Текст книги "Пекло. Катастрофа"

Автор книги: Вадим Белотелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Все события вымышлены, а совпадения случайны.

Ужасным станет день упавший:

Погибель всем несет огонь.

В пучине гневной дух восставший

Возьмет тебя, сожми ладонь:

В ней часть души, осколок веры,

Надежда жизни, просьба, страх,

А боль, как передатчик кары.

Ты понимаешь, это крах!

– За что? Ответ тебя пугает.

Ведь суть известна и изложена в веках,

Все человечество печально угасает

С ножом в руках, мир снова на курках.

Морали, принципы, устои – все забыто,

Мы деградируем и катимся на дно,

За это неизбежность. Все! Закрыто!

И с дикой мукой человечеству дано…

Недалекое и вполне возможное будущее…

Россия. Иркутск. Институт солнечно-земной физики.

В пустых и погруженных в мрачный полумрак коридорах института, гулко и от этого несколько зловеще, звучало эхо торопливых шагов. Заведующий лабораторией мониторинга солнечной активности торопливо шел по коридору и явно куда-то спешил. После двадцати лет работы в этом здании Жаров знал все помещения вдоль и поперек, поэтому слабое, дежурное освещение его нисколько не смущало. Озадаченно хмуря брови, Виктор Степанович не отрывал сосредоточенного взгляда от свежеполученного результата обработки данных.

Мелкие столбики цифр, несколько графиков и черно-белых диаграмм, а также какие-то сложносоставные формулы и вычисления. Эта малопонятная простому обывателю информация, как сильное магическое заклинание, полностью овладела разумом ученого и буквально погрузила его в себя. Мозг ученого уже полностью осознал масштаб надвигающейся катастрофы, но простая человеческая сущность активно сопротивлялась и не хотела принимать столь ужасающую действительность.

"Тяжело, больно и не хочется верить… Но совпадений слишком много, а факты, как известно вещь упрямая."

Мысли о правдивой и пугающей реалистичности полученной информации не давали покоя. Все остальное само собой бесследно испарилось, уходя на дальние, второстепенные планы. Так бывает, когда по-настоящему значительное и важное нарастающим тревожным набатом непрерывно стучит в голове и настойчиво требует выхода.

Вот и сейчас Жаров внезапно остановился в середине слабо освещенного коридора, словно в одну секунду забыл, зачем и куда шел. Неспешно осматриваясь, он понемногу пришел в себя и удивленно понял, что проскочил мимо своего кабинета. Еще через мгновение осознанность вернулась к нему, а так сильно беспокоящие мысли чуть отступили в сторону, давая возможность действовать. Виктор Степанович немного вернулся и резко шагнул в знакомый ему поворот. Проходя мимо внушающего уважение своим исполинским размером старого фикуса, ученый заметил тонкую полоску света из-под двери своего кабинета.

"Точно помню, что выключал", – с некой внутренней тревогой подумал Жаров.

Ему совсем не хотелось отвлекаться на ненужные сейчас разговоры или объяснения. Но в то же время мучительная ноша страшной информации давила с такой колоссальной силой, что ученому просто жизненно необходимо было с кем-то ею поделиться.

В кабинете, удобно устроившись в гостевом кресле и нервно потирая руки, его с нетерпением ждал Костя Василенко. Точнее, Константин Михайлович Василенко, свежеиспеченный доктор физико-математических наук, его заместитель, первостепенный помощник и главный соратник во всех научных начинаниях.

– Ты же к даме сердца ушел. Свидание не состоялось? – аккуратно прикрывая за собой дверь, с показным интересом спросил Жаров.

