Текст книги "Дороги вглубь"

Автор книги: Вадим Охотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Охотников Вадим
Дороги вглубь

Охотников Вадим

Дороги вглубь

Часть первая

Глава первая

– Идите смело... Только никуда не сворачивайте. Дорога тут прямая.

Молодой человек среднего роста, одетый в летнее пальто, поблагодарил станционного служащего и тронулся в путь.

Радостное чувство овладело им, когда он вышел на широкое асфальтированное шоссе. Темные силуэты пирамидальных тополей, теплый ласковый ветер казались ему необычными. Необычным казался и воздух, насыщенный запахами трав. "

Вот он, юг! – мелькнуло в голове у Крымова. – Настоящая южная ночь..."

Со станции донесся резкий гудок. Затем послышалось глухое пыхтение и нарастающий шум. Остановившись, Крымов долго смотрел, как удаляются огоньки поезда, пока, наконец, они не исчезли совсем за поворотом.

– Все! – проговорил он вслух. – Начинается новая жизнь...

Крымов поднял чемодан с земли и быстро зашагал по асфальту.

Постепенно дорога начала спускаться вниз. На горизонте появилось багровое зарево: это всходила луна. Вскоре ее серебристый свет уже играл на верхушках деревьев.

Вокруг стало светлее. Вот справа деревня. Не оттуда ли слышится песня? Теплая и задушевная мелодия. Это далекий девичий хор выводит одну из тех грустных украинских песен, которые стоит услышать лишь один раз, чтобы запомнить на всю жизнь.

Крымов шел словно зачарованный, стараясь дышать по возможности глубже. Пьянящий весенний воздух, и лунная ночь, и далекая песня создавали приподнятое настроение. Крымову самому захотелось петь.

– До-ро-о-га... дорога... пря-а-ма-ая... – неожиданно затянул он, припомнив напутствие железнодорожника. – Дорога... дорога... прямая... пряма-яяя...

Вдруг совсем рядом послышался приглушенный разговор. Крымов оборвал пение и только теперь заметил, что под тенью деревьев стоят двое.

– Всего доброго, Петр Антонович, – уже позади себя услышал он женский голос. – Вот вам и попутчик. С ним будет весело...

Крымов не разобрал ответа, но вскоре с ним поравнялся приземистый человек в больших роговых очках.

– Ночь замечательная... – проговорил Крымов, обращаясь к своему спутнику. – Поневоле петь хочется.

– Да... Очень возможно, – рассеянно ответил тот. – Это иногда бывает с некоторыми...

– Почему же с некоторыми?

Незнакомец удивленно повернул голову в сторону Крымова.

– То есть, простите... Я вас не совсем понимаю. А если человек не любит петь? Что же может заставить его заниматься этим бесцельным препровождением времени?

Дальше продолжали идти молча. Только шорох шагов нарушал ночную тишину.

Вскоре Крымову стало невыносимо наступившее молчание.

– Поглядите вокруг! – начал он восторженно. – Какая чудесная ночь! Какая картина перед нами! Видите, вдалеке виднеется строение – оно напоминает при свете луны сказочный замок. Посмотрите, вон в окошечке справа то зажигается, то гаснет таинственный голубой свет... Можно вообразить, что в этом замке живут волшебники.

Незнакомец мельком посмотрел в указанном направлении, а затем поднес левую руку близко к глазам, чтобы посмотреть на ручные часы.

– Опять та же история... Уже половина двенадцатого, а электросварка не закончена, – сердито сказал он.

– А тополи? Тополи, посмотрите! – не унимался Крымов. – Они ведь серебряные!

– Вы, видно, поэт, – не так ли? – произнес незнакомец.

– Отчасти, конечно...

– Тогда все ясно. Должен вас разочаровать. Тополи – самые обыкновенные пирамидальные. А постройка, представляющаяся вашему воображению древним замком, не что иное, как Научно-исследовательский институт геолого-разведывательной техники. Там, внутри, замасленные, пахнущие гарью станки и машины... И само собой разумеется, что вместо волшебников там инженеры, конструкторы, которым поэзия должна быть чужда... Понимаете, чужда?

