Текст книги "Культурология"
Автор книги: Вадим Розин
Жанр:
Культурология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц)
Другое важное отличие от культуры этого времени представлений предыдущей культуры в том, что боги и люди не только выполняют предназначенные для них роли, но и совместно поддерживают саму жизнь, мир, миропорядок. Человек архаической культуры зависел от духов, но и только; он не отвечал вместе с духами за жизнь и порядок на земле и на небе. Теперь совершенно другая ситуация: боги должны следить за исполнением раз и навсегда установленных законов, а человек поддерживает богов. В вавилонской религии человек при всей его ничтожности (подчеркнуть которую, как отмечает Клочков, вавилоняне никогда не забывали) тем не менее находился в центре внимания. «"Великие боги", олицетворявшие космические силы, постоянно оказывались вовлеченными в повседневные дела людей: они словно только тем и занимались, что карали, предостерегали, спасали и награждали своих ничтожных тварей» [74. С. 126]. Человек культуры древних царств уверен, что этот мир, порядок поддерживается судьбою, богами, жертвой, законом. Их живое олицетворение – фигура царя или верховного жреца, они связывают этот земной мир с миром божественным; царь и жрецы поддерживают закон, регулируют жертвоприношения. До тех пор, пока богам приносится жертва, соблюдаются установленные законы, оказываются почести царю и жрецам, беспрекословно подчиняются им – мир существует, если же хотя бы одно из этих звеньев разрывается, мир гибнет. Понятно, что в каждой древней культуре (Египте, Вавилоне, Индии, Китае) это мировоззрение принимало своеобразные, неповторимые формы.
Совместное участие людей и богов в поддержании жизни и миропорядка в культуре древних царств было закреплено с помощью мифов и сакральных преданий. Их сценарий сводился к следующему: боги создали этот мир и порядок, заплатив за это своей жизнью или кровью, в благодарность люди должны жертвовать богам и исполнять установленные ими законы. Для иллюстрации приведем два примера: содержание шумерского мифа о происхождении людей и мифа народа нагуа (племена ацтеков, тецкоконцев, иолултеков, тлакскалтеков и др.), населявшего в XVI в. большую Мексиканскую Долину (по уровню своего развития эти народы мало чем отличались от народов Шумера и Вавилона).
В старовавилонском мифе об Атрахасисе описывается собрание богов, на котором было решено создать человека, чтобы избавить богов от печальной необходимости трудиться ради поддержания собственного существования.
Когда боги, (как) люди,
Свершали труд, влачили бремя,
Бремя богов великим (было
Тяжек труд, многочисленны беды:
Семь Ануннаков великих
Труд свершать заставляли Игигов.
Изнуренные тяжким трудом, боги – Игиги – взбунтовались, «в огонь орудия свои побросали» и явились толпой к воротам храма Энлиля, владыки земли. Встревоженный Энлиль призывает царя богов Ану, Энки, а также, по-видимому, Нинурту, Эннуги и богиню Нинту... В конце концов Нинту и Энки берутся создать человека, но для этого, говорит Энки, нужно убить одного из богов, чтобы очистить остальных и замешать на крови убитого глину.
В собранье ответили: «Так да будет!»
Ануннаки великие, вершащие судьбы.
В день первый, седьмой и пятнадцатый
Совершил омовение (Энки).
(Бога) Веила, имевшего разум,
В собранье своем они убили[9] .
Итак, чтобы создать людей, боги убили одного из богов из своего собрания.
Теперь миф народа нагуа [89]. В соответствии с ним жизнь земли и людей полностью определяется богом-Солнцем, который живет определенное время, а затем умирает и рождается снова. Вместе с ним умирают и рождаются мир и люди («масегуалы»). Первое Солнце – «тигр» – длилось 676 лет, второе – «ветер» – 676 лет, третье – «огонь» – 312 лет, четвертое – «вода» – 52 года. Мексиканцы думали, что они живут при пятом Солнце – «движении», и вот как оно было создано.
