Текст книги "Совок 14 (СИ)"

Автор книги: Вадим Агарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Подожди здесь, я всё-таки зайду к Валентине, узнаю, как там Данилин! – всё же решилась добродетельная начальница на самовольную отлучку с подчинённым, – Ты пока допивай чай! – указала она глазами на сырники. – Я быстро!

Я доедал пожертвованный мне провиант, запивал его сладким чаем и боролся с малодушным желанием без промедления и по-английски сквозануть из райотдела. Домой. Где меня ждёт горячая ванна, сухое бельё и заботливая Лиза с едой. Едой, если и уступающей зуевской по вкусноте, то совсем не намного.

Однако, угрызения совести и чувство долга за беззастенчиво съеденную лидину пайку победили. К тому же дома меня ждал только харч, а в гостях у Зуевой, помимо него я рассчитывал еще и на обладание её роскошным белым телом. И именно этот довод после длительного капуцинского воздержания стал для меня решающим.

Всю дорогу до дома я рассказывал своей руководительнице, что уже успел сделать по спекуляции и, что сделать планирую. Стараясь не упускать самых незначительных подробностей.

– Говорят, что тебе из Кировского двух оперов и машину дали? – как бы между делом и как о чем-то обыденном, и малозначительном поинтересовалась Лида.

– Дали… – признался я, – А наш Тютюнник еще и Стаса Гриненко мне в помощь откомандировал. Данилин его убедил в такой необходимости. Но ты на мой вопрос не ответила, чем мне моё самоуправство с деньгами и вещдоками грозит? – перевёл я разговор на волнующую меня тему.

– Не знаю! – собрала брови в домик Лида, – Судье это точно, не понравится! Но в Кировском райсуде, насколько мне известно, у Данилина однокашник заместителем председателя работает! – посмотрела на меня со значением подруга-кормилица.

Я покачал головой, понимая, что вряд ли Алексей Константинович станет хлопотать за меня. Если он из-за моей персоны пустился во все тяжкие и, наплевав на все условности, забухал на службе, то скорее создаст дополнительную духоту, нежели поможет.

– К отцу кобылы своей прокурорской обратись! – глухим голосом посоветовала придумавшая для меня выход моя любимая женщина. – Для него это вопрос одного телефонного звонка…

А ведь права Лидия Андреевна! Сергей Степанович Копылов по своей должности курирует все административные госорганы города, включая и судебные. Ни одно назначение без согласования с ним не проходит и потому председатель суда Кировского района залупаться не посмеет. Против воли товарища Копылова он не пойдёт!

Тучи в моей душе сразу же разверзлись и уступили место солнечным лучам. А лицо Зуевой наоборот, сделалось сумрачным. Мне стало её жалко, могла бы и промолчать, но всё же, как и с едой, пошла ради меня на очередную жертву.

– Душа моя, а давай поцелуемся? – сбавил я скорость и свернул к бордюру, – Лида, ты просто не представляешь, как я по тебе соскучился!

Глава 10

– Нет, душа моя, ты знаешь, что люблю я тебя больше жизни, но ночевать сегодня всё же буду дома! – проявил я твёрдость, когда стоящая напротив босая и простоволосая Лидия Андреевна в пятый или шестой раз попыталась оставить меня на вторую ночь у себя. – Мне переодеться надо, да и трусы с носками сменить тоже не помешает! – необдуманно вывалил я последние козыри в оправдание своего отступления.

Вчера, после того, как мы с Зуевой добрались до её квартиры, я сначала почти час отмокал в ванне с горячей водой. А хозяйка-начальница всё это время чистила мой мундир от оставшихся на нём после обыска цыганской паутины и пыли. Потом она собирала на стол и мы вместе ужинали.

– Я же тебе всё постирала! – всё еще стоя напротив, обиженно возразила Лида на мои, показавшиеся ей нелогичными, отговорки, – А рубашку уже погладила! – указала она на отутюженное и висящее на плечиках форменное обмундирование.

