Текст книги "Корректировка1.1 (СИ)"
Автор книги: Вадим Леднев
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
– Слышу, ты песни поешь, – сказала Женька, – дай, думаю, зайду... Не помешала?
Вот какая тут слышимость... – подумалось мне, – значит девок не приведешь.
– Да что ты, заходи, конечно, я как раз уборку доделал.
– А сейчас что ты пел? – поинтересовалась девушка, проходя в комнату. – Я такой песни не знаю.
Блин, малое палево! Походу Пахмутова еще не успела сочинить "Неба утреннего стяг".
– Да это так... наша студенческая... – и чтоб замять тему, сунул ей в руки вещи брата и занятый рубль. – Спасибо, солнышко, очень выручила, чтобы я без тебя делал!
У "Солнышка" от удовольствия порозовели щечки. Она окинула меня оценивающим взглядом.
– Клевый прикид! Съездил на вокзал?
– Да, забрал вещички. Вот, кстати, обещанный подарочек!
Она осторожно, словно боясь обжечься, взяла пакет с юбкой.
– Какой красивый, наверно дорогой.
Я не сразу понял, что девушка решила: пакет – это и есть подарок.
– Да внутри подарок, ты разверни.
Когда Женька развернула юбку, увешанную яркими этикетками, ее глаза и рот округлились одновременно.
– Что это?
– Как что, юбка джинсовая.
– Это мне что ли?
Понятно, что вопрос был риторическим, и я даже не стал на него отвечать.
– Может, примеришь, а то вдруг размер не тот.
Девушка молча унеслась из квартиры и через пять минут принеслась обратно уже в юбке, к которой была добавлена легкая приталенная рубашка в сине-белую клеточку и плетеные босоножки на каблучке.
– Вот, – сказала она смущенно, – не слишком короткая?
– Ну-ка повернись.
Она послушно покрутилась, и я был вынужден присесть на диван, чтоб замаскировать подъем в штанах. Обтянутая джинсой Женькина попа была что надо. Ножки, кстати, тоже, хоть и не слишком тоненькие, как у нынешних моделек.
– Супер! Ты секси!
– Чего? – не поняла девушка.
– Ну... в смысле, тебе идет.
– Я не могу взять, – нелогично отреагировала Женька.
– Почему?
– Не знаю, это очень дорого, да и за что мне?
– Как за что? Во-первых, за доброе сердце! Ты помогла мне, практически незнакомому человеку, в трудную минуту жизни! Во-вторых... за отличную учебу.
– У меня тройка в четверти по геометрии.
– Безобразие! – сделал я суровое лицо. – Ты и впрямь недостойна носить этот предмет одежды! Снимай сейчас же! – и даже протянул к ней руку.
Согласен, мое предложение звучало двусмысленно, но девушка хихикнула и, отскочив на шаг, показала характерную фигуру из трех пальцев.
– Фиг!
Я понял – подарок принят.
– А поцелуйчик?
Она задрала подбородок и зажмурила глаза, типа, целуй пока не вижу. Я загнал похоть вглубь себя, взамен проникнувшись отеческой лаской, чмокнул ее в обе щечки как можно целомудреннее, и тут увидел, что соплюшка тянет губы для поцелуя.
Педофилии мне только не хватало.
– Евгения, а у тебя парень есть?
Она настороженно вскинула ресницы.
– Липнет тут один. А что?
– Так ты занята... жаль...
Выражение ее лица обещало кары небесные, пришлось добавить к подарку духи. Тут ее состояние приблизилось к катарсису.
– Сли-мат лан-соме, – прочитала она по слогам.
– Клима ланком, – поправил я ее.
– Французские?! – спросила девушка с придыханием.
– Э-э... – откуда мне знать, где разливали эти "клима", но не разочаровывать же ребенка, – французские... должно быть.
– Отпад! – заключила Женька и мечтательно добавила. – Все девки от зависти лопнут! Феликс... а у тебя девушка есть?
– Есть, – сказал я тоном, исключающим всякие поползновения, – невеста.
– Эх... Повезло ей!
Я саркастически хмыкнул. Тоже мне везение – с Наташкой мы разбежимся через два года после свадьбы, окончательно друг в друге разочарованные.
– Жень... ты бабушке только не говори...