Всего полтора часа назад он бы развил эту тему до невиданных, недосягаемых простым людям высот. Колкая и жгучая, зачастую с признаками юмористического яда ирония считалась отличительной чертой Жарова. В этом он значительно преуспел, а по институту ходили разговоры, что без насмешек, язвительности и ироничного сарказма, разговаривать Жаров уже не умеет. Но нужно отдать ему должное, он никогда не шутил зло, не тыкал людям в больные места и вообще был хорошим человеком. отзывчивым и добрым, без задранного до небес самолюбия, неприятной для людей гордыни или высокомерия. Хотя именно сейчас, после полученной информации, Жарову было на самом-то деле абсолютно наплевать на несостоявшееся свидание холостого зама.

– Нормально все, мы встретились. Я ей объяснил, что моя работа очень важна для человечества и иногда требует безотлагательного, личного присутствия. Ты же меня знаешь, насколько убедительно и веско я могу иногда говорить, – кривовато улыбаясь, Василенко даже сжал ладони в небольшой импровизированный шар.

Он пытался неумело пошутить, но давалось ему это с явным трудом. Голос предательски дрожал от нервного возбуждения, а руки едва заметно подрагивали. Поддельная улыбка, лишь на несколько секунд возникшая на его тонких губах, также поспешно пропала, а лицо выражало настороженное ожидание. Василенко изрядно волновался, и скрыть это возбужденное беспокойство у него не получалось.

– Волнуешься? – с долей сочувствия спросил Виктор Степанович, всматриваясь взъерошенному заму в глубину его серых глаз.

– Очень, – честно признался тот, понимая, что скрывать свою естественную реакцию особого смысла нет. – А вы?

– Уже нет. Я получил данные…

Изо всей силы стараясь сдержаться и выглядеть максимально спокойно, Василенко до тупой боли в немеющих пальцах, сжал кулаки. С усилием загоняя в легкие воздух, он натужно разлепил побелевшие от мучительного напряжения губы.

– А мне. Скажите мне…

Не сводя угрюмого взгляда с потемневшего от времени скола на блестящем полу, Жаров некоторое время драматично молчал. Его руки в это время противоестественно двигались, пытаясь расстегнуть маленькую пуговицу на рубашке. Зажатый в кулаке лист бумаги изрядно мешал, а упорная пуговица явно не хотела так просто сдаваться. После третьей попытки Виктор Степанович тихо матюгнулся и энергично дернул рукой. С приглушенным щелчком очаг сопротивления был побежден, а виновница торжества отправилась по длинной баллистической траектории в свой последний и единственный полет. Как только ученый услышал звук падения маленького кусочка пластика на пол, в его голове будто что-то переключилось и аномальный ступор прошел. С облегчением освобождая легкие, Жаров шумно выдохнул и без дальнейшего промедления передал зловещий лист бумаги коллеге.

Без ненужных слов Василенко порывисто отвернулся к стене и с нездоровым выражением лица сосредоточенно погрузился в текст.

Пять минут, пока возбужденный мозг Василенко, с жадностью и тревогой насыщался информацией о проведенном их программой анализе данных, оба ученых терпеливо молчали. Жаров, к которому сейчас пришло состояние повышенной нервозности, безостановочно ходил из одного угла кабинета в другой и непрерывно курил. Постоянно борясь со своим внутренним демоном, он так и не смог победить эту мерзкую и отравляющую жизнь слабость.

– Хватит дымить как паровоз. Что будем делать?

Первые слова зама, сказанные им с особой остервенелостью, Жаров проигнорировал, пропуская их мимо ушей. А вот вопрос… Этот вопрос он и сам задавал себе уже много раз, но так и не решался дать на него ответ. Огромная ответственность чудовищным грузом ложилась на уже немолодые плечи ученого. Его первоочередное решение в эту секунду может погубить не одну сотню жизней, а может быть, и спасет миллионы.

– Выскажи сначала ты свое мнение, – спокойно и бесстрастно, словно он уже сделал выбор и знает правильное решение, Виктор Степанович обратился к заместителю.

Без особых раздумий, тот бегло затараторил, иногда заикаясь и проглатывая от излишнего возбуждения некоторые звуки.