– А ты забыла, что ради нашего с тобой сердечного общения, я на целые сутки оставил без присмотра старую больную женщину и проблемного ребёнка? – пустившись в откровенную демагогию, прибег я к последнему аргументу, – Неужели тебе не стыдно? Я тут от близости с тобой счастьем упиваюсь, а они бедолаги-брошенки там переживают, что я дома не ночевал! Я даже не сомневаюсь, что Пана к этой минуте уже вторую упаковку валидола доедает! Так что ты извини, Лида, но твоя черствость меня просто удивляет!

На самом деле, будь я сопливым юнцом двадцати с небольшим лет, я бы не задумываясь остался и на вторую ночь у Зуевой. Кормит она вкусно и, опять же, плоть у неё тугая и на ласку отзывчивая. И форму мою она в полный порядок привела, включая носки и нижнее бельё. Мечта, а не боевая подруга!

Всё это так! Но житейская мудрость человека, хорошо изучившего женщин, мне упрямо твердила, что за второй, совместно проведённой ночью подряд, последует и третья. А затем, и это уже неизбежно, непрерывным чередом будут четвёртая и пятая. Но после того, как я не приду к ней с жениховским визитом на шестую или седьмую ночь, наступит армагеддон. Сразу же после утренней оперативки она заявится в мой кабинет, где расплачется так горько и жалобно, что я почувствую себя самым последним мерзавцем. Во всём СССР. Или даже во всей вселенной. И, чтобы избавиться от чувства вины, сжигающего наивное юношеское сердце, совершу смертельную глупость. Скорее всего, и как это чаще всего бывает у безумных, но половозрелых юнцов, я сам приду к ней со своими тапками и зубной щеткой. Да так и останусь в лидиной однушке вплоть до того самого момента, когда наступит срок её предродового отпуска. А потом моя целеустремлённая Лида, точно знающая, чего она хочет от жизни и уже имея в своём активе совместно нажитое дитя, не преминет отконвоировать меня в ЗАГС. Для моей полной и безоговорочной капитуляции. Разумеется, с последующим переездом нашей полноценной ячейки советского общества в мою благоустроенную трёшку. Свят, свят, свят…

– Не хотел тебе говорить, любимая, но теперь думаю, что всё же правильнее будет сказать! – решительным круговым жестом поправил я резинку на трусах, а на лице, одновременно с этим изобразил печаль и тревогу, – Тебе бы поберечься надо! Со мной после последних следственных действий опасно рядом быть! Очень опасно, Лида!

Воспользовавшись минутой, пока Зуева с недоверчивой растерянностью меня разглядывала, я успел не только натянуть штаны и застегнуть ширинку, но и надеть рубаху с носками.

– Сергей, во что ты опять вляпался? – испуганно выдохнула начальница и обессилено оперлась рукой на створку шифоньера, – Это всё ликёро-водочный или уже что-то другое? Куда ты снова влёз, Сергей?

– Если бы только ликёро-водочный! «Ликёрка» по сравнению с моей новой бедой, это семечки! Всё гораздо хуже, душа моя! – застёгивая на поднятом воротнике рубашки резинку казённого галстука, ответил я, не убирая с лица грусть, – Меня вчера цыганская ведьма прокляла! Самая настоящая и специально для того обученная. Я у них там в таборе во время обыска наркоту и левые боеприпасы нашел, а они за это на меня порчу всем табором наслали! В отместку, Лида! За мою комсомольскую честность! Ты представляешь, любимая, какие они злобные твари⁈ А кировским операм, Стасу и еще двум понятым совсем не повезло! Их рожи, Лида, теперь шире твоей жопы! Попы, то есть… Их физиономии, Лида, так распухли, что ни глаз, ни ноздрей не видно! Вот, ей богу, не вру! Честное комсомольское! И заметь, Лида, всё это из-за меня!

В глазах Зуевой кроме страха за мою бедовую судьбу я заметил еще и недоверие. Времена нынче кондовые, советские и потому насквозь пропитанные атеистическим материализмом. А это в свою очередь означает, что народ вокруг по большей части безбожный. И посему не верит ни в еврейского бродяжку Христа, ни в его оппонента дьявола. Думаю, что именно по этой причине моё упоминание о нечистой силе в образе злобной цыганской ведьмы показалось Лиде неправдоподобным.