– Что ты подарил? – сразу поняла девушка. – Ни в коем случае! Она ж если узнает, меня без соли съест – молчать буду как Зоя Космодемьянская! Нет... – она наморщила лобик, – скажу, что папаша задарил, в честь окончания учебного года, вот! Клевая отмаза, типа, вспомнил, что у него дочка имеется. А я в музыкальной школе училась, – невпопад добавила она, – хочешь, что-нибудь сыграю?
– Как же ты сыграешь? – озадачился я.
– Так у Виктора Мефодьевича пианино же есть, ты что не знаешь? Они когда еще с женой жили, его дочка Любка, сестра твоя двоюродная, вместе со мной в музыкалку ходила. Они потом уехали, а пианино осталось. Там стоит в маленькой комнате, не видел что ли? Чо, правда? – и, проскочив мимо меня, она толкнула дверь в портал.
Я обмер, ожидая чего угодно: что дверь окажется запертой; что Женька провалится в будущее и превратится в старушку, но только не того что произошло. А ничего не произошло. Дверь распахнулась, а за ней была пустая пыльная комната с черным пыльным пианино в дальнем углу. Девушка шагнула через порог и опять ничего не произошло. Подошла к инструменту, подняла крышку и, пробежав пальцами по клавишам, извлекла какую-то сомнительную мелодию.
– Совсем расстроилось, – сказала она с сожалением.
* * *
Женька убежала хвастаться обновками перед подружками, оставив после себя густой аромат польских "клима". Высунувшись в окошко, я проводил взглядом ее ладную фигурку, удаляющуюся в направлении автобусной остановки. Вернулся к двери в маленькую комнату, постоял, прислонившись плечом к косяку и пожав плечами, закрыл дверь. Попытался открыть – не тут-то было – дверь не желала поддаваться. Выходит портал реагирует только на меня и постороннему человеку в него никоим образом не попасть. Ну а чего ты собственно ожидал: неведомые "они" допустят, чтоб всякие посторонние Коли Герасимовы бесконтрольно шастали из прошлого в будущее и обратно?
Итак, какие у меня планы? Ну, перво-наперво дойти до магазина, купить какой-нибудь еды, затем позвонить Генке. И думать, думать, думать: что делать дальше.
Я обулся в новые сандалии, сунул деньги в карман джинсов и вышел во двор. Жаркий денек распалялся пуще вчерашнего. Солнце словно приблизилось к земле и пекло немилосердно. Пахло пылью и горячим асфальтом. Кота сегодня что-то не было видно, наверное, растаял от жары. Вместо него на газоне дремала одинокая дворняга, высунув из пасти бледно-розовый язык. Я брел по улице стараясь держаться в тени тополей и размышлял. Митька велел мне обустраиваться, но не сказал на какой срок. Хотя срока этого самого, по его словам, осталось у меня не больше года.
В любом случае для обустройства нужны деньги и документы. Советские деньги и советские документы. Начнем с денег. Заработать их, имея неограниченный доступ к дефицитному товару, проще простого. Хотя, одно дело разок толкнуть часы, другое проделать ту же операцию десять раз кряду – живо привлечешь внимание криминала или ментов, либо тех и других вместе взятых. Значит нужен легальный канал сбыта. Что там Генка говорил про тетю Лену из треста комиссионок? Надо провентилировать тему.
* * *
Генка воспринял мое предложение относительно тети Лены с энтузиазмом. Выяснив с какого автомата я звоню, велел никуда не уходить, через пятнадцать минут, мол, они будут. Я несколько удивился этому многозначительному "они", но расспрашивать по телефону не стал – через пятнадцать минут сам все увижу.
Плавясь на солнце, я уже доедал второй пломбир, когда, наконец, пожаловал Генка.
Опаньки! – восхитился я, когда у тротуара лихо тормознул яично-желтый запорожец, модели шестидесятого года, прозванный в народе "горбатым". – Вот это я понимаю – лимузин!
– Знакомься, Толян, – представил мне Генка длинного рыжего парня, непонятно как умещающегося за баранкой "запора", – мой кореш и великий автомастер! Люди говорят: построено, мол, без единого гвоздя... А он этот агрегат сам собрал из одних гвоздей, да еще как-то умудряется на нем ездить. Трудно тебе было, Толян?
