Текст книги "Семя Гидры (СИ)"
Автор книги: Вадим Ларсен
Жанры:
Роман
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Иван взял самый большой из них едва тронутый ржавчиной – комбинированный, с одного конца рожковый, с другого накидной – повертел в руке, осматривая и изучая. Вещь тяжёлая, приятная на ощупь. Из отличной английской стали. На боковой поверхности между цифрами 24 и 27 пальцы нащупали выпуклую надпись Stanley. Знатная фирма. Иван любовно погладил гладкие губки ключа – без сомнения находка как нельзя кстати.
Молоток был, вероятно, заклёпочный, весил не меньше двух килограмм и для задуманного подходил идеально. Вот только рукоять его превратилась в труху, но то дело поправимое. Как-никак кругом тропический лес и подходящих веток предостаточно.
Питера Иван усалил на порог, приглядывать за лесом, сам же приступил к работе. Пришло время вспомнить детство, проведённое в кузнице деда Мити.
Натаскав с ручья валунов, мелкой и средней гальки, Иван отвёртками разрыхлил землю и руками выкопал яму длиной в полметра и в четверть метра шириной и глубиной. Обложил по краям валунами, засыпал галькой дно. Получился 'полевой' горн. Уложил хворост, сверху подходящий по размеру сухостой и завершил всё 'шалашиком' из толстых отборных веток для основного жара. В завершение вылил на всё это бутылку виски и запалил.
Когда в горне устоялся стойкий огонь, Иван вкопал в раскалённые угли ключ-заготовку и, поручив Питеру не жалеть принесённых из леса дров, приступил к постройке наковальни.
Для этой цели не подходил ни один из камней, обильно рассыпанных по берегу ручья. Но и на этот раз Ивану сопутствовала удача. В ящике среди снаряжения обнаружился стальной фланец, служивший вероятно основой для крепления прибора фотофиксации. Диаметром с локоть и в палец толщиной. По контуру пять сквозных отверстий для крепления к фюзеляжу и одно для кронштейна в центре. Прекрасная плоскость под наковальню.
Иван подыскал подходящий булыжник, вкопал его рядом с горном. Сверху умостил фланец и прочно зафиксировал, вбив сквозь крепёжные отверстия, пять тщательно подобранных по толщине и прочности веток в землю.
Для проверки он изо всей силы жахнул молотком по конструкции. Фланец загудел, но не сдвинулся с места. Камень также успешно перенёс нагрузку. Иван остался доволен и занялся заготовкой.
Как приговаривал дед Митя, накачивая меха: 'Как незрелой вишней железо заиграет, вот, Ванька, тогда и ложь его под молот'.
Ключ в горне быстро почернел, затем начал светлеть и вскоре совсем слился с огнём, лишь изредка проявляясь в игривых языках племени. Чтобы поддать кислорода, Иван время от времени махал дюралевым листом над горном как над мангалом. Светло-вишнёвым – цветом ковки – заготовка 'заиграла' спустя полчаса. Плоскогубцами Иван вынул её из горна, торцом поставил на наковальню и ударил по верхней губке. 'Рожки' ключа сплющились, и это означало – заготовка готова к ковке.
Он долго и упорно 'мучил' поковку, то нагревая её, то отбивая молотком и снова нагревая. Пару раз наковальня слетала с камня, ломая крепёжные ветки. Иван возвращал заготовку в горн, крепил фланец новыми ветками и со словами: 'Тоже мне Крузо нашёлся', упорно продолжал ковать. Звон стоял неимоверный. Птицы испуганными стайками вились высоко в небе, не решаясь вернуться в кроны деревьев пока форма тупоносого тесака с ровным аккуратным спуском под лезвие не удовлетворила, наконец, кузнеца-самоучку.
