков физически не мог, то завалился медленно и красиво, словно дерево, срубленное опытным лесорубом. В результате такого неестественного падения основной удар приняла на себя физиономия. Правая часть и без того малосимпатичного лица быстро опухала, приобретая нездоровый багровый цвет. Из разбитого носа весело струилась алая кровь. Дудков крупно дрожал всем телом. Подошли врачи. И психиатр с нескрываемым удовольствием заметил:

– А вы знаете, коллега, я глубоко заблуждался. Всё-таки есть бог на свете. И надо отдать ему должное – шельму метит! – Поручик, будучи человеком не злопамятным, неожиданно спросил:

– Может, взять его на поруки… с испытательным сроком, разумеется?

– На поруки, на поруки… – жалобно заскулил Дудков.

– Как вам будет угодно, коллега… – вежливо ответил специалист в области прикладной психологии. – Однако помните, я всегда к вашим услугам и, наклонившись к Дудкову, ещё не верящему в чудесное избавление, сообщил: – Зря вы от меня бегаете, голубчик. Я имею богатый опыт и со всей ответственностью заявляю: вы наш пациент… Я ещё до вас доберусь! – В голосе доктора слышалась явная угроза.

Дудков в ужасе зажмурился и на время перестал дышать. Когда он открыл глаза, врачи были уже далеко. Тогда Дудков, не вставая, быстро-быстро дополз на коленях до кровати. Ловко взобрался на нее, накрылся одеялом с головой и затих.

Друзья сидели, не спеша допивали остатки тёплой водки, и Поручик спросил:

– Как думаешь, насколько его хватит?

– Стопроцентная гарантия – на всю жизнь! Фирма гарантирует. Он теперь, как снайпер, с десяти метров в бутылочку попадёт… Да ещё по пьяни с гордостью будет рассказывать, как чудом в психушку не загремел…

– Спасибо, дружище, выручил… – сказал довольный Поручик. – А уж как сестрички и санитарки будут благодарны… Нет слов…

– Чего там, не стоит благодарности… Честно говоря, для меня такие вот случаи – подарок судьбы, праздник победы духа над грубой материей, если хочешь. Тут есть вызов, причем всегда – нестандартный, и это волнует кровь… Понимаешь?

– С большим трудом… – пожал плечами Поручик. – Честно сказать, меня иногда пугают твои игры. – Он встал и стал убирать со стола.

– Не пугайся. Как ты правильно заметил – игры! Жизнь скучна до безобразия… И если время от времени не поиграть, то и вовсе с тоски помрёшь.