Текст книги "Дороги вглубь"

Автор книги: Вадим Охотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Немедленно вызвать Трубнина! – бросил Гремякин, усаживаясь на свое место. – В двенадцать тридцать совещание начальников сборочных и механических мастерских... Где почта?

Нина Леонтьевна принесла и молча положила на стол пачку телеграмм и писем. Гремякин принялся их просматривать.

Да. Изменений никаких нет. Новые распоряжения из центра говорили о том же. Работа над скоростным шахтным буром должна быть закончена в самом срочном порядке. Предлагалось выполнить это задание во что бы то ни стало, любыми средствами, любой ценой.

Самое неприятное было то, что необходимость ускорить сдачу в эксплуатацию бура требовала временного прекращения некоторых других работ. Уже по тому, что подобные меры приходилось принимать в институте, обладающем мощным оборудованием и большим резервом людей, можно было судить, насколько важно задание.

Своей спокойной походкой в кабинет вошел Петр Антонович. Он уселся в глубокое кожаное кресло, закинул ногу на ногу и принялся наблюдать за директором.

– Петр Антонович! Сроки нас сжимают с каждым днем. Вот посмотрите... проговорил Гремякин, порывисто протягивая инженеру телеграфный бланк.

– Странно... – неопределенно произнес Трубнин, рассматривая бланк через роговые очки.

– Ничего странного нет. Мы должны выполнить приказ, и мы его выполним.

– Существует предел. Существует прочность и запас прочности в любом механизме. В данном случае механизм переводится за предел прочности. Может произойти авария.

– Чепуха... Чепуха! – громко воскликнул директор, вскакивая со своего места. – Мобилизуем весь коллектив института!

– Чрезмерное количество народа будет только мешать.

– Все зависит от расстановки сил. Сейчас же с вами решим...

Константин Григорьевич наклонился над столом и начал быстро перебирать папку с чертежами и расчетами.

– Эта деталь уже готова... Тут предстоят изменения... Цех номер три... Запишите: цех номер три! Агрегат с новыми резцами уже проверялся?

– Проверялся. Результаты лишь немного лучше, чем при старых резцах.

– Это ничего. На днях придет партия резцов из более твердого сплава. Так...

Спокойный и, казалось бы, равнодушный ко всему на свете инженер Трубнин оживает, его движений становятся энергичными. Он пододвигается ближе к столу, начинает быстро перелистывать чертежи, писать на листке бумаги какие-то цифры. Из кармана извлекается маленькая толстая книжка-справочник – неразлучный спутник Петра Антоновича. Белая логарифмическая линейка мелькает в воздухе, словно палочка в руках виртуоза-жонглера. Трубнин производит вычисления.

И справочник, наполненный всевозможными формулами, и логарифмическая линейка составляют как бы неотъемлемую часть Трубнина. Однако не следует думать, что Петр Антонович не знает на память формул и комбинаций больших цифр. Логарифмической линейкой он пользуется только потому, что это облегчает работу.

Однажды, когда один сотрудник попросил его возвести в третью степень большое трехзначное число, а логарифмической линейки случайно не оказалось, Петр Антонович, как говорится, не моргнув глазом и подумав совсем немного, произвел вычисление в уме, то есть три раза помножил трехзначное число само на себя.

В кабинет вошел Батя.

– Наконец-то! – произнес директор, отрываясь от чертежей. – А я уже собирался посылать за тобой... Ты задержался на целых пять минут!

– Пять минут – время большое, не спорю... – Батя улыбнулся.

– Сейчас положение такое, что и минутой надо дорожить! Ты только посмотри, что тут делается! Расскажите, Петр Антонович.

Через час общий план перестройки работы был готов. Предстояло еще уточнить его в мельчайших деталях, провести совещание с начальниками мастерских и общее собрание сотрудников института, на котором следовало рассказать о важности предстоящей работы.

– Да! Как быть с вашим новым... с поэтом? Может быть, перевести его в бюро Цесарского, а оттуда взять более надежного конструктора? – обратился директор в конце совещания к Трубнину.