Пришло время отжига. Иван в очередной раз выдержал 'незрело-вишнёвую' окраску, а затем медленно остудил поковку на воздухе, 'освободив' её, по словам деда Мити, от 'негараздов'. Пока та остывала, он налил воды во вчерашнюю дюралевую 'сковородку', набрал мокрого песка и с полдюжины более-менее плоских и гладких камней. Затем он снова раскалил будущий тесак до 'подсолнухового' цвета и, не теряя ни секунды, остудил его в воде. На камнях пересыпанных мокрым песком очистил от окалины, снова нагрел и мигом окунул в воду. Заготовка краснела, чернела, шипела, выпаривая густые клубы, а Питер смотрел на всё это разинув рот.
После всех проделанных манипуляций, Иван в последний раз вынул остывшую заготовку из 'сковородки'. Придерживая плоскогубцами за кольцеобразный конец, он долго вертел изделие перед собой, внимательно разглядывая на предмет неточностей и исправлений, и остался доволен. Откованное полотно тесака получилось в форме рыбины с отвисшим брюшком – именно это 'брюшко' и стоило заострить. Но перед тем как приступить к последней операции, Иван плотно обмотал в несколько слоёв отведённую под рукоять часть заготовки между кольцом и откованной 'рабочей' плоскостью мокрой парашютной стропой. Получилось довольно эргономично. Да и точить будет сподручней.
В горне было ещё достаточно жара и Иван, отложив в сторону тесак, сунул туда большую отвёртку. С ней он не стал проделывать ничего такого, чего вытворял с ключом. В этом не было необходимости. Он сформировал трёхгранное острие, сделав из отвертки своеобразное шило, что в простонародии называлось 'швайкой' и закалил в воде. Длинная 'пика' с металлической рукоятью – если не обращать внимания на её неприглядный вид – весьма грозное оружие. Таким пырнуть в жизненно-важный орган, рана может оказаться смертельной.
Предоставив Питеру заточку 'шила', сам Иван приступил к оформлению рабочей кромки тесака.
Без плоского точильного камня, заточка оказалась сложным занятием. Наиболее шершавым из найденных камней он как напильником тёр кромку, смачивая камень в воде. Счищал окалину, удалял неровности, формировал лезвие. Окончательную заточку провёл на наковальне с тонким слоем мокрого песка. Кончик тесака не вышел острым, и основные надежды легли на удачно откованную и закалённую кромку лезвия длинною в ладонь в виде развёрнутого полумесяца. При хорошей заточке таким мачете можно отлично рубить, резать, разделывать звериные тушки и при необходимости даже копать землю. Спустя час упорных трудов острое лезвие блестело как с заводского конвейера.
Теперь дело дошло до ножен. Иван отыскал подходящую ветку толщиной с руку. Умостил её на наковальню, выставил перпендикулярно тесак и ударил по обуху молотком. Лезвие вошло в дерево наполовину, и Иван остался доволен испытанием. Он рубанул ещё. Отделил лишнее с другой стороны и прощупал получившийся чубук на предмет нежелательных сколов. После расколол его по вертикали. На внутренних поверхностях получившихся половинок 'шилом' очертил контуры лезвия и тесаком вырезал сердцевину. Сложил две половинки вместе и туго примотал оставшимся нейлоном, снабдив двумя шлёвками для ремня. Вложил тесак в ножны. Лезвие вошло плотно, вряд ли выпадет по случайности или по неосторожности. Иван закрепил ножны на ремне, отвёрточное 'шило' воткнул за ремень с противоположной стороны. Повертел бёдрами, удобно ли?
– Ну вот, Петро. Теперь нам никто не страшен, – Он подмигнул наблюдавшему за происходящим Питеру и с радостью отметил, что любая работа – это превосходная психотерапия, как для самого работника, так и для его благодарного зрителя.
Ящик с оставшимся инструментом уместился под лежанкой, да и алюминиевому контейнеру нашлось применение. Из него было смастерено 'огневое хранилище' на чёрный день. Иван шилом прорубил в боковинах несколько вентиляционных отверстий напротив друг друга, дно и стенки изнутри облепил сухой землёй, в получившееся гнездо высыпал всю золу из 'горна', а сердцевину выложил большими тлеющими углями и всё это великолепие плотно запечатал на обе защёлки, предварительно зашпаклевав щели остатками нейлонового троса.