– Почему чужда? Вот я инженер... – взволнованно начал было Крымов, но незнакомец не дал ему договорить.

– Для настоящего инженера, человека, увлеченного техникой, любящего свою профессию, поэзия должна быть чужда, – повторил он. – Вы не согласны со мной?

– Нет, не согласен, – твердо произнес Крымов, останавливаясь.

Остановился и его спутник. Некоторое время он внимательно глядел на Крымова сквозь роговые очки, словно собираясь с мыслями, затем тихо проговорил:

– Вы меня простите. Не совсем удобно нам тут спорить. Вы, кажется, к тому же торопитесь.

– Мне нужно попасть в Научно-исследовательский институт геолого-разведывательной техники, о котором вы только что упомянули.

– Что же вы раньше не сказали об этом! Ведь, продолжая спорить, я бы поневоле увел вас в совершенно противоположную сторону. Мне нужно идти в этом направлении, а вам вот сюда... Шагайте по шоссе и никуда не сворачивайте. Тут близко. Всего доброго!

– Всего доброго! – ответил Крымов и тронулся дальше.

Вскоре на асфальтированной дороге, покрытой бледной пеленой лунного света, показалась черная точка. Она быстро катилась навстречу Крымову, увеличиваясь в размерах, и, наконец, превратилась в черную собаку из породы овчарок. Виляя хвостом, собака подбежала к Крымову, на секунду остановилась в нерешительности, а затем, как бы убедившись в отсутствии у него скверных намерений, бросилась к нему, радостно подпрыгивая и извиваясь всем телом.

– Назад, Джульбарс! Назад! – послышался чей-то голос, и к Крымову почти бегом приблизился юноша, одетый в военную гимнастерку.

– Вы не пугайтесь, – проговорил хозяин собаки. – Это исключительно умный пес! Еще не было случая, чтобы он укусил кого-либо ни с того ни с сего.

– А я не из пугливых. Не поможете ли вы мне найти проходную, дежурного... Одним словом, я только что прибыл сюда на работу.

– Позвольте... Не Крымов ли ваша фамилия?

– Совершенно верно.

– Так почему же вы не позвонили со станции? Вас ждут. Я случайно слышал разговор. Вызвали бы машину!

– Ну вот еще, какой пустяк... Тут ведь недалеко. Так вы покажете, где проходная?

– Идемте, идемте! Сейчас все устроим... – весело заговорил юноша, выхватывая чемодан из рук Крымова. – Разрешите представиться, – продолжал он на военный манер, – бывший гвардии старшина, радист Уточкин, Константин Уточкин. В настоящее время работаю в Институте геолого-разведывательной техники в должности радиомеханика.

– Очень рад познакомиться.

– Разрешите узнать, как ваше имя, отчество, товарищ Крымов?

– Олег Николаевич.

– Сейчас, Олег Николаевич, все будет в порядке. Комната для вас уже готова. На сегодняшний день никаких забот не предвидится. Сразу же отдохнете с дороги. Хотя позвольте... Единственной неприятностью может быть только Панферыч.

– Какой Панферыч?

– Да есть у нас тут один вахтер. Он как раз дежурит сейчас. На вас как на свежего человека он, конечно, нападет. Но я уж постараюсь его как-нибудь приглушить.

– То есть как нападет?

– А очень просто! Это совершенно невозможный старик! Технического образования у него нет, – одним словом, вахтер. И, представьте себе, интересуется наукой настолько, что никому не дает проходу! Ввязывается во все разговоры и споры. Его у нас все знают и, представьте себе, любят!

– Это очень интересно! Я ничего не буду иметь против, если он на меня "нападет"! И просил бы вас не "глушить" его...

Беседуя таким образом, они подошли к институту.

Очутившись в просторном и ярко освещенном вестибюле, Крымов прежде всего внимательно осмотрел своего провожатого. Это был юноша лет двадцати пяти с добродушной и немного задорной физиономией, с черными, слегка вьющимися волосами. Военный костюм сидел на нем аккуратно. Сапоги были тщательно вычищены. В спокойных движениях юноши чувствовалась уверенность.