– Нет, – твердо ответил тот.

– Он вам не помешает?

– Наоборот, – еще тверже сказал Петр Антонович.

Директор неопределенно пожал плечами, как бы говоря: "Ну что же... ваше дело!"

– Кстати! Ты что-нибудь слышал о вчерашнем литературном вечере? – с легкой улыбкой спросил директора Батя, после того как Трубнин оставил кабинет.

– Нет. А что?

– Да так, ничего... Я потому и задержался, что советовался тут с одним человеком... Значит, ты ничего не знаешь?

Гремякин с удивлением посмотрел на Батю.

– Я не понимаю... – проговорил он. – Сейчас такое время, каждая секунда должна быть рассчитана, а ты с литературным вечером!

– Ладно, ладно... Не буду больше. Успокойся! Давай лучше подумаем о пятом цехе.

Однако о пятом цехе говорить не пришлось. В кабинет вошла Семенова.

– Я получила дополнительные распоряжения, – начала она, – проследить за тем, чтобы приспособление для взятия проб земли в шахтном буре работало автоматически через каждые десять минут.

Пришлось заняться вопросом автоматического приспособления.

– Я не могу! – твердил директор. – Не могу... То, что вы требуете, задержит работу. Поймите сами!

– А вы хотите останавливать бур через каждые десять минут, чтобы геологи могли брать пробу? И эта машина будет называться скоростным буром? спрашивала Зоя Владимировна.

– Действительно! Вот тут сбоку имеется место для автомата, – вмешался Батя, внимательно разглядывавший чертеж.

Сраженный этими доводами, Гремякин согласился, что для бура необходимо автоматическое приспособление.

– Кстати, Константин Григорьевич... Собирается ли институт в ближайшее время строить модель машины Крымова? – пользуясь наступившей паузой, задала директору вопрос Зоя Владимировна.

– Что? – тихо спросил директор. – Он уже успел обратиться со своим проектом и к вам?

– Я слышала его выступление...

– Какое выступление?

Тут Семенова заметила, что Батя делает ей какие-то таинственные знаки. Нетрудно было догадаться, что он предлагает ей молчать и не продолжать разговора о проекте Крымова.

– Я не понимаю, товарищи, – продолжал Гремякин. – Сейчас такое напряженное время... Я ведь не отрицаю, проект Крымова представляет большой интерес. Но разве мы можем им заниматься сейчас? Это очень смелый проект... Почти фантастический! Несмотря на это, повторяю... заниматься им будем. Но какой разговор может быть теперь, когда приходится временно приостановить уже ведущиеся работы, более реальные и близкие к практическому осуществлению!

– Кончено с этим вопросом, – строгим, не допускающим возражений голосом проговорил Батя.

Глава десятая

Почти целый день Крымов переделывал чертежи своей машины. Несмотря на данное Ермолову обещание не рвать больше чертежей, Олег Николаевич все же не удержался и уничтожил еще один. Только после этого, свободно вздохнув, он вооружился карандашом и линейкой.

Время бежало быстро. Крымов работал с увлечением, едва успевая заносить на бумагу новые мысли и технические решения, нахлынувшие на него с неожиданной силой. Он не заметил, как стало темнеть и сумерки постепенно начали наполнять его маленькую комнату. Громкий стук в дверь, наконец, оторвал его от работы. На пороге он увидел Петра Антоновича.

– Я к вам на минутку... – проговорил вошедший, глядя прямо перед собой.

Олег Николаевич приготовился выслушать какое-нибудь неприятное сообщение.

– Дело вот в чем. – Петр Антонович остановился посреди комнаты и вынул из бокового кармана логарифмическую линейку. – Если вы намерены взять для разрыхления породы резцы с отрицательным углом атаки, то как же вы думаете обойтись без дополнительных лопастей?

Крымов молчал. Оба стояли друг против друга.