«Когда наступила полночь, все боги расположились вокруг очага, который назывался теотекскалли. И огонь горел здесь четыре дня... затем они заговорили и сказали Текусицтекатлу: „Ну, Текусицтекатл, бросайся в огонь!“. Он хотел было сделать это, но так как огонь был очень большой и разгорался еще сильнее, ему стало жарко, он испугался и не осмелился броситься в огонь, отступил назад... После того, как он сделал четыре попытки, боги обратились к Нанауатцину и сказали ему: „Ну, Нанауатцин, попробуй ты!“. И так как это ему сказали боги, он сделал усилие и, закрыв глаза, рванулся и кинулся в огонь и затрещал на огне подобно тому, что жарится. Текусицтекатл увидел, что он бросился в огонь и горит, тоже рванулся и кинулся в костер... Когда оба бросились в огонь и сгорели, боги сели ожидать, с какой стороны выйдет Нанауатцин. После долгого ожидания небо начало краснеть и всюду забрезжил рассвет... а когда Солнце взошло, оно казалось очень красным и раскачивалось из стороны в сторону, и никто не мог на него смотреть, потому что оно слепило глаза, сверкало и щедро испускало свет, разливавшийся во все стороны... вначале пятое Солнце не двигалось. Тогда боги сказали: „Как же будем жить? Солнце не двигается!". И чтобы придать ему силы, боги пожертвовали собой и предложили ему свою кровь. Наконец, подул ветер и, „двинувшись, Солнце продолжило свой путь““ [89. С. 128—129].
Мигель Леон-Портилья отмечает, «что образ Нанауатцина, смело бросившегося в огонь, чтобы превратиться в Солнце, содержит уже с самого начала скрытые элементы будущего мистицизма ацтеков: Солнце и жизнь существуют благодаря жертве, лишь с помощью той же жертвы они смогут сохраниться» [89. С. 128]. Интересно, что эти представления захватили целый народ. Ставшая навязчивой, мистической, эта идея (неустанно доставлять богам драгоценную красную «воду» жертвы – единственную пищу, способную сохранить жизнь Солнцу), сделала, как писал Касо, «ацтеков народом с миссией. Избранным народом, считающим, что его миссия состоит в том, чтобы в космической борьбе находиться на стороне Солнца, на стороне добра, содействовать его победе над злом, предоставлять всему человечеству блага победы сил света над мрачной властью ночи» [89. С. 117].
Но что конкретно означало для людей выполнение «договора», заключенного между богами и людьми при создании мира и самих людей? Ацтеки вели так называемые цветущие войны, чтобы приносить своему богу-Солнцу кровавые жертвы (кровь пленных). Но это был крайний вариант развития событий. Обычно же речь шла о другом: о соблюдении законов, а также отчислении весьма значительных налогов (главным образом, в натуральной форме – зерно, пиво, оружие, рабочая сила), идущих на содержание царского двора, армии и храмов богов. Но воспринимались эти налоги именно как жертва, как способ, совершенно необходимый, чтобы поддержать мир и порядок, чтобы боги выполняли свое назначение, без которого нет ни мира, ни порядка, ни самой жизни людей.
Если же по какой-либо причине миропорядок нарушался, то это воспринималось как гнев богов и грозило гибелью всего. Поэтому нарушенный порядок стремились восстановить любой ценой, чего бы это ни стоило. Из этих усилий, как это ни странно, рождались элементы науки, права, астрономия, искусство. Проиллюстрируем последнее.
В культурах древних царств искусство выполняет весьма важную роль: оно является средством поддержания мироздания, исполнения закона и порядка. Если на архаической стадии искусство соединяло, сводило человека с душами, то теперь оно ставит его перед миром богов, позволяет ему увидеть их жизнь, участвовать в ритуале поддержания существования этого мира. Интерес художника древнего мира вращается исключительно вокруг жизни богов и фигуры царя. Но царь – это и божественное существо (как, например, египетский фараон – живой бог солнца Ра), и глава государства (империи), и обычный человек. Поэтому древнеегипетский художник изображает фараона не только в мире богов (где он, как бог, поддерживает с другими богами миропорядок). Фараон изображен на войне (он мчится на колеснице, давя врагов), на охоте – поражает из лука львов, в своем дворце – принимает иностранные посольства, в быту – отдыхает вместе с женой. Поскольку фараон имеет приближенных и слуг, а те, в свою очередь, своих и т.д. до рабов, уже ничего не имеющих, божественная сила и сущность распространяется через священного царя на весь его народ. Поэтому в центре древнего рисунка и картины канонического типа всегда стоит фигура священного царя, от нее к периферии волнами расходятся изображения других людей – царицы, приближенных царя, военачальников, писцов, земледельцев, ремесленников, рабов, пленных.