Уставший, измотанный очередным нелёгким днём он завалился на лежанку. Есть не хотелось. Но теперь на его попечении Питер, у кого за целый день ни маковой росинки во рту и Иван подтянул к себе один из мусорных кульков с провизией. Откинул в сторону пакеты со специями, то же проделал и с вакуумными упаковками – их содержимое требовало готовки, на которую не оставалось сил. Взгляд задержался на жестяных банках без опознавательных знаков. Взяв одну, он повертел её перед собой, взвесил на руке, потрусил возле уха. Банка была полной и достаточно тяжёлой, набитой чем-то под-завязку. Иван шилом прорубил жестяное дно, вставил в щель 'остриё' тесака и стал вскрывать.
Вскрыв, отвернул жестянку и... Бог ты мой! Внутри оказалось мороженое! Изрядно подтаявшая густая масса искрилась ярким молочным цветом и выглядела чрезвычайно аппетитно. Иван тесаком поддел верхушку, зачерпнул небольшую порцию и отправил в рот. Какая прелесть! Стопроцентный пломбир высочайшей пробы.
– М-м... – блаженно промычал, облизывая тесак.
Питер не сводил глаз с этого действа. Казалось поток впечатлений, накрывших его последние два дня, как штормовые волны накрывают утлую лодочку, не иссякнет никогда.
– Держи, – Иван протянул банку Питеру. – Только здорово не увлекайся. Как бы ни заболел.
Питер принял банку с воткнутым в мороженое тесаком вместо ложки, жадно выгреб изрядную пломбирную горку и лизнул верхушку. Лицо его раскраснелось от удовольствия и блаженства. Сколько радости могут доставить вполне обыденные и привычные вещи в необычных и непривычных условиях.
Удовлетворённый Иван закрыл глаза и тут же уснул.
Ему приснилась лодка. Он на вёслах, рядом на румпеле улыбающийся Риши. Под ногами груда свежевыловленных кораллов, в душе умиротворённое чувство непраздно прожитого дня. Тихо плещется о борт лазурная волна, и мягкий свет заходящего солнца окутывает океан волшебным свечением.
Риши держит курс к берегу. Под развесистыми пальмами виднеется бунгало в индийском стиле. Рядом у крыльца две человеческие фигуры – две женщины в прозрачных сари. Они улыбаются и призывно машут руками. В распущенных волосах играет лёгкий бриз. У одной волосы густые чёрные, у второй яркие белые. Это Брижит и Натали. Они рады Ивану.
Неожиданно из леса показываются люди – чёрные как вороны туземцы с длинными копьями в руках. Впереди главарь и вождь – Сашка Семено́вич. Загорелый, в дорогом чёрном гидрокостюме 'Скубапро', в капитанской фуражке с белым флотским чехлом и с 'калашниковым' наперевес он похож на 'морского котика' Сил Специальных Операций и одновременно на Волка Ларсена, капитана 'Призрака' из джеклондонского 'Морского волка'. За ним в гамаках из парашютной ткани несут тела двух мужчин. Это Алекс Крофт и профессор Чакрабати. Их грудные клетки вскрыты, и двое туземцев держат высоко над головами только что вырванные лёгкие, с которых ещё капает кровь.
Шум волн перерастает в кладбищенское завывание ветра. Теперь Иван не в лодке, а в кабине пилота, и в его руках вместо вёсел штурвал. Рядом в штурманском кресле сикх. Всем телом он налегает на штурвал-дублёр и тонет в полой груди, вгрызаясь в плоть, пуская там корни. Пальцем сикх указывает вдаль на жёлтую полосу гряды, призывая посадить самолёт именно там. Но неуправляемая машина несётся с бешеной скоростью на женщин у бунгало.
– Let's go Van! Ип-дь-йом! Ип-дь-йом! – слышен крик Риши.
Не в силах вытянуть штурвал 'на себя' Иван закрывает глаза.
Перед ним Питер. Мальчишеские глаза полны страха и слёз. В одной руке банка с мороженым, вторая терминаторским жестом показывает 'Вверх!'. Иван тянет штурвал. Пилотское кресло под ним отрывается от пола и вместе с Иваном вышибает передний 'фонарь'. Их как катапультой выбрасывает из кабины. В свободном полёте Иван успевает разглядеть хвост дельфина...