Быстро работала логарифмическая линейка в руках Петра Антоновича. Он обстоятельно, словно читая лекцию, говорил о своих исследованиях в области бурения земли. Они еще не опубликованы, инженер Крымов может не знать о их существовании. А знать ему нужно.

Неожиданно простившись, Трубнин ушел. "

Зачем он приходил? – думал Олег Николаевич. – Сообщить о наблюдениях над разрыхлением породы он мог бы и на работе... Кстати, они не нужны мне для той части шахтного бура, над которой я работаю. Странно... Однако все это надо учесть при проектировании подземной машины!"

Между тем Петр Антонович, выйдя из парадного и сделав несколько шагов по направлению к парку, повстречался с Зоей Владимировной.

– Странные вещи иногда происходят! – говорил он, почти не глядя на Семенову. – Резцы с отрицательным углом атаки – явление очень известное... А представьте себе, начал я сегодня думать и пришел к заключению, что если снабдить их дополнительными лопастями...

Дальше следовало подробное объяснение.

– Петр Антонович! Ведь это обстоятельство можно использовать и в машине Крымова! – проговорила Зоя Владимировна, взглянув на Трубнина.

– В машине Крымова? Да, да... Я уже думал. Кстати, я только что был у него! Я же непосредственный начальник Олега Николаевича, и должен был осведомиться о состоянии его здоровья! Он ведь не приходил на работу.

– Ну, и как он себя чувствует?

– По-моему, неплохо. Мы с ним подробно поговорили относительно резцов с отрицательным углом атаки. Я ему высказал свои соображения...

– Этим вопросом Крымову придется заниматься при постройке шахтного бура?

– Нет, что вы! – удивился Петр Антонович. – Крымов у меня на совершенно другом участке и к резцам никакого отношения не имеет.

– Все ясно! – радостно произнесла Семенова. – Я с вами прощусь и побегу. У меня срочное дело.

Трубнин с недоумением посмотрел вслед Зое Владимировне, не поняв, чему она так обрадовалась.

Вскоре работу Крымова прервал Костя Уточкин, появившийся в комнате со своей неразлучной собакой.

Он расположился, как дома, не обращая внимания на недовольство хозяина.

– Я работаю... – попробовал было объяснить Олег Николаевич.

– Знаю! – весело воскликнул Костя. – И обед пропустили... Все знаю. Сейчас и обед и ужин сюда принесут сразу.

– Зачем? Я не просил.

– Нельзя, Олег Николаевич! По фронтовому уставу не положено... Регулярное принятие пищи есть одно из основных условий поддержания боеспособности, шутил Уточкин.

– А если боец попал на вражескую территорию?

– Это другое дело. А тут кругом наши...

– Не все, Костя...

– Не вижу противника.

– Вы не видите, а я вижу, – ответил Крымов, думая о том, что избавиться от Кости ему уже не удастся.

Этот добродушный и немного забавный юноша был в институте первым человеком, к которому он почувствовал расположение. Олегу Николаевичу захотелось поговорить с ним откровенно.

– Директор, неизвестно почему, отнесся к моему проекту очень холодно, начал он.

– Неверно...

– Мой непосредственный начальник инженер Трубнин проявляет к нему полное равнодушие.

– Это еще неизвестно...

– Единственный человек, который меня понял, – инженер Цесарский.

– Опять неверно...

– Это почему же?

– Цесарский ко всему относится с восторгом...

В дверь постучали, и в комнату, извиняясь на все лады, вошел конструктор Катушкин.

– Олег Николаевич! Простите меня, что вошел к вам без спроса, – говорил он, отмахиваясь шляпой от радостно встречавшей его собаки. – Ваше выступление вчера произвело на всех сильное впечатление... Это так замечательно! Можно присесть?

Катушкин, захлебываясь, стал рассказывать, что он слышал от различных людей о вчерашнем литературном вечере. По его рассказу, выходило так, что литературного вечера и не предполагали делать, а все собрались для того, чтобы участвовать в диспуте о романтике в технике.

В комнату вошла официантка столовой, и голодный Крымов, слушая Катушкина, принялся уничтожать принесенный обед.