Задача, стоящая перед древним живописцем и вообще перед искусством, – поддерживать миропорядок и закон – способствовала выработке живописного канона: формирование устойчивой, неизменной композиции, предпочтение покоя движению, ритуальных поз обычным, естественным; разномасштабности изображаемых фигур (царь изображался в одном масштабе, самом крупном, а остальные, в соответствии с социальным положением, во все более мелком); выделение преимущественных направлений обозрения (толпа перед храмом, фронт войск или работ). Последний момент и объясняет, почему многосторонний визуальный обвод, изображение и видение предметов как бы в разных проекциях, характерный для архаической живописи, сменился другим способом изображения – все виды объединились вокруг главного. Действительно, в архаической живописи пруд, обнесенный с четырех сторон деревьями, изображается так: прямоугольник пруда (первая проекция), четыре ряда деревьев, распростертых вокруг пруда (еще четыре проекции, как если бы художник рисовал пруд, обходя его с внешних четырех сторон), наконец, плавающие в пруду рыбы и гуси изображались не со спины, а сбоку (шестая проекция). Позднее пруд, окруженный деревьями, стал изображаться иначе: выделялся главный вид, а остальные встраивались в него. Или, скажем, почему фараон изображался идущим, а не стоящим неподвижно. Вероятно, потому, что он подобен, равен живому Солнцу, движущемуся по небу. Почему его плечи и грудь повернуты к зрителю? Потому что изображать его сбоку означает снизить его божественное достоинство и силу (кстати, ремесленники и рабы очень часто рисуются повернутыми боком). Почему лицо фараона изображено в профиль, а не анфас? По двум причинам: прямо в глаза богу-солнцу смотреть нельзя (ослепнешь, умрешь), кроме того, техника художественной визуализации, восходящая к обводу, не позволяет нарисовать лицо en face . Встречаются всего несколько изображений, где древнеегипетский художник воспроизводит лицо анфас, причем видно, как оно построено – из профильного рисунка лица, к которому пририсован второй глаз, половинки губ, лба и овал щеки (любопытно, что на рисунке в месте соединения обеих частей лица осталась даже выемка в подбородке и разрыв верхней губы).
Аналогично можно показать, что элементы науки и астрономии были созданы (изобретены) вавилонянами и египтянами, когда они искали способы восстановления нарушенного, с их точки зрения, миропорядка. Геометрия, например, была изобретена, когда нужно было восстанавливать границы полей, смываемых каждый год Нилом и Евфратом [41; 42; 105]. И как еще, как ни катастрофу, мог шумер понимать такой разлив: вода унесла межевые камни, какой теперь брать налог – неизвестно, а если налог не будет вовремя получен, боги разгневаются и отвернутся от человека, да и сама жизнь будет под угрозой. Но рассмотрим подробнее, как, например, сложился алгоритм вычисления прямоугольного поля.
Итак, поскольку разливы рек смывали границы полей, перед древними народами каждый год вставала задача – восстанавливать границы. При этом необходимо, чтобы каждый земледелец получил ровно столько земли, сколько он имел до разлива реки. Судя по археологическим данным и сохранившимся названиям мер площади, данная проблема частично была разрешена, когда «размер» каждого поля стали фиксировать не только границами, но и тем количеством зерна, которое шло на засев поля. Действительно, наиболее древняя мера площади у всех древних народов – «зерно» – совпадает с мерой веса, имеющей то же название.
Однако восстановление полей с помощью зерна не всегда было возможным или удобным: часто необходимо было восстановить поле, не засеивая его, засеять можно было по-разному, получив больше или меньше площади, и т.д. Эмпирический материал подсказывает, что был изобретен новый способ восстановления полей: теперь для восстановления прямоугольного поля у, равного по величине полю х, подсчитывали количество оставленных плугом в поле гряд (их толщина была стандартной), а также длину одной из гряд. В языке древних народов «гряда» – это не только название части поля, но и мера площади.