– Я не верю! Шанс – один на сто тысяч. Почему именно в этот момент должен произойти выброс? Ведь для э-т-т-того сотни факторов должны сойтись вместе. В одной м-м-микроскопической точке пространства и времени. Н-не верю! Так не… бывает!

– Знаешь, Костя, больше всего это сейчас похоже на некую попытку засунуть голову поглубже в песок. Поверь мне, я первые десять минут думал и рассуждал точно так же, – уже полностью контролируя свои чувства и эмоции, с каменным лицом египетского сфинкса, сдержанно и невозмутимо заговорил Жаров. – Наше человеческое сознание, отчаянно и упорно, не желает верить даже в теоретическую вероятность кардинальных изменений в мироустройстве. Все идет привычно, ровненько, без серьезных сбоев – и тут бац… Жизнь, если она еще сохранится, в один страшный миг перевернется с ног на голову.

– Если сохранится? – встряхнул болезненным вопросом сам себя Василенко.

Его глаза, и без того довольно большие и круглые, сейчас превратились в две огромные, с туманным налетом светло-серого цвета, линзы телескопа. Главный вопрос, который буквально сорвался с губ Василенко, оказался настолько насыщен разными чувственными переживаниями, что небольшое помещение мгновенно наполнилось неощутимым ароматом этого странного букета. Пугающий страх за свою жизнь, злость на всех и вся, возмущение от факта, что это происходит именно с ним, досада по поводу отсутствия возможности хоть что-то изменить и общее недовольство ситуацией. Именно первобытный страх от опасности потерять жизнь, этот изначально врожденный инстинкт самосохранения, крикливо звучал громче всего, многократно перекрывая все остальное.

– К сожалению, такая вероятность существует, – с силой сдавливая пальцами виски, глухо и отрешенно произнес Жаров.

– Я чего-то не знаю? – совсем упавшим голосом спросил Василенко у стоящего перед ним начальника.

– Костя, все ты знаешь. Знаешь досконально точно и наверняка. Вот только поверить не можешь.

– Не могу, – нервно покусывая нижнюю губу, понуро помотал головой Василенко.

Невнятно бормоча и не обращая больше внимания на руководителя, он ткнул локти в колени и с видом умирающего лебедя обреченно уронил взлохмаченную голову в раскрытые кверху ладони.

Стараясь пока не обращать внимания на потерявшего самообладание товарища, Жаров выбил из пачки очередную сигарету и жадно закурил. С неподдельным удовольствием он во весь объем легких вдыхал отравленный дым. Жаров до фанатизма любил курить, а больше всего ему нравились сигареты с ментолом.

Сладковато-приторный вкус, специфичный аромат, а главное, сам процесс употребления табака. Достать эту ядовитую палочку, чуть размять двумя пальцами, не касаясь носом, обязательно понюхать и эффектно щелкнуть серебряной зажигалкой. Каждый раз именно так и никак иначе. Этот особый ритуал имел для него некую психологическую ценность и поэтому он оставался неизменным уже почти тридцать лет. В силу возраста, полученных знаний и умения рассуждать здраво, Жаров прекрасно понимал все негативное влияние столь пагубной привычки. Замечая внутри себя начинающую проявляться болезнетворную симптоматику, он несколько раз пробовал бросить. Безнадежно пил горстями таблетки, обматывался антиникотиновыми пластырями и давился противным на вкус спреем. Но увы и ах… Самое крупное его достижение не дотянуло и до трех месяцев. Как отчаянно он потом себя ругал! Сердился, краснел, ходил по квартире кругами и читал сам себе лекции о вреде курения. Не менее получаса его эрудированный мозг сыпал вредными для человека элементами из таблицы Менделеева, сложносоставными смесями и ядами. Затем он затихал, медленно садился в любимое кресло-качалку и бережно, как величайшую ценность, брал в руки… сигарету.

"Какая все-таки гадость!", – самокритично подумал Жаров, тщательно разминая очередной окурок в пепельнице.