– Умное животное! – восторгался конструктор, наблюдая за собакой, грызущей кости, которые ей бросил Крымов. – Понимаете, Олег Николаевич, я как-то заметил, что она разбирается в поэзии! Давайте попробуем...

Он поднялся во весь свой высокий рост и начал читать стихотворение Надсона.

Собака продолжала молча грызть кость.

– Теперь прочту свое! – проговорил поэт, прервав чтение.

То ли от того, что он начал читать свое стихотворение еще громче, или по другой причине, но собака неожиданно оскалила зубы и глухо заворчала.

– Вот видите, – печально сказал конструктор, прекратив чтение, разбирается!

Олег Николаевич понял, что Катушкин старается его развеселить. "

Может быть, я действительно выгляжу слишком грустным?" – подумал он и мельком посмотрел на себя в большое зеркало, стоящее в углу комнаты. То, что он увидел, подтвердило его догадку: в зеркале отражалось болезненное лицо, впавшие глаза.

Вдруг в коридоре послышались шаги, и вслед за этим у двери Крымова раздался чей-то глухой голос.

– Неудобно... Надо спросить разрешения.

В комнату заглянул Ермолов.

– Я не один, со мной товарищи... наши комсомольцы. Разрешите войти? промолвил он, обращаясь к Крымову и одновременно пожимая руки Катушкину и Косте.

– Конечно! – ответил тот, поднимаясь из-за стола.

– Здесь целая делегация... – стоя у дверей, продолжал Ермолов, пропуская четырех рослых юношей.

После того как гости расселись, наступило молчание.

Крымов вопросительно посмотрел на Ермолова, как бы спрашивая его, что все это значит. Но тот сделал вид, что не замечает этого взгляда.

– Ну, как поживает твоя собака, Костя? – обратился он к механику.

– Да вот сегодня, когда был на работе, опять не водили гулять! Просто несчастье...

– Ай-яй... Разве можно так обращаться с животным! Можно подумать, что твоя мамаша не любит собаку...

За дверью снова послышались шаги, разговор шепотом, а затем робкий стук в дверь.

– Войдите! – сказал Олег Николаевич.

– Нам нужно видеть инженера Крымова, – проговорил тонкий, немного дрожащий от волнения детский голос.

– Я Крымов. Что вы хотите?

– Да вот мы решили поговорить с вами, – мальчик прошел в комнату. За ним следовали двое ребят.

– Петька! Это ты? – воскликнул Ермолов.

– Я.

– О чем хотите говорить с товарищем Крымовым?

– Насчет его машины... подземной.

– Постой, постой. Вас кто-нибудь просил зайти?

– Зачем, сами пришли...

– Ничего не понимаю, – пожал плечами Ермолов.

– И я тоже, – добавил Олег Николаевич.

В это время в дверь снова постучали.

– Можно войти? Здравствуйте, товарищи! Все в сборе? – степенно проговорил вошедший.

– Народу, Иван Михайлович, даже больше, чем предполагалось.

– Тут вот еще ремесленники пришли, – начал Ермолов.

– Какие ремесленники? – удивился Батя.

– Петька, внук Панферыча, и еще двое.

– Степан Шаповаленко и Ваня Савельев, – вставил Петька.

– А зачем пришли?

– Хотим помочь товарищу инженеру строить подземную машину... У нас есть предложение.

– Ишь ты! Вот боевые!

– А тайну хранить будете, ребята?

– Какую тайну?

– Все, о чем тут говорить будем.

– А о чем будем говорить?

– О подземной машине. Как помочь ее строительству.

– Ну, это известно. Дело серьезное. Сами понимаем... – заговорили ребята все вместе.

До прихода Бати Крымову казалось, что друзья собрались у него, чтобы поговорить о вчерашнем литературном вечере, помечтать о подземно-движущейся машине и немного подбодрить его. Теперь он понял: присутствующие что-то затевают, но что именно, он не знал.

– Товарищ Крымов! Зачем же вы порвали чертежи? Этого, признаться, я от вас не ожидал, – начал Батя, набивая табаком свою трубку.