Вскоре появился и вахтер Панферыч, о котором Крымову пришлось выслушать рассказ по пути.

– Опять пса приволок! – послышался его грозный оклик. – Сколько раз тебе говорил: не тащи собаку... Здесь ей не место. Тут храм науки, а ты поганишь его собачьим присутствием!

– Какой же тут храм науки, Панферыч? Здесь проходная, преддверие, так сказать... – возразил механик, стараясь поймать собаку за ошейник.

– То есть как это преддверие? – продолжал Панферыч обиженным голосом. Территория у института единая.

Он приблизился к вошедшим степенной и неторопливой походкой. Это был старик лет семидесяти, с "козлиной" бородкой. Его голубоватые, чуть прищуренные глаза горели тем веселым огоньком, который часто встречается у сухопарых, подвижных и хорошо сохранившихся старых людей.

– Здравствуйте, товарищ Панферыч! – громко приветствовал его Олег Николаевич, желая таким образом прекратить спор о собаке. – Прибыл к вам на работу. Кому мне нужно здесь сообщить об этом? Я инженер Крымов.

На лице вахтера появилось гордое и радостное выражение одновременно. Возможно, ему польстило, что только что прибывший инженер уже знает его.

Через минуту все трое сидели в маленькой комнатке возле телефона, стоявшего на столе. В вестибюле жалобно повизгивал пес.

– Геологические вопросы и прочие проблемы – дело почетное, – говорил Панферыч. – Чем больше различных машин мы тут повыдумываем, тем страна у нас будет более богатая. Это факт! Вот возьмите хотя бы буровые машины, что у нас строят. Почему не сделать одну такую, которая бы землю километров на десять пробуравила! Я как-то говорил об этом директору... А он отвечает: "Трудно, Панферыч! Как ты ее сейчас сделаешь? Твое предложение используем несколько позже..." А я вот строго научно рассуждаю так...

– Что-то долго не звонят, – вставил Костя, протягивая руку к телефонному аппарату.

– Позвонят, позвонят! Нечего тебе волноваться, – недовольно заметил Панферыч. – Успеешь еще навозиться со своей собакой.

– Собака – мой фронтовой товарищ, – как бы оправдываясь, проговорил Уточкин. – Действительно, не могу с ней расстаться! Вот как было дело...

И Крымову пришлось выслушать краткое повествование Кости о причине его привязанности к собаке, спасшей ему жизнь во время войны при самых необычных обстоятельствах.

Вскоре на пороге появилась, позвякивая связкой ключей, женщина в белом халате, "хозяйка гостиницы", как ее тут называли, и попросила инженера следовать за собой.

Крымов простился с вахтером и в сопровождении Кости вышел из помещения.

Глава вторая

Проснувшись, Крымов оглядел комнату и убедился, что она такая же уютная, какой показалась ему вчера поздно вечером. Письменный стол, стулья, книжный шкаф – все подобрано строго, со вкусом. И в том, как эти вещи были расставлены, и в других мелочах чувствовалась чья-то заботливая рука.

Комнату заливало яркое утреннее солнце.

Крымов быстро вскочил с постели и распахнул окно. Бодрящий свежий воздух ворвался в комнату вместе с шумом, которым обычно наполнен по утрам двор большого дома.

– На практику, что ли, приехал? – послышался женский голос.

– Нет, не на практику. Работать тут будет. Только что окончил институт, отозвался другой женский голос.

– Молодой?

– Очень молодой. И наружность у него приятная...

Крымов почувствовал, что слушать подобный разговор ему неудобно, и хотел захлопнуть окно. Но голоса утихли. Перед ним с высоты третьего этажа открывался замечательный вид. Красивые постройки Научно-исследовательского института, показавшиеся ему вчера при свете луны сказочным замком, утопали в молодой, только что распустившейся зелени огромного парка. Вдали, слегка покрытое голубоватой дымкой, виднелось поле. Справа и слева возвышались зубчатые стены леса. В бесконечной глубине прозрачного неба звонко щебетали птицы. Их стрекочущий хор то затихал, то снова приближался, словно управляемый чьей-то невидимой дирижерской палочкой.