Противный, горьковатый привкус химии во рту от невероятного множества выкуренных натощак сигарет лишь подтвердил его мысли. Из этого случайно возникшего калейдоскопа достаточно безнадежных мыслей и воспоминаний его вернули в реальность странные звуки поблизости. Оглядываясь, Виктор Степанович внимательно, словно видит первый раз в жизни, посмотрел на сгорбившегося зама. Тот начал тихонько всхлипывать, а буквально через пару секунд и жалобно поскуливать.

– … мы все … умрем, все умрем, – лишь эти слова можно было отчетливо разобрать сквозь нагромождение неприятных для Жарова звуков.

– Поверил…

Ничего больше не говоря, руководитель лаборатории налил из стеклянного кувшина на столе полный бокал воды. Особо не церемонясь, он дернул наотмашь рукой и порывисто выплеснул содержимое точно в лицо Василенко. От неожиданности тот нелепо замахал руками перед собой, сдавленно закашлялся и вскочил на ноги.

– Виктор Степанович, что за глупая выходка?

Ответа не последовало. Полминуты тишины и напряженного взгляда глаза в глаза. Затем голос Василенко изменился, а тональность обрела более позитивный окрас.

– Спасибо, шеф, – честно, от души, поблагодарил он Жарова и напоследок, немного по-детски шмыгнул носом.

– Иди умойся и приведи себя в порядок. Начинаем работать, у нас полно дел…

Через пять минут Василенко вернулся в кабинет совершенно другим человеком. Нервозные проявления минутной слабости окончательно покинули молодого человека, а вместо них появились понимание и предельный самоконтроль.

– Ну вот, совсем другое дело, – одобрительно хмыкнул Жаров, нехотя отрывая глаза от многоступенчатой цветной диаграммы на мониторе. – Сейчас ты похож на того Константина Василенко, которого я брал к себе в лабораторию четыре года назад. А до этого здесь присутствовал совершенно незнакомый мне человек.

– Спасибо вам еще раз! Если бы не…

– Стоп! – предостерегающе поднимая руку, Виктор Степанович не совсем вежливо оборвал зама на полуслове. – Не продолжай, это уже лишнее. Все эмоции, чувства и переживания сейчас будут нам только мешать. Холодный разум и ничего лишнего.

– Согласен с вами. Что мне делать?

На лице молодого ученого, как на агитационном плакате времен Советского Союза, появилось явственно читаемое выражение решительности и желания быть полезным. Внутренний эгоизм скукожился до микроскопического размера и торопливо, иногда с опаской оглядываясь, спрятался в самом дальнем углу человеческой души. Вместо него на передовую этой невидимой глазу войны, изредка постукивая себя кулаком в грудь, вышла победоносная смелость. Подлинное стремление и готовность помочь читались так отчетливо, что Жаров невольно улыбнулся. Всего на одно мгновение, но этого вполне хватило для возврата симпатии к своему молодому коллеге.

– Так…, – Жаров на секунду задумался. – Твой английский на порядок лучше моего, поэтому ты общаешься с иностранцами. За тобой все международные контакты и связи. Бери мою записную книжку и начинай звонить. Марку Стивенсу из НАСА, Роджеру Кауфману в Национальную академию наук США, Ху Вею из Китайской национальной обсерватории, Дине Равчевой в Болгарию и Михаэлю Мейеру во Фрайбург. Я, конечно, неоднократно с ними уже говорил и консультировался по этому вопросу, но сейчас все изменилось…

– А вы?

– Мне достаются все ученые, говорящие на русском. А затем… Затем, для особо важного разговора, мы будем пробиваться на самый верх.

В завершение своих слов, Жаров с видом тайного заговорщика показательно поднял вверх глаза и указательный палец правой руки.

– Мы будем звонить президенту? – инстинктивно, чуть снижая голос, поинтересовался Василенко.