– Я уничтожил те, что казались мне сомнительными... – неуверенно ответил Олег Николаевич. – И взамен уничтоженных успел уже сделать другие... Частично, конечно, – добавил он после некоторой паузы.

– Все равно нехорошо. Неудовлетворенность проделанной работой и стремление добиться лучшего – замечательная черта. Не удовлетворяет вас чертеж? Делайте новый! Но зачем же уничтожать старый? Вдруг вам захочется к нему вернуться! Разве не бывает так?

– Едва ли мои чертежи понадобятся скоро.

– Это еще неизвестно. Мне, например, думается, что они потребуются сегодня.

– Кому потребуются? Для чего? – тихо спросил Крымов, едва сдерживая волнение.

– Вы знаете, что сейчас институт выполняет срочное задание. О том, чтобы немедленно приступить к опытным работам над вашей машиной, не может быть и речи. Месяца через два-три институт, конечно, займется вашим проектом. Но я и другие товарищи нашли путь к наиболее быстрому осуществлению вашего проекта.

– Не понимаю... Как же это?..

– Сейчас мы обсудим... Самое главное – у людей есть желание помочь. Предлагаемая вами подземная машина – проект настолько смелый, что многие считают его фантастическим. Следовательно, имеется риск. Может случиться, что силы, отданные на осуществление этого проекта, окажутся затраченными впустую. И тем не менее к вам приходят люди и предлагают вместе с ними разделить этот риск. Они берутся изготовить маленькую опытную модель вашей машины в свободное, неурочное время.

– Понимаю... начинаю понимать... – растерянно, но радостно проговорил Крымов.

– Маленькую машину можно делать у нас в ремесленном. Только надо договориться с заведующим... – послышался голос Петьки.

– Видите, товарищ Крымов, сколько находится желающих работать! – продолжал Батя. – Вот вам и романтика технического творчества, о которой вы рассказывали вчера! Подобная романтика возможна лишь в нашей стране... Много нашлось бы в капиталистической стране людей, которые стали бы помогать изобретателю безвозмездно, не видя в этом личной выгоды?

– Я нашел небольшую ошибку в своих прежних расчетах. Директору надо будет показать... – начал было Олег Николаевич, но Батя перебил его.

– Товарищ Крымов, стоит ли беспокоить директора? Сейчас у него, как говорится, хлопот полон рот. Задание необычайно срочное и ответственное. Вы же знаете! Я слышал, что и на вашу долю падает очень ответственный участок... Трубнин настоял, чтобы его поручили именно вам.

– Мне?.. Ответственный участок?.. И вы говорите, что на этом настоял Петр Антонович?.. – удивленно спросил Крымов.

– Совершенно верно. А говорить директору насчет изготовления модели не нужно. Даже лучше, если он ничего не будет знать. Константин Григорьевич такой человек, что начнет интересоваться нашей работой, а это отвлечет его внимание от основного. И вообще нам не следует распространяться об этом...

Взволнованный Крымов поднялся со своего места.

– Товарищи... – тихо произнес он и замолк.

– А ведь в самом деле лучше всего эту работу развернуть в мастерских ремесленного училища, – послышался голос Ермолова.

– Подумаем... Посмотрим чертежи, посоветуемся и приступим, как говорится, с карандашом в руке к разработке плана, – ответил Батя, поднимаясь со своего места.

Глава одиннадцатая

Мало кому было известно, что, кроме работы над скоростным шахтным буром, которой занимается почти весь институт, в мастерской ремесленного училища идет не менее напряженная работа. Несколько комсомольцев – квалифицированных механиков, окончив работу в институте, вместо того чтобы идти домой, направляются к небольшому кирпичному зданию, расположенному в глубине парка. Там они трудятся над сборкой маленькой металлической конструкции. Им помогают три ученика ремесленного училища. Несколько позже появляется Костя Уточкин. Ему дольше других приходится задерживаться в институте, в лаборатории Цесарского. Крымов и Катушкин по приходе в мастерскую надевают синие рабочие комбинезоны и наравне с остальными работают молотком и напильником.