Проделав несколько гимнастических упражнений, Крымов стал торопливо одеваться. Неожиданно раздался стук в дверь.

– Войдите! – громко сказал Олег Николаевич.

– Простите... – раздался густой бас, и из-за приоткрывшейся половины двери показалось сонное лицо.

– Заходите, заходите...

– Прошу простить... – начал вошедший. – Понимаете, какое дело! Буквально через полчаса я должен быть у директора, вызывает... А с небритой физиономией, вроде моей, лучше не появляться совсем – он этого страшно не любит. А лезвие я вчера хотел купить, но, понимаете, встретил Васю, как раз когда шел в магазин. А Вася и говорит: пойдем да пойдем ко мне. Он, конечно, живет недалеко, можно было бы и успеть, а получилось совсем обратное...

– Вам нужно лезвие для бритвы? Проходите! Что же вы стоите?.. Сейчас поищу...

Незнакомец медленно вышел на середину комнаты и остановился в нерешительности. Это был человек лет сорока, одетый немного неряшливо.

– А парикмахерская у нас открывается поздно... – продолжал он ворчливо. Форменное безобразие! Не хотят считаться с народом. Бездельники!

– Вот вам лезвие, – Крымов подошел к гостю. – Может быть, заодно познакомимся? Меня зовут Олег Николаевич. Фамилия моя Крымов.

– Горшков Пантелеймон Евсеевич... – глухо пробасил гость, пожимая руку Крымова. – Механик по сборке в экспериментальном цехе, – добавил он через некоторое время, внимательно разглядывая свои нечищеные ботинки.

– Очень рад познакомиться. Нам, наверное, придется встречаться по работе. Я как раз собираюсь осуществлять один новый проект, и экспериментальные работы предстоят большие.

– Так, так... – пробормотал Горшков. – Экспериментальные работы, говорите, новый проект... Оно, конечно, было бы ничего, если бы не разные безобразия, встречающиеся на каждом шагу...

– Какие безобразия?

– Разные, говорю... Вот поработаете – увидите сами. Что ни шаг, то непорядок. То же самое касается и опытных работ. Все мудрят, мудрят! А в конечном итоге получается много неувязок, недоговоренностей...

– Позвольте, а как же на это смотрит директор?

Услышав слово "директор", Горшков сразу спохватился и, извиняясь, удалился из комнаты своей немного неуклюжей походкой.

Спустя некоторое время Крымов не спеша направился в Научно-исследовательский институт, где ему предстояло увидеть директора Константина Григорьевича Гремякина. Он прошел через проходную будку и очутился в парке. Широкая песчаная аллея вела к большому двухэтажному зданию.

В приемной Крымова приветливо встретила пожилая женщина с пышными седеющими волосами, секретарь директора.

– Нина Леонтьевна, – проговорила она, здороваясь.

Крымов уселся в кожаное кресло и принялся ждать.

Вдруг из кабинета директора послышался шум резко отодвигаемого стула и даже, как показалось Крымову, удары кулака по столу.

– Что там такое? – тревожно спросил он, кивая головой на массивную дверь, обитую черной клеенкой. – Директор сегодня, кажется, не в духе?

На лице секретаря директора появилось строгое выражение, говорившее о легком недоумении.

– Почему не в духе? Наоборот! Разве вы не слышите, как он бодро разговаривает?

– Слышу, – подтвердил Олег Николаевич. – Однако...

Но в это время дверь бесшумно распахнулась и на пороге появился Горшков. Крымов, к своему удивлению, заметил, что вид его нисколько не напоминает вид человека, которому только что пришлось пережить неприятность.

– Вот, – сказал Горшков, обращаясь к секретарю директора, – Константин Григорьевич просил передать вам для приказа. Тут благодарность за досрочное выполнение сборки по узлу Д-35.

– Ну что ж... поздравляю вас, Пантелеймон Евсеевич! – ответила Нина Леонтьевна, внимательно разглядывая врученную ей бумажку.

– А чего тут поздравлять, – проговорил тот. – Дело самое обычное... Если бы не безобразие с подачей деталей, то наряд был бы выполнен еще быстрее.