– Не без этого, – признался Толян неожиданным басом. – Керосинка с характером, полгода с ней возился. В принципе она ездить вообще не должна, но если душу вложить, талант и помолиться, то с божьей помощью как-то едет.
Божья помощь понадобилась и мне, чтоб кое-как разместиться на заднем сидении.
Мы метнулись до дома и, через пять минут, я уже выносил предназначенные для продажи вещи. Голубые джинсы классического покроя, белую женскую майку с Микки-Маусом на все сиськи и синюю мужскую с надписью: Houston Rocket Lab, две пары черных колготок и зеркальные солнечные очки.
– Где взял? – поинтересовался Генка, разглядывая длинноногую красотку на упаковке колготок.
– Да дядя же, моряк из Находки, на сухогрузе по всей Азии ходит: Япония, Тайвань, Гонконг... Они тюками барахло возят на продажу. Запаяют в полиэтилен, гантель привяжут и на рейде выкинут за борт, а ночью сообщники с аквалангами гантель отвязывают и шмотки забирают. Там этих гантелей на дне валяется, на сотню спортзалов хватит. В самой Находке-то палево продавать, поэтому они через родственников из других городов реализуют.
– Хорошая работенка! – протянул с уважением Генка. – А я ведь тоже хотел в Находкинскую мореходку поступать на штурмана. А потом домой приехал, в ванную залез, расслабился и думаю: долбись оно все конем! Все-таки по натуре я сухопутный человек.
* * *
Комиссионный магазин расположился на первом этаже старинного купеческого дома. В огромном торговом зале, несмотря на разгар рабочего дня было полно народу. Мы миновали отдел готового платья, завешанный подержанным шмотьем, прошли мимо секции мехов, мимо витрин с фарфором и фаянсом, мимо полок, на которых пылилось всякое антикварное барахло, протолкались через толпу зевак у отдела радиоаппаратуры и уверенно проследовали к служебному входу, где в конце короткого коридора имелась дверь с надписью "Директор". В приемной, рыженькая как солнышко, секретарша, неторопливо что-то отстукивала на пишущей машинке.
– Привет, Анечка! – по-свойски приветствовал ее Генка. – Все цветешь и пахнешь?!
Она забавно поморщила носик весь в золотистых конопушках, не оценив его панибратства и лишь лениво кивнула в ответ.
– Шефиня у себя? Одна? – нисколько не смутившись, поинтересовался Генка и удостоился еще одного кивка, – Обожди здесь, шепнул он мне и проник в директорский кабинет.
Эту тетю Лену, младшую сестру Генкиной матери мне часто доводилось видеть, когда она заезжала к ним в гости. И хотя я был ребенком, она уже тогда поражала меня своей безупречностью. У нее всегда был идеальный макияж, прическа, маникюр, наряды. Все это дополнялось нешуточной деловой хваткой: для тети Лены не существовало нерешаемых проблем, она всех, кого надо знала и всё у нее всегда было схвачено. Кстати, насколько мне известно, впоследствии она сумела успешно перестроиться, приватизировать свои и чужие магазины и в начале девяностых стать одной из богатейших бизнесвумен Обнорска.
Из двери высунулся Генка и поманил меня пальцем.
При моем появлении тетя Лена поднялась из-за своего директорского стола и, улыбаясь, сделала шаг навстречу.
Несмотря на возраст хорошо за сорок, выглядела она еще вполне годно, а макияж и прическа были по-прежнему в идеальном состоянии.
– Ну здравствуй Феликс, какой ты стал... взрослый!
Она отечески приобняла меня, я тоже бережно подержался за ее спину под кружевной блузкой, вдыхая запах дорогого парфюма.
Женщина отстранилась, разглядывая меня прозрачно-голубыми глазами.
– Красавец какой стал!
– А вы совсем не изменились! – счел я нужным польстить.
– Ладно тебе, не изменилась, – с притворной небрежностью отмахнулась она.
– Честное комсомольское!
– Геннадий говорит, ты институт заканчиваешь, на красный диплом идешь?
– Университет.
– Молодец какой, а этот обалдуй учебу бросил и в армию загремел.
– Армия, теть Лен – это "сапоги", – влез Генка, – а я на флоте служил!
– А на флоте кто?