Как и условились во время совещания у Крымова, тайну соблюдали строго. Уже несколько раз заглядывал в мастерскую Панферыч, разыскивая внука Петьку. Но вахтера не пускали дальше порога.

По выходным дням начали выходить в поле. Делали это тоже с предосторожностями: шли поодиночке, в разное время. Двое тащили в руках модель, завернутую в брезентовый плащ.

В мастерскую возвращались перепачканные землей, но веселые и довольные.

Но это было не всегда. Однажды вернулись с поля расстроенные.

Собравшись на другой день вечером, расстроились еще больше. Модель оказалась разобранной до последнего винтика. Ее детали в беспорядке валялись по столам. Выяснилось, модель разобрал Крымов, оставшийся ночью в мастерской после того, как все ушли.

– Нельзя было оставлять его одного... – грустно протянул Костя, разглядывая замасленные шестеренки, на сборку которых он потратил столько времени.

Вскоре появился Катушкин. Он заявил, что Крымов не может сегодня прийти, так как не спал всю ночь и нездоров. Вот мятущаяся душа! Вечно не удовлетворен! Он, кажется, хочет делать все заново...

Строители маленькой машины притихли. Они бесцельно бродили по мастерской, не зная, за что им приняться.

– А его особенно слушать нельзя, – неожиданно заявил Петька. – Раз он изобретатель, то все время будет выдумывать что-нибудь новое... Так мы никогда не кончим модели. Давайте машину опять соберем и поедем в поле без него.

Предложение было очень смелое, но Катушкин его поддержал.

– Действительно, товарищи! – заговорил он горячо. – Вечное неудовлетворение собой и достигнутыми результатами – это характерная черта настоящих творческих натур! Вы не представляете, как меня всегда мучительно тянет заново переделать свои только что написанные стихи! Я понимаю Крымова... Если бы у меня был редактор, который мог бы сразу указать на ошибки, вы представляете, насколько мои стихи были бы лучше!

Решили немедленно собирать машину, разобранную изобретателем под влиянием неудачного испытания в поле. Когда поздно вечером в мастерской появился Крымов в сопровождении Ермолова, сборка машины подходила к концу.

Позже пришел Батя. Он уселся по своему обыкновению на высокую скамейку и закурил трубку.

– Чего вы нервничаете? Чего торопитесь! – начал он после того, как узнал, в чем дело. – Разве так можно? Совершенно не обязательно заканчивать машину ко дню испытания шахтного бура.

Работающие над машиной не возразили Бате, хотя и имели на этот счет другое мнение. У них были собственные планы.

Рабочий день подходил к концу. Постепенно утихал шум станков. То там, то здесь в просторном помещении сборочного цеха гасли электрические лампочки.

К Горшкову подошел конструктор Катушкин.

– Я опять к вам, Пантелеймон Евсеевич!

– Наверное, новые синьки принесли...

– Нет, нет... Я пришел к вам с просьбой. Несколько дней назад вы дали мне кусок круглого железа диаметром в тридцать пять миллиметров. Сейчас мне нужен кусок, какой-нибудь отброс... диаметром в сорок.

– Это не дело, товарищ инженер, – заворчал Горшков. – Конечно, кусочки железа не представляют какой-либо ценности. Вон у нас сколько лежит их! Все равно убирать нужно. А все-таки непорядок... Зачем вам железо?

– Видите ли... тут есть одно дело. Как бы вам объяснить, – путано начал Катушкин. – Одним словом, для небольшого опыта. Не идти же мне из-за маленького кусочка на склад и не выписывать целую болванку!

– Это было бы уже безобразие, – сурово заметил Пантелеймон Евсеевич, подозрительно глядя на конструктора.

Выбрав подходящий кусок железа и завернув его в газету, Катушкин удалился. Он сильно торопился и потому не заметил, что следом за ним идет Горшков.