В следующее мгновение самолёт врезается в бунгало. Взрывом охватывает берег и всё кругом. Дальше тьма. Перед глазами мелькают проблески. Жуткое чувство падения. Как камень, брошенный вниз, он летит в черноту расщелины. Там, на камнях распластанное тело мистера Роя. На безжизненном лице застыла ухмылка. Окоченелый кулак с поднятым вверх большим пальцем вытянут вперёд: 'I'll be back'...
Иван проснулся в холодном поту.
Кошмар развеялся. На земле господствовала ночь. Тихая. Тёмная. Идеальная чтобы умереть.
Рядом на лежанке крепко спал Питер. Умиротворённое лицо мальчишки выражало вселенское спокойствие. В очаге тлели пурпурные угли. Редкий язычок пламени вспыхивал, стараясь облизнуть почерневший бочок догоревшего уголька, дабы вновь вернуть в него жизнь и тут же нырял обратно в жар. Волшебные тени блуждали по хижине, наслаждаясь ночной тишиной.
Иван бросил взгляд на заставленный ящиком входной проём. Надо бы сделать что-то наподобие двери. Собрать перегородку из веток, связать их стропами или на худой конец молодыми лианами...
Холодок пробежал по спине. Мысли о новой двери мигом испарились. Справа от проёма, между вкопанным частоколом стены и дюралевым листом в непроглядной черной щели сверкали огромные жёлто-зелёные глаза с клинообразными антрацитовыми зрачками. Что-то живое заглядывало внутрь хижины, с интересом наблюдая за её обитателями.
Иван замер.
Тигр? Бенгальский? Этот двухсоткилограммовый убийца, если уж решит напасть, с лёгкостью проломит хилую стенку хижины. Иван знал древние истории о тиграх-людоедах, но о современных случаях слышать не приходилось. Тигров в Индостане осталось несколько сотен, но здесь девственная природа и всякое может случиться.
Два глаза как две луны неотрывно следили за Иваном.
Парень прислушался. Всё тихо. Дистанция около трёх метров, и в такой кромешной тишине урчание большой дикой кошки звучало бы как тракторный рокот. Вероятно, зверь хитёр и знает, что такое засада.
Не оборачиваясь, Иван потянулся к очагу. Нащупал кучку сухой травы, заготовленную для розжига, сгрёб влажными пальцами горсть побольше и посуше и зашвырнул в огонь. Пламя вспыхнуло даже ярче, чем ожидалось, на секунду отразилось в звериных глазах и те мигом исчезли в ночи, словно их и не существовало.
Руки и ноги не слушались. Иван не решался подползти ближе и убедиться, есть ли кто за стеной. Зверь мог притаиться в паре шагов от хижины, а прыжок такого монстра – полёт ядра. Возникла мысль: не видение ли это? Последствия кошмарного сна? Впрочем, в мангровом лесу каждый для кого-то пища и чтобы следующей ночью не превратиться в бифштекс 'с кровью', следовало с утра позаботиться о безопасности.
Так он и просидел, пока не рассвело.
***
Утром Иван ничего не сказал Питеру. Это уже входило в привычку – держать всё в тайне. Он долго бродил вокруг хижины, выискивая следы ночного гостя, но так ничего и не нашёл. Может действительно померещилось?
Они растопили оставшееся мороженое, и выпили получившийся молочный коктейль прямо из банки. Завтрак выдался сытным и на удивление вкусным. В этом был ещё один смысл: освободить из-под мороженого добротную жестяную ёмкость, наделив её новым предназначением – функциями полуторалитровой кастрюли. Иван шилом проделал в банке 'ушки', а из обивочной полосы смастерил дужку. Продел одно в другое – получился вместительный котелок.