– А на флоте – "прогары"!
– Сапоги, прогары... скажи лучше, когда за ум возьмешься?
– Мне государство дало три месяца отпуску. Отгуляю и возьмусь.
– Избаловала вас советская власть! – проворчала тетя Лена усаживаясь на свое место и лицо ее приняло хищно деловое выражение. – Ну ладно, что там у вас?
– Вот, – я высыпал на стол содержимое своей холщовой сумки. Она небрежно поворошила тщедушную кучку китайского ширпотреба.
– Спекуляцией решили заняться молодые люди? А что за нее бывает, знаете?
– Да какая спекуляция, тетечка Леночка?! – взвился Генка. – Человеку деньги срочно понадобились, он свои вещи продает! Буквально с себя снятые...
– Заткнись, Геночка, – ласково оборвала его тетка.
Генка послушно умолк, и принялся изо всех сил мне подмигивать, беззвучно шевеля губами, не обращай, мол, внимания, она придуривается, все на мази.
Директриса меж тем вновь обратила внимание на шмотки.
– Свои, говоришь, вещи... – задумчиво проговорила она, вертя в руках упаковку с колготками, – с себя снял?
– Да это так, случайно оказалось, – пожал я плечами.
– Бывает, – согласилась она, – а что у тебя еще случайно оказалось?
– А что нужно?
Она удивленно вскинула глаза.
– У тебя что, склад?
Да нет, конечно, – смутился я.
– Ладно, – решила она, – какой размер? Четверка. Колготки я забираю. Сколько?
– Да что вы, Елена Сергеевна, это мой вам подарок!
– Подарок, говоришь? – она хищно прищурилась. – Подарков мне не надо, беру по госцене – по пять рублей за пару, – извлекла из ящика стола червонец, – держи, остальное несите товароведу, я ей сейчас позвоню, чтоб приняла без очереди, договоритесь с ней по ценам, оформите по прейскуранту.
– А что, обязательно оформлять? – удивился Генка.
– Ну, а как же, Геночка? Тебе здесь частная лавочка? Нагрянет ревизия, а вещь не оформлена, кто отвечать будет, Пушкин?
К товароведу была очередь комитентов, человек из десяти. Когда мы попытались пройти к двери, стоящие приняли нас крайне недружелюбно.
– Куда молодые люди без очереди претесь? Что, в самом деле, то один лезет, то другой!.. Идут и идут... Сколько можно терпеть этот бандитизм... Мы тут по два часа в очереди пукаем, а они шастают, как к себе домой... Да сироты они, у людей ни отца, ни матери, а у этих ни стыда, ни совести! Очередь занимайте, сукины дети!..
Мы были сражены этим напором нравственности, но дверь вдруг открылась и оттуда выглянула сногсшибательной красоты девушка. Строго посмотрела на очередь, и та как по команде стихла.
– Они по записи. Проходите молодые люди.
Провожаемые злобным шипением очереди, мы просунулись в кабинет.
Товаровед с простым русским именем Альбина (Алечка, как фамильярно назвал ее Генка) выглядела под стать своей начальнице. Такая же ухоженная и безупречная, только не блондинка, а шатенка и лет на двадцать пять моложе и глаза не бледно голубые, как небо, а синие, словно море. Так, и хотелось в них утонуть, а в голову сразу пришли слова из Добрынинской песенки про Незабудку.
Она неторопливо, покачиваясь на высоких каблучках, процокала к своему столу, а я не мог оторвать взгляда от прелестей, вкусно выпирающих из джинсового костюма.
Генка, пихнул меня плечом и закатил глаза, что примерно означало: "эхябейвдул!"
Альбина уселась за стол и выжидательно уставилась на нас своими синими светодиодами. Тут, наконец, я вспомнил зачем пришел, и повторил тот же трюк, что и в директорском кабинете, вывалив на стол вещички. Она деловито извлекла из пакета джинсы, покрутила так и этак, внимательно рассмотрела этикетки и мелодичным голосом, отозвавшимся резонансом у меня внутри, выдала вердикт:
– Фирма неизвестная, швы странные, хотя работа явно фабричная, не самострок. Откуда?
– Малайзия, – ляпнул я первое, что пришло в голову.