И, если прямо сейчас ей не доказать правдивость моей версии, она набросится на меня с утроенной силой. А в таком случае, без скандала мне из этого дома уже не уйти. Или придётся остаться. Навсегда. Н-да…

– Тогда собирайся, душа моя, съездим, Стаса Гриненко проведаем! Сама всё увидишь и убедишься! – дабы не сдать позиций холостяцкого суверенитета, отважился я на совместное посещение пострадавшего друга, – Я всё равно машину ему сегодня отогнать хотел, чтобы он завтра людей в общественном транспорте не пугал. Ну, чего ты молчишь, говори уже, поедешь со мной к Гриненко или нет?

Внимательно слушавшая этот экспромт Лидия Андреевна еще пару секунд недоверчиво меня разглядывала. Затем она встрепенулась, как проснувшаяся курица и отчаянно дёрнула пояс своего халатика.

Времени в этот воскресный, а потому абсолютно бесполезный для следствия день мне было не жалко. Те полчаса, которые Зуева потратила на наведение своего марафета, я провёл с пользой для души и в телесной приятности. За кухонным столом, получая истинное удовольствие от чая и ватрушек с творогом.

Я спокойно крутил баранку в сторону Садовой, а недоверчивая Лида хмурилась. Она время от времени всё бросала и бросала на меня косые взгляды из-под умеренно накрашенных ресниц. Видимо, мой рассказ о дьявольском коварстве цыганской мафии показался ей не слишком убедительным.

– Зря не веришь мне, любимая! – обиженно оскорбился я подозрением со стороны подруги в моей неискренности, – До того, как проклясть, цыгане меня еще и своими смуглыми красотками соблазняли! Одна из них, её, кстати, Розой зовут, меня даже за ноги ласково трогала! Если опять не веришь, ты тогда сама у Стаса об этом спроси!

Зуева сощурив свои красивые глаза, упёрлась в меня испытующим и уже менее добрым взглядом. Так мы и ехали минут десять или более того. Лида молчала, но глаз своих строгих с меня не сводила. По ним я так и не смог определить, какие мысли сейчас крутятся в её голове. Хотя и догадывался, что мысли эти добросердечными не были.

– Она красивая? – отвернувшись вправо и стараясь говорить бесстрастным тоном, спросила капитанша.

– Кто? – прикинулся я туповатым тормозом, – Ведьма, которая мне на спину плюнула и проклятье наложила?

– Да, ведьма! Ну и та Роза, которая тебя, как ты говоришь, трогала… – не стала придираться к моей несообразительности начальница.

– Нет, душа моя, та старая сука в сто раз страшнее смерти! – мои плечи непроизвольно передёрнулись от воспоминаний о бабке спекулянта Иоски Романенко. – Не приведи господь, если она ночью приснится!

– А эта Роза? – нипочем не желала униматься в своём любопытстве капитан Зуева, – Роза красивая?

– Роза? Роза да, Роза очень красивая! – вспомнил я коварную душой и прекрасную ликом цыганку, – Она, конечно, не такая красивая, как ты, но в то же время гораздо привлекательнее, чем Софи Лорен в ранней молодости!

К моему неудовольствию, подозрительности во взгляде Зуевой не убавилось. Она открыла рот, чтобы спросить что-то еще, но к моему счастью мы уже сворачивали с улицы Садовой в арку дома с номером двенадцать.

– Ну, чего сидишь? Пошли! – поторопил я Зуеву, выходя из машины напротив гриненковского подъезда, – Посмотришь, что тебя ждёт в самые ближайшие дни!

Присмиревшая Лида, не прекословя, вылезла и закнопив дверь, с силой захлопнула её. Обойдя автомобиль, она пристроилась рядом со мной.

– Сергей, Лида! – окликнули нас женским голосом от детской площадки. – Привет! Вы к нам?

Обернувшись, я увидел мадам Гриненко с обеими дочками. Мы поздоровались с Мариной. Подходить к ней близко я поостерёгся. Зуева обязательно пойдёт за мной и тогда они обязательно зацепятся языками.

