Текст книги "Щит и меч. Книга вторая"

Автор книги: Вадим Кожевников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 34 страниц)

– Спасибо, у меня есть.

– Значит, снабдили в дорогу. – И майор сообщил: – Я сам в плену был, но убежал. Нетяжелое ранение оказалось, как очухался, сразу и убежал. А вот под трибуналом я не был. Чего не было, того не было. – Сказал твердо: – Но если человек кровью вину искупил… Металла на груди у него нет, но, значит, он есть в сердце. Сейчас важно одно: годен человек для дальнейшего прохождения – уже не службы – жизни или не годен. Горе людское заживить, жизнь наладить – отощали. – Махнул рукой в сторону иллюминатора. – Двоих братьев своих здесь оставил. Вернусь домой один. Что матери скажу? «Здрасте!» – «А где другие?» – «Нет». А я живой. Разве после этого Звездой своей я ее обрадую? Нет.

– Вы неправы, – возразил Белов. – Если б наши люди не совершили невиданного подвига, погибли бы еще миллионы братьев, отцов, сыновей.

– Верно, – согласился майор. – Подвиг – это, в сущности, что? Один делает то, что под силу нескольким. Значит, остальным жить. Вроде как спасаешь их. Правильно? Я так в бою и думал: не сшибу их танк – он наш сшибет. Ну и сшибал. Когда боишься, что из-за тебя свои погибнут, за себя не боишься.

Самолет прорезал облачность, снова появилось солнце. Из рубки вышел второй пилот, объявил торжественно:

– Товарищи, пересекаем государственную границу Советского Союза. – Выждал, произнес тихо: – А то некоторые фронтовики обижаются, когда не информируем, что уже Родина.

Белов не отрывался от иллюминатора.

Огромная теплая земля отчизны, изборожденная шрамами оборонительных полос и круглыми вмятинами бомбовых воронок с мерцающей в них темной водой, лежала в мягкой зелени лесов могуче и просторно. И Белову казалось, что самолет не сам пошел на снижение, а это он силой тяготения всего своего существа вынуждает его идти все ближе и ближе к земле.

Провожая Белова на немецком аэродроме, Барышев сказал:

– Значит, так: сначала в наградной отдел и только потом, при всех орденах, – в управление. Ты знай: я человек тщеславный, мой кадр – моя гордость. Да не забудь, отцу скажи: если поедете на рыбалку, мотылей пусть берет из моего тайника.

Надя отозвала Белова в сторону, раскрыла сумку и, строго глядя в глаза, приказала:

– Запомните: здесь, в бумаге, курица, четыре крутых яйца, масло в коробочке, какао в термосе. Папа велел передать: вы обязательно должны нормально питаться.

Белов посмотрел жалобно в ее, как всегда, чуть надменное лицо с коротким носиком, еще по-детски пухлыми губами, серо-зеленые глаза под сенью ресниц. Спросил:

– А вы?

– Что я?

– Вы будете в Москве?

Надя удивленно повела плечами.

– Но мы ведь там живем. – Подала твердую маленькую руку. Напомнила: – А витамины принимать до еды. Они в коробочке из-под капсюлей для взрывателей.

– Я буду скучать без тебя! – сказал Генрих.

– Я тоже, – грустно улыбнулся Белов.

Генрих обернулся к Барышеву:

– Такими немцами, как Иоганн, можно гордиться!

– Ничего, – сказал Барышев. – Мой Белов ему не уступит. Ну, всё. Время.

И Белов, чтобы как можно дольше видеть эти дорогие ему лица, пятясь, поднялся по трапу.

А сейчас самолет все снижался и снижался, словно скатывался по стеклянному склону. Как только колеса туго коснулись земли, внезапно исчез один из пассажиров, незримо летевший в самолете, – Иоганн Вайс. Он исчез безмолвно, бесследно. Не было больше двойника у Александра Белова. Майор Белов остался один. На мгновение его охватило чувство одиночества. Но это ощущение покинуло его так же неожиданно быстро, как и появилось.

И никто, даже Александр Белов, не почтил торжественным вставанием гибель Иоганна Вайса. Никто!

Белов жадно и нетерпеливо искал глазами среди встречающих лицо матери – самого главного для него человека на свете. Она была матерью не только Саши Белова, но и Иоганна Вайса, и так как она этого не знала, то исчезновение Вайса ее тоже не опечалило.

Так перестал существовать Иоганн Вайс – гауптштурмфюрер СД.