– Окей, – кивнула она, – Поскольку лейбл не в ходу, дороже ста взять не могу. В фактуре пишем: пятьдесят.
Майки она оценила по шестьдесят за штуку, очки в двадцать. Таким образом мне на руки выходило двести сорок рублей, плюс чирик от тети Лены. Учитывая, что на все барахло было потрачено около двух тысяч, результат меня вполне удовлетворил.
– Ну, все, молодой человек, оформляем и, думаю, завтра, в крайнем случае, послезавтра уже можно звонить и приходить за деньгами. Давайте паспорт.
Это был как удар под дых.
Пока она что-то там писала, я притянул к себе друга и зашептал на ухо.
– Геша, паспорта у меня нет.
– Как нет, дома что ли забыл?
– Совсем нет... посеял где-то, найти не могу...
– Вот бляха-муха! Феля, ну ты даешь! – он задумался на несколько секунд. – Ладно хуйня-война, сдадим по моему. Щас я на Толяне метнусь до дому.
Альбина, к тому времени закончив писать, следила за нашим горячим диалогом.
– Алечка! – горячо обратился к ней Генка, – Тут у нас мерихлюндия вышла... Феликс паспорт потерял. Сейчас я за своим сгоняю, тут рядом, буквально! Подождешь? Ну, пожалуйста, Солнышко!
Она томно подняла к потолку прекрасные глаза.
– Гена, ты видел сколько у меня народу?
– Пять минут! – уже пятясь к выходу, Генка тыкал перед собой растопыренной пятерней, – Пять минут!
Он выскочил за дверь и в кабинете повисла неловкая пауза.
Альбина откровенно скучала, подперев щеку кулачком. Я делал вид что интересуюсь развешанным по стенам секонд-хендом, исподтишка разглядывая хозяйку кабинета. Ей, наконец, это надоело.
– Ну, чего смотришь? На мне цветы не растут.
– Ты сама как цветок... – не задумываясь, брякнул я. – Незабудка! – и запел, подражая Суручану, стараясь не сильно фальшивить: "Незабудка, незабудка, иногда одна минутка, значит больше чем года... Незабудка, незабудка, в сказке я живу как будто, и тебя я, Незабудка, не забуду никогда!"
Она хихикнула-по девчоночьи, в миг растеряв монументальную неприступность и показала мне на стул.
– Садись, чего стенку подпирать.
Я не заставил себя упрашивать и приземлился рядом с ней.
– Сам что ли сочинил?
– Ага, – желание подбить клин к хорошенькой девушке-товароведу победило мою природную честность, – вот прямо сейчас, экспромтом. Смотрю на тебя, а строки сами в голове складываются!
– Поэт что ли?
Я важно кивнул.
– Я поэт, зовусь Незнайка, от меня вам балалайка!
– Тоже сам сочинил?
– Нет, – на этот раз поскромничал я, – это народное.
– Ну, слово не воробей, – развела руками Аля, – теперь будешь Незнайкой.
Когда потный запыхавшийся Генка ворвался в комнату с паспортом в вытянутой руке, мы мило беседовали о конъюнктуре рынка и влиянии на нее жаркой погоды.
– Женское белье влет уходит, – без смущения рассказывала Альбина, – в такую жару совковые рюкзаки и парашюты (судя по жестам, имелись в виду лифчики и панталоны) кроме бабок никому носить не хочется. Очки тоже разбирают, как горячие пирожки, – она покрутила в изящных пальцах солнцезащитные очки с гордой надписью "Italian design". – Жаль, что мужские – я бы себе взяла.
– Есть женские, – с горячностью заверил я. – В следующий раз принесу. Эти, честно говоря, фигня, от ультрафиолета плохо защищают, а такие красивые глазки надо беречь! Есть настоящие, фирменные!
– Дорого? – деловито осведомилась она.
– Договоримся, – пообещал я.
– Я вам случайно не помешал? – вклинился уставший слушать наше щебетание Генка.
Через пять минут все бумаги были оформлены. Мы договорились, что завтра в это же время я позвоню, скорей всего вещи уже будут проданы, и можно будет приезжать за деньгами.
– Чао, Незабудка! – сказал я, направляясь к выходу из кабинета.
– Гуд бай, Незнайка! – насмешливо попрощалась она, и громко позвала уже прежним безразличным голосом. – Следующий!