– Мы не надолго, машину вот Стасу пригнал. Он дома? – тормознув Лиду за локоть, пояснил я жене друга своё присутствие.

– А где ему еще быть, с такой-то мордой⁈ – почему-то злорадно усмехнулась та, – Вы идите, пусть Стас чайник ставит, а я сейчас в гастроном сбегаю, чего-нибудь к чаю куплю!

Посиделки в компании дам в мои планы не входили, но оспаривать гостеприимный замысел Марины я не стал. Согласно кивнув ей и увлекая за собой свою спутницу, я поспешил к подъезду.

– А разве Гриненко здесь живёт? – шагая за мной, отморозилась удивлённая Лидия Андреевна, – У них же вроде малосемейка на Коммунальной? Мы у них там два года назад День милиции отмечали!

Я мысленно чертыхнулся. Надо же так лохануться! Сам же убеждал Стаса не афишировать в Октябрьском РОВД получение новой жилплощади!

– Теперь он здесь проживает. Это горком партии поспособствовал улучшению жилищных условий для семьи старшего лейтенанта Гриненко! – пропуская Зуеву в подъезд, уверенно выдал я недостоверную справку, – За особые заслуги перед Родиной трёхкомнатной квартирой наградили! Мне досрочное звание и орден достались, а Стасу новое жильё. Ты только помалкивай, душа моя, эта информация не для широкого круга!

Глаза у Лиды и так всегда были большими и выразительными. Но сейчас, даже в полумраке подъезда, они стали по блюдцу.

От подробных вопросов меня спасло то, что квартиру доблестному старлею наша благодарная Родина выдала на первом этаже. Подойдя к двери, я сразу же нажал на кнопку звонка.

Когда открылась дверь, я едва сдержал вздох облегчения. Специфический колорит и телесный объём лица, полученный вчера моим другом у разорённых пчелиных ульев, никуда не делись. Впрочем, по моему расчету, основанному на мнении специалиста из далёкой Колтубанки, опухоль с милицейского лица Гриненко спадёт не раньше, чем дня через четыре.

– Смотри, Лидия Андреевна, что с тобой будет, если ты от меня подальше держаться не будешь! Месяца полтора или даже дольше… – состроив на лице горемычную суровость, я еще несколько раз подмигнул оперу. – А теперь сама решай, готова ты ради нашей любви на такие жертвы? – со скорбью на лице обернулся я к охреневшей от жуткого зрелища подруге, – Да ты не стесняйся, Лида, ты проходи, чай сейчас пить будем!

Я настойчиво подтолкнул ядрёную попу своей начальницы вглубь просторного коридора стасовских хором.

– Но только учти, душа моя, домой ты уже с точно таким же лицом вернёшься! Наверное… Хотя, может, тебе и повезёт… Как думаешь, Стас, на неё цыганское проклятие сработает?

При моих последних словах Зуева резко остановилась и так же резво подалась назад. По ходу, как асфальтным катком, сметя меня своей роскошной кормой в сторону. И вдобавок еще больно наступив своим острым каблуком на ногу.

Широколицый домохозяин Гриненко в мой монолог благоразумно не вступал, но на хаотичные манёвры внезапно запаниковавшей Зуевой смотрел с интересом. Я на всякий случай еще раз подмигнул другу, давая тем самым понять, что ситуация непростая и, что от него требуется чуток изощрённой оперской вдумчивости. А, главное, его осторожность в словах.

Стас понял всё правильно. Меня он не подвёл и импровизацию мою не испортил. Опер, он и в черножопой Африке завсегда останется опером!

Тяжело вздохнув, старший лейтенант Гриненко горестно покачал головой и попытался изобразить на том, что еще недавно было его лицом, непереносимое душевное страдание. И глубочайшее сожаление о случившейся с ним беде.