Иван не удивлялся своим нехитрым придумкам. За пять лет странствий пришлось многому научиться. Конечно не азам выживания в дикой природе, но всё же. В большинстве своём путешествия по миру имели урбанистический окрас: густонаселенные побережья, курортные зоны – где можно понырять и найти единомышленников – и всё-таки бытиё в аскетическом стиле закалило Ивана. Поддерживало здоровый дух и ясность мышления. К тому же мангровые заросли совершенно не пугали выросшего в лесном краю парня. Ведь при умелом подходе лес может стать и кормильцем, и защитником.
Пока Иван мастерил котелок, а Питер со свойственным ему восхищением наблюдал за манипуляциями с жестяной банкой, между ними завязалась беседа. На этот раз Петя – Иван намеренно стал называть его так – оказался более разговорчив. Вчерашняя депрессия понемногу отпускала молодую и от того гибкую нервную систему. Мальчик оживал.
У отца Петя бывает с июля по август, остальное время вот уже четвёртый год грызёт гранит науки в дорогой элитной школе на севере Англии. Его мама погибла в автокатастрофе, когда Пете было пять. Звали её А́нжела. Он плохо её помнит. Говорят, она была юной и невероятно талантливой художницей, одной из тех дарований, что так любит открывать отец. В семье ходят слухи, будто покойница была любительницей выпить и та история в Италии, когда её машина сорвалась с горной дороги, была связана с этим её пристрастием. Отец не любит вспоминать, он живёт одним днём. Да и у самого Пети довольно сложное отношение к покойной матери. Если начистоту, он скорее назвал бы мамой свою бабушку, которая вырастила его, пока отец занимался выяснением, какая из его очередных пейзажисток и портретисток окажется более талантливой и умелой в постели.
Натали напротив, не была художницей. На удивление отец изменил своему многолетнему правилу и два года назад женился на русской топ-модели.В год, когда Петин дед, Грегори Крофт, купил заводы в России – как Иван понял, это случилось уже после перестройки и развала Союза – отец Питера побывал на исторической родине, где и познакомился с Натальей Юсуповой, девятнадцатилетней конкурсанткой 'Мисс СНГ 1998'.
Питер рассказал Ивану, что мачеха считает себя непризнанной наследницей русского князя Феликса Феликсовича Юсупова. Будто тот, в тридцатых годах находясь в Америке по делам судебной тяжбы с кинокомпанией Metro-Goldwyn-Mayer, без памяти влюбился в миловидную эмигрантку – Наташкину прабабку – а через год плодом их страстной любви стал Наташкин дед. После войны он вернулся в Союз, где и женился на будущей Наташкиной бабке. Затем появился Наташкин отец Гнат, ну и следом сама Наташка.
Стальной магнат Грегори Крофт ни на йоту не поверил в эту авантюрную историю и называл невестку не иначе как 'сталинской шпионкой'. Он навёл справки. Настоящая фамилия Наташки была Дзюба. По достижению совершеннолетия амбициозная дивчина подала документы на смену фамилии на Юсупову, но случился казус – полупьяный регистратор районного ЗАГСа пропустил в паспорте первую букву – так княгиня Юсупова стала Натальей Игнатьевной Суповой.
Петю словно прорвало. Он говорил не умолкая. Рассказывал о ненавистной школе и мерзких учителях, о том, что хочет быть похожим на своего несгибаемого деда и о том, как прошлым летом был с отцом в Японии и видел настоящих якудза. Иван слушал и понимал – так действует защитная реакция психики, отвлекающий манёвр, бегство от реальности.
Он осведомился об учителе-индийце, и Петино лицо просияло, а в глазах заблестели огоньки. Секхара Чакрабати отцу порекомендовал его бывший коллега, в прошлом известный нью-йоркский импрессионист, а ныне отшельник, погрязший в ведической культуре. Смешливый профессор сразу понравился мальчишке, потому как был полной противоположностью его чопорным английским учителям. Всегда понимающий и дружелюбный он так увлекательно говорил о математике, физике и биологии, что мальчуган, бывало, заслушивался этими рассказами. По сути, в лице профессора Крофт-старший приобрёл для сына не просто учителя, но по большей части гувернёра, тем самым развязав себе руки. Это ничуть не смутило мальчика, с гуру было и интересней и веселей, чем с отцом и мачехой.