– Ты, никак к Альбинке яйца подкатить собрался? – подчеркнуто небрежно поинтересовался мой друг, когда мы покинули комиссионку. – Так это зря, она птичка не нашего полета.
– Много ты знаешь о моем полете.
Глава восьмая
За хлопотами время приблизилось к четырем, а кроме пломбира я ничего так и не съел. Кроме того, требовалось отблагодарить добровольных помощников, и мы решили посетить магазин. Но перед этим – долг платежом красен – я вручил обоим парням по одноразовой зажигалке. Рыжий Толян принял подарок с молчаливым достоинством, зато Генка, узрев голую девку на прозрачном корпусе с золотой надписью Lolita, издал серию восхищенных воплей, и принялся яростно щелкать и крутить колесико, увеличивая и уменьшая язычок пламени. Глядя на его реакцию я в который раз ощутил неловкость – в этой «консерватории» надо что-то серьезно подправить, чтобы мои соотечественники перестали радоваться всякой иностранной безделушке, словно папуасы стеклянным бусам.
Мы пересекли Проспект в неположенном месте и, пройдя сто метров, вошли в универсам под названием "Универсам". Миновали за ненужностью молочную секцию, и попали в отдел сыров, где в окружении пестрой стайки плавленых сырков важно лежали круглые батоны "копченого колбасного". Одним из них мы и поживились. Ассортимент отдела собственно колбас был представлен "ливерной" и чем-то странным квадратным похожим на кирпич, обзывавшимся "колбасный хлеб". Бросив в корзинку один из "кирпичей", мы прогулялись вдоль стеллажа с консервами, где отоварились парой банок "завтрака туриста" и кабачковой икрой.
Зато в винной секции нас ждало разочарование: измученные алкогольной жаждой сограждане успели расхватать все крепленое. Из корзин на нас уныло глядели бутылки с сухим "Алжирским" и "Механжийским" в народе прозванным "механическим", да еще "Гымза" в больших оплетенных бутылях, которой брезговали даже отъявленные алкоголики в минуты тяжкого похмелья. Впрочем, в зале самообслуживания было выставлено лишь самое дешманское пойло. Все ценой подороже продавалось по старинке в отдельном закутке, где товар отгорожен от покупателей прилавком за которым несла вахту суровая продавщица. Там имелся довольно-таки неплохой выбор марочных портвейнов, коньяков и настоек. Я взял три бутылки "Алабашлы" за четыре семьдесят и уже собирался отойти, как вдруг остановился осененный внезапной мыслью. Идею срочно требовалось проверить, и я попросил у продавщицы коньяк КС "Москва", аж за четырнадцать тридцать со стоимостью посуды. Продавщица, несколько удивленная моим выбором, с трудом дотянулась до пыльной бутылки, стоящей на самой верхней полке.
– Дурак, что ли? – не сдержал эмоций Генка.
– Спокойно, Геша, это для дела!
Употреблять приобретенное, мы отправились в гаражный кооператив, где Толян работал ночным сторожем, а заодно подхалтуривал ремонтом автомобилей. Там он арендовал у какого-то деда сдвоенный бокс, в одной половине которого обитал "запор", а вторая служила собственно мастерской. Сейчас она была свободна, и мы уселись прямо за верстаком, предварительно сдвинув инструменты и расстелив газету. Долго нам побыть в тесной компании не удалось, судя по всему, Толянов гараж служил местом регулярных тусовок, и к нашей пьянке, как мухи на мед стали слетаться его и Генкины приятели. К хвостовикам здесь относились с презрением, и поэтому каждый нес что-то с собой: кто "Яблочное" с "Солнцедаром", кто "Стрелецкую", а кто и вовсе самогонку.
О чем принято говорить под вино в суровой мужской компании? Правильно, про баб и про службу в армии. А особенно про баб во время службы в армии. Причем, по мере убывания запасов спиртного, количество этих баб, напротив, возрастало по экспоненте. Все рассказчики были молодые и срочную отслужили недавно, поэтому память бережно хранила все подробности сексуальных подвигов. Как единственный "откосивший", я в основном помалкивал, слушая правдивые душераздирающие истории бывших "дедушек СА" и "годков ВМФ". Кто-то рассказывал, как в самоволке после совместного распития розового вермута, отодрал местную блядскую семейку – мамашу вместе дочерью-комсомолкой, другой бахвалился, что по дороге в отпуск переебал с корешем всех проводниц, предварительно опоив купленной у них же водкой, третий, напротив, поведал, как они вшестером долбили кастеляншу в "Экипаже", но блядища так и осталась неудовлетворенной.