Меня его мимика не тронула, а вот капитану Зуевой безобидной гримасы его нечеловеческого лица хватило с избытком. Наверное, потому, что оно сейчас больше походило не на лицо советского милиционера и даже просто человека. Оно походило на голую и необъятную жопу старшего следователя Риммы Моисеевны Шишко. Рыхлую и бесформенную. Которую, к своему счастью, я до сей минуты еще никогда не видел, и даст бог, никогда не увижу.

– Ты куда, любимая⁈ – только и успел я крикнуть вслед метнувшейся в подъезд Лидии Андреевне, – Подожди! А как же чай? А наша любовь?!!

Ответом мне было безмолвие испуганной женщины и стремительно удаляющийся цокот её каблучков. Потом хлопнула подъездная дверь и всё окончательно затихло.

– Не понял! Это что такое было? – удивлённо и даже обиженно поинтересовался Гриненко, подвинув ногой ко мне по роскошному паркету пару новых тапок, – За десять лет службы в следствии Лидка и не такое видела! – озабоченно придвинул он своё обличье к висящему на стене зеркалу.

Пришлось рассказать другу о посягательствах непосредственной начальницы на мою мущинскую свободу и холостяцкую независимость. И о спонтанно придуманной комбинации, которую я реализовал, используя временный недуг соратника.

– Но она же всё равно узнает! – скривился Стас, пытаясь изобразить неодобрение моей сомнительной инициативы, – Кировские на неделе Данилину сольют про наши подвиги в Зубчаниновке, а уж тот, будь уверен, на оперативке обязательно над тобой поглумится! Ты же сам знаешь, что за ним это не заржавеет!

– Знаю! – вынужден был я согласиться, – Но это будет не сегодня и не завтра! На, держи! – я протянул ему ключи от машины и серо-зелёную книжечку техпаспорта. – Не хочу, чтобы советские граждане завидовали твоей мужской привлекательности! Завтра заезжай за мной в восемь, на «шоколадку» поедем баб опрашивать.

– Думаешь, найдутся еще терпилы? – скептически усомнился Гриненко.

– Думаю! – подтвердил я, – Во всяком случае, очень на это надеюсь! Ладно, будь здоров, а я пойду, пока твоя благоверная не вернулась! – протянул я другу руку.

Дружеского рукопожатия Стас не пожалел, но всё-таки попытался меня задержать. Ему очень хотелось похвастаться новой мебелью в новой квартире. Однако проходить в его шикарные апартаменты я отказался, хоть мне и было позволено не разуваться.

– Извини, друг, но я домой хочу! – не стал я лукавить, поясняя свою несговорчивость, – Не выспался я сегодня! Вчера, после того, как всех вас развёз, я в райотдел сдуру попёрся, а там меня Лида безжалостно захомутала. Короче, домой я вчера так и не попал!

Сочувствие, выраженное другом на его новом лице, от иных, ранее проявленных им эмоций, ничем не отличалось. Всё то же самое колебание холодца. Еще раз обменявшись рукопожатием, мы всё же расстались.

Выйдя из подъезда, я неторопливо огляделся, внимательно изучив всё окружающее пространство. Зуевой, насколько хватало остроты моего зрения, нигде не было. Не удержавшись от тяжкого вздоха по поводу женского непостоянства, я зашагал в сторону арки.

Простояв на Садовой и убив почти двадцать минут на безрезультатные попытки поймать такси, я прагматично решил, что надо довольствоваться малым и поплёлся в сторону трамвайной остановки. Молодость, оно, конечно, хорошо, но вчера у меня был не самый лёгкий день. А потом еще и ночь оказалась стахановской. И теперь мне хотелось побыстрее вытянуть ноги на своём диване и безмятежно подремать. Этак минут триста…

Меня окликнули, когда я уже сворачивал с проспекта в свой двор.

– Корнеев? – через открытую заднюю дверь серого четыреста седьмого «Москвича» спросил меня незнакомый мужик, – Сергей Егорович?

Будь я посвежее и не таким задроченным, тогда, быть может, я и сумел бы среагировать так, как следовало. Но этого не случилось и в поясницу мне сзади что-то упёрлось. Что-то очень твёрдое и, скорее всего, металлическое. Очень напоминающее ствол пистолета.