Вдруг Петя осёкся на полуслове, глубоко вздохнул, пытаясь сдержать нежданно накатившие слёзы, и тихо, но твёрдо произнёс:
– Мы обязательно спасём всех.
Иван с уважением посмотрел на двенадцатилетнего подростка. Сколько внутренних ресурсов понадобилось неокрепшему организму собрать в единое целое, сколько мужества и силы воли потребовалось, чтобы сказать эти четыре слова.
Иван положил ладонь на худое мальчишечье плечо, легонько сжал и сказал по– приятельски:
– Сто процентов, Пётр. Не скрою, попали мы в крутой водоворот. Сели на мель по самую ватерлинию. Но как говориться: 'В наводнение и на алтарь взберешься'. Спасёмся сами и спасём остальных. Даже не сомневайся. – И чтобы закрепить образовавшееся между ними хрупкое взаимопонимание, протянул 'шило': – Поможешь, партнёр?
Мальчик недоумённо заморгал. Иван указал на хижину:
– Займёмся нашей безопасностью. Сделаем ловушки вокруг этого шедевра местного зодчества. Ты пока взрыхли землю вокруг, чтобы было легче копать, а я наломаю подходящих веток.
Он показал как надо – покромсал шилом небольшой пятачок земли под стеной, а затем как ложкой выгреб тесаком лишний грунт. Образовалась неглубокая ямка. Таких ямок Петя должен был накопать по всему периметру хижины с интервалом в четверть метра. Сам же Иван направился в лес. Там нарезал молодых, но уже достаточно упругих и прочных прутьев. Молотком вбил по пару в каждую ямку, так, чтобы срезы не выступали над поверхностью, а после заострил торчащие концы тесаком. В завершение всё засыпал зелёной травой в надежде, если желтоглазый зверь и объявится следующей ночью, не исключено и вполне вероятно, обязательно угодит лапой в одну из замаскированных ловушек и в аккурат напорется на заостренную ветку.
Даже с принятыми мерами предосторожности ночёвка в хижине оставалась небезопасной, и всё же это лучше, чем вернуться к самолёту. Желтоглазый зверь мог оказаться невинным созданием в сравнении с 'чёрными' похитителями людей.
– Идёшь к самолёту? – предложил Питеру Иван.
– Но там же... эти... – мальчик уставился непонимающе.
– Во-первых, вряд ли туземцы надумают вернуться. Они и внутрь-то побоялись войти. Испугались кишок железной 'птицы'? Во-вторых, самолёт прекрасно просматривается как с неба, так и с океана. Напишем на фюзеляже большими буквами HELP, если найдём чем. По крайней мере, оставим записку в кабине. Распишем, что с нами приключилось и где нас искать. Надеюсь, дикари не читают по-английски. Разведаем, что осталось на борту из полезной утвари. В первый раз мы собирались наспех, теперь стоит отнестись к делу серьёзно.
Дорогу к самолёту Иван нашёл уже без компаса. Когда среди листвы солнечными лучами заискрился белоснежный остов 'хонды', Иван на всякий случай оставил мальчишку в густых зарослях папоротника, сам же короткими перебежками подобрался к насыпи и залёг за кочкой. Долго прислушивался, поднимал голову, наблюдая за обездвиженным самолётом. Ничего не изменилось с их последнего визита, но какое-то нездоровое ощущение тревоги не давало покоя.
Наконец Иван решился. На полусогнутых, вертя головой и напрягая слух, он прокрался под 'брюхо' 'хонды', но так ничего и не заподозрив, встал в полный рост и поднял глаза. Чутьё его не подвело. Молочно-белая обшивка фюзеляжа, что пониже тёмно-матовых эллипсов-иллюминаторов, щерилась ровными чёрными дорожками как многоточиями на бумаге. Кто-то изрешетил пассажирский отсек двумя автоматными очередями по дюжине рваных дыр в каждой.