Введение эталонной гряды, подсчета количества гряд и их длины тоже не разрешало всех затруднений, поскольку в древнем земледелии постоянно приходилось решать задачи на сравнение по величине двух и более полей. Предположим, имеются два поля, которые надо сравнить. В первом поле 25 гряд и каждая гряда имеет протяженность 30 шагов, а в другом – 50 гряд протяженностью в 20 шагов. Спрашивается, какое поле больше и насколько? Сделать это, сравнивая числа, невозможно: у первого поля большая протяженность гряды, но, с другой стороны, меньше гряд. Однако поля можно сравнить по величине, если у них или одинаковое количество гряд или одинаковая протяженность (длина) гряды. Именно к этой ситуации старались выйти древние писцы и землемеры. Заметив, сравнивая урожаи полей, что величина поля не, изменится, если длин)' гряды (количество гряд) увеличить в п раз, и соответственно количество гряд (длину гряды) уменьшить в п раз, они стали преобразовывать поля, но не реально, а в плоскости замещающих их знаков (чисел). Например, чтобы решить приведенную здесь задачу, нужно количество гряд в первом поле увеличить в два раза (25 х 2 = 50), а длину гряды, соответственно, уменьшить в два раза (30 : 2=15). Так как в древнем мире обычно сравнивали большое количество полей разной величины (например, в древнем Вавилоне сразу сравнивали несколько сотен полей), то постепенно сложилась практика приведения длины гряды к самой маленькой длине полей и, в конце концов, к единице длины (один шаг, локоть). Соответственно, чтобы не изменилась величина поля, количество гряд умножали на длину полей. Например, для полей, величина которых выражается числами – 10,40; 5,25; 15,20; 2,30 получалась таблица ширины и длины полей:
10:10 40x10 После соответствующих 1 400
5:5 25x5 арифметических операций 1 125
15:15 20x15 правой колонке получается 1 300
2:2 30х2 площадь поля 1 60
Поскольку слева всегда получается число 1, то величина поля выражается только числами и операциями в правом столбце, то есть произведением длины гряды на количество гряд. Естественно предположить, что этот факт рано или поздно был осознан древними писцами, они стали опускать числа 1 левого столбца и построили принципиально новый способ: сначала измеряли количество гряд и длину средней гряды (у прямоугольного поля – это любая гряда, у трапецеидального и треугольного – среднее арифметическое самой большой и самой маленькой длины), а затем вычисляли величину поля, перемножив полученные числа [41; 42; 106]. Но если бы, например, шумерскому писцу, впервые нашедшему формулу вычисления площади прямого поля, сказали, что он что-то там сочинил или придумал, он бы все это отверг, как кощунство и неверие в богов. Выводя данную формулу, он считал, что всего лишь описывает, как нечто было устроено богом, что сам бог в обмен на его усердие и богопочитание открывает ему знание этого устройства.
Анализ этой реконструкции интересен еще в одном отношении: он показывает, что в культуре древних царств прогресс происходил, прежде всего, за счет развития технологии. Конечно, продолжался процесс изобретения новых орудий труда, оружия и других технических сооружений (специально здесь можно отметить изобретение колеса и ирригационных устройств), но все же главное звено – это изменение в технологии. И понятно почему: создание знаковых систем позволяло существенно изменить практическую деятельность, сделать ее качественно иной, более эффективной. Мы имеем здесь в виду возможность заменять действия с объектами знаковыми операциями. В результате, с появлением в деятельности опосредующего семиотического звена практическая деятельность качественно перестраивается: на уровне действий, с реальными объектами она становится более простой, точной и эффективной. К тому же удается решить ряд новых задач, которые до этого вообще не решались: связать одни деятельности с другими, осуществить эффективный контроль, организовать большие массивы деятельности.
Но рассмотрим еще один пример, уже из другой области – формирование элементов права.
Первые правовые нормы представляли собой алгоритмы (инструкции), в которых фиксировались особенности ситуации (конфликты, нарушения разного рода), а также санкции, применяемые в этих ситуациях). Здесь же зафиксированы первые попытки обосновать характер данных санкций. Рассмотрим пример. В законах Хаммурапи (Вавилон) написано:
Codex Hammurabi 53.
Если крестьянин во время ухода за своим полем не будет следить за траншеей и допустит образование в ней отверстия, через которое вода уйдет из траншеи, то этот крестьянин должен компенсировать испорченный им урожай.
А вот выдержки из книг Моисея:
Leviticus 17.
Кто убьет какого-либо человека, тот предан будет смерти. 19. Кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому должно сделать то же, что он сделал. 20. Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб: как он сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать [6. С. 28, 32].