Когда конструктор вошел в мастерскую ремесленного училища, все уже были в сборе.

– Вот... достал... – проговорил он, разворачивая бумагу перед Костей Уточкиным. – Можно будет выточить из этой болванки? Только не запороть бы опять... Где чертеж?

Все были настолько заняты своим делом, что не заметили, как в дверях появился Горшков. Он остановился у входа и, скрестив на груди руки, принялся наблюдать за происходящим.

– Это, товарищи, не дело! – вдруг раздался над самым ухом Крымова, занятого сборкой машины, голос Горшкова. – Это непорядок... Если все инженеры станут заниматься механической сборкой, что же из этого получится!

– Как вы сюда попали? – с удивлением произнес Олег Николаевич. – Кто вас пропустил?

– А не все ли равно, как попал! Догадался, что у вас непорядок, вот и пришел. Этот чертеж, что ли? Отойдите-ка, не мешайте... Тоже выдумали заниматься не своим делом. Ваше дело высчитывать и проектировать, а не сборкой деталей заниматься...

– А вы разве знаете, что мы здесь делаем? – спросил его Уточкин.

– А чего тут знать? Сразу видно! Телескоп в неурочное время делаете для астрономических наблюдений, – ответил механик, хитро подмигнув глазом. – Надо было сразу обратиться ко мне за помощью, как к любителю астрономии! Ну, да дела тут еще, видно, хватит... – добавил он, пододвигая к себе корпус машины.

Глава двенадцатая

Наконец наступил торжественный, давно ожидаемый день испытания скоростного шахтного бура.

С самого утра на испытательной площадке, огороженной высоким деревянным забором, царило оживление. Люди хлопотали возле огромной машины на гусеничном ходу.

Машина выглядит очень внушительно. С широкой платформы, упирающейся могучими гусеницами в землю, тянется ввысь ажурная металлическая ферма. С ее конца, обращенного к небу, спускается вниз блестящий конус, расширяющийся в своей нижней части. Это он, снабженный сотней крепчайших резцов, будет бурить землю, оставляя за собой свободное круглое отверстие. Рядом с конусом, окружив со всех сторон толстый металлический вал, расположились ковши транспортеров, которые будут брать разрыхленную породу и поднимать ее вверх. На хромированных и кадмированных деталях ярко блестит утреннее солнце.

Инженер Трубнин, подтянутый и строгий, дает последние указания. Директор объясняет комиссии, приехавшей на испытание из центра, устройство машины, говорит о трудностях, с которыми пришлось столкнуться при конструировании и постройке этого агрегата. Жалуется на не совсем удовлетворительное качество резцов, присланных заводом-поставщиком.

Площадка постепенно заполняется сотрудниками института, строителями новой машины.

– Интересно, как у вас решена задача свинчивания труб? – спросил Гремякина один из членов комиссии.

– Только автомат! Иначе нельзя! Разве люди будут успевать свинчивать трубы вручную? При большой скорости погружения в землю буровой головки, которую мы запроектировали, это совершенно немыслимо! Автомат свинчивает трубы одну за другой, и только благодаря этому труба успевает нарастать по мере работы машины.

– И он будет действовать надежно?

– Эта деталь рассчитана и спроектирована лично Трубниным, – гордо ответил директор, как будто других доказательств и не требовалось.

У маленькой проходной будки, примыкающей к высокому забору, дежурил Панферыч.

– Праздник нынче большой! – обратился он к Катушкину, уходившему с площадки. – Как у вас там, все в порядке?

– Все в порядке, дедушка, – бросил тот на ходу.

Он был чем-то сильно озабочен.

К своему удивлению, Панферыч увидел, что Катушкин подошел к его внуку Петьке, игравшему недалеко от проходной будки с ребятами, и начал что-то ему говорить. Выслушав конструктора, Петька бросился бежать со всех ног и скрылся за ближайшим холмом, покрытым мелким зеленым кустарником.

Еще больше удивился Панферыч, когда услышал, как инженер Крымов, подойдя к проходной, по-видимому, специально для того чтобы встретить Катушкина, тихо спросил:

– О сигнале условились?