С тесаком в одной руке и со 'швайкой' в другой Иван поднялся на борт. Солнце проглядывало сквозь иллюминаторы, отражаясь в молочной обивке кресел. Ничего не изменилось за прошедшие сутки. Разве что несколько птичьих перьев на ковре – вероятно в салон наведались пернатые гости, но не найдя чем поживиться упорхнули прочь. Ничего не изменилось, если не считать отметин автоматных очередей. Но об этом стоило подумать после. Сейчас важно собрать всё ценное и поскорей унести ноги.
Свои поклажи они с Гарретом забрали ещё в прошлый раз, профессор вроде как был налегке, а чемоданы и саквояжи Крофтов, кроме одного, исчезли вместе с четой. По возвращении не мешало б заглянуть в походный мешок мистера Роя. Иван не решился сделать это раньше – даже мысли такой не возникло – но теперь у них с Питером есть цель – выжить, а для её достижения пригодится любая мелочь. В теперешнем положении всякая вещь – ценность. Вспомнился фильм 93-го года о лайнере с уругвайской сборной по регби на борту, потерпевшем крушение в Андах в 72-м. Из сорока человек выжила половина. Несчастные ютились в заваленных снегом обломках фюзеляжа, боролись с холодом и ели трупы погибших товарищей.
Бегло окинув салон, Иван вложил тесак в ножны, шило воткнул за пояс и направился в вотчину бортпроводницы.
Крохотный кухонный отсек был снабжён откидным столиком, под ним мини-бар, рядом такой же мини-холодильник, которые Иван опорожнил ещё в прошлый раз. Дальше следовало полдюжины камер для еды – три для подогрева и три для охлаждения. Все они были как назло пусты. В самолётах вип-класса стряпать некому, да и не нужно. Согласно устоявшейся традиции заказ готовой еды вместе со столовыми приборами доставляют заранее из элитных дорогих ресторанов и непосредственно перед вылетом. Для того и нужны камеры.
Возможно, в этот раз чета Крофтов в силу короткого перелёта отобедать в воздухе отказалась, а пожеланиями Ивана как, впрочем, и мистера Гаррета авиакомпания поинтересоваться не удосужилась. Элитная выпивка предназначалась для пассажиров, а 'вакуумки' и пакеты со специями были, вероятно, 'эн-зэ' индуса-пилота. Вот только мороженое? Скорее всего, оно служило ингредиентом к кофе 'гляссе'.
Быстрым взглядом Иван оглядел отсек. Нажал на едва заметную дверцу над столиком. Так и есть. Дверца распахнулась и явила на свет нишу с вертикальным носиком вверху и с решетчатой площадкой под ней для чашки. Перед ним была натуральная кафе-машина!
Иван нажал на дверцу выше. Та раскрылась, обнажив загрузочную камеру с кассетой-столбиком из десяти кофейных чалд, какие используют в подобных автоматах. Воистину нереальная удача! Теперь у них имеется кофе!
Он бережно извлёк все чалды из кассеты и рассовал по карманам. После выдвинул боковой шкафчик. Там лежали большой штопор с деревянной рукоятью, консервный нож и ещё один крохотный ножик в виде скальпеля, предназначенный, похоже, для откупоривания специальных пробок. В нише, соседствующей с кофе-машиной, нашлось несколько посеребрённых ложечек, коробка стеклянных стаканов, белоснежные кофейные чашечки и горка брендовых фарфоровых блюдец. В нижнем отсеке однозначно бесполезная для любого 'робинзона' вещь – складная никелированная тележка для развоза еды по салону.
Пришло время исследовать санузел. На полочке над умывальником изящная бутылочка жидкого мыла, рулон бумажных полотенец и более ничего примечательного. Из нижнего отсека Иван выудил чистейшее мусорное ведро. Сгрёб в него туалетные принадлежности, вернулся на кухню, тоже проделал и с кухонными находками и двинулся дальше в конец хвостового отсека, методично отворяя боковые ниши. В одной оказалась аккуратно уложенная стопка ярко-оранжевых спасательных жилетов, в другой запасной ножной насос, кобура с ракетницей и пять патронов к ней, аптечка и несколько сигнальных фальшфейеров разных цветов. Находки родили в голове у Ивана уверенную догадку, что всё это лишь часть 'чрезвычайного' инвентаря и, отодрав от пола угол ковра, он натолкнулся на загрузочный люк камеры парашютной катапульты со спасательным плотом. В нише под потолком был найден надувной трап, а рядом с аварийным люком сумка с витыми капроновыми фалами – канатами, которые уж точно выдержали бы мистера Роя и не дали бы ему погибнуть.