– Заходите, товарищ, – предложила Нина Леонтьевна, обращаясь к Крымову.

Олег Николаевич переступил порог и очутился в просторном кабинете, отделанном под мореный дуб.

Из-за стола, стоявшего в углу, порывисто поднялся человек с упрямым и энергичным выражением лица.

– Наконец-то прибыли! Очень хорошо! Здравствуйте... – радостно заговорил он, протягивая через стол руку. – Завтракали? Нет? Как же так! Садитесь, садитесь... Почему не позвонили со станции насчёт машины? Что же это такое, я вас спрашиваю!

– Тут очень близко... – начал оправдываться Крымов, но директор перебил его:

– Излишняя скромность. Совершенно излишняя! Олег Николаевич, вы прибыли вовремя. Если бы вы знали, что мы тут затеваем! Люди нужны, люди и еще раз люди...

Гремякин вышел из-за стола и продолжал говорить, быстро расхаживая по кабинету. "

Ну и темперамент!" – мелькнуло в голове у Крымова.

– Нам нужны инициативные инженеры, – директор на минуту остановился. Перед нами непочатый край работы! Вы понимаете, как важна для нашей страны широкая и эффективная геологическая разведка!

– У меня, Константин Григорьевич, есть одно предложение... Проект новой геологической машины, – удалось, наконец, вставить слово растерявшемуся Крымову.

– Один проект? – строго спросил Гремякин.

– Один...

– Почему один? Мало!

– Пока один...

На смуглом лице директора появилась улыбка.

– Я пошутил, – начал он, – это хорошо, что один. А то бывают люди, у которых в голове тысяча проектов и предложений, за все хватаются и ничего не доводят до конца. Вы меня понимаете? Целеустремленность прежде всего! Занимайся одним делом! Не разбрасывайся! Сделал одно дело, довел его до конца – принимайся за другое.

– Я только так и представляю свою работу! Целеустремленность действительно прежде всего, – проговорил Крымов.

– Превосходно! А теперь я хочу выслушать вас. Расскажите подробно о себе и о своем проекте.

С этими словами Константин Григорьевич сел к столу и, откинувшись на спинку кресла, приготовился слушать.

Крымов собрался с мыслями и принялся излагать их как можно более сжато. Ему казалось, что директор вот-вот перебьет его и снова польется безудержная темпераментная речь. Но опасения его оказались напрасными. Гремякин хотя и делал резкие движения, то хватаясь за карандаш, то передвигая лежащие на столе бумаги, но не перебивал своего собеседника.

– Вот оно что! – громко произнес он, когда Крымов закончил свою речь. Далеко хватили! Очень далеко. Хм... Смелая мысль, очень смелая... Необыкновенный проект!

– Но основанный на вполне реальных данных.

– Не спорю! Надо будет ознакомить с проектом наших специалистов. Затем мы обсудим все как следует... Скажите, пожалуйста, а вам известно, что для сооружения подобной машины, – я имею в виду окончательную реализацию, потребуется уйма сил?

– Я это знаю, Константин Григорьевич.

– Вот и чудесно. Уйма сил потребуется! Огромное напряжение воли! Борьба предстоит немалая...

– Думаю, что с вашей помощью... – начал было Крымов.

– Какой может быть разговор о помощи! – перебил его директор. – Разве не ясно, что вам будут созданы необходимые условия! Наш институт располагает замечательными кадрами, имеет первоклассное оборудование. Все это будет в вашем распоряжении. Но... повторяю еще раз: многое зависит от вас, от вашего упорства в работе, от умения преодолевать трудности, от вашей целеустремленности. Понятно?!

– Понятно.

– Ну вот и хорошо!

– Мне хотелось бы, Константин Григорьевич, приступить к предварительным работам в самые ближайшие дни.

– Понимаю, понимаю. Не терпится... Я сам такой! Но, дорогой Олег Николаевич, я должен вас немного разочаровать. Видите ли, какое дело... Сейчас весь институт занят выполнением ответственнейшего задания. Задания необычайной государственной важности! Имеются весьма строгие директивы из центра. Это не значит, конечно, что мы должны совершенно забыть о вашем проекте. Он будет рассматриваться нашими специалистами, обсуждаться.

– Немного обидно, но что ж делать, раз такое положение, – сказал Крымов, глубоко вздохнув.

– Ничего, ничего! Всему свое время. Я направлю вас работать в конструкторское бюро, которым руководит очень знающий и опытный инженер. Вы слышали о Трубнине?

– Немного слышал... – неуверенно ответил Крымов, вспомнив фамилию автора солидных технических статей.

Олег Николаевич вышел из кабинета возбужденный и радостный. Открывая дверь, он чуть было не столкнулся на пороге с человеком, с которым вчера встретился на дороге.

– Только что прошел ваш будущий начальник, – улыбаясь, сказала Нина Леонтьевна, рассматривая резолюцию директора. – Петр Антонович Трубнин... продолжала она, не замечая удивленного выражения лица Крымова.

Глава третья

Крымов вошел в просторный и светлый зал. Вдоль стен с огромными окнами тянулись ряды чертежных столов. На полу вдоль и поперек были разостланы мягкие ковровые дорожки. Сотрудники ходили по ним совершенно бесшумно. Только изредка раздавалось чье-либо осторожное слово или слышалось шуршание чертежной бумаги.

Олег Николаевич сел на свое место.

– Я к вам! – послышался мягкий и певучий голос.

Крымов повернул голову и увидел перед собой стройного юношу с мечтательными глазами, конструктора Катушкина, с которым он только что познакомился в кабинете начальника.

– Как я рад, что мне удалось встретиться с вами, – Катушкин приветливо улыбнулся. – Это так неожиданно! Вы приехали из Ленинграда?

– Совершенно верно, – ответил Крымов, недоумевая, почему инженер так рад знакомству с ним.

– Я никогда не был в Ленинграде, – продолжал конструктор, присаживаясь, но город этот люблю необычайно! С ним связано столько воспоминаний!

– Воспоминаний? – удивился Крымов. – Вы же говорите, что никогда не были в Ленинграде.

– Это правда. Но я имел в виду не свои личные воспоминания, а, так сказать, литературные. Ну, вы меня, конечно, поймете... Я совершенно отчетливо представляю Неву, белые ночи, Адмиралтейскую иглу, – одним словом, все, что воспето Пушкиным.

– Это конечно... – неопределенно протянул Крымов, внимательно наблюдая за собеседником.

Катушкин осторожно пододвинул свой стул и заговорил еще тише, почти шепотом:

– Основное мое несчастие заключается в том, что я мало путешествовал. А ведь это так важно! Ну, где я был? Учился в Новосибирске. Практику проходил в Магнитогорске. Немного работал в Донбассе. Но все это, знаете, не то...

– Почему не то? – опять удивился Крымов.

Из своего кабинета вышел начальник конструкторского бюро инженер Трубнин. Он прошел через зал, окинув быстрым взором сотрудников, и скрылся в противоположных дверях. Крымову показалось, что взгляд Трубнина дольше, чем на ком-либо другом, задержался на нем и на конструкторе Катушкине.

Олег Николаевич постарался вспомнить разговор, происходивший час назад в кабинете Трубнина, куда он явился для знакомства со своим начальником.

– Здравствуйте. Кажется, уже немного знакомы, – такими словами встретил его Трубнин.

– Да. Мы случайно встретились, когда я шел со станции.

Затем начались расспросы о Ленинграде, об общих знакомых – преподавателях. После этого Трубнин вынул папку с чертежами сложного гидравлического бура и начал советоваться по мелким техническим допросам. Крымов отлично понимал, что это своего рода экзамен, и постарался сосредоточиться. Но в то же время он внимательно следил за инженером Трубниным, стараясь понять, что за человек его начальник.

Однообразно и монотонно говорил Петр Антонович, не повышая и не понижая голоса.

– Я не согласен с вами, что равнопрочность этого рычага можно рассчитывать по упрощенной формуле, – настаивал он, устремив взор на чертеж. – Эти вольности иногда могут привести к довольно печальным результатам.

– Но ведь в некоторых случаях такие расчеты возможны... – попытался отстоять свое мнение Крымов.

Однако Трубнин продолжал возражать. В его рассуждениях чувствовалась большая доля твердой и непоколебимой педантичности.

– Первое время вы будете заниматься разработкой узла Б-28 совместно с конструктором Катушкиным. Этот молодой инженер, мне кажется... близок вам по духу, – закончил Петр Антонович со странной улыбкой.

– Почему? – тоже улыбаясь, спросил Олег Николаевич.

– А вот увидите... Кстати, наш спор относительно искусства и техники мы с вами при случае продолжим. Как устроились с квартирой?

– Очень хорошо. Спасибо!

На пороге появился Катушкин. Некоторое время они беседовали втроем, а затем Крымов ушел, оставив начальника наедине с конструктором.

И вот теперь он сидит за чертежным столиком и слушает словоохотливого инженера, который жалуется на то, что мало путешествовал.

– Я бесконечно рад, что вы попали именно к нам, Олег Николаевич... продолжал Катушкин. – Меня тут мало кто понимает.

– Ну, а что тут у вас с узлом Б-28? – осторожно спросил Крымов, который тоже не мог понять странных жалоб молодого инженера.

Лицо Катушкина приняло строгое выражение.

– Да, да. Пора заняться делом, – заторопился он. – Вы уж простите меня. Я так обрадовался вашему появлению, что, понимаете... Сейчас введу вас в курс работы.

Конструктор направился к своему столику и вскоре вернулся с папкой чертежей. Разложив их перед Крымовым, он начал объяснять. Голос его потерял всю свою мелодичность.

– Тут, по этой трубе, будет поступать вода, – говорил медленно Катушкин. Здесь должен быть клапан. Нет, простите, не клапан. Хотя, позвольте, действительно клапан. Вода будет уходить вот сюда...

Раздается звонок. Слышится шелест сворачиваемой бумаги и оживленный разговор. Сотрудники собираются покинуть конструкторский зал. И Крымов видит, как меняется Катушкин: радостные искры блестят в его глазах, голос снова приобретает мелодический оттенок.

– Вот вам одно из моих произведений. Это, конечно, не из самых лучших. Вы должны меня понять... – С этими словами конструктор протянул Крымову лист бумаги, на котором красивым бисерным почерком были написаны стихи.

– Ваше мнение для меня особенно ценно!

– Почему именно мое мнение? – улыбаясь, спросил Крымов.

– Не скромничайте, Олег Николаевич, – лукаво посмотрев на инженера, проговорил Катушкин. – Неужели не хотите прочесть?

Крымов пожал плечами и принялся внимательно рассматривать поданную ему бумажку.

Никогда в жизни он не питал особого пристрастия к стихам. Поэзией интересовался в меру, как интересуются люди его возраста. Но не нужно было быть хорошим знатоком, чтобы сразу определить беспомощность показанных ему строк.

Вот как они выглядели: В знойном воздухе, мятном, пьянящем,

Средь музыкального рокота волн океана,

Под солнцем искристым, палящим

Зреет сочная, золотистая

Гирлянда бананов.

Дальше следовало все в том же духе.

– Ну, как? – заволновался Катушкин, когда Крымов кончил читать. – Будут замечания?

– Вообще, ничего... – пробормотал тот, не решаясь обидеть поэта. – Правда, очень много неясностей... недоделок, что ли. Вот, например, вы пишете: "зреет гирлянда бананов". Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что плоды бананов могут быть расположены в виде гирлянды только в том случае, когда их продают нанизанными на бечевку. А растут они иначе.

– Черт возьми! – смущенно сказал Катушкин. – Вы правы. Надо было посмотреть в учебнике ботаники...

– Вы, значит, пишете стихи? – спросил Олег Николаевич, чтобы прервать наступившее неловкое молчание.

– Разве Трубнин не говорил вам об этом? – удивился конструктор и, не дожидаясь ответа, тут же добавил: – У меня еще есть небольшая поэма о северном сиянии. Хорошо, если бы вы прочли ее.

– Прочту. Обязательно прочту... – ответил Крымов. – Но только я хочу предупредить вас: в стихах разбираюсь посредственно. Честно скажу: ничего не понимаю!

– Да вы смеетесь надо мной, что ли! – недоверчиво проговорил Катушкин. Ваша скромность переходит всякие границы.

Крымов готов был уже не на шутку рассердиться, но, увидев обиженное лицо инженера, вовремя остановился. Не зная, что делать, Олег Николаевич принялся вновь просматривать стихотворение о бананах, зреющих под лучами тропического солнца.

– Да, – наконец произнес он, стараясь придать своему голосу как можно более авторитетный тон. – Призвание, то есть, простите, дарование, у вас, по-видимому, есть, но работать над собой придется еще очень много... очень много.

В это время по опустевшему залу пронесся звонкий голос, кто-то звал Трубнина по имени и отчеству. Крымов вспомнил, что уже слышал этот голос, когда вечером шел со станции. Он принадлежал женщине, с которой прощался Трубнин.

Олег Николаевич повернул голову и увидел быстро идущую по залу высокую девушку, одетую в пестрое платье. Умное и энергичное лицо ее было чем-то обеспокоено. Она еще раз позвала Трубнина и, убедившись, что его нет в конструкторском зале, направилась к дверям, ведущим в кабинет начальника.

– Кто это? – тихо спросил Крымов, провожая девушку взглядом.

– Зоя Владимировна Семенова. Геолог... Очень милая девушка. Она является консультантом по геологическим вопросам в нашем институте, – хмуро проговорил Катушкин. – В поэзии также разбирается неплохо, – добавил он уже более веселым тоном.

– Вы, кажется, не на шутку увлекаетесь поэзией... – заметил Крымов, приводя в порядок свой стол.

– Я тут не один! – обрадовался конструктор. – У нас в институте есть еще несколько человек: товарищ Петряк, счетовод производственного отдела, слесарь Томилин, очень одаренный юноша, Галуновский, работник отдела технического контроля, и еще ряд товарищей. Имеются прозаики. В работе нашего литературного кружка много недостатков, нет опытного руководителя! Но люди – определенно талантливые! Вы убедитесь в этом сами. Кстати... Не устроить ли в нашем клубе вечер поэзии? Мы бы все выступили... Как вы думаете? Мы часто устраиваем такие вечера. Обычно на них приходит много народу, большинство принимает активное участие в обсуждениях... Может быть, вы тоже выступите?

– Отчего же не устроить. Конечно, устраивайте! Я тоже приду на вечер послушать местных поэтов, – ответил Крымов, – приму участие в обсуждении их стихов...

Этот ответ произвел на Катушкина магическое действие. Лицо инженера просияло. Он схватил Крымова за руку и начал ее трясти, радостно улыбаясь.

– Вот замечательно, Олег Николаевич! Чудесно! В таком случае я пойду немедленно. Необходимо застать на месте секретаря комсомольской организации и договориться насчет вечера. Всего доброго, Олег Николаевич!..

С этими словами Катушкин помчался к выходу. Крымов проводил его недоумевающим взглядом.

Глава четвертая

В кабинет секретаря комсомольской организации Катушкин вошел с торжественным видом.

– Здравствуйте, товарищ Ермолов! – проговорил он, переступая порог.

– Приветствую вас, Валентин Дмитриевич, – ответил смуглый юноша, поднимаясь и протягивая руку. – Вот хорошо, что зашли!

– Как же я мог не зайти, когда творятся такие чудеса? – конструктор потряс в воздухе журналами.

– Что такое? Садитесь.

– Не знаю, как с прозаиками, а с поэтами работу в нашем литературном кружке можно будет наладить неплохо...

– Давно пора.

– Есть все основания для этого! Представьте себе: к нам на работу прибыл новый инженер, Олег Николаевич Крымов... – с этими словами Катушкин протянул Ермолову пачку журналов.

– Конечно, Крымов поэт не первой и не второй величины, – продолжал конструктор, – однако не нам чета: уже довольно известный! Вот я принес несколько номеров "За доблестный труд", в которых помещены его стихотворения. Олег Крымов!