Ситуация (казус), как мы видим, задается в этих законах весьма конкретно, проблемы подведения реальной ситуации под такой закон, судя по всему, не было. Более интересным является характер обоснования предписанной санкции, оно строится на идее эквивалентности. Но эквивалентность в древнем мире понималась не рационалистически, а сакрально. Ущерб должен быть компенсирован равным действием («сделать то же, что он сделал»), потому что боги установили порядок, нарушение которого воспринималось как космическая катастрофа: боги будут разгневаны и оставят людей без своего участия и поддержки. Поэтому, во что бы то ни стало нарушенный порядок должен быть восстановлен, а восстановить – это и значит ответить эквивалентным действием. В сознании человека древнего мира, вероятно, вставали следующие картины: например, чтобы личный бог убитого человека не пришел в ярость и не нанес вред всей общине, ему в жертву приносили убийцу (именно поэтому за убийство назначалась смерть). Сакральный принцип эквивалентности – это своеобразный прототип правового принципа. В теории деятельности природу первых законов можно понять следующим образом. В древнем мире сложились большие государства, функционирование которых предполагало жесткую структуру ролей, начиная от богов и царей, кончая последним рабом, а также четкую систему управления. Законы представляли собой гениальное изобретение «чиновников» (жрецов и писцов) таких государств. Они позволяли сначала локализовать возникающие в деятельности государства «разрывы» (непредусмотренное поведение, конфликты и т.д.), затем восстановить нарушенные разрывами связи.
5. Формирование индивидуальности и личности человека
Естественно предположить, что в культуре древних царств поведение обычного человека было полностью детерминировано.
Но все же полной, сплошной детерминированности жизни отдельного человека не было. Да, каждый человек занимал свое место и выполнял свои функции: один был царем, другой – воином, третий – земледельцем, четвертый – рабом. Но по мере «старения» культуры, особенно начиная с III — II тыс. до н.э., случалось все больше бунтов, дворцовых переворотов, частые войны тоже могли все поменять, наконец, кое-что зависело и от самого человека. Одни были удачливее, другие – нет, одни – трудолюбивее, другие – не очень, кто-то становился фаворитом, богачом, а другой разорялся. Тем не менее, в период расцвета культуры древних царств жизнь отдельного человека была настолько детерминирована, что повсеместно существовала своеобразная практика определения, расчета индивидуальной судьбы человека. В некотором отношении она напоминала собой астрологию, но только напоминала. Дело в том, что планеты и звезды в представлении древнего человека были настоящими богами, причем некоторые из этих богов прямо участвовали в судьбе и жизни человека. Здесь мы вынуждены рассмотреть личные отношения человека с богами, которые сложились в период расцвета культуры древних царств.
Например, в Вавилоне каждый человек имел «личного бога» и «личную богиню», а также двух духов-хранителей. Иметь личного бога, значит «быть удачливым, счастливым, процветать». Личный бог, считал вавилонянин, принимает участие во всех делах человека, хранит его жизнь и благополучие, определяет судьбу [74. С. 45].
Мой бог, господин мой, создавший мне «имя»,
Хранящий мне жизнь, дающий потомство...
Суди же мне жизнь судьбою,
Продли мои дни, жизнь даруй мне[10] .
Из этого вавилонского текста мы видим, что личный бог дает потомство. И действительно, И. Клочков пишет, что, участвуя во всех делах человека, личный бог конечно же не мог оставить его одного в ответственный момент зачатия потомства. «Из известного нам о месопотамских династиях видно, что у отца и сына были неизменно те же личные боги и богини. Из поколения в поколение бог переходил из тела отца в тело сына» [74. С. 45]. Отношения с личными богами заходили иногда столь далеко, что люди даже обращались к ним не с молитвой, а с письменной просьбой. Вот одно старовавилонское письмо, адресованное личному богу:
«Богу, отцу моему, скажи! Так говорит Апиль-Адад, раб твой: Что же ты мною пренебрегаешь? Кто тебе даст (другого) такого, как я? Напиши богу Мардуку, любящему тебя: прегрешения мои пусть он отпустит. Да увижу я твой лик, стопы твои облобызаю. И на семью мою, на больших и малых взгляни. Ради них пожалей меня. Помощь твоя пусть меня достигнет» [74. С. 46].
В этом письме адресат просит личного бога замолвить за него слово перед верховным богом Мардуком. Помимо личного бога человек зависел от многих других, уже, так сказать, общинных богов: космических (Мардук, Иштар), государственных (династических), богов города, богов квартала, богов, отвечающих за отдельные стороны человеческой жизни или даже за отдельные занятия. В связи с этим ощущения своей жизни и даже чувства человека культуры древних царств существенно отличались от современных.