Занимаясь изучением содержимого отсеков, Иван время от времени прилипал лбом к иллюминатору и вглядывался в берег. Всякий раз ему казалось, что с залива доносится какой-то звук и, прильнув к стеклу, он с замиранием сердца всматривался в даль, опасаясь, что именно сейчас увидит и туземные лодки и крадущихся людей. Но жёлтый берег был девственно чист, а синий горизонт сверкал лучами послеобеденного солнца.
И ещё Ивану не давали покоя те пулевые отверстия в фюзеляже. Что бы это значило? Он не мог доверять рассказам мальчика о диких туземцах, страшащихся заглянуть в 'брюхо большой белой птицы'. Возможно, среди нападавших действительно были люди с копьями и луками. Нынешние пираты – разношерстный народец. Их социальный портрет довольно широк: от нашпигованных современным оружием головорезов, до загнанных жизнью бедняков, готовых на всё ради сотни долларов. Пулевые отметины легли по борту со стороны моря и возможно в прошлый раз ни Иван, ни Гаррет их не заметили. Но и Питер не слышал никаких выстрелов. Чёрти что творится вокруг всей этой истории!
Теперь Ивану меньше всего хотелось оставлять в этом месте напоминание о себе. Просматриваемый отовсюду самолёт в таком случае больше походил на приманку для нечистых на руку людей и вряд ли оставленная записка с координатами или три буквы SOS на белоснежном фюзеляже ускорят их с Питером спасение. Скорее наоборот, пока не поймёшь, что к чему стоит вести себя осторожно. Но времени на дедуктивную эквилибристику и финты мозговыми извилинами у Ивана не было, и он дал себе слово не строить никаких версий, а продолжить поиски скарба. Ведь здесь он именно для этого.
Несказанная радость охватила Ивана, заставив позабыть даже о стреляющих по самолётам 'пиратах', когда в одной из крайних ниш обнаружился жестяной чемоданчик с бесценным содержимым. В чемоданчике лежали две большие коробки влагостойких штормовых спичек, жестяная бутылка с ярким пламенем на этикетке, пять тюбиков с таблетками сухого спирта, внушительный пакет пакли для розжига, фонарь и складная чаша для костра. В той же нише было несколько шерстяных пледов отличного качества, вероятно предназначенных для пассажиров, решивших вздремнуть в полёте.
Всё найденное Иван основательно увязал в пледы. Сделал узлы такие, чтобы было удобно нести, и спустил на канатах на землю. Сложнее оказалось с плотом.
В своей морской практике Иван имел дело с судовыми спускаемыми плотами, как для экипажа, так и для пассажиров, и знал что такой плот – согласно Конвенции СОЛАС от 1974-го года – есть несокрушимая морская крепость с множеством полезных 'фишек', предназначенных для спасения жизней терпящих бедствие людей. В таких 'крепостях' было всё что нужно: от защитного тента со светоотражающими лентами и автономным источником света, до якоря; от двойной камеры плавучести до локационного отражателя. Современный спасательный плот – это настоящее мини-судно, стократно увеличивающее шансы на выживание. По всем морским канонам на нём должна находиться даже портативная УКВ радиостанция. Но, то были большие судовые плоты в контейнерах по двести килограмм каждый. Здесь всё-таки плот самолётный, уместившийся в тонкой обшивке фюзеляжа. К тому же отстрелить катапульту надо ещё знать как. Иван лишь в фильмах видел, как спасательный плот выстреливается из-под 'брюха' самолёта, и ярко-жёлтым пятном спускается на парашюте, в то время как система автономного наполнения надувает его отсеки воздухом. Из салона через загрузочный люк тем более в одиночку плот так просто не вытащить.