Потом разговор как-то резко перескочил на музыку и сопутствующие темы. Все приятели, включая Генку, оказались нешуточными меломанами и, как один, поклонниками только утвердившегося хард-рока. С придыханием произносились названия западных групп: "Дипп пепл", "Лед Зеппелин", "Дорз". Собеседники сыпали друг на друга модными терминами: Хай-Фай, шумодав Долби, цветомузыка с квадрофонией и прочий белибердеж. В связи с этим всплыла тема звукозаписывающей аппаратуры. У всех было какое-то железо, в основном старые ящики производства шестидесятых годов, на которых только с горы кататься. Зато у Толяна имелся новейший советский кассетник Весна 305, именно он сейчас хрипел в углу голосом Роберта Планта.
Мне, извините за каламбур, вся эта музыка была по барабану и, расслабившись, я утратил нить беседы. Винные пары ударили в голову, стало хорошо и просто.
– Феля! – потряс меня за плечо Генка, – а у тебя какой маг?
– У меня? – пьяно удивился я. – А действительно, какой у меня? Этот, как его... пано... пана... "Панасоник", вот.
Все замолчали, и я оказался в перекрестье уважительно-завистливых взглядов.
– Японский что ли?
Кивнул, уже понимая, что сморозил глупость.
Маленький двухкассетник я купил еще в двухтысячном, так он и таскался со мной по съемным квартирам, вроде и не нужен, и выкинуть жалко.
– А записи есть?
– Не знаю... наверно есть...
– Что ж ты молчал? А какие?
Господи, вот пристали!
– А какие надо?
– Ну "Битлов" там, "Роллингов", "Пинков"?
– Посмотрю, – пообещал я.
Несмотря на очевидную нелепость (где собрался смотреть, куда собрался смотреть?), этот ответ почему-то всех устроил, и от меня отстали.
– Сегодня ж сейшен! – вдруг вспомнил кто-то. – В ДКЖ на Восточном "Партизаны" лабают "Дипп Пепл".
Все тут же сгоношились ехать.
– Феля, ты поедешь? Поехали, там весело будет! – уговаривал Генка.
– А поехали! – согласился я. – Сейчас только поссать схожу...
Действительно, почему бы не поехать?
Первым кого я увидел, был рыжий кот. Он сидел на куче строительного мусора и неприязненно щурился.
– Кис-кис, – позвал я.
Зверюга раздраженно мявкнула и удалилась, пару раз оглянувшись в мою сторону беззвучно разевая розовую пасть.
Я все понял, и ушел оттуда. По-английски, не прощаясь.
Путь мой был долог. Свежий воздух отрезвлял. Прижимая к телу холщовую сумку и прислушиваясь к собственным шагам, я брел сквозь пустырь и жидкий лесок, потом вдоль бесконечной вереницы как попало натыканных пятиэтажек, пока, наконец, не выбрался из лабиринта узких улиц на Проспект, где мне навстречу сразу выскочил зеленый огонек такси.
Таксист содрал с меня треху, но все равно я остался не в накладе, потому что уберег дорогущий коньяк, а если б поехал с пацанами, наверняка бы выжрали.
* * *
Стучавший всю ночь по подоконнику мелкий дождь к утру, наконец, стих и теперь сквозь разрывы облаков робко пробивались солнечные лучи.
Умывшись и наскоро перекусив, я уселся за комп.
Пошарив на профильных сайтах, без труда нашел с десяток объявлений, типа: "куплю коньяк времен СССР", и в бороде под ними, разместил свое предложение: "продам азербайджанский коньяк "Москва", 12-14 лет выдержки, 1970 года розлива, состояние превосходное, цена 10 тыс. рублей". Приложил фотки пробки, донышка и этикетки, которую предварительно слегка "состарил" потерев уголки пемзой.
Удочка закинута, оставалось ждать.
Теперь документы.