– Не дуркуй, парень, не надо! – вместе со смрадом табачного перегара прогудел мне кто-то над правым ухом, – Ты же молодой, на хера тебе помирать раньше времени, давай, садись в машину!

Сонливость сразу же куда-то пропала. Прежде, чем шагнуть к открытой двери «Москвича» я даже успел пожалеть, что не принял предложения Лиды остаться у неё на вторую ночь.

– Двигай ходчее! – теперь уже совсем не стесняясь, больно ткнул меня стволом неизвестный злодей, – Если дёрнешься, то здесь же и останешься! Садись быстро!

Я встретился взглядом с сидевшим на заднем сиденье мужиком, и отчетливо понял, что со мной не шутят. После чего сделал шаг вперёд и полез в машину. Перед тем как в голове выключился свет, успел заметить, что мужик подвинулся к противоположной двери, освобождая мне место.

Глава 11

Странно, но когда я очнулся, голова почему-то не болела. Почти не болела. Либо мозг уже адаптировался к постоянным травмирующим его потрясениям, либо его там попросту уже не осталось. И моя многострадальная черепушка превратилась в сплошной однородный монолит. Кость и ничего более. Как у военных…

Во всяком случае, сознание моё было ясным и отчетливые мысли не рассыпались, как это бывало при прежних контузиях и травмах. Однако глаза всё же оказались незрячими. По ходу, чем-то замотанными.

Из общей совокупности всех этих «дано» я сделал единственно пришедший в ум вывод. Что на этот раз жизнь свела меня не с доморощенными урками, а с уважающими своё дело профессионалами. По крайней мере, тот, который меня сзади дюзнул по башке, в прикладной анестезиологии, уж точно, ни разу не новичок. Для дилетанта он слишком дозировано приложился к моему интеллекту. И не железкой, как это сделали бы уголовники. Видать, эти ребята рассчитывают на какой-то содержательный диалог со мной.

А еще больше меня порадовало то обстоятельство, что хулиганы лишили меня зрения. И, судя по отсутствию боли в глазах, лишили не кардинально. Что само по себе тоже не может не радовать. Если бы у пригласившей стороны был умысел на мою дальнейшую утилизацию, глаза бы мне не закрывали. Впрочем, это вовсе не факт. Сам бы я глаза пленённого клиента замотал в любом случае. Инструкции и правила воздействия на vip-задержанных, по которым когда-то сдавались зачеты, никто пока не отменял. Они едины для всех. Не только для МВД, но так же и для гэбни с грушниками.

Осторожно пошевелив зафиксированными за спиной руками, я по тактильным ощущениям пришел к выводу, что они скованы наручниками. Не связаны металлической проволокой или, паче того, верёвкой. Которая чувствуется совсем по-другому, а именно наручниками!

Данная немаловажная подробность одновременно, как порадовала, так и огорчила.

Это в девяностые резиновые дубинки, «Черёмуха» и наручники стали рутинной обыденностью. А сейчас это есть, ни что иное, как невиданная экзотика. Более свойственная для стран бесчеловечного капитализма и чистогана. А у нас в МВД СССР строго хранящаяся в оружейных комнатах и в опечатанных ящиках.

Наручников нет ни у кого. Ни у ППС, ни у ОВО и уж, тем более, у ГАИ. Почему-то так сложилось, что не приветствует советское государство атрибутов капиталистической полицейщины и царской жандармерии. Или хуже того, признаков повальных репрессий Ягодно-Ежовской эпохи. Категорически и принципиально не приветствует! Поэтому в школах милиции и на первоначальных курсах молодых ментов в режиме обязаловки учат применять такой приём, как «связывание». Обыкновенной верёвкой или брючным ремнём. И только на самые ответственные задержания операм выдаются заводские «браслеты». С обязательной их сдачей взад сразу же после проведённого мероприятия. Ибо это есть спецсредство. Применять которое в стране победившего социализма не принято по политическим мотивам. И потому такое применение в сегодняшние застойно-вегетарианские времена жестко регламентировано.