– Да... Петя – связным... – ответил тот едва слышно.

Заканчивались последние приготовления.

Наконец включили мотор. Металлическая конструкция вздрогнула, послышалось глухое ворчание больших шестеренок.

Широкий конус, быстро вращаясь, прикоснулся к земле, образуя мощный буран из пыли и комьев земли, и с пронзительным визгом скрылся в этом буране. Заработали транспортеры, высыпая из своих горловин черную земляную струю. Послышалось ритмичное щелканье автомата, свинчивающего трубы.

Люди еще теснее сомкнули кольцо вокруг машины.

У распределительного щита стоял Петр Антонович Трубнин. Сквозь большие роговые очки он спокойно наблюдал за измерительными приборами. Нельзя было понять, что творится в душе этого человека. Возможно, он волновался так же, как и все остальные, но заметить это со стороны было совершенно невозможно.

Медленно поворачивает Трубнин большое колесо штурвала. Однообразная песнь машины начинает звучать тоном выше. Быстрее щелкает автомат. Стрелка измерительного прибора, показывающего скорость погружения буровой головки в землю, все поднимается.

– Довольно, Петр Антонович, – говорит рядом стоящий директор. – Уже близко к пределу...

Шум, производимый бурильной головкой, грызущей породу, затихает по мере того, как она погружается все глубже в землю. Остается лишь слабое, монотонное ворчание шестеренок да щелканье автомата.

Петр Антонович снова поворачивает колесо штурвала, увеличивая скорость бурения. Стрелка медленно ползет к ярко-красной черте.

Директор не может спокойно стоять на месте: он то протягивает руку по направлению к Трубнину, то отдергивает ее; вынимает из кармана для чего-то записную книжку и снова кладет ее в карман.

Затаив дыхание, стоят строители машины.

Но вот стрелка, перевалившая за красную черту, замирает. Машина, набравшая темп выше запроектированного, продолжает работать по-прежнему четко. Лишь немного сильнее, чем раньше, содрогается ее корпус.

Петр Антонович сошел с помоста, как бы говоря этим, что он сделал все зависящее от него и большего сделать нельзя.

Воздух огласился мощным криком "ура!".

К забору испытательной площадки приблизилось несколько ремесленников. Среди них был и Петька. Он подозрительно осматривался по сторонам, словно собирался залезть на забор.

Панферыч выскочил из проходной и погрозил внуку кулаком.

– Я те... дам! – закричал он. – Ишь, чего выдумал!

Между тем шум на площадке стал постепенно затихать. Присутствующие уже успели поздравить строителей бура с успехом и собирались покинуть испытательную площадку. Наступило обеденное время. Скоростной бур должен был продолжать работу. Спустя несколько часов приемочная комиссия предполагала вернуться к месту испытания, чтобы убедиться в бесперебойной работе механизма.

– Константин Григорьевич! – обратился Батя к директору. – Ты мне нужен на маленький секретный разговор...

С этими словами он взял Гремякина под руку и отвел его в сторону. То, что Батя, рассказал, видимо, взволновало директора. Громким и возбужденным голосом он воскликнул:

– Да не может быть! Не поверю, пока не увижу... Предложи комиссии сам!..

Батя подошел к членам комиссии со следующими словами:

– Пользуясь вашим присутствием на испытательной площадке, мы решили показать вам одно маленькое изобретение. Не согласитесь ли вы посмотреть его?

Члены комиссии ответили утвердительно.

– В таком случае – подавайте сюда машину, – отдал Батя распоряжение Катушкину.

Тот помчался к выходу.

Прошло более четверти часа, а конструктор все не возвращался. Многими овладело нетерпение.

– Куда он провалился? Какое изобретение? Что это значит? – слышались удивленные голоса сотрудников института.

Но вскоре произошло нечто такое, что заставило всех забыть о Катушкине.

Дело в том, что к шуму буровой машины, к которому все уже привыкли, стал примешиваться посторонний звук.