Покопавшись в памяти, я вспомнил, что первый паспорт, тот темно-зеленый образца пятьдесят восьмого года, мне выдали в шестьдесят седьмом. Выдали на пять лет, и поменял я его как раз в мае семьдесят второго, через две недели после дня рождения, так что новый бланк подозрения не вызовет.
У всякого человека, которому долгое время удается скрываться, как от правосудия, так и от криминала наверняка имеется выход на конторку мастерящую фальшивые ксивы не сильно хуже настоящих. Был такой выход и у меня. Незаметный контактик в скайпе. На который я и написал: "Мишаня, привет! Нужен советский паспорт. Но есть нюанс. Паспорт должен быть образца пятьдесят восьмого года. Сможешь?"
Ответ пришел через десять минут и был он лаконичен: "звони через пару часов, обсудим".
Прочитав это, я недоуменно поскреб лысеющий затылок. Обычным ответом Мишани, был: нет проблем! После чего называлась требуемая сумма и срок изготовления. А тут, выходит, проблема имелась. Ну, что ж через пару часиков разъясним, в чем она состоит, а пока не будем ломать голову.
Решив так, я стал собираться по магазинам.
А вот интересно, если я сегодня не пойду в портал, там, в прошлом сменится дата или останется прежней? Нет, сегодня я, конечно, пойду, но выяснить сие необходимо, мало ли что может приключиться в дальнейшем. К полудню я обошел с десяток торговых точек, интересуясь ценами на женское белье. Сперва смущался, но потом привык. Действительно, если пожилой мужчина покупает кружевные трусики и бюстгальтеры вовсе не обязательно, что он извращенец и фетишист. Мало ли кому он хочет сделать подарок. Тем более, что фетишисты, кажется, предпочитают ношеное. Наверное, в этом убеждали себя и продавщицы, так как лица их оставались доброжелательно-непроницаемыми. Но все равно, – решил я, – на будущее, лучше воспользоваться услугами интернет-магазинов, оно и дешевле выйдет. Колготок я тоже набрал и ради эксперимента взял несколько пар чулок. Под конец выбрал солнцезащитные очки для Альбины. Тут я не стал сильно экономить, взял более-менее приличные – инвестиция как-никак.
Возвращаясь домой, встретил кота. Рыжий разлегся на перилах соседского балкона и невозмутимо грелся на солнышке.
– Привет, Митяю! – сказал я ему, чувствуя себя идиотом. – Побалакать бы надо...
Кот и ухом не повел. Может это не тот?
* * *
– Ты понимаешь старичок, – вещал Мишаня с экрана ноубука, вальяжно развалившись в кресле – новый бланк образца пятьдесят восьмого найти сейчас нереально. С нуля делать – это вообще запара... я посмотрел, там объемное теснение... то, се... Никто не возьмется. А если какой-нибудь жулик и подпишется – сделает так, что его за настоящий только в темноте принять можно будет, и то с натяжкой. Тебе оно надо?
Мне оно было не надо. Такую липу только кондуктору в трамвае предъявлять. До первой милицейской проверки доживешь, а там и загремишь, как говорил известный персонаж, под фанфары.
– Так что делать-то, Мишаня?
– Есть вариант – использовать юзаный. Чернила свести, морду переклеить и по новой все нарисовать, это без проблем. Но где его взять, да чтоб еще не убитый в хлам? В принципе, у коллекционеров наверняка имеется, но у меня на них ходов нет. Зачем мне это? Он же кроме как исторической никакой другой ценности не представляет. Короче, если сам найдешь, я перерисую без вопросов и недорого. А так, отец, извини, если конечно сможешь...
Мы распрощались, я вырубил скайп и задумался. Использовать бэушный паспорт, мысль, в принципе здравая. Конечно, криминалистическая экспертиза легко определит подделку, но с другой стороны, серьезной мвдэшной или гэбэшной проверки не выдержит даже самая качественная липа. А купить его там, в прошлом, наверно не так уж и сложно. Я помнил, что в те времена бытовал миф, что иностранцы охотно скупают эсэсэсэровские паспорта аж по пятьсот рублей за штуку. На кой черт иностранцам советские ксивы никто толком объяснить не мог, но народ верил и многие мечтали таким способом разбогатеть на полугодовую зарплату.