– Тут пригодны и хороши любые способы, средства, методы. Может быть, не сами, а может, и не звонить, но этот разговор обязательно должен состояться. Чем раньше мы сможем его осуществить, тем лучше.

На несколько секунд Жаров завис, мысленно пробегая по будущему разговору с президентом, но быстро вернулся в действительность.

– Тебе все ясно? Вопросы есть?

В ответ на обращение руководителя Василенко лишь показал сжатые до боли кулаки и безмолвно кивнул головой.

– Тогда поехали…

США. Вашингтон. Белый дом.

Немногочисленная делегация высокопоставленных представителей НАСА через нескольких минут после начала доклада испытала на себе праведный гнев американской администрации. Солидные ученые мужи, имеющие множество наград и регалий, подобно провинившимся после плохо сданного экзамена школьникам, понуро стояли и молчали перед высшим руководством своей страны.

Самые болезненные и душещипательные эмоции уже прошли. Первая новость о том, что очень скоро их родная планета подвергнется самому тяжелому за всю историю человечества испытанию, ударила каждого из присутствующих по-своему…

Президент принял ее очень достойно и хладнокровно, без видимой потери самоконтроля. Как истинный военный, имеющий настоящий боевой опыт, спокойно и без излишних переживаний отреагировал на небывалое известие и министр обороны. Лишь вице-президент возбужденно ходил по кабинету взад и вперед, безудержно ругаясь и исступленно матерясь. Его глаза злобно сверкали неприкрытой яростью, а в уголках рта начала некрасиво собираться пена. В одном из особо острых порывов собственного страха он исступленно схватил с президентского стола небольшую статуэтку Авраама Линкольна и попытался швырнуть ее в кого-то из представителей НАСА. К счастью, рядом с ним в этот момент стоял начальник службы безопасности. Секунда… – и хлипкая рука вице-президента оказалась зажата в могучем хвате главного президентского телохранителя. Понадобилось не менее трех минут, прежде чем накал страстей сбавил свой градус и атмосфера в кабинете стала приемлемой для продолжения разговора.

– Как такое вообще возможно? – все еще гневно сотрясая в воздухе сжатым кулаком, истерично кричал вице-президент. – Почему мы так поздно узнаем об этом? Почему русские опять первые? Да и как…

– Помолчите Роберт! От ваших криков у меня разболелась голова, – жестко осек своего заместителя президент. – В корне не те вопросы. Не об этом нужно думать.

– Да? Ну тогда разговаривай с ними сам, я умываю руки, – безрадостно и как-то совсем обреченно отмахнулся тот и бесформенной тушей опустился в одно из пустующих кресел.

– Насколько сильный ожидается ущерб и как мы можем его минимизировать? – уравновешенно, даже чуть флегматично обратился президент к стоящему первым руководителю космического агентства.

Последующая реакция оказалась совершенно не той, которую ожидал глава государства. Руководитель НАСА глупо и довольно нелепо улыбнулся, пытаясь скрыть неловкость от недостатка информации, да и научных знаний в целом.

– Господин президент, мы не можем с достоверной точностью дать сейчас такой прогноз. Это очень сложная и многоступенчатая проблема. На проработку и увязку всех данных нужно время и дополнительные кадровые ресурсы, – чиновник начал активно плавать и вилять, пытаться выйти из ситуации не потеряв лицо.

– Я вас понял. Можете встать где-нибудь позади. А мы лучше послушаем людей, которые более подкованы в этом вопросе. Не обижайтесь, но сейчас, как нельзя лучше подходит пословица про козла, который никогда не сможет дать молока.

Директор просто и без лишних слов спешно отошел назад и скромно встал за спинами ученых.

– Можно мне? – высокий мужчина в крупных, с толстыми линзами, очках сделал маленький шаг вперед.

– Я помогу тебе, – следом отозвался еще один и, встряхнув взъерошенной копной седых волос, смело встал рядом с первым.

– Можете сказать хоть что-то внятное, дать обоснованную и объективную информацию? – министр обороны, решительно прострелил мужчин тяжелым взглядом и шагнул им навстречу.

– Я Марк Стивенс, директор программы "Око" в центре Годдарда. А это профессор Роджер Кауфман из Национальной академии наук.

– Рассказывайте, но попроще, – вставил свое веское слово президент, аккуратно присаживаясь на краешек письменного стола.

Мужчины переглянулись, быстро обменялись взглядами и первым начал говорить Стивенс.

– Многолетние наблюдения за солнечной активностью так и не дали каких-либо системных закономерностей по вспышкам и выбросам на Солнце. Подтвердить их цикличную регулярность или абсолютную случайность со стопроцентной гарантией мы тоже не можем. Да, есть подвижки и некоторые наработки в области прогнозирования. Имеются хорошие результаты по наблюдению и фиксации солнечных пятен, вспышек, корональных выбросов. Ранее выявленный одиннадцатилетний цикл не дает никаких условных гарантий, – видя в глазах людей перед собой непонимание, Стивенс сделал успокаивающий жест рукой. – Я сейчас объясню. Существует период относительного спокойствия солнечной активности, а есть период, когда она значительно возрастает. Пятен становится больше, количество вспышек и выбросов возрастает, а их мощность увеличивается. Но даже в условно спокойный период всегда имеется вероятность выброса солнечной энергии. Временное уменьшение солнечной активности, не является гарантом спокойствия для нас, жителей Земли.

– Мы уже поняли это, – глядя на говорящего исподлобья, вполголоса прошипел вице-президент.

Совершенно не обращая внимания на прозвучавшие слова, ученый продолжил говорить предельно спокойно:

– Мои слова к тому, что полноценно работающего механизма прогнозирования вспышек и выбросов, именно на ранней стадии возникновения, фактически не существует. Мы наблюдаем, делаем теоретические раскладки и каждый раз ждем.

– Звучит как неутешительная отговорка, – с горьким сарказмом в голосе заметил отошедший к массивным часам у стены министр обороны. – Вы тратите миллиарды долларов в год. Неужели нельзя заранее вычислить такие колоссальные вещи?

– Вы тоже тратите миллиарды, а эффективной системы ПРО у нас до сих пор нет, – вице-президент не преминул воспользоваться ситуацией и лишний раз напомнить о сложных отношениях с министром обороны.

– Прекратите оба!

Долготерпению президента все-таки пришел конец, и он гневно повысил голос.

– Что вы тут устраиваете! Стоит только вам пересечься, сразу превращаетесь в двух сварливых старух, которые постоянно стараются друг другу подгадить. Мир стоит на грани возможной планетарной катастрофы, а вы двое ведете себя как полные идиоты.

Возникла напряженная тишина. Два государственных мужа, наделенные огромной властью, сейчас стояли с опущенными головами и молчали. Очень влиятельные люди с огромным багажом знаний и опыта в эту минуту были больше похожи на провинившихся малолетних хулиганов, которых поймал за руку и пристыдил проходящий мимо полицейский.

– Ладно не обижайтесь. Сами виноваты, – с примирительной интонацией изрек президент, а через секунду добавил: – Прочь из голов всю мимолетную чепуху. Давайте говорить только по делу.

После этого он стремительно повернулся к группе ученых и, приглашая продолжить беседу, дружелюбно развел в стороны руки.

– Рассказывайте дальше, Марк.

Не дожидаясь повторного приглашения, ученый заговорил сразу и без промедления:

– Как я уже говорил ранее, некоторые явления, происходящие на Солнце, достаточно непредсказуемы и ученые очень далеки от разгадки механизма их работы. Гарантированно прогнозировать каждую вспышку мы пока не в силах. Появившееся, даже крупное пятно, совершенно не обязательно станет вспышкой или выбросом. Пятна возникают постоянно, с бессистемной периодичностью. Турбулентные завихрения, которые рождаются в результате контакта разных солнечных слоев, также неизменны в своем хаотичном порядке уже миллиарды лет. Мы, конечно, знаем фундаментальные основы физических процессов на Солнце, но этого катастрофически мало, чтобы делать гарантированные прогнозы по времени, месту, силе и направлению вспышек или выбросов. Естественно, что мы более активно следим за теми пятнами, которые начинают собираться в группы. Ведь именно в таких группах чаще всего происходит изменение мощных магнитных линий, которые, в свою очередь, имеют разную полярность, и именно они отвечают за глобальный всплеск излучения или солнечную вспышку. Можно, пожалуйста, воды? – делая вынужденную остановку в своем околонаучном эссе, вежливо попросил Стивенс.

Министр обороны протянул руку к скрытой за деревянной фальшь панелью дверце холодильника. За секунду прикидывая в руке вес бутылки, он точным навесом бросил ее Стивенсу. Тот ловко поймал бутылку с живительной влагой, сделал один большой жадный глоток и возобновил свой мини-экскурс в физику Солнца.

– Мы со всем своим научным и техническим потенциалом, на основе анализа магнитных полей Солнца можем лишь примерно высчитать появления вспышки. При совсем явных признаках – за несколько дней до выброса.

– Почему так поздно? – недовольно бросил вопрос вице-президент.

– Магнитная структура нашей звезды крайне неустойчива и непредсказуема. Даже при большом скоплении пятен вспышки может не быть. Но бывает и наоборот. Одинокое пятно за короткое время видоизменяется и рождает выброс. Делать такие прогнозы – это все равно, что стрелять баллистической ракетой в летящего комара.

– Хорошо. В общих чертах понятно.

Президент оторвался от стола, обошел его со стороны министра обороны и устало опустился в свое кресло.

– Расскажите, что все-таки происходит сейчас. Но не в двух словах, как в начале нашего разговора, когда вы просто прибили нас этой новостью, а немного более детально. Как узнали? Сколько у нас времени? И возвращаясь к моим предыдущим вопросам, какие нас ждут последствия?

Ученые снова переглянулись, что-то прочли в глазах друг друга и на этот раз слово взял Кауфман.

– Я уже много лет веду научную деятельность в довольно плотном сотрудничестве с русскими учеными. У них немного космических аппаратов, связанных с Солнцем, но прекрасно оборудованные обсерватории и отличные телескопы. А самое главное, что среди них много замечательных ученых…

– Опять эти русские. Куда ни ткни, везде они, – с чувством особого негодования и досады произнес вице-президент, не в силах сдержать внутренние эмоции.

Он горел желанием добавить еще что-то обидное, но обжигающий и значительный взгляд президента не дал ему закончить.

– Могу продолжить? – с легким налетом иронии обратился Кауфман к президенту.

– Да, да. Конечно, – все еще пристально глядя на своего заместителя, поспешил ответить тот.

– К великому сожалению, не имею возможности с уверенностью сказать за весь русский народ, но их ученые, как люди, достойны огромного уважения. Умные, в основной своей массе честные, постоянно уважительные и всегда готовые прийти на помощь. Понимаю, что мои слова не относятся к делу, но не отметить данного факта просто не могу, – после этих слов ученый выразительно посмотрел на вице-президента, но особого внимания все же заострять не стал. – По своему рабочему профилю чаще других общаюсь с профессором Жаровым из города Иркутска. У нас схожие направления деятельности, мы знакомы лично и неоднократно встречались на научных конференциях. Очень умный, порядочный человек и, бесспорно, один из лучших специалистов в своей области. Его научно-исследовательская деятельность напрямую связана с изучением солнечных пятен, их зарождения, условной жизни и смерти. В своих научных работах Жаров основное внимание уделяет группированию пятен и их, если так можно выразиться, поведению именно в группах.

– Рождение, жизнь, смерть, поведение, группировки… Вы серьезно? Это же просто пятна на поверхности одной из миллиардов звезд во вселенной, – не особо стараясь скрыть насмешливые интонации в словах, еще раз невежливо влез вице-президент.

Но буквально через пару секунд его лицо изменило свое выражение. Видимо, мысли о том, что в науке он является полнейшим дилетантом и в данную минуту выглядит крайне глупо, заняли свое лидирующее место и оказали правильное воздействие.

– Прошу меня простить за торопливые и лишние слова, – глухо прозвучал голос второго человека в государстве. – Впредь воздержусь от ненужных комментариев.

В ответ Кауфман лишь едва заметно кивнул головой, давая понять, что принимает озвученные вице-президентом извинения.

– Как уже говорили в самом начале нашего разговора, на Солнце ожидается мощнейшая вспышка. В интервале от шести часов до суток магнитные линии одной неожиданно появившейся и крупной группы пятен рекомбинируют с линиями другой, которая подошла достаточно близко. По действующему протоколу аварийные службы предупреждены еще два дня назад, но мы не ожидали таких серьезных показателей.

– Какова возможная вероятность этого события? – больше не сдерживая себя, задал острый вопрос министр обороны, едва в словах ученого возникла кратковременная пауза.

– Мы считаем около пятидесяти процентов.

– Так это не страшная цифра, – министр обороны даже выдохнул с некоторым облегчением.

– Жаров твердо убежден, что шанс вспышки не менее девяноста процентов и она будет не одна. Полтора часа назад нам звонил его заместитель и поделился точной информацией после проведения всех расчетов. Двадцать минут назад я разговаривал с Виктором сам. Мне он сказал, что взрыв неизбежен, вспышек будет несколько и нужно готовиться к самому худшему сценарию. Вероятным плюсом к вспышкам, правда, тут наши мнения расходятся, Жаров считает огромный корональный выброс. По его словам, вспышки пересекутся с выбросом и это неизбежно увеличит воздействие на планету. А самое неприятное и, я не могу с ним не согласится в этом, пятна расположены практически напротив Земли. Наша планета находится в самом эпицентре будущего удара и грядущие воздействия пройдутся по ней с максимально поражающей силой…

Если до этого атмосфера в президентском кабинете лишь обжигала своей раскаленной тревожностью, то сейчас драматический эффект многократно усилился, снова загоняя людей в напряженный плен человеческого страха. Во взрывоопасной тишине всеобщего ступора, совсем чуть-чуть перебивая гробовое безмолвие, было слышно лишь натужно монотонное и едва различимое бормотание. Это, стоя позади всех, плотно прикрывая лицо трясущимися от зарождающейся паники ладонями, с особой жадностью и упоением молился директор космического агентства.

– Какие последствия, – без особых усилий, как банку кошачьих консервов, вскрыл тягостное безмолвие президент.

В силу природных качеств, а отчасти под давлением своего положения и присущей ответственности, он не потерял присутствия духа и самообладания. Его голос не дрожал, даже, наоборот, звучал еще более уверенно и непреклонно.

– Мы пока не можем об этом знать точно.

– Не увиливайте! Руководство страны должно быть информировано на сто процентов! – строго, даже немного грозно произнес министр обороны и несколько раз несильно постучал кулаком по боковине кресла, будто в доказательство серьезности своих слов.

– Так этого никто не знает. До момента вспышки все озвученные цифры лишь абстрактные предположения и теории, – медленно перетаптываясь с ноги на ногу, ученый выдавил из себя печальную полуулыбку и как-то разочарованно развел руками.

– Как? Поясните, – не совсем понимая сказанное, командным тоном потребовал вице-президент. – Раньше ведь вы давали такие прогнозы.

– Да, давали, – несколько апатично, на грани каменного безразличия, согласился Кауфман. – Но судить о силе взрыва, пока граната лежит в кармане, крайне сложно и может…