С современным человеком мы связываем прежде всего осознание им его внутреннего мира, Я. Наше Я противостоит другим Я, вступает с ними в различные взаимоотношения. И мир и природа, в которых человек живет, подчиняются определенным законам, которые выявляются научным путем. На этом, как писал Ф. Бэкон, основывается могущество человека. С поправками и оговорками с этим, вероятно, может согласиться современник, но вряд ли бы согласился человек прошлых культур. Почему?
Внутренний мир, Я – эти вещи были незнакомы, например, еще даже человеку эпохи античности. Только в средние века внутренняя жизнь человека (понимаемая не иначе как борьба темных и светлых сил в его душе) была открыта. С верой, пишет наш замечательный историк науки П. Гайденко, человек «сразу оказывается далеко за пределами всего природно-космического: он непосредственно связан живыми личными узами с творцом всего природного... личный бог предполагает и личное же к себе отношение; а отсюда изменившееся значение внутренней жизни человека, она становится теперь предметом глубокого внимания, приобретает первостепенную религиозную ценность» [49. С. 409].
Современный человек считает, что его жизнь, желания, воля принадлежат ему самому, обусловлены его телом и психикой. Ничего подобного, возразил бы ему древний человек: источником жизни, воли и желаний является не человек, а бог и демоны или ангелы. Когда древний вавилонянин, пишет знаток шумеро-вавилонской культуры С. Крамер, «чувствует себя прекрасно, полон жизни, наслаждается богатством и душевным покоем, он объясняет это завидное состояние ума и тела присутствием сверхъестественных сил, которые либо наполняют его тело, либо охраняют. Наоборот, всякого рода несчастья, болезни и неудачи объясняются отсутствием такой защиты» [78. С. 203]. Во всех культурах, кроме современной, и воля, и ум, и желания, да и сама жизнь считались привходящими, они овладевали душой человека независимо от его усилий. Сам человек мог лишь способствовать или сопротивляться этим силам, не более того.
Мы уверены, что есть законы природы и общества, познаваемые научным путем. Но древний, античный или средневековый человек думал, иначе: есть божественный или космический закон, и человек ему должен подчиняться, на том же основывается его уверенность в завтрашнем дне.
Так как многие боги – это одновременно планеты и звезды, которые постоянно можно было наблюдать на небе, и так как именно боги определяли судьбу человека, возникла естественная мысль, что наблюдение за небом, планетами и звездами есть ключ к определению судьбы человека. Постепенно сложилась практика расчета судьбы, а также «хороших» и «плохих» дней. Крайний вариант развития этих событий мы видим в практиковавшемся в Ассирии ритуале «подменного царя». «Солнечные и лунные затмения, – пишет И. Клочков, – предвещали смерть или во всяком случае опасность для жизни царя. В зависимости от положения светил астрологи могли объявлять опасным весьма продолжительный период времени, до ста дней. Царя на это время отправляли в загородную резиденцию, где его именовали „землевладельцем“ и подвергали различным ограничениям, тогда как во дворце поселяли подставное лицо, наделенное всеми внешними атрибутами власти. По миновании опасного периода „подменного царя“ убивали (должно же предсказание сбыться!), а истинный царь возвращался в свой дворец» [74. С. 160].
Однако вспомним, что и сами боги имели судьбу, подчинялись ей. Что же тогда представлял собой расчет судьбы отдельного человека? Вероятно, некоторый индивидуальный сценарий функций человека, составленный, что принципиально, на основе знания • общих функций. Другими словами, судьба отдельного человека – это была вариация на тему «жизни человека данного сословия, положения, богатства». Впрочем, кое-что зависело и от самого человека. В текстах жрецов народа нагуа мы читаем: некоторые несмотря на благоприятный знак, под которым родились, вели себя лениво – они жили несчастливо.
В другом тексте про двух людей читаем:
Он имел заслуги, сам себе выговаривал:
Дела у него шли хорошо...
Он был вне себя, ничего не осуществлял,
Ничего не был достоин: он заслужил только
Унижение и уничтожение[11] .
Первый из этих людей делал все, чтобы его предсказанная судьба подтвердилась, второй, очевидно, «был ленив, был вне себя» (т.е. не следовал судьбе, которую ему определили жрецы).