Оно понятно, что в личном владении у особо одарённых энтузиастов сыска наручники есть. Те, которые давно списаны или числятся кем-то и где-то утерянными. Но явление это редкое и сугубо неофициальное, а стало быть, существует оно в частном порядке и абсолютно нелегально. И боже упаси, если об этом кандальном девайсе, находящемся в личном пользовании какого-то мента узнает руководство! Само собой, не начальник родного «угла» или даже зам по опер, которые на данную вольность посмотрят сквозь пальцы. Это, если опер толковый и даёт сносную раскрываемость. Скандал рванёт, когда о «левых» браслетах прознает кто-нибудь рангом повыше означенных начальников. Или, чего доброго, совсем со стороны. Да еще, если из вышестоящего управления, а хуже того, из прокуратуры. Тогда обязательно быть беде и акту воспитательного кровопускания через анус виновного…

Пользуясь тем, что вражья машина пока еще движется и на меня никто не обращает внимания, я продолжил размышлять. Хотелось иметь хоть какое-то, пусть и самое минимальное, понимание происходящего. К тому роковому моменту, когда меня привезут на место финальной беседы.

А в том, что беседа будет, я нисколько не сомневался. В противном случае, меня бы устранили на месте. Сразу и без обременительных покатушек по городу.

– Он очнулся! – прозвучал сверху голос того, кто в этой компании отвечал за опцию «Выкл».

– Ну и хорошо! – ответил ему тот, который первым задал мне вопрос, Корнеев ли я. – Мы уже подъезжаем.

На немногословный перебрёх своих обидчиков реагировать я не стал. По причине временного цейтнота и слабой сообразительности головы. Вместо этого я с удвоенной интенсивностью продолжил морщить отбитый ум.

Итак, что мы имеем? Ведут себя эти ребята более, чем спокойно и вполне слаженно. Никакой босяцкой суеты, дебильных оскорблений, угроз. И уж, тем более, каких-то лишних движений они не совершают. В смысле пинков и пошлых зуботычин. Всех недружественных эволюций по отношению ко мне произведено ровно столько, сколько требовалось для дела. Опять же, эти долбанные наручники, мать их ети!

Коллеги по внутренним органам? Голубые соседи-смежники? Оба этих предположения имели полное право на их существование и дальнейшую прокачку. Но в любом случае, и в этом я уверен, эти уроды действуют неофициально. То есть, государственная машина здесь ни при чем. Не для того меня давеча осыпали милостями с самого верха государственного Олимпа, чтобы вот так по-варварски хватать и не пущать. К тому же я сейчас одет в форменное обмундирование офицера милиции. Мало того, эти троглодиты абсолютно точно знают, кто я таков есть. И что-то подсказывает мне, что для моих похитителей то обстоятельство, что в городе бесчинствует Москва, так же секретом не является. Значит и о моей роли в происходящих процессах им должно быть ведомо.

Или это Матыцын? Неужто Валентин Палыч сподобился на мальчишеское безрассудство?

Теоретически это возможно. Но только теоретически. Да, человек он совсем не по-пидорски жесткий. А еще он волевой и неглупый человек. Другими словами, крепкий персонаж, вполне способный на поступки. Но у меня есть моя старушка-интуиция. Которая в отличие от менструации морально неустойчивых пэтэушниц, меня никогда не подводила. И она мне нашептывала совсем другое. Не стал бы товарищ Матыцын совершать подобные глупости. Как раз по той причине, что человек он неглупый. Нет, не стал бы! Даже ради того, чтобы отомстить отмороженному комсомольцу, пустившему его жизнь под откос. Не до того ему сейчас. Я убеждён, что умная голова, пока еще великовельможного Валентина Павловича, сейчас полна совсем другими переживаниями.

Машина притормозила и остановилась. Потом тронулась вперёд и снова встала. Где-то сзади послышался лязг закрываемых ворот, а двигатель замолк.

– Выходим! – послышалось у меня над ухом, – Приехали!

От виска и до виска, включая брови и ресницы, резануло острой болью. С глаз содрали кусок широкого медицинского пластыря. Сразу после этого оглядеться у меня не получилось. Проморгался я только после того, как мою тушку грубо вытащили из салона «Москвича».

Виски и область глаз саднило от выдранных волос, бровей и ресниц. Но беспокоила меня не эта грубо навязанная услуга по депиляции. Тревожно мне стало от того, что неизвестные пленители вернули мне способность их видеть и запоминать. Ничего хорошего в этом их поступке я для себя не нашел. Тем более, что наручники с меня так и не сняли.

– Ну что, Корнеев, поговорим? – этот вопрос задал мне кряжистый мужик, вылезший с обратной стороны «Москвича». Это он первым завёл со мной разговор в самом начале нашей встречи.

Мысли в голове пока еще не выстроились и я решил потянуть время. Вместо ответа обвёл взглядом окружающее пространство. Это был гараж или автомастерская. Квадратов на восемьдесят или чуть больше. Явно не частное владение. Слишком просторно и слишком высокий здесь потолок. Да еще с кран-балкой наверху и токарным станком у правой стены. И с полуразобранным бортовым УАЗом, до которого «Москвич» не доехал трёх метров. Нет, не те нынче времена, чтобы в них так бессовестно процветали кустари-одиночки с мотором, с кранбалкой и УАЗом.

– Ты зря озираешься, парень! – послышалось сбоку, – Люди говорят, что ты не дурак и, что даже думать иногда умеешь. Это я к тому тебе говорю, что, чем меньше здесь чего-то рассмотришь, тем выше вероятность, что живым останешься!

Похоже, что мне только что попытались польстить. Не шибко умно и, я бы даже сказал, неуклюже. Обернувшись, я разглядел второго крепыша. Он, как и первый, был годов тридцати или тридцати пяти и так же коротко стрижен. Не так, как стригутся кабинетные работники МВД или КГБ, в том числе и боевики «Альфы». Нет, у этих волосы были гораздо короче, хоть и не под ноль. Прически стоявших рядом со мной злодеев больше годились для длительного разведвыхода, нежели для разовой акции по штурму СИЗО или самолёта. Такие стрижки удобны там, где отсутствует регулярность посещения душа. Но зато присутствует вероятность завшиветь. Нет, это не рафинированная «Альфа». Да и откуда взяться этой самой «Альфе» в нашем голодном Поволжье⁈

Однако, возраст у гадов не шибко подходящий для проживания в казарме. Староваты они для казармы и воинской повинности по призыву. Эх, пообщаться бы сейчас с ними на отвлеченные темы… Тогда бы можно было понять, кто передо мной, офицеры или прапора.

Так-так… «Вымпел» еще не создан. А, кроме того, не тот это калибр, чтобы использовать его по такому мелкому воробью, как я. Да еще факультативно, в частном порядке, то есть…

Но в том, что эти агрессивные дегенераты, стукнувшие меня по разуму, проходили или проходят службу в подразделениях нетривиального назначения, сомневаться глупо.

И всё же, до столицы нашей Родины, где квартируют элитные головорезы, стоящие на службе государства, целая тыща вёрст! Значит, эти откуда-то из местного недалёка. А неподалёку у нас только Черноречье с наполнением её гарнизона ГРУшной публикой спецназначения.

И да, я помню очень хорошо, как эти ребята в приснопамятные девяностые по всему Поволжью давали стране угля! Мелкого, но зато помногу и на любой вкус. С индивидуальными выездами по приглашению заказчика. Особенно во время ротаций в первую чеченюшную кампанию. И после неё, само собой! Оружия, взрывчатки и даже ручных гранатомётов они понавезли тогда много. Того, что списали на собственные боевые действия и того, что по случаю затрофеили у чичей. Чем-то из привезённого они торговали на потребу местных ОПГ, а что-то сами пускали в ход. И тоже, разумеется, на коммерческой основе. Был бы заказ. Без стеснения валили бандитов, коммерсов и всех прочих, за кого заплатят. Бизнес такой был у них.

Хреново то, что нам далеко не всё и не всегда удавалось им доказать. Но оперативной информации, причем достоверной, было столько и такой, что волосы вставали дыбом.