Текст книги "Год Дракона"

Автор книги: Вадим Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– А почему – «Белый Корпус»? Туда что, только белых принимают на службу?

– Нет. Белый – цвет Закона и Порядка. Вот и все. И потом, мне не нравится термин «иностранный легион». Есть в этом что-то подлое.

– Это на самом деле твоя частная армия?

– Нет, конечно. Они помогают мне, когда необходимо. А поскольку управление армией у нас совершенно не бюрократическое, – Майзель усмехнулся. – Воевать с нами никто не может и не смеет. По-настоящему воевать. В том числе и НАТО.

– Да. Наслышаны мы про вашу армию.

– Дюхон, у них был такой фиговый расклад. Они могли только в Албании плацдарм создать. И нигде больше. И это значило – НАТО на стороне Албании. А мы... Мы бы отовсюду свалились. В считанные часы. А им... Пока согласуют в своих Брюсселях! Пока через парламенты финансирование протащат! Пока пацифисты вволю наорутся и натопаются! Как воевать-то с такими хвостами?! Так что прикинули они хрен к носу и решили: а пес с ними, с этими албанцами, пускай сами разбираются. Вот мы и устроили образцово-показательные выступления.

– А американцы-то что?!

– Они получили от нас неопровержимые доказательства, – во-первых, отсутствия «геноцида», а во-вторых – намерений УЧКистов [46]46
  УЧК – «Армия освобождения Косово», албанская военно-террористическая группировка.


[Закрыть] и их контактов с шейхами и аятоллами. И штатники сказали – о'кей, ребята, разберитесь с этим дерьмом, у нас других дел по горло. А без Америки НАТО – это воздушный шарик на веревочке, а не военный блок. С британцами величество тоже договорился, как вы можете догадаться, он там все кнопочки знает. Ну, и ваш покорный слуга, конечно же, не сидел без дела.

– Ты, похоже, просто кайфуешь от этого всего!

– Обязательно. За веру, царя и отечество, – вперед, чудо-богатыри! – Майзель весело оскалился.

– А первая война? Там было далеко не все так однозначно!

– Да. Это так. Это правда. К сожалению. Но, выбирая между плохим и очень плохим, мы выбрали родственников. И не ошиблись, кстати. И они нашли путь к примирению – через монархию.

– Разве это была не твоя идея?

– Идея и техническое обеспечение – наши. А вот решение – их, Дюхон. Без решения такие вещи нереально осуществить, поверь.

– А не проще ли было отпустить?

– Куда отпустить, Танюша? Кого?

– На свободу. Всех отпустить. Албанцев, чеченцев. Пусть живут на свободе. Свобода – это холодный, пронизывающий ветер, Даник. Чтобы жить на свободе, надо таскать кирпичи и строить дом...

– Или отобрать его у тех, кто уже построил, – Майзель, усмехнувшись, посмотрел на Татьяну. – Ты все правильно говоришь, жена моего друга. Только не понимаешь, что их свобода – это убивать тебя в твоем доме. А моя свобода – убивать их в моем доме. И в твоем. И если они не усвоят этого урока, то убивать их везде. Пока не усвоят. Пока не поймут, что надо жить на свободе у себя, а не у меня. И когда они это поймут, мы им поможем. Поможем по-настоящему.

– Ты надеешься дожить? – усмехнулся Андрей.

– Обязательно, – опять оскалился Майзель. – Я ужасно здоровый, заметил, нет?

– А русские?

– И с русскими образуется. Дай только ночь простоять да день продержаться, Танюша. Выметем Лукашенко – а там и до России рукой подать. Конечно, там все так с бандюгами срослось, – едва ли не намертво. Там с чистого листа начинать надо, – и если честно, я даже не думал еще, с какого угла. Ну, ничего. Станут ездить, смотреть, восхищаться, – и захотят у себя так же сделать. И им тоже поможем.

– Пока ты его выметешь!

– Мы, Таня. Мы. Только вместе. Я могу его аннулировать хоть завтра. И что? Пустота имеет свойство заполняться дерьмом, а не амброзией. И вести схоластические споры о том, что лучше и приятнее для обоняния – дерьмо или кусок дерьма, мне совсем не хочется.

– Я знаю. Тебе... Нам нужно будет опереться на что-то, когда он... – Андрей замялся, – уйдет. А ничего нет. Ни общества, ни политиков, ни хозяйственников.

– Я думаю, ты не совсем прав, дружище, – покачал головой Майзель. – Есть такой замечательный мидраш [47]47
  Мидраш – предание, призванное обеспечить толкование того или иного положения Устного иудейского закона, содержащегося в текстах Талмуда.


[Закрыть] на эту тему. Некий иудей, одетый в залатанный полотняный халат, обутый в сандалии, подвязанные веревками, стоял у ворот Вавилона, когда мимо проезжал знатный ассирийский вельможа. Тому стало жалко бедняка, и он воскликнул: как плохо вам живется, уважаемый! Я живу бедно, но не плохо, ответил тот. Одеваться в залатанный халат и носить дырявые сандалии – это значит жить бедно, но не плохо. Это называется «родиться в недобрый час». Не приходилось ли вам видеть, ваша милость, как лазает по деревьям большая обезьяна? Она без труда влезает на кедр или камфарное дерево, проворно прыгает с ветки на ветку так, что лучник не успевает и прицелиться в нее. Попав же в заросли мелкого и колючего кустарника, она ступает боком, неуклюже и озирается по сторонам, то и дело оступаясь и теряя равновесие. И не в том дело, что ей приходится прилагать больше усилий или мускулы ее ослабели. Просто она попала в неподходящую для нее обстановку и не имеет возможности показать, на что она способна. Так и человек: стоит ему оказаться в обществе дурного государя и чиновников-плутов, то даже если он хочет жить по-доброму, сможет ли он добиться желаемого... Так и с вами, друзья мои. И с русскими. Люди есть, нужно просто сдуть с них мусор.

– Не будешь же ты, в самом деле, оккупационную администрацию для этого учреждать?!

– Не хотелось бы, – кивнул Майзель.

– А из меня премьер-министр – как из говна пуля.

– Ну, это не совсем так. На премьера ты в своем нынешнем виде, конечно, не тянешь. Но ты можешь вырасти, потому что у тебя есть организаторская жилка и руководящий потенциал. Однако я не жду от тебя формирования теневого правительства, Андрей. Это бессмысленно на данном историческом этапе. И пойми, – героических поступков я от тебя тоже не жду. Каждый на своем месте приносит больше пользы, чем на чужом. А героев, которые будут брать штурмом гэбню и президенцию, я найду тоже.

– Один вопрос меня гложет, Дан. Почему ты сам занимаешься со мной? Ты бы мог это поручить своему Фонду. Или посольству.

– Стыдно, Корабельщиков. Ты же умный. Пошевели мозгой.

– Сдаюсь.

– Ты мой друг. Я за тебя отвечаю. И мне дороги все, кого я люблю. Тех, кого я люблю, я не могу никому поручить. А вас я люблю, ребята. И поэтому вы должны знать – не фонд и не посольство стоят за вами. Не Великое Чешское Королевство Богемии, Силезии и Моравии. Не «Golem Interworld». А я. Сам. Ты думаешь, я только королей и императоров люблю? Я люблю всех моих людей. И они платят мне тем же. И поэтому у нас получается что-то. Потихонечку, по чуть-чуть, мы вытащим из дерьма этот шарик, Дюхон. Вместе.

– Даник! Господи... Как тебя хватает на это?!

– Не знаю, Танюша. Как-то. Я очень хочу. Хотеть – значит мочь, – Майзель допил свое вино и кинул в рот несколько виноградин. И усмехнулся: – Ну, так, ребятишки. Закончили сопли пускать. У тебя есть кое-что в запасе, Андрей. Давай. Времени до утра порядочно.

– Это касается Брудермайера. Я говорил, Таня, ты помнишь? Они последнее время стали часто встречаться с людьми из Исламской конференции. И пошли такие упорные слухи про то, чтобы из диалога, христианско-иудейского, сделать триалог, так сказать. Они денег хотят, Дан. Думают, что смогут с шейхов тянуть, как с немецкого правительства и с Гирстайна. У Гирстайна проблемы какие-то, денег меньше стало заметно. А так... Ласковое теля... Только не выйдет. Если пустят эту братию туда, конец диалогу настанет, а «триалога» не выйдет. Только антисионистские резолюции. Нужно это прекратить. Это не сам Юлиус, понимаешь? Вернее... Он человек совершенно в таких вещах наивный.

– Я знаю, Андрей. Типичная проекция. Интеллигентско-христианская. Мы такие продвинутые и толерантные, и с этими мы сейчас побеседуем, и настанет во человецех мир, благоволение и сплошное вообще воздухов благорастворение. Только вот это вряд ли. Сможешь эту тенденцию свернуть?

– Один – нет. С другими – смогу. Но... А зачем ты им денег дал?

– Меня попросил Рикардо, и...

– Рикардо?

– Понтифик, Танечка. Они с Его Святейшеством... на ты?

– Обязательно.

– Вот, – Андрей сделал такое движение головой и руками, – «а кто бы сомневался».

– Убиться веником. Кошмар.

– Ты что-то начал говорить.

– Да. Они с понтификатом какую-то совместную комиссию должны финансировать, так чтобы это побыстрее устроить. Ну, и, кроме того, тебе немножко тыл обеспечить.

– То есть?!

– Мои люди намекнут твоему другу Юлиусу, что нужно продвигать молодежь из новой Европы. Считай, что ты уже в президиуме, Дюхон.

– Тьфу, блин. Зачем я тебе что-то говорю?! Ты сам все знаешь и сам все сделаешь.

– А вот это опять вряд ли, – усмехнулся Майзель. – Я и так разрываюсь на куски, дружище. Что же, мне и в совете вашей Лиги заседать? Нет уж. Сами. Примите и прочее. Считай, что с этим мы решили. Но это опять не главное. Я жду.

– Есть одна идея, – Андрей вздохнул. Посмотрел на Татьяну и продолжил лишь после того, как она кивнула отчетливо и однозначно: – Тебе словосочетание «Беларуская Народная Республика» что-нибудь говорит?

– Была такая страна.

– Она и есть, Дан.

– Да? Давай дальше.

– Слушай, – по тому, как загорелись у Корабельщикова глаза, Майзель понял, что главное – вот оно. – Эта страна была признана Францией, Германией, Чехословакией, Италией, Великобританией и Соединенными Штатами. Потом большевики аннексировали территорию и создали там советскую республику, но БНР никто не отменял официально. То есть и страна, и акты о признании суверенитета существуют и теоретически продолжают действовать, понимаешь?

– Я пока не очень понимаю, к чему ты клонишь, но это неважно. Ты закончи мысль, а потом увидим. Чего я не пойму, я спросить не постесняюсь. Итак?

– В общем, с одной стороны мы имеем государство в таком, если можно сказать, «отложенном» состоянии. Примем это как одно из условий. С другой стороны, мы имеем, после всех этих референдумов и прочей дребедени, которую нагородил Лукашенко, непризнанный парламент и непризнанного де-юре президента страны, возникшей явочным порядком в результате большевистской агрессии на месте страны настоящей... Чего ты скалишься?!

– Вот уж службишка так служба, дорогой ты мой дружище, – тяжело вздохнул Майзель. – Ладно. Дальше.

– Законодательный орган БНР – Народный Совет, Центральная Рада БНР.

– В Канаде. Знаю. К сути, к сути давай, Дюхон.

– У БНР нет граждан. То есть Рада – это и все граждане, собственно говоря.

– Верно. И?

– Надо сделать граждан.

– Это тяжелая работа, дружище, – расплылся в ухмылке Майзель. – Даже если мы все бросим и будем заниматься только этим, – о-го-го, знаешь, сколько времени потребуется? И не думаю, что Танюша будет в большом восторге от твоего участия в этом трудном и длительном, хотя и чертовски приятном процессе.

– Прекрати паясничать.

– Уже, как говорит мой начальник СБ. Я тебя внимательно.

– Надо провести такую... подписку на гражданство. Причем не просто подписку! Надо людям паспорта раздать. Красивые и настоящие. В которых какие-нибудь ясные и торжественные слова написаны. С «погоней». Но не просто бумажки! А чтобы люди знали, что этот паспорт – их пропуск в будущую жизнь, без Луки и всей его гопы. Что суверенитет страны будет только гражданам принадлежать, а всем остальным придется доказать, что они достойны быть ее гражданами. И чтобы по этим паспортам хотя бы в Чехию пускали.

– И желательно по дипломатическому коридору, – Майзель откинулся на стуле, сложил на груди руки и, кивнув несколько раз, улыбнулся, заговорщически подмигнул Андрею: – Вот ты чем, на самом деле, хочешь заниматься, оказывается. А диалоги всякие – это так, зарядка для хвоста. Я так и думал. Дюхон, ты гений. Это чертовски красивая схема. Граждане – выборы – новая страна. Лукашенко висит нигде. Новое государство получает дипломатическую поддержку, приглашает нас убрать с дороги узурпатора. Здорово. Схема принята.

– Вот так вот. Принята. Отлично.

– Хочешь, чтобы я с тобой поспорил? Поискал слабые места? Это не моя работа. Я сейчас позвоню министру иностранных дел, пускай он организовывает юридическую и дипломатическую экспертизу твоей схемы. Я ее принял и завтра обрисую Вацлаву. А через несколько дней, когда экспертиза скажет свое веское слово, мы поручим МИДу собрать команду специалистов и отловить всех чертей, которые спрятались в деталях. И ты получишь – на этой стороне – полную и безоговорочную поддержку. Но только при одном условии.

– Каком?

– Что на той стороне ты мне покажешь граждан. Не мертвые души, а граждан. Хотя бы десять процентов населения, не считая чад и домочадцев.

– Так это ясно.

– Хорошо. И это, насколько я понимаю, самое трудное.

– Правильно ты понимаешь, – вздохнул Корабельщиков. – И не один день потребуется. Может, и не один год.

– Обязательно. Но мы же для этого и собрались тут. А? Один вопрос.

– Да?

– Знаешь, почему именно ты?

– Знаю.

– Отлично. Я слушаю.

– Потому что я ни в каких партиях не состою, никаким комитетам не подчиняюсь, ни с кем ничего не подписывал и никому ничем не обязан. А иначе и финансировать меня было бы затруднительно весьма, и под колпаком...

– Не продолжай, друг мой, – Майзель откинулся и с интересом посмотрел на Андрея. – Ты просто молодец. Ты самую суть ухватил. Ты не тусовщик. И поэтому всех их построишь. Я в тебя верю, Андрей.

– То есть зачет я получил, – усмехнулся Корабельщиков.

– Получил.

– Мальчики...

– Что?

– А это не называется – вмешательство во внутренние дела суверенного государства?

– Тебе твой муж ясно сформулировал – нет суверенного государства, есть шайка бандитов, запугивающая и грабящая население некоей территории, с которой ушли регулярные войска. Власти нет, страны нет, один разбой под красно-зеленым флагом. Контрабанда оружия, наркотиков, беженцев-нелегалов, – Майзель, не мигая, смотрел на Татьяну так, что у нее мурашки по коже побежали. – Нет моральной проблемы, Танечка. Есть много-много технических проблем и чертова уйма работы по их решению. Сейчас и начнем.

– Прямо сейчас?!

– Обязательно, – оскалился Майзель, достал телефон и начал листать номера в памяти.

– И что, ты можешь вот так, среди ночи, разбудить министра?!

– Если он спит, то разбужу. Ты знаешь, какая у него зарплата? Какой коньяк он пьет? В каких компаниях и с кем проводит время? И какие цыпочки его на всяких саммитах и симпозиумах по спинке гладят? За все надо платить, Танюша. Мы наших чиновников холим и лелеем. Платим им умопомрачительные деньги. Позволяем им расслабляться и наслаждаться на всю катушку. Но и спрашиваем с них за это не по-детски. И много работаем с ними, чтобы они понимали свой и наш маневр. Они солдаты, даже если на них генеральские мундиры. И знают, что если они нас подставят, то мы, не мешкая и не чинясь, моментально намажем им лоб зеленкой. Только так это работает. Так что, если надо, и среди ночи встанут, и с девочки слезут за пять секунд до кончины.

– И нельзя никак до утра подождать?!

– Нет. Потому что это война.

– Ты все время воюешь?!

– Обязательно.

– С кем?!

– С врагами. С лукашенками. С чучмеками. Со всяким дерьмом, которое называет себя оплотом либерализма и демократии, а само только и знает, что набивать себе мошну, отбирая у людей последний заработанный грош. А когда мы их победим, придется воевать с кем-нибудь из бывших друзей, которые сочтут, что при раздаче слонов недостаточно детально учли их интересы. Покой нам только снится, Татьяна.

– Ты...

– Я чудовище. Я знаю. Что выросло, то выросло.

Он кивнул Татьяне и переключился на министра, ответившего так быстро, что стало понятно, – нет, и не ложился еще. Говорил он довольно долго, минут, наверное, десять, если не больше. Корабельщиковым ничего не оставалось, как сидеть и наблюдать за Майзелем, расхаживающим по кухне, словно огромный и смертельно опасный хищник. Теплокровный, но... Татьяна поразилась, как легко льются из него слова на чужом языке, с каким, судя по всему, почтительным и деловитым вниманием слушает его собеседник. Майзель не доказывал и не просил – тон у него был совсем спокойный и при этом вполне директивный. Закончив разговор, он сложил телефон и с удовлетворенной усмешкой посмотрел на гостей:

– Ну, так. Завтра в восемь мы с Корабельщиковым едем в МИД. Думаю, до вечера вряд ли управимся. А то и до ночи. Бой покажет, однако. Танюша, ты с Сонечкой будь, как дома, играйте, купайтесь, смотрите кино и так далее. Если захотите в центр, погулять или за покупками, вызовите такси, расплатишься картой, у нас это просто, – он протянул Татьяне кусочек пластика с ее фотографией на оборотной стороне. – Распишись только, не забудь. С культурной программой придется немного подождать. Если успеем, вечером поедем в гости к величествам, дети поиграют. А теперь идемте, покажу вам ваши покои.

– А ты?

– А у меня полно работы, дружище, – усмехнулся Майзель. – Сейчас самое время с посланником в Канаде пообщаться.

– А когда ты спишь?

– Я не сплю. Меня это отвлекает от дел.

– Ты шизик.

– Я Дракон, – усмехнулся Майзель. – Гей шлуфэн [48]48
  Гей шлуфэн – идите спать (идиш).


[Закрыть] , ребята. Утро вечера мудренее.

Он погасил свет в той части дома, где разместил Корабельщиковых, а сам ушел на кухню. Ни Андрей, ни Татьяна заснуть не могли.

– Корабельщиков... Ты уверен, что это он?

– Это он, – вздохнул Андрей. – Эти словечки, ужимки, интонации, что-то еще, что я не могу передать словами. Это, безусловно, он.

– Но мутировал он просто чудовищно.

– Да? Может быть. Но только это в нем всегда сидело. Да хотя бы то, что все это в Праге! Давно еще, Таня... Так давно это было! Он сказал тогда – это не мой мир. Я чуть не упал тогда, когда это услышал. Интересно, как этот?! Похоже, что этот – его. Он сам все это сделал таким. Как это вышло, Таня?!

– Он делал, что мог. И что не мог – все равно делал. И мы тоже, Андрюшенька... Мы тоже должны.

– И ты?

– И я. С тобой, вместе.

– Ну, может... Танечка... Тебе страшно?

– Очень. Иди ко мне, Андрюшенька.

– Здесь?! Сейчас?!

– Здесь и сейчас, мой кораблик...

ПРАГА, «ЛОГОВО ДРАКОНА». АПРЕЛЬ

Майзель с Андреем вернулись действительно только после пяти вечера. Корабельщиков плюхнулся в кресло и стал отфыркиваться:

– У-пф... Столько я в жизни еще не болтал! А что, все по-русски тут у вас разговаривают?!

– Нет, ну, что ты. Это же беларуский департамент просто.

– А министр?

– Министр, по-твоему, где учился? – усмехнулся Майзель. – На Луне?

– Нет, я понимаю...

– Хорошо, что понимаешь. Танюша! Сонечка! Собирайтесь. Едем во дворец.

– Может, не надо?

– Надо, Вася, – печально вздохнул Майзель. – Надо.

– Зачем?

– Ребенку скучно. И я еще с величеством должен с глазу на глаз пообщаться. С тобой вместе.

– Я больше не могу-у...

– Надо, Вася. Величество тебя будет спрашивать, отвечай кратко, четко, по существу. Чего не знаешь, так и говори – не знаю. Для разыскания незнаемого разведка приспособлена. Ну, с Богом!

ПРАГА, ЛЕТОГРАДЕК – ЛЕТНИЙ КОРОЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ. АПРЕЛЬ

Вацлав с семьей уже перебрались сюда, поближе к природе – игравшие в парке девочки, увидев Майзеля, оставили воспитательницу, помчались навстречу и с радостным визгом повисли на нем. Сонечка спросила театральным шепотом:

– Мама... А они настоящие принцессы?!

– Да, дочуша. Настоящие.

– Настоящие-пренастоящие?!

– Обязательно, милая, – подтвердил Майзель. – Настоящее не бывает. Давайте знакомиться, – Каролина, Агата, Анна, Ярослава. А это – Сонечка. Она совсем по-чешски ни словечка не говорит, так что, девушки, только по-русски.

– По...???

– Каролина хорошо говорит по-русски, да, детка? – Майзель погладил старшую девочку, уже совсем большую, лет двенадцати, по голове, – та, кивнув, улыбнулась Татьяне и, взяв Сонечку за руку, убежала с ней и остальными назад. – Просто потрясающие способности к языкам у нее. Другие девицы-то попроще будут, но тоже ничего.

– Просто рехнуться можно!

– Но не нужно. Пошли дальше знакомиться.

Когда Вацлав V заговорил с ним по-русски, Андрей не то чтобы не удивился, – не отреагировал просто. Слишком много было впечатлений за последнее время. Его величество выказал недюжинную осведомленность в беларуских делах, а вопросы задавал так, что Корабельщикову отвечать на них было легко и приятно. Судя по всему, король его ответами и настроением остался доволен:

– Весьма рад был пообщаться с вами, Андрей Андреевич. Как вам известно, мы очень заинтересованы в положительном развитии событий у вас. Можете в полной мере рассчитывать на наше участие и поддержку, – Вацлав поднялся и протянул Андрею руку.

– Я сделаю, что могу, – сказал Андрей, пожимая руку короля.

Они попрощались, – тепло, как показалось Корабельщикову, – и Майзель повел его назад в парк.

– Он правда остался доволен? – ревниво спросил Андрей.

Майзель кивнул:

– Обязательно. Как он тебе?

– А-а-а... Что я могу сказать?! Крышу срывает!

– Глыба, – улыбнулся Майзель. – Матерый человечище.

– И размер.

– И размер соответствующий. Наше, Дюхон, – значит, отличное, – и он подмигнул Корабельщикову. – Мне еще с ним надо пошушукаться, я распорядился, чтобы вас покормили.

– Ты и тут распоряжаешься?!

– Ну, я, практически, член семьи, – довольно осклабился Майзель и снова скрылся в глубинах дворцовых покоев.

– Где ты выкопал этого парня? – спросил Вацлав, стоявший у окна, выходившего в сад, когда Майзель вошел.

– В Минске, величество, – он пожал плечами и улыбнулся. – Это мой школьный приятель.

– Я не хочу тебя раньше времени хвалить, – улыбнулся Вацлав в ответ, – но парень мне понравился. Начинаем?

– Начинаем, величество.

– А ведь не собирались сейчас.

– Просто никого не было. А теперь появился. Если человек хочет и может что-то сделать, надо дать ему шанс. А?

– Обязательно, – усмехнулся Вацлав. – Давай, действительно, рискнем. Откроем Беларуский фронт. Завтра скомандую собрать людей, посмотрим, какие есть идеи, что сделано уже, что нужно. Ты тоже будь, это же твоя малая родина. Может, понадобишься.

– Я дал указание Фонду развернуть программы для молодежи, с выездом сюда, в Карлов университет, и в Польшу, в Литву. Сетка вещания готовится, мощности подтянем.

– Свернем?

– Свернем, величество, – оскалился Майзель. – Впереди Россия, а отступать некуда!