Именно в период культуры древних царств возникли первые школы и учителя. В древнем Вавилоне учитель, он же одновременно и писец, учил детей писать на глиняных табличках, считать, вычислять площади полей, объемы земляных работ, вести наблюдения за движением планет и звезд. Учитель в те времена значил больше, чем теперь. Это был не только преподаватель предмета, но человек «мудрый», «знающий» и прежде всего в делах божественных; ведь мы уже отмечали, что и математика и астрономия в той культуре понимались как дела божественные. Вот, например, как об учителе (его называют «ученым») свидетельствуют тексты народа нагуа:
Ученый это: свет, факел, большой факел, который не дымит. Он продырявленное зеркало. Ему принадлежат черные и красные чернила, принадлежат кодексы. Сам он есть письменность и знание. Он путь, верный путеводитель для других. Подлинный ученый аккуратен (как врач) и хранит традиции. Он тот, кто обучает, он следует основе. Он делает мудрыми чужие лица, заставляет других приобретать лицо и развивает его. Он открывает им уши и просвещает. От него мы зависим. Он ставит зеркало перед другими, делает их разумными, внимательными, делает так, что у них появляется лицо. Он одобряет каждого, исправляет и наставляет. Благодаря ему желания людей становятся гуманными и они получают строгие знания. Он одобряет сердце, одобряет людей, помогает, выручает всех, исцеляет [89. С. 8.4, 84].
Кое-что здесь, естественно, нуждается в объяснении. «Смотреть сквозь продырявленное зеркало» (как боги на дела людей) – это значит видеть скрытое, знать все наперед, управлять. Теперь, что значит «лицо». «Лицо» у нагуа противопоставляется «сердцу». Когда обращаются к молодым супругам, говорят так:
Принесу огорчение вашим лицам, вашим сердцам... Приношу поклон вашим лицам, вашим сердцам... [89. С. 207].
Лицо и сердце – это две характеристики отдельного человека: лицо – то, что дается воспитанием и обучением, а сердце – стихия желаний:
Поэтому ты отдаешь свое сердце всякой вещи и ведешь его неизвестно куда: ты разрушаешь свое сердце... На земле разве можешь ты за чем-либо гнаться? [89. С. 208].
Зрелый, воспитанный человек, по убеждению учителей нагуа, должен овладевать своими желаниями (сердцем) и становиться мудрым, знающим.
Зрелый человек имеет сердце, твердое, как камень, мудрое лицо. Он хозяин своего лица, у него ловкое и понятливое сердце. [89. С. 245].
Анализ текстов показывает удивительную вещь: функции учителя и личного бога отчасти совпадают: это помощь, лечение, совет, знание, ум и т.п. Но учитель делает больше, он передает человеку «правильное лицо», развивает его. Человек становится «хозяином своего лица», он «видит себя в зеркале», он «мудр».
Здесь мы имеем максимально возможное в древнем мире приближение к пониманию того, что такое культурный человек. Но и преувеличивать это приближение нельзя. В конце концов, учат соблюдать закон, дисциплину и лишь отчасти самостоятельности, активности, обращенной на самого себя. Основной мотив учительских наставлений: «терпи, удерживай свое сердце, следуй примеру личного бога, поступай разумно, хорошо». Тогда к тебе будут хорошо относиться и боги, и люди, и все будут уважать тебя.
6. Закат великой цивилизации, зарождение личности
Конец II – начало I тыс. до н.э. – это период упадка культуры древних царств. «Военное и политическое могущество Вавилонии, – пишет Клочков, – идет на убыль. Заметно уменьшилось население самого Вавилона... Ухудшилось и то, что современные социологи называют „качеством жизни“: дома строились значительно хуже, менее разнообразной стала утварь и т.д. Одновременно с упадком городов шло запустение сельских поселений и сокращение возделываемых площадей... Все это неудивительно, если вспомнить о внешнеполитических событиях эпохи: беспрерывные войны и нашествия извне не могли не истощить страну» [74. С. 108]. Нарушаются сословные и традиционные отношения между людьми, человек все меньше следует древним законам и не может, как прежде, быть уверенным в своей безопасности. Государство и царь становятся слабее, зато расширяется область личной жизни и свободы отдельного человека. Однако мироощущение человека пока остается прежним, и именно это рождает сложные проблемы и коллизии. Человек видит, что миропорядок рушится, он пытается это осмыслить и не может. Ведь за порядок в мире отвечают прежде всего боги, но они делают что-то непонятное. Распространенными становятся мотивы сомнения и горечи. В старовавилонских поэмах о «Невинном страдальце» и «Вавилонской теодицее» можно прочесть:
